Текст книги "Призраки коммунизма (СИ)"

Автор книги: Владимир Бойков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

27

Заведение, в которое заявились приятели, выглядело прилично. Оно располагалось внутри удачно рухнувших стен старого гриба и представляло собой уютное помещение, в котором на бетонных обломках восседали и возлежали местные любители пива.

Друзья шагнули внутрь и, пихаясь-толкаясь, по рукам, ногам и головам, стали пробираться вперёд. Вырубала расчищал путь увесистыми затрещинами. Возле стойки, искусно изготовленной из глыбы полированного асфальта, орудовал бармен.

– Два пива, – потребовал Кнут, швырнув на стойку фантик.

Бармен изучил бумажку, цокнул языком, зачерпнул из железной бочки черпаком, не скупясь, по самые края, налил две глиняных кружки. На сдачу кинул половинку корявенькой картошки.

– Добавь чуток, во Славу Кузьмича, – попросил Кнут. На срез картошки легли два жирненьких розовых опарыша.

– Ух ты! – обрадовался критик, увидев угощение. – Обожаю пиво с солёненьким. – Он схватил червячка, положил на язык и начал цедить напиток длинными глотками.

– Твоя очередь угощать, – напомнил Кнут после того, как Культя вытряс последние капельки в рот.

– А как же, – согласился критик. Он встал, расправил плечи, вдруг почувствовав себя таким же сильным, как вырубала.

– Два пива, крысу да пясточку опарышей, – крикнул Культя, взмахнув фантиком.

Бармен чуть-чуть сфокусировал взгляд на фантике и стал полировать тряпочкой асфальт.

– Ты что, оглох что ли?

– Одну кружечку, так и быть, налью.

– Одну? За фантик? Такого некачественного пива?

– Пиво у нас – супер. А может быть даже, люкс.

– Пиво ваше жидкое, кислое, мутное, незабористое, пенится плохо, и ещё от него чем-то воняет. Воняет? – Культя пихнул в бок долговязого колхозника, выкладывающего на стойку кучу картошек.

– Воняет, – обрадовался колхозник, которому бармен уже подставил две кружки с пивом.

– А раз воняет, налей-ка ему третью, – подначил критик. – Он-то тебе качественный продукт принёс.

– Ага, налей-ка, – поддакнул мужичок.

– Мы уже сговорились, – рыкнул бармен на колхозника. – Забирай свои кружки и катись… А за фантик твой, – обратился он к Культе, – так и быть, налью две.

– И копчёную крысу, – потребовал Культя. – И учти, я – не попрошайка. Я – критик. Я могу тут весь день и всю ночь твоё пиво критиковать. Я буду до тех пор критиковать, пока вы не повысите его качество. Смекаешь?

– Язык отвалится.

– Не беспокойся. Язык у меня о-го-го. Почище, чем у любого попрошайки.

Бармен шлёпнул на стойку две кружки, кинул малюсенькую крысу, ловко выхватил у Культи фантик и пошёл собирать посуду.

В пивнушку вполз беспартийный. Не поднимая головы, стараясь никого не зацепить, он бесшумно пробирался по полу, собирая всяческие отбросы. Он мог находиться тут, среди людей, но лишь до тех пор, пока кому-нибудь не придёт в голову крикнуть, чтоб убирался. Ещё беспартийным не полагалось смотреть Коммунистам в глаза и подавать голос. Ведь каждый, кого присутствие подобного убожества хоть как-то задевало, мог сделать с ним что угодно, хотя бы даже убить, чтобы скормить опарышам. Так многие, пожалуй, и поступали бы, но беспартийные дрались за свою жизнь. Молча, не глядя в глаза, исступленно.

Культя, сияя, пробрался к Кнуту. Отломил у крысы хвостик, кинул товарищу.

– Я-то пополам всем делился, – не одобрил его действия вырубала.

