Текст книги "Ночные птицы. Памфлеты"

Автор книги: Владимир Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

«А наша встреча закончилась довольно странно,– оживляясь добавил адмирал.– Посмотрел я на Галана, на его обшарпанный вид и сказал:

«Можно вам сказать наедине несколько слов? Зайдем со мной в ванну!»

...Ни Путрамент, которого мы оставили одного, ни Галан, который пришел за мной, озадаченный, в ванну, не понимали, что стрельнуло мне в голову.

«Раздевайся, брате,– сказал я Галану, когда мы остались вдвоем.– Твои лахи уже ни до чего, а мне это убрання не нужно!»

С этими словами я снял мундир и сбросил потом с себя штатский костюм, который подарил мне генерал Бегма. Ярослав Галан сперва отказывался принять этот неожиданный подарок, а потом, когда я объяснил ему, что мы свои люди и нам этот «велькопанский цирлих-манирлих» в отношениях абсолютно ни к чему, разделся и сложил в кучу свою потрепанную на военных дорогах одежду. К счастью, у коридорной оказался утюжок. Она выгладила костюм Галану, он крепко пожал мне руку, сказал: «Вы хороший человек», и мы расстались друзьями...»

Эта бытовая история, услышанная из уст Собесяка, несколько отвлекла мои мысли от грустных воспоминаний о времени, когда кровавили нашу землю западные «культуртрегеры» с надписью «Готт мит у не» на немецких поясах и их распаленные ненавистью сообщники. Мне припомнилась первая встреча с Галаном, в редакции выходившей тогда во Львове польской партийной газеты «Червоны штандар». Я восстановил в памяти облик Ярослава Александровича в сером, слегка великоватом, но хорошо сшитом костюме, из-под которого выглядывала защитная гимнастерка. И еще я подумал о том, что не призывы к христианскому смирению и другим божьим благодатям, за кулисами которых пышно расцветала в годы оккупации старая заповедь «убий», а именно решительные действия честных, открытых, видящих будущее, таких людей, как Бринский, Собесяк, Ярослав Галан, сделали возможной нашу встречу в родной Москве в дни двадцатилетия Победы над гитлеровской Германией. И острой болью отозвалось в сердце сознание и сожаление о том, что Ярослава Галана нет с нами в эти дни.

* * *

Давно уже заросли будяками и чертополохом безыменные могилы всех этих черных, буй-туров, демьянов, орестов, чмилей, стахуров и Лукашевичей, которые, как говорит украинская пословица, пытались мотыгой замахиваться на солнце, идти против воли народа и исподтишка гуцульскими топориками убивать лучших его сыновей. Исчезло, кануло в Лету их пресловутое «подполье», и давно осыпались, прогнили последние схроны-бункеры, вырытые в лесах и оврагах, гробы для живых.

Жестоко ошибся презренный убийца, поповский выкормыш Илларий Лукашевич, докладывая своему фюреру Щепанскому под мостом у Гамалеевки, что писателя-атеиста Ярослава Галана нет.

Неправда! Он есть! Он жив! Он жив, как и его друг Степан Тудор. Галан с нами и сегодня, как бы ни хотели его видеть мертвым клерикалы и все враги коммунистического мировоззрения. Как и все настоящие, честные люди, вышедшие из народа, знавшие его извечные думы и чаяния, помогавшие ему идти к солнцу и сбивать преграды на своем пути, писатель Ярослав Галан и его книги не умрут никогда в памяти народной.

Рассказывая в одном из лучших своих памфлетов, «Сумерки чужих богов», о полном крахе многолетних вожделений митрополита Шептицкого, Ярослав Галан писал:

«Созванный в начале 1946 года собор униатского духовенства единодушно принял решение о полном разрыве с Римом и к тому же призвал верующих. Униатская церковь умерла год с лишним после смерти своего усерднейшего заступника– графа Шептицкого.

