Текст книги "В поисках свободы (СИ)"

Автор книги: Владимир Кабаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

В Ленинградской области есть ещё красивейшие места, называющиеся Карелией...

Живя в Сибири я многое слышал о Карелии, и помню песню, о Карелии – "Часто будет, Карелия сниться, край лесной, с голубыми глазами озёр".

ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ

Впервые, я попал в Карелию живя в Ленинграде – ткнув пальцем в карту, попал на название Лосево.

Мои знакомые рассказывали мне ранее о Лосевских порогах.

Я сел в электричку на Финляндском вокзале и уехал в Лосево...

Была весна и в городе давно не было снега, а за городом, особенно в ельниках, лежали, казалось нетронутые пласты белого-белого снега.

Вдоль железной дороги слева и справа то и дело попадали озёра, озеринки и пруды, окружённые дачными посёлками. Чуть вдалеке, на горизонте горбились невысокие холмы покрытые сосняками, чистыми и светлыми, и от этого, становилось легко и весело на душе...

Выйдя из электрички, я, глубоко вдыхал и выдыхал прохладный чистый воздух, а подойдя к реке, долго сидел на высоком берегу, наблюдая игру водных потоков, зажатых в теснине и переливающихся водными валами, через гранитные скальные останцы, торчащие со дна реки.

Ниже порогов, река Вуокса, впадала в озеро, широко разлившееся во все стороны, с каким-то особенно глухим, недоступным лесом на противоположной стороне.

Отдышавшись и налюбовавшись необычной панорамой, я пошёл вверх по реке.

Обойдя стороной турбазу и пансионаты, стоящие один рядом с другим на берегу, шёл вперёд по чистой, песчаной дороге, петляющей по соснякам, с открывающимися приятными речными видами.

Я был в башмаках, но после утреннего морозца, снег покрылся коркой ледяного наста и поэтому идти было легко, как по асфальту. От свежего воздуха, от длинной прогулки меня потянуло в сон и подстелив подстилку, я лёг прямо на снег и задремал воображая, что я в сибирской тайге...

После, спустившись к реке, вскипятил чай, поел с бутербродами и наевшись, стал возвращаться на станцию.

Недалеко от посёлка, увидел следы двух лосей: матки и годовалого телёнка. Я обрадовался, долго разбирался в набродах и даже нашёл пару лосиных лёжек.

"Ага– думал я – здесь и звери есть, и совсем недалеко от человеческого жилья, а значит, их тут мало тревожат..."

... Потом, были сотни поездок по всей Карелии, когда я убедился, что этот озёрный край– место красивое и вместе, почти безлюдное, несмотря на стада туристов по воскресеньям...

Одно из замечательных мест Карелии – река Волчья. Я действительно видел там волчьи следы зимой и даже нашёл в её окрестностях глухариный ток, а рядом за озеринкой – волчье логово, которое я не стал тревожить...

Весной, когда все нормальные люди сидят по домам, я в этих сосняках чувствовал себя как будто на Байкале, и отдыхал душой на свободе, вдыхая бодрящий, заряженный оптимизмом, весенний воздух.

Дни в это время года, кажутся почти бесконечными и к вечеру иногда забываешь, где ты был и что делал ранним утром...

А какие ягодные места, на высоких берегах реки, обнаружил я впоследствии?! Тёплые каменисто – песчаные склоны, покрыты с южной стороны брусничником, а в крутых прохладных сиверах – черничник с сизовато – чёрными ягодами, асимметричными ожерельями, висящих на невысоких веточках...

...Там на Волчьей, мы, с двумя моими учениками, зимой, жгли костер на заснеженном берегу, жарили шашлыки и разговаривали. Где – то в стороне бухнули два выстрела, и я подумал – кто-то балуется, по рябчикам.

Однако в сумерках, возвращаясь на станцию по своему дневному следу, увидели, что совсем недавно, через наш след перешла рысь, оставляя за собой капельки крови на белом, свежем снегу. И мы бросились в погоню.

Я страшно ухал и гавкал, надеясь, что рысь, почувствовав погоню, вспрыгнет на дерево и мы сможем её увидеть.

Ночь опустилась на притихший морозный лес и мы почти бегом, как гончие низко опустив головы, распутывали следы рыси, иногда с опаской обходя сосновые чащи, в надежде, вот-вот увидеть хищную кошку...

Часа два, мы безуспешно пытались настичь рысь. Мои попутчики устали и потеряли интерес к следам и я вынужден был повернуть неудавшуюся охотничью экспедицию в сторону станции...

Там же, на Волчьей, мы, по осени собирали белые грибы, забыв о времени, переходя из одного распадка в другой, а вечером, у костра, сидели допоздна и пели русские – советские песни, провожая заканчивающиеся белые ночи.

Осенью, когда после лета всё затихает и успокаивается, я, там же, на вечерней заре услышал, а потом и увидел клин перелётных гусей, снизившихся над Волчьей и летящих в сторону недалёких Вуоксинских заливов.

Гулкое эхо в крутых берегах речного ущелья множилось, меняя направление и казалось, что гуси устремляются сюда отовсюду...

Неподалёку от Питера, на одной из пригородных станций устроен детский парк с качающимися мостиками, деревянными, ярко раскрашенными мухоморами на обочинах тропинок и даже домиком Бабы – Яги, в еловой чаще.

Есть даже огороженный участок поляны, где живут зубры. Целое стадо. Они большие, мрачновато-сердитого вида, но их можно кормить хлебными корочками и даже пучками травы.

Флегматично невозмутимые, с длинными спутанными гривами и изогнутыми острыми рогами, тёмно – коричневого цвета, они кажутся пришельцами из далёкого прошлого, когда все люди ещё были охотниками и жили в землянках или пещерах.

Невольно пытаешься представить себя в оленьей шкуре, с тяжелым копьём, крадущимся вослед такому же стаду. Слева и справа в кустах шуршат шаги твоих соплеменников и в ожидании схватки с рогатыми гигантами гулко колотиться сердце в груди...

Я был голоден и потому наверное, следующей картинкой в моём воображении, возникла сцена пира после удачной охоты, вокруг большого племенного костра.

Большой зубр, целиком зажаренный на костре, очень вкусен. Мясной сок течёт по моей бороде и я смахивая капли горячей жидкости, вытираю руку о шкуру на бедре. А мой сосед, одобрительно похлопывая меня по плечу, говорит: – Удар твоего копья был решающим...

Я, сглотнул слюну очнувшись от видений, ещё раз посмотрел на бычка, который лезет впереди вожака – быка, к протянутому сквозь изгородь кусочку хлеба и получает за это лёгкий тычок рогом в бок, и потому испуганно отскакивает в сторону.

"Мне пора бы чего-нибудь перекусить" – думаю я и отойдя недалеко, в лесок, начинаю разводить костёр...

Леса на карельском перешейке намного светлее, чище, удобней для человека и поэтому, здесь сегодня живёт намного больше народу, чем под Тосно, и ещё больше тут дачников. Проложены удобные и красивые асфальтированные дороги. Повсюду в лесах встречаются остатки каменных фундаментов – бывших финских поселений и в самом глухом месте, вдруг наталкиваешься на заросшие кустарником, осушительные канавы, бывших заимок...

... А однажды, я нашёл каменные надолбы – замшелые валуны, выстроившиеся в ряд, оставшиеся здесь со времён финской войны.

В густом ельнике, большие камни вкопанные в землю, торчат гранитными лбами на высоту до метра и были предназначены, для защиты финских позиций от танков.

Кроме надолбов, кое-где сохранились бетонные доты и дзоты, мрачно ощерившиеся своими амбразурами на окружающий лес.

На рассвете эти остатки военных времён выглядят угрожающе.

В Ленинградской области война словно навечно вписалась в ландшафты, часто изрытые старыми окопами, избитые заросшими полузатопленными воронками от взрывов бомб и снарядов.

По лесам, раскиданы заржавленные снарядные гильзы и пробитые пулями, заржавленные каски. Иногда находят на месте больших боёв кости убитых солдат, советских и немецких, не захороненные во время отступлений и окружений. И всё это тихо догнивает, в молчании густо растущих на местах человеческих трагедий, лесов: еловых, осиновых, сосновых...

