Текст книги "Операция без выстрела"
Автор книги: Владимир Орленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
А в полдень капитан Шульга сообщил по телефону о бандитском нападении на Батятичи. Головорезы банды Белоуса убили там секретаря сельсовета Андрущина, первого организатора колхоза Лигашевского, его жену и дочь.
– На место преступления выехала оперативная группа во главе с лейтенантом Андреем Васильковым, – докладывал Шульга. – В группе пять человек, но, думаю, в селе лейтенант найдет помощников.
– Какова численность банды? – поинтересовался секретарь райкома.
– Пока точно не установлено. В нападении приняло участие человек десять.
Перед поездкой в село Ермолай Яковлевич спросил Шульгу, что известно о банде Белоуса.
– Сам он – сын кулака. Во времена панской Польши учительствовал. В его банде Михайло Дружбляк, по кличке Прометей. Закончил духовную семинарию, а в годы оккупации работал следователем в полиции. К этой же шайке примыкают Степан Радник – кулак, бывший заместитель начальника полиции, и Феодосий Фик – в прошлом полицай, теперь эсбист [10]10
Сотрудник СБ, так называемой службы безопасности ОУН.
[Закрыть]…
– Проклятые националисты! И теперь не дают людям покоя, – садясь за баранку машины, говорил Паливода. – В годы оккупации верой и правдой служили фашистам. Таких народ не прощает, и они это знают, шалеют от злобы, готовы родную мать зарезать. Нет, вы только вдумайтесь, Дмитро Мусиевич: горстка вооруженных головорезов терроризирует целое село!
– Им недолго разбойничать. Пусть только народ получит оружие. Куда девается бандитский раж, когда они чувствуют силу? Мы на днях захватили нескольких бандитов, и первое, что они сказали: «Мы все сделали по приказу оуновских главарей». Правда, есть и такие, которых националисты действительно загнали в банду силой. После обращения правительства республики и ЦК Компартии Украины к участникам подполья об амнистии тех, кто явится с повинной, дело пойдет по-другому. В некоторых районах многие уже пришли с повинной, и у нас – до двух десятков…
«Да, здесь и райком партии должен найти свое место. Нужно помочь людям узнать об этом обращении», – подумал Паливода. И тут же спросил Шульгу:
– Вы говорили, что некоторые, сдав оружие, просят разрешить им вести борьбу против бандитов.
– А что здесь удивительного? Вот недавно пришла с повинной группа националистов. Они попросили дать им возможность бороться против тех, кто, угрожая смертью, вербовал молодежь в УПА.
– Ну, таким я бы дал оружие…
Проселочная дорога, что петляла между холмами, выбежала на равнину и легла длинным серпом вдоль скошенных нив. Вереницей тянулись белоствольные березы на выгоне.
От райцентра до Батятичей не так уж далеко, но Паливоде путь показался бесконечно длинным. Внешне, как всегда, спокойный, он с тревогой обдумывал, что скажет людям в этот печальный и трагический день.
– Как думаете, – обратился Ермолай Яковлевич к капитану, – не испугали бандиты батятических крестьян? Возьмутся они за оружие, если предложим создать группу самообороны?
Шульга зажег самокрутку и, выпустив струйку дыма, пожал плечами.
– Трудно сказать. Посмотрим на месте. В селах после таких трагедий, как в Батятичах, особенно страшно по ночам. Напуганным людям за каждым сараем мерещится бандит с обрезом.
В центре села было пусто. Только минут через двадцать, когда окончились похороны, появилась группа людей. Среди них – председатель сельсовета. Хмурое лицо, покрасневшие от усталости и недосыпания глаза, сгорбленная, словно надломленная, фигура говорили о пережитом горе.
Гибель активистов вызвала в Батятичах волну возмущения. Пока Паливода вполголоса беседовал с председателем сельсовета, местные жители тесным кольцом обступили капитана Шульгу, прося у него только одного – оружия. Митинговали все – женщины, мужчины, даже подростки. Толпа накатывалась, словно разгневанная стихия, и начальник райотдела НКГБ, чтобы успокоить людей, забрался на ступеньку машины и выкрикнул:
– Успокойтесь, наконец! Нельзя же так… А что касается оружия, то вы его получите. Вот сейчас составим список… – Дмитрий Мусиевич вынул блокнот. – Записывайтесь, товарищи, по одному. Женщин и детей прошу отойти.