Это была смерть исключительно безболезненная; не было замечено ни одного случая «мученичества» или хотя бы даже протеста. Оказалось, что пациент скончался задолго до того, как была констатирована эта смертьI

Так бесславно погибла рожденная предательством и придуманная папством униатская церковь– один из авангардных отрядов Ватикана, служивший его захватническим целям покорения Востока».

Но у мертвой, еще заживо похоронившей себя церкви есть ее защитники и служители– живые мертвецы. Сбежав от народного возмездия на капиталистический Запад, они проклинают нас, грозят нам карой божьей и любыми способами стараются обелить покойного графа и его бесславное дело. Об одном из таких живых мертвецов– привидении из мюнхенских подвалов мы и расскажем сейчас...

«Соловьи» дальнего действия

Много пастырей божьих выпустил на стезю духовную Митрополит Андрей Шептицкий за долгие годы пребывания на командном пункте униатства – в своих палатах, расположенных на Свято-Юрской горе, во Львове.

Каких-нибудь кварталов шесть ниже его капитула, по улице Коперника, рядом с почтамтом, находилась главная кузница духовных кадров униатской церкви – Львовская духовная семинария. Краеугольный камень ее здания заложил некогда один из Габсбургов. Не только в села и города Галиции, Волыни, Закарпатья уезжали благословленные митрополитом ее выпускники – богословы, но и за океан, в далекую Канаду, в Бразилию, в Аргентину, в Соединенные Штаты Америки, повсюду, куда нужда и безземелье загнали тысячи украинских эмигрантов. И там, за океаном, их настигала черная тень крыльев питомцев Шептицкого.

Апологеты митрополита в предисловии к «Альманаху украинских католических богословов», выпущенному еще в 1934 году, вдохновенно писали:

«Львовская духовная семинария – это орлиное гнездо; из него один за другим бесконечно вылетали и вылетают орлы, что в полете в поднебесье увлекали и увлекают за собой народные ряды. Наша семинария – конструктивная единица, которая трудом многих поколений своих воспитанников вырвала нацию из сумерек и создала авангард, о который сто пятьдесят лет разбивались стремления всех враждебных сил».

Красиво сказано, не правда ли? Много тумана, выспренних фраз. Мы же скажем, что из этого, как назвали его богословы, орлиного гнезда вылетали, скорее, черные вороны мракобесия и модернизированные гитлеровские соловьи. Читатель, пожалуй, может усомниться в таком определении.

Но, проследив жизненный путь одного из воспитанников Львовской семинарии, хотелось бы доказать, кого на самом деле готовили в ее стенах по указке митрополита Шептицкого.

Итак, разрешите вас познакомить с одним из любимцев Шептицкого – богословом Иваном Гриньохом.

Уже в 1928 году он, молодой, двадцатилетний, уроженец Радеховского района, на Львовщине, появляется за партами семинарии, усердно изучает теологию и другие религиозные науки, старается изо всех сил, чтобы быть замеченным своим духовным начальством. Вскоре богословы выбирают Гриньоха председателем своей закрытой религиозной читальни. Потом он становится членом наблюдательного совета семинарского кооператива «Освобождение», стараясь подешевле купить в городе нужные богословам товары: канцелярские принадлежности, галантерею, почтовые марки. Начальство замечает предприимчивого богослова, и после окончания семинарии его посылают на «деквалификацию» в австрийский город Инсбрук, где в так называемом «канизиануме», за которым присматривает фашистствующий кардинал Инницер, Иван Гринь ох обучается иезуитской премудрости искусного проникновения в души верующих и одновременно защищает докторат.

В 1935—1936 годах молодой доктор богословия Иван Гриньох уже занимает приход в древнем Галиче. Он полновластный хозяин древней постройки XIII века – церкви Рождества Христова и двух дочерних церквей: деревянной – Святого Николая и каменной – Святого Димитрия. Гриньох правит службы, читает проповеди, в его заведении не только 2274 посещающих эти три церкви униата; даже 15 караимов Галича пытается обратить Гриньох в греко-католическую веру.

