Текст книги "Ночные птицы. Памфлеты"

Автор книги: Владимир Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Это было, когда польское правительство начало забирать так называемые поуниатские церкви на Холмщине, а папа Пий XI продал их наконец пилсудчикам за два миллиона злотых. Только по тактическим соображениям Шептицкий держал при себе некоторых священников, склонившихся к православию, либо назначал в епископы не очень нравившихся Ватикану иерархов. Генерал во Христе, Шептицкий, предпочитал быть «бархатным диктатором», нежели унтер-офицером Пришибеевым. Он понимал, что всякие крутые меры против народа, который не раз поднимался против насильственной и быстрой латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова народные волнения в большем масштабе и ускорить процесс революционного брожения в Галиции. Гибкий, осторожный метод действий по осуществлению планов Ватикана казался кое-кому либерализмом Шептицкого, его «симпатиями к православию», но этот либерализм только лил воду на мельницу митрополита.

Мечтая о распространении католицизма на Востоке и о том, как бы ему закрепиться в России, митрополит Шептицкий знакомился с научным социализмом. И осенью 1939 года, и накануне смерти Шептицкого мы видели в его кабинете на одних и тех же полках его богатой библиотеки вместе с папскими буллами и энцикликами полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, сочинения Ленина и даже... «Краткий курс истории ВКП(б)».

После вторжения гитлеровцев население Львова да и других оккупированных областей Западной Украины обязано было под страхом строжайших репрессий сдать для сожжения эти и другие советские издания. Андрей Шептицкий мог считать для себя совершенно необязательными подобные приказы немецкого командования. Разве виднейшие чины гестапо не знали, что князь церкви если и знакомится с марксизмом-ленинизмом, то только для того, чтобы «поражать его в самое сердце»?

Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечитывал «Диалектику природы», «Капитал» и «Анти-Дюринг» с тем, чтобы изучить основы научного социализма и всеми силами своего разветвленного церковного аппарата бороться против ненавистного ему с детства «опасного» учения, все больше и больше проникавшего в Западную Украину и поднимавшего народ на единственно правильный путь борьбы с захватчиками. Волнения прозревающего народа не могли уже быть остановлены так, как это было в начале XX века. Народ втягивался все больше и больше в революционную борьбу, и ни «осадники», ни «корпус охраны пограничья», ни концентрационные лагеря, подобные Березе Картузской, ни Луцкая и Дрогобычская тюрьмы не могли повернуть вспять колесо истории.

В это время активизируются отряды католицизма, и в первую очередь приводится в состояние боевой готовности греко-католическая церковь – один из его наиболее воинственных отрядов, священнослужители которой для удобства проникновения в души верующих украинцев говорят на их родном языке.

Граф в мантии митрополита созывает в свою палату на Свято-Юрской горе самых верных представителей ренегатствующей украинской буржуазной интеллигенции и духовенства.

Оставляя в книге посетителей свои автографы и целуя затем перстень на морщинистой, дряблой руке князя церкви, возле его трона рассаживаются судебный советник в отставке Алексей Саляк, один из бывших руководителей «сичовых стрельцов» – доктор Мыкола Галущинский, священники Петр Голинский и Иосиф Раковский, лица светские – Роман Гайдук, Алексей Мельникович и представительница верующих католичек, исступленно обожествляющая Шептицкого, Мария Янович.

Митрополит по-отечески благословляет каждого из них и затем предлагает подписать программное заявление об организации «украинской народной католической партии». Он говорит, что идеологическую подготовку к созданию такой партии можно считать завершенной. Подготовка эта проводилась на протяжении нескольких лет в католических изданиях, созданных Шептицким,– «Нова зоря», «Мета» и «Правда». Митрополит выражает надежду, что новая партия сможет довольно быстро занять видное место в общественной жизни Галиции. Она будет тараном в общих мероприятиях по укреплению католицизма, известных в народе под названием «католического действия».

Приглашенные расписываются в программном заявлении «за организационный комитет» и датируют заявление октябрем 1930 года. Правда, кое-кого удивляет, что среди подписей нет имени главного вдохновителя и организатора католической партии – самого графа Андрея Шептицкого, но князь церкви, создавая еще одну фалангу воинствующего католицизма и одновременно мышеловку для поимки оппозиционно настроенных галичан, остается и на сей раз верен своей излюбленной манере – быть в тени и дирижировать незаметно для широких масс через подставных лиц с холмов Свято-Юрской возвышенности, подобно тому как его святейший патрон дирижирует подготовкой к новой мировой войне через господина Видалэ и других верных агентов Рима.

