Текст книги "В поисках свободы (СИ)"

Автор книги: Владимир Кабаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

И наоборот. Если скрадок сделан, как попало, крыши нет или она протекает, то процент удачных охот очень невелик, даже если вы Мастер и знаете много об охоте на солонцах...

Не так давно, я был на солонце в районе села Голоустное и придя на место увидел, что из скрадка свисает рукав старой куртки, с красной подкладкой, заметной при любом несильном ветре.

Естественно, на солонце под скрадком, я не нашёл ни одного следочка. Звери, пугаясь красной тряпки не ходили сюда уже несколько месяцев...

Если у вас нет времени, или вы в этой местности проходом, но нашли хороший солонец, можно быстро и удобно устроиться в ветках деревьев или просто у ствола, сколотив или связав (если нет гвоздей) невысокую лестницу с площадкой для сиденья наверху. Ставить такую лестницу надо подальше от солонца, вдоль прогалины. Тогда вы видите весь солонец. В этом случае надо садиться на него пораньше, в надежде, что зверь придёт засветло... Тут процент удачи тоже невелик.

Такие же сидьбы или лестницы делают на овсах, или на зеленях, куда выходят и медведи, и лоси, и кабаны. На берегу заросших, таёжных болот или озеринок, часто на открытых местах, прислонённые к одиночным деревьям, находил я такие лестницы-сидьбы, сделанные охотниками, для скрадывания лосей и косуль, выходящих к этим болотинам, есть корни болотных растений.

В этих местах, звери приходят в сумерки или даже днем, видно их на открытых местах хорошо, да и сидеть на обдуваемых ветерком сидьбах приятно...

Есть ещё скрадки у ям, в которых кабаны в летние жары купаются в грязи, защищаясь от кровососущих. Такие ямы напоминают солонцы, но наполнены глиняной грязью, размешанной копытами кабанов. Звери залезают в эту грязь, "купаются" в ней и забив шерсть, обсохнув, словно покрываются грязевым "щитом".

Совсем недавно, я узнал, наблюдая за жизнью благородных оленей в Ричмонд – парке, в Лондоне, что они тоже делают грязевые ванны, и купаются в них, во время линьки и во время гона...

Удобны такие лестницы и у нор барсука, лисицы или даже волка. Но это уже совет для "юннатов", которые хотят больше наблюдать, чем стрелять. Можно это посоветовать и фотографам.

Жалею, что не установил такой лестницы у одной из найденных мною, ещё по осени, берлог. Я бы мог не только наблюдать скрытые от человеческих глаз подробности жизни медведей, но и фотографировать и даже снимать на киноплёнку. Могли бы получиться уникальные кадры.

Это я могу посоветовать и не охотникам, кто не хочет убивать зверя, а вот запечатлеть его "для потомства", было бы и любопытно, и даже денежно. Думаю, что для просвещённого лесовика возможно насобирать материал на научную работу – о жизни в природе бурого медведя до сих пор очень мало достоверных фактов...

В Сибири, раньше, для скрадка, часто делали сруб. То есть рубили топором и пилой сруб, высотой где-то около метра и делали смотровую щель для наблюдения и стрельбы. Но это так же неудобно, и так же заметно, как просто сидение на земле, а кроме того ещё и страшно, если вы знаете, что иногда на солонец приходит медведь.

Скрадки на земле всегда "страшнее" и потому менее привлекательны...

Охотники же, в глухой тайге, иногда садятся прямо на землю, в удобном месте, но удачи тут ждать трудно – скорее всего, зверь вас учует или услышит...

... На чужие солонцы без разрешения хозяев садиться нельзя.

По таёжным законам, раньше хозяин мог вас и убить прямо в сидьбе. Что и делали нередко, плохие люди.

Сегодня тоже могут "кокнуть", так как закон сегодня не писан. Но думаю, что это исключения. Однако стыда не оберёшься, да и настроение надолго будет испорчено, если хозяин или хозяева найдут вас в сидьбе и выгонят с бранью и угрозами. С моими знакомыми это бывало...

Сидьбы бывают и около кормушек для зверей и птиц.

