Текст книги "Деньги за путину"

Автор книги: Владимир Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Шелегеда нахмурился, уловив в словах бригадира вполне понятный намек, но промолчал, якобы разглядывая что-то на пустом горизонте.

Генерозов прошелся по берегу, пнул торчащий угол палатки.

– Потрепало, ребята, вас. Ну, да ничего. У меня, помнится, баржой невод изорвало. А все равно – план дали.

– Это как же? Новый ставили?

– Нет, из обрывков сшили ставные сети, бредень был. Помучились, конечно.

Он подошел к Шелегеде, положил на плечо руку:

– Вот что, Гриша, я скажу. Самим вам тут не управиться, да и некогда. Вы берите рыбу, а мои ребята и татаринские что-нибудь придумают с жильем.

Татаринов, поигрывая улыбкой, великодушно произнес:

– Готовь, бригадир, ужин.

– Да уж накормим, еды не жалко, – просветленно сказал Шелегеда, еще до конца не осознав услышанное.

Оба бригадира направились к катеру, но Генерозов в последнюю минуту вернулся, порылся в нагрудном кармане:

– Чуть не забыл. Вот. – Он протянул сложенные бумажки. – Квитанции за вчерашнюю рыбу.

– Какие квитанции? – Шелегеда, как обычно в волнении, часто заморгал.

– Рыба-то из твоего невода? Из твоего. Закон промысловиков, бери.

Шелегеда растерянно смотрел то на бумажки, то на удалявшуюся сутулую фигуру Генерозова. Подошли рыбаки.

– А ну-ка. – Корецкий внимательно изучил документы, зачем-то даже посмотрел сквозь них на свет, чем вызвал откровенный смех ребят.

– Водяные знаки в порядке?

– На зуб попробуй, может, фальшивые.

Корецкий недоуменно пожал плечами:

– Жест красивый. В духе, так сказать, нашего времени. Но у них у самих – кот наплакал. Не понять.

– Как же, понять невозможно, – передразнил его Витек Варфоломеев.

– Ребята, на переборку! – весело распорядился бригадир. События минувшей ночи, визит бригадиров, квитанции – все это сплелось в его сознании в единый сложный комок чувств. Работа Чакварии, решил он поначалу. Сами бригадиры вряд ли бы заявились. А при чем тут Чаквария? Разве ему нет дела до других бригад? Там обстановка сложнее. Это он, Шелегеда, в любом случае даст план – даже без этих четырех рам. А они – еще как сказать. Значит, Генерозов сагитировал? Шелегеда с теплотой подумал об этом чудаковатом мужичке, который, казалось, затем и на свет появился, чтобы непрестанно и без устали помогать другим.

Раздумья о Генерозове неожиданно вызвали в его памяти образ старого мастера ФЗО деда Капитоныча, добрейшего человека, которого все звали на свой лад – Капитаныч. Это он, уходя на пенсию, раздарил ребятам весь свой фирменный инструмент. До сих пор Шелегеда хранит маленькие никелированные тисочки. А его дружок по Мостопоезду? А его первая любовь буфетчица Лида? «Ну вот, всех хороших людей вспомнил, – подумал Шелегеда. – Да нет, не всех, наверное. Был еще начальник Мостопоезда Боков – суровый, но справедливый человек, Равтытагин… Да и Чаквария мужик еще тот».

Шелегеда окинул взглядом Лососевую реку, своих парней. Они расторопно, без суеты усаживались в лодку. И сделалось ему вдруг светло и спокойно, словно не было ни штормовой ночи, ни разбитого кунгаса. Оставалась привольная и знакомая работа.

Вскоре прибыла помощь. Из старья и плавника сообща сколотили новый каркас, правда, почти вдвое меньше старого. Установить его пришлось еще выше прежней палатки, на щебнистой терраске. Кухню не тронули – как-нибудь перебьются. Чаквария разыскал на складе весь залатанный, но все еще крепкий брезент.

