Текст книги "От былины до считалки"
Автор книги: Владимир Бахтин
Жанры:
Фольклор: прочее
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Братцу – бархат.,
А сестрице-голубице
– Ленту алую
А няньке – платок...
А когда уж совсем устанет няня, рассердится, она и попугать может: «Баю-баюшки-баю, колотушек надаю, колотушек двадцать пять, будет лучше Ваня спать».
И вот Ваня уже голову поднимает, потом садится. Надо ему зарядкой заниматься, двигаться больше. Не знали наши бабушки слова «физкультура», но прекрасно умели делать потягушки, потягусеньки.
Проснется Ваня, затекли руки-ноги – раньше туго заворачивали. Развернет его мама и начинает поглаживать по животу, массаж, как теперь говорят, делать.
Потягунюшки, порастунюшки,
Поперек толстунюшки,
А в ножки ходунюшки,
А в ручки хватунюшки,
А в роток говорок,
А в головку разумок.
Какие хорошие, ласковые слова, верно? И умные, учат малыша, и следит он глазами: где у него ножки, где роток.
Встает Ваня на ножки, его держат под бока, подкидывают и припевают:
Дыбок, дыбок,
Скоро Ванюшке годок!
Отец, или какой-нибудь родственник, или гость сажает Ванюшку на ногу, качает и тоже не молчит, знает, что нужно сказать тут:
Поехали,
Поехали,
С орехами,
С орехами!
и быстрее:
Поскакали,
Поскакали,
С калачами,
С калачами!
Вприпрыжку,
Вприпрыжку
По кочкам,
По кочкам –
Бух в ямку!
И делает вид, что роняет тебя с ноги. И сейчас помню, как замирало у меня тогда сердце...
А вот еще одна такая же потешка. Похоже, что она родилась не в деревне, а в городе. Городская няня наверняка лучше деревенской разбиралась, кто гусар, кто улан, кто казак, какие у них отличия в форме.
Ехали гусары, гусары, гусары,
Ехали уланы, уланы, уланы.
Все быстрее
Ехали казаки, казаки, казаки,
По гладенькой дорожке, по гладенькой дорожке,
По кочкам, по кочкам, по кочкам!
По ухабам, по ухабам, по ухабам!
По мостику, по мостику, по мостику!
Бух в ямку!
И так еще приговаривали:
Вот как скачут офицеры,
Вот как скачут кавалеры,
Вот как скачут стары бабы...
И так:
Хорошая дорога,
Хорошая дорога,
Вот стала что-то хуже,
Вот стала что-то хуже,
Шатает, валяет,
Шатает, валяет –
На мостике, под мостиком,
На мостике, под мостиком!
Сразу видишь все это: и как подкидывают малыша, и как вниз он летит. Самое интересное, что все эти потешки я взял не из книг, а привел по памяти или записал от своих знакомых.
Такие же потешки есть и у других народов. Вот как звучит немецкая:
Норр, hopp, hopp, Reiterlein, Гоп, гоп, гоп, всадничек,
Wenn die Kinder klein sei Когда дети малы ,
Reiten sie auf Stocklein; Они ездят на палочке ;
Wenn sie grosser werden, Когда подрастают ,
Reiten sie auf Pferden; Они ездят на лошади ,
Wenn sie grosser wachsen, А когда станут большими,
Reiten sie nach Sachsen. Отправляются в Саксонию.
А вот английская потешка:
This is the way ladies ride —
Prim, prim, prim;
This is the way the gentelman ride – Trim, trim, trim;
Presently come the countrifolks —
Hobledy gee, hobledy gee.
У немцев эти потешки имеют даже то есть песня всадника на коленях.
– Ладушки, Где были? —
– Что ели? -
– Что пили?
Так едет леди —
Прим, прим, прим;
Так едет джентльмен —
Трим, трим, трим;
А так едет крестьянин —
Гобледи джи, гобледи джи.
Ну а кто же не знает таких игр: «Идет коза рогатая»?
Или:
ладушки,
У бабушки.
– Кашку.
– Бражку.
Кашка сладенька,
Бражка пьяненька.
Бабушка добренька.
Попили, поели
Шу-у-у! – полетели,
На головку сели!
А игра в «сороку»?
Сорока – ворона
Кашку варила...
В разных местах «сороку» приговаривают по-разному; но везде одинакова игра: перебирают пальцы; везде одинаковый урок: тот палец, который не работал, дров не колол, воды не носил,—тот ничего и не получает.
