Текст книги "Маргарита и Мастер (СИ)"
Автор книги: Владимир Буров
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Заметает следы. – Ибо.
Ибо попросилась жалобным голоском воображалы-сплетницы:
– Отнести ее в какой-нибудь приличный дом.
– Не хочу, – говорит умирать без музыки, – а только под Турецкий Марш Моцарта и Сальери. – Видимо, с детства запомнила их как близнецов-братьев, и теперь ни гу-гу, даже симфонию номер 40:
– Знает, но плохо.
И отнесли ее. Прямо в дом Распределителя:
– Всего, чтобы было нажито и так-то непосильным трудом:
– Всех предшествующих поколений, – имеется в виду, кто превращал всякую ерунду, типа мамонтов:
– В нефть, газ и другие бриллианты местного производства.
Как говорится:
– Подайте на мамонта, – буду всю жизнь кормить его, и редко, как Хемингуэй охоться, и только для того, чтобы потрепать себе нервы, измотанные, кстати:
– Не только алкоголем и красивыми блондинками, но:
– Беспрерывными войнами, которые народы не забывают вести между нами.
Мотя подняла руки к небу, и сказала полу восхищенно – полу с ужасом:
– У нас и остановился.
Но все подумали буквально так. Миша, например, сорвал с головы парик, изображавший его лысую голову, и встряхнув хиппованными волосами, пообещался, самому себе:
– Буду просить себе метр восемьдесят пять, – и обязательно в этом году чтобы.
Ибо, ибо. Не Н командует парадом уже, а НН, как и написано Пушкиным в Селе Горюхине. Так сказать:
– Два в Одном, – и именно одну его эманацию:
– Референт рукописей Герберта Аврилакского, – они только что увидели-поняли.
А вторая, не высоколобый густогривый Н, а...
А это еще только будет видно.
Медиум в полусне:
– Даю вам задание, и сразу ответ на него, чтобы вы смогли успешно сдать экзамен.
– Пожалуйста, не надо! – говорит кто-то. – Мы можем решить без подсказок.
– Хорошо бы если так, ну и тогда, значится, запишите:
– Перхушково – вот из ит?
– Дальше.
– Дальше по тексту.
Далее, Край, а пока что:
– Эта, где моя парик? – спросил больной.
– Их бин не понимайт, сэр? – сказала Мотя, оставшаяся, между прочим, ухаживать за больной Аннушкой:
– Без согласия мужа – археолога, за которого вышла замуж не так уж давно, но после его ответа на слова:
– Что вы ищите, таланты?
– Да.
– Тогда мы похожи, потому что я тоже, да, согласна.
– У вас уже есть хоть один талант?
– Да, только один и остался, – мрачно ответила Мотя.
Медиум:
В Край – НаКонце:
– Что ты здесь делаешь, кажется, ты должен был умереть?
– Понтий заменил мне ВМН на двадцать пять и пятнадцать по рогам. – Га-Ноцри – ВВ.
– Какой?
– Хочу работать, как сказал Папанов, прежде чем умереть.
– До этого он не работал?
Работал, но, видимо, показалось мало. То скульптором, то выращивал:
– Кулубнику, своими, – Мотя показала на свои, однако, не мозолистые лапы, – руками.
– И вот доигрался, – досказал за нее лежащий на новом раздвижном – для гостей – диване мэн, хотя Мотя думала, а теперь уже не понимала:
– Почему именно, – это должна быть толи Николь Кидман, толи принцесса Монако – если это не одно и тоже.
– Ты что хочешь делать? – спросил парень без парика, а значит, был – как сказал Шекспир, засмотревшейся на него королеве:
– Как все, ваше величество – лысый.
– И да, вы не смогли бы сменить компресс, а, чувствую, опять нагревается?
– На ноге?
– Почему на ноге?
– Я видела, что вы не могли сами идти после падения на масле, и добавлю:
– Хорошо, что еще не провели трамвайную линию, а то бы...
– А то бы тю-тю.
– Так это Тю-Тю еще никогда не поздно сделать, ибо – если вы еще не знаете – моя специализация:
– Соединять вместе времена отдаленные.
– В каком смысле? Вы хотите и меня сослать в туды-твою, в эти отдаленные места.
– Всему свое время, тем более вы уже там были, и вместе со своей незабвенной Тетей.
– Я стараюсь об этом не помнить.
