Текст книги "Маргарита и Мастер (СИ)"

Автор книги: Владимир Буров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Аста-Бараста-Бум, – в том смысле, что, Ика:

– Так уже начиная с работ:

– Толкование сновидений, Безумие и сны, Поэт и фантазирование, Фрейд неоднократно ставит вопрос о снимающей границы плавности перехода от сновидений к игре, от игры к остроумию, от фантазии к литературе. Эта обнаруженная Фрейдом транзитивность, связывающая механизмы работы бессознательного и художественное творчество, дала ему основания утверждать, что способность к творчеству обнаруживает тот же динамизм, содержит в себе ту же экономическую структуру, что и феномены компромисса и замещенного удовлетворения, которые позволяют выявить интерпретация сновидений, и теория невроза. Экспликацией этого же параллелизма... – Ну, слова не дают сказать-ь!

– Я уже сказал: президента.

– Это мы уже слышали.

– Нашего президента, поясняю для тех, кто не имеет возможности сам съездить в Херманию, и буду там посмотреть лично, хотя я думал, здесь таких нет, думал, все на дотации, как малоимущие.

– Не понимаю, зачем он там живет, если не собирается жениться на ней? – спросил я, чтобы поддержать общую тему разговора.

– Думаю, хочет получить постоянную прописку, – сказал конкурент СЛО-Ва! Не дают сказать! – мечтатель из Нижнего Тагила уже с московской пропиской Цыпленкафф с татуировкой – нет не на руке, а, как у матросов, которые шли в бой на орды контрразведки белых:

– С наколками Басилашвили и Евтушенко на груди. – Только здесь было:

– За что боролись – на то и напоролись. – И все понимали:

– Им-прес-сион-ист. – Прошу прощенья, ошибся, не импрессионист, и не рецидивист, а:

– Пост-модернист. – Появившийся после того, что уже:

– Было, было, было.

– Верно, но! Но если кто читал мою последнюю стащенную с Зиккурата древней пирамиды – а не с бабушкино-дедушкино-передел-кино чердака рукопись о члено-раздельных отношениях между людьми и людьми, должен постепенно – к концу моей премьерской речи – догадаться:

– Прописка постоянная да, но не мы к ним, ибо не какие-нибудь там древние завоеватели, как Алёха Македонскафф, и Арта-Ксеркс с Самим-Ксерксом вместе взятые, а чтобы:

– Вы к нам не в гости, как обычно, а насовсем.

– Дать постоянную прописку Германии здесь, – просто выразился Чо. – Но добился, как все, сложно: – Не получился бы, как у меня Пупсик, которых не было даже на Марсе, когда я:

– Чтоб так жил, как марсиане, где и яблони есть и пыли хватает, чтобы постоянно не дышать асфальтом в джунглях Москау.

– Вы и так один в семи комнатах не соскучитесь со своими картинами под Пабло Пикассо, – сказала Тетя, которая приперлась сюда в надежде соблазнить кого-нибудь. Имеется в виду, одного из двоих, кто смело – хотя и при отъезде в другие страны – считает себя:

– Писателями, как Раньше:

– Которых не прославляют, но зато читают.

Имеются в виду, вот как раз председательствующий сейчас германин Пелевин, и что-то – а именно как раз Тетю – рисующий в своем углу Сорокин. Который и встал как раз, чтобы констатировать:

– Я это предсказал еще в прошлом году, что Германия заменит нам Украину. – И сел, оставив зал невооруженным для проведения контратаки на про прорицание. Но опять встал и добавил: – Одной Хермании нам хватит вместо трех маленьких прибалтик, ворованной финнами Финляндии, Япона-мать остров близ нашего побережья, ет сетера.

– И я вам скажу, – встал для ответного слова Классик Закулисных Заповедей – не совсем точно, лучше:

– Классик, да, но заповеди его не закулисные, а наоборот, чисто и благородно открытые для всех и каждого, как Три Мушкетера:

– За Плинтусом. – Но они были там только так, временно, пока хоронили благородную для всех и каждого Марсельезу, нет, а как? Матильду Кшесинскую, что ли, опять, царскую блудницу великую? Нет. А:

– Малолетнюю наложницу Атоса. – Опять ошибка, не малолетнюю, конечно, я же не сам Набоков, а только его Эманация, а:

– Многолетнюю наложницу, – и чтобы далеко не убежала дал ей лилию на каждое плечо, как Маркиз де Сад, почти всем, кто попадался ему после уроков по основным предметам.