– Эко сравнил – крысу и опарыша. – Культя поднёс тушку к носу и обнюхал её. – Опарыш – баловство, а крыса – еда. Ах, как пахнет! На – понюхай!..

Кнут, сжав челюсти, насупился.

– Чего дуешься? Мы про пиво договаривались, что пополам, а остальное – придача. А придача зависит от способностей. Всё честно.

Кнут достал последний фантик, осмотрел его внимательно и пошёл торговаться. Вскоре он вернулся с двумя толстущими копчеными воронами, жир с которых так и капал.

Критик даже подавился и, не скрывая зависти, уставился на добычу приятеля.

Кнут вспорол тушку ногтем, выковырял потроха, швырнул их на пол. Беспартийный, ползавший по полу, мгновенно подхватил угощение и тут же проглотил.

– Ну ты даешь! – возмутился Культя. – Вше этой – потроха! Я бы и сам их скушал.

– Ты уже и так нажрался. – Кнут принялся разделывать вторую ворону.

– А я бы назавтра оставил.

– У тебя ещё фантики есть и таз, а у бедолаги – ничего.

– Нашел кого жалеть. Его, поди, не так просто из Партии выперли?

– Всякое бывает…

– Нет, не бывает!

Кнут опять бросил потроха под ноги. Культя не выдержал. Отпихнув сжавшегося в комок беспартийного, подхватил с полу кишки и запихал в рот. Потом уселся на прежнее место и стал глядеть на чавкающего товарища.

– Крепкая пища, добротная, – похвалил еду вырубала. – И сытная. Не то, что твои тыквочки.

– И как это в тебя столько влезает? – угодливо подивился Культя в надежде, что Кнут поделится.

– Да вот, уже почти и не лезет. Может, отдать кому? – Кнут окинул взглядом помещение.

Культя нервно огляделся и нежно уставился на друга.

– Когда сильно переешь, может случиться запор, – предупредил он вырубалу.

Тот перестал жевать.

– Действительно. Молодец, что напомнил, – согласился Кнут. – Завтра доем. С картошками вприкуску. Ужас до чего я люблю ворон с картошками.

И тут они заметили попрошайку Сяву, который неторопливо загружал в себя уже третью кружечку чудодейственного напитка и, брезгливо перекатывая губой, как бы нехотя пожёвывал крысу.

– Вот морда, – удивился Культя, – казалось бы, пустой человечишка, без настоящих способностей, а расселся тут, словно капиталист. Может, он и нас угостит? Пивка я, пожалуй, ещё бы выпил.

– Чем заслужишь? Будешь критиковать его попрошайнические способности? Так они у него – на высоте. Пошлёт он тебя.

– А тебя?

– Своей потребностью дать кому-нибудь в глаз я сегодня уже пользовался на рынке. Он и меня пошлёт.

– А ты ему в ухо, – не терял надежду Культя.

– А он меня в Партком.

– Да, безвыходное положение, – согласился Культя нехотя. Кнут встал, почесался, зевнул.

– Пора искать ночлег, – сказал он.

– А я хотел бы женщину. – Культя мотнул пьяной головой.

– Бабу? Сява вон трепался о бабах. Он тебя отведёт.

– Сява? Не верю я этому попрошайке. Хитрый он. А раз хитрый – значит, обманщик. А раз обманщик – значит, плут. А раз плут – значит… – Культя икнул.

– Значит, хитрый, – подсказал вырубала.

– Точно. Он промурыжит нас своими обещаниями, а потом начнёт что-нибудь выпрашивать. Знаю я таковскую публику.

– Правильно. Идём спать, – поддакнул Кнут пьяно. – Баб я, конечно, тоже потребляю с удовольствием, но не осталось у меня ничего, чтобы рассчитаться.

– А, может, этот Сява и не врал, – опять начал размышлять Культя. – Может, он просто надеялся нас попридержать поблизости, чтобы потом каждый день выпрашивать. Логично?

– Да брось ты. Не связывайся. Сам говорил, что он хитрый.