Так во Львове, городе трех митрополий Ватикана – римско-католической, греко-католической и армяно-католической (последняя в годы немецкой оккупации занималась вербовкой польских армян в гитлеровский «армянский легион»), появляется еще один центр для вмешательства в общественно-политическую жизнь галичан – «украинская народная католическая партия».

Для того чтобы создать популярность новой, создаваемой по указанию Ватикана партии и утвердить в народе мысль о ее «оппозиции» к правительству Речи Посполитой, львовская полиция с места в карьер конфискует первое издание программного заявления.

Митрополит Шептицкий предпринимает «интервенцию». Он звонит официальным чинам полиции, воеводства, обращается в Варшаву и конечно же добивается снятия цензурного запрета. Цель достигнута вдвойне: широким кругам украинцев становится ясно, что пилсудчики «недовольны» новой затеей Шептицкого. «Святоюрские крысы» немедленно используют этот предлог для распускания новой волны слухов о том, что «Шептицкий защищает украинцев». Кроме того, на новом издании программного заявления появляется строчка: «После конфискации– второе издание». Этот гриф придает затее святого Юра характер таинственной сенсации. А сенсация почти всегда залог популярности!

Восьмой пункт программного заявления проливает свет на идеологические основы создаваемой партии:

«В общественно-экономической политике стоим на позициях сохранения хозяйственного равновесия и общественной гармонии и в свою очередь со всей решительностью осуждаем идею классовой борьбы».

Уже один этот пункт вполне характеризовал кулацко-реакционную сущность новой партии. Ее более далекие политические цели были скрыты религиозно-исторической фразеологией в девятом и десятом пунктах:

«Считая христианско-католическую религию основой всечеловеческой культуры и национального прогресса, стремимся обеспечить полную свободу католической церкви, охраняемую конкордатом с апостольской столицей, стремимся проводить соответствующее влияние на воспитание молодежи и общественную мораль, в то же время боремся с течениями бесконфессиональности, масонства и сектантства.

...Верные исторической миссии и национальной традиции нашей земли, хотим быть посредником между Западом и Востоком, принимая от первого и передавая второму культурные ценности католического мира».

Такова была вуаль из блудливых, высокопарных фраз, наброшенная агентом Ватикана графом Андреем Шептицким на действительные политические цели «украинской народной католической партии». Ее воинственную программу были призваны выполнять под руководством дряхлеющего князя церкви его агенты, проведшие свои молодые годы в Риме и нашпигованные советами прелатов из таинственной «пропаганды».

Однако события того же октября 1930 года на землях Западной Украины разрушили всякие надежды «хозяйственного равновесия» и «общественной гармонии», к которым стремился митрополит и его новая партия. По всему миру проносятся вести о кровавой «пацификации» на окраинах Малополыии. Таким нежным словом «умиротворение» называют пилсудчики кровавые экспедиции против украинского населения в Западной Украине. Сжигаются целые села, население бежит в леса. Наиболее активная его часть берется за оружие, сжигает панские экономии, нападает на «осадников»... И вот в ту страшную своими событиями осень 1930 года, осененные крестным знамением митрополита, центральные комитеты партий украинской буржуазии принимают и затем печатают в органе УНДО – украинской буржуазии – «Дiло» такое циничное заявление:

«Подтверждается, что организованноев политических партиях и общественно-культурных организациях украинское общество не может нести общей ответственности за поступки, исполняемые тайными конспиративными организациями или отдельными личностями, которые не подлежат общественному контролю и не могут ему подлежать...

В частности, что касается массовых пожаров... подтверждается, что, поскольку они и в самом деле являются делом украинских рук, то они с национальной точки зрения бесцельны, лишены политического смысла и неоправданы никакими, даже революционными целями».

И никаких слов осуждения по поводу карательных экспедиций, против политики Пилсудского, против угнетения украинского населения.

