Текст книги "Призраки коммунизма (СИ)"
Автор книги: Владимир Бойков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
25
Норка и вправду оказалась шикарной, без всяческих дурных запахов и вполне просторной. Кнут вытянулся на подстилке, сладко зевнул и, разомлев, скоро очутился во власти райских сновидений. Он бормотал что-то странно ласковым голосом, хватал Культю за плечи, притягивал к себе и начинал жадно лапать. Когда его рука добиралась до яиц, он вздрагивал, пробуждался, с отвращением отталкивал критика, злобно бурча: «Оторвать бы их тебе, чтоб не путались под руками», – после чего сразу отключался и принимался утробно храпеть. Новые сны, овладевавшие вырубалой, были дурнее прежних. Кнут размахивал руками и ногами, принимал бойцовскую стойку лёжа, двигая своего приятеля кулаками то в челюсть, то в живот…
Культя проснулся рано. Он вылез на волю, уселся на песчаный бугорок и стал караулить Васю.
Рассвет ещё только-только начинал брезжить. У большинства жителей Коммунякии сны в это время были сладкими. Людям снились горы картошек и тыквочек, их пальцы теребили толстые пачки красивых фантиков, они вволю вкушали вкусное пиво, заедая его чудесными хрустящими розовыми опарышами. Они копались в россыпях мусора, без конца отыскивая в нем всевозможные полезные предметы, и ещё множество прекрасных видений расцветало, словно поллюции, в головах жителей страны победившего Коммунизма.
Культя сидел и воскрешал в памяти тех нескольких представительниц противоположного пола, которых он познал за всю свою партийную биографию, но не мог зацепиться ни за одно, хотя бы мало-мальски сладостное впечатление. То были жадные до жратвы, но совершенно равнодушные к мужикам самки, хамоватые, грязные, торопливые. Вспоминать их было неинтересно. И он научился сам выдумывать женщин, совсем других, ничуть не похожих на тех, что встречались на его жизненном пути. В такие минуты Культя не выдерживал и с упоением доверялся своим рукам, но время шло, рукоблудие приедалось, и опять его всё сильнее и сильнее тянуло к этим загадочным существам.
Первый луч солнца полоснул Культю по глазам, распугав в его черепной коробке демонов неистовых эротических фантазий. Окружающее пространство заполнялось гомоном появляющихся мужиков. Они вылезали из многочисленных норок, выбредали из грибных развалин, шли издалека. Критика охватило беспокойство, потому что толпа собиралась явно вокруг него самого. Надо было срочно будить Кнута и пытаться пробиваться. Однако мужики, мельком взглянув на Культю, тут же теряли к нему интерес и продолжали обсуждать свои дела.
«Что-то замышляют», – мелькнуло в голове критика. Он вскочил и стал прислушиваться.
– «Скоро проснётся». – «Как она?» – «Говорят, симпатичная». – «Капризная больно». – «Только по одному в день принимает». – «Я тут уже всё лето, почитай». – «Хочется, но бесполезно». – «А вдруг повезёт». – «Выбирать будет». – «Говорю – бесполезно». – «Ну, а мало ли?». – «Зазря времечко теряем». – «О-хо-хо!». – «Вот тебе и о-хо-хо». – «Сегодня толпа поменьше». – «Любит она поспать». – «Видел бы ты, что тут вчера творилось…».
Говорили явно не о нём, а о ней. Неужели о Васе? Разбуженный шумом, из норки выполз вырубала. Некоторое время он стоял ошеломлённый, но, приметив невдалеке вертящего головой, не менее ошарашенного Культю, успокоился и стал продираться к товарищу.
– Что тут такое? – спросил Кнут. – Партвзносы хотят собирать, или кто речь толкать намеревается?
– Подозреваю кое-что другое, – процедил критик нервно.