Патроном всех трех церквей, отданных под начальство Ивану Гриньоху в древнем Галиче, является сам митрополит Андрей Шептицкий. Чтобы оправдать его доверие, двадцатилетний неженатый богослов-целебс усердно ведет сыск в душах, особенно много времени уделяет исповедям. Такой сыск был очень выгоден Шептицкому и тогдашним властям буржуазной Польши.

* * *

...Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части немецкого вермахта врываются на окраины Львова. Загудели, встречая их, колокола многих униатских церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем капитуле: все черноризники готовятся встречать желанных гостей с христианского Запада, которые идут на Восток, очищать новые территории для себя и для религиозной экспансии униатской церкви...

Со стороны Яновской Рогатки во Львов врывается легион Степана Бандеры, прозванный гитлеровцами очень сентиментально—«Нахтигаль» («Соловей»).

«Соловьев» ведут по улицам Львова представитель немецкой военной разведки, отвечающий за их политическое воспитание, доктор Теодор Оберлендер, старший лейтенант Альфред Херцнер, отпетый террорист-националист Роман Шухевич и – кто бы мог подумать?! – доктор богословия Иван Гриньох.

Переодетый в мундир немецкого вермахта, капеллан Иван Гриньох бойко печатал шаг рядом с легионом по мостовым Львова. На его плече – желто-голубая ленточка, на кокарде – герб националистов – трезуб, на петлицах – крестик, а у пояса, на пряжке которого выбиты слова «Готт мит у не» («С нами бог»), висит в кобуре черный «Вальтер» № 3, стреляющий теми же самыми патронами, что и немецкие автоматы...

Одна сотня «Нахтигаля» бросается на Замарстиновскую улицу и к Газовому заводу, но основные силы «соловьев», ведомые командирами и капелланом Гриньохом, проходят под аркой стиля барокко, прямо к собору Святого Юра.

Под той же аркой в начале века проезжал дорогой гость митрополита – австрийский генерал Фидлер, и спустя сорок лет в повторении его маршрута «Нахти-галем» есть своя, традиционная преемственность и своеобразная символика.

Площадь перед капитулом, у собора Святого Юра, уже заполнена монахами, монахинями-василианками, богомольцами. Они уступают место легионерам «Нахтигаля», и те выстраиваются, устремив свои взгляды на палату митрополита, куда ушли их командиры и прибывший во Львов главный представитель абвера – доктор теологии, профессор Кенигсбергского университета и капитан разведки Ганс Кох.

Шептицкий принимает всех вожаков «Нахтигаля», по-отечески целует своего любимого воспитанника Ивана Гриньоха, и его эксцеленции никак не мешает при этом болтающийся на поясе богослова тяжелый немецкий «Вальтер».

После того как все уже обговорено конфиденциально и решено, что Ганс Кох, для лучшей координации действий армии и церкви, остается жить в палатах митрополита, гости и хозяин поднимают еще по одной рюмке зеленого «Шартреза», и привратник Арсений выкатывает тяжелое кресло, в котором восседает князь церкви, на балкон капитула.

С этого невысокого балкона под выкрики «соловьев» «Хай живе владыка!», «Хай живе украинский Моисей!» митрополит Шептицкий благословляет легионеров и собравшихся, приветствуя в древнем граде Льва «доблестную гитлеровскую армию».

Гудит древний колокол «Дмитро»; падают ниц монахи; усердно крестятся завтрашние убийцы львов-ской профессуры – «соловьи», их духовный наставник Иван Гриньох; и даже бывалый шпион Теодор Оберлендер осеняет свой мундир крестным знамением: один ведь святой отец у них, тот самый Пий XII, что молится на Латеранском холме за дарование победы гитлеровскому оружию.

Правда, торжественная церемония благословения «Нахтигаля» Шептицким несколько омрачается тем, что ровно в семь утра над соседней Свято-Юрской площадью появляются в небе два советских краснозвездных штурмовика и дают пулеметные очереди по расположившимся на площади гитлеровцам. С воплями и криками прячутся монахи и монахини в подземельях собора, прижимаются к стенам капитула легионеры из «Нахтигаля» и сам Теодор Оберлендер. Дюжий келейник Арсений укатывает в митрополичьи палаты кресло Шептицкого. Но никому из них еще не приходит в голову оценить появление советских самолетов как вестник неизбежного возмездия.