Правда, в буржуазной газете «Дiло» от 5 октября 1930 года напечатана маленькая заметочка о поездке Шептицкого в Варшаву, где он говорил с польскими министрами о пацификациях и жаловался на некоторые злоупотребления (!) властей, но если и протестовал против них, то лишь потому, что они бросают население в руки коммунизма. Вот чего, оказывается, пуще всего на свете боялся духовный вождь галицийских священников – коммунизма!

Ему было безразлично, что сгорают целые украинские села, подожженные польскими уланами, что тысячи украинцев холодными дождливыми ночами бегут с насиженных мест в леса Тернопольщины и Ровенщины, что подчас за один портрет «гайдамака» Тараса Шевченко, найденный в сельском «Просвете», население подвергается неслыханным репрессиям. Если он, называвший себя «духовным отцом украинского народа», и был взволнован всем этим, то лишь потому, что боялся роста революционного движения. И здесь в каждом действии Шептицкого и церкви явно проявляется классовая сущность религии – адвоката и помощника угнетателей.

Через два номера, в газете «Дiло» за 7 октября, мы читаем еще более циничное заявление митрополита графа Андрея Шептицкого о его поездке в Варшаву:

«Говорил я в Варшаве с министром внутренних дел генералом Складковским, с вице-премьером министром Беком и с бывшим премьером, полковником Славеком.

Вопрос: Не могли бы вы, ваша эксцеленция, воспроизвести беседу с министром Складковским и сообщить, верен ли опубликованный польской прессой ход беседы? (В «Экспрессе Поранном» за 2 октября 1930 года было напечатано следующее заявление Шептицкого: «Моя беседа с господином министром Складковским удовлетвориламеня.– В. Б.)

Ответ Шептицкого: Опубликованная в польской прессе моя беседа с министром г. Складковским не верна. Что же касается отображения этой беседы, то это сделать тяжело, ибо на эту тему я говорил и с другими лицами. А если бы и можно эту беседу точно воспроизвести, то я не мог бы этого сделать по следующей причине: в Варшавской правительственной прессе указано, что беседы министров со мнойявляются правительственной тайной, и поэтому излагать их дословно я считал бы не дискретным».

В этом ответе, казуистическом и предельно лицемерном, весь Шептицкий, воспитанник иезуитов, польский граф, ставший по велению своего класса магнатов и промышленников и по указу папы духовным руководителем греко-католической церкви, пытающейся распространить влияние на все украинское население Западной Украины.

«Пацификации» тем временем в разгаре. «Осад-ники» и жандармы из «корпуса охраны пограничья» свирепствуют в селах Волыни и Галиции. В Варшаве же седобородый генерал во Христе, называемый кое-кем из его почитателей «украинским Моисеем», развлекается тем, что едет (как это следует из газеты «Дiло» за 14 октября 1930 года) на раут к министру Залевскому, данный по поводу окончания конгресса по борьбе с... живым товаром. Почетные гости, окружив легендарного митрополита, заодно с ним проливают слезы и шампанское по поводу роста проституции в мире. А приблизительно в это же самое время комендант Варшавы, видный пилсудчик и будущий посол Речи Посполитой в Ватикане, адъютант Пилсудского, генерал Венява-Длугошовский, выстроил шутки ради на Маршалковской проституток ночной столицы, под звуки ресторанного оркестра ведет их строем к Главному вокзалу, а нарядные дамы высшего света рукоплещут с балконов новой проделке весельчака-генерала.

Где-то севернее, в городе Вильно, ревностный католик, будущий премьер польского эмигрантского правительства в Лондоне, виленский воевода Эдуард Рачкевич развлекается примерно тем же. Он наносит очередной визит в фешенебельный публичный дом «тети Рузи» (главная штаб-квартира немецкой разведки на Виленщине) и, к своему несчастью, одетый далеко не по моде, пляшущий с девицами «тети Рузи», попадает в объектив предприимчивого репортера. Ближайший же друг Андрея Шептицкого, один из руководителей УНДО, доктор Дмитро Левицкий (посещавший в ту же осень 1930 года вместе с князем церкви и епископом Бучко львовского воеводу по поводу «пацификаций») делается популярным отнюдь не по причине своей политической деятельности. В одном из заведений такого же пошиба, как салон «тети Рузи», в городе Львове у председателя УНДО Дмитра Левицкого исчезают деньги. Проснувшись в состоянии тяжелого похмелья, он мчится в соседний участок полиции, требует розыска украденных денег, не предполагая, что уже в вечерних выпусках львовских газет вся история покражи будет предана широкой огласке.

