Текст книги "Маргарита и Мастер (СИ)"

Автор книги: Владимир Буров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Скрип кроватных пружин – еще дореволюционного производства, качественных – это и есть интуитивная способность соврать:

– Их-х-х ли-и-э-бб-е-е д-дих. – И не с нимфеточного возраста, а когда ты еще не спустился с небес на землю.

– Я тебе даже раньше, еще когда ты была зашифрована приближающейся к Солнечной Системе Симфонией.

А так, с простого земного взгляда ты похожа на доску, плывущую по течению, с которой, в общем-то, еще можно купаться, только для того, чтобы с тобой познакомиться.

– А ты похож на трепещущего крыльями, как маленький воробей, бражника, жаждущего, чтобы я посадила тебя в свою банку с разведенным цианистым калием.

– А потом?

– А потом, как всех: посажу на иглу.

Между прочим, это были две разные Нимфетки Наоборот. Осталось еще – сейчас посчитаю: Ови, Чес, Мар, Нат, Клю, и две уже названные:

– Великолепная Семерка.

Может еще были, посмотрим внимательнее позже.

Предполагается выбор Маргариты на борту океанского лайнера, как Агата Кристи искала преступника-убийцу.

Явление ИН

– Так я могу говорить?

– Валяй! – махнул рукой Прокуратор. Так-то ничего не сказал, так как был Немой, но многие уверяли, что как только понимают Иво – так:

– Нет, я точно слышал, что он сказал.

И скорее всего, это правда, так как Прозорливцев в его окружении – Других не осталось:

– Ликвидировали, – а может просто перевели в обычные блестящие на солнце пыльные легионеры. Так-то просто – без Выговора – кто будет жариться на чистом солнце. А им в радость:

– Не надо ничего просить у Медиума, – ибо по-честному-то он и так взаправду:

– Всё и так, сам, даст. – Частенько, правда, и записать не успеешь, как Облако это, описанное Иосифом Бродским, улетает навсегда. Как чудное виденье Гермеса Трисмегиста. Как любимая женщина А. Пушкина. Она улетает, а нам и неизвестно, что она уже:

– Вышла замуж за генерала. – И знаете почему? Потому что мы уже:

– Сами там, где нас только и ждет-не дождется Ад Прохоров.

Не тот, который с новыми рабочими костюмами, а другой:

– С гробами.

Конечно, и тут может возникнуть вопрос, можно ли и Там ходить в гости в новых отличных рабочих костюмах, но скорее всего, нельзя, потому что кому охота, чтобы мозолили глаза хорошими весчами. А с другой стороны, и снять могут, и одеть в обноски, ибо только пришел с новым этапом, а уже:

– Шерстяной, – рано, рано возомнил себя наравне с другими покойниками, и даже выше. – Ибо:

– А ты хоть чифирить-то умеешь?

И подумают некоторые:

– Что бы это могло значить:

– Десерт? – Или наоборот:

– Ланч перед обедом. – Так сказать, Аперитивум.

Ну и спел кстати:

– Кровь сосать – решили погодить:

– Вкусное – На третие.

– Ты кто, маг? – спросил Пилат.

– Не думаю.

– А подумать придется! – Эй, Кнут Гансен, или как тебя там, Арнольдус, прими чека под кнут свой, чтобы был ко мне поласковее.

Но тот мало что понял, так как был новенький, а именно спросил:

– Ты чё, хлебом, что ли, отвечаешь? – спросил он, и окинул гитариста с головы до ног готовым на всё взглядом, и обратно уже примериваясь, куда вмазать.

– У тебя рост меньше моего, – сказал Высоцкий, – не достанешь до рыла-то. Кто тебя выбрал в командармы?

– Время. – И провел пару ударов неизвестно как, но согнуться пришлось. Ответ обычный:

– Через бедро с захватом. – Он вырываться, но я держу крепко, не отпускаю его от древних каменных плит прокураторского дворца. Но тем не менее, избил все равно, прием провел отвлекающий:

– Показал глазами и одной лапой, которую только немного не до ломал, на приставленную к пыльной колонне семиструнку, и констатировал:

– Выбирай, – ты или она?

Выбрал себя, а именно:

– Гитару.

И явился перед прокуратором с расцарапанной рожей.

– Теперь отвечал без мытарства, – сказал Немой Про визгливым голосом:

– Ты не Гайдар?