Я был в Эльзасе, во Франции и нашёл в тамошних лесах охотничьи скрадки.

Как – то вечером, в районе скрадка, я слышал выстрел. Там же, за день до этого, я видел вечером косулю, которая, наверное шла к кормушке. Надо думать, француз-охотник её подкараулил...

В Вогезах, в густых горных хвойных лесах я видел набитые копытными тропы на водопой. Неподалёку тоже была сидьба, из которой удобно было стрелять кабанов и оленей...

На солонцы начинают ходить весной после стаивания снега, хотя на естественные, звери заглядывают и зимой. Изюбри во времена, когда у них растут драгоценные рога – панты, часто посещают солонцы, но очень осторожны и приходят как правило засветло. Я сам вспугивал, такого быка от солонца, за два часа до темноты, ещё при высоком солнце.

... Мой приятель, как-то добыл рогача за пятнадцать минут. Пришёл на солонец, на высокой крутой гриве, поднявшись в горку по тропе.

Только сел в скрадок – сруб, прибегает пантач. Приятель выстрелил в него и попал, ещё не на солонце, а метрах в пятнадцати, на подходе.

Попал удачно, застрелил на повал и отрубив панты, сбегал в зимовье, в километре от солонца, позвал напарника разделывать добычу...

Потом, и я участвовал в выносе мяса, и получил бутылку самодельного пантокрина, которым и поддерживал жизненную энергию весь следующий год.

Приятель, держал в зимовье мясорубку и прокрутив ещё мягкие, в бархатистой коже, рога, залил образовавшуюся кашицу спиртом в ту же ночь...

Пантокрин был замечательный. Я весь год скакал по лесам и долам, как молодой олень...

Но возвратимся к теме походов...

Работал я тогда, в университете в одиночку и на хитрой машине по сжижению газа из воздуха, выдавал за половину недели, ночуя на работе, нужную нашим физикам порцию жидкого азота. А вторую часть недели был свободен.

И часто, уже в четверг, уходил в лес, чтобы возвратиться в воскресенье...

К тому времени я завёл себе собаку по кличке Саян, и как мог натаскивал её в этих походах.

Как – то по весне, добыли мы с Саяном лося в Скипидарских лесах и я себя зауважал.

Но к тому времени я действительно чему – то научился и хорошо узнал леса в округе до сорока километров. Я мог ночью, по звёздам выйти в нужное мне место, знал расположение зимовий в этой округе, и ночевать приходил в то, которое оказалось ближе всего ко мне, на закате солнца...

Попадал и в неприятные передряги...

Проваливался под лёд на реках и в болота зимой, отогревался у ночных костров, замерзал в сорока градусные морозы, вынужденный ходить весь день, чтобы не останавливаться и не поморозить себе ноги в резиновых сапогах – единственной обуви, которая подходила к нашим болотистым лесам...

... Расскажу один памятный случай...

Мы с братцами, втроём пошли в ноябре на Курму – залив ангарского водохранилищу, километрах в сорока от Байкала.

Шли по берегу малого залива, а когда вышли к водохранилищу, на котором посередине ещё плескалась открытая вода, я решил попробовать прочность берегового льда и рассматривая дно сквозь прозрачный лёд увлёкся, зашёл слишком далеко и неожиданно провалился по грудь в ледяную воду. Икая от холода и ломая лёд перед собой с помощью ружья, я выбрался на берег, под неодобрительные возгласы братьев.

Мороз с утра был градусов двадцать и мокрая одежда на глазах стала покрываться ледяным панцирем. Братья, торопясь разожгли костёр, заставляя меня бегать кругами, чтобы не замерзнуть. В это же время, они достали из рюкзаков запасные вещи и спасли меня от неминуемого обморожения...

... Самое время рассказать о лесной одежде и обуви...

Зимой в морозы надо одевать тонкую футболку на тело, но с длинными рукавами. Сверху какую-нибудь сатиновую мягкую рубашку с длинным же рукавом.

Под суконные брюки, какое-нибудь спортивное трико, размером больше, чем ваш обычный, чтобы не мешало при ходьбе. Если нет суконных брюк, то одевайте шерстяные. И совсем уж плохо – брезентовые. Они быстро намокают и замерзают, становятся как ледяные трубы, стучат и шумят при ходьбе.