Вечером того же памятного дня старожилы Львова, по выбору «приглашенные» на торжественное собрание в здание «Просвiти», получили возможность вторично лицезреть доктора богословия Ивана Гриньоха.

В полутемных комнатах со скрипучими полами, еле освещаемых тусклым светом свечей, бродили приглашенные, не зная вначале, для чего их собрали. Инициаторы собрания, вожаки украинских националистов, опаздывали. Наконец в зале появился нынешний председатель «антибольшевистского блока народов», а в то лето первый оруженосец Степана Бандеры, Ярослав Стецько и тихим, перепуганным голосом, то и дело заикаясь, провозгласил акт о создании «украинского государства».

Смешно было смотреть на этого недоучившегося гимназиста из Тернополя, неизвестно для чего напялившего в жаркий вечер военный дождевик с поднятым воротником, и слушать его слова, произносимые от имени огромного, сорокадвухмиллионного, украинского народа...

Следующим оратором, выступившим вслед за новоявленным премьером «самостийной Украины», был отец Иван Гриньох.

Каким же образом очутился он снова во Львове?

Еще в то время, когда Гриньох сидел на парафии в Галиче, он был принят «для связи с архиепархией». Это жизненное предназначение карьеры духовного воспитателя «соловьев» было занесено в «Шематизм» митрополита – своеобразный перечень всех униатских кадров.

Перед нападением Гитлера на католическую Польшу, в 1938 году, неопресвитер Иван Гриньох был уже в составе ближайшего окружения Шептицкого. Выражаясь языком святоюрских аборигенов, Гриньоха «перенесли» из Галича во Львов.

Он поселился под боком у Шептицкого, на площади Святого Юра, в доме № 5, где проживало все епархиальное духовенство, обслуживавшее «Архикафедральный храм Святого великомученика Георгия», именуемый в народе запросто «Юром».

Покинув Галич, Иван Гриньох вместе с прелатом капитула Леонтием Куницким и более молодыми по возрасту – священниками Василием Белеем, Иваном Клюсом и Ярославом Совяком, являлся одной из самых значительных фигур среди приближенных митрополита Шептицкого. Когда же в апреле 1941 года военная референтура ОУН – «организации украинских националистов» – по поручению абвера-II приступила к созданию диверсионно-террористического легиона «Нахтигаль», националист Роман Шухевич через своих родственников, проживавших тогда во Львове, сообщил об этом князю церкви и попросил его откомандировать в легион одного из самых надежных своих воспитанников. Шептицкий понял, что легион создается по договоренности руководителя ОУН Степана Бандеры с немецкой разведкой. Бандеру митрополит знал лично: ведь подчиненный ему священник Андрей Бандера, заведующий парафией в Тростянце, близ Старого Угринова, был отцом этого отпетого террориста. В такую «фирму» надо послать кого-либо побойчее и посмекалистее из приближенных ему священников. Взгляд князя церкви падает на молодого неопресвитера, референта консистории и заместителя профессора духовной академии Ивана Гриньоха.

Тайно перебравшись через границу, Иван Гриньох с помощью первого же встреченного им на немецкой стороне офицера разведки попадает в Нойгамер, в Силезии, где уже в летнем военном лагере обучают «соловьев» Теодор Оберлендер, Альфред Херцнер и Роман Шухевич. В подготовку легиона немедленно включается и новый капеллан. На полевых богослужениях и в часы отдыха он начиняет мозги волонтеров ненавистью к коммунизму, рассказывает о том, что «будущая благородная миссия легиона освящена князем церкви Андреем Шептицким». 17 июня он приводит к присяге весь состав легиона «Нахтигаль», и «соловьи», целуя по очереди Евангелие и крест, клянутся совместно с войсками Адольфа Гитлера яростно бороться с большевизмом.

...И вот теперь они во Львове.