А то у меня чё-то руки не только чешутся, но прямо-таки трясутся.

– Сказал же: я Это никогда не полюблю.

– Почему?

– Почему я не верю, что слонов не перестанут убивать в Африке? Вопрос непростой, но и ответ сложный:

– Кости умерших ничего не стоят, поэтому сбивать спрос не имеет смысла: пусть подохнут, как все.

Из автоматического оружия с вертолетов.

– Если даже слоны идут на клавиши к пианинам и другим саксофонам джазового производства, что может быть с тобой, понимаешь?

– Дак нет, откуда?

– Хочешь в моем зверинце мясо подавать львам?

– Там очередь, наверное, на ребрах ладоней пишут номера химическим карандашом. В общем, Попугаи есть и без меня.

– Не хочешь, а жаль, пели бы вместе по воскресенья и другим праздникам:

– Дамы-господа, других не вижу здесь.

Блеск, изыск и общество – прелестны!

Сотвори Господь хоть пятьдесят Одесс -

Все равно в Одессе будет тесно.

Говорят, что здесь бывала

Королева из Непала

И какой-то крупный лорд из Эдинбурга,

И отсюда много ближе

До Берлина и Парижа,

Чем из даже самого Санкт-Петербурга.

Хотели продолжить, но тут вошел малютка Командарм, разжалованный в Заключенные, и попросил сказать:

– Доброе слово.

– Ладно, валяй, я пока выпью грогу с вишнями.

– Хочу сделать замену, – сказал кнутобоец прокуратора, – вот он будет Кнутом Гамсоном, а я пойду в тайные осведомители. В том смысле, что если надо кого завалить – даже приезжую из Винницы – сделаю тихо:

– Рот открывать будет, но ни слова не скажет. – Более того, даже если серьги золотые на подарок невесте сниму для друга, а она только помашет ручкой:

– Ничего страшного, всё равно в семье остались.

– Боюсь этот майор, мечтающий больше о Риме, чем о самом себе, убьёт кого-хошь раньше, чем правда на свет успеет появиться.

Но майор подошел и поцеловал прокуратора в щеку. И не просто поцеловал, как Иуда, мол, прости прощай, что иду поперед батьки в пекло, а хочу, как Иоанн, сделать путь Твой подготовленным, чтоб уж Конь Троянский стоял перед Стеной Иерихонской, когда Ты прибудешь.

А подпрыгнул, как сивый мерин, – ибо прокуратор с испугу поднялся с жаркой своей наковальни, – и так поцеловал в засос высоченного – тоже где-то 194-196 парнину, что чуть ухо не откусил.

– Ладно, ладно будешь в Москве техпаспорта выдавать отобранные у богатых поклонниц мово таланта. Может, кому и понадобишься на ночь-на две. Сам знаешь, многие на Лексусах и Мерседесах с Ленд Роверами. Тока лови удачу. У тебя пузо приличное, некоторые любят поскакать на таких. И знаешь почему? Лошадей боятся.

Владимир понял, что может не уйти отсюда просто так, платить всё равно придется.

– В Москау?! – остался недовольным толстощекий майор.

– А ты в Рим сразу хотел? Нет, понюхай сначала, как в Москве пахнет, да почисти рыла простым унтер-офицершам.

Здесь надо заметить для уменьшения путаницы, которая может возникнуть, а может, в принципе, и немного уменьшиться из-за того, что появился еще один Майор. Но, видимо, так всё устроено, что нужны эти Майоры:

– Старшие – среди остальных младших. – Но!

Но это надо заслужить. Или арестовать кого-нибудь невиновного, или еще что, например, почесать пятки, как сказал один Второй-Третий Секретарь новому, а может и первому тогда еще жениху своей дочери – волосатой красавицы:

– Почеши мне пятки, а! – вы думали будет вопросительный знак? Нет. А то будет думать:

– Может это была какая-то местная шутка, придуманная после очередного стука по царь-колоколу, когда он – и уже не первый раз – не ответил:

– Что лучше пятки чесать или новый термостат делать из помойного ведра? – это когда студенты московского университета пришли к Иму на экскурсию, а один из них и хотел как раз жениться на волосатой – в меру – красавице. – Так-то их было две, но и вторая тоже была в меру темпераментна. Скорее всего, потому что долго скрываемая пружина может так распрямиться, что летать придется до самого потолка, и придерживаться, чтобы не сильно упасть, не за с любовью протянутую руку, а тока:

– За лампочку.