На ноги лучше всего клееные резиновые сапоги. Они легче, теплее, гнуться в стопе и потому меньше устаешь на ходу. Сверху, на голяшки сапог надо опускать штанины брюк, чтобы снег не попадал внутрь через верх, ...

Поверх рубашки желателен тёплый свитер, тоже шерстяной. Или ватная, лёгкая душегрейка, а уж потом куртка из сукна, или традиционный сибирско-зэковский ватник, тоже размером больше чем обычно. При ходьбе он не мешает дышать, а в зимовье может служить одеялом, на нарах. Если скрючиться, то можно спрятаться под него целиком... На голову я много раньше воинов в Чечне, приспособил лыжную самовязанную шапочку с длинными полями. Если холодно – надвигаешь их на уши.

По цвету, лучше если одежда тёмно-коричневая, тёмно-серая или неопределённо чёрная... Я один раз в декабре на закате солнца, на широкой болотине, встретил стаю волков. Первый волк, матёрый, остановился посередине болота и долго глядел в мою сторону. Расстояние было метров сто-сто двадцать, я стоял на виду, но в тени от высокого берега болота. Одет я был как всегда, с рюкзаком за спиной, но он у меня был так грязен от лесных походов и ночёвок у костров, что в глаза не бросался.

Волк наконец тронулся с места, приняв меня за корягу...

Надо помнить, что на ходу, даже легко одетому, трудно замёрзнуть если нет ветра. Главное не вспотеть и не промочить одежду потом. Влажная одежда начинает холодить, а если и ветер случиться, тогда надо прятаться в сосняках или ельниках, где ветер не может пробиться сквозь чащу...

Да! Чуть не забыл! На руки обязательно нужны меховые варежки с суконным покрытием, просторные, чтобы легко можно было скинуть и одеть назад. Руки – самая уязвимая часть тела в мороз. Ружьё постоянно держишь за ремень, а второй рукой размахиваешь на ходу, для равновесия. При ветре, варежкой можно прикрыть "хозяйство", чтобы не отморозить самую важную часть мужского тела...

Обеденный костёр, надо разводить где-нибудь в затишье, в сосняках, в которых полно сухих дров. Для сиденья и кострища, лучше снег разгрести до земли Под зад можно подложить полупустой рюкзак и если костёр хороший, то и варежки. Воду для чая можно топить из снега. Но конечно, если неподалёку есть незамерзающий ключик, то лучше воды набрать – чай вкуснее.

Для "заправки" чая, я всегда носил с собой веточки дикой смородины. Она дает вкус и аромат и очищает воду. При случае, я всегда ломаю несколько веток смородины, растущей где-нибудь на берегу глубокого ручья, и кладу в нагрудный карман энцефалитки, чтобы меньше мялись и не мешали при ходьбе...

... Зимой, обязательно иметь несколько кусочков бересты в кармане рюкзака и в карманах ватника или энцефалитки. Береста, помогает быстро и без хлопот развести огонь: и в костре и в зимовье, в печке. Хороши для растопки, нижние сухие веточки ёлок, и щепа от лиственничных пеньков...

Спички обязательно иметь два коробка в полиэтилене, в рюкзаке и в кармане куртки, тоже верхнем, чтобы не помять и не повредить "чиркалку" (боковую сторону коробки с серной дорожкой).

Даже если провалишься в воду или болотину по пояс, спички не замокнут. В рюкзаке – это спичечный коробок, неприкосновенного запаса – НЗ. Ты можешь носить их месяц в рюкзаке, иногда проверяя сухость и сохранность...

Для ночевки и на экстренный случай надо иметь сухое шерстяное бельё с длинными рукавами и может быть свитер. В зимовье лучше менять бельё, когда внутри нагреется. Тело в чистом, свежем белье лучше отдыхает...

В каждом походе надо иметь с собой небольшой хорошо насаженный топор, с достаточной длины ручкой. Никакие коротенькие лёгкие "туристические" топорики не подходят. Это для баловства...