В общем, оказалось, та мышь, которую похоронили За Плинтусом была сама Ми-Леди, сбежавшая не только от Самого Плинтуса, не только от Атоса, Партоса и Арамиса вместе взятых, не только от герцога Ришелье и Мазарина, не только от герцога Бэкингэма, но и вообще от любого МЕН-Я, провозгласив себя ни больше, ни меньше:

– Май-селф.

Поэтому – заканчиваю – Германия, как майселф Россия ничем не хуже Аргентины и Мексики вместе взятых по футболу, а нам больше ничего не надо, ибо только и есть у нас одно противоречие:

– Футбол любим, а:

– А играть в него патологически – нэт.

Тем более, у немцев свои – майселф – машины:

– Мерседес, БМВ и другие Фольксвагены. – Опель – не машина, будем раздавать бесплатно тем, кто не занял никаких мест в соревнованиях.

– Следовательно, наконец-то, делать майселф Жигули – больше не придется.

– Позвольте я скажу, – опять не поднялся бывший полковник, пишущий под псевдонимом:

– Господин Хороший, – прощу прощенья, не с того листа прочитал, а именно:

– Господин Сорокин:

– Предсказывал, предсказываю и предсказывать буду, что:

– Всё как было – так и дальше будет. – И сел. Прошу прощенья, он и не вставал.

– Вот вчера, когда я только что приехал из Хорватии, где у меня дворец – не надейтесь – не съездов конечно, а так место, где я творю, как Хемингуэй на своей легендарной башне, чтобы его любимые – кошки и собаки – не лезли до первой трубки со своими проблемами:

– Кому купить новый ошейник от блох, кому почему-то вдруг стал не нужен намордник, кто-то разлюбил ту, которая родила ему не меньше трех десятков ушастых черно-белых охотничьих особей, да и правда, какая у нас охота, Ми не – Зворыкин-Муромец, на уток ходим редко, а точнее ходим только на перекаты за лососем, потом, как обычно кофе в ночном лесу – страшно – хотя со стаей собак меньше, а кошки ловят мышей, что даже их шорох не мешает не думать о новом романе, ибо:

– Думать о работе надо только на работе, – придет Медиум и сам всё даст – только успевай записывать, нет честно даже в туалет хожу с автоматической ручкой и маленьким блокнотом, как Вася – имеется в виду Розанов – чуть он:

– Мяу, – я тут как тут:

– Гав.

Собственно, я хотел только сказать, несмотря на то, что многие, да пусть хоть вообще все – не понимают откуда взялся, и кто такой Фандорин – буду! и дальше применять его для удушения российской словесности. И никакой Председатель Перевин даже с Зиккурата если не Египетской, то уж точно Майской пирамиды не заставит меня дрогнуть под его грибным супом из мухоморов, да и Сорик, надеюсь, не поймает меня, и не превратит в запятую, в своем описании сорок первой любви Марины, как имитации побития рекорда сорока дублей Мэрилин Монро, когда она заставляет его поднять не только ногу вместе со всем остальным, но и голову, чтобы посмотреть:

– Какие у нее достоинства на груди, ибо Мэри-Сахарок только кинула в зрительный зал, как свой последний лифчик, сакральные слова:

– У каждого свои недостатки, – имея в виду того бывшего полковника Уайлдера, который за всю ночь не мог додуматься, как кончить, пока она ему и не подсказала:

– Это ничего, потому то у каждого свои недостатки:

– Не может закончить кино, зато в этот раз мне было хорошо:

– Не доставал своим обычным криком:

– Сорок дублей и не выпускать даже на перекур!

И думаю, вы видели, но на всякий случай напоминаю:

– Не только руки, но даже нога поднялась, когда я сымитировала прогиб вперед грудью перед кроватью, где он ждал и думал:

– Смогу ли я наврать также сладко, как он это задумал.

Ай лав ю, Билли.

Забыл к кому я персонально обращался, к Сорокину, к Перевину, к Тете или что у них есть еще там? Пусть это будет Фандорин, такой же, как и все вы, лихой парень.

Жаль, что не писатель. Спасибо.

P.S.

– Что?