Неожиданно народ взволновался:
– «Проснулась, проснулась». – «Где она?» – «Ух, ты!» – «А-а-а… ничего особенного». – «Не… хороша!» – «Пойдём лучше подрочим». – «Ну уж нет, вдруг меня выберет…» – Мужики расступились, образовав не очень ровный круг. Вася вылезла из норки и, не обращая ни на кого внимания, принялась отряхиваться и оглаживаться. Потом спустилась с пригорка. Толпа подобострастно отхлынула, топча друг другу ноги, неимоверно пихаясь и переругиваясь. Женщина присела, кокетливо справила малую нужду и, устроившись на крупном валуне, не спеша стала прихорашиваться. Промыла слюнкой глазки, уголки губ, прутиком расчесала волосы, изящными движениями мизинчика прочистила нос. И не ела козявки, как некоторые, а скатывала в шарики и отшвыривала прочь. Мужики, выпучив глаза, следили за каждым её движением.
Культя, забыв обо всём на свете, даже о том, что нужно дышать, таращился на Васю, как загипнотизированный. Он не понимал, чем так привлекала его эта молоденькая особа, почти девочка, потому что внешне она, вроде, была такая же, как и другие: две ноги, две руки, семь дырок, а вот, поди ж ты, какая-то особенная. Глаза равнодушные, но не голодные и не злые. Губы не чёрные, а бледно-розовые, нежные и живые. И ещё Культя мельком, когда она присела, увидел её ноги, округлые, гладкие, без синяков и болячек. Вот она почесала под мышкой, и мелькнула грудка, маленькая, как неспелая тыквочка, и, наверное, такая же упругая. У Культи закружилась голова. Он совершенно не понимал, что с ним происходит, почему так приятно видеть девичье тело, почему вдруг невыносимо захотелось потрогать те округлые грудки и не просто трогать, а тискать и мять их беспрестанно.
Тем временем Вася привела себя в порядок, встала и с неудовольствием осмотрела собравшихся. Началась давка. Задние пытались пробиться поближе, передние не позволяли. Культе повезло: он стоял как раз перед женщиной и, хотя его сильно толкали в спину, места своего никому не уступал. Кнут куда-то исчез. Мужики, чтобы обратить на себя внимание Васи, изощрялись на все лады. Некоторые хвалились, другие возмущались, кричали, что уже нет сил терпеть, что надо бы организовать строгую очередь, а за все творящиеся безобразия отволочить эту наглую девицу в Партком – пусть разберутся. У каждого была своя тактика, одинаково не приносящая никому желаемого результата.
– Я одна, а вас много, – убедительно защищалась Вася. – И вообще, все претензии предъявляйте Сяве, он вас сюда заманивал, и он, а не я, чего-то наобещал.
Один из мужиков призвал идти бить Сяву, но сам с места не сдвинулся, поэтому хитрость не возымела успеха.
Вася прошла сквозь бушующую толпу и остановилась на вершине пригорка. Её опять попытались окружить, но легким движением руки она пригвоздила страждущих к земле.
– Мне отсюда лучше видно, – сказала девица.
Задние, чтобы их заметили, начали подпрыгивать, особенно те, кто пониже ростом. Культя подпрыгивал выше всех, но Вася смотрела куда-то в сторону. Там, невдалеке от Сявиной норки, стоял удивлённый Кнут, не принимавший в выборах никакого участия. Девица заулыбалась и указала пальцем на него. Собравшиеся возмущённо загудели: – «Вот так всегда. Ни очереди тебе, ни надежды». – «Опять какого-то проходимца выбрала». – «Эх-ма. Тру-ля-ля». – «Да, уж. Хотя бы письку показала». – «Ага. Спрячется сейчас со счастливчиком, а мы тут мучайся, насухую». – «А ты воображай, воображай». – «Да уж я-то умею воображать, но кабы показала, оно посподручней бы шло».
Культя не стал принимать участия в коллективном онанизме. Он быстро подобрался к Кнуту и заулыбался навстречу приближавшейся Васе.