На лезвие обязательно чехол брезентовый. Я всегда одевал простую брезентовую верхонку, и обвязывал верёвочкой сверху.

Надо иметь в кармане рюкзака брусочек– точило, которым изредка править лезвие. При остром, удобном топоре экономишь много сил и энергии. И главное, в случае экстренной ночёвки в лесу, можно наготовит с вечера достаточное количество дров на всю ночь...

Ночной костёр, нужно разводить, если конечно есть возможность, где-нибудь в низинке. Меньше задувает ветром, и костёр менее заметен.

Дрова лучше сосновые, лиственничные. Еловые сильно стреляют искрами и потому, во сне, можно загореться. Осина – плохие дрова, потому что быстро сгорают и дают мало тепла. Берёза наоборот выделяет много тепло – калорий и потому, сверху, на большой костёр можно накладывать берёзовых дров, для долгого и тёплого горения...

И конечно, у костра надо быть осторожным...

Знаю историю, когда деревенские мужики, ночуя у костра, в подпитии, в ватных брюках, загорелись, и долго не могли понять почему жжёт в самом интересном месте. Потушили наконец сообща, но получили сильные ожоги...

Я в своих весенне-осенних походах, когда температура по ночам минус пять – десять, научился делать "стенки" – клал на землю два брёвнышка, одно на другое, ложился между костром и такой стенкой, покрывался со спины куском полиэтилена. Не задувает ветерком в спину и пространство между спиной и стенкой нагревается и держит тепло. Ложился к костру лицом и спал изредка взглядывая на костёр, поправляя его. А если надо, то подкладывал дровец, лежащих в поленнице рядом с костром, под рукой...

Под утро, на рассвете, бывает особенно холодно, и непреодолимо хочется спать, а костёр не горит, а тлеет. В этом случае, лучше встать, развести костёр побольше и потом лечь снова. Тогда можно ещё хорошо поспать...

Вспоминаю замечательные места и походы в вершину речки Бурдугуз.

Это было всегда осенью, во время изюбриного рёва. Я добирался на автобусе из города до посёлка Бурдугуз, где жил мой приятель, егерь. Иногда, я ночевал у него, иногда, если дело было утром, отправлялся сразу в лес.

Ходу, до красивых покосных долин, в вершине речки, было километров двадцать пять – тридцать...

Идти всегда было приятно – не жарко и кругом буйство осеннего разноцветья. Идёшь и любуешься: то красной рябиной, так отчётливо заметной издалека, на жёлтом фоне изящных удлинённых листиков; то мрачно-зелёным колером еловых зарослей в скрытной низинке излучины речки; то вдруг открывающимися просторами речной долины, видимой в прогалы леса...

Останавливался я на ночевку всегда на луговинке, окружённой густым кустарником. Вечерами было тепло, закаты ясные, ночное небо звёздным...

Тем холоднее было по утрам...

Я в спальнике ворочался всю вторую половину ночи, а на рассвете, не выдержав, вылезал разводил большой костёр, кипятил чай и через силу позавтракав, отправлялся на "охоту". На зелёной отаве ещё лежал слой инея, отчётливо белея в низинах.

Ягоды брусники промерзали насквозь и казалось, звенели колокольчиками, а во рту долго не таяли, обжигая язык льдистым холодком.

Меня ещё знобило после недосыпа, но всё пропадало, отходило в сторону стоило в первый раз услышать отчётливый и гулкий, отдающийся в распадках рёв быка – изюбря, на соседнем склоне долины...

Тогда начиналась гонка, тщетные попытки перехватить сердитого, но осторожного зверя. Да и по утрам, изюбриный рёв скоро заканчивается...

Почти всегда, на восходе солнца, бык переставал отвечать на мои неумелые, ненатуральные призывы и я, "не солоно хлебавши", возвращался к месту стоянки, любуясь ясным утром, и далёкими просторами притихшей тайги.

На черёмухе, растущей по краям покосов, мёрзлые, чёрные ягоды, с меткой туманного инея на обратной к солнцу стороне, видны были на фоне синего неба, множеством чёрных многоточий. И я, срывал их озябшими пальцами и ел, беспечно выплёвывая косточки на ходу. Морозная ночь казалась приснившимся кошмаром...