Вечером наскоро отпраздновали новоселье. Гости были на удивление вежливы, похвальным словом отозвались о еде, слегка выпили, но от второй рюмки отказались. Парень, сидящий рядом с Савелием, по прозвищу Кудлатый – все же не удержался, подмигнул ему и тихо спросил:

– Солярочку-то в гудрон теперь не забудешь подливать?

Савелий не стал развивать эту взрывчатую тему, вспомнив приказ Шелегеды – со спорами не возникать. Видимо, соответствующая работа была проведена и среди гостей.

День рыбака

День рыбака на путине объединяет людей самых разных профессий, занятых в данный момент отловом или обработкой рыбы. И потом, в последующие годы, тот, кто когда-то работал на путине, в этот день справедливо почувствует свою, пусть малую, но все же причастность к рыбацкому, такому трудному и такому азартному делу.

Застегивая широкий ремень с тяжелым ножом, деловито натягивая оранжевый костюм, Савелий с радостью отметил – все у него, оказывается, получается ладно и уверенно: портянки за ночь хорошо просохли, печь растопилась скоро, умывальник полон свежей воды… Сколько было путаницы из-за этих мелочей, ссор в первые дни!

Радовал и кунгас. Он покачивался на легкой волне, высоко задирая нос. В невод вошли плавно, ни разу не зацепившись за дель.

Одним словом, День рыбака! И этот бочонок пива… Уже много лет в городке строился пивзавод. Из Магадана и Москвы отпускники и командированные непременно прихватывали авоськи с пивом – самый желанный напиток! Ждали своего. А потом неожиданно выяснилось, что местная тундровая вода не годится для приготовления пива. Сколько страстей, споров, разочарований! Но нет, нашли какой-то выход, обещали сдать завод в самое ближайшее время. Выходило как раз к Дню рыбака. Конечно же, колхоз договорился: первое пиво – на путину.

Развивая пивную тему, каждый все же отметил про себя: в садке рыбы – с гулькин нос.

Это несколько омрачило настроение, особенно у Савелия и Антонишина, Ведь по их вине упустили «хвост» первого хода. А Шелегеда снова подумал о приемщице Розе. Эх, если бы это было в прошлом году, когда он еще не был знаком с Людмилой…

Раму повел Шелегеда. С ним Савелий. Они уже привыкли друг к другу. Шелегеде в этом нескладном пареньке в очках нравилась какая-то незащищенность, во многом наивное, еще совсем детское восприятие жизни. Он с усмешкой вспоминал, как Савелий впервые со страхом прыгал на раму, как неловко, но с величайшей старательностью перебирал дель. «Научился, чертяка, рыбацкому делу». Шелегеда с горечью вдруг подумал, что вот закончится путина и разбредутся кто куда парни. И Савелий исчезнет со своим фотоаппаратом. Не было в жизни у Шелегеды такого ученика, которому бы он мог передать умение своих рук.

Савелий неосознанно подражал Шелегеде во всем. Побаивался его крутого нрава, резкого слова, а все равно тянулся к нему и не раз себя спрашивал: «А вдруг бы ему доверили бригаду рыбаков. Здорово и страшно!»

На рыббазе вовсю готовились к празднику: на клубе появился лозунг и громкоговоритель, у магазина разгружалась машина, и там мелькали картонные ящики с болгарским сухим вином. Окна общежитий сверкали чистотой и белоснежными занавесками.

Савелия в комнату, где жила Илона, не пустили. Она вышла сама – в простеньком халате, с бигуди под косынкой. Оказывается, сегодня ей работать во вторую смену. Но есть еще надежда: если не будет рыбы, вторая смена тоже попадет в клуб на вечер. Савелий успокоил: если у них нет рыбы, то в других бригадах подавно, и сами они будут делать переборку не раньше рассвета следующего дня.

Мимо них пробежала тетя Маня, подмигнула Савелию:

– Чего не приглашаете? Сегодня бы в самый раз…

– Мало тебе? Помолчи, – упрекнула ее Илона.

А Шелегеда сидел в маленьком кабинетике приемщицы рыбы. Дежурила Роза. Она принялась выписывать квитанции, но Шелегеда остановил ее жестом руки и ласково-нахально заглянул в глаза молодой женщины:

– Как поживаешь?