– Не бойтесь, я ничего не скажу об этом э литл эпизоде вашей бурной жизни мужу.
– Моему?
– У вас два мужа?
– Да, – улыбнулась Мотя, чтобы ответить шуткой: – Второй – это Тетя.
– Тетя – это та миловидная княгиня, которая уже дописывает трилогию: Брысь под Лексус – три?
– Прошу прощения, но вы ошиблись:
– Пока что только задумала вторую часть.
– Для меня будущее, как для вас настоящее:
– На одном и том же полотне.
– Как у Ван Гога, – сказала Мотя.
– Да, но еще точнее:
– Как у Всех. И да: так чем вы Там занимались?
– Там? Лучше я скажу про Здесь:
– Снимала советские фильмы.
– Не получилось?
– И что самое замечательное: получалось автоматически.
– Это скушно.
– Да, мне скушно, даже с теле попросили удалиться и только за то, что ответила по-честному:
– Ван Гог лучше Шишкина, – забыла пророчество про него:
– Мишку Шишкина не тронь – он у нас кумпания, а то получите быстро тут:
– Здравствуй? – До свидания!
– Ладно, я пока что ушлю вашего мужа – э-э – куда подальше.
– Надолго?
– Как мудро сказал один режиссер – покойник:
– На всю оставшуюся жизнь.
– Что он будет делать? – осведомилась Мотя.
– Билеты проверять в пригородных электричках!
– Даже так?
– Хочешь чего-нибудь похуже?
– Нет, наоборот, чтобы ему было хорошо.
– Ладно, тогда пошлю сниматься его в Голливуд – по обмену опытом, ищут там кого-то на роль Джеймса Бонда в блокбастере с триллерско-мистическим уклоном:
– Федеральная Резервная Система США и её падение.
– Падение, так сказать, Эмиратов, – только и смогла хоть как-то прореагировать на это резюме Мотя. Но тут же спохватилась и добавила:
– Кстати, режиссер уже назначен этими Эмиратами?
– Нет, нет, нет.
– Почему?
– Вы ничего не умеете делать.
– Иногда лучше ничего не уметь делать, чем хоть что-то, а то вдруг, так сказать, заставят:
– Людей расстреливать! – а я скажу: не умею.
– Это мудро, – если не иметь в виду, что: могут послать и на стажировку.
– Куда?
Глава 6
Ван Гог
– На пирамиду Майя – будете там в качестве юного Монтесумы приносить носителей жизни, да:
– По пятницам-м!
– Неужели нет ничего такого простого, как снимать советские фильмы?
– Есть.
– Скажите, пожалуйста, что?!
– Я уже ответил вам на этот вопрос.
– Приносить в жертву этих, как их, зрителей?
– У вас голова работает, а то зря жалуетесь:
– Вот что ни прочту – ни хрена не помню. – В этом нет ничего страшного, также делал ваш любимый Ван Гог:
– Встанет вместе, точнее чуть раньше солнца, и бац себя по лбу:
– Опять забыл всё то хорошее, что мне сегодня приснилось ночью! – и мольбертум на зад, чтобы подгонял, как сонную скотину на пастбище, туды-твою:
– На плэнэр, трепещущий фиолетовыми листьями, на шуршащую меж черных воронов золотистую пшеницу:
– Они летают, а она все равно растет, хотя и боится:
– Не дадут ведь все равно отвезти на рынок, ибо там:
– А у нас все места заняты-ы!
– Так что, – продолжал НН, – делать вам ничего и не придется.
– Будете только номерки таскать у фраеров ушастых? – я вас правильно поняла? – Мотя.
– На это у меня уже есть помощники, как говорится: от трех до пяти и больше. Будешь пока что варить мне завтрак.
– Да? Хорошо, вы что хорошего любите, Стейк по-Флорентийски, или Котлеты по-Киевски?
– Нет.
– Может тогда эти, знаменитые грибочки кокот, раковые шейки, незатейливо переложенные красной икрой?
– Почему красной, а не как в лучших домах Ландона, черной?
– Подорожала сильно.
– Почему?
– Пока сами не можем понять почему, вроде, да, воруют, но это давно известно, а почему всё равно всё дорожает, значит есть еще что-то, более важное, чем воровство.
– Да, действительно, привыкли, а толку уже и от этого – никакого.