И это осенью, когда до первого снега ещё далеко. А каково же тогда весной или даже зимой?!

...В тайге, в одиночных походах не бывает мелочей.

Силы надо беречь и стараться высыпаться, иначе днём будешь себя чувствовать, как сонная муха...

Дров надо с вечера, как я уже говорил, готовить с запасом.

Однажды, я взял на глухариный ток свою жену. Я не спал предыдущую ночь и потому, уснул во вторую ночь, после жаркого душного дня, как убитый...

Проснулся среди ночи, оттого, что вокруг шумит и свистит ветер и меня тормошит испуганная жена!

Костёр задуло, брезент полога сорвало с колышка, и буря пыталась его с хлопаньем унести во тьму. Вдобавок, начался снег! Дрова кончились и я, чертыхаясь и зевая во весь рот, в темноте, стал рубить лиственничный пенёк, который никак не поддавался.

Кое– как я развёл большой костёр, вскипятил чай и только тогда жена немного успокоилась. Но ходить со мною в лес после этого случая, она наотрез отказывалась...

Был и другой, более опасный случай...

Как-то осенью, мы с старшим братом решили сходить в лес на два дня. С утра стояла мрачная погода, а когда мы вышли за город, начался дождь. Часа через два, дождь перешёл, в первый в тот год снег и поднялся сильный ветер.

Влажный снег облеплял ветки и под его тяжестью они начали с треском ломаться. Мы быстро промокли и Гена уже несколько раз выжимал свои кожаные перчатки...

Неожиданно быстро спустились сумерки. Снег валил не переставая и мы скользили на грязной дороге, как на коньках.

Идти до избушки, в которой мы собирались ночевать было далеко; мы начали уставать, но останавливаться где попало, тоже не хотелось. Однако, продолжать путь было опасно, потому что тяжёлые ветки ломаясь, падали на дорогу то впереди, то позади, то сбоку и могли случайно задеть нас...

Наконец решили остановиться...

Под густым снегом, сойдя на обочину, нашли несколько обгорелых лиственничных пеньков, расколотили их топорами и устроившись под толстым деревом, прикрывающим нас от ветра, развели костёр и вскипятили чай.

Над головами закрепили вплотную к стволу, небольшой кусок полиэтилена, под наклоном, чтобы вода от растаявшего снега сбегала на землю...

Поели, отдохнули, но снег продолжался и мы решили ночевать.

В два топора нарубили смолистых лиственничных дров, сделав небольшую поленницу под нашим деревом. Потом, поправили над головой кусок полиэтилена и прижавшись спинами к стволу стали ждать...

Ночь тянулась бесконечно...

К утру навалило снегу по колено. Многие деревья сломались под его тяжестью, а берёзы согнуло дугой...

Наступивший рассвет открыл нам картину лесного разгрома!

Около полуметра снега, покрывало все на земле придавив под своей тяжестью и поваленные деревья, и обломанные ветки!

Это только кажется, что снег лёгкий и пушистый. Влажный снег обладает необычайной разрушительной силой, сравнимой с неудержимой стихией воды...

Мы хвалили себя за предусмотрительность, что вовремя и в хорошем месте остановились на ночлег. Мы конечно всю ночь не спали, а дремали несколько времени, а в остальные длинные ночные часы сидели, пили крепкий чай и разговаривали.

И все-таки, вдвоём намного легче, чем одному и потому, утром, как ни в чём не бывало, мы, утопая в снегу по колено, двинулись дальше, на Курму.

Там на речке Хея, я подстрелил двух уток и мы сварили себе вкусный суп, сделали балаган и разведя большой костёр, ночевали с большим комфортом...

... Несколько раз костёр спасал меня от смертельного замерзания. Последний раз это случилось в безобидной ситуации, осенью, в лесах под Тосно, в Ленинградской области.

Я пошёл в лес, после большего перерыва, утратив тренированность и автоматизм навыков и лесных привычек....