Даже очень далекий от симпатий к коммунизму американский историк Александр Даллин в своей книжке «Немецкое господство в России 1941– 1945 гг.» признает: «Сторонники Бандеры, включая и тех, из легиона «Нахтигаль», проявляли большую инициативу, проводили чистки и погромы».

В ночь с 3 на 4 июля 1941 года легионеры «Нахтигаль», заранее получив полное отпущение грехов у своего капеллана Ивана Гриньоха, участвуют в запланированной Гансом Кохом и Оберлендером операции по уничтожению ученых Львова. После короткого допроса и побоев ученых и их близких двумя партиями ведут на расстрел к ямам, заранее выкопанным в лощинах близ Вулецкой.

В то страшное утро, разбуженный арестом в вилле профессора Львовского политехнического института Романа Виткевича, его сосед и коллега инженер Тадеуш Гумовский, проживающий сейчас в Польше, видел из окна своей квартиры, по улице Набеляка, 53, что происходило в лощинах близ Вулецкой:

«Обреченных сводили четверками со стороны бурсы Абрагамовичей. Их устанавливали над самым краем ямы, лицом к нам. Солдаты, производившие экзекуцию, стояли по другую сторону могилы. После залпа почти все расстреливаемые падали сразу в могилу. Профессор Роман Виткевич перекрестился и в то же мгновение рухнул. Обреченные не были закованы. Считал четверки. Насколько припоминаю, их было пять. Среди смертников было три женщины. Все происходило быстро, потому что следующие четверки ждали уже своей очереди поблизости. После экзекуции могила была быстро засыпана и земля утоптана. Могилу засыпали те же солдаты».

Таковы суровые подробности той страшной ночи, когда был расстрелян 41 человек, услышанные нами из уст очевидцев. О ней мы еще расскажем подробнее...

Кто знает, если бы смертникам было известно, что человек, которому поручено руководство операцией, капитан разведки и ревностный теолог Ганс Кох, после долгой беседы с митрополитом и Иваном Гриньохом сладко почивает в капитуле на Свято-Юрской горе, быть может, обреченные приняли бы смерть без традиционного крестного знамения?

Уж слишком циничную роль сыграли в их судьбе религия и ее слуги, связавшие всю свою деятельность с кровавой практикой оккупантов. Если бы все эти подробности стали известны уже тогда вдове убитого в ту ночь академика-стоматолога Антония Цешинского, она не стала бы добиваться на следующий день аудиенции у митрополита Шептицкого.

«Пойдите, пане Розалия, к его эксцеленции,– советовали Цешинской соседи.– Это добрый, благородный человек, аристократ духом, к его слову прислушиваются немецкие власти, и, быть может, после его заступничества они выпустят вашего мужа из тюрьмы».

И, веря этим советам, не предполагая, что ее мужа, заслуженного ученого, уже убили, Розалия Цешинская пошла на Свято-Юрскую гору.

«Ведь он так хорошо знал моего мужа! – рассказывала мне об этом унизительном визите в 1960 году Розалия Цешинская.– Я плачу, умоляю митрополита помочь мне, а владыка отводит в сторону глаза и бормочет какие-то ватные слова о том, что «церковь не вмешивается в дела светских властей». Будто стена высокая выросла между нами».

За этой стеной во время визита, шурша очередными списками обреченных, помеченными грифом «Совершенно секретно», находился друг митрополита– профессиональный мастер шпионажа и специалист по Востоку доктор Ганс Кох,– это известно совершенно точно. Именно ему принадлежала дьявольская затея, чтобы польская профессура была расстреляна руками верных слуг фашизма – легионеров «Нахтигаля», украинской национальности.

...7 июля 1941 года, тщательно очистив свои мундиры и сапоги от пятен крови, забрызгавшей их одежду во время львовских экзекуций, легион «Нахтигаль» вместе с Теодором Оберлендером и капелланом Иваном Гриньохом покидают Львов и двигаются на восток, к Тернополю. Около трех часов дня первые машины с изображением силуэта соловья подъезжают к готическому костелу Фарни, и солдаты легиона, узнав, что в городе идет «акция» по уничтожению еврейского населения, осененные крестным знамением своего капеллана, поспешно спрыгивают с машин.