Толпа отхлынула, вперед выступили добровольцы. Желающих оказалось слишком много. Договорились, что созданная группа самообороны на следующий день получит все необходимое.
Паливода и Шульга возвращались в райцентр той же дорогой. Издалека заметили всадника, который мчался навстречу. Поравнявшись с машиной, он остановил гнедого и стал махать рукой. Заскрипели тормоза. Ермолай Яковлевич опустил стекло и высунулся в окошко. В лицо ударило горячим конским дыханием.
– Что стряслось? – спросил Шульга, выскочив из машины.
– Банда Зарижного убила организаторов колхоза Братиша, Воляка, Степчишина. Я был в райцентре, там вас не застал. Езжайте в Беньков, а я за вами…
– Как же так?! – сраженный тягостной вестью воскликнул Шульга. – В селе же создана группа самообороны! – И, опустив голову, добавил с досадой: – Прозевали, видно, потеряли бдительность. Им же оружие доверили, жизнь человеческую.
Только на месте выяснились подробности. В момент нападения на село банды Зарижного группа местных «ястребков» под руководством оперуполномоченного лейтенанта Епифанова проводила операцию против шайки Очерета, о которой сообщила местная жительница Екатерина. Она предупредила, что националисты остановились в соседнем хуторе пообедать.
Оуновские головорезы не ожидали нападения «ястребков». И все-таки успели открыть огонь. Но сопротивление их было коротким. В ходе перестрелки были убиты Очерет и несколько его приближенных. Остальные бандиты сдались, и только нескольким удалось убежать.
Захваченных оуновцев под конвоем вывели из хаты и показали людям, которые уже толпились у сельсовета. С помощью местных жителей удалось установить, что задержанные – кулаки, бывшие полицаи, сынки униатских попов. Во время немецко-фашистской оккупации сотрудничали с гестапо, принимали участие в борьбе против подпольщиков и партизан.
– Таких банд, как шайка Очерета, Белоуса, Зарижного, на Львовщине немало, – сказал секретарь райкома в своем выступлении перед крестьянами. – Гитлеровцы оставили бандитам оружие. И теперь, когда фашистская Германия вот-вот потерпит крах, они любой ценой пытаются сорвать в селах социалистическое переустройство, и прежде всего организацию колхозов…
– Не выйдет! – крикнул пожилой мужчина. – Не такую силу одолела наша власть.
– Правильно, товарищи, не выйдет, – подхватил Паливода.
На основании некоторых данных в областном управлении НКГБ сделали вывод, что главари ОУН собираются послать за линию фронта новую группу связных. В ту пору нарушения западной границы не были редкостью. Советские пограничники довольно часто вступали в перестрелку с вооруженными бандами националистов, которые пытались с боями пробиться на запад или пройти незамеченными. И как ни прикрывали свои истинные намерения националистические лазутчики, органы государственной безопасности, как правило, раскрывали их.
На второй день после разгрома банды Очерета капитан Шульга побывал в областном управлении НКГБ. Он доложил майору Кротенко об операции, которую провел лейтенант Епифанов с участием группы «ястребков».
– О! Это хорошее начало, – обрадовался майор. – О банде сообщили «ястребки»?
– Нет, нет. Эти данные поступили от Катерины, она живет на хуторе, где скрывались бандиты.
– Это хорошо, – сказал Кротенко. – Что же это за находка, ваша Катерина?
– Ценная находка, причем ее ценность в том, что она сама решилась на такой отважный и в то же время опасный шаг. Об этом я и хочу посоветоваться.
Катерина хорошо знала головорезов Очерета, потому что с ними поддерживал связь ее свекор, кулак и националист. Но в последние дни появились новые, не местные бандиты. Они вели себя осторожней, время от времени куда-то исчезали. Женщина допускала, что бандиты прячутся неподалеку в бункере.