Вот Ваня совсем большим стал – не только ходит, но и прыгает, бегает. А для него уже приготовлена новая игра, новая потешка, под которую выросло кто знает сколько поколений русских людей:
Шел козел по лесу,
По лесу, по лесу,
Нашел себе принцессу,
Принцессу, принцессу.
Давай, коза, попрыгаем,
Попрыгаем, попрыгаем,
Давай горе размыкаем,
Размыкаем, размыкаем,
Ладошками похлопаем,
Похлопаем, похлопаем,
Ножками потопаем,
Потопаем, потопаем!
Тут тебе и зарядка, и урок родной речи, и упражнение на чувство ритма, на внимание.
Всех песенок, баек, шуток, приговорок, которые пели, сказывали, под которые играли, бегали, плясали мальчишки и девчонки русской земли, здесь не вспомнишь, даже не перечислишь – так их много. Но хоть главное, основное упомянем.
Значит, сначала идут колыбельные песни. Это творчество взрослых. На протяжении сотен лет собирались лучшие песенки, такие, под которые дети быстрее засыпали, которые имели особенно подходящее для этого содержание, особое звучание. И мелодии непрерывно шлифовались, улучшались, а все неудачное – отсеивалось.
Потешки, с помощью которых забавляют малышей, укрепляют их тело и ум, тоже еще творятся взрослыми.
А вот следующий вид детского фольклора – игровые песенки и приговоры, их уже по большей части сочиняют сами дети.
И немудрая игра «Золотые ворота», а как интересно было играть в нее. Стояли мальчики и девочки парами, подняв руки, а матка вела свой выводок через этот живой тоннель. Хуже всех было последнему – его старались отсечь, отрезать от своих. И все хором пели:
Золотые ворота,
Проходите, господа!
Перва мать пройдет,
Всех детей проведет.
Первый раз прощается,
Второй раз запрещается,
А на третий раз
Не пропустим вас!
Ребята, подражая взрослым, водили хороводы, плясали. Брались за руки, делали большой круг, а в центре стоял именинник – тот, кого величали. Все пели, ходили по кругу или показывали то, о чем пелось:
Как на Ваниных именинах
Испекли мы каравай –
Вот такой ширины,
Вот такой вышины,
Вот такой низины,
Вот такой ужины.
Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай!
– Я люблю вас всех,
А Алену больше всех!
Алена становилась в центр, и хоровод продолжался.
А была еще такая припляска – каждая строчка сопровождалась определенными движениями, подскоками:
Баба сеяла горох –
Прыг, скок!
Прыг, скок!
Зацепилась за порог –
Прыг, скок!
Прыг, скок!
Баба шла, шла, шла,
Пирожок нашла.
Села, поела,
Опять пошла.
Баба стала на носок,
А потом на пятку.
Стала «русского» плясать,
А потом вприсядку.
Некоторые старинные ребячьи игры совсем уже забылись, не дошли до нас. Но о них можно узнать, просмотрев дореволюционные сборники фольклора. Один из лучших и самых полных сборников – «Великорусе» П. В. Шейна.
Павел Васильевич Шейн (1826—1900) – замечательный собиратель русского и белорусского фольклора.
То, что сделал Павел Васильевич для нашей науки, никогда не будет забыто. За свою долгую жизнь он записал и опубликовал тысячи свадебных, лирических, хороводных песен, он собирал сказки и легенды, былины и детский фольклор. Детский фольклор он записывал, между прочим, когда преподавал в Яснополянской школе Льва Николаевича Толстого. Все труды П. В. Шейна невозможно перечислить. Но еще большее удивление, восхищение вызывает его работа, если знаешь, что этот человек был тяжело болен. Он плохо владел руками, передвигался только с помощью костылей. Он вечно нуждался. Не получив никакого образования, он сам образовал себя, выучил несколько языков.
Он был учителем в казенных учебных заведениях, домашним учителем в семьях помещиков.
Более ста лет назад вышли первые книги П. В. Шейна: «Русские народные песни» (1870), «Белорусские народные песни» (1874). Главный двухтомный труд его—«Великорусе» («Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках и т. п.») полностью так и не был напечатан. Вышло только два выпуска первого тома. Но и эти две толстые книги – огромное богатство.
В первом выпуске «Великорусса» подробно описаны многие, забытые ныне, игры детей, приводятся песенки, приговорки, которые сопровождали эти игры. Игры, например, такие: «Заря», «Кума», «Лиса», «Короли», «В коршуна», «Горшки», «Мак», «Черный-вороной», «Утка», «Лень». Даже по названиям этих игр видно, что они связаны с миром русской природы, с жизнью и бытом старой деревни.