– А мы вчера беседовали. – Критик придал лицу самое радушное выражение, на которое был способен. – И, кажется, кое о чём договорились.
– Надо же, – удивилась девица, – а я совсем забыла. Обижаешься, что не тебя выбрала?
– Ну, не то чтобы… но…
– Вот и хорошо. Мне, вообще-то, отказывать не положено, – в Партком потянут. Ведь других способностей у меня нет. А платить никто не хочет. Говорят, у нас законные потребности.
– Да, да, потребности, – обрадовался Культя.
– Но я все силы потеряю, если такую ораву через себя пропущу. К тому же завтра они опять захотят.
– Да-да, потребности – такое явление, которое повторяется циклично, – поддакнул Культя и сам подивился своему уму.
– Вот я и удовлетворяю… в день по одному. За так.
Критик озадаченно задрал брови к затылку. Он наконец-то понял, что никогда не преуспеет в своих стремлениях овладеть этой девицей задаром, и все его поползновения будут напрасной тратой времени и душевных сил. Смена тактики, конечно, могла бы привести к желаемому результату, но поскольку чисто теоретически все предполагаемые удовольствия можно было получить бесплатно, тратить на это дело фантики казалось немыслимым транжирством.
Чуть позже, когда вся компания заявилась на рынок, Культя, воодушевлённый присутствием приятной ему особы женского пола, продемонстрировал себя настоящим виртуозом. Он так вдохновенно критиковал все товары, что распугал потребителей, и колхозники уже начали шептаться, чтобы нанять какого-нибудь амбала для взбучки этого разошедшегося критикана. К счастью, заметив опасность, а также и то, что его художества не производят на Васю должного впечатления, критик захлопнул рот и на злобные взгляды колхозников начал великодушно бурчать: «А вот ваши продукты очень даже неплохие. Поделились бы опытом с товарищами по земледелию».
Кнут обошёл рынок по периметру, потом крест-накрест, присмотрел, где чего имеется, наметил колхозника похилее и приступил к делу.
– Я имею потребность дать тебе три раза в глаз, – заявил Кнут.
– Непутные у тебя потребности, – сказал колхозник.
– Ага, непутные, – согласился вырубала. – Но как только с утра от голода в животе заурчит, такой в кулаках зуд приключается, прямо не стерпеть.
– Многие тут с подобными потребностями ходят. – Колхозник всё ещё надеялся отговориться.
– Так, может, у них способностей нет, а у меня, во!.. – Кнут обнажил торс и со страшной силой напряг мышцы. – Бью в глаз без промаха, – прибавил вырубала доверительно.
– Похоже на то, – согласился колхозник с печалью в глазах.
– Сдается мне, что и у тебя кое-какие потребности возникли? – поинтересовался Кнут.
– Да уж, конечно, – скривился труженик полей. – Мои потребности в данный момент не получать три раза в глаз, и за это я дам тебе три картошки. По штучке за раз. Договорились?
– Почти что, почти, – протянул вырубала. – Но вот затруднение. Мне надобно ещё три.
– А в Партком не хочешь? – возмутился колхозник.
– За что?
– За прихоти.
Кнут сделал вид, что задумался. Действительно, в Коммунякии любой знал: в подобной ситуации колхозник обязан выдать вырубале либо три картошки, либо тыквочку, чего по существующим нормам вполне достаточно для поддержания жизнедеятельности организма в течение суток.
– Другие три картошки мне нужны для моей Васеньки, – Кнут решил не сдаваться сразу.
– Вот пусть сама и зарабатывает.
– Она и зарабатывает. На мне.
– Слушай, давай так договоримся: за свой глаз я дам тебе три картошки, а за те картошки, которые я тебе НЕ дам, ты… это самое… мою дочку.
– Страшная, наверно, как смерть?
– Ну, это с какой стороны смотреть. Если со спины, так вроде и ничего.
– А спереди?
– А чего тебе спереди? Ты что её в глаз тыкать будешь, что ли?