К царь-пушке до четвертого курса вообще боялись подходить, говорили:

– Лабалатории только за Уралом направляет, – а там кака наука:

– Все поголовно переходят на сбор самоцветов для своих домашних коллекций.

Поэтому на вопрос:

– Зачем здесь стоит царь-пушка? – был сакральный ответ:

– Для связи с Периферией. – Что и значит, с Уралом и еще:

– Куда подальше. – Бах. И Тама.

Но один из этих Майоров еще пока живой, а другой, к сожалению, помер. Так что человек сведущий различить их может по методу Адрияна Прохорова:

– Если чай подают вовремя, так уж точно, где угодно, но только не здесь. А какая вам разница, где, если вы, как и все – ну, не все, а подавляющее большинство – покойники-и-и.

Так что захотите – отличите, а нет, значит, и нет никакой разницы. Потому покойников встречают только покойники.

В большинстве случаев.

Майор оглянулся на Гитариста прежде чем спросить:

– Может он почешет? – и добавил:

– Хорошо, хорошо, я почешу.

Он подошел и укусил Прокуратора за палец, большой палец левой ноги.

И никто бы не поставил на свой мизер в преферансе, что прокуратор не пошлет его в лучшем случае:

– Завоевывать далекую, никому неизвестную Англию.

Но нет, оставил, как он сказал:

– Считать ноги. – Ибо после этого укуса не умер, как Вещий Олег, после укуса змеи своей лошадью, а тока:

– Забыл навсегда, какая нога у него левая, а какая правая, а способ, изобретенный для этого дела, был изобретен гораздо позже, и скорее всего, не здесь, а напрямую:

– В России. – Ибо только здесь есть в достаточном количестве необходимые для этого аргументы:

– Сено и Солома.

Итак:

– Какая нога у тебя болит? Эта?

– Эта. – Ну и проводит именно под нее Переднюю Подсечку.

Кому? Ну, не себе же. А именно этому Майору, бывшему командиру армии, выгнанному оттуда, как все:

– Ни-за-что. – А просто за критику современных условий труда. Когда платят очень мало. Хотя ему платили немало, если умер в своей собственной квартире, хотя и без известных причин.

Ну, и значится, чешет этот кнутобоец ноги Прокуратору, а этот Пилат даже не соображает, что уже совсем другой человек купил у бывшего командарма эту синекуру:

– Чесать прокуратору пятки и одновременно записывать за ним свои мысли. – Но чуть что, подозрение на рост, на рожу толсторожую, отвечает хоть бы хны:

– Я Майор. – И в подтверждение его слов Гитарист прорычал жалостливо:

– Вот приехал в город меценат и крез -

Весь в деньгах с задатками повесы.

Если был он с гонором, так будет – без!

Шаг ступив по улицам Одессы.

Из подробностей пикантных

Две: мужчин столь элегантных

В целом свете вряд ли встретить бы смогли вы

Ну а женщины Одессы

Все скромны, все – поэтессы,

Все умны, а в крайнем случае – красивы.

– Будешь петь на моем острове, хочешь? – спросил чешущимися пятками Немой Про. – И скажу я вам, не исключено, что это был всем известный Ад Прохоров. Ибо покойники его в новых рабочих костюмах хотели не только ходить к нему в гости в этих легендарных костюмах, но и протащить его наверх сразу после школы в Управляющие коллекцией банков. Непотопляемых – значит лишенных наследства быть, хоть когда-нибудь, банкротами.

Но нет, нет, это именно известный его конкурент, про которого Прохор говорил:

– Канкурэнт недостаточно высокого роста, – и поэтому не конкурент, а так: конкурентик.

Тем не менее сам Про неизвестно пока, где был, а этот здесь:

– Прокуратором. – Тем не менее, придется заметить правду:

– Начинают, начинают путать.

А ведь, если Распятие состоится неудачно, могут и заменить на более удачливого:

– Логиста. – Человека, знающего, где можно спрятать так, что и Золото Партии найдут, как Ноев Ковчег, в конце концов, а его склады новых рабочих костюмов с прекрасными рисунками в стиле пещеры Альтамира – нэт.

И решил он его помиловать после еще двух куплетов:

– Грузчики в порту, которым равных нет,

Отдыхают с баснями Крылова.