КТО ТАКОЙ КУРИЛКА
А теперь обратимся к Пушкину. Но сначала внимательно прочитаем стихотворение Пушкина «Жив, жив курилка!». Потом будет понятно зачем. Стихотворение это направлено против М. Т. Каченовского, который был сторонником устаревшего литературного направления классицизма. На протяжении многих лет он преследовал Пушкина и его друзей поэтов-романтиков.
«Как! жив еще курилка-журналист?» –
«Живехонек! все так же сух и скучен,
И груб, и глуп, и завистью размучен,
Все тискает в свой непотребный лист И старый вздор, и вздорную новинку». –
«Фу! надоел курилка-журналист!
Как загасить вонючую лучинку?
Как уморить курилку моего?
Дай мне совет». – «Да... плюнуть на него».
Что можно сказать об этом стихотворении?
«Жив курилка!» – ходячее выражение, нередко употребляется и в современной речи: мол, еще жив, живет человек, ничего ему не делается. В наши дни поговорка имеет шутливый характер, но эта шутка нисколько не злая, добродушная. Два старых приятеля, давно не встречавшихся, вполне могут приветствовать друг друга такими словами. И ни один не подумает обидеться.
По-видимому, во времена Пушкина поговорка несла в себе больше оттенка иронии, презрительности. Поэт не только не дружил с Каченовским – он презирал его. Еще совсем молодым, в 1818 году, написал Пушкин первую и тоже достаточно злую эпиграмму на этого профессора-журналиста («Жив, жив курилка!» написано семь лет спустя, в 1825 году).
Итак, Пушкин назвал Каченовского курилкой. А что это такое – курилка? Курильщик, что ли? Может, и так, а может, и нет. Когда сомневаешься, лучше проверить, надежнее будет. А если нужно найти какое-то редкое слово, обращайся к Далю, к «Толковому словарю» Владимира Ивановича Даля.
У Даля слова расположены гнездами, по корням. Надо искать слово
«курить». Нахожу основное значение: «дымить, производить дым или
смрад». А в числе слов, производных от глагола «курить», и наш курилка. Оказывается, курилка – «головенька из спички, дымящаяся лучинка, и самая игра, в которой спичка переходит из рук в руки, с приговоркою: «Жив, жив курилка!».
Ага, значит, «Курилка» – это детская игра. А раз так, надо навести справки в «Великоруссе» П. В. Шейна.
Шейн все знает. В первом выпуске первого тома, под № 269 находим и описание «Курилки».
Играющие садятся рядом довольно близко друг от друга и кто-нибудь из них зажигает тонкую лучину, и когда хорошенько разгорится, то ее тушат и, пока огонь еще тлеет, передают из рук в руки до тех пор, пока не погаснет. Тот, в чьих руках она потухает, рассказывает Шейн, должен исполнить какое– либо приказание. Передавая лучину, все поют хором:
Жил-был курилка,
Жил-был душилка,
Уж у курилки,
Уж у душилки,
Ножки маленьки,
Душа коротенька.
Не умри, курилка,
Не умри, душилка!
Уж у курилки,
Уж у душилки Ножки маленьки,
Душа коротенька.
Жив, жив курилка.
Жив, жив душилка!
А вот теперь еще раз прочитаем пушкинские строки. Сколько нового смысла появляется в них, новых, не замеченных, вернее, непонятных ранее деталей. Теперь только открылся образ, объединяющий все стихотворение: человек, похожий на курилку; коптящая, вонючая лучина! Что делать с таким человеком? «Да... плюнуть на него» – теперь только вполне оценим мы и блестящее остроумие поэта, прямое и переносное значение заключительной строки. Теперь только в полной мере ощутили мы гневное презрение поэта к этому гонителю передового искусства.
Пушкин – мы можем утверждать это – прекрасно знал игру крестьянских ребятишек, видел, наверно, как торопились они передать друг другу коптящую лучину, а может, и сам играл так в детстве. Он безо всяких изменений использовал для заглавия строку из песенки, которой сопровождалась игра.
«ТОЧКА, ТОЧКА, ДВА КРЮЧОЧКА...»
Даже старики, которым уже по 80 лет, в «Курилку» не играли и не слышали о ней. А вот в прятки! Они и сегодня всем известны.
