Текст книги "Ночные птицы. Памфлеты"

Автор книги: Владимир Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Владелец многих прикарпатских лесов, граф Андрей Шептицкий мечет громы и молнии против тех единомышленников Сичинского, которые, как он выразился в своем послании, хотели бы «служить делу народа окровавленными руками». Митрополит Андрей Шептицкий не видит крови на руках у магнатов, ответственных за смерть крестьянина-бедняка Каганца, ему нипочем, что с окровавленными руками, под звуки полкового оркестра возвращаются во Львов австрийские уланы, расстреливавшие крестьянскую демонстрацию в селе Холоив, на Бродщине. Шептицкий боится только одного: как бы не взялись за оружие против его класса угнетенные украинцы.

В то же время, когда магнаты, заседающие во львовском суде, приговаривают Мирослава Сичинского к смертной казни через повешение, целая армия священников греко-униатской церкви, подчиненной Шептицкому, целая армия его агентов в черных сутанах пытается внедрить в народе слова митрополита о всемерном послушании, о том, что нельзя выступать против поработителей, стрелявших в народ, ибо это будет «политика без бога».

Все честное, прогрессивное в украинском народе еще в те далекие дни 1908 года видит, для кого таскает каштаны из огня Шептицкий. Ему не забудут умиротворительных призывов даже украинцы, живущие за океаном, кого нужда и безземелье погнали за куском хлеба прочь с родной земли в леса Канады и в прерии Соединенных Штатов Америки.

В 1910 году митрополит Шептицкий, объезжая Америку и Канаду, приехал в город Ванкувер, на Тихом океане. На заводах и фабриках Ванкувера работало много украинцев. После первой же проповеди, которую произнес митрополит рабочим-украинцам Ванкувера, они забросали его тухлыми яйцами и криками: «Предатель! На тебе кровь Каганца!»– прервали выступление князя церкви Андрея Шептицкого, не желая слушать его религиозную демагогию.

Тем не менее, стыдливо забывая эти выкрики, клерикалы Канады и по сей день в своих газетах окружают «белую голову» Шептицкого нимбом святого.

Не в пример некоторым, слишком доверчивым прихожанам, уверовавшим было в благородную миссию Шептицкого и ослепленным его внешней кротостью, все прогрессивные деятели галицийской интеллигенции раскусили хитрую тактику Шептицкого и подоплеку творимого мифа о нем как о добром митрополите.

Да, действительно, с одной стороны, митрополит жертвовал часть средств, получаемых им от эксплуатации прикарпатских лесов, на создание больниц и бурс – общежитий для украинской учащейся молодежи. С другой же стороны, он потворствовал введению целибата (безбрачия духовенства) в Станиславской и Перемышльской епархиях. А целибат приостанавливал естественный рост украинской интеллигенции из среды духовенства. Давая время от времени подачки голодающим украинским художникам и артистам, Шептицкий в то же время через своих приказчиков нещадно эксплуатировал рабочих на принадлежащей ему фабрике бумажных изделий во Львове «Библос». Не случайно на этой фабрике вспыхивали очень часто забастовки рабочих.

Среди приказчиков митрополита, участвовавших в подавлении забастовок и волнений лесорубов в прикарпатских лесах, не раз видели и пригреваемого Шептицким под крышей его палат управляющего имениями князя церкви, одного из вожаков украинских националистов, матерого террориста и германского шпиона по кличке Консул первый, Андрея Мельника (Скончался 1 ноября 1964 года в Кельне).

Клерикальная и прочая реакционная пресса в Галиции всячески превозносила и до сих пор превозносит за рубежом заслуги Шептицкого в организации и финансировании им «музея украинского национального искусства» во Львове, расположенного на улице Мохнацкого. Перед зданием этого музея высился поставленный еще при жизни мраморный памятник митрополиту. Князь церкви был изображен сидящим на своем кресле-троне с опущенной головой, погруженным в свои думы. Немало его дум было посвящено и созданию музея. Однако никто пока еще не видел вторую, тайную сторону замысла хитрого митрополита. Многие насильно обращенные в унию церкви Прикарпатья хранили ценнейшие памятники украинского народного искусства, отражавшего борьбу народа за свои права в те времена, когда не было еще на галицийских землях ненавистного галичанам ватиканского влияния. Сохраняясь преимущественно в сельских церквах, древние памятники церковного искусства, естественно, напоминали о доуниатских временах и служили большой преградой к латинизации обряда.