Если вы чуть-чуть художник и поэт -

Вас поймут в Одессе с полуслова.

Нет прохода здесь, клянусь вам,

От любителей искусства,

И об этом много раз писали в прессе.

Если в Англии и Штатах

Недостаток в меценатах -

Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.

И отпустил, как это записано в Скрижалях, на Пасху. – Но.

Но слуги Моссада, хотя и не имели особого желания, взяли его опять и приперли туда же, в:

– Конгресс, – сами-то они обязались:

– Больше никаких глупостей – не делать.

– Нет, нет, – сказал Пилат, – я уже вымыл руки и сажусь за ланч, привезенный специально на самолете из Америки из едальни Черно-Грязного Билли, чтобы кушать не хуже, чем все остальные:

– Представители Человечества в Своих Собственных странах:

– Просто и быстро, без задней мысли, что отнимут.

Почему нет, раньше не только отнимали силой, но самих съедали, как завещали их предки:

– Вкусное – Третие. – Что было на Второе, пока неизвестно, хотя скорее всего, тоже самое, опять двадцать пять:

– Сняли шкуры с его невесты, – пока сам жених ездил приглашать ее многочисленную – как дочери вождя соседнего племени, родню на свою свадьбу. Из-за чего, как известно, эти:

– Пирамиды Смерти, – и кончились. Перебор, нельзя же так. Всех съели, а дальше что? Только:

– Аннигиляция остается.

И если бы еще ели, как говорил Владимир Высоцкий:

– Ноу проблем – такова была Система питания, – а тут просто так:

– Чтобы наверху тошно стало. – Ибо Медиум связывает нас с Ими. Нам не очень, и они не пляшут от радости. Вы думаете Аполлон радовался, когда попал в болезненную пятку Ахиллесу? Нет:

– Сам теперь до сих пор – х-ро-ма-ет-т.

Да так сильно, что иногда его уже принимают не за цветущего молодца с луком и стрелами, а за простого Гефеста с кочергой, разогретой в мехах, и брошенной на наковальню, в бесплодных попытках опять превратить ее в свои доблестные:

– Орала. – А точнее, как раз:

– Наоборот.

Хотя сегодня и Орала – это приличное оружие.

Глава 13

– Окей, окей, не надо на меня давить, – сказал Пи, после второго завтрака, и попросил своего Хаус Майора показать:

– Ребятам, – фокус.

Командарм – хотя это был уже не он, а более Борзый его однопогонник – бросил на широкий в его радиусе и соответственно диаметре пень три карты:

– Король ваш. – Показал и сдал. Но сколько ни пытались ходоки от Синедриона его опознать – так и не вышло ни разу.

Наконец, один из них – сам шулер неплохой – мяукнул вроде просто так, для сведения:

– Почему мы ищем Короля?

– Кто Он по-вашему?

– Туз, – посовещавшись согласись все во главе с Каифой, чьё имя можно до сих пор видеть на его гробе.

– Как же туз?! – удивился даже Пилат, – если вы считаете:

– Он присвоил себе права и славу царя, которым вы Его не считаете? Туз – это Царь.

– Он такой же царь, как я домоуправ! – тем не менее рявкнул Каифа.

– В общем, так, – высказал всеобщее мнение опять тот же шулер правящего производства, – хотим понизить его статус до реально, земного.

– А именно? – Пилат попросил воды, чтобы умыть не только руки, но и лицо, ибо оно выражало:

– Ничего хорошего, – а как посол он не имел личного права злить местное население в виде синедриона.

– Будем искать Тройку, – сказал шулер со стороны синедриона.

И так бы может и вышло хорошо и логично, но вмешался сам Гитарист:

– Я ставлю туза.

– Зачем? – даже Майор пожалел Его, как Человека, сознательно выбирающего То, за что не принесена Жертва, чтобы такой выбор мог быть победой.

– У вас не будет выбора, – шепнул он на ухо Высоцкому, – как только...

– Как только самому стать Жертвой, – закончил за Майора Гитарист. И добавил:

– И у Пушкина пули падали с воза, когда он ехал на смертельную дуэль, но. Но он не повернул назад.

– Как говорится: и Черная Кошка тут не поможет, – сказал и Каифа: – Его имя не будет написано на камне. Как моё.