– Не, – сказал Кнут, – я со спины не люблю, коленки натираешь. А ещё мне нравится на морду смотреть, а не на жопу.
– Жопа иногда красивее морды, – со знанием дела пробурчал колхозник. – Например, у моей бабы.
– Не повезло тебе.
Лицо колхозника озарилось интересом.
– А у твоей красивая?
– Жопа?
– Да не жопа, а морда!
– Отличная у неё морда. Я таких и не видал никогда раньше.
– Так, может, за три картошки твоя Вася мои потребности удовлетворит?..
Кнут слегка задумался. Подозвал девицу, объяснил ситуацию.
– За три картошки? – удивилась Вася.
– Ага! – Колхозник уже выбирал из кучи те, что поплоше.
– Да пусть он за три картошки сам себя удовлетворяет, – отрезала Вася.
– Вот видишь, – сказал Кнут колхознику, – не хочет она с тобой. Давай шесть картошек!
– Или три, или в Партком, – упорствовал работяга.
– А в Парткоме так сразу и порешат в твою пользу, – скривился Кнут в усмешке.
– А посмотрим, в чью, – засверкал глазками колхозник. – Я дам им картошек, вот и порешат.
– Лучше мне дай, канители меньше, – посоветовал Кнут.
– Нет, не дам.
– Вот я приду завтра сюда и даже за шесть картошек не усмирю свою потребность дать тебе три раза в глаз, – начал злиться вырубала. – А если сейчас сговоримся, я больше к тебе никогда не подойду.
Колхозник ещё поупрямился, но после того, как Кнут дал множество честных клятв Коммуниста и пятикратно осенил себя звездой, поверил, но потребовал:
– Только пусть и твоя Вася сдаёт Кал тоже!
– Ну, это, конечно, – сказал Кнут. – Это, как и положено.
24
Близился полдень. Рыночные страсти затихали. Колхозники паковали выменянные на продукты питания предметы роскоши, а именно: бутылки, куски стекла, ржавую жесть, железную и медную проволоку, куски арматуры. Кто-то под завистливые вздохи окружающих прилаживал к поясу колесо, а кто-то перевешивал через плечо сразу два, связанных лубяным шпагатом.
Неожиданно в поредевшей толпе Кнут увидел Сяву, который, перепархивая от одной кучки людей к другой, кого-то осторожно выискивал. По-видимому, здесь многие его знали и далеко не всех это знакомство устраивало, потому что попрошайка постоянно озирался, привставал на цыпочки, прислушивался, присматривался, в общем, бдил. Приметив Кнута и Васю, он тут же подкатил поближе, цепким взглядом прощупал их лица, угодливо заговорил:
– Вижу, вижу. Ага, ага. Вот, как я располагал, как рассчитывал, так оно всё и получилось. Так оно и сподобилось. Обещал Васю – вот она Вася. Всё тип-топ. Всё чин-чинарём. Любо-дорого смотреть, чудесно созерцать. А ты, помнится, не верил. Сомневался. Противился. Песком в меня кидался, глаз мне хотел подбить…
– Ничего с тобой не случилось, – буркнул Кнут. – Хитрый ты, Сява, больно.
– Это Сява-то хитрый! – Попрошайка подпрыгнул и мелко-мелко затряс бородавками. – А разве не Сява вчера ночью был обесчещен, обруган, проклят и даже почти что убит?
– Ну, – замялся Кнут. – Сам виноват.
– Это я-то виноват? А у кого это моя Васенька торчит из-за спины? У кого это? – Сява привстал на цыпочки и вытянул шею. – Да вот же у кого! У этого вырубалы, который меня вчера и водой заливал, и дымом курил, и мучил мукою смертной. Как же это моя Васенька к нему попала? От кого это он о ней услышал? От кого?.. – Сява приложил ладошку к уху. – Громче, громче, не слышу, – подначивал попрошайка, угрюмо молчащего Кнута.