Кто водит, должен отвернуться в какой-нибудь угол, к стенке, закрыть глаза и громко-громко приговаривать:
Раз, два, три, четыре, пять,
Я иду искать!
Кто не спрятался,
Я не виноват.
Кто за мной стоит,
Тот в огне горит,
Кто по бокам,
Тому по щекам!
Были у нас такие хитрецы: только водящий кончит говорить, а он из-за его спины уже протягивает руку, чтобы застучаться, и кричит:
– Чур за себя!
А в жмурки играют так: тот, кто водит (ему сначала завязывают глаза), становится посреди комнаты или круга играющих, а кто-то берет его за плечи, поворачивает, чтобы тот потерял ориентировку, и приговаривает:
– Где стоишь?
Водящий должен ответить:
– На мосту.
– Что продаешь?
– Квас.
– Ищи три года нас!
И с этими словами все разбегаются.
Была еще такая игра – молчанка. Собирались ребята в избе или за сараем где-нибудь и соревновались: кто дольше сумеет промолчать, удержаться от смеха (палец нарочно показывали, дразнили – но все молча).
Крюки, замочки,
Замкните мои щечки!
Крюк пополам,
По всем городам!
Не усмехиваться,
Не улыбаться,
Хлым!
Когда я был маленький, нас с двоюродной сестрой уложат спать в одной комнате, и вот мы начинаем смеяться, дурачиться, нас уже родители поругивают. И тогда мы говорим: «Ладно, будем спать, давай, играть в молчанку». У нас такой стишок в ходу был:
Кошка сдохла,
Хвост облез.
Кто промолвит,
Тот и съест!
Лежим, надуваем щеки, чтобы не прыснуть, молчим. Лежим-лежим, а потом кто-нибудь забудется, что-то скажет.
А второй в восторге:
– Ага, кошкин хвост съел!
А другой раз так и заснем...
Игр разных было очень много, и почти каждая сопровождалась какой– нибудь приговоркой, песенкой.
Вот, например, находят ребята хороший белый камушек. Садятся в кружок, незаметно передают этот камушек друг другу (тот, кто водит, сидит
в центре, смотрит, а его обманывают, делают вид, что передают). И все приговаривают:
Купался Иванушка
Возле белого камушка.
Белый камень у меня, у меня!
Белый камень у меня, у меня!
При последних словах все вытягивают кулаки, а водящий должен угадать, в котором кулаке камушек. Угадал – они меняются местами. Не угадал – снова водит.
А еще была игра в камушки, называлась «пятки». Брали пять небольших камушков и с ладони рассыпали на ровное место. Один камень подкидывали (он назывался «матка», «матушка»), и, пока матка летела, надо было успеть сначала взять по одному камушку, потом по два, потом один и три, все четыре сразу. Каждая фигура имела свое название. Трудно было схватить рассыпанные камушки, не ошибиться при этом, схватить именно столько, сколько нужно, но еще труднее было все это проделывать под определенные слова:
Катушка,
Неминуча,
Матушка,
Выпуски,
Из кон-кон,
Выпусти,
По первый кон.
Трисенки,
Двоечки,
Сбрысенки,
Троечки,
Камушек беленький —
Эта куча
Последненький!
А в этой приговорке, записанной от ребят другой деревни, но в том же Бокситогорском районе Ленинградской области, слова немного не такие:
На два камня!
Сдвойтеся,
Сбёрыши,
Троечки,
Добёрыши,
Стройтеся!
Не собрать
Трисенки,
Одного
Сбрысенки,
Камушка!
Стряхоньки,
Катышки,
Смахоньки,
Матышки,
Выпуски
Из кон-кон,
Не выпусти,
По первый кон.
Ни ты меня,
Двоечки,
Ни я тебя!
Есть еще детские игры и приговорки, при которых необходимо пользоваться бумагой и карандашом (значит, это скорее всего более новые или, вернее сказать, не очень старые игры и приговорки).
Ну вот такая, например: сам произносишь слово и сам должен успеть нарисовать под него:
Точка
Точка
Запятая
Минус
Рожица кривая
Есть другая приговорка:
Точка
Точка
Два
Крючочка
Носик
Ротик
Огуречик
Вот
И
Вышел
Человечек
А то еще берут полоску бумаги, складывают гармошкой. На каждом квадратике рисуют смешные картинки. А потом приглашают приятеля. Показывают по одному рисунку и поясняют, как когда-то в народных кукольных представлениях с Петрушкой:
Яблоко,
Груша,
Дядя Павлуша,
Его отец,
Кино конец.