– Я спою последние два куплета перед последней сдачей, – сказал Певец.

Все посовещались и решили:

– Можно.

Пусть поет:

– Дамы, господа! Я восхищён и смят.

Мадам, месьё! Я счастлив, что таиться!

Леди, джентльмены! Я готов стократ

Умереть и снова здесь родиться.

Всё в Одессе: море, песни,

Порт, бульвар и много лестниц,

Крабы, устрицы, акации, мезон шанте.

Да, наш город процветает

Но в Одессе не хватает

Самой малости – театра варьете!

Далее, выпадает Пиковая Дама.

– Вы?!

– Я.

– Я, а не я, уже сказал вам вчера, что:

– Ми будем посмотреть.

– Да?

– Да.

– Я не была у вас вчерась.

– Ась? А кто тогда был, эта, как ее Баба-Яга в новом маскарадном костюме?

– Мей би, это была моя сестра?

– Мей бы это была моя сестра, – повторил тем же голосом, что и милая леди, – кастингёр, которым был Миша Маленький, назначенный сюда Ми Склифософским. Ан Молчановский пробивал на это место свою Аннушку, но многие сомневались, что она справится со своими возбужденными чувствами после того, как разлила масло, и как было написано на первых полосах передовых газет:

– Пострадали люди.

– Я думала, она тоже будет участвовать в конкурсе на Маргариту.

– Ах, так вы на Маргариту пришли пробоваться, – хлопнул себя по ляжкам Миша, предварительно отодвинув для этого стол красного дерева с уже прибитым намертво зеленым верхом, чтобы каждому входящему было ясно:

– Контора пишет, и более того, уже навсегда.

– Вы думали, на кого я пришла глаз положить?

– На меня?! Как говорил один выдающийся толи поэт, толи просто:

– Писатель, – я не верю больше никому на слово, нужен какой-нибудь залог.

– В смысле: трахтенбергус?

– Что-с? То есть, я не понял, рипит ит, плииз.

– Или вы имели в виду простой диплом о высшем образовании?

– А это не одно и тоже? Впрочем, здесь не Голливуд, не надо никаких излишеств, покажите просто, как вы умеете летать, или хотя бы вообще:

– Вы умеете летать?

– Вы серьезно? – спросила милая Маша. Та, что по женской линии. И заплакала.

– Ну, что вы, что вы, не надо меня жалить, или как это у вас по-русски еще называется:

– Иметь за сладкого лоха.

Вы пришли, – продолжил он, – впарить джинсы Вранглер, но предварительно разделили их с сестрой по-братски – На Двоих. Хотя, как предварительную информацию о вашей стране, я имел место знать, что делится-то всё на самом деле:

– На троих.

– Это ошибка, разумеется, – ответила смело Маша, – потому что всё здесь делится на:

– Всех.

– Может быть, вам попробоваться лучше к Ану Молчановскому? – спросил М.

– Так вы ведете его Серию?!

– Нет, официально нет, но возможно мои наработки потребуют его внимания. Здесь проще, и намного, всё реально, никакой махгиии, летите с пяти тыщ метров затяжным на парашюте, потом отстегаете его.

– А потом? Опять пристегаю?

– Как вы его пристегнете, Ангелы, что ли помогать вам будут? – улыбнулся Михаил, – нет, дорогая барышня, так и долетаете до самой Земли, так сказать:

– Своим Ходом.

– Так-к, а-а, дальше дублер, что ли, эт-та, снимается? – начала слегка заикаться абитуриентша. – Нет, честно, я чувствую себя, не как на выпускном, на что надеялась припершись сюда, а опять двадцать пять, тока:

– На вступительном экзамене пред людьми в Этом Деле ни-че-го-о непонимающими.

– Дублер – не дублер, но вы в любом случайте падаете в море.

– Именно в море, не в океан?

– Вы думаете, вам в море будет мало места, цунами опять пойдет на Японию?

– Не то, чтобы да, но я только сравнила, и уже поняла: и то, и другое очень страшно. Пожалуй, я лучше выберу магию.

– Про магию я вам уже сказал: пожалуйста: полетайте здесь немного, и я решу, есть ли у вас задатки долететь, когда надо до Зиккурата двенадцатого этажа. Или просто падаете вниз, как мешок картошки, а ускоренная съемка, потом в замедленном виде помещает вас в нужные...

– Воладну, – мяукнула милая девушка.