– Дай ему в глаз, – посоветовала Вася.
– О, Великий Кузьмич! – Сява бухнулся на колени и громко стукнулся головой о землю. – Услышь молитвы бесконечно униженного раба твоего. Это я, Коммунист Сява, взываю к тебе. Всю свою энергию, ум, талант, всё свое рвение я посвятил служению Родине, Партии и народу. И вот как некоторые представители этого самого народа благодарят меня! Те самые представители, которые удовлетворяют свои ненасытные прихоти с моей красавицей Васенькой. С моей кровинушкой.
– Он что, твой отец? – спросил Кнут негромко и сочувственно.
– Вполне возможно, – проворчала Вася. – Во всяком случае, постоянно в этом клянётся и всюду за мной мотается.
Сява завывал на все лады, внимательно следя за реакцией вырубалы цепким внимательным взглядом.
– Ох, как мне тяжело, ох, как мне обидно. И не только обидно, а даже горько!..
– А вот, если эту картошку кусить позволю, будет не обидно? – спросил Кнут не без ехидства в голосе.
– Очень даже мне это будет радостно! И не за себя радостно, а за тебя, потому что только разумный человек способен на такой возвышенный поступок.
– Значит, кусишь и будешь радоваться?
– И радоваться, и веселиться, и почти что даже ликовать.
– Всего лишь почти что?
– Да я буду так ликовать, что даже тебе приятно станет. Скажешь себе, вот мол, какую хорошую малость я доброму человеку сделал, а как ему стало замечательно, как он прыгает, как скачет, будто бы целую картошку съел, будто бы ему ещё и фантик дали, будто бы пивком вволю напоили и опарышком закусить позволили…
– Так, так, – перебил Кнут попрошайку, который вполне мог дойти в своих безудержных фантазиях до целой бочки с опарышами, или даже до вороха копчёных крыс. – Ладно, позволю я тебе разочек куснуть, но с условием, что больше просить у меня ты ничего не будешь.
– Как же это так? – ужаснулся Сява. – Как же это не просить? Я же все-таки попрошайка, а не какой-то там критик.
– Ладно, хотя бы три дня. Договорились?
Сява притих, усиленно соображая.
– Иначе ничего не дам, – пригрозил Кнут. – Прямо сейчас всё съем и тогда ты хоть по камню языком молоти.
– Договорились! – поспешно согласился Сява, подскочил поближе и приготовил рот.
Кнут обхватил картошину широкой ладонью так, что наружу высовывалась лишь макушечка. Протянул Сяве.
– На, куси и возрадуйся, но если за палец цапнешь – прибью!
Попрошайка напрягся, казалось, даже зубы его выдвинулись вперёд. Выкусил он очень ловко, до самой сердцевины. Тут же отшмыгнул, ожидая последствий.
Кнут с удивлением осмотрел остатки картошины, что-то в нём взметнулось, вспыхнуло, но тут же потухло. Возможно, от восхищения, а, скорее всего, из-за присутствия Васи. Попрошайка сразу расслабился, разомлел и начал разглагольствовать о том, какой он чудесный, незаменимый, необходимый и вообще полезный во всех отношениях друг, товарищ и брат всем и каждому, и тем и другим, любому и всякому.
Пока вырубала с девицей отыскивали на рынке критика, Сява, как назойливое насекомое, порхал сзади, тряс лохмотьями, руками, бородавками и всё бубнил, бубнил и бубнил…
Культя уже закончил разборки с колхозниками по поводу вкусовых качеств местных продуктов и усердно тужился на глиняном горшке. Закончив процедуру, он с важностью встал, подтянул штаны, неспеша и с достоинством перевязался.
– Что это такое? – заныл колхозник, заглянув в посудину. – Да разве это Кал? Понос один.
– Чем богаты… – ответствовал Культя, перекатывая в руках симпатичную тыквочку.