Такие вот «духовные отцы» обманывают народ, пытаются загнать его в новую партию, где будет сохранено «хозяйственное равновесие» власть имущих и будет насаждаться с помощью полицейских комиссариатов царство «общественной гармонии».

19 октября 1930 года бывший президент петлюровской директории Андрей Левицкий делает в «Дiле» следующее заявление:

«Совершенно очевидно, что саботаж в Восточной Галиции был делом рук безответственных единиц, которых использовала коммунистическая пропаганда в целях обострения польско-украинских отношений. Это обострение выгодно Москве и III Интернационалу».

26 октября 1930 года то же «Дiло» публикует обращение митрополита Андрея Шептицкого, в котором говорится:

«Тяжелые времена и приближающиеся черные тучи вынуждают нас объединиться еще больше, чем раньше, и, основываясь на божьем праве и собственном сильном единении, защищать все то, что нам дороже и святее всего. Поэтому призываем всех католиков-украинцев организоваться в католическом союзе... Христос – наша сила!»

В органе самого Шептицкого, в газете «Нова зоря», печатается обращение по поводу пацификаций, в котором, между прочим, сказано:

«Подчеркиваем со всей силой, что мы среди самых тяжелых условий жизни нашего народа в этом государстве никогда не желали и теперь не желаем себе отрыва украинских земель от Польши с целью присоединения их к большевистскому государству».

Большей откровенности быть не может. Оказывается, не отблеск пожаров на «кресах» видел с высоты Свято-Юрского холма митрополит, а рост коммунистической опасности. «Умиротворяют» его паству каратели, обученные братцем митрополита, генералом маршала Пилсудского, «умиротворяет» и он сам, генерал во Христе, с помощью слова божия, и по его велению «умиротворяют» население тысячи агентов в черных реверендах, обращаясь, когда не помогают проповеди с амвона, в ближайшие постерунки полиции «панства польского».

16 марта 1920 года парижская газета «Матен» писала:

«Великая Польша, распространяющая при помощи Украины свое влияние от Риги до Одессы,– такова основная цель, вокруг которой вертится вся восточная политика Ватикана».

Одной из самых крупных шестерен в этой восточной политике и был в двадцатые годы именно сиятельный князь церкви митрополит Шептицкий...

Когда генерал во Христе понял, что «украинская народная католическая партия» не в состоянии утихомирить народ, он начинает действовать языком военного приказа.

«Осторога его эксцеленции, высокопреосвященного митрополита Кир Андрея Шептицкого перед угрозой коммунизма», опубликованная в 1936 году, начинается словами: «Кто помогает коммунистам в их работе, даже чисто политической, предает церковь!»

Трудящиеся всего мира объединяются для отпора «коричневой чуме». Призывы Народного фронта звучат во всем мире. А в Западной Украине первый покровитель украинских фашистов граф Шептицкий в своем «предостережении» утверждает: «Наступила минута, когда надо беспрестанно напоминать, что «народный» или «людовый» фронт является противонародным»...

Но обстоятельства времени все же требуют от Шептицкого, чтобы он разъяснил пастве в своей «Остороге», которую читает с амвонов целая армия его подручных в длинных реверендах, чем же все-таки является фашизм, против которого зовут выступить угнетенных всего мира коммунисты. И вот тогда голос Шептицкого сразу приобретает вкрадчивое, бархатное звучание. Оказывается, «даже там, где никакого фашизма нет, как, например, во Франции, в Испании, в Чехословакии, большевики начинают кричать о фашистской опасности и о необходимости, чтобы все недовольные соединились вместе перед этим маревом неволи – фашизмом, который, подобно черной туче, грозит всем народам Европы.

Словом «фашизм» коммунисты называют народные партии, всех националистов во всех странах».

Это писал и говорил старый немецкий агент граф Шептицкий в то самое время, когда готовился Мюнхен и захват Чехословакии, когда из безоблачного неба Испании «Хейнкели» и «Савои» со свастиками на фюзеляжах обрушивали смертоносный груз бомб на Гернику, на Мадрид, на другие города Испании, убивая сотни испанских женщин и детей!