Пиво,
Квас,
Рубль с вас!
Игра в камушки, прыганье через веревочку, рисование человечков – совсем разные действия. Каждая из этих игр чем-то полезна – укрепляет пальцы рук (это очень важно!), мышцы ног, легкие; рисунки развивают глазомер. А зачем приговорки еще? Во-первых, они определяют скорость, ритм движений, а во-вторых, помогают, учат одновременно выполнять несколько различных действий.
Это очень трудно для маленьких. Но в игре, в забаве никто и не замечает, не догадывается, что выполняет серьезное дело.
Каждый знает: зарядка полезна. Но все равно скучно много раз делать одно и то же: присел – встал, присел – встал. А тут поиграл в три, четыре разные игры, повеселился, попрыгал, спокойно посидел за столом,—а оказывается, занят был развитием своих двигательных способностей.
Вот тебе и «точка, точка, два крючочка...».
ЧЕМ УГОЩАЛИ ДОЖДИК
Идет веселый дождик. Босоногие мальчишки и девчонки носятся по теплым лужам, брызжутся, визжат. И кто-то обязательно покричит:
– Дождик, дождик, пуще!
Дальше могло быть по-разному. Мы пели так:
Дождик, дождик, пуще!
Наварю я гущи!
И повторяли это по многу раз. И тоже, конечно, не приходило нам в голову, что мы воспроизводим древнейший обряд заклинания природы. С такими заклинаниями наши далекие славянские предки обращались к солнцу, дождю, радуге. (В «Слове о полку Игореве» Ярославна обращается к ветру, к реке, к солнцу, просит облегчить судьбу пленного Игоря.) Славяне были земледельцы. И нужды их – в зависимости от времени года, от обстоя,– тельств – могли быть самые разные.
Весной или в засушливую пору земле, посевам была необходима влага. И вот как воспоминание обо всем этом и живут в детском обиходе такие песенки-заклички:
Радуга-дуга,
Принеси нам дождя!
Дождик, дождик, пуще!
Наварю я гущи!
Дождик, дождик, поскорей!
Я прибавлю сухарей!
Гуща – это кашица из ячменя с горохом. Она часто упоминается в заклич– ках. Чтобы сделать силы природы более добрыми, их угощали. Заклинания сопровождались обрядом кормления. Обряд давно исчез, а детская песенка и сегодня еще предлагает дождю древнее лакомство. А потом ребячья фантазия добавляла к традиционной гуще любую другую еду. Но мотив угощения, упоминания об угощении сохранились, без преувеличения можно сказать, на века.
Дождик, дождик, пуще!
Я насею гущи,
Цель ну кадушку,
Сверху лягушку!
Внутренний смысл текста уже начисто забыт. Никакого уважения к небесным силам – кормить их лягушками.
Если дождя было много, нужно было тепло, солнышко, так и говорили:
«Радуга-дуга, перебей дождя!»
Или:
Радуга-дуга,
Не давай дождя,
Давай солнышка,
Колоколнышка!
Или:
Дождь дождем
Поливал ковшом.
Мать божья',
Не давай дождя,
Давай солнышка,
Высоколнышка!
Вот смотрите. Заклички целиком основаны на языческих, дохристианских представлениях – на вере в многочисленные силы природы. А потом на Русь пришло христианство (христианство признает одного бога – Христа и потому называется единобожием). И там, где было когда-то прямое обращение к хозяину стихии – к дождю, к солнцу, оно позднее нередко заменялось обращением к богу, к христианским святым. Так и здесь. Если во второй заклинке отбросить две первых строки, то получится:
1. Радуга-дуга, 2. ...Мать божья,
Не давай дождя, Не давай дождя,
Давай солнышка, Давай солнышка,
Колоколнышка! Высоколнышка!
Оказывается, божья-то матерь тут ни при чем.
А вот эта, известная и сегодня, закличка возникла сравнительно недавно. В ней уже больше христианских элементов:
Дождик, дождик, перестаньI
Я поеду во Рязань
Богу молиться,
Христу поклониться.
Есть у бога сирота,
Отворяет ворота
Ключиком, замочком,
Шелковым платочком.
Иногда пели: «Я поеду в Эривань», «в Арестань». Раньше было: «Я поеду в Иордань» (Иордань – река в Палестине, где происходило первое крещение). Но все равно и здесь видна старая основа: обращение к дождю.