Шульга понимал: надо принимать меры, но хотел посоветоваться, как лучше сделать: брать бандитов сразу, когда обнаружится место их пребывания, или сначала проследить, с кем они поддерживают связь.
Как понял из доклада Петр Федорович Кротенко, речь шла о двух отдельных группах националистов. Контакты с одной из них, которая пряталась где-то в лесу или, может, в поле, установил Катеринин свекор.
Лейтенант Епифанов договорился с Катериной, где она и дальше будет оставлять для него информацию про бандитов.
– Расскажите подробней про Катерину, – попросил Кротенко.
– Она – дочь батрака. Муж, сын кулака, служил в полиции, сбежал с оккупантами. Женщина осталась одна с двумя маленькими детьми. Теперь свекор хочет распродать свое имущество, а то, что останется, сжечь и перейти со свекровью к невестке, то есть к Катерине, думает, что ее Советская власть не тронет. Катерина боится и свекра, и националистов, поэтому просит позволения передавать срочную информацию не лично – ее могут выследить, – а через родича-лесника, честного человека, которому она доверяет.
Беседа затянулась допоздна. Вечером капитана Шульгу пригласил начальник управления полковник Максим Петрович Соколюк.
– Интересная история, Дмитро Мусиевич, – сказал полковник, ознакомившись с делом. – По всем приметам Катеринин свекор – один из главарей ОУН, на связь с которым руководители из УПА не так давно направили посланца с секретной почтой. Уже на обратном пути во время нечаянной перестрелки с группой «ястребков» связной был тяжело ранен. В больнице, куда его немедленно доставили, бандеровец дал кое-какие сведения о группе националистов, которая вот-вот должна двинуться за границу. Но, к сожалению, оуновец умер, так и не сказав ничего конкретного. Возможно, что Катеринин свекор и был тем человеком, которому поручено сопровождать группу? Главное, обезвредить связных и перехватить почту. Необходимо уничтожить и ту банду, которая обосновалась на хуторе. Но все это нужно сделать так, чтобы не спугнуть свекра. Его пока что не трогайте – нужен для другого дела. И еще одно, товарищ капитан, – добавил Максим Петрович, – чаще информируйте управление и лично майора Кротенко о состоянии дел в районе.
В заключение полковник Соколюк пожелал капитану успехов и добавил:
– Будем ждать новостей. Надеюсь, они будут более утешительными…
Свекор проведал бункер на околице – это было первое, что услышал капитан Шульга от Епифанова после возвращения из Львова.
Приказав оперуполномоченному и дальше следить за почтой от Катерины, начальник райотдела НКГБ поспешил в райком партии, но Ермолая Яковлевича не застал. Позвонил ему домой. Паливода взял трубку и, узнав по голосу Шульгу, попросил немедленно зайти к нему.
Стемнело. Во дворе дома, где жил секретарь райкома, стояла подвода, запряженная лошадьми. Двое мужчин сбрасывали дрова, а Ермолай Яковлевич складывал их у забора. Увидев Шульгу, Паливода пригласил его в дом. И как только они переступили порог, подошел к столу, открыл ящик и достал оттуда записку.
– Вот возьмите эту бумажку, – сказал он взволнованно. – Я вынул ее из ящика для писем перед тем, как вы позвонили.
– «Пошлите людей к сараю старшего брата дьяка, – читал вслух капитан, – там есть бункер. Найдете девять человек. Торопитесь. Они будут до утра. Берите с собой и дьяка. Он все знает».
– Какой-то ребус! – воскликнул с досадой Ермолай Яковлевич. – Ничего не пойму. Возможно, записку подбросил кто-то из тех, кто привез дрова, потому что раньше я брал газеты и ничего не видел.
– Вы заказывали на зиму дрова? – спросил капитан.
– Да, месяц назад.
– И один из этих мужиков – лесник?
– По крайней мере, так он представился. Это можно проверить…
– Не надо, – возразил Шульга. – Теперь все ясно: записка от Катерины. Припоминаете, Епифанов рассказывал о каком-то леснике, который должен стать связным между нами и Катериной? Видно, на этот раз воспользоваться почтой женщина не смогла – слишком уж срочное сообщение. Операцию надо провести сегодня же.
