Текст книги "Ночные птицы. Памфлеты"

Автор книги: Владимир Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

1 августа 1941 года во Львов приехал генерал-губернатор Ганс Франк со своим ближайшим советником по украинским вопросам полковником СС Альфредом Бизанцом, старым знакомым митрополита, и провозгласил акт о включении Галиции в «Генерал-губернаторство». Тем самым еще раз гитлеровцы подчеркивали, что ни о какой «самостоятельной Украине» и речи быть не может. Ганс Франк передал власть во Львове первому губернатору «провинции Галиция» доктору Карлу Ляшу. Накануне к этому «торжественному» акту были подготовлены предатели типа Костя Панькивського, посадника Полянского, Мирона Луцкого и доктора М. Росляка. Полковник Альфред Бизанц, Ганс Кох и поручик

С. Д. Северин-Байгерт, навестив их, сказали им просто, по-деловому: «Сидите, Панове, тихо и не рыпайтесь, а попробуете нос поднять – пеняйте на себя».

Ганс Кох, передавая все свои функции и контактные связи полковнику Бизанцу, сказал совершенно ясно:

«Германия в настоящее время – это Гитлер. Только он все решает. Ему виднее, что в настоящий момент необходимо для дела победы, а необходимость эта является основанием для всех решений».

Жесткая, беспрекословная речь Коха обескуражила кое-кого из коллаборационистов, и они пришли жаловаться к Шептицкому. Особенно сетовал, если только можно верить его словам, Кость Панькивський:

«И митрополит, и Кость Левицкий, люди обстоятельные, с долголетним опытом в политических делах, первый – член палаты господ, второй – член палаты послов в Вене, поучали меня, огорченного поведением немцев, что горечь не может диктовать пути нашей политики. Оценивая немцев, мы должны стараться понять их мотивы и способ их мышления. Слепая ненависть – плохой советчик. Хотя немецкая политика делает большие ошибки против украинцев, но все-таки ее целью не является перечеркнуть нас как народ...»

И это говорил в лихолетье немецкой оккупации тот самый митрополит, который до этого не один раз перечел «Майн кампф» Адольфа Гитлера – зловещую программу нацизма, в которой четко и определенно была декларирована колонизация всех украинских и других славянских земель и постепенное превращение славян в нацию рабов!

А чтобы ослабить «чувство горечи» у Панькивського, митрополит сказал, что он и сам обижен тем, что Ганс Франк не нанес ему, князю церкви, визит. Панькивський передал при оказии слова митрополита шефу СД Кольфу, и тот доложил их вверх по начальству.

15 сентября 1941 года в ворота подворья собора Святого Юра въехало несколько черных лимузинов с гитлеровскими флажками на радиаторах. Охрана из эсэсовцев окружила палаты митрополита. Из машин вышли губернатор Карл Ляш, его ближайшие сотрудники – шеф внутренних дел Отто Бауэр (застреленный впоследствии советским разведчиком Николаем Кузнецовым), шеф по делам науки и культуры Касселих, шеф пропаганды Райш и городской староста Куят. Сопровождаемые священниками, они проследовали в покои князя церкви.

До позднего вечера длился прием. Рекой лились вина и отборные коньяки. Восседая в своем митрополичьем кресле, Андрей Шептицкий шутил на чистейшем немецком языке. Почтенные гости были вполне довольны приемом и тем радушием, с каким их встретил митрополит.

24 сентября 1941 года продажная газета «Львiвскi вiсти» напечатала пространное интервью «Губернатор Галиции о важнейших вопросах провинции Галиция». В этом интервью бригаденфюрер СС доктор Карл Ляш говорил, в частности, что украинские националисты и греко-католическая церковь относятся к гитлеровским властям с полным взаимопониманием и доверием. Убийца многих тысяч мирных львовян, отнявший перед смертью у них миллионы рублей, Карл Ляш заявил: «Я убедился в этом также во время посещения митрополита графа Шептицкого, и на основании беседы с ним мы подтвердили, что наши мысли и планы едины».