– Хитрый – значит, умный. А умный – значит, не дурак.

– Заклинило тебя что-то, – забеспокоился Кнут.

– А если он не дурак, то ему выгоднее не обманывать. – Культя принялся развивать мысль в приятном для себя направлении. – А если он нас не обманывал – значит, он действительно знает какую-то там Кисю… или Писю…

– Басю, – вспомнил вырубала. – Или Васю.

Культя неверным шагом направился к попрошайке.

– Веди нас к Басе, – потребовал критик твёрдо.

Сява расплылся в добрейшей улыбке, гостеприимно развел руками, склонив голову на бок.

– Как приятно слышать разумные речи, – заговорил он. – И ещё приятнее слышать их от достойных товарищей. Таких товарищей, которые не какие-нибудь там проходимцы, прохиндеи, прохвосты. А очень даже достоуважаемые товарищи. Досточтимые и достопочтенные. Ах, какие…

– Ну, так идём скорее, – не терпелось Культе.

– Идём так идём. Скорее так скорее. Разве я против? Я всегда рад. И не просто рад, а чрезмерно рад. Даже не чрезмерно, а чрезвычайно. Если б ты только знал, как я рад. – Сява перешёл на привычную скороговорку, но с места не сдвинулся.

– Я тоже рад, что ты рад, – подыграл критик.

– Да уж, вот такой я человек. Если рад, то рад. Хоть ты меня ругай, хоть проклинай, хоть камнем бей, а я все равно буду рад. А уж если ты меня не ругать будешь, а хвалить, то я буду несказанно рад, а, может быть, даже и неслыханно. Или невообразимо. Уму непостижимо, как я буду рад. Ну а случись, что ты меня не только похвалишь, а и отблагодаришь, так я, наверное, просто засияю от счастья. Вот такой я человек. Хоть ты лопни. Хоть разорвись…

– Ладно, идём сейчас к твоей девке, а потом я тебя благодарить буду, – сказал Культя. – Я тебя так долго благодарить буду, что тебе и надоест, пожалуй. Так сильно надоест, что ты даже попросишь, чтобы я перестал. Вот как я тебя благодарить буду.

– Значит, ты меня разными хорошими словами благодарить собираешься?

– Наилучшими.

– Словами благодарить – это, конечно, хорошо. Это, вне всякого сомнения, неплохо. Очень даже подходяще. Но ведь слово-то в карман не положишь?..

– А что положишь? Тыквочку я съел. У меня и нет ничего.

Попрошайка с интересом уставился на таз.

– Вот подходящая вещичка, – вкрадчивым голоском проворковал Сява.

– Таз к тебе в карман не влезет, – заверил Культя.

– Ну и что, что не влезет. Велика беда. Тебе-то чего расстраиваться. Переживать. Огорчаться. Не влезет так и не влезет. Я его и не буду в карман совать. Я его за ручку понесу. Так что зря ты волнуешься. Напрасно. У тебя со мной проблем не будет. Подумаешь, в карман не влезет. Вот напугал. Давай-ка сюда, я покажу, как его понесу.

– Э-э-э. Потише. Ишь, разогнался, – Культя спрятал таз за спину. – За такую чудесную вещь ты всего лишь покажешь мне какую-то девку?

– Не какую-то, а Васю. Ах, какая это девка! Сам бы потреблял её с удовольствием, но я – импотент. Так что, извините. Помечтать, повоображать – это я ещё в состоянии, а вот дело сделать – увы. Вот и предлагаю её разным дружелюбным ко мне товарищам.

– Так идём мы или нет? – Культя начал раздражаться.

– Да куда ж мне спешить? И зачем? Таз ты мне не доверяешь. Опасаешься, что я его не так понесу. Ну и Кузьмич с ним. С этим тазом. Мне и без таза хорошо. Что я, умру без таза, что ли? Окочурюсь? Подумаешь, таз. Видали мы и не такие тазы. И кастрюльки видали, и вёдра. А один раз я даже бочку видел. Вот это вещь! Не то, что твой таз. У тебя бочки, случайно, нету?