Они бегут, держа автоматы наперевес, помогать немецкой «зондеркоманде СД» «робити порядок з жидками»... Кому не удается получить ценные трофеи из имущества убитых евреев в Тернополе, тот нагоняет более удачливых коллег в местечке Сатанов, на пути дальнейшего следования «Нахтигаля», где «соловьи», уже самостоятельно, устраивают погром мирного местного населения.

Две недели «Нахтигаль» стоит в местечке Юзвин, близ родины выдающегося русского поэта Николая Некрасова. Ретивый капеллан вспоминает, что ему надо не только отпускать грехи погромщиков – убийц из легиона «Нахтигаль», но и, по заданию Шептицкого, нести на Восток слово божье. По приказу Гриньоха «соловьи» сооружают походный алтарь и разыскивают у местных старожилов церковные книги – Ветхий и Новый завет, Евангелие. После этого они сгоняют всех юзвинцев на площадь, где сооружен алтарь. Доктор богословия в немецком мундире, поверх которого надеты ризы, правит службу в честь победы гитлеровской Германии и потом в своей проповеди призывает жителей Юзвина всеми силами помогать гитлеровцам.

«Що то воно за птиця одна? – думали люди,– рассказывал мне старожил Юзвина, вспоминая это богослужение.– Зверху – нибы на попа подiбний, а пiд ризами – мундир нiмецкий. Говорить по-нашому, по-украiнськi, але наголос – без всякого сумнiву фа-шистовськiй».

Таким остался в памяти юзвинцев «соловей» в сутане, один из религиозных разведчиков Шептицкого– Иван Гриньох, которого отправил седой митрополит на Восток...

Когда осенью 1941 года легион «Нахтигаль» вместе с другим формированием националистов-измен-ников – батальоном «Роланд»(Им командовал бывший польский офицер, член ОУН Евген Побегущий) был преобразован во Франкфурте-на-Одере в обычный полицейский батальон для борьбы с партизанами в Белоруссии – «шуцманшафтбатальон-201», отец Иван Гриньох вместе с еще одним из учредителей легиона, нынешним резидентом американской разведки Юрием Лопатинским, остались, по указанию митрополита, в Берлине.

Шептицкий всегда умел смотреть далеко и, понимая, что теория блицкрига, запланированная немецкой военщиной, уже рухнула, предпочел оставить своих доверенных лиц в самом центре фашистского государства. «Разве будет нам полезно,– надо полагать, думал митрополит,– чтобы такой способный птенец-богослов, как Гриньох, вылетевший из гнезда духовной семинарии, бездарно погиб от пули белорусского партизана?»

Его берегут впрок, для будущих комбинаций, обозначая в «Шематизме греко-католического духовенства Львовской архиепархии» местонахождение Ивана Гриньоха скромной ссылкой: «О. Гриньох Iван, Др., на емiграцii»...

Так открывается новая страница в жизни прыткого богослова. Он не столь глуп, чтобы оставаться на советской территории. Значительно приятнее числиться в картотеке американского кардинала Спеллмана.

Бесной 1944 года, когда Советская Армия уже приближалась ко Львову, священник и доктор богословия Иван Гриньох, опять поспешно надев черную сутану, по поручению начальника бандеровской службы безопасности и обер-лейтенанта немецкой разведки – абвера Мыколы Лебедя вел во Львове переговоры с шефом СД провинции «Галиция» о сотрудничестве «организации украинских националистов»– ОУН с немецкими карательными органами. После этого Гриньох вел переговоры со специально приехавшим для встречи с ним представителем немецкого абвера доктором Фелем. Мастак по закулисным переговорам, Гриньох установил контакты с польским реакционным подпольем, которым руководил из Лондона Миколайчик, а также съездил по командировке львовского гестапо в Будапешт, где договорился с тогдашним венгерским правительством Салаши о совместных действиях против Советской Армии.