– Чтоб тебя после смерти вороны не склевали, – выругался труженик полей и огородов. – Чтоб тебя…
Но его попрёков уже никто не слышал.
На другой день Вася объявила собравшимся страдальцам, что у неё появилась потребность давать только одному товарищу Коммунисту, за что тот будет её поить, кормить, защищать и, кроме всего прочего, лелеять. Мужики, изощрённо матерясь, стали расходиться.
Культя влюбленным взглядом ловил каждое движение Васи. Сява заметил это, что-то прикинул и подобрался поближе.
– Хочешь её? – спросил попрошайка напрямик.
Культя смутился, хотел было отпереться, но взял себя в руки и горестно кивнул.
– Могу дать ценный совет.
Критик напрягся в ожидании.
– Ценный совет кое-чего стоит, но я дам тебе его почти задаром.
Культя перестал вслушиваться и принялся колупать ногти.
– Почти – это не значит совсем, но дешевле, чем без малого, – тут же подкорректировал свои мысли Сява.
– Сгинь, ради Кузьмича, – попросил Культя. – А то потеряю терпение. Самообладания лишусь, понимаешь? И долбану тебя камнем или тазом вот этим к нашему обоюдному огорчению. Сечёшь?
– Секу-то я, секу, да не совсем разумею. Сначала принято вроде бы как поинтересоваться, что это такое я хотел бы заполучить в качестве компенсации, а потом уже возмущаться, ежели глуп, а ежели не совсем, то торговаться или соглашаться, потому как советы мои очень даже деловые. Полезные, значит.
– Дай мне совет, как от тебя избавиться. Вот за такой совет, я бы фантика не пожалел. Честно говорю.
Попрошайка встрепенулся, возрадовался, вскинул лохмотья, но, что-то смекнув, обуял свою торопливую жадность и снова деловито уселся.
– Нет уж, лучше поторгуемся. А поскольку ты такой на меня надутый, злой как бы, я сам буду уменьшать количество полагающегося мне вознаграждения.
– Не нужны мне твои советы. Понял? Катись отсюда. Поищи болванов там где-нибудь, в другом месте. Там, а не здесь. Здесь болваны вывелись все. Кончились. Исчерпались. Иссякли… Тьфу ты, памжа…
– Кончились, вывелись, – хмыкнул под нос Сява. – Как бы не так.
Критик вскочил, несколько раз плюнул в песок, потёр лоб ладонью и снова уселся, вздрагивая от разошедшихся нервов.
– Не переживай так, – посочувствовал Сява. – Дашь тыквочки кусить пару разочков, научу, как заиметь эту девицу.
Культя мрачно посмотрел на попрошайку. В его глазах мелькали то интерес, то сомнение.
– Неужто торговаться ещё будешь? – спросил Сява с сарказмом.
– Ладно, не буду – говори…
Сява от радости хотел запросить три разочка или даже четыре, но критик тут же пресёк его намерения:
– Сразу давай выкладывай, без базара, а начнёшь трёп разводить, то дел с тобой больше не имею. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Учти.
Попрошайка вздохнул.
– Значит так… Два разочка?
Культя кивнул.
– Значит так… А может, всё-таки три?
– Пошёл на!..
– Ладно, замнём. Пригласи её в ресторан. Она баба душевная, не зануда. Когда её кто ублажит, испытывает ответное чувство благодарности. В отличие от других.
– Это всё?
– А на что ты рассчитывал? Что я скажу: свистни, топни и она сама прибежит? Я ж дело советую. А не туфту.
– Такое дело я и без подсказок мог предложить.
– Так чего ж не предлагал?
– Так ведь расходы.
– Расхо-о-оды, – передразнил Сява. – Как будто без расходов сумеешь?
– С расходами и дурак сумеет.
– Ну, всё. Ты согласился – я сказал. Дело сделано. Не нравится – сиди, лупи глаза. Или займись этим самым. – Попрошайка сделал рукой весьма красноречивое движение.
Культя заскрипел зубами.