У моего приятеля Юры Алексеева, дача в районе Тосно.

Мы часто ездим туда: он по делам садоводческим, я – пройтись по густым лесам, подышать воздухом. Садоводство новое и леса кругом глухие.

Юрин сосед, рассказывал о зимнем происшествии, увиденное им, рядом с садоводством. Вышел он порубить для хозяйства осиновых прутьев, на край просеки, проходящей рядом с домами...

Я уже описывал этот случай выше, но не могу не повторить его в живописных деталях!

...Зима. Холодно. Белый снег. Сумерки.

И вдруг, из лесу, к нему навстречу выбегает галопом большой лось.

Он становился неподалеку и стоит подрагивая и оглядываясь назад.

Мужик глянул в ту сторону и увидел стаю волков, остановившихся метрах в восьмидесяти, на опушке леса.

Лось тяжело дышит, озирается и не уходит, а серые разбойники ждут. Мужик рассердился, заматерился и двинулся в сторону волков, размахивая срубленным осиновым колом.

Те, не выдержали матерной речи, испугались и убежали назад, в лес, а лось побрёл по краю дачного посёлка в противоположную сторону, на восток...

...Неподалеку от дач, я нашёл глухариный ток.

Искал его несколько лет и наконец, ещё по снегу, придя в заветное место, нашёл следы глухарей по насту, немного в другом месте, где я ожидал их встретить в предыдущие вёсны.

Они, уже после рассветных песен слетали на землю и под поощрительное квохтанье глухарок прилетающих на ток утром, начинали драться, выщипывая перья друг у друга, сильными загнутыми клювами. Потом, чуть взлетаю над землёй, сшибаясь грудь в грудь, они бились сильными костистыми крыльями.

Победители этих брачных турниров, соединившись с глухарками, отлетали на край тока, где и проходили свадьбы...

Я пришёл на токовище, ещё ночью, сел под сосну и слушал тишину наступающего рассвета, пока в дальнем углу сосново-еловой чащи, не услышал кастаньетный стук первого колена причудливой древней песни глухарей, а потом и точение-шипение – вторую его часть.

Было ещё темно и я, стараясь попадать в "фазы" точения, запрыгал к токующему "петуху".

Сердце заколотилось, внимание обострилось и я, слышал все подробности глухариной песни "сквозь" прыжки и остановки.

Я мгновенно забыл о холоде, о мнимых и реальных опасностях леса и был внутренне устремлён к одной цели.

Наконец, подскакав метров на пятьдесят к токующему глухарю, остановился и стал высматривать его в вершинах, густо стоящих, высоких сосен...

И вот, как обычно, вдруг, я его увидел – чуть подрагивающее во время песни, тёмное пятно в верхней трети пушистой сосны.

Время для меня замерло! Вся многовековая история человека – охотника, сконцентрировалась в моём ожидании и приготовлении к решающему моменту. Медленно, под песню, я поднял ружьё, под песню же выцелил и под точение, нажал на спуск...

Грянул выстрел, птица сорвалась с ветки и с глухим стуком упала в мох, под дерево. Я прыжками подбежал, остановился и осмотревшись, увидел чёрную птицу лежащую под пушистой ёлочкой, на мягком мху.

Выйдя из чащи с добычей в руках, остановившись, хорошенько рассмотрел глухаря. Чёрное оперение этой большой, сильной птицы, на шее переходило в сизо -зеленоватое, а на бородатой костистой голове, над глазами, алели, словно вышитые шёлком, яркие брови.

Крестообразные лапы, были покрыты оторочкой, пластиково-твердой роговицы, а длинный хвост лопаткой, можно было развернуть в большой чёрный веер...

Я вспомнил рассказы своего друга, который говорил о токах в западной Сибири.

Его взял с собой на ток отец, в первый раз, в шестнадцать лет.

Они долго шли ночью по залитым водой болотам. Когда на востоке забелел рассвет, отец оставил его одного и ушёл куда – то во тьму. Было холодно и страшно, и вдруг на болоте появились глухари и стали яростно драться.

Разойдясь метров на тридцать, клокоча яростью, глухари бежали навстречу друг другу, потом взлетали и с треском сшибались грудью, клевались, царапаясь когтями и нанося удары крыльями.

Схватка быстро заканчивалась, "петухи" расходились по сторонам и всё повторялось вновь, с удвоенной злобой.

Мой друг, забыв о времени, с дрожью волнения следил за весенними турнирными бойцами, не заметив, как над горизонтом появилось громадное алое солнце...

То утро он запомнил на всю жизнь...

... Глухари, особенно на токах смелы и воинственны. Помню, как раненный глухарь, при моём приближении, вздыбил перья на шее и кинулся в драку, как только я попытался схватить его. Конечно я вышел победителем, но запомнил этот холодок страха при виде приготовившегося к бою глухаря...

В природе, иногда случаются удивительные вещи, противоречащие всяким научным теориям и здравому смыслу.

В журнале "Нэшинел Джиографик", я видел фотографии на которых северный олень напал на бурого медведя, вместо того, чтобы спокойно убежать. Разогнавшись олень ударил в грудь медведя рогами, но медведь конечно не испугался, вцепился в оленя когтями и задрал до смерти...

Тот же мой друг из Западной Сибири, рассказывал, как весенней ночью, уже в Восточной Сибири, на Лене, на него набросился с противным верещанием барсук, кусая за ноги. Видимо, охотник неосторожно проходил мимо барсучьей норы.

– Нападение было так неожиданно – рассказывал он, блестя глазами – я испугался и вернулся домой недоумевая – что за зверь атаковал меня...

– В ночной тьме, – это воспринималось как нападение привидения или атака лешего!

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ.

На глухариных токах, иногда, встречаются и медведи, пытающиеся на земле поймать поющего глухаря...

Другой мой знакомый, замечательный старичок, Василий Иванович, рассказывал мне, как он видел на току, в полутьме, неслышно движущуюся спину медведя.

Туловище и лапы были скрыты за упавшим стволом.

– Я тогда побоялся стрелять! – просто и откровенно признался Василий Иванович, и я его хорошо понимаю.

В ночи проявляется в человеке все первичные, инстинктивные страхи, дремлющие в его душе до поры, до времени...

Кстати о Василии Ивановиче.

Он тоже учил меня любить природу за чувство свободы, которое пробуждается в душе человека, наедине с великим и независящим от человека окружающим миром.

Он, Василий Иванович, был профессиональный рыбак, прожил всю жизнь в деревне и был страстным любителем и знатоком изюбриного рёва. Он делал трубы – манки на изюбря, и мастерски подражал голосу гонного быка.

Первый раз я услышал его трубу, в деревне Большая Речка, в его доме, посередине зимы. Слушая эти волшебные страстные звуки, которые извлекал из деревянной трубы Василий Иванович, мне показалось, что на время, я перенёсся в расцвеченную осенними красками тайгу.

Его труба пела яростно и страстно, меняя тональность от начально-высоких нот, постепенно переходящих в мощный рёв.

Поэтому наверное, изюбриный гон называют в Сибири рёвом...

Мне посчастливилось побывать с ним на изюбрином реву, в долине реки Бурдугуз, на больших колхозных покосах, в верховьях речной долины.

С вечера все разошлись в разные стороны и Василий Иванович, откашлявшись в шапку, встал на колени и поводя длинной трубой по кругу, затрубил – запел на всю притихшую округу.

Как только он окончил рёв, тотчас, с двух сторон, ему ответили два быка – один молодой с высокими нотами в дрожащем голосе, а другой, старик, отвечающий простуженным басом.

Василий Иванович шёпотом пояснил мне: – Старый, крупный бык уже с матками, а молодой боится, и только голос подал один раз. Он нам отвечать не будет, а начнёт тихонько подкрадываться, надеясь на удачу.

Василий Иванович засмеялся: – Иногда, хозяин гарема убежит бороться с другим быком, а молодой тут как тут. Ухватит своё удовольствие с оставленной маткой и бежать..."

Между тем смеркалось и быки замолчали не отвечая на трубу. Я стоял чуть в стороне, когда один из охотников нарушил тишину и стронувшись с места громко проговорил: – Иваныч! Не отвечают. Пора чай пить...

И в это же время справа от меня, в густых кустах затрещало и я услышал стук копыт оленя, неслышно и невидимо, кравшегося к сопернику, которого изображал так мастерски, Василий Иванович...

Охота сорвалась...

Но вечером, у костра, Василий Иванович рассказывал нам о своих бесчисленных охотах на реву.

– Быки во время гона, как бы временно сходят с ума. В головах у них только матки и соперники – быки.

В начале гона, быки бегут навстречу друг другу, намётом и схватываются без предупреждения.

После, когда у сильных и удачливых изюбрей появляется гарем из нескольких маток, они пасут его, как свирепые табунщики, и часто бьют маток рогами и копытами если те, не слушают их приказаний.

В драку они уже не лезут и стараются отогнать табун в места поспокойнее.

Отвечая на вызов соперников, встречаться с ними не торопятся, становятся осторожнее и если почуют фальшь в голосе трубы, сразу уходят.

Тут надо учитывать, что подманить старого, сильного быка можно голосом быка молодого.

Поэтому, надо знать особенности голосов разновозрастных оленей. Замечательно трубить на марянах, где приближающихся оленей можно видеть за километр и далее.

Помимо заключительного выстрела, охота на реву очень красива и эмоциональна. Ты невольно, на время сам становишься оленем!

Василий Иванович во время своего рассказа, маленькими глоточками пил чай и глаза его блестели, отражая огонь костра...

Его чудесные рассказы я запомнил на всю жизнь...

ЯЗЫК ЖИВОТНЫХ

В какой-то момент своей жизни, я решил учится языку диких животных, чтобы начать разговаривать с ними.

Первое, что я освоил – было токование глухарей и тетеревов. Глухарей можно было подманивать стуча ножом по стволу ружья, а потом скрести тыльной стороной лезвия по прицельной планке двустволки.

Но в особый восторг я пришел, когда подражая глухому свисту и шипению рассерженного тетерева, вдруг услышал ответ обращённый ко мне. Разгорячённый тетерев, ответил на моё "токование"!

Делалось это так: губы складывались как для свиста и воздух с шумом выходил через губную щель наружу. А потом вы ещё должны с ускорением похлопать себя по бёдрам ладонями, так, словно тетерев бьёт крыльями. Несравнимое впечатление, когда вы видите бегущего на ваш голос, разъяренного петуха – черныша.

Иногда, таким образом можно переговариваться с птицами часами. Конечно тут нужен музыкальный слух и тренировки – репетиции...

Манки на рябчика я тоже научился делать сам, из жести, вырезая их из консервных банок. В лесу такой манок можно сделать и ножичком. Но если использовать ножницы, то звук будет пронзительно звонкий и мелодично чистый.

Весной рябчики летят на манок как сумасшедшие, точно определяя ваше местоположение и подлетая на два– три метра.

Так смешно наблюдать за сердитым, распушившим перья рябчиком, бегающего по стволу упавшего дерева, прямо перед вами, в поисках соперника и пронзительно тренькающего в нетерпении.

Несколько раз петушки подлетали на расстояние вытянутой руки и садились прямо над головой на ветку или даже на шалаш...

Потом, я освоил голос самца косули. Дикие козы, как их называют в Сибири, во время гона, где-то а июле-августе, бегают по лесу и встретив соперника, дерутся.

Они "гавкают" очень громко и резко, как крупные собаки, только грубее и резче. Они так же гавкают, если заметят или учуют опасность.

Однажды в Крыму, мы с другом, ночевали над Ялтой, на склоне приморского хребта, в реликтовом крупном сосняке. Я пошёл разыскивать воду и вдруг услышав гавканье косули, ответил и замер.

"Козёл" отозвался тотчас. Я повторил "гавканье" и вновь он ответил, уже ближе...

На лес опустились сумерки и наклонившись и вглядываясь по низу, я увидел, как самец косули, появился метрах в семидесяти от меня и продолжая гавкать, топал передними копытцами, издавая глухие барабанные звуки.

Я ещё долго так развлекался, по временам раззадоривая маленького оленя ответным, "рявканьем", пока не вспомнил, что меня, с водой, ждёт у костра друг...

Другой случай происходил в Приленской тайге, недалеко от Качуга.

Я вышел на вырубку и решил прочистить горло – рявкнуть по косульи.

С другой стороны долинки мне ответили из низких кустов. Я вновь гавкнул и вновь получил ответ. Так продолжалось с полчаса.

Причём ответное рявканье становилось всё громче и злее. И вдруг, я заметил метрах в ста пятидесяти, плохо различимое шевеление чего – то коричневого.

И до меня начало доходить, что мне отвечал не козёл, а медведь, который подражал самцу косули очень похоже...

Много раньше, я читал что тигры в Уссурийском крае тоже подманивают, но только оленей, копируя их рёв во время гона. И иногда удачно скарауливают похотливых драчунов...

К сожалению, я не освоил рёв на трубе во время изюбриного рёва, но может быть поэтому, попробовал подражать быкам собственным голосом и что -то стало получаться. А когда я приноровился манить оленей таким образом, быки не только отвечали, но и бежали навстречу мне за километр и более.

Удивительное ощущение, когда бык, первый раз отвечает тебе где-то далеко в лесу, зло, пронзительно и вызывающе.

Проходит полчаса напряженного ожидания, и он, вот, уже рядом, идёт сопит, стучит рогами о ветки, нюхает воздух, роет землю копытом.

Я видел много таких забияк, но стрелял редко и если стрелял – то чаще мазал.

Меня больше привлекает сам процесс, а не результат, то есть трофей.

После удачного выстрела, каждый раз надо разделывать добытого зверя, выносить мясо, часто очень издалека.

А это очень, почти запредельно тяжело! Может быть поэтому, удачливые охотники, часто умирают от инфаркта или сердечных болезней. Труд таёжного охотника, может быть один из самых тяжёлых в человеческой практике...

Б А М

На БАМе, я имел возможность видеть и слышать много изюбрей – быков и маток.

В долине реки Амнунды, мы с другом видели замечательно красивые картинки: быков с матками и без, поодиночке и стадами, пасущихся на вершине крутой горы, в клочьях остатков утреннего тумана.

Места были совершенно безлюдные, дикие и потому, звери ревели уже и при высоко стоящем солнце, а тем более ночью.

Ревущий бык подходил к нашему ночному костру очень близко и нас разделяла только пятнадцати метровая водная поверхность реки.

На другой день, я пробовал подобраться скрытно к быку, пасущемуся на маряне, высоко, под вершиной. И подобрался таки, метров на восемьдесят, но стрелять не стал, а долго лежал за камнем и любовался сильным и красивым животным, с развесистыми рогами, поджарым задом и тяжёлой грудиной, со вздувшейся от страстного напряжения шеей. Следующую ночь, мы с другом ночевали на гребне горы, в начале густого елового распадка, вокруг которого ходил и ревел в темноте грубым голосом, сердитый бык.

Утром, мы, спрятавшись на самом гребне, долго наблюдали за оленями прибегающими на мой рёв и разыскивавших нас, как своего соперника...

В эти дни стояла яркая, тёплая, осеняя погода с инеем по утрам и синим безоблачным небом, от восхода до заката. Разноцветная тайга, причудливо – узорчатым ковром расстилалась вокруг. И далеко – далеко синели горные вершины, хребтов...

Воздух был свеж и ароматен, а у костра ночью – тепло и уютно.

Ночью же, из кармана друга в костёр высыпалось несколько патронов в пластмассовых гильзах, которые расплавившись в костре, вспыхивали на мгновение шипящим ярким пламенем сгорающего пороха, но не взрывались...

Несколько раз мы находили сброшенные оленьи прошлогодние рога, а однажды остатки черепа с симметричными развесистыми рогами, которые и вынесли к себе на базу...

Вообще, места по Муякану, в вершине Верхней Ангары и на Муе вспоминаются, как самые дикие и заселённые разными зверями. И медведи, и лоси, и северные олени, и изюбри ...

А сколько рыбы в таёжных речках и ручьях!

Однажды мы с другом плыли на вёсельной резиновой лодке вниз по Ангаракану, и сквозь прозрачную воду видели крупных харьюзов – черноспинников, стоявших на глубине, против течения, изредка пошевеливая хвостом.

Места были самые глухие, и мой друг рассказывал, что здесь, по осени из Байкала приходят на нерест, омули, косяками по несколько километров длинной и вода буквально кипит от обилия рыбы.

Браконьеры заплывают и заходят сюда с большими сачками натянутыми на железный обруч и "сакуют", загребая рыбу сеткой, и выбрасывая её на берег. За день можно наловить несколько сотен килограммов деликатесной рыбы.

По осени начинается настоящая война рыбинспекции с браконьерами. Используются вертолёты. Делаются засады...

Зато, как вкусен зимой солёный с чесночком омуль на закуску под водочку, после жаркой бани. Это ни с чем несравнимый деликатес и удовольствие, которое помнишь многие годы!..

... Настала пора рассказать о местах по которым проходит БАМ.

Здесь ещё не так холодно зимой, как за полярным кругом, но и людей почти нет и природа осталась в нетронутом виде.

Зимой в долине Муякана снегу не более полуметра, погода ясная и солнечная. Зверья и рыбы немеряно. Раньше, сюда можно было забраться только на оленях и потому, человеческих поселений кроме редких русских сёл и тунгусских кочевых чумов, не было.

Поэтому, в озёрах поймы Муякана, можно было поймать четырёх килограммовых карасей, а медведи и олени встречались на каждом шагу.

Первые БАМовские поселенцы залетали в тайгу на вертолётах, копали землянки, ставили палатки и жили в них, приготовляя место, для прибытия основного десанта.

Природа здесь на мой взгляд замечательная и потому, условия для вольной жизни очень подходящие.

Жаль, что на волне строительства БАМа, не был организован переезд переселенцев, в эти благодатные места.

Думаю, что молодые люди, в первую очередь откликнулись бы на призыв осваивать Сибирь и её просторы. Нужна была воля правительства и тогда ещё партии.

Но увы!

Энтузиазм партийных номенклатурщиков был на излёте. Вскоре начались тяжёлые времена не только для СССР, но и для преемницы Союза – России...

И всё пошло прахом. Северо-Муйский тоннель пустили только в 2003-ем году, хотя начали его строить, где то в 1975 – 76 годах, а в 2004-ом, жители посёлка Тоннельный, объявляли голодовку с просьбой переселить их на "Большую землю".

Сейсмостанция, на которой я работал и жил, была в шести километрах от этого посёлка...

Но тогда, в семидесятые годы, все были полны надежд, энтузиазма и молодого задора. Строителей для БАМа, перед отправкой на Магистраль отбирали специально и потому, жизнь в посёлке напоминала времена будущего коммунизма.

К тому же, на строительстве магистрали был сухой закон и поэтом у пьяных не было вообще.

Многие "бамовцы", семьями приходили в дома культуры по вечерам: танцевали, пели, играли в любительских спектаклях. В окрестностях БАМа, транспорт был бесплатным. Поднимаешь руку стоя на обочине дороги, вахтовка останавливается, садишься и едешь куда тебе надо. Вахтовка – это вездеход ГАЗ-66, с автобусными сиденьями внутри...

Но самое замечательное воспоминание для меня – субботний вечер, городошная площадка рядом с домом культуры, и при свете электрических ламп, мужики играют в городки. А в доме культуры – танцы, и родители уложив детей спать, танцуют вальсы и польки рядом с холостой молодёжью...

Об этой стороне БАМа, сегодня, почему-то не вспоминают...

Но мы отвлеклись от природных тем...

На территории, где проходит Байкало – Амурская магистраль, в необозримой и красивой тайге, живёт множество диких, не потревоженных человеком, животных и птиц. Иногда из-за природных катаклизмов: землетрясений, наводнений или пожаров, звери, вдруг начинают менять места привычного обитания.

Одной осенью, я наблюдал переходы неисчислимого количества белок!

Они, сотнями, тысячами бегут по земле, скачут по веткам деревьев, переплывают быстрые, холодные реки.

Куда они идут и почему? Боятся морозной или многоснежной зимы? Или уходят из мест поражённых неурожаем орехов, грибов и ягод?

Ответов на эти вопросы я не знал. Но зрелище этого "исхода" – тревожное и пугающее. Мои собаки, как с ума посходили, гавкая с утра до вечера на этот бесконечный поток лесных "беженцев".

Утром следующего дня переход белок прекратился...

Или вот ещё интересный природный феномен...

Кажется в 1978-ом году, летом, были сильные пожары в Баргузинском заповеднике.

Несколько недель, небо было затянуто горьким сизым дымом и в район Верхней Ангары, из Баргузинской долины, пришли бродячие медведи.

В эти дни они голодные и потому бесстрашные, выходили на дороги, на помойки к посёлкам, а иногда заходили и в поселения. В поселке Тоннельный, местный егерь вынужден был застрелить медведя, прятавшегося на территории детского сада, в соснячке, за оградой...

По ночам в посёлок часто заходили олени и лоси. Я узнавал об этом натыкаясь на их следы, где-нибудь на окраинах, рядом со складами или котельной...

Но видеть их никто из местных жителей не видел...

Ведь человек по ночам спит, в то время как для животных – это самое активное время суток, особенно летом. И это везде так, что в Крыму, что в Ленинградской области, что в Сибири...

Уместно вспомнить моё удивление, когда однажды, выходя из тайги через посёлок, Большую Речку, неподалеку от Байкала, я увидел на свалке отходов зверофермы, в трёхстах метрах от первых домов, чёткие следы медведицы с двумя медвежатами, приходившей туда ночью.

В предыдущую ночь, лёжа у костра, километрах в трёх от этого места, я слышал под утро, ещё в темноте, как поселковые собаки на кого-то лаяли остервенело, в стороне поселка...

На БАМе, к моей сейсмостанции, по ночам, постоянно приходили окрестные медведи.

И Пестря, моя сибирская лайка, не переставая лаял, не давая мне спокойно спать!

Его яростный лай был слышен то за рекой, то совсем близко, в кустах стланика, за туалетом. Как – то я измерял расстояние между медвежьими покопками и моим домом, и получилось не более ста шагов...

Бывая в тайге подолгу и часто, я вывел для себя такую формулу: "Медведь, если на него не охотится, перестаёт бояться человека и сам начинает на него охотиться!"

... Однажды, я заметил свежие следы медведя в распадке, около небольшого залива Ангарского водохранилища, метрах в двухстах от берега.

А когда вышел к воде, то увидел множество отдыхающих туристов – и какого-то малыша, голышом плещущегося в воде, под присмотром мамы в купальнике...

...Да простит меня читатель за постоянные прерывания повествования воспоминаниями не по теме.

Однако я пытаюсь выстроить картину из мозаично собранных фактов и суждений, которая показывала бы многозначность и разнообразие жизни, в которой я жил и путешествовал. Частично эти зарисовки, но в более развёрнутом виде, я уже опубликовал в своих книгах, частью на бумаге, а частью в интернете: "Говорят медведи не кусаются", "Походы", "Собаки и волки", "Поднебесные долины и другие рассказы" и прочая, и прочая.

Эти интернет-книги, я собираюсь опубликовать в России, в ближайшее время.

А здесь, я вспоминаю и группирую события вокруг одного случая или суждения и надеюсь, что эта мозаика всё -таки станет картиной...

ДАЛЕКО ОТ ЛЮДЕЙ

Однако возвратимся на БАМ...

Прилетел я туда в феврале, а в апреле, на вертолёте меня забросили на дальнюю метеостанцию, в горную долину, окружённую непроходимыми горами и глубокими снегами, высотой более двух метров.