– Нет у меня бочки. И не было никогда.

– А что у тебя есть? Может быть, фантики? Фантики твои в мой карман точно влезут. Не веришь? А ну-ка, попробуй. Проверь. Убедись наглядно. – Сява раздвинул тряпки и растопырил огромный карман, в который, пожалуй, влез бы и таз, если чуть-чуть постараться.

– Да кончай ты этот базар, – вмешался Кнут. – Или дай ему фантик и пойдём смотреть на Басю, или не давай, и тогда отправимся спать.

– Вот взял бы и дал, – сказал Культя сердито.

– Я бы дал, да у меня больше нету.

– А если эта Бася какая-нибудь чувырла?

– Вот тогда я ему точно в глаз врежу.

– Врежешь? Прямо в глаз?

– Врежу. И в глаз, и в ухо!

– Слыхал? – критик нагнулся к попрошайке.

– Слыхал, слыхал. Я же не глухой. И не дурак. Не остолоп, во всяком случае, не дундук. Если предлагаю Басю, значит, Басю, а не дырку в кармане.

– Ты мне её покажи сначала, а потом я тебе фантик вручу.

– Эх, до чего неглупый человек, прямо до одурения. Да коли я тебе её вперед продемонстрирую, так ты потом и знать меня забудешь. Скажешь – а кто ты тут такой? Чего вертишься под ногами, чего хочешь? И всей пользы от тебя будет, разве что, выпросить чего. Только выпрашивать-то дело нелёгкое. Особенно у таких, как ты. Несговорчивых. Непокладистых. Хитроухих и жадноглазых. Да ещё с другом вырубалой в придачу. Так что не вижу я пользы. Не примечаю. Сомневаюсь я в получении пользы. Так сильно сомневаюсь, что и идти никуда не хочу. Тем более, что у тебя и фантиков-то нет. Вот только таз дырявый. Гнилой весь. Никудышный совсем. Выбросить такой – и никакого убытка. Разве что, по башке кому заехать. Так я ж не вырубала…

Культя тем временем уже вытащил фантик и замахал им перед носом попрошайки.

– А? Что это? Фантик, вроде? Ну-ка, ну-ка. Точно – фантик. Жаль только, что один. Вот если бы два было, так я бы заторопился, так сразу и заспешил, так прямо и сорвался бы с места. И прямиком к Басе. Прямёхонько к нему. Никуда не сворачивая.

– Достаточно и одного, – твёрдо сказал Культя.

– Достаточно-то достаточно, но вроде бы как и маловато. Два было бы лучше. А три – так прямо и хорошо. Даже замечательно. А уж если бы четыре или пять, так…

– Или один, или ни одного. Решай, и побыстрее. Моё терпение уже иссякло. На исходе моё терпение, понимаешь? На пределе. – Культя сделал вид, что кладет фантик в карман.

– Ах, до чего нетерпеливый. Ну что с тобой делать? – Сява вскочил. – Давай, так уж и быть, свой фантик. Ладно уж. Один так один. Так уж тому и быть. Так уж оно поди и пусть. Пропади всё пропадом. Провались в тартарары. Пусть я буду в убытке. Пусть разорюсь. О, горе мне, горе! О, тоска зелёная, зыбучая!

Кнут приподнял попрошайку за шиворот.

– Веди, – приказал.

Всю дорогу Сява причитал, как мало ему дали, как ловко его облапошили, обдурили, обжулили и даже почти что обобрали. Он выражал глубокую надежду, что, оценив по достоинству прелести Баси, его всё-таки вознаградят в самом ближайшем будущем, а может быть, и сразу, или даже прямо сейчас, авансом. Потому что авансом он попросил бы поменьше, совсем чуть-чуть, а вот потом, когда они увидят и ахнут, после того, как они получат райское наслаждение, то так просто они от него не отделаются, тогда уж придётся рассчитываться сполна.