– Его, и даже того, кото вы назвали, у меня нет в списках действующих лиц и их исполнителей, – Михаил на всякий случай перелистал служебный альбом с фотографиями и подписями к ним.

– Во-л-ад-ну-у! – выдохнул еще раз на всякий случай Миша, и еще внимательно загляделся на Машу, как говорится:

– Может быть, когда-нибудь.

У нас детей общих не было никогда?

– Я вам не скажу, чтобы вы мучились еще больше.

– Больше? Чем это может быть еще больше? – не понял Миша.

– Так вы мучаетесь, что точно знаете:

– У меня сорок детей, – а тут придется думать:

– А вдруг больше? Вдруг сорок один!

– Да-а, Сорок Первого-то грохнули как раз, хорошо, что я не стал в ём сыматься, отдал Стриженову.

– Вы-ы узе тогда были живы-здоровы-ы?

– Так ты думала, сколько мне лет-то, до тебя только вспоминал, как Иво распинали.

– К-х-к-кого?!

– Ты на кого пришла сниматься?

– На Маргариту.

– Она когда жила, ты помнишь?

– При Социализме?

– Намного, намного раньше, – вздохнул Михаил, – вот ты ни хрена не знаешь, а на уме только одно:

– Про-с-лавить-ся.

– Да, я такая.

– Какая?

– Как все артистки: только бы найти нового мужа на кастинге.

– Хорошо, я тя возьму, будешь листы подписные собирать.

– В каком смысле, ты хочешь быть президентом?

– Да.

– Я не в том смысле, а тока Кинематографистов.

– Об этом не думал, ибо даже если только подумаю, Ми Склифософский уж не пригласит больше, как Зворыкин-Муромец на свое озеро, где президент раздает – мысленно – пятикомнатные на Кой-Кого и от трех до пяти, а одному французского гусю даже семь много раз обещал, и что самое удивительное:

– Так и дал когда-то, – а говорит:

– Я много песен написал, пора дать семь гектаров на Рублевке, ибо наступает хотя и не девятый вал, но восьмой-то уж действительно:

– Кончился. – И как говорится:

– На всю оставшуюся жизнь с Ранункулусами Ползучими и Прямостоячими, да и жена, кажется была, профессиональная, однако:

– Деловая женщина.

– Ми?

– Что Ми? Кстати, не ты ли распускаешь слухи, что Ми Склифософский работал в этой больнице?

– Может и я, но не понимаю, что этом такого плохо? Св-е-ти-л-л-а-а!

– Хорошо, что не Горилла. Но ты мне зубы не заговаривай, а то у меня есть дознаватели – привез с собой из Прошлого, так сказать:

– Захватил по пути, – и сообщают, как ты говоришь:

– Он работал там больным.

– Если и было, то я – я – абсолютно ничего об этом не помню! Честно, как рукой сняло, только одно слово и осталось:

– Ве-ли-чи-на, – и леди согнула руку в локте покрепче. – Как говорится:

– Волга-Волга и иё бурлаки.

– Это не он снимал, – уже звонко ответил Миша. – Не преувеличивайте, это вам не поможет.

– Не поможет? И знаете, вы правы, потому что я узе-е – вы не помните? – здесь, ибо вы только-только почти назначили меня любимой, так сказать:

– Своей Сменщицей.

– Если бы это была правда, я бы точно заставил тебя расписаться здесь кровью, – Михаил открыл последнюю страницу своего Альбома-Гульбария. Как Лютик Стоячий абсолютно почти прямо, ты бы у меня... – и ахнул от увиденного:

– А ты думал там кровь? – Нет, манящая его к себе, как с только что купленного нового планшета, Маргарита была Почти похожа – как две капли воды: одна с Арктики, другая с Антарктиды, на фигурирующую перед его мысленным взором Процедура-торшу его будущих съемок.

– Значит, так, ты только никому не говори: Ми Склифософский уже давно почти ничего не сымает, а только дает инструкции, как это делать оставшимся после него режиссерам, как это по-русски:

– Продюссер.

– Продюссер, с одним ЭС.

– Если с одним, так и говори так:

– Зворыкин-Муромес-с! – Который изобрел вот этот планшет китайско-местного производства. Ми – руководили:

– Ани – делали.

Я здесь всё записал на нем, покажешь, как есть все свои способности.

– И возьмет?