– Послесловие, говорю. Жаль, что нет здесь Бориса Парамонова, он бы замолвил за меня словечко, объяснил бы вам, что я не умею писать, как Бальзак, но в этом нет ничего особенного:

– Не могу же я в своей Иностранной Литературе описывать то, чего здесь нет: писателей. Если бы я написал, как Бальзак или Теодор Драйзер, или – не дай боже – Чарльз Диккенс – получалось бы:

– Их есть у меня!

И между прочим, это совсем не обязательно, как недавно окончательно доказал Фабио Капелла:

– Любить футбол можно, но это не значит, что хоть когда-нибудь в этот футбол можно научиться играть на основании первого постулата о любви. Нужно, как Набоков со своим Лужиным двигать пешки и другие фигуры, и тогда, как было уже сказано до меня:

– Или Аргентина с Мексикой займут наш свободный уже пятнадцатый штат, или, как тоже уже сообщили:

– Легендарная Ангела Меркель с ее не менее успешной футбольной сборной по футболу.

Сейчас кончу не торопите, только последнее слово:

– Вот так и бы и с литературой, чем самим сиськи-миськи мучится, лучше присоединить какую-нибудь Швейцарию к себе – или кто у нас там недавно получил Нобелевскую Премию за Сказки Андерсена?

Дюма был здесь? Был, пусть его запишут русским, и все постепенно наладится:

– Трех Мушкетеров перестанут ругать за бездействие в решительные минуты жизни, что не подали руку помощи Миледи, когда она подала в пропасть, и вообще мало помогали простым людям добрым словом, и тем более деньгам – сами почему-то всегда:

– Без денег.

У нас есть деньги – приезжайте, деньги будут ваши – литература наша.

– Всё?

– Про этого я сказал, про Чонкина? Что он правильно написал про Марс, где литературы нет – хватает одних яблок. И это плохо. Надо посылать туда тех, кто сможет, как инопланетян, как вот этот самый Чонкин писать про свою Нюрку так, как Петрарка о Лауре, и как он сам любовно написал о своей настоящей Лауре, о:

– России:

– С любовью.

– Так что ему премию теперь дать, что ли? – спросил немного сбитый с толку Председатель.

– Ну, если не мне – значит ему, кому еще.

И сел.

– Мы здесь не для этого собрались, чтобы премию выписывать за досрочную плавку – бывший Председатель потерял голову – вот в чем вопрос? Так сказать:

– Быть или не быть, – новому Председателю, или он вернется.

– Вернется, несмотря ни на что, – сказал Чо. – Я в это верю. Кто верит еще, прошу поднять руки.

– Я что еще хочу сказать, – опять встал богатый Фандорин, – Лёха Толстый, когда еще жил здесь, известно, что перемещался туды-твою, к Петру Первому, чтобы написать правильно, как это было на самом деле, в том смысле, что, сколько тогда стоила корова– три рубля – и сколько стоит сейчас!

А вы говорите, Фандорин вам не нравится, но он может так оккупировать Прошлое, что авось:

– Его можно будет перетащить сюда, а мы туда всей толпой в Слободу, с немками веселиться. Я бы бросил всё, эту литературу поменял на ту – кто там был Тредьяков, Державин? – я, собственно, не по русской литературе специализируюсь – нет, но и их можно сманить из допушкинского времени, в петровское, где было – скорее всего – еще лучче.

– А если хуже? – влез Чонкин со своим Войновичем.

И разрушил опять всю иллюзию.

– Ладно, – сказал Председатель Пеле, – пока всем кофе и перекур, будем ждать Берлиоза.

Но и в перерыве двое начали драться все равно. Так что Пеле вынужден был вмешаться:

– Пора прекратить – электричество погаснет.

– Именно эти фигуры и станут для нас ключевыми при описании аналитической модели развития, разработанной в рамках раннего формализма, точнее, при описании двух его вариантов, предсказанных теорией пародии Ю.Н. Тынянова и концепцией:

– Канонизации побочной линии, – В.Б. Шкловского, – взял опять – пока все перлись на выход – слово в свои руки Ика.

Глава 15

Продолжение Заседания, гость из Испанского политбюро. Запрещенный ныне, как рикламный, знаменитый лозунг Леонида Ильича. Чарли Чаплин. Критерий истины в 40 ангстрем. Дартаньян, как Фантом – как четвертый, несуществующий вид материи. Предсказание следующего победителя чемпионата мира по футболу.