26

День доживал последние мгновения. Солнце покидало небосвод, прячась в неведомую бездну за край земли. Ночь торопливо укутывала город пушистой темнотой. Последние дни бабьего лета расставались с теплом, щедро источая его от нагретых глыб железобетона.

Сява нёсся впереди, ловко огибая всевозможные препятствия. Вдруг он затормозил и, указав рукой на несколько песчаных нор, крикнул:

– Вот тут Бася обитает. Басюля. Эй! Эй! Хватит дрыхнуть! К тебе гости. – Сява нырнул в проход между грудами обломков и исчез.

– Бася, – позвал Культя, робея от ожидания.

– Чего вам? – послышалось из норки.

– Ты Бася? – спросил Кнут.

– Ну, Бася. Чего надо?

– Нас Сява привёл. Рекомендовал, так сказать.

– Вам что, полюбиться захотелось?

– Э-э-э… Ну да, в общем. – Культя подмигнул другу.

– А фантики у вас имеются? Или продукты? Только я картошки и тыквочки не жалую. Мне бы мясца…

– У меня фантики есть. – Культя начал слегка дрожать.

В норке кто-то зашевелился, потом показались ноги, потом довольно-таки объёмистая задница…

Культя от нетерпения начал дергать завязки на своих штанах.

…Из норки выполз… вполне упитанный лысый мужичина с огромными пышными усами. Окинув гостей уважительным взглядом, он приветливо заулыбался и принялся стягивать свои необъятные штаны.

– А где же Бася? – заикаясь, спросил Культя.

– Вот он я. – Мужик кокетливо шевельнул бедрами.

– Так ты ж вроде бы не баба? – удивился критик.

– А чем я хуже? – обиделся толстяк. – Ты сначала попробуй, а потом сравнивай.

– Вот ещё! – вспыхнул Культя. – Да лучше я…

– Дело хозяйское, – покорно согласился усатый. – А ты как? – подмигнул он Кнуту и игриво повёл бровями.

Вырубала презрительно сморщился, закатил глаза, сжал кулаки и выпустил воздух сквозь зубы.

– Понятно. Игнорируете. А зря. Плату я прошу меньшую, чем бабы, а подмахиваю не хуже. Имею постоянных клиентов. Некоторые без меня жить не могут. Влюбились.

Кнут перестал пыхтеть, в задумчивости покрутил глазами и спросил:

– Значит, клиентов тебе Сява поставляет?

Бася смерил вырубалу пытливым взглядом и, перестав кокетничать, осторожно огляделся. Пути к отступлению не было. Культя, поняв замысел друга, уже стоял сзади. Толстяк покорно опустил голову.

– Ладно, бить мы тебя не будем, – пообещал вырубала. – Но ты расскажешь нам, как разыскать Сяву.

– Сяву?

– Сяву, Сяву, другой нам не нужен.

– А что вы с ним сделаете?

– Фантик свой заберём.

– Калечить не будете?

– Зачем нам его калечить? Хотя пару фингальчиков, возможно, изобразим. Аккуратненьких.

– Ну, если пару, то не беда, только бы не больше.

– Чего это тебе его жалко?

– Да мы с ним старые приятели.

– Вот как?

– Когда-то мы с ним очень любили друг друга, а потом он решил бабу попробовать. Да только попалась ему, видать, какая-то некачественная, что-то у нее с этим делом было не в порядке. В общем, чем-то напугала она его шибко. С тех пор он и обессилел. Со страху, что ли. Вы не в курсе?

– Мы его проблемами не интересовались, – буркнул Кнут. – И твои нам тоже безразличны.

– Нам бы фантик свой вернуть, – встрял Культя. – Ведь он нам бабу обещал, а не пидараса.

– Понимаю, – горестно вздохнул толстяк. – Он многих обманывает. Это нехорошо.