– Э-э, моя милая, быстро рассказывают, а дело-то было:

– В Четырех Временах, – иначе:

– В Галилею – не проберешься, даже переплыв индейским кролем Финский Залив.

Поэтому, когда ты ему всё, как было, честно расскажешь, пусть он...

– Подпишет на тебя докладную, что, мол, ты, только ты, один, имеешь моральное право снимать такой легендарный фильм.

– Почти правильно, но после него всё это утверждает президент...

– Соединенных Штатов?

– Пока ишшо нэт, – пока обычный, и более того, обязательного выберет одного из троих.

– Поняла, я ему дам э-э три фамилии, две из них будут фиктивными, а только ты адын:

– Настаящий мужик и режиссер с актером вместе взятые.

– Нет, нет, нет, здесь не Система Сфинкс – жулить нельзя, чтобы всё себе, а надо делить на троих.

– Поняла, но не совсем, ибо, да, Россия, Китай, а кто третий?

– Не надо никаких минтаев и вообще, без маргинальничья, попрошу, пожалуйста. Запиши просто:

– Я, жена и дочка, – опять перебила Маша.

Нет, а:

– Я – это правильно, плюс еще сопродюсеры-режиссеры – щас по-другому снять нельзя:

– Собака Германн и Кот Штрассе.

Хотя нет, Собака – это я, Германн – это Таракан.

– Ничего страшного, в случае чего, я перепишу опять наоборот.

– Как наоборот?

– Ну-у, вот так, как ты сказал.

– Ты запомнила?

– Я все ходы записываю.

– Куда?

– На новый планшет, который ты сегодня подарил мне.

– Вот как? А мне тогда, что?

– У тебя есть глаза, у тебя есть уши – этого такому пришельцу из Прошлого вполне достаточно для любых сегодняшних потребностей.

– Точно, больше ничего не надо?

– Ну, если что, – она поднялась немного на цыпочки, несмотря на иво тока 175 до сих пор, так как была, значит, меньше, и встав у самого уха, разъяснила, чтобы никто не слышал: – Закажу тебе – как Всем – трехуровневый в Мексике.

– Так ты не знала?!

– Что, не знала?

– Почему у меня только 175, а не 194-96, как у некоторых?

– Почему?

– Так именно по этому, ушло, так сказать, в сторону.

– Тогда можно связаться с этими мексиканскими продюсерами, чтобы Сюда приезжали снимать мерку-то, а не гнали китайский ширпотреб.

– Лучше пока не отвлекайся, занимайся в кино, тем более, что раритеты не имеет смысла разбазаривать по слаборазвитым странам. Если припрет, то продадим лицензию Бушу, или кто у них есть еще там, Клинтону, а в принципе любому, кто имеет связи Там, – и показал большим пальцем вверх, а маленький-то мизинец, тем не менее, незаметно опустился вниз.

Далее.

– А не здесь ли, прошу прощенья, – он кивнул вахтеру почтительно, ибо понял:

– Из бывших писателей, – дают пятикомнатные, – извините, оговорился, а вообще, так сказать, просто на море на год?

– На год нельзя.

– На сколько можно?

– Только на три, как Робинзону Крузо, на необитаемый остров.

– Я пишу быстро, зачем мне три?

– Не надо?

– Боюсь, может получиться, как с Томом Хэнксом: прибуду назад на радостях, что написал Весь, так сказать, Гулаг сразу за эти годы вынужденного кукования с одним только Пятницей и его людоедочками, а жена уже родила, и естественно, скорее всего, не от меня, так как передача Этого Дела на расстояние хотя и бывает, но не чаще, чем раз в две тысячи лет. И более того, оказывается, не только жену опять в зад не могу взять, а и вообще:

– Не могу даже догадаться, что приличная телка, если и не на Лексусе, но хотя бы на Ленд Ровере, остановившаяся, чтобы показать мне дорогу к Кремлю, – хочет на самом деле, чтобы я сегодня вечером пригласил ее в Закарпатские Узоры.

– Ну, во-первых, этот допотопный кабак районного масштаба давно снесли и отправили в утиль, – сказал вахтер.

– А во-вторых?

– Во-вторых, если мне еще не изменяет память, этот десятитомник про жизнь в доисторическом обществе, где:

– Почти все в Гулаге, – написал всё-таки я.

– Слышал, что был один такой, тоже писал книги, а точнее их было два.