Стоял тёплый солнечный денёк. Доехав до Тосно на электричке, я пересел на автобус, доехал до садоводства, и двинул по прямой в сторону Федосово, деревни, в которой я мог остановиться в доме знакомых. До неё было километров тридцать.

По пути, я заглянул в лесок, граничащий с просторными заброшенными полями, и нашёл барсучьи норы, со следами живущих там барсуков. Пока я осматривал следы, примеривался, где я могу сесть караулить барсуков, время придвинулось к вечеру, и солнце описав дугу опустилось в серые облака...

Пройдя ещё несколько километров, я остановился на краю полусухих болот, увидев на ходу сосёнку с ободранной, лосиными рогами, корой...

Сбросив рюкзак под берёзу, я пошёл посмотреть окрестности "на предмет" лосей у которых ещё гон не закончился.

Пройдя по однообразному болоту несколько километров, вышел вдруг на незнакомую сосновую гриву...

К тому времени из тёмных туч, посыпался мелкий снежок с дождичком. Отряхиваясь на ходу, я заспешил назад, заторопился, отыскивая знакомые места, где оставил рюкзак.

Но неожиданно, под ноги попала незнакомая прямая дорога, по которой я никогда прежде не ходил.

А дождь становился всё сильнее. Заметно потемнело и крутя головой влево и вправо, я, отыскивая дорогу к рюкзаку, почти побежал, тщетно пытаясь разобраться, где нахожусь. Одежда намокла и руки стали коченеть и на ходу, я стал хлопать в ладоши, пытаясь восстановить кровоток в деревенеющих пальцах.

Когда почти стемнело, при последнем свете мрачного дня, наконец выбежал на знакомую дорогу, и оказалось, что я, незаметно ушёл от места, где под берёзой лежал мой рюкзак, километров на пять...

В темноте идти было опасно, и я, то падал поскользнувшись, то натыкался лицом на ветки торчащие над тропой, старая дорога была непроезжей и сильно заросла.

Я включил фонарик и подсвечивая по временам перед собой, тяжело дыша от усталости, почти побежал в нужную сторону...

Когда я пробирался через мокрую, кочковатую болотину, фонарик погас, исчерпав энергию батареек!

Меня, от влажной холодящей тело одежды, трясла крупная дрожь озноба; несколько раз, провалившись в болотные лужи, я набрал полные сапоги воды, но это уже было неважно, да и казалось, что времени нет даже для того, чтобы переобуться и вылить воду. Всхлипывая и матерясь, я через два шага на третий падал в мокрую болотину, и старался только защитить лицо от торчащих навстречу глазам, сучков.

... Дождливая тьма окружала меня со всех сторон. Я не мог и не хотел остановиться. Кругом было болото, к тому же промокшее от холодного дождя насквозь, и я знал, что до рюкзака осталось каких-нибудь полкилометра.

Может быть, остановись я тогда под деревом, не замёрз бы до смерти, но мне в тот момент казалось, что это будет моя последняя в жизни остановка, в последнем походе!

Наконец я добрался до нужного места, нашёл рюкзак, достал из кармана спички в полиэтилене и стал разводить костёр...

Дождь лил как из ведра. Пальцы закоченели и не могли удержать спичку. Достав из кармана рюкзака свёрток бересты, я торопясь, наломал веточек с соседней ели, снизу ствола, собрал их негнущимися пальцами в пучок, положил сверху на бересту и прикрывая растопку от дождя своей спиной, стал чиркать спички...

Одна за одной они гасли так и не успев разгореться...

На пятнадцатый или двадцатый раз мне наконец, удалось поджечь бересту. Вспыхнул жёлто – красный огонёк пламени, поднялась в воздух струйка дыма.

Дрожа всем телом от холода и возбуждения, я по одной веточке, подкладывал их в костерок, сверху, пока огонёк укрепился. После, метнулся к спасительному сосновому пеньку, выломал из него несколько смолистых коряжин и положил на огонь. Чёрный смолистый дым поднялся вверх, ударил мне в лицо едкой теплотой и заставил закашляться и выдавил из глаз слёзы...

Потом появилось высокое сильное пламя...