Как известно, все эти переговоры не привели ни к чему, и весной 1945 года, чтобы спасти свою шкуру, доктор богословских наук Гриньох бежит в американскую зону оккупации Германии. Уже в начале 1945 года вместе с террористом поповичем Василием Охримовичем Иван Гриньох едет в город Веймар, на встречу с бывшим президентом петлюровской директории Левицким. Оба они – Гриньох и Охримович – упрашивают дряхлого петлюровца и тайного сотрудника гестапо Левицкого «не организовывать никаких своих украинских комитетов, а поддержать центральное представительство украинской эмиграции».

В 1949 году, опять-таки по заданию Мыколы Лебедя, теолог Иван Гриньох связывается с крупным американским разведчиком Эйчем и с той поры, вместе с Лебедем, возглавляет продолжающиеся и поныне контакты националистического центра в Мюнхене с американской разведкой.

Соучастник расстрела львовских ученых, «соловей» в сутане обивает пороги Ватикана, его лелеет и голубит апостольский визитатор украинцев в Западной Европе высокопреосвященный Кир Иван Буч-ко – тоже один из воспитанников Шептицкого, и советует Гриньоху осесть в Мюнхене, где свила себе гнездо бандеровская клика. Кроме того, в этом самом Мюнхене, на Шенбергпгграссе, 9, существует украинское издательство, выпускающее газету «Христианский голос», в которой может успешно сотрудничать капеллан с фашистским акцентом.

Однако, как ни силится скрыть свое прошлое воспитанник седого митрополита, люди, порывающие с украинским национализмом, беспрестанно напоминают о нем, освещая тот туманный период в деятельности Гриньоха, который Шептицкий обозначил в «Шематизме» фразой: «в эмиграции».

Сброшенный на украинскую землю с американского самолета в мае 1951 года, арестованный и затем амнистированный Советской властью, бывший член руководства зарубежных частей ОУН и руководитель референтуры бандеровской службы безопасности Мирон Матвиейко в своем письме, опубликованном в советской украинской печати и за рубежом, заявил:

«Я свидетель так называемой «заграничной политики», то есть агентурных связей Мыколы Лебедя, Ивана Гриньоха с гитлеровским гестапо и с румынско-королевской сигуранцей, с мадьярской и другими разведками, с помощью которых они пытались связаться еще тогда с английской «Интеллидженс сервис». Я подтверждаю сотрудничество Бандерь^ Стецька, Гриньоха, Владимира Стахива, Юрия Лопатинского, Осипа Васьковича и Тюшки с гитлеровской разведкой до последнего дыхания гитлеровского третьего рейха. Вы, наверное, помните, уважаемые господа «премьер» Стецько, «министр» Владимир Стахив и «вице-президент» Иван Гриньох, как в то самое время, когда уже травился доктор Геббельс, вы ехали на машинах немецкой разведки в обществе представителя абвера доктора Феля и его помощников в Баварский лес, чтобы возглавить там антисоветскую часть организованной Гиммлером германской партизанской службы «Верфольф»? Если вы забыли это, господин Стецько, то я припомню вам, что это именно я, Мирон Матвиейко, перевязывал вам раны, которые вы получили от разрывных пуль во время обстрела немецких машин самолетами нынешних ваших американских друзей...»

Не только плевки гитлеровцев, но и раны американцев очень охотно забыли Стецько и Гриньох, стоило им только осесть в Мюнхене, почуять запах немецких марок, американских долларов и начать обслуживать шпионскую организацию генерала Рейнгарда Гелена и американскую разведку.

Бывший руководитель националистического подполья на Украине в послевоенные годы, под кличками полковник Коваль, Лемиш, Юрко, Медведь, а на самом деле Василь Кук, амнистированный по Указу Президиума Верховного Совета СССР, в своих открытых письмах, опубликованных в советской и зарубежной печати, писал:

«...Представители так называемой ЗН УГВР (Зарубежного руководства «украинской главной освободительной рады») в лице Лебедя, Гриньоха, Ребета и других в мае 1951 года подготовили и послали на американском самолете на Украину эмиссара Охримовича со специальным заданием для ОУН на Украине».

Как ни напутствовал и как ни осенял крестным знамением террориста поповича Охримовича доктор богословия Иван Гриньох, эмиссар довольно быстро попался в руки советского правосудия и был судим. В мае 1954 года в газетах Украины было опубликовано сообщение, из которого следовало, что «при изгнании гитлеровцев с территории Украины главари ОУН – Бандера, Охримович и другие, боясь ответственности за содеянные преступления, бежали в Западную Германию и,– как показал Охримович,– сменив своих хозяев, стали выполнять шпионские задания американской и английской разведок против Украинской ССР. В этих целях, обосновавшись в Мюнхене, они собрали там наиболее отъявленных бандитов из числа оуновцев и других преступных элементов и готовили кадры шпионов для заброски в Советскую Украину и страны народной демократии. Охримович показал, что он также обучался в одной из специально организованных шпионско-диверсионных школ в местечке Кауфбейрен, близ Мюнхена...»

По приговору Военного трибунала Киевского военного округа попович Василь Охримович был расстрелян. Его смерть оплакивали в Мюнхене другой попович – вожак террористов Степан Бандера и доктор богословия Иван Гриньох, как видно недостаточно вышколивший отпетого диверсанта.

Но «соловей» в сутане горевал недолго. У него под рукой были завербованные с помощью слова божьего и подписок, данных вербовщикам в американскую разведку, бандеровцы по кличкам Богдан, Орест, Влодко, Семенко, Любко и уроженец Коломышцины крестьянский парень Юрий Стефюк, по кличке Иван.

Доктор Иван Гриньох часто выезжает из Мюнхена на конспиративные квартиры в деревню Обер-бойрен, в города Кауфбейрен и Бодверисгофен и наблюдает, как офицеры американской разведки – Джон, Дейв, Стиф, Том и другие обучают поставленных им волонтеров шпионскому ремеслу. Они показывают завербованным, как надо закладывать мины, как стрелять навскидку, не целясь, из всех видов оружия, как бесшумно закалывать ножом часовых. Американские инструкторы обучают, как пользоваться радиопередатчиками, фотографировать тайные документы и военные объекты, и время от времени вывозят своих питомцев на аэродром близ Кауфбейрена, приказывая им прыгать с парашютами. Американские военные самолеты кружат над аэродромом, и из их люков то и дело выскакивают, падая на баварскую землю под разноцветными парашютами, кандидаты в шпионы, враги Украины.

А внизу за ними следит средних лет человек, в длинной сутане, с крестом на груди – доктор богословия, знаток «священного писания» и одной из заповедей христианства – «не убий». Знание этой заповеди отнюдь не мешает Гриньоху принимать участие в обучении кровавому ремеслу новых его воспитанников, как, впрочем, не мешало летом 1941 года готовить в легионе «Нахтигаль» убийц польских профессоров и еврейских детей. Часто, когда обучение кончается, Иван Гриньох, Юрий Лопатинский в сопровождении американских офицеров едут на военных «джипах» к дому № 8 по Бухлейштрассе. Там, за столом, уставленным бутылками с джином, виски и ляймджусом, они обсуждают «деловые» качества каждого из обучаемых новичков.

Иван Гриньох предлагает американцам обратить особое внимание на Юрия Стефюка. Как-никак, этот оуновец с лета 1944 года и по 1947 год был в боевиках Рена, Дидика, Бродича, которые действовали на территории Польши, близ Санока. Он нападал на польский город Балигрод, на село Лупков. Такой националист, как Юрий Стефюк, набивший себе руку в разных операциях, по мнению Гриньоха, заслуживает особого задания. Ему поручают разведать расположение советских военных гарнизонов в Станиславской и Черниговской областях, подыскать такие пункты в Карпатах, куда бы в случае войны американцы могли сбрасывать военные десанты и оружие. Стефюку приказывают передать по радио в Мюнхен все подробности о военных аэродромах и радарных станциях в Карпатах.