Но элегантная леди, которая до этого спала в углу на диване из карельской березы, подаренным Союзу Адом Прохоровым, предложила продолжить.

Пеле вроде:

– Сей минут, мадам, скоро продолжим, а пока лучше отойдите в сторону, в том смысле, полежите пока еще, а то, извините, от вашей вдохновенной фигуры идут такие разряды озона, что топоры, которых навешано уже больше, чем лапши Робертом де Ниро приготовлено в его ресторане в Голливуде, могут упасть, тем более ваши сатрапы здесь только что упражнялись в фехтовании.

– Слово человеку не дают сказать. Зря я вам премию выписала за плохо сваренную стать.

– Да, мэм, лучше и не вспоминать теперь грехи наши тяжкие.

– Хорошо, я пока выпью кофе, а потом – чуть не сейчас – дадите мне возможность спокойно сказать пару слов о российской словесности, как Эль-Дар когда-то дал Игорю Ильинскому:

– Минут сорок, – чтобы всем времени хватило, не буду, как бывало говаривал Леонид Ильич:

– Рассусоливать эту капусту на три дня – ибо скоро праздники – скажу всё сегодня. За пять – сэм – восем – девять – хватит Леонид Ильич – ну это как будто голос с места, хотя и сзади из верхнего партера, на который я хотя и обращаю больше внимания, чем на нижний, но тоже – одна молодая симпатичная дама вот тут сказала:

– Слова не дадут сказать, чтобы не вспомнить с ужасом сразу все мои прошлые доклады, которые они сами, между прочим, и подготовили, ума не приложу: за-чем? Но вот теперь понял:

– Хотят послушать, что сочинили. – Нет, это я думал, что хотят, оказывается:

– Нэ хотят. – А не хотят и не надо – я могу сесть. Более того, могу вообще лечь, и надолго. Навсегда! Кто тогда будет говорить?

И был уверен Леонид Ильич, что больше некому после него будет плавить эту сталь, которая закалялась еще тогда, когда не ходили не только кожаные рубли и их деревянные полтинники, но и вообще:

– Нефти было больше, – имеется в виду под землей, а потенциальная энерхгия важнее кинетической, как доказал еще академик Лысенко. Поэтому всё, что надо делать – лучше не делать, а, наоборот, запасать впрок, тем более ее и запасать-то не надо, до нас это было сделано Гефестом Распрекрасным, прикованным за Это Дело, скорее всего, – Леонид Ильич щелкнул себя согнутым потом разогнутым пальцем по горлу, – к скале. А еще точнее за то, что, как и я курил, курил, курил:

– Сигареты Новость с новым фильтром!

– Прости-т-те, Леонид Ильич – это уже риклама.

Вот так – пока что закончила свою речь леди с углового дивана вместо Леонида Ильича, который и назвал ее когда-то:

– Своей преемницей по Этому Делу, – имеется в виду не вино по пять тыщ долларов за бутылку, не тем более сигары – эка Новость, а именно Роль.

– Роль Игоря Ильинского на Новогоднем вечере, – когда за Пять Минут можно сказать столько же, сколько коротенько за сорок.

– А что делать? – сказала она с улыбкой в своё оправдание, – если я Лайнер, да, но – так уж случилось – дальнего следования.

И обычные на таких мероприятиях гости из Америки А. Генис и супруга, не супруга, точнее, а подруга по интеллектуальным путешествиям в будущее:

– Имеется в виду Будущее России, – после того, каким оно будет после того, как Берлиоз попал под трамвай.

– Я попал под поезд? Это он попал под меня, – сказал Берлиоз в лице Ле-Штрассе Три, – но это чисто умозрительная шутка:

– Иво здесь не было, – ибо явление Берлиоза без головы, или даже с головой, но под мышкой, пока что не предусмотрено, иначе все перейдут на мастер-класс Гарри Поттера, как новый отклик Соцреализма на:

– Всё окружающую и окружающую нас действительность.

Ну, вы поняли:

– Это была Камилла Палья, – и как уже упоминалось доблестный ее рыцарь Дон Кихот Ламанчский в образе Александра Гениса.

Скорее всего, здесь им и слова не дадут сказать. Сами никак не могут наговорится.

Но вот – сразу после перерыва взял слово какой-то парень в галифе и гимнастерке, как будто только что прибыл из:

– Второго Фронта, – но он тут же просветил, что это не так, а просто, как все, сражался:

– Всё это время, пока меня не видели в Испании, где, кстати, должен скоро и жениться.

– Так я вот, что хочу сказать про этого Берлиоза, которому будто бы отрезало трамваем голову... – Но его прервали, в частности Чонкин, который все думали теперь забьет себе место, чтобы спеть песню про Марс, где литература, по его мнению, развивается лучче, чем здесь, но он только похлопал в знак одобрям-м, и сказал:

– Вот, наконец, хоть кто-то, пусть и только с фронта, но начал свой пердеж по существу. – Извините про пердеж не я сказал, а Чонкин, который приходит ко мне не по моей воле, а токмо по научению своей Нюрки, что, мол, сходи к иму на банкет.

– А ты, Нюр?

– Я за тобой увяжусь, Вань.

– Дак ведь баб туда, чай не пускают. Скажешь ты тоже, Нюра.

– И...

– Нельзя ли изложить эту вашу наивную Вставку письменно, – вежливо перебил Пеле, – а мы потом раздадим всем присутствующим в виде газеты.

– Тогда уж лучше сразу в виде туалетной бумаги, – умно ответил сам Во.

– Вот здесь критиковали Чацкого, Трех Мушкетеров, которые написаны будто бы не здесь, за Линией Фронта, а где-то в Испании – имеется в виду Испания мирного времени – на бое быков, где вы, телка и еще пару-тройка ее бой-френдов, таких как Генис с Камиллой у которой и так есть свой Грэм Грин, а я вам скажу так:

– Если брать там лошадь, то как режиссер Копейка – сразу из политбюро. – Знаете ли, лучче.

– Чем лучше? – спросил кто-то из тех, кто, видимо, еще не докурил, и поэтому решил сказать хоть то, что можно пока что сказать.

– В литературе ничего не понимает – раз.

– И два – это думает, что разбирается, – вставил Генис.

– И не просто разбирается, а именно думает, что соображает:

– Не как Все! а намного лучче, – ну, если папа из политбюрю, как Леонид Ильич, который, правда, сам не передает никому своих умозрительных способностей, а только:

– Я сам, я сам, я сам, – и всё пишет, пишет, пишет чего-то. – А как-то его спросили:

– Чё ты, Леня, всё пишешь, пишешь, пишешь?

– Новый Роллс– Ройс заказываю, Фантом называется.

– Фантом? И что в нем нового, хорошего?

– Вот разбираюсь.

– Зачем?

– Хочу, чтобы было чинно, благородно, по-старому. А то сделают больше одной педали газа. А как потом ездить? Ибо мне переключать скорости некогда, жать педали, кроме одной тоже, мне хватает и моих Трех Мушкетеров:

– Я, скорость и сигареты Новость.

– Зачем тогда и разбираться? – спросил Маршалл. Он отказался от этого звания – Маршал – предложенного ему Леонидом Ильичом, так как Джуна сообщила ему по секрету:

– После смерти Ильича – первым съедят того, кому последнему дали Маршала. Но имя его так и осталось даже в отставке:

– Маршалл.

– Фантом хочется, чтобы было, как на самом деле, как у Дюма – четыре:

– Я, скорость, сигареты Новость, – и Fantomus, как четвертый и пятый Дартаньян.

– Пятый-то откуда взялся?

– Так ты думаешь, не возьмет он собой на охоту мисс Бонастье-Монпансье?

– Конечно нет, с какой стати?

– Да?

– Да.

– Ну, тогда ты на охоте будешь нас развлекать. – Ха-ха-ха.

– Это вообще-то не смешно, Леонид Ильич.

– А я и не собираюсь тут чаи распивать! Зашел, понимаешь ли, в гости, и сидит, и сидит, и сидит, а я, между прочим, мемуары пишу.

– Ты сказал, что Роллс-Ройс заказываешь новый.

– Это только заодно.

– Роллс-Ройс, ладно, заказывай, а мемуары отдай какому-нибудь фронтовику, он напишет правду.

– Да?

– Да.

– Но он их и выдаст потом за свои как-нибудь втихаря.

– Втихаря – это как? Когда тебя не будет уже, что ли?