– Ну, значится, так и решили: будешь пока что мне здесь полы мыть, чтобы пыли меньше было, – сказал НН, поднимая лапы, и ставя их на фиолетовый американский ковер с небольшим желтым оттенком, переходящим кое-где в розовый, а у самого камина – в голубой, как ясное небо.
– Дело в том, мессир, что у меня есть скрытый микрофон под этой кроватью-диваном.
– Что это значит?
– Я все ходы записываю.
– Да?
– Включить рипит ит, плииз?
– Спасибо, верю. Просто из головы вылетело, что вы режиссер с советским уклоном: пока не стукнешь на кого-нибудь – ни за что не назначат. Это как пароль:
– Тук-тук?
– Да, заходите – подписано.
– Думаю, сэр, вы всё-таки неправы, потому что у нас – как у Всех, и всё отличие в том, что:
– Это – держится в тайне-е.
– А именно?
– Надо обязательно дать.
– Взятку?
– Деньги не берут – только натурой, против нее нет закона. И это плохо. И знаете почему?
– Почему?
– Не все добрые леди в это, приятное во многих отношения занятие, могут поверить.
– Почему?
– Так не было официальной отмашки, что, мол, можете, как в Голливуде:
– И вы использовать позу летчика.
– Без отмашки не получается.
– Да. Точнее, нет, у некоторых получается, но ясно – не у всех. Одна намедни лет пятьдесят назад даже под поезд бросились, а то всё пела:
– Приходите Завтра, а?
– Люди не понимают, – сказал он, – что после семнадцатого года напрочь отменили привычку понимать, что люди здесь, на Земле, не самые главные, ну они и прут, как быки на матадора, которым и является в данном случае режиссер. И да: ты полы помыла, а то я боюсь иногда микробной эманации. Как говорится:
– Не так страшны микробы, как их предвидение. – Как и подписался Винсент Ван Гог на всех своих картинах. А вы, дорогая моя, по сути обвинили всё телевидение, что они:
– Едят одни тока-а мик-роб-ы-ы. – Само их мясо, имеется в виду, эманацию, всё самое вкусное, как сказал Фейербах – выбрасывают из списка отдела кадров.
Так на чем мы остановились, вы записывали?
– Да, – ответила Мотя, – вы меня назначили этой, как ее, директором вашего кабака.
– Он называется Пабло Пикассо?
– Нет.
– Клод Моне?
– Нет.
– Тогда ясно: Ван Гог.
– Верна-а. Значит, будем кормить людей не просто так, а с:
– Эманацией. – Подадим Котлету по-Киевски, а скажем:
– Флорентийский стейк был очень вкусным?
И будет вам, как написано:
– По барабану, что есть: Бараний Бок или Пельмени в Горшочке со сметаной и томатным соусом, а Фляки Господарские заменим на только что пойманные:
– Цыплята Табака. – С чесночным соусом и разбавленным лимонным соком для рук.
Мотя радостная пошла-поехала, пока что, правда, не на трамвае в Ван Гога, а там уже есть, как было сказано при встрече:
– Это наша Компьютерная Сеть.
– К-компьютер-ная? – переспросила Мотя.
– Вы плохо слышите? Я сказала Кулинарная, а сеть да, у нас именно:
– Сеть, – и более того в доле с, – и леди с лицом Принцессы Монако, показала пальцем:
– Вверх.
Мотя не нашлась, что еще спросить, кроме, как:
– Что вы для Них готовите?
– Для Них у нас специальный банкетный зальчик.
– Зайчик?
– Не зайчик, зайчик, а зал, зал-ь-чик-к с Их любимыми Гамбургерами Черного Билла, чей дядя, кажется, изобрел и эту, что вы назвали:
– Большую Компьютерную Сеть.
– Дак, эта, меня назначили сюда директоршей, – промяукала Мотя.
– Этого не может быть, так как не может быть никогда! – ответила эта пресловутая Грейс Келли. – Мне, – она показала пальцем себе на высокую прическу над – слегка, но менее – высоким лбом – конкурентши нэ нужны!
– Но меня назначили.
– Опять она завела свою пластинку, – КК – Кулинарная Сеть обвела своей лапой нарядных официантов и некоторых официанток, занимающихся систематической сервировкой столов, и даже кивнула на подглядывающих через не полностью закрашенную картинами Ван Гога прозрачную стену потенциальных поваров во главе с их шефом, которым и был, первоначально принятый за самого НН, почти двухметровый, как сказал бы, но он еще до сих пор этого не сделал – пропустим его имя, чтобы не частить:
– Это – мой шеф-повар. – Или даже:
– Это мой повар, М... В... Гена. – Шутка, конечно, Слава. Слава, так сказать всему, что он не готовит сам, но отдает тем не менее:
– Другим на съедение.
– Послушайте, Славик, – позвала Мотя, заметив через кухонный перископ его чуть насмешливые глазки, – кам хирэ, плииз.
Да таким голосом, как будто не наниматься пришла в посудомойщицы, как ташкентско-узбекский простой пролетариат с навыками приготовления мантов-пантов, а будто бы ее пришли снимать с работы ни за что, после пятилетнего здесь стажа, а она:
– Не хочет з ним раззтаваться. – Думает:
– Это, как их собственный-й! – Дом на Рублевке, или что у них есть еще там на Рижском шоссе с улицей Кой Кого в придачу.
Леди Грейс с воем сирены, заподозрившей, наконец, что Одиссей прорвался-таки через ограду города Царицына, бросилась почти в объятия иво почти брату со словами:
– Господин Склифосовский! – Они хочут наз охграбить.
Но услышала в ответ простое человеческое, нет не спасибо, да, и тем более, благодарю вас:
– Нет, – а:
– Да, всё уже согласовано на самом верху, – и тоже, как партийное приветствие, поднял вверх указательный палец.
– Да-а?
– Да.
Она хотела спросить про, каков будет их процент, но решила сразу взять быка, а точнее, козу за рога и в стойло, но только улыбнулась простой человеческой улыбкой, от которой не только Многие, но и Некоторые падали на колени с просьбой, отправить их или в Америку:
– Открывать ее, – или в Австралию, но уже только за тем, чтобы крикнуть, аж до самой Венеры, ползущей как муха по стеклу в Шапке Владимира Войновича, через всё Солнце:
– Я ни-че-го-не-зн-аю! – И на этом надо было закончить.
Но она тем не менее спросила:
– В нашем контракте уже записано, кто кого первым должен приветствовать?
– Вы меня спрашиваете? – Склифосовский хотел интуитивно уклониться от прямого ответа. Или, по крайней мере, оттянуть его развязку.
– Когда я снимал свой последний фильм Битва за русскую Трою город Царицын в 18-м году и даже чуть позже, – я объяснил это наступление-отступление, как:
– Компромиссум.
– К-как?
– Вот, пажалте взглянуть, – и Ми – почему-то некоторые близкие его так звали – вынул лист гербовой бумаги, – где вы сами запишите ваше решение. И кстати, вот черновик: – он вынул простой уже лист А4 – по понедельникам, средам и пятницам, вы отдаете ей честь, а по вторникам, четвергам и субботам:
– Вы ей.
– Опять я ей?
– Нет, конечно, а как раз наоборот.
– По воскресеньям, я так поняла, мы вынуждены будем заниматься одним из двух возможных единоборств?
– Борьбой или боксом, – умно вставила Мотя.
– Не обязательно, – сказал Ми, – вы можете просто не ходить в этот день в ресторан.
– Нет, мы лучше будем драться.
– Я согласна.
– Я тоже.
– У нас когда воскресенье? Завтра?
– Послезавтра.
– Ну, хорошо, я успею подготовиться.
– Я – нет.
– В этом нет ничего плохого, – сказала Леди Грейс, – я буду просто бить тебя, так сказать:
– Сдачи не надо.
– Спасибо, – сказала Мотя, – уж лучше вы полежите в это воскресенье дома. И провела – без приглашения – Переднюю Подножку в прямо заданном направлении, именно так, чтобы на первых порах не сломался ни один стол и не больше двух стульев.
Так и вышло. Грейс не сказала ни одного слова против, а только попросила Мотю сказать своё, и Мотя не растерялась, как артист, который всегда привык слушать суфлера:
– За вами остался ваш выстрел, миледи.
Вы всегда вольны применить его, или:
– Отказаться. – Это последнее слово было произнесено только про себя.
Медиум:
Тетя говорит своей собаке, которую иногда заменяет Германн:
– Кусай меня за пятку, – если я буду говорить не по существу.
– А именно? Когда вы будете тянуть резину, как подкупленный судья на международном матче в его финале:
– Да? То есть, как бы?
– Да, мой друг, именно так.
Медиум:
Бросьте всё и идете за мной. Это значит, у вас меньше времени, чем у Луны, чтобы превратиться в Месяц, меньше одной ее фазы, меньше одного Дня и одной Ночи, меньше ночи, вы не успеете даже пожарить котлеты, чтобы не опоздать – остановите их приготовление, и бегите, если успеете, потому что кажется:
– Успеть можно всегда – нет, вы забудете даже про себя.
Дома Дима, как он просил называть себя в дружеской обстановке, сказал Моте, чтобы:
– Так больше не делала.
Люди это по большей части интеллигентные, и проводить Заднюю Подсечку им не только не желательно, но и вообще не надо. И знаете почему?
– Почему? Тем более, это была не Задняя, а Передняя, и не Подсечка, а Подножка – меня муж-электрик научил. Он так делает, когда его достают. А за что?! Говорят, что зря дал:
– Не всем. – Ну и – Как Все – научился на старости лет Дзю До. Как видите: получается.
– В следующий раз придется все переделывать заново. И знаете почему?
– Почему?
– Вы подрываете мой престиж. Так как я живу здесь...
– Простите, что перебиваю, один в семи комнатах.
– Не надо говорить то, чего вы не видите, – и тут же хлопнул в ладоши, но никто не вышел на его, так сказать, свист. – Чуть не забыл, – Ди хлопнул себя ладошкой по лбу, – я их отправил в командировку На Край Света, дела, знаете ли, есть. Да – есть. Но если вы настаиваете, я могу позвать кого-нибудь ужасного. – И действительно, за третьей дверью поскреблись.
– Точно, Кот уже здесь. Вы видели, как он прошел?
– Нет.
– Точно?
– Абсолютно.
– Вот, а ты говоришь, никого здесь нет. Поэтому, давай повторим заново сцену в ресторане.
– Вы и я? Не знаю, получится ли у меня провести вам подхват, у вас 100? Я еще не закончила предложение, сто шестьдесят – еще не всё – сто шестьдесят девять.
– Восемь.
– Я не подлезу под вам – вас.
– Ты забыла, что мы отрабатываем обратную ситуэйшен.
– Хорошо, значит, я вижу эту Грейс Келли и говорю:
– Здрасте – пожалуйста, и сюда приперлась! – Так?
– Нет.
– А как? Они вложили триста миллионов, чтобы мне разговаривать с ними культурно, придется просить мужа снять деньги с книжки.
– З-с-книжки?
– Да, он написал триллер, а не блокбастер, как думал, ибо до такого не додумался бы даже Крестный Отец, и прибыль планируется где-то в этом разрезе. Продавать будут на всех шести ама-зоно-вских языках, кроме русского. И что наиболее интересно:
– Даже в Японии будут продавать, а в России:
– Нет. – Почему, спрашивается?
– Почему?
– Здесь никого не учат считать. Прошу прощенья:
– Чи-та-ть-ь.
– Если бабки есть – вложитесь и разговаривайте культурно, чего проще.
– Так, деньги у Всех есть, как вложить в прибыльное дело непонятно, чтобы его зарей... не зарейдо... не внесли во внеочередной список рейдерских захватов.
Именно поэтому я изучала Захваты Дзю До.
– Неужели никого нельзя Подвинуть в этой Кулинарной Сети?
– А кого? Если с одной стороны Они, а с другой:
– Их государство.
– Как говорится: мы говорим Партия, а в виду:
– Парк Юрского Периода – местного производства.
Поэтому. Поэтому, если не грохнуть Берлиоза – всё равно ничего не получится.
– Он ключевая фигура в этом бизнесе? – спросил Ди, что переводится, как Два, а два это – НН. Поэтому здесь, дело шутками не закончится. Грохнут его все равно.
Тем более, что эпопея с масло закончилась полным его разлитием.
Кстати замечу для тех, кто не забыл, что в слове Аннушка:
– Два – Ди – НН – а зачем, если бы и с одним было ясно:
– Она тока ключница, и патологически никогда не сможет выйди замуж, не только за Лопахина, как будущего долларового миллиардера, но даже за Молчановского со всеми его Смоктуновскими в виде прислуги на его матчах со Сборной.
– Она у него, значится, в прислугах?
– Наоборот.
– Да? Тогда я ничего не понял, Фока.
– Ты сам сказал:
– Очевидно, что и у нее два: НН. NN – помните, как сказал Александр Сергеевич?
– Приедет и осудит?
– Более, намного более морфо-логично:
– Носы у всех станут намного длиннее и повиснут, как коромысла в дымном иво воздухе.
Глава 7
Поиск Бездомного Берлиоза
– В каком, простите, смысле? Он любил курить?
– Естественно, но, к сожалению, не Гаванские сигары, а тока:
– Тру-б-ку-ку.
– К счастью, я не курю, – облегченно вздохнул Фока, – пойду в Грибоедова, закажу себе шашлык по-Карски, но только чтобы было по-Итальянски: с апельзинами.
– Шеф-повар там не любит: с апельзинами?
– Да-нет, почему, ему нравится.
– В чем тогда твоя радость от такого обеда, если шеф-повар не будет злиться, и рубить своим огромным мачете, еще не остывшую от своего порыва к жизни, еще, практически, живую семгу, привезенную аэропланом на воздушной-реактивной подушке прямо из самой Японии?
– Апельсины будет готовить его молекулярная дочь. Чтобы выглядело, как я люблю: по-тайски – как слегка недожаренные тараканы дикого производства. Такие толстенненькие желтенько-оранжевенненькие червячки.
– Вкусно?
– Да, особенно, когда буду за ужином дома рассказывать жене про этот обед:
– Небыстрого питания.
– Она будет смеяться?
– Думаю, наоборот, будет плакать.
– Почему? Червячка жалко?
– Дак, естественно. – И Фока сам чуть не прослезился.
Однако, сказали, что:
– Приехал муж!
Сказать, что ли, с испугу:
– Какой?! Он же ж в этой Африке-Америке вступил в соревнование по добыче солнечной энергии с Их Адиссоно-Тесла и Ко на сверхтонком уровне десять в минус восьмой степени Ангстрем.
– Ну, значит, прибыл просто на побывку, – как выразился дворник-охранник-садовник, которым был сегодня Миша Маленький. – И добавил кстати:
– Лучше бы я жил, как раньше, в простой московской квартире с соседями, чем вот так пахать за троих ни-за-что.
– Вас не кормят на кухне? – вежливо осведомилась Аннушка.
– Я хочу со всеми.
– У нас так не бывает. Я вот хочу тоже: вместе с мужем обедать, а он где?
– Где?
– Дома.
– А! чуть не забыл, вы, мессир, живете теперь На Два Дома.
И Михаил понял, что просто опять забыл, так как такое невозможно долго помнить, чтобы не превратиться в Эйнштейна с Максом Планком в придачу:
– Буфетчица с теплой апельсиновой газировки – она же:
– Референтша Н, который сам оказался просто:
– Иво поваром, – а она второй частью самого НН, по сути дела, тоже:
– НН. – Но только в иво женской эманации.
Теперь-то, я надеюсь, всё понятно?
Это должно быть легко понимаемо, так как здесь народ на все праздники, кроме Нового Года – там – надолго ли уже? – можно теперь сказать, когда он сам попал в больницу за вольнодумство, как он сам, бывало, рассказывал на вступительном экзамене:
– Бегу, поднимаюсь по лестнице на пятый-восьмой этажи, вхожу: а часы-то как раз и бьют:
Две-надцать!
Тогда ему никто не сказать:
– С какой стати, мил человек, ты приперся в двенадцать, если общежитие ВГИКа в одиннадцать! Уже закрывается навсегда.
А тогда приняли, как милень-ко-го. Щас в больнице, ибо увидел время, но сказал вслух не то. Что именно? Вот прямо так и сказал:
– Не То – время-то. – И, так сказать, сердце не выдержало Этого Видения.
Вот вам и:
– Эль-Дар-р-р. – Зарычал, а внимания – даже Тогда – на это не обратили.
Фальш-старт, начинаем новый забехг, но с того же места, где застал нас второй выстрел иво стартового пистолета, а именно:
– Это было кино про Встречу, но – к счастию, уже-еще не на Эльбе, а ту, которая всё равно произошла, как давно ожидаемое Второе Пришествие. И, как написано:
– Чьи псевдонимы перечисляются? Ле? Клары Цеткин и Розы Люксембург, и их любовников? Или переписать из Кино Место Встречи изменить нельзя, как Высоцкий перечисляет их Шарапову, перед тем, как заслать его в банду? Что, собственно, и имелось изначально в виду.
Кстати:
– Не надо путать дом в три-четыре этажа на Рижско-Рублевском шоссе у Моти и ее мужа – непростого электрика, уехавшего по нужде, на стажировку в Америку, и дом Аннушки – Грейс Келли, который находится, хотя и не в Монако пока что, но всё равно НеЗдесь, а в благословенном Замке в Италии, а еще точнее, он и есть сама Италия – шучу:
– Пока что тоже, не Италия, а только один из ее древних Замков, кладки самого Леонардо да Винчи и росписями на лестницах и спальнях Рафаэля. Купол, правда, говорят, выполнял какой-то приезжий по имени:
– Микеланджело Буонарроти. – Хотя некоторые говорят:
– Да какой он живописец, – снимал только – в данном случае имеется в виду:
– Писал, – только черно-белое кино, как Ромм.
Но и про импрессионистов говорят:
– Непонятно, на чем висят их картины – нет Земли, на которую они могли бы опереться:
– Одно только Впечатление на гвозде.
Но – как говорится:
– Всегда так и было, а мы просто этого не заметили раньше.
Ибо, ибо:
– Земля – преходяща, а ее искусство:
– Вечно.
Но оба дома имели сходство, как имеют его все бассейны, начиная с непростого полковника, если он заслужил свои простые:
– Три звезды, – из чистого, хотя и контрабандного золота, и простого почти генерала:
– В Олимпийском Стиле, Как У Всех – из золота – с добавлением серебра:
– Пока что, – если допустил где-то небольшую оплошность, и впредь, пока не исправит: добавлять иво неизменно, – но главное, длиной не менее пятидесяти метров.
А то рассказывают сказки:
– У него был туалет из золота, – как присказку из старой песни:
– Он воровал, – вы мне лучше покажите, у кого он не из золота:
– Это надо еще поискать-ь. – Так сказать:
– В сов-в-сем-м-м Других Местах. – Но не на этой планете, разумеется.
Примерно, как:
– Не любят собак? – Но не в нашем доме, разумеется.
– Опять отрыли Двойную Спираль, в ее новой эманации? – Только не в нашем институте, разумеется.
Ибо всё должно быть чинно, благородно, по-старому:
– Собаки бегают по улицам сами по себе, а открытия Двойных Спиралей – шут с ними – пусть делают, но. Но только не здесь, к счастию. Ибо это будет абсолютной неправдой:
– У нас-то тока Одна, как это и было еще при-до рождения Иисуса Христа, хотя, когда Он родился никто не знает, если Он Сам говорит:
– Я – был раньше.
И вот это:
– Я был раньше, – определило дальнейшую судьбу Берлиоза.
Который повторял на каждом углу, при каждом удобном и неудобном случае:
– Это не Он говорит, а:
– Герой Романа. – Но в том-то и дело, что Автор не сможет не только свою половину сказать без Героя, но вообще:
– Ни-че-го.
Почему и распяли Иисуса Христа, что имели возможность распять Героя, но именно для того, чтобы убить:
– Автора.
И так как такой человек должен был умереть намного раньше, как было сказано На Ночном Балу у НН, то он и показал всем, что пьет:
– Это вино, – из черепа того умершего, кто умер даже раньше, чем Бедный Йорик. Намного раньше, что уж нет даже того дерева, которое его родило. Если считать в обратную сторону.
И следовательно, нет никакого смысла, убивать по этому поводу кого-либо из простых смертных, несмотря на то, что они повторяют:
– Ту же фундаментальную злую ошибку – нарочно, чтобы заставить людей думать ПоСвоему, а не как это написано в Евангелиях.
Поэтому.
– Поэтому должен быть найден доброволец – можно и так сказать – который, как артист, готовый ради истины умереть на сцене:
– Вместо этого реального круглоголового, с небольшими волосами – проффессорэ.
– Какой смысл убивать другого, даже если он доброволец? – спросил Миша на этом заседании в персиковой теплице.
Кстати, вот то общее, что было между двумя домами Моти с Электриком и Аннушки в Молчановским – это персиковые теплицы – там и:
– Там, – также гора, на которой стояли их дома, и речка внизу, как репродукция в подлиннике с картины Малевича:
– Агата Кристи и ее любимый двухэтажный дом с рекой внизу и персиковой теплицей наверху. – Дома, правда немного повысили в этажах, из неудержимой власти денег, очень жаждущих даже на природе:
– Иметь их четыре. – И с ванной в мечте, как у Успенской:
– Именно на четвертом этаже.
– Важна эманация, а не то основание, которого, впрочем, и нет.
Вот так получается, что гибель на Сцене всерьез – реальней гибели на улице просто так:
– Попал под лошадь, – или, как в данном случае:
– Под трамвай.
А не наоборот:
– И на Сцене, как на лошади. – Или под – ней.
– Сцена хуже лошади, – записал Германн, так как в последнее время не совсем надеялся на свою память. Ибо два раза просыпался, и оба раза в двух разных местах, то в:
– Крае, – то в:
– Америке, где примерялся к личности Электрика, в том смысле:
– Не заменить ли его на:
– Другого.
Медиум:
На красной дорожке
– Кулинарная Сеть и ее Молчанов-с-ка-й-й-й!
Медиум:
Вопрос к господину Ми Склифосовскому:
– Вы что-нибудь делаете?
– Да, собираюсь сымать боевик: Спасение Америки – 2, в виде:
– Штурма пляжа Омаха, – как говорится: ишшо раз! Чтобы побольше самолетов было, танков, да и самого народу русского.
– Ну и, значится, чапайте, и не без художника или писателя – не возвращайтесь, – сказал Ди, стоя на лестнице в ночной, в папуасах, халате. В ночном – точнее, потому что ночная сорочка – это не всегда ее халат. Так сказать:
– Забылся, и не надел.
А с другой стороны, Все Свои, не на парад, чай, собрался.
Они тормознули прямо у выходной дубовой двери:
– Под железо, – приличную тачку, похожую на простой мерседес. Машину Ди дать им забыл, чтобы были:
– Как все, что значит, как сказал Пушкин:
– Очень немногие, – будто бы совсем не имеют своих лошадей, даже небольших, хотя бы на сто пятьдесят голов.
Иначе никого Бездомного – не найти, заблудитесь в толпе Не Тех Лудэй.
У богатого дома кто не остановится? Наоборот, остановится всякий, ибо:
– А вдруг подадут. – Так могли подумать многие, только не этот парень. Думал:
– Может Электрик решил сбросить часть своих акций, по которым предполагалось:
– Тут же, – догнать – нет, не Америку пока что, а точнее, уже, а Польшу, но и это, может быть:
– Тоже пока – не то, что запретили, а просто:
– Решили пока обождать-ь. – Ибо, как было сказано:
– Зачем нам яблоки, если своего картофелю завались, и даже больше, чем нефти и газа вместе взятых. Вот, намедни, открыли, что есть жизнь на Альфе Центавра, так и ее завалим картофелем.
Но быстро понял, что это не сам Электрик уже руку тянет за подаянием, а тока его хгости, скорее всего, из дальних деревень, где иво ишшо нэт. Электричества, самой собой.
Хотел остановиться в своем намерении остановится, а:
– Они уже сели. – И более того затараторили, как на лавочке у себя на – может быть даже:
– На Ближнем Востоке, – где можно плавать и одновременно читать газету на спине. И вопрос, конечно, не в том, что можно хграбить лапами на спине, а:
– Умеют ли они чит-ать? – Имеется в виду по-русски, потому что всё остальное, это только так:
– Адис-Абеба – обедай только на Брайтоне – там дешевле, а ведь тоже самое, что и в едальне Черного Билла. Или даже еще кошернее.
– И точно, – толкнул Миша Германна, – это Березовский.
– Он умер – не болтай лишнего.
– Значит нет. Еще. А с другой стороны: так как он умер, может его и используем? Хотя нет, он был: и не писатель, и не художник, а так только:
– Жил за городом, куда его отправили за то, что руки не были в мозолях, как у всех.
– Вы хотите меня грабануть, что ли? – наконец прервал затянувшее молчание Б.
– Разрешите и нам тоже спросить, – сказал Миша, – вы только на время сюда, или так и не умирали никогда?
– У вас шутки потенциальных разбойников, – ответил бизнесмен.
– Мы можем принять замену, – хриплым голосом сказал Германн, если она есть у вас на примете.
– Щас подумаю. Я так понял, что вам надо обязательно кого-нибудь грохнуть, а пока так и не знаете: кого?
– Зря вы умерли, честное слово, – сказал Миша, – такой человек, всё на лету схватывает.
– Вы уверены в том, что в чем я сам, впрочем, тоже уверен, но не до конца.