– Кто второй, или, если хотите, первый? – удивился вахтер.

– Брежнев.

Стакан с кажется уже остывшим чаем, тоже кажется, как сам его владелец, подпрыгнул на тумбочке.

Глава 14

За что писателям дают полуторагодовые путевки на море с четырехразовым сервисом в Жемчужине и чужими женами в море

– Так вы думаете, за меня писали?!

– Нет, наоборот, это вы писали.

– Как математик, вынужден сделать логический вывод: писал я, как другие одиозные личности, Фариды, так сказать, писали для Леонида Ильича?

– Разве нет?

– Только по-вашему, они взяли себе немножко, а я упер большую часть общей славы от, найденного не мной Гулага. Так сказать, приехал с необитаемого уже Гулага Робинзон, привез оттуда череп недобитого Йорика с изумрудными глазами и бриллиантовым носом, и преподнес мне, как:

– НеЗнаю, никого не знаю, – а сам был из ихних же спецслужб.

– Да.

– В таком случае, я не буду показывать вам дверь в следующую комнату, идите и идите, смотрите не споткнитесь.

Я постучал в следующую дверь, где было написано:

– Без стука не входить, а со стуком можно.

Несмотря на беспрестанный бесплотный образ жизни в комнате было накурено, что топоры уже не снимали – замучались.

– Вот как раз вас мы и ждали, – сказал Председатель. – Расскажите, как было дело, а то многие до того зажрались, что ни во что уже не верят. Я сам, кстати, точнее, меня самого, кстати только что выписали, нет, не оттуда, откуда нередко зря выписывают некоторых:

– Из вечной нирваны, – прямо с поезда, из Германии, писал – там, знаете ли – хорошо пишется, как в Японии, глядя непосредственно на живого Ван Гога, на его Подлинник в Подсолнухах, я имею в виду.

– В Германии на кого вы смотрели? – спросил я, чтобы как-то для начала поддержать общий разговор.

– На президента, – на кого там еще смотреть.

– Да, в молодости была шикарная, наверное, телка.

– Почему телка? – не понял Председатель.

– Так вы сами вроде сказали, что смотрели только на Ангелу Меркель.

– Что мне на нее смотреть? – не понимаю, каждый день, можно сказать, и так: каждый час дефилирует по телевизору, как Роберт де Ниро на пару со Стивеном Спилбергом по их собственному ресторану, находящемуся, между прочим, тоже в Голливуде, как будто во всем мире нет больше месте, где можно открыть приличный... точнее, не приличный, а наоборот:

– Приличную Компьютерную Сеть, – ошибка, сбой прогрэмм. Щас повторю:

– Приличную К... – Председатель обвел всех победоносным как у Хазанова, после тигриного мяса, взглядом, – Кулинарную Сеть.

– С кем она дефилирует, я так и не совсем понял? – спросил один, в общем-то уже пожилой писатель умеренных кровей, в том смысле, что:

– Тозе еврей, – но не чистый. Примерно, как тот, у кого семь – вы знаете чего семь с лютиками-цветочками – под Рижско-Рублевским. Если кто не знал, что и там уже места распределяют – бегите, записывайтесь в профсоюзы.

– С Чонкиным, с Чонкиным! – крикнул со своего места, не вставая, конкурент по сравнению с ним:

– Младшего школьного возраста. – И захватив моментум, продолжил:

– Вот когда я – и не только – он встал во весь свой, хотя и не 194-196, но близко к этому рост, – служил под знаменами герцога Чемберленского, прошу прощенья, хотел просто сказать подлинней, не совсем герцога, хотя надо сказать, Плинтуса в нашем доме были еще той, Старой Закалки.

Далее, если многие злятся при упоминании о том, что вы писатель – значит свой Районный Масштаб в жизни:

– Вы сделали.

– Мои грибы, между прочим, хавают все, а не только Поколения будущих десятилетий, местные тоже, знаете ли, любят, любят походить окумаренными, чтобы их хвалили. Так вот, ребята – господа полковники – не генералы, не генералы, не надо ровнять себя с Теми, кто жил в веки оны, ибо:

– Иных уж нет, а других никогда и не было.

– Скажи на конец, кого ты видел в Хермании, если там не было Ангелы? – спросил один из главных редакторов одного не очень Старого Литературного Обозрения, и добавил: