Текст книги "Операция без выстрела"
Автор книги: Владимир Орленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Операция без выстрела
СМЕТЕННЫЕ В БЕЗДНУ
За всю историю на западноукраинских землях не было более страшного лихолетья, чем то, что наступило с немецко-фашистской оккупацией. Но лихая пора не закончилась вместе с ней, а продолжалась еще не один год в разгуле кровавой, братоубийственной, антинародной деятельности националистических банд. Хорошо вооруженные немцами, по указке гитлеровцев, они оставались в тылу победоносной Советской Армии с диверсионными и разведывательными целями.
На каком статусе у гитлеровцев находились оуновские [1]1
ОУН – организация украинских националистов, диверсионно-шпионская фашистская организация.
[Закрыть]главари и разные возглавляемые ими «батальоны» и «дивизии» украинских эсэсовцев, свидетельствует кроме многих других известных и малоизвестных документов полного подчинения ОУН абверу и гестапо запись в воспоминаниях Пери Броада, палача из фашистского концлагеря: «Охранную службу в Освенциме несла также украинская воинская часть» (цитирую по книге «Освенцим глазами СС», изданной в Польше в 1979 году). Легенда о борьбе ОУН «за государственную самостийность Украины» превратилась в дым газовых камер, на страже которых стояли презренные холуи гитлеровцев – украинские националисты. Разве не знали они и их главари, что вместе с русскими, поляками, евреями и представителями других европейских народов в фашистских фабриках смерти гибнут тысячи украинцев, причем тех украинцев, которые не захотели стать рабами оккупантов и объявили им неустрашимую войну во имя освобождения родной земли и всей Европы? Знали! Знали и то, что победа фашистской Германии обернулась бы уничтожением всей украинской нации. Но, исполненные ненависти ко всему советскому, жаждой наживы, они до конца служили гестаповским хозяевам.
Ответственность за воспитание кровожадных и предательских инстинктов у галицийской и волынской молодежи, из которой преимущественно рекрутировались легионы наймитов Гитлера, ложится на украинскую буржуазно-националистическую элиту, на униатских фанатиков и мракобесов. Одним из трубадуров этой своры был Дмитро Донцов. Именно он еще в 20-х годах перевел и издал на украинском языке пресловутую «Майн кампф» Гитлера. Однако рукой Донцова из гитлеровской стряпни были вычеркнуты те абзацы, где говорилось о закабалении и истреблении славян, и в частности украинского народа. Прививая на пронизанном гнилью пне петлюровщины и немецко-украинского гетманата новую веру – веру в грубую силу, в инквизиторский волюнтаризм «сверхчеловека», который «не должен колебаться перед любым преступлением», донцовы, бандеры сознательно шли на любое сотрудничество – вплоть до освенцимского! – с «творцами нового порядка» в Европе.
На что рассчитывали вожаки ОУН, агенты абвера и гестапо, организовывая на только что освобожденной советскими войсками западноукраинскои земле банды УПА [2]2
Так называемая украинская повстанческая армия.
[Закрыть], силой загоняя в них молодежь, одурманенную националистическим угаром?
…Говорилось им, что Советский Союз – враг Украины, что США и Англия начнут войну против СССР, как только американские и английские солдаты сойдутся – лоб в лоб – с советскими воинами на территории разгромленного рейха. И тогда для «истинных» украинцев настанет время создания «свободной и вольной Украины». На самом же деле провод [3]3
Провод – руководство, проводник – руководитель.
[Закрыть]ОУН, переходя в услужение американской и английской разведкам, хотел набить себе цену той кровью, которой обагрят руки подчиненные ему и им же из-за рубежа управляемые «повстанцы».
Правда, чувствуя социальную несовместимость с кулацкими и поповскими сынками, разочаровываясь в бесперспективной, народом проклятой политике своих невидимых руководителей, которые предпочли бы кататься на лыжах в Альпах, купаться в Средиземном море, нежели гнить в ямах на родной земле, ежеминутно ждать смерти, большинство рядовых «повстанцев» пришли с повинной, сложили оружие. Но были, конечно, и такие, которые не нашли в себе смелости выйти из тьмы, – на их совести десятки замученных людей.