Через час, я сидел у большого костра, жарил и ел вкуснющие шашлыки из свиного мяса, которое купил перед походом на рынке, и про себя, с улыбкой рассуждал о превратностях таёжной жизни...

Судьба периодически устраивает нам проверки – ловушки на выживание и потому в лесу надо быть ко всему готовым...

Тут уместно упомянуть о приметах...

Конечно главная примета для охотника – это костёр и дым от костра. Если он крутит или мечется из стороны в сторону по низу, значит дело идёт к перемене погоды, к дождю или снегу. Если дыма немного и пламя, стоит над костром столбиком – ночь будет чистая и холодная...

Если к вечеру потеплеет, вместо того, чтобы похолодать, как в хорошую погоду – быть перемене, с ясной на дождливую или снежную. Ещё одна интересная примета – улучшение слышимости. Если вечером, вы вдруг замечаете, что слышите переливы речных струй в дальней низинке – значит быть непогоде...

Весной, часто днём бывает ясно и жарко, почти как летом. Говорят – печёт. Почти всегда к вечеру или ночью, поднимется сильнейший ветер. Я его называю "бурелом".

...Однажды, в долине реки Каи, километрах в двадцати пяти от города, меня застал такой "бурелом", в лесу.

Поднялся внезапный ветер, тучи жёлтой пыли, принесло со стороны города. Потом ветер за несколько минут, сделался прохладным и ударил, по вершинам деревьев, упругой волной. Лес затрещал, зашатались и с гулом стали падать на землю вековые деревья, стоящие отдельно, страшно выворачивая из земли наружу, узловатые корни.

Гул и свист ветра, прерывался шумом падающих и стуком ударяющихся со всего маху о землю, толстых стволов...

Я побежал по лесной дороге в сторону недалёких покосов, "прядая ушами" и озираясь, как испуганный заяц. На моих глазах, ветер отломил многометровую вершину громадной лиственницы и по дуге швырнул её вниз. Она с гулом ударилась о землю в пятидесяти шагах от меня.

Я невольно вздрогнул, ненадолго остановился озираясь и побежал вперёд ещё быстрее... На землю полетели толстые ветки и сучья, любой из которых мог разбить мне голову, попади они в меня...

Наконец, я выскочил на луговину, присел на середине и перевёл дыхание...

Когда ветер через час стих, я пошёл дальше и в одном месте тропу, перегородил упавший ствол лиственницы, высотой метров в сорок и толщиной в два обхвата.

До этого, я часто читал о лесовиках, погибших во время такого внезапного урагана.

В тот раз, я сам увидел, как это опасно!

Зимой, после снега, всегда наступает мороз.

Однажды, я выходил из тайги вечером, после снегопада и продираясь через мелкий сосняк, обсыпал себя с ног до головы свежевыпавшим снежком.

Одет я был в брезентовые брюки и энцефалитку, поверх свитера и рубашки.

От внутреннего тепла, этот снег вскоре растаял на мне. Брезент промок, и смёрзся в хрустящие и стучащие на ходу ледяные доспехи.

Я едва дошёл до деревни, в которой стоял летняя дача брата.

Уже дрожа от холода, торопясь, растопив промороженную печку поставил варить суп и чай и только после ужина, немного согрелся.

Уже после полуночи, я кое – как заснул, угревшись под тёплым боком печки...

Из той ночи, помню блестящую, серебряную луну, на тёмном небе, морозный, трескучий вечер и мою собаку, Жучка, который на время отлучившись, привёл к дому своего нового дружка – крупную молодую собаку, убежавшую из соседней деревни...

Несчастные случаи.

...Когда начинал ходить в лес, я был молод и силён как бык и потому, мог ходить ночами, как днём – служба в армии приучила меня не спать ночами и отсыпаться днём. В лесу такой распорядок очень удобен. Звери по настоящему живут и кормятся ночами, а днями отлёживаются, прячутся в чащобе, в трудно доступных местах.

Если ты хочешь стать натуралистом, тебе обязательно надо научиться вставать до света, уходя в дневной поход на рассвете и выходить из леса, к бивуаку, уже в ночной темноте.