Пытаясь замутить воду и обмануть верующих, адвокаты митрополита Шептицкого утверждают, что и шеф немецкой военной разведки, пресловутый адмирал Вильгельм Канарис «никогда в действительности не посещал митрополита». Вполне возможно, что и по сегодняшний день удалось бы церковникам и Ватикану сохранить в тайне обстоятельства этого и других нелицеприятных посещений князя церкви видными гитлеровцами, если бы в руки советских войск не попал видный германский разведчик, ближайший подчиненный Канариса, начальник отдела абвер-II Берлинского военного округа полковник Эрвин Штольце. Допрошенный советскими офицерами, Эрвин Штольце в числе прочих сведений сообщил:

«Во время оккупации Украины офицер отдела абвер-II, работающий во Львове, капитан профессор Ганс Кох донес мне, что им в нашей работе используется митрополит Шептицкий. После моего доклада об этом адмиралу Канарису последний лично выезжал для связи с Шептицким на встречу, которую устроил ему Кох.

Когда Канарис возвратился из Львова, то было видно, что он недоволен встречей с Шептицким. Митрополит с удивлением и насмешкой сказал Канарису: «Я-то думал, что адмирал должен быть на море, а он, оказывается, стоит у руля разведки», что Канарису не понравилось».

Последующие визитеры – видные члены гитлеровского рейха – довольно откровенно намекнули митрополиту, что так разговаривать с немецким адмиралом, да еще руководителем всесильного абвера, отнюдь не безопасно. Митрополит понял внушение, стал куда покладистее и даже после разгрома гитлеровцев у Волги из кожи лез, чтобы поставить как можно больше пушечного мяса в дивизию «СС Галиция». Шептицкий освятил знамена дивизии, послал капелланами в нее своих наиболее видных священников, а протопресвитером всей дивизии назначил доктора богословия Василия Лабу. На флажках дивизии были начертаны хвастливые надписи: «На Москву», но дошла она всего-навсего до Брод, откуда летом 1944 года днем и ночью доносились во Львов, в палаты митрополита, отзвуки орудийной канонады. Совесть не мучила седовласого митрополита, пославшего на верную гибель тысячи украинских хлопцев, как не мучает она сейчас осевшего в Канаде и прославившего Шептицкого его протопресвитера Василия Лабу.

Таково было еще одно черное предсмертное дело белоголового кандидата в святые. Его имя пытаются сделать сейчас знаменем в борьбе против коммунизма наши идейные враги за рубежом. Именно поэтому народы должны знать всю правду о мертвом графе и его агентуре.

Мы постарались, сколько было в наших силах, рассказать о кандидате в святые и его агентуре. Мы не знаем, какой вывод сделает читатель из того, что сказано выше, но для нас бесспорно– Шептицкий был опасным врагом, и тем труднее было проникать нам в сокровенные тайны его биографии.

Каковыми же были его подчиненные, те, кого мы назвали агентами Шептицкого, его офицерский состав, рассеянная по многим селам и городам Западной Украины черная гвардия униатства?

Нам думается, что в какой-то степени ответ на этот вопрос может дать рассказ об одном из отважных людей, выступивших против царства шептитчины,– писателе Степане Ту dope, с предельной ясностью показавшем в своем романе хищное и хитрое обличье подручного митрополита– священника Михаила Сойки, укреплявшего власть церкви в отдаленной Подолии.

Обличитель слуг тьмы

В первое утро нападения гитлеровской армии на СССР, 22 июня 1941 года, из облаков, нависших над Львовской цитаделью, вынырнули немецкие бомбардировщики. Наполняя воздух ревом своих моторов, они шли так низко, что ясно можно было разглядеть черные кресты на крыльях...

Увидел эти приметы фашистских самолетов и вышедший вместе с друзьями из столовой украинский писатель-атеист Степан Тудор.

Сверкнуло пламя разрыва. Под оглушительный грохот стена многоэтажного дома накрыла пробитые осколками окровавленные тела литераторов-революционеров Степана Тудора, Александра Гаврилюка и их друзей – польских писателей Софью Харшевскую и Францишека Парецкого...

Первый из них, Степан Тудор, значительную часть своей сознательной жизни воевал с религией и церковью, с ее служителями – ночными птицами, приветствовавшими рождение фашизма. А теперь не ангелы божьи, а воспитанные церковью фашисты с надписями на поясах «С нами бог!» отомстили Тудору, сбросив на него бомбу.

Задолго до гитлеровского нападения на СССР Степан Тудор и его друг Александр Гаврилюк, живя на земле, отторженной от Советской Украины, не раз предупреждали своих земляков о фашистской опасности.

Зная до установления Советской власти в лицо местных фашистов и их берлинских хозяев, замышлявших войну против всего свободолюбивого человечества, и в первую очередь против СССР, философ-атеист Степан Тудор смело, с поднятым забралом вступил в открытый и неравный бой. А бой этот был очень трудным. Всю эту нечисть поддерживал многоголосый хор продажной легальной прессы. За этим хором были полиция, государство, церковь всех ее оттенков, слушающая призывы папы Пия XI – инициатора «крестового похода» против большевизма. Ведь это именно по совету папы римского Пия XI, ярого антисоветчика, тогдашнее польское государство стало сооружать «санитарный» кордон на Збруче, который смог бы задержать проникновение революционных, атеистических идей в Европу. Но правда великого дела партии Ленина помогала Тудору, невзирая на опасности, которые ему угрожали ежеминутно, честно и верно служить идеям коммунизма.

...Кроме Гитлера, усиленно вдохновлявшего украинских националистов, последние десятилетия, как мы уже писали, их заботливо осенял своими черными крыльями один из религиозных опорных пунктов Ватикана на Западной Украине – грекокатолическая церковь с ее центром в палатах митрополита, расположенных на Свято-Юрской горе во Львове.

Наблюдая с разных улиц города возвышающийся над Львовом филигранный силуэт Свято-Юрского собора, четко вырисовывающийся на фоне неба, всякий атеист, здравомыслящий человек, прекрасно понимал: вот он, главный центр мракобесия! Вот одна из главных баррикад на пути к свободе и прогрессу! Вот вражеское гнездо, в котором ежечасно и ежеминутно плетутся нити тайных планов, направленных не только к завоеванию новых тысяч верующих, но и, в первую очередь, к тому, чтобы помешать осуществлению свободолюбивых устремлений народа Западной Украины.

Друг Тудора, трагически погибший вместе с ним в первое утро войны Александр Гаврилюк, очень удачно писал об этом в своей поэме «Львов»:

 
I тiльки сiрий «Юр» звисока
Шпигу ^{_{€ €}} зуïтським оком
У школi, у «Просвiтi», скрiзь,
Шоб ворог тьми де не пролiз...
 

Еще задолго до того часа, как гитлеровские полчища напали на Советский Союз, руководители греко-католической церкви и гитлеровские вожаки проявляли полное единодушие в своих замыслах, и особенно в планах проникновения на Восток. Планы эти вполне устраивали Ватикан, и первым его авангардным отрядом, которому надлежало нести знамена католицизма на Восток, в глубину России, приумножая владения наместника бога на земле—папы римского, была именно греко-католическая церковь.

Такова была издавна предназначенная ей папским престолом историческая миссия.

И едва только первые фашистские бомбы упали на советский Львов, святоюрские каноники, твердо веря в неизбежность победы гитлеризма, принялись выбалтывать все свои сокровенные намерения.

Они оказались столь неосмотрительными в эти начальные недели гитлеровского блицкрига на Восток, что, будучи свято уверены в победе гитлеровской Германии, нисколько не скрывали своей связи с ней и своего полного сочувствия идеям и кровавым делам фашизма.

Ближайшие соратники митрополита Шептицкого откровенно хвастались на страницах богословского журнала «Миссионер», как они собирали униатских священников и давали им наставления бороться с Советской властью. Другой святоюрский «крестоносец», священник Маркиян Когут, в статье «Марийские конференции под окнами НКВД», опубликованной в том же журнале «Миссионер» за 1942 год, сообщил подробности тайных совещаний Марийского женского общества, ставящего перед собой явно контрреволюционные цели. Из этой статьи следовало, что патронесса общества – богородица дева Мария имела прямое отношение к продвижению гитлеризма на Восток. «Мария приняла жертвы и скоро выслушала все молитвы. Сбросила «сильных с престолов» плечом победоносной немецкой армии...»

Во время немецкой оккупации на Львовщине был издан монахами-василианами «Календарь миссионера» за 1942 год. Обложку его украшала богоматерь с младенцем на руках, а текст – махровые антисоветские анекдоты. «Календарь» заканчивался статьей «Важнейшие события», в последних строках которой можно было прочесть: «Дня 30-го июня немецкая армия вошла в княжий город Львов. Мы были свободны и от всего сердца восклицали: «Да здравствует немецкая армия! Да здравствует Адольф Гитлер!»» Как говорят, комментарии излишни!

...Таков был логический итог, завершающий многолетнюю подрывную работу греко-католической церкви на землях Западной Украины. Даже если бы мы не знали ничего больше о делах святых отцов, то и этих строк было бы вполне достаточно для того, чтобы навеки заклеймить служившее верой и правдой Гитлеру руководство греко-католической церкви, которое до этого более умело скрывало политические цели больших завоеваний с помощью креста, ножа и маузера.

Огромная заслуга атеиста Степана Тудора заключается в том, что он значительно раньше многих единомышленников понял классовую природу греко-католической церкви и сумел раскрыть ее подлинные политические цели задолго до того, как Ватикан и его восточные авангарды вывернули в дни войны наизнанку все свое торгашеское нутро. Как писатель и гражданин Степан Тудор выполнил свой долг перед украинским народом, перед всем человечеством. Он разоблачал сущность греко-католической церкви, обнажая перед народом стяжательский, хищнический, контрреволюционный нрав ее служителей из ордена святого Василия. Он отчетливо представлял себе те черные силы реакции и мракобесия, которые пытаются преградить путь революции на его земле.

Степан Тудор работал в самых различных жанрах художественной литературы и боевой, наступательной публицистики. Он писал стихи, рассказы, памфлеты, повести, рецензии, литературно-критические статьи. Его литературное наследство собрано в двухтомнике сочинений, выпущенном в 1962 году на украинском языке Издательством Академии наук Украинской ССР в Киеве под редакцией одного из выдающихся украинских атеистов – Петра Довгалюка. Часть литературных произведений Степана Тудора переведена на русский и другие языки народов Советского Союза.

Но у каждого писателя есть главная книга. Такой главной книгой в творчестве Степана Тудора является блестящий антиклерикальный, хотя и не законченный в связи с гибелью писателя, роман «День отца Сойки». За каждой страницей этого романа угадываются большие раздумья писателя, его эрудиция, философская оснащенность, отличное знание сущности религии и тщательно скрываемых секретов церкви. Воинствующий атеист Тудор ненавидит слуг тьмы и церковь, закабаляющую сознание человека, и смело идет в атаку, вооруженный поистине энциклопедическими знаниями. Кто знает, не будь фашистского нападения на Советский Союз, Степан Тудор создал бы еще не одно произведение, равное «Дню отца Сойки» и, быть может, превышающих его по замыслу и качеству исполнения. Но даже один этот роман дает все основания ставить имя Тудора в один ряд с лучшими антиклерикальными писателями прошлого и настоящего.

Мы не собираемся анализировать творчество Степана Тудора, но хотим поговорить именно об этом одном его романе, дающем полное право назвать Тудора смелым и последовательным обличителем ночных птиц—слуг тьмы, которые отомстили ему за эти разоблачения фашистской бомбой, точно так же как отомстили его другу, Ярославу Галану, оборвав с помощью наемных убийц жизнь Галана топором, освященным церковью. В судьбе этих двух писателей, разоблачающих религию, как бы персонифицируется весь тот светлый мир, что ведет борьбу со страшным царством религиозной лжи и духовного закабаления человека сегодня не только в западных областях Украины, но и во многих странах нашей планеты.

Степан Тудор затратил много труда, перечитал массу книг и архивных документов, стараясь подойти к решению главной задачи своей жизни – создать роман «День отца Сойки». Трудно, очень трудно ему было вынашивать замыслы романа, постоянно чувствуя слежку шпиков польской контрразведки – дефензивы. Вне всякого сомнения, многолетняя работа Тудора, задумавшего выступить против Ватикана и его каноников, не прошла мимо внимания греко-католической митрополии, тайные агенты которой были и среди интеллигенции. Поэтому, как только появлялся новый одаренный человек, склоняющийся к прогрессу, дерзающий смотреть с надеждой на Советский Восток, святоюрские дипломаты в реверендах стремились переманить его в лагерь клерикалов, а если этот человек обладал литературными наклонностями– дать ему возможность применить свои способности на страницах «Новой, зари», «Меты» и других религиозных изданий.

Степана Тудора подкупить не удалось. Он остался верен избранным идеалам.

Когда, выражаясь словами отцов-василиан, «дня 30-го июня 1941 года немецкая армия вошла в княжий город Львов», помогать ей с места в карьер стала организованная еще в подполье украинская полиция. На счету у националистических бандитов, навербованных в состав этой полиции из ОУН и прихожан греко-католических церквей,– многие тысячи истребленных и выданных немцам мирных жителей Львова. Один из первых патрулей полицейских по заданию своего командования получил наряд разыскать и арестовать писателя Степана Тудора. Полицаи, ворвавшиеся в квартиру писателя с «черным списком» в руках, были разочарованы отсутствием хозяина квартиры. Но приказ своего начальника они выполняли ревниво и доставили все литературное наследство писателя-революционера Тудора в комиссариат полиции.

Шеф полиции, которому были сданы архивы, ревностный греко-католик в немецкой форме со значком трезуба на фуражке, прочитал рукопись готового к печати романа «День отца Сойки» и понял, какую опасность этот роман представляет для руководителей униатской церкви и Ватикана. Недаром ведь в первые же дни немецкого вторжения Ватикан переслал «украинскому центральному комитету» на «ликвидацию последствий большевистской пропаганды» пятнадцать миллионов злотых. Роман «День отца Сойки» как раз и был именно той «большевистской пропагандой», которой так боялся Ватикан. Сила романа была такова, что украинская полиция, сохраняя рукопись, как вещественное доказательство для ареста «разыскиваемого Степана Тудора-Олексюка», сочла опасным держать ее даже в своих секретных фондах. Кто-то из полицаев по приказанию начальства (а вернее всего, по совету самого митрополита Шептицкого) намеренно перемешал листы рукописи и вырезал нумерацию страниц. Часть из них была уничтожена. Мы можем предполагать, что самые сильные, самые яркие страницы его были либо уничтожены, либо спрятаны в свое время чинами украинской полиции. Так исчезло около 110—120 страниц текста второй книги романа. Предыдущее содержание дает нам право догадываться, о чем шла речь в исчезнувших страницах. Писатель Степан Тудор столкнул главного, жадного, бесконечно самоуверенного в себе, героя – священника Сойку – с грозной силой, встающей на его пути. Этой силой явилось революционное крестьянство, которое, освобождаясь из-под влияния клерикалов, стремилось идти к лучшему будущему по примеру своих братьев, живущих за Збручем. Не случайно отец Сойка украшает в романе могилу «сичовых стрельцов» на Коссовой горе, вблизи Новой Климовки. Его практический опыт подсказал: «Не следует пренебрегать никакой массовой силой, если только ее можно обратить на свои мельницы, на свои ненасытные жернова. В частности, следует использовать живой национальный подъем, чувство, которое лучше всего годится для того, чтобы создать впечатление национального единства у всех слоев, чтобы в потоках национального протеста, в призраках национальной революции утопить все огни классового возмущения, все зародыши социальной, против властителей обращенной, революции» (курсив наш.– В. Б.). И, одержимый идеей «Чтобы был бог! Чтобы не было коммуны!», отец Сойка устраивает на Коссовой горе некое капище украинского национализма. Калькуляция его проста: пусть глупые хлопы устремляют свои взгляды на останки «сичовых стрельцов» и не замечают сельских богатеев, сдирающих с них три шкуры. Пусть хлопы, собираясь около могилы, поют, сколько им вздумается, националистические песни «Ще не вмерла Украша» и «Боже велыкий, спаси Украину», но не дай бог, чтобы они запели «Интернационал», звуки которого все чаще и чаще доносятся из-за Збруча.

И вдруг около этой святыни украинского национализма, заботливо охраняемой Сойкиными гайдуками, на празднике спаса прозвучал гневный выкрик: «Сорвем маски с торговцев в ризах, которые торгуют костями жертв буржуазной войны!» Отец Сойка волей событий поставлен перед печальным для него фактом: «Коммуна засела в его приходе, в селе Сойки, мастера людских и божьих душ, Михаила Сойки, захватчика и стяжателя...»

Вне всякого сомнения, дальше писатель Тудор описывал противодействие той прогрессивной части населения Новой Кпимовки и окрестных сел, а возможно, и создавал в романе образ человека, который отважился бросить в одурманенную попом толпу обличающий лозунг, с одинаковой силой разоблачающий и мракобеса-попа, и украинских националистов, которые и по нынешний день пытаются создать кумир из обманутых ими, погибших за чужие интересы безвестных жертв первой мировой войны.

Мы можем также предполагать, что эти страницы романа «День отца Сойки» были изъяты не только в припадке гневной ярости какого-нибудь из референтов украинской полиции. Скорее всего, усмотрев за вымышленными фамилиями персонажей из революционной прослойки подольских сел действительных борцов за лучшую долю народа, которые, подобно Тудору, противостояли Сойкам, украинский полицай переслал именно эти страницы романа либо в комиссариат украинской полиции, расположенный вблизи Окопов Святой Троицы (точный географический координат в романе.– В. Б.),либо своим шефам из «аихерхайтс полицай», которым предстояло путем сыска и допросов выяснить на Тернопольщине, что является в романе Тудора реальностью, а что вымыслом.

* * *

Однако следы грубого полицейского вмешательства не в состоянии нарушить архитектонику повествования и не могут ослабить силу замысла романа Степана Тудора, направленного не только против одного отца Сойки, его патронов из Святого Юра и Ватикана, но и всей своей страстностью разоблачающего религию вообще как орудие в руках эксплуататоров на всем протяжении существования классового общества.

Главный герой романа – греко-католический священник Михаил Сойка начинает свой день задолго до рассвета. День этот, названный автором «одним из первых дней декабря 1931 года», Степан Тудор предлагает раскрыть «словно окно, из которого нашему избраннику будет видно современную действительность– отрезок бурного потока, освещенный низким солнцем декабря».

Сперва действительность, окружающая отца Сойку, кажется очень далекой от сравнения ее с бурным потоком. Низенькие потолки плебании, анфилада комнат, заставленных мебелью в стиле барокко, бой старинных часов, тихое перешептывание прислуги – все это создает в представлении читателя старосветскую обстановку мещанской скуки и прозябания. Читатель, пожалуй, уже вот-вот готов обвинить Тудора в малозначительности темы его романа. Но вот, совершив обряд утреннего купания, сухопарый, весь похожий «на хищника в прыжке», отец Сойка едет причащать умирающего сельского богатея Гайдучка.

Обрывая на полуслове сюжетную нить повествования, Степан Тудор один по существу «день» сюжета насыщает событиями целых веков и стран, смело вводя читателя в биографию своего героя. Он рассказывает о мотивах, которые побудили Михаила Сойку принять сан священнослужителя. Все яснее и отчетливее становятся в романе нити, протянутые от самого центра папства – с вершины одного из семи холмов Рима – к едущему морозным декабрьским утром по заснеженной южноподольской степи отцу Михаилу Сойке. Мы видим его молодым богословом на площадях и в библиотеках старого Рима. Вместе с молодым Сойкой читатель перелистывает историю папства от Константина Великого и до наших дней. Летопись мрачных времен инквизиции, поддерживающей незыблемость веры и папского престола, органически входит в сюжетную ткань романа.

Теоретические искания молодого Сойки в коллегиях папского Рима, его практические занятия по философии католицизма не приводят, однако, потомка подольских стяжателей-контрабандистов в лагерь ослепленных религиозным фанатизмом. Больше того! Очень быстро молодой Сойка становится замаскированным циничным безбожником, который про себя глумится над всевышним, которому призван служить. Однако, становясь внутренне безбожником, отец Сойка вовсе не собирается отказываться от службы в церкви, а тем паче выступать против религии. Его никак не прельщает судьба Галилея или Джордано Бруно. Практический, кулацкий ум Сойки повсюду ищет ответа на один вопрос: «А что на этом можно заработать?» И под фресками знаменитой Сикстинской капеллы в Ватикане Михаил Сойка думает об одном: о пшенице, о мельнице, о каменоломнях... Вовсе не случайно «неудержимый захватчик, начало и конец всех завоевателей, могучий Саваоф», взлетающий к сводам Сикстинской капеллы, неотвязно соединялся в представлении Сойки с образом его деда-контрабандиста Петра, о котором ходили легенды, что он, освещаемый молнией, схватил в грозовую ночь подстреленного русскими пограничниками быка, взвалил его себе на плечи и принес домой.

Подготовляя в Риме теоретическую работу о взаимоотношениях веры и знания, молодой Сойка старался найти в своих богословских исследованиях прежде всего утилитарный, практический смысл, который помог бы ему в личном обогащении. Кажется, что многочисленные противоречия, которые находит Сойка и в старинных манускриптах, и при чтении теологических работ его современников, бросят отца Сойку в лагерь воинствующих атеистов, настолько очевидно превосходство современной материалистической мысли над угрюмой, пессимистической закостенелостью религиозных суеверий. Взамен вымышленного союзника всех угнетателей – призрачного бога материализм несет не только свободу человеческой мысли, но и большую веру в человека, в его безграничные возможности. Однако Сойка чувствует, что с богом ему расставаться невыгодно, что «на этом можно хорошо заработать», и все сомнения глубоко прячутся в его хитрой, расчетливой голове. Буквально «пресыщаясь богом», ради личной выгоды и религиозной карьеры он подавляет в самом себе все и всяческие колебания, вернее, скрывает их от посторонних и завоевывает большой авторитет у своего покровителя – иезуита, монсеньора Д’Есте. Таким иостанется до последних страниц романа Тудора, оборванного на полуслове чинами украинской полиции, созданный им герой – Михаил Сойка, великий калькулятор от религии, поставивший себе на службу дряхлого, мифического бога. Сойка не выдуман писателем. В жилах этого попа течет кровь реального угнетателя, переодетого в целях политической маскировки в черные одежды смиренного пастыря божия.

И по нынешний день мы можем столкнуться лицом к лицу в городах и селах западных областей Украины с подобными сойками, которые, отрекшись официально от Ватикана, во всем своем внешнем облике и в религиозной обрядности стараются подчеркнуть временность случившегося и свое былое родство с католицизмом. Подобные калькуляторы господа бога, подпольные униатские попы, живя в крестьянской стихии, так же как и отец Михаил Сойка, внутренне глубоко презирают «простых хлопов» и всеми силами, исподтишка стараются помешать ставшему на путь коллективизации крестьянству раз и навсегда освободиться от цепкого влияния религии. Подобно отцу Сойке, оставшись в полном одиночестве, эти слуги божьи в отчаянии повторяют: «Пусть погибнет мир, лишь бы не было коммуны!» Каждый из них в глубине души давно «свищет» на своего прославленного бога, ибо знает прекрасно, что его не было и нет, но все же держится за него, так как видит в боге единственный путь к личному обогащению.

Увидел этот путь еще перед Октябрьской революцией и отец Сойка. И, не веря в бога, уцепился за него своими жилистыми, хваткими руками, похожими на когтистые лапки пестрой и нарядной птицы сойки, которая с большим удовольствием впивается своим длинным клювом в головки маленьких лесных пичужек, чтобы поживиться их мозгом.

Степан Тудор очень хорошо и тонко показывает весь внутренний процесс постепенного перерождения отца Сойки в Риме:

«Сколько раз возвращался потом воспоминаниями в эти времена и никогда не смог осознать, когда в нем начался этот невидимый процесс, когда внутренняя его выжженность и пустота, окостенелые чувства обеды и отвращения начали оплывать холодными, как лед, каплями умозрительных выводов и калькуляций, переплавляться в холодный, добытый церковью опыт веков, который должен был служить сойкам.!!»

И молодой богослов Сойка уже в самом начале своей жизненной карьеры, в кельях папского Рима, с удовольствием повторяет один из староиндийских законов Ману:

«Господь сотворил разные классы людей из разных частей своего тела: браминов – из головы, чтобы знали его тайны и открывали их несознательным в случае надобности; воинов – из крови своего сердца, чтобы были горячи, как она, и не знали страха смерти; а нечистых париев – из задних частей своего тела, чтобы были нечисты, как они, чтобы жили, лишенные гордости... Так хочет господь, чтобы нижние слои покорялись высшим и чтобы никогда не возникала в их головах противная мысль. И чтобы это было неизменно, как неизменно приходит после зимы весна, а после лета – осень...»

Эта философия, хотя и заимствованная из чужой религии, полностью устраивает Сойку, который, отказавшись от сентиментальных заблуждений юности, решительно шагает по пути личного благополучия, какой бы ценой оно ни было добыто. Законы Ману полностью совпадают с циничной демагогией папства, утверждающего нерушимость социального устройства мира. В своем послании к американской католической иерархии папа Пий XII написал приблизительно то же самое, что сказано в законах Ману: «История всех времен учит нас, что всегда были богатые и бедные, что всегда будут богатые и бедные,– вот заключение, которое мы можем сделать из неизменных отличительных черт человеческой природы».

Михаил Сойка решил посвятить себя защите незыблемости именно такого социального строя, при котором богатые будут наживаться на эксплуатации бедных, и он, молодой униатский священник, в своей подольской глуши станет, помогая словом божьим господству богачей, сам расширять свое богатство. Однако, начиная свои философские изыскания, Сойка еще недостаточно ясно представлял себе все ухищрения иезуитской пропаганды, «неумолимой, как ртуть, и, как она, проникновенной».