Это вещал Шептицкий, когда папа римский, его повелитель, благословлял берсальеров Муссолини идти убивать и травить газами христиан Абиссинии!

Это писал и говорил, требуя, чтобы его слова, изложенные в брошюрках библиотеки «Свет солнца и любви», распространялись в народе, граф Шептицкий, в тот самый год, когда гитлеровский шпион Отто Абец организовывал широко разветвленную «пятую колонну» во Франции, покупал оптом и в розницу целые кабинеты французского правительства и министров католиков Даладье, Рейно, Боннэ. Немецкий агент Шептицкий обманывал народ, призывал его к ненависти против Советской власти и «красной Москвы», в то самое время как у него по соседству ревностные католики в синих мундирах польской полиции и агенты дефензивы забивали насмерть в лагере Березе Картузской борцов с фашизмом, лучших сынов украинского и польского народов...

Это писал и говорил Андрей Шептицкий, тот самый князь церкви и «украинский Моисей», который семью годами позже, уже после разгрома немцев на Волге в 1943 году, все еще надеялся на победу фашизма и писал: «Ближайшее весеннее наступление немецкой армии нанесет последний и окончательный. смертельный удар Красной Армии»...

А еще раньше, 30 июня 1941 года, не успели гитлеровцы ворваться во Львов, как в соборе Святого Юра был отслужен торжественный молебен в честь немецкой армии. Целая стая приближенных к Шептицкому греко-униатских священников, надрываясь от усердия, пела «Многая лета» палачам украинского народа – немецким фашистам, клейменным свастикой. Сам митрополит Андрей Шептицкий обратился со словами нежнейшего приветствия к гитлеровской армии и Адольфу Гитлеру, оправдывая тем самым свою репутацию давнего немецкого агента.

В своем послании к духовенству от 10 июля 1941 года, которое было опубликовано не только в «Архиепархиальных ведомостях», но и на страницах так называемой «светской» фашистской прессы, генерал во Христе писал:

«Там, где нет еще управления громады и местной милиции (читай: полиции.– В. Б.),надо организовать выборы общественного совета, войта и начальника милиции. Если же нельзя будет провести выборы без партийных раздоров, которые являются руиной и несчастьем нашего дела, душепастырь должен своей властью назначить войта, советников и начальника милиции, напоминая верующим необходимость по– слушания сначала для немецкой военной, а впоследствии и гражданской власти...

Надо также обратить внимание на людей, которые искренне служили большевикам... опасаться их и не допускать ни к какой общественной работе...

Душепастырь обязан иметь наготове флаг немецкой армии... на нем на белом фоне должна быть вышита свастика...»

Таким образом, уже из текста этой инструкции становится ясно, что та самая греко-католическая церковь, которая, если верить клерикалам, «не вмешивалась в политику», с первых дней немецкой оккупации не только приветствовала оккупантов, но и принимала прямое участие в создании органов гитлеровской администрации, призванных помогать немцам грабить Украину.

* * *

До окончательного изгнания гитлеровцев с земель Западной Украины в палатах митрополита Шептицкого среди различных почетных посетителей, которые подходили к креслу князя церкви, были и губернаторы «дистрикта Галиция» генерал-майор СС Карл Ляш и штандартенфюрер СС Отто Вехтер, шефы гестапо бригаденфюрер СС Фриц Кацман и комиссар Витиска, полковники войск СС Альфред

Бизанц и Фрайтаг, «фюреры» украинско-немецких националистов Кубиевич, Андрей Мельник, Шепарович и многие другие видные чины гитлеровского рейха и их прислужники. С ними часами задушевно беседовал верный наместник Ватикана Андрей Шептицкий, согласовывая совместные обращения к народу Галичины о сдаче налогов—контингентов, о вывозе в Германию мирного населения, хотя он прекрасно знал, что руки посещающих его посланцев Гитлера в крови убитых ими жертв.