С кем же дрались полуночные упыри, вурдалаки, присвоившие себе гордые казацкие имена из украинского героического былого и нарекшие себя «борцами за Украину»? С беззащитными семьями советских активистов, с матерями и детьми первых колхозных организаторов, с молодежью, которой Советская власть открыла двери школ и институтов. Заревами ночных пожаров осветилась земля от Збруча до Сана. Из пламени доносились до слуха перепуганных насмерть мирных людей стоны и вопли. А вокруг стояли озверевшие преступники, чтобы не выпустить из огня ни одной жертвы. На похоронах удушенных и сожженных, сброшенных еще полуживыми в колодцы женщин и детей слышались плач и рыдания. Но, пройдя сквозь отчаяние и печаль националистической Голгофы, народ вынес жгучую ненависть к бандеровским убийцам и еще раз твердо убедился в том, что настоящие борцы за новую жизнь и за Украину – коммунисты, что Советская власть – это его власть, а Советский Союз – это его свободная и многонациональная держава.
Приходит время, и зло неминуемо себя разоблачает. И чем страшнее это саморазоблачение, тем сильнее захлебывается оно в своей собственной злобе. Но, к сожалению, при этом погибает немало невинных, и немало уродства оно оставляет после себя. Так было с нищенским, но жестоким, ориентированным на итальянские и германские фашистские образцы украинским буржуазным национализмом – он сам себя разоблачил и до некоторой степени, как показывает книжка Владимира Орленко «Операция без выстрела», подготовил свое уничтожение. Конечно же это случилось при самом активном участии народа, партийных организаций и советских органов.
Собственно говоря, эта книжка натолкнула меня на горестные раздумья о тех временах, когда и мне в студенческие годы пришлось идти на Лычаковское кладбище во Львове за гробом Ярослава Галана, которого топором зарубили националистические изуверы. От того удара навеки закалилось каждое слово писателя, как бессмертное оружие в руках украинского народа. От того удара сотряслись глубины многих молодых галицийских душ, и остатки романтической дымки, сквозь которую они привыкли видеть «самостийников», развеялись – перед глазами открылось естество бандита и душегуба, который ничего общего с интересами украинской нации не имел и не мог иметь.
Владимир Орленко написал «Операцию без выстрела» на документальном материале. Это был особенный автор. После огненных дорог, пройденных от Сталинграда до Берлина, ему не отдыхать пришлось, а дальше воевать, дабы окончательно очистить украинскую землю от нацистского отребья. Он, Орленко, ничего не выдумал, а лишь пересказал эпизоды борьбы с бандеровскими головорезами. Он досконально знал людей, о которых писал, местность, где разворачивались события. Он прекрасно передал колорит языка и полно раскрыл внутренний мир своих персонажей.
Любовно очерчены живые портреты активистов, борцов против буржуазно-националистического бандитизма. Среди них секретарь райкома Ермолай Паливода, которого я знал и уважал за неповторимый, по-настоящему запорожский характер и смелую душу. Не изменил его фамилии автор, как не изменил имени и многих других положительных и отрицательных героев своей книги. Да дело не в именах. Заслуга Владимира Орленко в том, что он показал, почему националистам не удалось страхом сковать народ, пулей отпугнуть от строительства новой жизни, петлей остановить дыхание ленинской правды. Судьба Миколы Мамчура дает ответ на этот вопрос. Член ОУН, Мамчур в конце войны попадает в ряды Красной Армии с заданием перебраться на Запад и установить контакт с центральным проводом националистов. Но, став советским солдатом вначале лишь для видимости, он постепенно становится им в самом деле. Фронтовые будни, пребывание в среде честных и опаленных в боях солдат, радость людей, встречавших и Мамчура как своего освободителя, – все это благотворно влияет на него, обращает бывшего националиста в борца против обитателей бандитских схронов и логовищ. Меняются и его политические взгляды. Оказывается, при столкновении с мужественными носителями ленинской правды мыслящий человек, даже если он и заблуждался, занимал прежде враждебные по отношению к советскому обществу позиции, способен перемениться, наполнить свою жизнь светом неподдельной истины.
Книга Владимира Орленко имеет большой общественно-политический вес. Он пишет просто и правдиво. И это – самое главное. Он стремится раскрыть пружины и механизмы украинского национализма в действии, рисуя его продажную и холопскую натуру.
Сюжет в книге «Операция без выстрела» как будто сам собой организуется в определенный цельный рассказ о связях националистических вожаков вначале с шефами разных канцелярий Канариса и Мюллера, а потом с шефами ЦРУ и Интеллидженс сервис. Однако эта книга не только развенчивает миф о независимой и будто бы освободительной роли ОУН, но и показывает, как бесславно сошли в небытие «герои» полночных разбоев, грабители, вешатели и заплесневелые обитатели бункеров. Что было мусором в идейном понимании, то стало мусором в буквальном значении и было навсегда сметено украинским народом в бездну.
Давно и навсегда минуло на Украине все то, о чем рассказывает Владимир Орленко. Но в современном мире, в котором находит почву ядовитая гниль фашизма, такие книги имеют поучительный и предостерегающий смысл. Под крыльями американского империализма и китайских великодержавных шовинистов ныне высиживаются новые националистические грифы и стервятники, которые хотели бы найти себе добычу и на нашей земле. Но советские люди помнят уроки истории.
Книга Владимира Орленко поможет молодому поколению на примерах печального и не такого уж далекого прошлого постичь, вероятно, самую важную политическую правду нашего века: любой фашизм есть не что иное, как доведенный до безрассудства национализм. На фоне вспомнившейся как кошмарный сон, тенями убийц наполненной ночи еще ярче светит и становится еще дороже духовное богатство советского человека – чувство уважения и любви к братским народам нашей Отчизны и вообще ко всем народам и труженикам мира.
Дмитро Павлычко
ЗА ГОД ДО ПОБЕДЫ
Весной 1944 года бригаденфюрера Алленберга вызвали из Парижа в главное управление имперской безопасности. Он не на шутку испугался и тут же выехал в Берлин.
В приемной начальника гестапо группенфюрера Мюллера тревожные предчувствия Алленберга развеялись: оказалось, его пригласили как «специалиста» по работе с националистами. На душе стало легче.
«Да, – думал Алленберг, – оглядывая исподлобья присутствующих, – видимо, плохи дела, если вспомнили обо мне. А кто больше меня сделал в борьбе против Советского Союза, направляя туда агентов, террористов, диверсантов? Нет, без таких, как я, им не обойтись…»
В назначенный час появились старые знакомые – начальник СС и полиции в Галиции генерал-майор Димг и командующий полицией безопасности и СД в «генерал-губернаторстве» [4]4
После оккупации Польши 1939 г. гитлеровцы большую часть ее территории – воеводства (области) Познань, Лодзь, Силезия и другие – включили в состав фашистской Германии. Остальная оккупированная польская территория декретом Гитлера от 12 октября 1939 г. была разделена на 4 дистрикта: Краковский, Варшавский, Радомский и Люблинский. Из них было составлено так называемое генерал-губернаторство во главе с гитлеровским наместником, фашистским преступником Гансом Франком. Когда началась война против Советского Союза, Львовская, Станиславская (теперь Ивано-Франковская), Дрогобычская и часть Тернопольской области вошли в 5-й дистрикт «Галиция». Одновременно они являлись частью генерал-губернаторства.
[Закрыть]обер-фюрер СС Биркампф. Не так давно все трое служили в Польше и на Украине, а теперь, обмениваясь впечатлениями, завидовали Алленбергу, его спокойной работе в Париже. И с минуты на минуту ждали вызова Мюллера.
В кабинете начальника гестапо Димг коротко доложил о состоянии дел в оккупированной Галиции. По инициативе руководителей ОУН там состоялось несколько встреч сотрудников абвера и службы безопасности с националистами.
– Оуновцев представляет член центрального руководства Иван Гриньох, псевдоним – Герасимовский, – закончил доклад Димг.
– Это ваш воспитанник? – Мюллер взглянул на Алленберга.
Тот вытянулся:
– Да, герр группенфюрер.
– Ему можно верить?
– Думаю, что можно. Гриньох близко знаком с Бандерой, Стецко, Шухевичем [5]5
Гриньох – националист, агент гестапо, в 1941 г. капеллан созданного фашистами батальона «Нахтигаль» («Соловей»), известного своими преступлениями против советских людей. После окончания войны сотрудничал с ЦРУ, занимался заброской шпионов в Советский Союз, особенно из числа националистов. Жил в Риме, был одним из ближайших подручных кардинала Слепого.
Бандера – сын униатского священника, националист, террорист, агент гестапо. В 1940 г. в результате раскола ОУН возглавил организацию.
Стецко – националист, агент гестапо, после войны – ЦРУ. В 1941 г. по заданию Бандеры провозгласил во Львове так называемое националистическое правительство «самостийной» Украины. Пребывая за границей, продолжает вести антисоветскую, провокационную деятельность, возглавляя заграничное националистическое отребье.
Шухевич – националист, террорист, один из руководителей батальона «Нахтигаль». После бегства оккупантов с Украины возглавлял бандеровское подполье в западных областях Украины. По его указанию Гриньох вел переговоры с абвером.
[Закрыть].
– Гриньох в 1941 году подлежал интернированию, но был оставлен на свободе, – добавил Биркампф, – и следует сказать… – он глянул на Димга, – сотрудничал с нами очень тесно. Генерал Димг может подтвердить.
Димг кивнул и снова обратился к Мюллеру:
– Гриньох настаивает, чтобы его настоящее имя ни в коем случае не фигурировало в документах, а также в официальных донесениях.
Группенфюрер криво улыбнулся, но ничего не сказал.
В разговор вступил Алленберг:
– По характеру Гриньох труслив, любит деньги, там, где ему выгодно, может обмануть. Главное, что их всех объединяет, – ненависть к советскому строю.
– Это следует учитывать при работе, – сказал Мюллер и перевел взгляд на Димга. – Чего же хочет еще от нас Гриньох?
– Я обязан доложить: на предыдущих встречах Гриньох сообщил, что бандеровцы приветствуют согласие германского командования включить силы УПА в борьбу против Красной Армии. Они готовы вести активные подрывные действия в тылу Красной Армии и смогут сообщать немцам разведывательную информацию. Еще в марте Гриньох просил как можно скорее обеспечить националистов оружием и диверсионным снаряжением. В конце марта ему сообщили, что все предложения националистов нами приняты и Берлином санкционированы.
…Беседа Димга с Гриньохом была довольно обстоятельной.
– Вы, господин генерал, – говорил Гриньох, – как и я, понимаете, что хотим мы этого или нет, но ваша армия оставит Украину, а нам нужно будет продолжать борьбу, нашу и вашу борьбу, которую вела – и мы верим – еще будет вести вместе с нами великая Германия. Я прошу меня понять, что сегодня для нас, националистов, главное – конспирация.
– Вы знаете, Гриньох, кто-кто, а мы, немцы, ценили людей, которые понимают значение конспирации…
– Заверяя меня в преданности оуновцев фюреру, – продолжал свой рассказ Димг, – Гриньох стал приводить факты из деятельности УПА на Волыни начиная с 1943 года, когда националисты, выполняя, приказы своих зверхников [6]6
Зверхник – руководитель (укр.).
[Закрыть], данные нами, создали отряды, охранявшие от нападения советских партизан железнодорожные узлы Ковель и Сарны, отправляли людей на работы в Германию, обирали местное население, отнимая у крестьян продукты для отправки в рейх. Гриньох пытался упрекнуть нас в том, что мы, немцы, несмотря на такую преданность националистов, все-таки не позволили им создать свое правительство, но я отбил его атаки.
– Так что же еще кроме оружия просят эти, как вы их называете, бандеровцы? – спросил Мюллер.
– Они просят освободить для пользы организации арестованных украинцев… Вот список, но…
– Что «но»? – перебил Мюллер и взял бумагу из рук Димга.
– Мне доложили, что их уже нет.
– Ну что ж, нет так нет. Так и скажите, – спокойно порекомендовал Мюллер.
– Гриньох еще просил, чтобы мы позволили националистам провести мобилизацию молодежи для военной подготовки. Я ответил, что в связи с трудностями, которые возникли на восточном фронте, мы вынуждены использовать население для оборонных целей, а также обеспечить Германию рабочей силой. Гриньох развил мысль в таком направлении: «Поручите это дело нам. Националисты лучше знают, кого можно вооружить, кого послать на строительство оборонных объектов или на работу в Германию, а от кого просто избавиться».