– Именно, май диэ чайлд, имен-но! Растащут мои книги на цитаты, и будут кричать в каждом Библио-Глобусе:

– А вот это я же вписал тут, между строк, Леонида Ильича.

Как говорится:

– Рады встретить мы грача, Леонида Ильича, – потому некоторые слова в его легендарный текст:

– Тозе вписали, – в виде редакторской правки.

– Ну, и значит, отдали мне, – закончил первую часть своего вступительного слова испанский гранд-фронтовик.

– Чт-то? – ахнула даже, привстав с дивана, СНС – Слова Не дадут Сказать.

– Так вставки делать в Чарли Чаплина, – ответил парень.

Далее что?

И доказал, что как Бальзак – хороший парень, но:

– Ошибался, – как все потусторонние писатели, Чацкий:

– Много на себя взял, – из-за чего и не понял, что:

– Давно надо было валить, – в том смысле, что:

– Уходить, и уходить навсегда.

С пресловутыми Мушкетерам всё ясно:

– Только всё для себя, мадам Бонасье и короля – народу? Даже ни разу не вспомнили, если не считать тех случаев, когда били ее бывшего мужа, как кулака в его действующем лице, а остальным давали просто под зад, как будто никогда не могло случиться в далеком будущем, что они надумают:

– Принять на себя графско-княжеские титулы – За деньхги-и. И ведь не боятся, что может вернуться Петля Мёбиуса, и начнут от заката до рассвета петь одну и ту же песню:

– Строчи пулеметчик, не грейся, Максимка

Нам светит не солнце – Иво керосинка.

Имеется в виду, лампочка, которая уже тогда была спрятана в дипломате кудрявого негра, Самюэль Джексона, друга Джона Траволты, в транскрипции Квентина Тарантино, когда они подверглись нападению Бонни и Клайда, бывших работников средств массовой информации России, в кафе Черного Билла, куда иногда:

– После пробежки по методу Форреста Гампа – и вообще многих русских – до индийского океана, и:

– И обратно, – заходил легендарный Семь Га – Познер, чтобы попытаться соблазнить замужеством К. Собчак, которая была поставлена там заместо вышибалы-бармена.

Далее, самое главное:

– Чарли Чаплин, как все – бил людей. – Следовательно:

– Что в нем хорошего?

– Ми – согласны-ы, – хотел сказал Александр Генис, чтобы поддержать своего бывшего друга, но Камилла дернула его рукав пиджака:

– Не лезь на камеру – жена увидит, – и придется тогда раскошелится на только на ЖЖ – Желтого Жука, а как любят все англичане:

– Темно-синий Роллс Ройс, – как у этой, как ее, подруги Гарри Поттера, которая его и записала с его же слов, Дж. Роулинг, учительницы начальных классов школы номер 5, за которой мы...

– Впрочем, об этом позже.

И самое удивительное в этом то, что я пил в одном подвальном пивном баре вместе с этим парнем, который купил ленту для пишущей машинки:

– Не того размера, – и самое главное, как и я, заложил свое почти новое пальто в московском ломбарде, чтобы пойти сюда, не без очереди, разумеется.

Не знаю, как он, а я потом-таки трахнул эту Ламбардини, как она ни пряталась от меня по подъездам. Но оказалось, что не хочет больше жить с матерью, а снять комнату за сорок рублей в месяц – денег не хватает, ибо ломбард – да, но и там своя очередь на невостребованные к обратному выкупы весчи, и:

– Хватило только вот на этот темно-малиновый сарафан с лямками через плечи, и пару долго – может всю оставшуюся жизнь – ношеных золотых колец, триста с чем-то пробы.

В общем, та же пишущая машинка с перепутанными лентами.

Так вот я не понимаю, почему имея такое общее с этим испанским грандом, женатым на бывшей дочери члена испанского политбюро, будущее – мы видим Чарли Чаплина с разных сторон:

– Он сзади, а я спереди?

Более того, я скажу вам и ответ:

– Он смотрит, когда говорит, на директора РС и своих товарищей по редакции, особенно старших, а я, друзья мои, уж извините, как предсказал:

– Шекспир, – на Зрительный Зал.

Ибо, как сказал поэт Пушкин:

– Таков поэт: как Аквилон:

– Где хочет – там и бродит он.

Орлу подобно он летает

И не спросясь ни у кого

Как Дездемона выбирает

Кумир для сердца своего.

– Заплатите ему, – сказал СНС.

– Спасибо, не надо.

– Тем не менее, мы уверены, что ему заплатили, чтобы попытаться занять место Берлиоза, – сказал Тоби и сказал Роби. Кто это был? Какая разница. Но думаю, нет, не скажу.

А. Г. чтобы отвлечь К. Палью от нервной развязки, сказал:

– Хочу рассказать тебе анекдот:

– Приходит муж домой, а жена ему:

– Говорят, ты выходишь замуж за Камиллу Палью, нет?

– Да, – говорю, потому что я скоро умру от твоей ревности, и знаешь почему?

– Знаю, спешишь к ней, к Камилле, потому что она умерла уже, как 47 лет.

– В общем, ты – покойник-к!

– Постой, постой 47 – это не количество лет, которые уже провели Камилла в гробнице, а год ее рождения.

– Столько не живут. – А если и живут, то только древние Сфинксы.

– Ты не понимаешь, она – это Лемниската, что значит Вифлеемская Звезда.

– А ты кто тогда?

– Я – Лев, которому она по мнению некоторых закрывает пасть, а по мнению многих – открывает эту пасть, а на самом деле, и То, и Другое, ибо эта достойная леди, закрывая и открывая пасти людей:

– Учит их говорить.

– Говорить?! Что именно?

– Так, правду, естественно.

– Неужели надо уметь закрывать и открывать пасть, чтобы говорить?

– По-другому не получится.

– Я думала, покойники делают свое черное дело – крадут чужих мужей – Через Книги:

– Написала Татьяна письмо Онегину – и пропал человек, потому что в:

– Привете, – содержится уже и Ответ, – и следовательно, стоит прочитать его, как, оказывается:

– Вы уже находитесь в Переписке с этой Лемнискатой.

– Вот покажи мне язык. Покажи, я тебе сказала-а! И смотри, не дай боже, если на нем есть разделительная борозда глубже чем 40 ангстрем – проще говоря:

– Видимая невооруженным глазом, – считай ты мне соврал. И более того, далеко не в первый раз.

В итоге выбрали Берлиозом Спящую Красавицу, леди СНС, Пеле, сам не зная почему:

– Был недоволен, – а разве он хотел им быть? Ибо:

– Вдруг будут резать и дальше?

Хотя один раз – это обычное дело – больше:

– Массовая фальсификация, – как на театре, где раздавали бесплатно предметы женского туалета, а они потом превращались в медвежьи шкуры, а:

– А не подумали, что:

– Все ли люди партейные, и достойны этой шубы – это с одной стороны, а другой наоборот:

– Хочу ли я, чтобы меня запускали на воздушном шарике, когда начнется следующий Чемпионат Мира по футболу?

А говорят, будут запускать всех в них, кто, имеется в виду, в:

– Медвежьих шкурах, – или наоборот, вот точно не запомнил:

– Запустят туды-твою тех, кто без медведя, а кто С:

– Оставят наслаждаться, ну скажем просто:

– Футболом, – о том, кто победит, мы – германцы, бразильцы или испаньоло – загадывать не будем, хотя это если не давно, то уже – точно – известно, но для интереса потянуть резину:

– Надо, надо, надо.

Глава 16

Михаил Козаков. Петр Алейников и Борис Андреев. Изобретение Леонида Ильича. Пришелец Ди рисует Тетю в стиле Тулуз Лотрека и дает работу. После ухода мессира дама падает на спящего еще Степу Лиходеева.

Медиум:

– В роли директора Грибоедова – ресторана для писателей и поэтов – Михаил Козаков.

Петр Алейников и Борис Андреев заменят сладкую парочку: Миша М и Германн М в походе в Грибоедов и до этого в Елисеевском, где Петр падает не в бочку с сельдью, а закупает пятьдесят пачек гречки, и просит доставить ему их на дом, ибо, как говорит он:

– Не донесу.

– Друг поможет, – говорит продавец-консультант, – это Дядя Ваня в режиссерском исполнении Ана Молчановского.

Борис Андреев начинает считать:

– Шесть на девять – пятьдесят четыре, – это в одной упаковке, а их у нас пятьдесят, следовательно, всего: 270 кило – донесем. – Тебе 70 – мне – 200.

– Двести семьдесят донесем, – говорит Петр. Но Дядя Ваня возражает:

– Их не по шесть, а по десять в упаковке – значит всего будет 450 килограммов, т.к. каждая пачка по 900 грамм.

– Четыреста пятьдесят не донесем, – соглашается и Б. Андреев.

– Хорошо, оформим доставку, но придется немного доплатить.

– Сколько?

– Как за такси.

– Это не дорого?

– Всего двадцать процентов.

– От стоимости?

– От стоимости. Не затрудняйтесь, десять тысяч.

– Да вы что?! – восклицает Петр Алейников, – это очень много.

– Хорошо, я сделаю вам еще скидку, заплатите баксами, это всего 150 – и больше никаких нулей.

Они соглашаются, и отправляют полтонны гречки с оплатой при получении – Кому?

Медиум:

– Леня, ну что ты опять пишешь, пишешь, пишешь?

– Письмо Форду.

– Форд не машина.

– Я простой человек – мне хватит и Форда. Но самое главное, хочу заработать денег, куплю жене и дочке и внучке по паре бриллиантов коллекционных, чтобы не связывались с цыганами, не ругались друг с другом, и вообще, чтобы были не хуже других. Когда-то и я могу умереть, а наследства никакого. Вот жизнь наша собачья:

– Сегодня жив, завтра умер, и никто уже не перечислит денег на книжку, как и не жил никогда, не управлял, как Артаксеркс полу-миром, дети и внучата пойдут по миру.

Есть у меня мечта-идея, хочу на ней заработать, может сейчас не поймут, так потомкам достанется:

– Форд чтобы был работающий на сигаретном дыме, который выдыхают любители быстрой езды от нервного напряжения во время гонок с окружающей нас действительностью. Да и вообще любители совмещать работу и удовольствие:

– Курить и ехать.

– Ехать и курить.

Дыму уже не надо будет вырабатываться в карбюраторе – или то у них есть еще там, как рассказал подробно Высоцкий.

Более того, зачем тогда и карбюратор, если он не делают уже дым сам, а только его потребляет, составляя в этом деле только лишнюю конкуренцию шоферу, мотор сам лопочет, а окружающая нас действительность получает этот дым в необходимом ей достатке.

– Сколько ты хочешь взять за этого изобретение? – спросил несостоявшийся маршал.

– Не много, три машины: мне, жене и дочери. Ну, четыре, пусть внучку не обижают, а то ведь умру – ничего ей не достанется.

– К тому времени эти машины перейдут в разряд раритетов – смотреть можно, а ездить скучно.

– Ну, так это пропишем в договоре, чтобы обновлялись сиськи-миськи, как...

– Как что? Как на Горьковском заводе фордовские станки 1908 года?

– Нет, как компьютерные системы Windows – 7, 8, 10. Разве человеку приятно, что у него Форд:

– Не этого года, – сказал Андрей Миронов про свой БМВ, потому что хотел только Мерседес.

– Мерседес заслужить надо.

– Это верно, ты сколько служишь?

– Давно это было.

– Хорошо, не хочешь быть маршалом, которого я пока еще могу тебе дать – бери Мерседес.

– Да, мне уж лучше, как вы решили взять Форд, но с пожизненным обновлением:

– Каждый год. – Ну, или по Системе Виндоус: как они обновляют на компьютерах, так мы им:

– Берем новую модель.

– Спасибо, что поддержал меня у трудную для меня минуту размышления, ибо я думал:

– Никому, кроме меня не нужна эта рационализация.

Кстати, Хазан-Сазан не на меня намекает, что, мол:

– Курит, курит, курит-т!

– В каком смысле?

– В том смысле, что как бы не запатентовал моё изобретение раньше меня. Ты не помнишь, евреи были раньше пиратами?

Тетя боялась, что ее выберут Берлиозом, а не знала, что всё это:

– Только Филькина Грамота. Обман.

И решив, хоть как-то отомстить, вездесущей СНС, она подняла руку, встала и произнесла речь, несмотря на неопределенный жест Пеле, что, мол:

– А может узе не надо?

Нет, вы видите, что сами не хотите.

– Не хочу, но хочу сказать, что хотя бы могу. А именно:

– Когда мы с Мотей сражались под знаменами ее мужа – практически самого Гайдара...