– Так где, говоришь, нам его искать? – прищурился вырубала.

– Дайте слово, что не покалечите.

– Даю, – сказал Кнут.

– Честное Партийное?

Кнут замялся, затоптался, закряхтел.

– Слово Коммуниста, – нехотя выдавил он из себя.

– А ты? – обратился толстяк к Культе.

– Я? – удивился критик. Но тут же опомнился, выкатил грудь, набычился и важно пообещал: – Даю слово Коммуниста. Честное Партийное.

– Ну, добре. Вон за теми развалинами свернёте налево. Пойдёте вдоль куч до большого песчаного холма. Там много норок нарыто. Перед холмом большой камень. Справа от него четвертая норка – Сявы.

– Если соврал – мы тебя отыщем, – погрозился Кнут на всякий случай.

– Нет у меня резона врать. И вас я понимаю. Обнаглел он всё же. Раньше всяких малохольных приводил – те пошумят, пошумят, да и отвалят, а теперь совсем разум потерял – сразу двоих, да ещё и верзил.

Культя приосанился. Даже на цыпочки привстал, чтобы казаться повыше.

Норка, на которую указал Бася, казалась необитаемой. Ни шороха, ни скрипа, ни дыхания. Лезть внутрь, однако, никто не решался – вдруг этот сумасшедший, если он там, звезданёт чем-нибудь по башке?

– Водой бы его подтопить, – сказал критик. – В воде человек дышать не может.

– Где мы столько воды найдём? – не одобрил предложение вырубала. – Лучше запустить камнем.

– Пока камень ищем, он убежит, – не согласился Культя.

– Так ты иди, поищи, а я постерегу.

– Темно уже, чтобы камни искать, – сказал критик. – И вообще, лучше бы пустить дыму. От дыма он кашлять начнёт, а тогда можно и камнем.

– Хорошо, иди собирай веточки, а я постерегу. Камень найдёшь – тоже неси.

– Ишь, хитрый, я буду работать, а он сидеть.

– Не сидеть, а сторожить. Вдруг он как выскочит да как врежет чем-нибудь?

– Ладно, сторожи, – тут же согласился Культя и, с опаской поглядывая на вход в норку, крикнул: – Ты лучше вылезай и сдавайся, мы тебя всё равно выкурим.

– И мордовать начнём. Избивать до полусмерти. – Кнут схватил горсть песка и кинул в норку.

– А давай, мы его закопаем, – осенило Культю.

– Я бы хотел помордовать сначала.

– Да неужели он ждать станет, пока мы его засыплем? – зашептал критик на ухо товарищу. – Ведь выскочит.

– Верно. Хорошая идея, – громко сказал Кнут. – Эй, Сява, мы тебя сейчас закопаем!

В ответ – тишина. Товарищи начали дружно бросать песок в яму.

Попрошайка выскочил из норки, резко прыгнул в сторону, надеясь убежать, но был сбит с ног ловкой подножкой вырубалы.

– А? Что? Кто? – как бы спросонья залопотал Сява. – Что случилось? Кто это?

– Не прикидывайся, – подскочил Культя. – Где мой фантик?

Кнут замахнулся, но Сява отчаянно запричитал, стараясь придать голосу радость:

– А, это вы? Наконец-то. А я тут сижу, переживаю. Расстраиваюсь. Куда это, думаю, они запропастились? Сижу, сижу – нет никого. И Васю предупредил, что сейчас появятся очень достойные товарищи. Она тоже ждала, ждала, да и уснула. А я всё не спал, всё крепился, за щеки себя щипал, чтобы не задремать, не закемарить, в глаза камушком тыкал, а всё равно уснул. Отрубился.

Кнут всё примеривался кулаком к Сявиному глазу, но тот говорил и говорил.

– Чего ждёшь, бей, – суетился Культя.

– Пусть закончит.

– Да он никогда не закончит!

– Не может быть. Слова-то не бесконечные.

– Ну, так что, будете вы с Васенькой знакомиться? – продолжал голосить Сява, извиваясь под вырубалой, как пиявка.

– С какой ещё Васенькой?

– Как это какой? Весь день, весь вечер я им о Васе толковал, растолковывал, повествовал, значит, а они взяли и забыли. Вот те на… Вот те и, однако. Вот оно как, поди, того…

– Эх! – решился Кнут. Врезал, но мимо. Ещё раз, ещё. Кулак всё время ударял в землю. Попрошайка искусно уворачивался.

– Вася! Вася! – заверещал Сява. – Это к тебе. Вылезай скорее, выручай, а то меня убивают!

– Видели мы твоего Басю-Васю. Больше нас не проведёшь, – прыгал вокруг поверженного попрошайки Культя.

– Чего разорались тут, – раздался женский голосок. – Опять этого Сявку колотят?!

– Вот, она, вот, Васенька, – обрадовался попрошайка и радостно замахал руками.

– А, по-моему, ты нам всю дорогу про Басю заливал.

– Послышалось вам. Почудилось, показалось, померещилось. Я только про Васю и разглагольствовал. Про Васю, а не про Басю. Я говорил про Басю, а вы думали про Васю. Тьфу ты, капиталист меня задери. Я про Васю, а вы про Басю. Перепутали вы всё. Не я, а вы. Вы, а не я. Я не, а вы… Тьфу ты, пропасть! Сами всё перемешали, перепутали, а меня бить. Вот так-так. Вот как оно бывает. Вот как оно случается. Вот как оно того поди. Надо же, как оно поди…

– Так ты ко мне их приволок? – взвизгнула женщина и вцепилась в Сявины волосы. – Да когда ж это кончится?!

– Нет, нет! Ах, да. Ай-я-яй! О-хо-хо! – попрошайка не знал, что и говорить. Вася драла его за космы, а Кнут всё нацеливался кулаком в глаз. – Вот она, моя доброта, вот она, моя забота, – снова заверещал Сява. – Вот они, мои старания! Вот как меня благодарят! За моё усердие. За моё радение. Так мне и надо. Поделом. Дураку – наука. Бейте меня, остолопа! За моё добросердие. За моё тщание. За всё бейте! Избивайте! Рвите меня на кусочки. Швыряйте в меня камнями…

– Да… – озадачено произнёс Кнут, вставая. Он осмотрел разбитый о песок кулак, плюнул вслед рванувшему во тьму попрошайке. – Да… Этого так просто не возьмёшь. У меня в голове такой треск, что я уже ничего не соображаю. Даже драться не могу.

– И у меня треск. – Культя прижал ладонь к темечку.

– А у меня от него кондрашка, – буркнула женщина. – Он нас тут всех до неё довёл. Житья от него нет. Лучше б вы его убили или с собой увели. Или ещё что-нибудь с ним сделали. Я могу и отблагодарить…

Культя раскинул мозгами. Кнут тоже задумался. Убить Сяву никакой возможности не представлялось. Во-первых, для этого его требовалось поймать, а вне норки он, со своей прытью, был недосягаем. Во-вторых, если бы поимка каким-либо образом и осуществилась, вопли и мольбы этого человека могли привести в замешательство даже самого хладнокровного убийцу. Кнут таковым не был. Культя – тем более. В-третьих, за убийство Коммуниста можно было загрохотать в Партком. Если кто донесёт, конечно. И хотя у Сявы вряд ли имелись преданные друзья, но кто знает… Такой прохиндей вполне мог подкупить для себя какого-нибудь осведомителя.

– Вообще-то говоря, – начал критик, – я бы предпочёл поступить несколько иным способом. Чтобы всем было хорошо и никому не плохо.

Вася слушала внимательно, вытянув шею и широко распахнув глаза. Культя таращился изо всех сил, пытаясь рассмотреть даму получше, но сгустившаяся темнота не позволяла этого сделать.

– Я бы, так сказать, лучше бы кое-кому сам бы, так сказать, заплатил бы.

– Кому?

– Тебе, разумеется.

– Но я убивать не умею. Я же девушка, все-таки.

– Да не надо никого убивать. Пусть его другие убивают. А я желал бы, вроде бы… кое-что… ну как бы… ну это самое… ну вон тое…

– Да что же?

– Ну, это самое.

– Что?

– Ну, вон тое.

– Тое?..

– Ну, кое-что. – Культя многозначительно пошевелил бровями. – Не понимаешь?

– А-а-а. Так бы сразу и сказал.

– Вот я и говорю.

– За фантик?

– А что, можно и так – бесплатно?

– Можно и так, но только завтра.

– Завтра?

– Завтра.

– За так?

– За так. Если потерпишь до завтра. А если срочно, то за фантик. У тебя есть фантик?

– А если потерплю?

– Тогда завтра.

– Ну, я потерплю.

– Ну, терпи. А я спать пошла.

– До завтра?

Вася ничего не ответила и уползла в свою норку.

– Завтра сговоримся, – сказал Культя вырубале. – Заодно рассмотрим её получше. Может, у неё заячья губа или щетина. Или зубы в промежности. Говорят, такое бывает.

– Или по четыре пальца на руках, – добавил Кнут.

– Это ерунда. Вот если горб, то хуже.

– Подумаешь, горб. На коленки поставил и порядок.

– На коленках я не люблю. Они у меня слабые. Хотя… всё это ерунда, конечно, можно и с горбом, коли баба сверху, а вот с зубами в причинном месте я бы поостерёгся. Вдруг откусит? – Культя нервно поёжился.

– Во рту тоже зубы, так ведь не откусывают никому…

– Во рту зубы, чтоб жевать, а там для чего?

– М-м-м… действительно.

– Вот и я говорю.

– Да, всякое бывает, – вздохнул Кнут. – А где спать-то будем?

– Надо было Сяву спросить, а теперь ищи его свищи…

– Так мы в его норке и переночуем, – Кнут сунул голову в отверстие.

– Занято! – рявкнул кто-то из глубины.

– Кто это? – спросил Кнут осторожно.

– Это я – местный вырубала. Щелбаном с ног сбиваю. Сгинь, пока башку не открутил.

– Голос Сявин, – определил Культя.

– Эй, Сява! – крикнул Кнут. – Выметайся! Мы в твоей норке спать будем.

– Как бы не так, – послышалось из темноты. – Ишь раскатили губищи. Размечтались.

– Не вылезешь, мы тебя засыпем.

– Вылезти-то я вылезу, но только вы не обрадуетесь.

– Вот как?!

– Не заснёте вы в моей норке. Даже не задремлете.

– С чего бы это?

– Да я буду так сокрушаться, так стонать, так убиваться…

– А ведь, пожалуй, – сообразил Кнут. – Ведь правда.

Культя развёл руками, вздохнул. Сява был непобедим.

– Так, где же нам заночевать? Посоветуй.

Попрошайка пробубнил, что норок свободных здесь нигде поблизости нет и быть не может. Заняты все. И новые рыть нельзя, потому что и так много нарыто.

– Ладно, в песочек зароемся, – как-нибудь перекантуемся, – решил Кнут.

– А я бы лучше в норке, – мечтательно проговорил Культя. – Всё-таки в тепле. В уюте…

Сява высунул голову наружу.

– Могу уступить свою. За фантик. Норка у меня хорошая, сухая, сенцом выстлана. Такая норка, что спал бы и спал. И не просыпался бы вовсе. А какие сны в ней снятся…

Завладев фантиком и продолжая причитать по поводу уступчивости своего характера, попрошайка побрёл ночевать к своему дружку Басе. Из темноты ещё долго слышались его выкрики, постепенно становившиеся все менее и менее разборчивыми.