– Если мы поможем этим бандитам, не сделают ли они какой-нибудь подлости? – осторожно спросил Мюллер.
– Это исключается, герр группенфюрер. Националисты не могут рассчитывать на собственные силы, и их главари готовы пожертвовать всеми боевиками [7]7
Боевик – рядовой участник ОУН – УПА.
[Закрыть]ради интересов Германии.
– Если так, то их просьбу следует удовлетворить. Присмотритесь внимательней к Гриньоху. Может, он и вправду на что-то способен? Ведь Бандера не разбирается в политике… А еще я хотел бы вас спросить, как националисты реагировали на выступление фюрера о разделе Украины?
Речь шла о выступлении Гитлера перед верхушкой фашистской Германии, когда началась война против Советского Союза. Гитлер в те дни заявил, что его цель – избавить восточные народы от любой государственной организации, раздробить, размежевать их и удержать на возможно более низком уровне культуры. И это были не просто слова, это была политика фашистской Германии. Украину рвали на куски. Ее западные области присоединили к так называемому генерал-губернаторству; земли между Бугом и Днестром вместе с Черновцами и Измаилом отдали Румынии. Значительная часть территории вошла в состав «рейхскомиссариата Украины» во главе с гитлеровским наместником Кохом…
Алленберг и Димг переглянулись, решали, кто должен отвечать группенфюреру.
Начал Димг:
– Герр группенфюрер! Я думаю, что народ Украины не знает о выступлении фюрера, а что касается националистов, то на одной из встреч Гриньох сказал: «Мы никогда не выражали никаких претензий немецкому верховному командованию, мы проявляли терпение и верили, что получим из рук Адольфа Гитлера то, на что всегда надеялись». Я тогда развел руками, давая понять, что это не от меня зависит, а сам, конечно, подумал: «А не много ли вы хотите, господа националисты? Разве для этого Германия пролила столько крови?»
Зазвонил телефон. Мюллер взял трубку и наклоном головы дал понять, что затянувшаяся беседа окончена.
Намек группенфюрера на Бандеру не означал, однако, что немцы отказались от услуг своего наемника. Бандера жил в Берлине совершенно свободно, а позже, в конце сорок четвертого года, был направлен в абверкоманду-202 в Краков. Там вместе со Стецко и другими оуновцами готовил и перебрасывал в советский тыл шпионов и диверсантов из числа националистов.
Когда Бандера был в Германии, состоялось новое распределение ролей в краевом руководстве ОУН. Возглавил националистов бывший руководитель СБ (так называемой службы безопасности националистов) ОУН бандеровцев Николай Лебедь [8]8
Лебедь – националист, сын кулака, в 1935 г. судим польскими властями за шпионаж в пользу Германии. В период Великой Отечественной войны являлся одним из руководителей бандитского подполья, принимал участие в вооруженной борьбе против Советской власти на Украине. После войны – сотрудник ЦРУ. Занимался подбором и вербовкой шпионов из числа националистов для ЦРУ.
[Закрыть]. Зная его как террориста и своего агента, гитлеровцы поручили новоиспеченному «вождю» внимательно следить за настроением населения и удерживать массы от борьбы против оккупантов.
Формировались банды УПА. Их основателями оказались те, кто еще недавно носил нарукавные повязки немецких шуцманов, а то и офицерские мундиры. Оружия, боеприпасов было достаточно. Первым руководителем националистических банд абвер – а не ОУН – назначил своего агента Дмитрия Клячковского, который действовал под псевдонимом Клим Савур, а позже – члена центрального руководства ОУН, бывшего командира абверовского батальона «Нахтигаль» Романа Шухевича, по кличке Чупринка.
Они и их подручные террором и страхом загоняли в банды украинскую молодежь, готовили страшную роль братоубийц простым крестьянским хлопцам, далеким от понимания сложных политических ситуаций, возникающих на оккупированной врагом территории.
По замыслу националистической верхушки части УПА и ее жандармерии – СБ должны были перекрыть пути «советской партизанке». С этой целью оуновские главари при активном пособничестве абвера объединили батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» в особый карательный полицейский подотряд «Рена» и бросили его против партизан.
Бандиты чинили дикие расправы в западных областях Украины, Белоруссии, имея задание уничтожать «прокоммунистический элемент», беспощадно расправляться с каждым, кого можно считать потенциальным партизаном, подпольщиком, кто будет помогать им или хотя бы сочувствовать.
Кровь возбуждала бандитский аппетит. Пылали по ночам усадьбы. После налетов бандеровцев на подворьях, огородах оставались трупы задушенных, зарубленных топорами мужчин, женщин и младенцев.
Приближение Красной Армии к западным областям Украины вынуждало гитлеровцев и националистов тщательно маскировать и в то же время укреплять свое сотрудничество. Именно в то время руководство УПА выделило Гриньоха для связи ОУН с СД во Львове.
Во время следующей встречи в кабинете Мюллера Алленберг узнал, что состоялось заседание фашистской верхушки и руководителей имперской безопасности, на котором был объявлен план активных операций банд ОУН – УПА в тылу Красной Армии. С того часа националисты всех мастей и оттенков перешли в полное подчинение гестапо.
Алленберг занялся изучением документов, которые поступали от националистов. Он обобщал их и докладывал начальнику гестапо группенфюреру Мюллеру.
…Июль 1944 года. Над притихшим ночным селом иногда вспыхивают осветительные ракеты, и вокруг становится светло как днем. Эти вспышки будят начальника отдела контрразведки армии Тарасюка. Он поднимается с постели, и сон окончательно проходит. Виктор Владимирович берет карту, прикидывает расстояние до Львова. Недалеко уже, а там и до государственной границы рукой подать. Прошло больше трех лет, как война застала его на границе. А сколько пережито за эти три года!..
Тяжелые дороги отступления. А потом победа под Москвой, под Сталинградом, на Курской дуге. Советские воины форсировали Днепр и освободили Киев. Зима сорок третьего – сорок четвертого прошла в кровопролитных боях. Весной войска 1-го Украинского фронта вышли на линию Ковель – Броды – Бучач – Коломыя. Образовался выгодный плацдарм для дальнейшего развертывания наступления. Потом началась Львовско-Сандомирская операция. И вот в районе Броды на Львовщине окружены пять дивизий врага.
Впереди – противотанковые рвы, блиндажи и окопы гитлеровцев. Вспышки ракет выхватывают из темноты могучие тела советских танков, самоходок, и полковнику кажется, что они вот-вот ринутся в наступление, не дожидаясь рассвета.
Утром 16 июля в бой была введена конно-механизированная группа под командованием генерала В. К. Баранова. Она должна была овладеть Каменкой-Бугской (тогда Каменкой-Струмиловской) и отрезать путь к отступлению фашистским войскам, находившимся к западу от Бродов.
Гвардейский танковый корпус тем временем успешно прорвал оборону противника и только к вечеру остановился в перелеске. Темнело. Подошли основные силы. Подполковника Ченчевича, возглавлявшего контрразведку корпуса, вызвал к себе начальник отдела контрразведки армии полковник Тарасюк.
После короткого совещания Виктор Владимирович, отпустив своих сотрудников, сказал Ченчевичу:
– Задержитесь на минуту, Арсентий Дмитриевич.
В хате было тихо. В открытые окна доносилось монотонное кваканье лягушек, ветер шумел в вершинах деревьев, и только с переднего края, с наступлением сумерек переместившегося влево, иногда долетал неясный гул. Там сосредоточивались боевые машины, чтобы снова двинуться на запад.
Запад… Это слово с первых дней войны наполняло душу Ченчевича тревогой. Там, на западном рубеже, прошел он крещение огнем, изведал горечь отступления под бешеным натиском фашистских войск. В небольшом белорусском селе осталась семья Арсентия Дмитриевича. Родные не успели эвакуироваться. Летним днем поднявшись по тревоге и торопясь в штаб, он только и успел сказать жене:
– Бери детей и езжай к маме! На границе не оставайся.
«Живы ли?» – обжигала, словно раскаленная сталь, постоянная мысль. Теперь, после освобождения многих городов и сел Белоруссии, рвался повидать своих. Как-то проговорился об этом Тарасюку. Тот обещал помочь и слово сдержал.
– Есть разрешение на поездку в село, где осталась ваша семья, – сказал Виктор Владимирович. – Оставьте распоряжения своему заместителю – и в путь.
Через несколько минут на проселочной дороге, пропаханной гусеницами танков, зафырчал «виллис», и полковник Тарасюк, проводив взглядом Ченчевича, заторопился в штаб.
Под вечер 18 июля с боями была освобождена Каменка-Бугская. А на следующий день, когда передовые части очистили от фашистов Батятичи и вошли в район Якимова, Ермолай Яковлевич Паливода, только что назначенный секретарем Каменка-Бугского райкома партии, собрал в помещении школы советский и партийный актив.
Секретарь был средних лет, высокого роста, плотный, с чисто выбритым лицом со следами усталости. В последние дни он пробивался с частями на запад, налаживал дела в уже восстановленном райкоме партии. Почти всю ночь он готовился к встрече с активом, но все же выглядел бодро, подтянуто.
Сразу после приезда он занялся делами. Утром по просьбе Паливоды комсомольцы привели в порядок загаженную гитлеровцами школу и, празднично одевшись в честь освобождения, вышли вместе с местными жителями на улицы города. Райцентр ожил. На крышах уцелевших домов развевались красные флаги.
Райком партии приводил свое помещение в порядок. Большая часть административных и жилых зданий лежала в руинах. Громадный урон потерпело и хозяйство: лесопаркетный завод оккупанты вывели из строя, предприятия и мастерские разрушили и разграбили.
Район и в довоенные годы не мог похвалиться развитой промышленностью. В наследство от буржуазно-помещичьей Польши кроме предприятий самой Каменки-Бугской трудящиеся получили паровую мельницу, две броварни (пивных завода), три кирпичные и несколько ремесленных мастерских. В сентябре 1939 года, после установления Советской власти, в экономике района произошли заметные сдвиги. Но радостные дни мирного и творческого труда оборвала война. 25 июня 1941 года гитлеровцы оккупировали Каменку-Бугскую. Только в этом районе они расстреляли почти шесть тысяч жителей и вывезли в Германию три тысячи юношей и девушек.
Эти и другие факты и цифры станут известны Паливоде позже, но и в тот день было ясно: война причинила району страшный урон, и кто знает, как все это привести в порядок. Да и работать, собственно, было не с кем – партийные и комсомольские организации понесли большие потери. Поэтому их восстановление, как отметил на встрече с активом секретарь райкома, будет иметь большое значение.
Под конец выступления Ермолай Яковлевич выглядел утомленным. Вытер платком вспотевший лоб – в помещении стало душно, подошел к окну и отворил его.
По улице тарахтела телега. На ней сидел крестьянин с заросшим щетиной лицом, ловко подхлестывал лошадей. Рядом, на сене, несколько человек с интересом рассматривали красные флаги. У дома мелькнула фигура «ястребка» [9]9
Боец истребительного отряда.
[Закрыть]с повязкой дежурного на рукаве. Наставив винтовку, он подошел к незнакомцам, что-то спросил у ездового и потянулся в карман за кисетом. Они постояли на мостовой, поговорили, и воз со скрипом двинулся дальше.
Был момент, когда Паливода, да, наверное, и «ястребок» напряженно ждали выстрела или взрыва гранаты. Однако воз отдалялся, мирно постукивая колесами.
Паливода задумался. Для проверки «ястребок» имел основания. В базарный день таких возов катило по улицам райцентра немало. Учитывая преступления оуновцев, активизировавшихся в тылу Красной Армии, не надо забывать о бдительности. Разные случаи бывали в освобожденных районах. Об этом предупредил Паливоду и капитана Шульгу секретарь обкома партии Иван Самойлович Грушецкий.
Когда секретарь райкома дал слово Дмитрию Мусиевичу Шульге и тот привел несколько примеров «деятельности» националистов в Каменка-Бугском районе, Паливода подумал: хоть и прибыл начальник райотдела НКГБ вместе с ним только накануне, с состоянием дел ознакомлен неплохо и, видимо, дело свое знает. Высказывался капитан по-военному четко, коротко и образно. Настроен был оптимистически.
Выступление Шульги произвело впечатление и на присутствующих. До тех пор сдержанные и молчаливые, они сразу загомонили и, перебивая друг друга, принялись ругать националистов.
– Товарищи, – поднялся Паливода. – Словами зло не исправишь. Надо действовать. Райком партии принял решение организовать по селам группы охраны общественного порядка. Вам поручается провести необходимую работу и первым делом возглавить «ястребков».
– Правильно! С бандитами кончать надо! – послышались возгласы. – Не пускать оуновцев в наши села!
А вечером начальник райотдела НКГБ обратился в соответствующие инстанции с просьбой выделить оружие для истребительных отрядов.
В пределах области еще продолжались упорные бои. 22 июля перестала существовать бродская вражеская группировка. Была разгромлена и печально известная дивизия СС «Галиция», которую гитлеровцы перебросили на восточный фронт, чтобы прикрыть отступление 13-го корпуса вермахта: десять с половиной тысяч фашистских наемников положили головы за бредовые идеи Гитлера.
Известия об успехах советских войск приходили почти ежедневно. Были и такие, о которых сообщалось в торжественной обстановке, например, когда секретарь райкома с импровизированной трибуны, окруженной людьми, рассказал о стремительном маневре танковых объединений генерал-полковников П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, о том, как удалось окружить и наконец уничтожить многочисленную вражескую группировку во Львове. И каждый из присутствовавших радовался, что Красная Армия уже освободила Львов и другие города и деревни области, что война уходит туда, где зародилась, где вынашивали ее гитлеровские генералы, и уже не за горами час полного освобождения всех западноукраинских земель из-под ярма оккупантов.
После полудня в последний день июля Ченчевич доложил Тарасюку о своем возвращении из Белоруссии. Сбылись самые худшие его опасения – гитлеровцы расстреляли семью Арсентия Дмитриевича. Не пощадили и детей – их убили вместе со взрослыми.
…Вокруг, сколько хватало глаз, виднелись черные обгорелые трубы когда-то нарядного, а теперь дотла сожженного оккупантами села. Подполковник еле разыскал на этом пепелище остатки хаты, где в сенях висела на двух гвоздях детская зыбка. Молча сел под обгорелым тополем, достал из сумки пачку неотправленных писем. Потом качнул головой и спрятал их. На останках родного гнезда, припав к порогу, на коленях поклялся отомстить оккупантам за кровь и смерть ни в чем не повинных людей.
На обратном пути в корпус Ченчевич никак не хотел поверить в то, что случилось. Начальник контрразведки корпуса думал о жене, детях и, казалось, слышал их голоса. Перечитывал к ним письма, пока не показались силуэты танков в овраге.
– Кому же я писал?.. – спросил Арсентий Дмитриевич Тарасюка, показывая вечером пожелтевшие листки бумаги.
Лицо подполковника, словно выкованное из почерневшего серебра, заострилось, похудело.
О гибели семьи начальника контрразведки тут же узнали его боевые товарищи. С наступлением темноты корпус пошел в наступление. И, может быть, боль Ченчевича высекла ту искру лютой ненависти в сердцах танкистов, от которой загорались и пылали, как свечи, «тигры» и «пантеры» врага. В неудержимом порыве воины стремились на запад.
Ермолай Яковлевич радовался, что в Каменка-Бугском районе дела складываются неплохо. Ко времени освобождения Львовщины от фашистов в райцентре был уже налажен паркетный завод, начали работать кирпичные заводы, маслозаводы, механические мастерские, поликлиники, районная больница, школа, библиотека, клубы. Жизнь входила в привычное русло.
Утром, идя на работу, Паливода беззаботно помахивал букетом георгинов и, встретив у входа в райком капитана Шульгу, смутился.
– Не могу без цветов, Дмитро Мусиевич. Слишком долго нам не хватало красоты. Теперь хочется наверстать. Возьмите-ка вот этого красавца. – Секретарь вынул из букета цветок и протянул его капитану. – Ну-ка! И вид у вас, Дмитро Мусиевич, сразу стал не такой суровый.
Они разошлись, улыбающиеся, позолоченные лучами ласкового солнца.