– Ты чего это – удивилась та и серьезно посмотрела на бригадира.

– Да вот все работа, работа… Поговорить недосуг, – начал туманно Шелегеда, – не виделись мы с тобой, считай, год?

– Хотел бы, зимой нашел. Я тут живу, адрес знаешь…

– Зимой я на подледном был.

– Ну, а я при чем?

– Замуж, слыхал, собираешься? – наугад бухнул Шелегеда.

– За-амуж? – протянула Роза. – Да где их взять-то, мужей? У нас зимой на всю базу три калеки…

– Город под боком.

– Погоди, а чего это ты заинтересовался моей судьбой? Надо – найду, не уродина.

– Да уж что не уродина – это точно, – Шелегеда взял ее руку в свою. – Увидел – аж заныло в груди.

– Что, Гриша, опять плохо с рыбой? – засмеялась Роза.

– Ну, ты уж скажешь! – обиделся Шелегеда. – При чем тут рыба? Я к тебе пришел. Будешь сегодня после танцев дома?

– Почему после танцев? Я на танцах буду, приходи. Такой знаменитости, как ты, ни одна девушка не откажет.

– Даже ты?

– Посмотрим-поглядим…

– Приду. – Шелегеда задумался, вспомнив, что к нему обещала прийти Людмила.

Роза принялась заполнять квитанцию.

– Постой, красавица! Кинь центнеров сто. Вернем. Сама понимаешь, праздник. Да и потрепало нас…

– Уже слышала про ваши мытарства. – Роза вздохнула и приписала еще сто центнеров. – Попробуй только не вернуть…

– До вечера. – Шелегеда подмигнул Розе и сложил квитанции.

– Ну и жук ты, бригадир. Недаром тебя никто не любит.

– Так уж не любят? А любили. Скажешь, нет?

– А ты хоть знаешь что-нибудь про любовь?

– Пока. До вечера.

На стане ждали приезда Чакварии с бочонком пива. Наварили ухи, нажарили рыбы. И вдруг оказалось, что ни у кого нет чистой одежды. Витек вынул из рюкзака скомканную грязно-белую рубашку. Долго ее расправлял, бурча что-то под нос, а потом с возгласом «сойдет!» напялил на голое тело. Поверх – свой замасленный морской бушлат. И тогда Савелий обратил внимание на цвет лица Витька – от солнца, пота и ядовитой жидкости оно походило на медный, небрежно начищенный котелок. Затем Витек взял за шиворот Сынка, раза два шоркнул им по своим ботинкам. Собачонка приняла этот жест за игру, начала носиться как угорелая. По случаю праздника кашеварил Анимподист Дьячков – непревзойденный мастер всяких рыбных блюд.

Катер встречали всем составом, тянулись помочь спрыгнуть самодеятельным артистам – в основном девушкам. Витек, насколько позволяли сапоги, зашел в воду и все норовил кого-нибудь подхватить на руки. Чаквария кинул на берег увесистую пачку свежих газет и журналов. С предельной осторожностью сняли пятидесятилитровый бочонок пива.

Торжественное собрание проводили на берегу.

Чаквария вынул из кармана блокнот.

– Дорогие товарищи, друзья! Сегодня мы отмечаем…

Витек придвинулся к черноволосой девушке в красной капроновой куртке, что-то ее спросил. Та не расслышала и наклонилась к нему. И тотчас между ними просунулась веснушчатая ладонь худрука по прозвищу Дрозд, сделала энергичный жест в сторону Витька, означающий: вон, вон! Чаквария взглянул на Витька поверх блокнота и улыбнулся:

– Варфоломеев, успеешь поговорить с девушкой. Слушай сюда. Неужели не интересно узнать, как поработали рыбаки колхоза?

Витек изобразил на лице предельную заинтересованность.

– Я весь внимание, Николай Захарович.

Чаквария опять улыбнулся и убрал блокнот в карман.

– Такое мы дело с вами делаем, товарищи! Сейчас слово «рыбак» в колхозе да на любом предприятии города – точно пароль. В газете о вас каждый день пишут, печатают сводку улова. Праздник ваш правительство установило. Вы самые почетные люди нашего края! И я от всего сердца, от имени всего колхоза и города поздравляю вас с вашим замечательным днем!

Все дружно захлопали, услышав такие простые и проникновенные слова о своем деле. Особенно старались гости. Девушки с восхищением поглядывали на загорелые, несколько смущенные лица парней. Ведь рыбацкий труд пока оставался привилегией мужчин. Настоящее мужское дело!

– Давайте порадуемся, – начал Чаквария, – за бригаду Татаринова. Она идет впереди всех. Не удивляйтесь. Да, вы сдали больше рыбы, но условия соревнования включают много пунктов: сохранность колхозного имущества, расход горючего, дисциплина, моральный климат и так далее.

– Мы, что ли, виноваты? – крикнул Корецкий. – Стихия. А ЧП у нас не было.

– Было, – веско сказал Чаквария.

Зашумели все разом:

– Хватит об этом.

– Праздник ведь.

– Ура бригаде Татаринова!

– А теперь кружок художественной самодеятельности нашего клуба покажет вам небольшой праздничный концерт.

Встал худрук и с ходу заиграл на баяне. Все узнали известную песню о дроздах. Из-за этой песни заведующего клубом и прозвали Дроздом. Дьячков потом рассказывал, смеясь: «У меня от этой песни уже скулы сводит. Он же по соседству с нами живет. Как вечер, так «дрозды». Как затянет!..»

– Итак, небольшой концерт для наших дорогих рыбаков, – бодрым голосом объявил Дрозд.

Девушка в красной куртке запела песню. Но на припеве Дрозд сбился, перестал играть и, нисколько не смутившись, сказал, что это настройка. Девушка запела снова, и снова Дрозда потянуло на другую мелодию. Девушка покраснела, всплеснула руками и скрылась в палатке.

– Бывает, – сказал Дрозд. – Мы же торопились. А сейчас вторым номером нашей программы – чукотская песня на слова известной поэтессы Антонины Кымытваль.

Три девушки-чукчанки взяли бубны. Пели они хорошо, согласно. Савелий впервые слышал чукотскую песню. Она удивила его своей незатейливостью, земными словами о любви к мшистой тундре, голубым озерцам, белоснежным оленям. Это было красиво.

Потом объявили акробатический этюд в исполнении преподавателя начальной школы и ученика-первоклассника. Огромный дядя схватил мальчишку и небрежно подбросил его вверх – тот перевернулся и встал на голову своему учителю, посидел на шее, перелетел между ногами через спину и сделал стойку на вытянутых руках акробата. Все хлопали и немножко жалели мальчишку – рубашка у него вылезла из трусов, показывая узкую спину с выпирающими худыми лопатками.

Дрозд затеял игры на смекалку и внимательность. Он сел перед Савелием, вытянул ладони, быстро сложил их и сказал:

– Делай как я. Внимание! Повторяем мои жесты… Так. Так. Молодец!

Савелий краснел, но старался поспеть за Дроздом.

– А зачем так? – вдруг строго спросил Дрозд. – Я же так не делал. Надо ладонями вверх, а ты – вниз.

Подсел Витек. Как ни мучил его устроитель концерта, морячок точно выполнял каждое движение Дрозда. Под дружные аплодисменты ему был вручен главный приз – гитара. Пластмассовые игрушки, карандаши, картинки достались к концу игр каждому рыбаку.

– По-моему, Дрозд нас спутал с детсадом, – буркнул Антонишин Савелию.

– Тише, все же старались люди.

– Ну, а теперь давайте споем вместе песню, – предложил в конце Дрозд.

– О дроздах давайте, – добавил Витек и взял аккорд на выигранной гитаре.

– Совершенно верно. Хорошая песня, – не поняв иронии, согласился Дрозд.

Гости засобирались, но Шелегеда предложил по традиции отведать рыбацкой ухи. Упрашивать дважды не пришлось. Разлили пиво. Ели весело, с шутками и прибаутками. Витек показывал девушке в красной куртке фокусы с картами, Корецкий рассказывал про ночной шторм, Омельчук сосредоточенно жевал, Антонишин кряхтел и говорил с Дроздом о политике. Чаквария перебирал квитанции, делал записи в своем блокнотике.

– Слушай, бригадир, а ты с хорошим наваром. Рыбы, считай, в неводах нет, а у тебя по квитанциям – урожай!

– А то! – залихватски мотнул головой бригадир. – Ребята все ухватистые… Только держись!

– А самый ухватистый – бригадир, – вставил Анимподист и хитро подмигнул. Он мог по одному виду рамы точно определить, сколько в ней рыбы, – Роза принимала? – спросил Дьячков.

– Не помню, – увильнул Шелегеда от прямого ответа.

Чаквария в разговор вникать не стал. Он знал, что у приемщиц на рыббазе есть свои любимчики. Но это его не касалось, у него свой, колхозный план.

Концертную бригаду отпускали с большой неохотой. Витек долго стоял по колено в воде, махал отъезжающим и, кажется, не замечал, как приливная волна захлестнула отвороты сапог.

– Тома! А? – восхищенно говорил он Савелию. – Мировая девушка. Договорились встретиться. Она от колхоза в профтехучилище на радистку учится.

– Ну-ну! – ободряюще поддержал его Савелий и, вспомнив об Илоне, поглядел на часы. До вечера еще было далеко.

Потянулись гости. Первой явилась омельчуковская блондинка с огромной сумкой. Вынула содержимое на стол, пригласила ребят. Тут были яблоки, вино, домашние пирожки. Савелий впервые разглядел блондинку. Ничего особенного: лицо строгое, глаза задумчивые, неулыбающиеся. «Наверное, лет тридцать или больше, – подумал он. – В годах».

Шелегеда смотрел на часы и хмурился. Лицо его враз смягчилось, когда Савелий шумно распахнул дверь и громогласно произнес:

– Шелегеда, на выход!

Пришла Людмила с дочкой. Голубоглазая девочка с косичками несмело подошла к Шелегеде и потупилась.

Он потрепал ее по голове, присел:

– Как вы там с мамкой? Живы-здоровы?

Людмила, хрупкая женщина с такими же голубыми глазами, как и у дочки, стянула с головы косынку, пригладила волосы:

– К вам пока доберешься… Такой берег крутой.

– Ну, айдате, к воде спустимся. Там прохладнее.

– Да нам вроде и не жарко.

– Все равно там лучше. Разведем костер, посидим-погутарим.

Они спустились и пошли вдоль берега. Еще какие-то две девушки долго ходили поодаль. Дежурный Антонишин не выдержал, пошел узнать, кого они ждут. Оказалось, Витька. Тот удивленно и недоверчиво разглядывал девушек в бинокль.

– А, вспомнил, на машине я их катал. – Он лихо затопал вниз по трапу.

К Антонишину пришла жена с детьми. Они расположились у воды, развели костер. «Неохваченными» остались Дьячков, Савелий и Корецкий.

…Шелегеда глянул на часы и удивился, как быстро пролетел день.

– Проснулся? – Людмила наклонилась к нему. – Эх ты, засоня…

– Да, считай, ночь не спал, – виновато проговорил Григорий.

– И зачем только тебе это бригадирство? Вон почернел аж.

– Э-эх! Все, Люд, – зевнул Шелегеда, – в последний раз. А девчонка где?

– Где ей быть? Играет с собачкой.

– В последний раз, – еще раз подтвердил бригадир.

– Неужто зимой будешь дома? – обрадованно удивилась Людмила.

– Точно! С подледным завяжу. Хочется пожить нормально.

– Нам и жить-то негде. Считай, одна комнатенка, да и та заваливается.

– А может, уедем отсюда, Люд? К моему деду, а? Домину отгрохаем, машину купим, сама знаешь, денег у меня хватит.

Людмила вздохнула:

– Куда ты их копишь, скажи, пожалуйста? Только одно – деньги да деньги… Надорвешься. Разве в деньгах счастье? – Она помолчала. – Вон Ивановы, смотри, как живут. Она телефонистка, он – бухгалтер, Откуда у них деньгам большим быть? А живут – душа в душу – не нарадуешься. Все вместе да вместе…

Шелегеда привстал, закусил травинку.

– Такая жизнь – тоже не жизнь. Контора да дом – вся и забота. А знаешь ли ты, что такое настоящий азарт добытчика? – он сжал кулак. – Охота! Настоящая охота, когда… Впрочем, чего это я?

– Ой, Гриша, ты вот так говоришь, а мне становится жутко. Погубишь ты себя. – Она вздохнула.

– Ничего. Я прошел все. Мне уж ничего не страшно. Да брось ты, Людка, чего это сегодня с тобой?

– Да знаешь, Гриша… Ребенок… наверное, будет, – тихо произнесла Люда.

– Чего, чего? – Шелегеда резко сел. Было слышно, как звенит запутавшийся в тонкой косынке комар. – Во дела-а! Чего ж ты молчала, дуреха?.. Ты не представляешь, как старики мои обрадуются! Они мне этим все уши прожужжали…

– А ты-то сам? Ты? – спросила смущенно Людмила.

Он вдруг неловко к ней подвалился, обнял колени; от нахлынувшей, незнакомой до той поры нежности, и еще чего-то щемящего, подкатила к горлу теплая волна. Он прикоснулся разгоряченными губами к прохладному ее колену.

– Ты что, ты что? – она нежно прижала ладони к его щекам, подняла голову и заглянула в глаза.

– Да так, нашло что-то… Ты только не волнуйся, заживем мы с тобой. Вот увидишь. Сыграем после путины свадьбу. Чтоб как у людей. И все будет у нас хорошо. Ты иди сейчас домой, пока светло. У нас сейчас дела. Мне пора. – В эту минуту он вспомнил о своем обещании Розе прийти на танцы.

Переборку делать не стали. Пустые садки расслабили рыбаков, кое-кто уже похрапывал на нарах. Савелий агитировал Витька вместе сходить на рыббазу, но тот отмахнулся: «Не, у меня сегодня свидание здесь, на берегу».

Антонишин на приглашение буркнул: «Чего это я там потерял? У меня семья».

– Я пойду! – сказал Шелегеда.

Танцы уже были в самом разгаре, когда они добрались до базы. Шелегеда направился в дальний угол, где громоздились сдвинутые скамьи. Через некоторое время Савелий заметил, что к бригадиру подсела молодая женщина, работающая приемщицей на базе. Илона обрадовалась Савелию, тотчас потянула танцевать.

– А мы пили сухое вино, я уже совсем пьяна, – шепнула на ухо Илона. – Ты сегодня побудь со мной. Я тебе так рада…

От этих слов у Савелия даже затуманилось в голове. Он прижал Илону к себе.

– Разве я могу тебя бросить! Ты сегодня такая…

– Какая?

– Особенная какая-то.

– Мне тоже с тобой хорошо. Не знаю почему…

Вокруг них прыгали, дурачились, пели.

– А наш-то, наш-то Савелий, а? – заметил Шелегеда.

– Хорошая пара, – сказала Роза.

Они снова замолчали.

– Пойдем, хоть потанцуем, – предложила Роза.

– Не, я не танцор. Иди, я посижу.

– Что ты за человек? Все у тебя шиворот-навыворот.

Роза увлекла первого попавшегося паренька и закружилась в вальсе. В тесном тамбурке нещадно чадили рыбаки с других неводов. Шелегеда вышел покурить и в темноте наступил на чью-то ногу.

– Хотя бы извинился.

– Да это же Шелегеда, – равнодушно произнес кто-то из угла. – Дождешься, от него.

– Кто там вякает? – Шелегеда посмотрел на огонек сигареты.

– Проходи, проходи. – Шелегеда почувствовал на плече чью-то руку и резким движением смахнул ее. – Не лапай.

– Невежливо, – прогудело над его ухом. – А ну, выйдем.

– Выйдем.

Парень был на голову выше Шелегеды. От него несло вином.

– Значит, ты и есть Шелегеда? Слыхал, слыхал…

– Драться будем? – спокойно спросил Шелегеда. – Не советую. Попадешь в больницу. А я сам знаешь куда.

Гигант ухмыльнулся:

– Еще как сказать, кто в больницу.

– Тогда туда – ты.

Тесным кольцом их обступили рыбаки с других неводов. Откуда-то появился Савелий и, воинственно поблескивая очками, стал рядом с Шелегедой. Это вызвало смех:

– Ну, теперь держись.

– Может, «скорую» сразу вызвать?

– Да ведь раскидает всех.

Появились дружинники:

– В чем дело? Разойдитесь.

Подошла Роза и решительно увела Шелегеду и Савелия в сторону:

– Кончайте, ребята. Все так хорошо было до вас. Идемте лучше ко мне чай пить. Зови, Савелий, свою девушку.

Савелий обрадовался приглашению. Ему так хотелось побыть с Илонкой, где не так шумно и не так много людей.

Роза жила неподалеку. У нее была маленькая комнатка, очень чистенькая, опрятная. Пока хозяйка и Илона накрывали на стол, Савелий листал книги – в основном учебники по рыбоводству и словари. Савелий с интересом посмотрел на Розу. Раньше лицо ее казалось ему грубоватым, даже несколько вульгарным. Наверное, от косметики, подумал он и украдкой посмотрел на Илону. Какое у нее лицо, глаза!

Выпили. Шелегеда хмурился, смотрел на часы.

– Мы, наверное, вам мешаем? – напрямик спросила Илона. Савелий удивился ее смелости.

– Нет, нет, – встрепенулся Шелегеда. – Ни в коем случае. Мне скоро пора, на рассвете у нас переборка, да и оттяжки на невода надо закрепить.

Савелий понял, что бригадир хочет уйти, – оттяжки были в порядке. Роза тоже с недоумением посмотрела на Шелегеду, пожала плечами.

– Ну, если тебе надо идти – иди. Дело – прежде всего.

Савелию показалось, что на ее лице мелькнула тень обиды.

– Да, пора! – Шелегеда встал. – Спасибо тебе, хозяйка, за угощение. И вообще… Извини, если что не так. А ты, – он посмотрел на Савелия, – не забудь про переборку.

После его ухода всем сделалось как-то неловко. Молчали. Крутилась на холостом ходу пластинка… Неловкую паузу прервала Роза:

– Знаете, ребятки, пойду-ка я подменю диспетчера. Там сегодня дежурит Танька. Пусть хоть она погуляет. А вы сидите. Когда будете уходить, ключи оставите в двери.

– Когда придешь? – спросила Илона.

– В восемь пересмена, тогда и приду. Пока.

«Ну и везет мне сегодня», – подумалось Савелию.

Илона накинула крючок, поставила пластинку и разлила в стаканы.

– Давай выпьем за нас с тобой.

– Давай!

Выпили. Илона выжидающе посмотрела на Савелия увлажненными глазами.

– Теперь поцелуемся. – Она потянулась к нему и опустила глаза.

«Ну, дела», – опять подумал Савелий, но тут у него самого закружилась голова – губы у нее были прохладные, мягкие.

Потом они танцевали и непрерывно целовались. Комнатку озаряла крошечная лампочка от проигрывателя.

Савелий прижал Илону и почувствовал, как внутри у него все будто расплавилось.

– Подожди, – шепнула Илона и отступила в темноту.

Савелию показалось, что не прошло и мгновения – она возникла в красноватом полумраке, словно из нереального мира, похожего на прекрасный и короткий сон, от которого еще долго кружится голова, а тело медленно проваливается в бездонную сладостную синь. Савелий давно мечтал об этом мгновении, недостижимом и желанном. Но вот сейчас, когда перед ним возникло это желанное видение, он зажмурился, будто от яркого луча. Ему вдруг стало неловко от этой откровенной и близкой наготы, и первой мыслью было исчезнуть, убежать…

Но почти одновременно он почувствовал, как по телу пробежала дрожь, как ослабли колени. Он справился с первой волной и сам удивился откуда-то появившемуся в себе самообладанию. Он обнял ее, наклонился и поцеловал в горячую грудь.