Шептицкий в разное время жизни настолько открыто выражал симпатии классу угнетателей, что иной раз Ватикан одергивал его за это. Даже русский поверенный в Риме Н. Бок сообщал в Петроград после Февральской революции Временному правительству: «Насколько мне известно, Шептицкий никогда не был здесь на хорошем счету, и, отдавая должное его заслугам, Ватикан не переставал осуждать его увлечения политикой. Только преследования и ссылки, которым его подвергала Россия, сделали его временным героем в Ватикане... Ведь как-никак, но на Россию Ватикан никогда не переставал смотреть как на тучную ниву, которая может дать ему когда-нибудь обильную жатву. Игра же Шептицкого способна сильно повредить таким расчетам. Слишком ярко клеймо его на прививаемом им капитализме, клеймо, дающее сильное орудие против католичества всем его врагам». А как стало заметно это клеймо, когда его подсветил кровавый отблеск фашистской свастики?!!

Ничего противоестественного и необычного, конечно, не было в том, что видные чины гитлеровской Германии по приезде во Львов считали своим прямым долгом наносить визиты митрополиту Андрею Шептицкому и консультироваться с ним, пользуясь для поддержки своих карательных мероприятий его авторитетом.

Дело в том, что и во второй мировой войне военные цели гитлеровцев во многом совпадали с замаскированными религиозной демагогией политическими устремлениями папского Рима, представительством которого являлась возглавляемая Шептицким греко -католическая церковь—детище ненавистной для всего украинского народа унии. И у тех, и у других были одни устремления – на Восток.

Отличный знаток военных вопросов, митрополит Андрей Шептицкий выполнял по заданиям германского генерального штаба и «святой конгрегации» глубокую разрушительную работу, направленную во вред революционному национально-освободительному украинскому движению, и всеми путями препятствовал с помощью сложнейших уловок соединению галицийских украшщев в их революционных стремлениях с украинцами надднепрянскими и со всем русским народом.

Ведь господство Ватикана рухнуло и оборвалось с утверждением на землях Западной Украины Советской власти.

Весной 1940 года первые тракторы Харьковского и Челябинского заводов, ведомые молодыми колхозниками Тернопольщины, выехали на монастырские поля. Социализм шагнул еще дальше на Запад. Тысячи священников лихорадочно пытались установить новый «санитарный» кордон против идей социализма на границах Венгрии, протектората Чехии и Моравии и «Генерального губернаторства». В тяжелые дни гитлеровского нашествия они восторженно приветствовали немецкую армию, служили молебны в честь Адольфа Гитлера, а граф Шептицкий снаряжал подвластных ему попов капелланами в благословленную им дивизию «СС Галиция», подчиненную лично рейхсфюреру СС Гиммлеру.

* * *

Шептицкий умер в ноябре 1944 года во Львове и похоронен в подвалах собора Святого Юра.

Одиннадцать лет спустя после смерти митрополита, в 1955 году, папский Рим поставил вопрос о причислении покойного к лику святых. Один из биографов и воспитанников Шептицкого, некий священник М. Гринчишин, немедленно выпустил на итальянском языке жизнеописание нового кандидата в святые. Другие деятели греко-католической церкви в Европе и за океаном, особенно в Канаде и Соединенных Штатах Америки, начали усиленную, так сказать, «предвыборную» кампанию за будущего униатского святого. В различных клерикальных изданиях стали появляться огромные статьи о Шептицком, прославляющие «заслуги» этого «украинского Моисея»; огромными тиражами выпускались и раздавались верующим во время богослужений изображения митрополита с текстом молитв, посвященных ему. С этих маленьких, размером с визитную карточку, кусочков картона глядел седовласый большеголовый старец с глубоко запавшими глазами. А уже совсем недавно, в феврале 1964 года, многие клерикальные газеты за рубежом опубликовали интервью с Иосифом Слипым, в котором новый «архиепископус майор» сообщил, что он сделает все возможное для ускорения причисления Андрея Шептицкого к лику святых.

В процесс беатификации (Беатификация – подготовка к причислению кандидата к лику святых католической церкви) митрополита Шептицкого несколько лет назад подключился реакционнейший из журналов польской эмиграции – ежемесячник «Культура», издаваемый в Париже. В этом журнале была опубликована статья «Актуальность Шептицкого», автор которой с видимым удовольствием сообщал, как преобразился дряхлый старец, как только осенью 1939 года советские войска вошли на улицы Львова. Давняя ненависть к коммунизму придала силы «великой белой голове». По словам «Культуры», это событие «застает Шептицкого на семьдесят четвертом году жизни, почти целиком парализованным. Вместо депрессии он проявляет невиданную энергию: организует заново всю религиозную жизнь Галиции, запрещает священникам покидать свои па-рафии, подготовляет верующих, которые могли бы в любую минуту заместить священника, организует 1 апреля 1940 года евхаристический день... и, наконец, собирает под носом НКВД диецезиальный (епархиальный.– В. Б.) синод...»