Шептицкий решает собрать все памятники в музей. Где бы он ни был, отовсюду снимал и свозил в свой музей памятники византийского, восточного искусства, создавая таким образом вакуум, в который очень быстро хлынули изготовленные в Ватикане лубочные иконы святой Терезы, Иосафата, Антония и других католических святых. В музей были отправлены ценнейшие памятники так называемого Манявского скита и других православных монастырей, на которые народ смотрел как на последние оплоты борьбы с ненавистной унией. При жизни митрополита они могли бы быть обозреваемы лишь небольшой группой специалистов и любителей украинской старины. Ведь очень трудно было предположить, чтобы гуцулы из Косова, или бойки с Ужокского перевала, или, скажем, учителя с Тернопольщины могли позволить себе такую роскошь, как поездка во Львов для посещения музея, созданного митрополитом для избранных, в центре польской колонизации на восточных окраинах буржуазной Польши.

В 1924 году во Львове была выпущена любопытная, хотя во многом и противоречивая, книга Андрея Каминского «Галиция – Пьемонтом». В ней дана удивительно точная характеристика митрополита:

«Деятельность Шептицкого является религиознополитической, деструктивной для нашего народа. Она возможна в таких размерах только потому, что галицийский народ и его интеллигенция – это бедная и пассивная общественность, настолько бедная, что половину мест и должностей держит в своих руках этот человек.

Это возможно потому, что политика целого долгого периода истории Галиции до нынешних дней им монополизирована. Так и сложилось, что каждая мысль, идея, действие, каковы бы ни были ее начало и дальнейшее продолжение, окончится фатально».

Даже одна эта история с организацией «украинского национального музея» во Львове показывает нам, как хитро и замаскированно действовал вождь униатских клерикалов Галиции Шептицкий. Его филантропическая деятельность была всего-навсего лишь политической мимикрией и составляла один ничтожный процент пользы против девяноста девяти процентов широкого разложения и деморализации народа.

Желая снять с себя ответственность за прямую латинизацию греко-католической церкви, Шептицкий вводил римский календарь, укреплял влияние ордена василиан, стремился к целибату духовенства через своих верных помощников, закоренелых и откровенных папистов, таких, как епископы Григорий Хомишин, Сотер Ортинский, и других.

Один из апологетов Шептицкого, некий священник Иван Рудович, сообщая подробности восшествия Шептицкого на престол митрополита, писал в сборнике «Богословие»: «Воля папы позвала к нам монаха-европейца в очень ответственный момент. В начале 1888 года война России с Австрией казалась неминуемой. За плечами Австрии стояла Англия, которая хотела при любом случае свести счеты с Россией в Азии... Бывший немецкий посол в Петербурге, железный канцлер князь Бисмарк лучше всего оценил украинский вопрос: для удержания равновесия и мира в Европе надо создать независимую Украину. Отрыв Украины был бы тяжелейшей ампутацией для России (курсив наш.– В. Б.)...Папа Лев XIII быстро ориентировался в запутанной мировой политике... Униатские планы папы велели ему заботиться еще больше о греко-католической церкви и об австрийских украинцах, которых русские православные круги считали забралом католицизма на северо-восточных окраинах Австрии. В 1888 году папа поднял вопрос о создании украинского грекокатолического патриархата во Львове и поручил конгрегации по пропаганде веры выработать план этого нововведения...» (Как это ни странно, обветшалую идею создания украинского патриархата с подчинением Ватикану католические иерархи выдвинули снова и в наши дни.

После праздника рождества в 1963 году новый папа – Павел VI назначил преемника Андрея Шептицкого, семидесятидвухлетнего митрополита Иосифа Слипого, прославившегося своим явным сотрудничеством с гитлеровцами, членом конгрегации для восточной церкви. При очередной номинации Ватикан присвоил Иосифу Слипому также редкий в католической церкви титул – архиепископа высшего разряда («Архиепископус майор»).

Титулованный таким образом Иосиф Слипый не преминул выступить на второй сессии вселенского собора и сказать, что, по его мысли, для пользы церкви в Восточной Европе нужно создать украинский патриархат.

Само собой разумеется, что и сам бывший коллаборационист, и вся католическая пресса в Европе, Соединенных Штатах Америки и Канаде высказывают единую точку зрения, что украинским патриархом может быть только Иосиф Слипый.

Таким образом, идея папы римского Льва XIII, подсказанная ему еще в конце прошлого века железным канцлером Бисмарком, снова пущена в обращение в Европе, где зреют силы немецкого реваншизма в Федеративной Республике Германии, которой правит Христианско-демократический союз.)

Вне всякого сомнения, в патриархи Ватикан намечал Шептицкого и именно потому так быстро возвел его на престол митрополита. Во время интронизации, сообщает Рудович, «выступал командующий Львовским корпусом, австрийский генерал Фидлер. Он вспомнил, что митрополит был когда-то австрийским солдатом. Армия является сильной, если в ней есть послушание, безотказное исполнение обязанностей и преданность. К выполнению этих заветов шел и идет митрополит, и они привели его на почетное, видное место генерала в христовой армии...»

Генерал во Христе и действовал по-генеральски!

21 августа 1914 года, когда уже грохотали пушки на фронтах первой мировой войны и тысячи жен и детей теряли своих мужей и отцов, одетых в солдатские шинели, Шептицкий обращается к верующим с таким циничным посланием:

«Тяжелые минуты переживает сейчас Австро-Венгерская монархия. Лютый враг, наш сосед, навязался, чтобы подкопать нашу дорогую отчизну в самых ее основах. С помощью измены и сеянием раздора между верноподданными скипетра наймилости-вейшего нашего императора и господина он довел дело до того, что седоглавый наш самый доброжелательный монарх, который горячо желал добра для своих народов и желал, чтобы благополучие провести в мире, был, однако, вынужден обратиться к оружию, призвать всех ему подчиненных под свой скипетр, дабы они стали мужественно на защиту наисвятейших и самых высоких имений чести и славы Австро-Венгерской монархии. Этот призыв нашел в сердцах верующих самый горячий отзыв. Все народы почувствовали боль за своего отца и господина императора. Все они с проявлением самой горячей любви, самой сильной привязанности и преданности вставали в ряды. А между ними и наш русский народ (то есть украинцы Галиции.– В. Б.)поступил так же, став плечо к плечу между всеми, и гордится этим.

Наши братья едиными устами возносят клич: «За императора нашего Франца-Иосифа и его династию, за отечество мы рады пожертвовать добром нашим и кровью!» Митрополит ординариат берет на себя благородную обязанность в том, что будет призывать верующих к горячей молитве. Всем священникам поэтому следует объявить верующим и отслужить торжественную службу за самое успешное действие нашего оружия в настоящей войне. На эту торжественную службу следует пригласить власти и школы, чтобы все вместе вознесли горячие молитвы за благо и долгоденствие нашего святейшего цесаря и господина и за хорошие успехи нашего дорогого отечества Австро-Венгерской монархии. После службы следует пропеть две строфы народного гимна».

Так повел себя митрополит и граф Андрей Шептицкий в дни войны, когда лилась кровь убиваемых во славу императора мирных людей. Он, исповедующий заповедь «не убий», этим своим посланием призывал убивать. Всем авторитетом церковного престола и иезуитским словоблудием он приумножал число смертей. И разве можно себе представить более угодническое послание высшего иерарха церкви, того самого, который спустя два десятилетия будет так же обелять и благословлять пришествие кровавого Гитлера?

В послании Андрея Шептицкого к верующим от 21 августа 1914 года явно выражены его ненависть к России, угодническая верность австрийскому, католическому престолу династии Габсбургов и как бы невзначай было обронено подлое слово «измена», с помощью которой якобы русские пытаются установить свое владычество в Галиции. Этим подлым, гадким словом, вырвавшимся из уст католического иерарха, несомненно была умышленно брошена тень на всякого западного украинца, который не сочувствовал захватнической политике Габсбургов, питал симпатии к России и не хотел стрелять в своих зазбручанских единокровных братьев, одетых по мобилизации в солдатские шинели. Разве не понимал Шептицкий, что и они, солдаты русской армии, без всякой охоты пошли на войну и не хотят умирать за чужие интересы? Конечно, понимал! Но, понимая, ратуя за победу австрийского оружия, он призывал убивать их и искать изменников среди своих подданных, которые не хотели этого делать. Его послание было психологической подготовкой и оправданием тех зверств, которые чинила австро-венгерская контрразведка.

После отхода русской армии из Галиции летом 1915 года австрийские власти жестоко расправились со всеми заподозренными в симпатиях к русским. Было повешено и расстреляно свыше шестидесяти тысяч галичан! Многие тысячи жителей Галиции были сосланы в концентрационный лагерь Талер-гоф, расположенный близ Граца, на месте нынешнего аэродрома. Жестокости, творимые австрийскими жандармами в этом лагере, были столь чудовищны, а количество погибших за его колючей проволокой было столь велико, что, когда я, побывав осенью 1963 года в Граце, попросил старожилов этого города показать, где был лагерь Талергоф, они, стыдливо потупив глаза, постеснялись быть гидами на этом месте пыток. И все это освящал и покрывал авторитет верного слуги Габсбургов Андрея Шептицкого!

Вскоре после того, как в дни первой мировой войны русская армия заняла Львов, граф Шептицкий по распоряжению военных властей за это и другие послания был вывезен в глубь России и там на правах почетного узника пребывал в Курске, Суздале, Ярославле почти всю мировую войну ¹.

⁽¹В книге «Мои воспоминания» Алексей Брусилов так рассказывает об этом:

«Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, с давних пор неизменно агитировавший против нас, по вступлении русских войск во Львов был по моему приказанию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его потребовал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных, против нас предпринимать не будет. В таком случае я брал на себя право разрешить ему оставаться во Львове для исполнения его духовных обязанностей. Он охотно дал это слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. Ввиду этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего».

Пусть же нынешние зарубежные адвокаты мертвого митрополита вспомнят этот факт и сравнят его с куда более гуманными мерами органов Советской власти, которые, отлично зная ряд антинародных и профашистских действий Шептицкого, все же не прибегли к таким действиям, как генерал Брусилов. А оснований для таких решительных действий у них было, как мы докажем дальше, более чем достаточно.)

Незадолго до Февральской революции русское царское правительство переводит митрополита из Суздальского монастыря в Ярославль. И здесь еще раз подтверждается народная пословица «Ворон ворону глаз не выклюет». В разгар войны, когда казна была предельно истощена, царское правительство присуждает Шептицкому ежегодное жалованье – четыре тысячи рублей в год золотом, то есть столько же, сколько получает православный владыка. А уже в половине марта 1917 года, сразу же после революции, приходит в Ярославль телеграмма от министра юстиции Временного правительства, небезызвестного Александра Керенского, о том, что «владыка свободен». И Шептицкий рвется в Петроград, где назревают новые революционные события.

Для чего? Быть может, для того, чтобы, как добрый пастырь, которому предписано Евангелием заботиться о голодных и угнетенных, измученных военными лишениями простых людях, быть с ними? Стать авторитетным защитником их чаяний и требований? Для того, чтобы узнать нужды рабочих города над Невой и побывать на заводах?

Как бы не так! У Шептицкого свои тайные цели, те же, что были, когда он жил на земле Австро-Венгерской империи и верно служил Габсбургам. Он стремится использовать выгодную политическую конъюнктуру для нужд униатской церкви.

На Николаевском вокзале русской столицы приверженцы митрополита встречают его в царской зале. Католический епископ Цепляк, хорошо известный по своим последующим контрреволюционным делам, приветствует Шептицкого на польском языке, вручает ему цветы и приглашает в палаты отсутствующего латинского архиепископа. После того как митрополит перенес инфлуэнцу, модную болезнь того времени, называемую сейчас гриппом, Александр Керенский присылает ему свою визитную карточку. Вскоре после этого грузный, дородный граф в мантии митрополита появляется по очереди в резиденциях Керенского, Милюкова, князя Львова, Монцилова, сахарозаводчика Терещенко и других деятелей буржуазного Временного правительства, находит с ними общий язык и полное взаимопонимание. С их помощью он выезжает в Киев. Центральная рада предоставляет Шептицкому трибуну во время одного из ее заседаний, и известный лидер украинского буржуазного национализма профессор истории Михайло Грушевский восторженно приветствует графа Андрея Шептицкого.

Распределена каждая минута. Надо использовать все, чтобы в этой смутной политической ситуации, которая сложилась в России и на Украине, укрепить позиции греко-католической церкви, покрепче зацепиться за украинскую землю над Днепром и за великосветские салоны Петрограда. Шептицкий высвячивает новых священников, устанавливает экзархаты, назначает генеральным викарием занятой еще русскими войсками части Львовской архиепархии бельгийского иезуита отца Бона, правит службы в киевском латинском костеле и затем возвращается опять в Москву и в город над Невой, хотя, казалось, по логике событий, ему бы надо поскорее следовать домой, во Львов, на Свято-Юрскую гору. Но не таков Шептицкий, чтобы проморгать удобные и такие важные исторические минуты, тем более что к освобожденному князю церкви относятся весьма благосклонно не только министры Временного правительства, но и многие православные иерархи. Один из них, красноярский епископ Никон, даже посылал Керенскому настойчивую телеграмму с просьбой немедленно освободить интернированного в Ярославле униатского митрополита.

Вместе со священниками католиками, родом москвичами, Шептицкий проводит реколлекции. Его окружают во время этих религиозных служб, заведенных в католической церкви еще основателем ордена иезуитов Игнатием Лойолой, такие последователи католицизма в России и сторонники Ватикана, как Дейбнер, Симацкий, Априкосов, Верховский, Колпинский, экзарх Леонид Федоров и не менее фанатичный последователь иезуитизма Зерчанинов. Они под предводительством Шептицкого проводят в Петрограде собор, на котором обсуждают, как лучше организовать униатскую церковь в России. Весьма примечательно, что на заключительное заседание собора были приглашены как почетные гости латинские епископы Ропп и Цеплян, настоятель мальтийского костела каноник Лозинский, профессор академии Тшецяк, директор гимназии католик Цибульский, епископ Боцян и другие.

Шептицкий просматривает хранящийся в Академии наук архив, вывезенный ранее с территории военных действий русскими властями и отыскивает там среди различных бумаг документ, которым папский Рим в свое время уполномочивал его управлять греко-католической церковью в России. Он показывает не без гордости этот документ латинским епископам и правит торжественную понтификальную службу в костеле Мальтийских рыцарей, на Садовой улице. Его избранники – униатские священники участвуют в демонстративном шествии латинян из костела святой Екатерины в костел на кладбище, расположенном на другом берегу Невы, за Финляндским вокзалом.

Чтобы продемонстрировать религиозное единение с униатами, латинский епископ Ропп, когда процессия приблизилась к балюстраде, где он ее ожидал, сошел вниз, взял за руку назначенного Шептицким экзарха Леонида Федорова и, как захлебываясь писали церковники, «провел по ступенькам и посадил возле себя, как некогда царь Соломон свою мать на златокованом кресле».

Во время всех этих демонстраций ясно проявились давние вожделения Ватикана – воспользоваться сменой правительства в России и укрепить свои позиции в столице свергнувшего царя государства и тем самым задержать рост революционных настроений в народе.

Митрополит Андрей Шептицкий выехал из Петрограда накануне июльских событий 1917 года. В тот момент, когда юнкерские и офицерские отряды расстреливали петроградских рабочих и солдат, поливая кровью торцы Невского проспекта, его эксцеленция был уже в Торнео, а оттуда переехал на берег Швеции, где его ждали австрийский и немецкий консулы. В Стокгольме, на вокзале, его встречала родная сестра «черного папы» – генерала ордена иезуитов графиня Ледоховская и пригласила Шептицкого в свой пансионат на окраине шведской столицы. Свидетельствуя свою прежнюю верность династии Габсбургов, митрополит шлет из Стокгольма приветственную телеграмму новому императору Австро-Венгрии Карлу Первому, поздравляя его с восшествием на престол и «высказывая свои сердечные чувства верности властелину Австрии».

И в тексте этой поздравительной телеграммы, и в ответном награждении Карлом Первым митрополита Шептицкого большим крестом ордена Леопольда с военными украшениями можно совершенно отчетливо проследить, кому служил всю жизнь митрополит. Его симпатии были всегда и везде на стороне угнетателей украинского простого люда.

Разве это не ясно хотя бы из следующего письма императора к митрополиту, отправленного из Рейхенау 27 августа 1917 года?

«Любимый архиепископ, граф Шептицкий!

Во время тяжелых испытаний, которые выпали на ваш родной край благодаря приходу врага, вы неустрашимо и мужественно доказали верность из-браннице-церкви, императору и державе и стойко перенесли также утрату свободы.

Ваше возвращение на отчизну дает мне милую возможность в благодарном признании напомнить ваше священное, патриотическое поведение, и как высокий знак этого дарю вам большой крест моего ордена Леопольда с военной декорацией.

Карл I».

Такими словами оценивал деятельность Шептицкого, который благословил десятки тысяч украинцев-галичан на убийственную войну с их братьями – надднепрянцами, австрийский император. А для того, чтобы придать еще больший вес своим словам, послал во Львов для торжественной встречи митрополита своего брата, члена императорской фамилии, кронпринца Вильгельма, кандидата в гетманы Украины.

...Пройдут годы. Разразится вторая мировая война. Во Львов ворвутся гитлеровские войска. И так же, как навестил в палатах митрополита накануне распада императорской Австро-Венгрии Вильгельм Габсбург, пришлет на Свято-Юрскую гору приветствовать престарелого иерарха, князя церкви его несомненный коллега – шеф гитлеровской военной разведки адмирал Канарис, тоже Вильгельм, но иного пошиба. Его доверенным лицом на этот раз окажется старый разведчик, приятель молодого Габсбурга, бывший сотник «украинской галицийской армии» и профессор теологии, Ганс Кох. Но об этом мы еще расскажем подробно, чтобы доказать: иногда история повторяется...

Едва вернулся Андрей Шептицкий в Галицию, как он немедленно спешит на помощь разваливающейся австро-венгерской монархии. Выступая как член палаты господ в парламенте Вены 28 февраля 1918 года, митрополит граф Шептицкий заверял австрийское правительство, что украинцы «смогут самым лучшим образом обеспечить свое национальное развитие под крыльями габсбургской монархии».

Но, невзирая на заступничество генерала от Христа и прочих генералов в австрийских мундирах, лоскутная австро-венгерская монархия все же развалилась.

К моменту ее кончины тысячи украинцев Галиции были соединены вместе в военную силу, вполне достаточную для того, чтобы при честном руководстве и революционных целях завоевать для Западной Украины ее национальные права, освободить ее от австро-польского гнета.

Однако духовный отец украинских националистов Шептицкий и шептитчина вместе с украинской буржуазной интеллигенцией повернули стихийный энтузиазм молодежи к ничейным результатам. Молодежь, сведенная в так называемую «украинскую галицийскую армию», была повернута плечами к польским завоевателям и уведена ее вождями – предателями якобы освобождать Надднепрянскую Украину с ее интеллигенцией, страну, давшую даже под гнетом русского царизма Шевченко, Гоголя и Лысенко, Котляревского и Грабовского. Митрополит Шептицкий, благословивший галицийскую молодежь в бесславный контрреволюционный поход на Киев, непосредственно участвовал в предательстве, которое привело ее к краху.

Пока галицийские «сичовые стрельцы» тысячами гибли от сыпного тифа на «большой Украине», во Львове укрепляли свою власть пилсудчики. И вовсе не случайно во всех шовинистических альбомах рядом с генералом Иосифом Галлером, приведшим из Франции польский экспедиционный корпус завоевывать Западную Украину, в качестве одного из главных «оборонцов» («защитников») Львова красуется изображение ближайшего коллеги Шептицкого, друга архиепископа Цепляка, римско-католического архиепископа во Львове Иосифа Бильчевского. Этот прожженный иезуит благословлял польских шовини-стов-колонизаторов на борьбу с украинцами, в то время как митрополит Андрей Шептицкий гнал их вооруженные отряды к Днепру, подавлять революцию на Украине.

Тем временем во Львов пожаловали почетные гости из командования войск Антанты и президента Вильсона – французский генерал Бартелеми, английский генерал Картон де Виятр, делегат Соединенных Штатов Америки профессор Лорд, английский полковник Смит.

Это по их прямому настоянию галицийские украинцы вынуждены были прекратить вооруженную борьбу за свой исконный исторический город, чтобы спустя некоторое время видеть, как под торжественный перезвон колоколов всех католических костелов и монастырей Львова по мостовым, на которых еще недавно алела кровь убитых украинцев, поедет маршал Франции Фош, один из создателей католического «санитарного» кордона против большевизма.

Ему, да и всем правительствам Антанты, заинтересованным в удушении молодой Советской власти, деятельно помогали создавать этот кордон не только военный министр из правительства Пилсудского генерал Станислав Шептицкий, папский нунций в Польше, монсеньор Ратти (будущий папа Пий XI), но также и митрополит греко-католической церкви граф Андрей Шептицкий.

Уже после разгрома гитлеровской Германии во Львове были найдены следы прямогоучастия митрополита Андрея Шептицкого в подготовке интервенции против СССР. В архиве одного разоблаченного украинского фашиста была обнаружена... ночная сорочка. Когда ее окунули в химический раствор, выяснилось, что на полотне сорочки написано донесение украинских буржуазных националистов – Костя Левицкого и бывшего диктатора ЗУНР (Так называемая «Западноукраинская народная республика».) Евгена Пет-рушевича. Избравшие местом своего жительства Вену, эти организаторы предательства интересов трудящихся после развала Австро-Венгрии писали на сорочке, которую повез их агент во Львов в 1922 году «межпартийной раде» всех украинских националистических партий, о недавней поездке митрополита Андрея Шептицкого в Америку:

«Ставим вас в известность, что митрополит сообщил из США, что его работа на политическом поприще приносит несомненные успехи. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не остыла, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится и к нам – непосредственно или через других лиц,– чтобы мы приняли участие в этой интервенции».

Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие друзья митрополита, не были удовлетворены тем, что отправили уже однажды, в первые дни мировой войны, на верную смерть почти целое поколение га-лидийской молодежи, призывая ее сражаться под знаменами Габсбургов за чужие, австро-германские интересы. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы Уинстона Черчилля. Еще в двадцатых годах нынешнего века они заискивали перед теми господами, которые сегодня стали хозяевами украинских националистов.

«...Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к явномувыступлению в наших интересах,– писали далее Левицкий и Пет-рушевич,– однако все свелось к тому, что английская Лига наций в Лондоне в ближайшие дни на собственные средства издаст брошюру о нашем деле, требуя признания самостоятельности Восточной Галиции. Большие услуги оказывают нам известные госпожа Дебуале и Черчилль... Нам удалось заинтересовать английские финансовые круги и галицийской нефтью...»

Однако надежды на англо-французскую интервенцию в России были отодвинуты, и генерал во Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим украинским националистическим окружением все больше и больше склоняется в сторону немецкого фашизма.

* * *

Еще в прошлом веке для большинства современников был загадкой не только крутой поворот этого блестящего австрийского драгуна к духовной карьере, но и многие его последующие действия. Одни польские магнаты, заинтересованные в сохранении своей экономической власти в Галиции, называли Шептицкого «великим человеком». Другие, недалекие «паны Заглобы» из родовитой шляхты,– «предателем польской нации», лишь потому, что граф вдруг заговорил на украинском языке – «хлопском наречии» и якобы «покровительствует гайдамакам». Они не могли простить Андрею Шептицкому того, что, принимая у себя в палатах генерала Станислава Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая дразнить окружавших его каноников возвращением к близкому ему польскому языку, говорил с братом исключительно на нейтральном, французском языке. Время от времени, дабы укрепить в народе легенды о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.