Но хочу подчеркнуть очень важную особенность лесных походов. Необходимо не бояться темноты, когда ты один в лесу или в тайге. А это не так просто. В каждом человеке сидит первичный, инстинктивный страх неведомой опасности, который для большинства ассоциируется с темнотой.

И бывает очень трудно уговорить инстинкт, "не беспокоиться", когда всё естество вопит о надвигающейся опасности. В темноте нам может, чёрт– те что померещиться. А уж спутать заблудившуюся корову с медведем или лосем ничего не стоит. Сколько невинных жертв этого страха погибло на любительских охотах от выстрелов, совсем и не новичков охотников...

Поэтому надо взять за правило, никогда не стрелять на звук или по плохо видимой цели. Вы можете так, случайно, убить даже вашего напарника, что иногда и случается в любительских охотах.

Поэтому еще, я не люблю бывать в пригородных лесах или на коллективных охотах. Чувствуешь себя иногда, как ходячая мишень в просторном тире, словно на поводке у случая, и для меня, намного беспокойнее, ночевать в пригородных лесах, чем даже в одиночку, в самой глухой тайге...

Бывают в тайге и трагические ситуации...

Однажды, зимой, в тридцатиградусный мороз, я пришёл в зимовье ночью. Топор был плохо насажен, и когда я рубил дрова для печки, он слетел с топорища, зарылся в снег и мне пришлось долго шарить голыми руками в сугробе, пока он нашёлся. Войдя в зимовье, где уже топилась печка и горела свеча, я стал неаккуратно насаживать топор назад, на топорище.

Топор никак не "одевался" на деревяшку и я, в раздражении, стукнул посильнее.

Опасный кусок металла, вдруг соскользнул с ручки и ударил острым лезвием по предплечью. Появилась кровь и в начале, капая крупными каплями, потом полилась ручейком на пол. Мне показалось даже, что я перерубил вену...

"Только этого не хватало – думал я, тревожно озираясь и оценивая ситуацию, представляя возвращение в город, через заснеженную таёжную стужу. – Я ведь могу кровью истечь".

Тут я засуетился...

Достав белый маскхалат, порвал куртку на узкие полоски в форме бинта и туго перевязал предплечье. Через какое-то время кровь перестала идти и я облегчённо вздыхая, лёг на нары и вскоре заснул, в нагревшемся уже зимовье...

Наутро, я развязал руку, промыл рану и оказалось, что вена цела и только сверху был широкий, крупный порез. Представляя, что было бы если бы вена была перерублена, я невольно поёживался...

О другой страшной истории я читал давным давно в охотничьем журнале...

На Севере, в оленеводческом районе, охотник заезжал на промысел, на оленях.

Переезжая речку, упряжка провалилась под лёд вместе с седоком. Кое – как выбравшись на берег, покрывшийся льдом охотник, погнал оленей к зимовью. Уже на отмороженных ногах, он развёл огонь в печке и отогрелся, спасся, от казалось неминуемой смерти, но ноги отморозил. Началась гангрена...

Понимая, что умирает, охотник напился спирту и стал делать сам себе ампутацию ступней. Отрезав гниющее мясо острым ножом, он ножовкой перепилил кости и одев сверху на раны мешки с лечебными травами, повалился без сознания на нары...

И выжил, хотя потерял обе ноги...

Я не вдаюсь в детали, которые конечно были ужасны, однако верю, что такие случаи бывают в тайге. И иногда, человек остаётся жить, ибо способности выживать у людей удивительны!

Я помню сообщения в газетах и по радио, о том, как на арктической зимовке, молодой доктор сделал сам себе операцию, по удалению аппендикса, используя ручное зеркальце...

Подробности можно себе представить...

Сила человеческой воли, порой потрясает...

Известный кировский охотовед и волчатник, Михаил Павлов, рассказывал мне, как он выжил в войну, тяжело раненный в боях на Северном Донце.

Госпиталь был оборудован прямо в поле, на берегу реки. Тогда, Павлову – молодому младшему лейтенанту, сделали операцию после тяжелого ранения в грудь и в ногу, и положили на землю, как всех.