Парижская «Культура» не сообщает главного – того, что знаем теперь мы. Повышенная активность Шептицкого в те годы полностью совпадала с усилившейся деятельностью немецкой военной разведки.

На территории Львова работала тогда немецкая комиссия по переселению немецких колонистов из советских земель на земли рейха. В составе этой комиссии были опытные немецкие разведчики Альфред Бизанц, Ганс Кох, Ганс и Жорж Пулуи. Приезжали туда контролировать ее работу старший лейтенант Теодор Оберлендер и губернатор провинции Радом, в «Генеральном губернаторстве», Отто Вехтер. Они устанавливали тайные контакты с митрополитом, держали его в курсе дел предполагаемого немецкого вторжения, рекомендовали не падать духом и мобилизовать верующих.

Вторжение фашистских полчищ на территорию нашей страны, как мы уже говорили, Шептицкий встретил с восторгом.

5 июля 1941 года митрополит Шептицкий обратился с «новым» словом к духовенству и верующим архиепархии: «Каждый душепастырь обязан в ближайшее воскресенье после получения этого призыва отправить благодарственное богослужение и после песнопения «Тебя, боже, хвалим»... провозгласить многолетие победоносной немецкой армии...»

Все это апологеты митрополита пытаются теперь затушевать, распространяя утверждения, что «митрополит бесстрашно выступал против карательной политики нацистов и был очень невыгоден для них».

Надо полагать, именно вследствие этой «невыгодности», как только гитлеровцы ворвались во Львов, в митрополичьи палаты на Свято-Юрской горе поспешил с визитом давний приятель Шептицкого, участник переговоров с генералом Деникиным от лица «украинской армии» в 1919 году, а затем профессиональный разведчик и доктор теологии, Ганс Кох.

Один из коллаборационистов, председатель так называемого «украинского краевого комитета» – органа сотрудничества с гитлеровцами,– адвокат и униат, приближенный Шептицкого Кость Панькивський, выпустил в 1957 году в издательстве «Ключи» (Нью-Йорк – Торонто) книжку «От державы до комитета», в которой так освещает события на Свято-Юрской горе во Львове летом 1941 года:

«Я узнал о том, что уже на рассвете 30 июня 1941 года к собору Святого Юра пришел с первыми немецкими частями отряд украинских националистов-добровольцев, так называемый легион «Нахтигаль» – под командованием Романа Шухевича и доктора богословия Ивана Гриньоха. Всего лишь маленькая желто-голубая ленточка на плече отличала их от немецких солдат. Митрополит Шептицкий, которого они посетили, выслушав о. Гриньоха, которого знал как своего воспитанника и кандидата в профессора богословия, благословил легионеров и дал благословение также для будущего украинского правительства, о создании которого рассказал ему о. Гриньох.

В палате митрополита поселился известный во Львове профессор Кенигсбергского университета, специалист по истории Восточной Европы, галицийский немец, бывший сотник «украинской галицийской армии», а в то время гауптман в отделе военной контрразведки («Вермахтсабвер»), доктор Ганс Кох. Вместе с Кохом гостем митрополита был сотрудник Коха доктор Р. Фель – знаток польских и украинских дел, которого мы тогда еще не знали...»

Так выглядела в действительности «ненависть» митрополита к оккупационной политике гитлеровцев, так сильно «ненавидел» он их, что, движимый этим чувством, предоставил свои палаты под штаб-квартиру немецкой разведки, которая вместе с «эйнзатцкомандо Галициен» запланировала и провела во Львове целую серию карательных акций, в том числе и расстрел большой группы ученых. И Ганс Кох, и Фель, и командир частей «эйнзатцкомандо Галициен» бригаденфюрер СС Эбергард Шенгард, и его заместитель штандартенфюрер СС Ганц Гейм часто навещали митрополита, консультировались с ним, пользовались самыми различными услугами, включая жилищные удобства и винный подвал под капитулом, которые предоставил им старый австрийский разведчик, по кличке Драгун, носивший теперь мантию митрополита.