– Я пойду с вами, – сказал Паливода и стал одеваться.
Запрятав под плащом автомат, он запер дверь и уже во дворе громко, чтобы слышали мужики у воза с дровами, бросил:
– Провожу вас немного, Дмитро Мусиевич.
Через мгновение скрипнула калитка, и завывание пронизывающего ветра заглушило шаги и дальнейший разговор.
В недавно выкопанном и на скорую руку обложенном дерном бункере, где поселились четверо националистов, не было слышно тоскливого завывания ветра, который так донимал на холмистой целине. Но внутри этой «могилы» царила сырость. Сквозь обшивку просачивалась влага.
– Долго еще нам тут гнить, друже? – спросил зверхника Черноту один из оуновцев. – Кажись, отсюда мы никогда не выберемся.
– Прикуси язык, Сокира, – блеснул недобрыми глазами старший группы. – Когда надо будет, тогда и двинемся. Это не твое дело.
– А рисковать жизнью – мое дело? – возмутился боевик.
– Исполняешь волю руководства, друже. Для тебя это великая честь, потому что скоро попадешь на Запад и заживешь, как в раю.
Перспектива перебраться за границу манила националистов, потому что с восстановлением Советской власти на освобожденной от фашистов территории Украины их положение становилось все сложнее. Особенно донимали оуновцев группы «ястребков», которые контролировали хутора и села западных областей УССР. Бывали случаи, когда крестьяне, в усадьбах которых бандиты имели схроны [11]11
Схрон – тайник, убежище, бункер (укр.).
[Закрыть], сами показывали их чекистам. Запугать людей уже не удавалось ни угрозами, ни террором. Да и показываться на свет божий группа не могла: связей на новой территории еще не было, кроме того, боялись возмездия со стороны местных жителей. Сидели бы в лесу, в обжитых норах, если бы не приказ перебираться за границу. Единственное, что им теперь осталось, – внимательно прислушиваться к каждому звуку и быть в постоянной готовности.
Сигнал – серия коротких ударов – свидетельствовал: идут свои.
– Сокира, откинь-ка крышку и впусти проводника, – распорядился Чернота.
Когда в проеме мелькнула тень и люк снова закрылся, Чернота выкрутил фитиль керосиновой лампы. Перед ним стоял конопатый, невысокий, но крепкий, как медведь, мужчина средних лет. Поздоровавшись, он вытащил из-за пазухи сверток в грубой бумаге.
– Тут все, что вам нужно. Немало пришлось поработать нашим хлопцам, зато документы настоящие. Руководство надеется, что поручение ОУН группа выполнит.
Пришедший обвел всех пронзительным взглядом и остановил его на старшем.
– А теперь, друже Чернота, прочитайте и постарайтесь запомнить все, что тут написано, – он вынул из-за голенища и протянул несколько небольших листков бумаги.
Пока Чернота, шевеля губами, водил пальцем по строчкам, проводник, расстегнув рубаху, вынул тугой бумажный сверток.
– А это передадите адресату. За почту отвечаете головой. Она ни в коем случае не должна попасть в руки контрразведки. Надеюсь, вы меня понимаете. Дальше будете выполнять распоряжения тех, кто вас встретит за линией фронта. Явки и пароли знаете только вы, друже Чернота. Оружие отдайте мне. Оно вам не нужно. Поодиночке явитесь в полевой военкомат, как добровольцы. Проверьте, друже, как каждый участник выучил свою легенду.
После инструктажа проводник попрощался и исчез в люке бункера.
Ночью опергруппа и отряд «ястребков» во главе с капитаном Шульгой прибыли в соседний хутор. Пользуясь темнотой, приблизились к указанной дьяком хате.
Лейтенант, который побывал тут во время операции против банды Очерета, хорошо ориентировался. По его команде бойцы окружили усадьбу, а капитан Шульга с Ермолаем Яковлевичем, дьяком и несколькими вооруженными «ястребками» вошли в дом.
Хозяин – немолодой уже человек с бородавкой на виске – испуганно поглядывал то на брата, то на непрошеных гостей, не зная, как себя вести. Его выручил капитан Шульга:
– Вы, вероятно, догадываетесь, почему мы заглянули в такой поздний час? Не знаете? Так я скажу: идите к бункеру и предупредите всех, чтобы сдавались. Ваша хата окружена. Имейте в виду: начнется перестрелка – вспыхнет пожар и все пойдет прахом…
Распахнулась дверь в соседнюю комнату, и на пороге появилась хозяйка. Она отчаянно завопила:
– Сжальтесь, люди добрые! Разве мы виноваты? Мы не хотели…
Перехватив сердитый взгляд мужа, она замолкла на полуслове.
– Я ничего не знаю, – пожал плечами хозяин. – Ищите. Может, и найдете. Они меня не спрашивали.
– Степан, покажи им, где дырка. У нас же добро, скотина… – стояла на своем хозяйка.
Муж заколебался. Его морщинистое лицо покрылось испариной. Наконец он взял шапку и пошел к навесу. Поднял возле веялки лопату и крикнул в отдушину:
– Выходите. За вами пришли.
Внутри началась стрельба. Несколько пуль врезались в стену сарая. Посыпались щепки.
– В нас стреляют, – сказал хозяин. – Они не сдадутся, с ними Зарижный…
И словно в подтверждение его слов в тайнике раздался взрыв. Когда все стихло и из отдушины повалил дым, хозяин откатил веялку, открыл замаскированный люк.
Шульга попросил:
– Сделайте лаз побольше.
Тот взял лопату, топор и принялся орудовать ими. Через несколько минут с двумя «ястребками» он спустился вниз. Стали выносить оружие, вещи бандитов.
Один из оуновцев оказался раненым. Когда его положили на землю, он застонал, открыл глаз – другой был выбит осколком гранаты – и тут же потерял сознание. Оперуполномоченный лейтенант Васильков вынул из кармана бинт, стал было перевязывать потерпевшего, но потом махнул рукой:
– Напрасное дело. Отдал богу душу.
– Да нет, живой! Везите его в больницу, – приказал лейтенанту Шульга.
Разыскать хорошо замаскированный бункер, даже если известно его местонахождение, – дело нелегкое. Когда группа «ястребков» подошла к перелеску, дьяк показал на пригорок, плотно окруженный зарослями орешника. И только пристально приглядевшись к местности, Шульга увидел еле заметную тропку, протоптанную от хутора к пологому склону. Дальше, до самого ручья, густым ковром стелилось разнотравье.
Нащупав кольцо, дьяк потянул крышку люка на себя, но она не поддалась. Было похоже, что лаз закрыт изнутри. Постучал. Тишина. Обошел пригорок и разыскал запасной ход.
– Ну что? – нагнувшись, шепотом спросил капитан.
– Тоже заперто, только снаружи. Видно, никого там нет.
Высадив крышку люка, два бойца с винтовками на изготовку осторожно спустились в бункер. Схрон и вправду оказался пустым.
В райцентр возвращались ни с чем. Группа связных исчезла.
Измученный Шульга, рассказывая Кротенко о ходе операции, сказал с досадой:
– Без свекра тут не обошлось, но брать его начальник управления запретил. К тому же, кроме записки, переданной Катериной, против него – никаких улик. Дьяк и его брат утверждают, что свекор не имел контактов с группой связных, значит, если и наведывался в бункер, то тайком от них.
– А как эти две группы попали на связь к дьяку?
– У того были пароли. Брат знал только о той, которая скрывалась на его усадьбе. Координат своих зверхников дьяк не знает.
– Выходит, все концы в воду и свекру нечего бояться, – сказал Кротенко. – Как вы думаете, он не сбежит?
– Думаю, из хутора никуда не денется. Свекор на легальном положении и тоже будет спокойно ждать дальнейших указаний руководства.
– Хорошо, Дмитро Мусиевич, возвращайтесь в район и докладывайте о новостях. Я сегодня же встречусь с начальником управления.
– Уже за полночь, – сказал Петро, подымаясь с укрытой пестрыми половиками скамьи.
Была поздняя пора, на дворе стемнело, и сонно слипались глаза. Час назад вступил в свои права новый год, еще стояли на столе неубранными остатки праздничного ужина. Пожелав счастья и радости хозяевам хаты, только что разошлась родня.
– Подкину телушке корма и запру клеть, – сказала мать.
В дверях она глянула на Петра и залюбовалась его пышным русым чубом, который успел отрасти после возвращения сына из госпиталя.
Как она волновалась, получив известие с фронта о его ранении. Стало легче на душе, когда увидела Петра – сильного, веселого, с блестящими орденами и медалями на груди. Припала к его груди, заплакала.
– Чего вы, мама? Радоваться надо, – укоряла старшая дочь, а мать не могла сдержаться, всхлипывала, как ребенок.
Со двора донесся конский топот, порвал ниточку воспоминаний. Всадники промчались, потом вернулись. На морозе заскрипели шаги. Мать испуганно кинулась назад в хату. Петро уже снял гимнастерку и повесил ее на спинку стула, когда распахнулась дверь. Следом за матерью в дом ввалилась ватага запорошенных снегом людей.
– Слава Украине! – сказал вместо приветствия обросший рыжей щетиной мужик с прищуренным глазом.
– Добрый вечер, – кивнул Петро.
– Э, голуба, не так воркуешь, – прогундосил рыжий. – Ты что, не умеешь здороваться? – Он подошел к столу, собрал в газету куски сала, сгреб рукой остальную снедь и все это кинул в мешок. Только тогда взглянул на Петра и добавил поучающе: – Запомни: коли здороваемся: «Слава Украине», ты должен отвечать: «Героям слава». Ясно? А ну, повтори!
– Славу добывают не в тылу, – возразил Петро. – Это каждый знает. Теперь, когда идет война, герои – в окопах, на передовой. Скажите лучше, кто вы такие?..
– А мы и пришли, чтобы познакомиться, – выступил вперед другой бандеровец, с облезшим трезубцем на шапке. – Вот только начнем с тебя. Говорят, ты фронтовик, кровь далее проливал. И цацек вон сколько нацепил, – кивнул он на солдатскую гимнастерку. – Так ты хоть объясни нам, лесовикам, которые пороху не нюхали, что это такое.
Бандит подмигнул своим сообщникам, и по хате пронесся пьяный хохот.
Петро, как бы не обращая внимания на издевку оуновского верховода, ответил с вызовом:
– Это орден Отечественной войны.
– А эта пестрая троица?
– Медали «За оборону Сталинграда», «За отвагу» и орден Славы.
– Так у тебя есть и «За отвагу»? Что ж, посмотрим, какой ты отважный.
Петро молчал.
– А ленточки на что? – уже с неприкрытым интересом спросил националист.
– Отметка за каждое ранение.
– Ого, много их у тебя! Выходит, отвоевался? Может, повоюешь еще за Украину?
– За нее и воевал.
– Не крути, хлопче, – рявкнул старший. – За самостийную с нами будешь воевать?
Петро отрицательно покачал головой:
– Не знаю такой.
– Узнаешь. Мы из тебя большевистский дух вытрясем, – бандит потянулся к гимнастерке. – А ну, Фик, примеряй, сдается, как раз на тебя.
– Не лапай, – Петро оттолкнул бандеровца. – Домой сначала руки и вшей обери с себя, тогда придешь знакомиться.
– Ах ты гад! – зашипел тот и выхватил пистолет.
Но стрелять не стал. Размахнулся и ударил Петра рукояткой по голове.
Парень пришел в себя от материнского крика, вскочил на ноги. Но в тот же момент на него, как бешеные собаки, набросились бандиты. Скрутили руки, вытащили из хаты.
А утром люди нашли труп Петра Веретенника с петлей на шее…
На место преступления примчался поднятый по тревоге отряд «ястребков», но след оуновцев замела метель, и разыскать банду Дужего не удалось.
Под вечер в Каменку-Бугскую приехали майор Кротенко и капитан Швыдченко. Они приступили к анализу дел в районе.
Шульга доложил о ликвидации банды Камня. Ее недавно разгромили «ястребки» под командой лейтенанта Епифанова.
– Под кличкой Камень действовал кулак Данило Мысак из села Тышица, – объяснил капитан. – За свои преступления головорезы поплатились. Теперь появилась банда некоего Дужего.
– С этими тоже надо кончать, – сказал Кротенко. – Какая требуется помощь?
– Областное управление слишком осторожно подходит к вопросу об аресте, а самое время нажать на бандитских пособников.
– Уже нажимали в соседнем районе, – перебил Кротенко. – Хорошо, что вовремя разобрались. Оказалось, несколько таких «пособников» помогли бандитам под страхом смерти. Возьмите другой случай. К одному крестьянину явились оуновцы и стали вымогать пятьсот рублей, муку, мясо, сало. Они знали, что тот заколол кабана, продал корову. И все-таки крестьянин отказался поделиться. Его застрелили, а хату разграбили. Так вот, добро досталось бандитам, а старик погиб. Погиб напрасно, потому что такая смерть не принесла людям пользы. Надо усилить борьбу против националистов, активней приобщать к ней местное население. Понимаете? Кстати, Дмитро Мусиевич, как там поживает Катерина?
– Ее в чем-то заподозрили, – ответил Шульга, – установили наблюдение, поэтому мы и не имеем от нее сведений.
– А как лесник?
– Передал секретарю райкома интересную информацию.
Шульга вынул из папки бумажку и прочитал:
– «Я тот, кто привозил дрова первому. Катьку не трогайте. Ее проверяют. Следят за каждым. Те, кого ищете, прячутся в лесу, где-то в районе Мокрой балки. Постараюсь уточнить место. Нам надо встретиться и все обсудить. Пошлите кого-нибудь на связь».
Кротенко взял из рук Шульги записку, прочитал ее еще раз и отложил в сторону.
– Мы получили не менее интересные сведения по вашему району, – сказал Петр Федорович после короткой паузы. – Помните, во время операции против банды Зарижного был схвачен боевик? Вы отправили его в больницу в безнадежном состоянии…
– Неужто покойник ожил? – удивился капитан.
– Не сам, конечно. Медики воскресили. Теперь чувствует себя хорошо, дает показания, – Кротенко подошел к карте. – По сведениям этого оуновца, где-то тут, – он показал на зеленый квадрат леса, – есть несколько бункеров. Оборудованы они хорошо. Осенью оуновские верховоды запаслись сухарями, горохом, фасолью, салом, даже медом и самогонкой. Перед тем как выпасть снегу, они должны были заползти в эти норы и сидеть там до весны. Участники банд получили указание запугивать население сел и хуторов, чтобы отвлечь наше внимание от верховодов. На всякий случай те имеют запасные бункеры, но задержанный не знает, где они находятся.
Шульга задумался. Потом поднялся, зажег свет и глянул на карту.
– Выходит, данные совпадают. Этот квадрат относится к делянке, где работает лесником Катеринин дядька. С ним надо связаться. Может, послать кого-нибудь в лес?
– Не торопитесь, Дмитро Мусиевич. Есть подходящая оказия. Лесничество получило распоряжение провести переучет лесных полос и делянок. К тому же предусматривается расчистка, посадка. Будут нужны рабочие руки. Думаю, управление лесного хозяйства области от лишней бригады не откажется. О такой возможности уведомьте лесника через тайник лейтенанта Епифанова. А потом, когда окончательно решится вопрос с бригадой, дадим пароль и приметы связного. Пускай назначит место будущей встречи.
Кротенко, скользя на лыжах, внимательно прислушивался к неторопливому рассказу Дарчиного Волынца, как прозвали род Михаилы Михайловича, Катерининого дядьки. В давние времена его дед, родом с Волыни, батрачил здесь у какого-то пана. Потом женился, стал приймаком, но «волынцем» так и остался.
Отец Михаилы Михайловича умер рано, когда тот был еще ребенком, и его звали по матери – Дарчиным. И прилипло это Дарчин Волынец на всю жизнь, да еще перекинулось и на его детей.
От воспоминания про своих «воробьят запазушных» глаза лесника потеплели, словно поднимался над лесом не зимний вечер, а праздничное весеннее утро.
– У меня их шестеро, – сказал лесник с улыбкой и добавил тревожно: – Так что рискую не только собой, товарищ майор…
Эти искренние слова толкнули Кротенко в самое сердце. Вспомнились друзья-помощники, опытные чекисты, которых выявили бандиты в своем лагере и уничтожили. Возможно, именно для того, чтобы взвесить все «за» и «против» относительно кандидатуры Дарчиного Волынца на главную роль в будущей операции, и прибыли майор Кротенко и капитан Шульга в условленное место под видом лыжников.
Шульга, преодолевая снеговые заносы, вышел вперед. Приблизившись к собеседнику, майор впервые заметил паутину тонких морщинок на его раскрасневшемся от мороза и ветра лице. Этот рассудительный человек оказался не таким уж и молодым. «Ему лет под шестьдесят, – прикинул майор, спускаясь в овражек. – Э, нет, перегнул! Такой могучий торс, тонкая талия, твердый и уверенный шаг свойственны людям помоложе». Но заводить об этом разговор было ни к чему.
Шульга тормознул своими короткими и широкими лыжами, махнул рукой и свернул налево, где метрах в пятидесяти на проселочной дороге ждала их машина.
– Думаю, прощаемся ненадолго, Михайло Михайлович, – подавая руку Волынцу, сказал Кротенко. – О нашей следующей встрече вам сообщат.
В машине после лыжной прогулки клонило в сон. Хромой Степан представлялся ему не старшим лесничим, а сказочным существом, прикрывающим мохнатыми щупальцами бандитский бункер.
«А может, Михайло ошибается, – размышлял Кротенко, – и хромой Степан непричастен к преступлениям националистов? Но ведь в связях с бандитами заподозрил его и тот лесник, который ушел в армию…»
Постепенно рассказ Дарчиного Волынца оживал перед глазами, казалось, будто майор прокручивал киноленту. Он всегда использовал эту счастливую для чекиста способность натренированной памяти и анализировал на досуге подробности встреч с людьми, взвешивал каждое слово, брошенное собеседником. Вот и теперь медленно поплыли кадры, запечатленные с натуры.
…Они втроем остановились в лесной чащобе, распустили крепления лыж и сели на ствол поваленного дерева.
– Видите, это довольно хитрая штука, – продолжал прерванную беседу Волынец. – В подозрительных квадратах, о которых я упоминал, в свое время было заготовлено немало деловой древесины и дров. Деловой лес вывезли, а дрова остались. Как-то я сказал хромому Степану: «И чего мы готовим для школы сырые дрова, если в Мокрой балке столько сухих? Пока стоит мороз, их можно оттуда вывезти». – «Ишь, какой быстрый, – покачал головой старший лесничий. – А тебе что до этого? Деньжат захотелось? Не заслужил. Смотри лучше, что у тебя под носом…»
При этом разговоре, что начался внезапно и сразу же оборвался, был еще один лесник, молодой хлопец, который потом ушел в армию. Когда хромой Степан заковылял к саням, тот предостерег Михаилу Михайловича:
– Не трогайте, дядька, хромого пса с теми дровами. Разве не знаете, что он связан с бандитами да и сам бандит?
Шульга погасил сигарету, глянул на Волынца:
– А если бы того хлопца мы разыскали в армии, он мог бы сказать что-нибудь поконкретней?
– Побоится. У него тут родители, жена, двое детей. Думаю, и без него обойдемся…
«Допустим, хромой Степан и вправду связан с националистами, – раздумывал дальше Кротенко. – Если он что-то заподозрит, то непременно уведомит бандитов об опасности, и те расползутся по лесу, по запасным норам. Тогда ищи ветра в поле. Надо предупредить чекистов, которые работают в бригаде, чтобы и близко не подходили к Мокрой балке. Разведкой бункеров пусть займется Дарчин Волынец».
В тот же вечер, оставив необходимые указания начальнику райотдела НКГБ, Петр Федорович выехал во Львов. Появился в Каменке-Бугской только перед следующей встречей с Дарчиным Волынцем и был, как всегда, весел и бодр. Он поздравил Дмитра Мусиевича со званием майора, потом принялся рассказывать новости.