Анна Андреевна Харламова, жительница деревни Надпорожье Лодейно– польского района Ленинградской области, рассказывала:
– Пойдем, бывало, купаться. Сидим, сидим в воде, до гусиной кожи. Холодно станет. А солнце-то за тучи ушло. Деревня на одном берегу стояла, а наши избы – на другом. Считалось, что мы за рекой жили. Вот мы и просим солнышко прийти к нам, согреть нас:
Наше солнышко,
Высоколнышко,
Не пеки в деревню,
А пеки к нам за реку!
Как у нас за реки
Нет ни хлеба, ни муки.
Откуда в этой несерьезной ребячьей просьбе вдруг такая серьезная концовка? «...у нас за реки (то есть за рекой. – В. Б.) нет ни хлеба, ни муки». Тоже, я думаю, где-то глубоко-глубоко живет в этих строчках воспоминание о древних, жизненно важных, взрослых обращениях к солнцу: помочь вырастить хороший урожай.
И нынешние ребята знают много закличек и родственных им приговорок.
Попадется кому божья коровка – положит ее на ладошку и припевает:
Божья коровка,
Улети на небо,
Принеси нам хлеба!
А эта, сразу видно, поновее, первоначальный ее смысл утрачен – просьба к небесным силам о помощи:
Божья коровка,
Улети на небо –
Там твои детки
Кушают конфетки!
Можно еще попросить улитку:
Улитка, улитка,
Высуни рога.
Дам кусок пирога!
Примерно так поют дети всей Европы. А что ж тут удивительного: все мы – родственники, принадлежим к одной группе индоевропейских народов. У индоевропейцев общее прошлое: общая жизнь, одинаковые верования, обычаи.
«БУДЕШЬ ДРЫГАМИ НОГАТЫ»
А теперь мы перейдем к детским песенкам, скороговоркам, прибауткам. Каждое слово в них веселое, да еще и нарядное, звонкое, приспособленное, как и в считалках, не к чтению про себя, а к громкому произнесению, к выкрикиванию.
В детских песенках всегда очень много движения. Герои этих песенок – животные, птицы, насекомые – действуют, как люди: косят, тушат пожар, играют на скрипке. А люди в них – чаще всего это поп, поповы ребята, пономарь, дьякон – совершают какие-то смешные, нелепые поступки: падают с печки, ушибаются, убиваются.
– Туру, туру, пастушок,
Сова – моя теща,
Березовый колпачок.
Зеленая роща.
Далеко ль гоняешься?
Шурин – Бурнн.
– С моря до моря,
Козы – Улиты,
До Киева-города.
Борова – Никиты.
Тама моя родина,
Курочки – Марфушки,
На родине дуб стоит,
Петушки – Петрушки.
На дубу сова сидит.
Некоторые песенки очень старинные, в них упоминаются детали старого крестьянского быта. Но мы уже видели: старина так или иначе присутствует во всех произведениях фольклора.
Интереснее подумать над тем, почему именно в детских песенках так много разных нелепиц, несообразностей, нелогичных поступков.
Ульяна, Ульяна,
Козел в новых портках,
Садись-ка ты в сани,
Коза в сарафане,
Поедем-ка с нами
А бык в кожане,
В нову деревню.
Утка в юбке,
В новой деревне,
Селезень в жерельях,
Во старом селенье
Корова в рогоже —
Много дива увидишь:
Нет ее дороже!
Курочка в сережках,
Дети народ веселый. Современная медицина утверждает, что без юмора, улыбки, смеха, без постоянного хорошего настроения ребенок не может нормально развиваться. А тут иногда очень простой, незамысловатый – но беспрерывный юмор: «утка в юбке».
Лыко мужиком подпоясано,
Ехала деревня середь мужика,
Глядь – из-под собаки лают ворота;
Ворота-то пестры, собака-то нова.
Мужик схватил собаку
И давай бить палку.
Собака амбар-то поджала
Да в хвост и убежала.
Изба пришла в мужика,
Там квашня бабу месит.
Смешно? Очень смешно. Но прочитайте еще раз и проследите за тем, как много умственной работы требуется тут проделать: каждую строчку сначала прочитаешь: «Лыко мужиком подпоясано...» Потом рассуждаешь: кто может быть подпоясан? Мужик. Значит, правильно будет: «Мужик лыком подпоясан... И так всю эту нескладёху. Оказывается, она – еще один прекрасный образец народной педагогики. Все эти детские песенки развивают мышление. Они заставляют ребенка сопоставлять свои знания о жизни с тем, что утверждает песенка.
И еще один побочный, но прекрасный результат: ребенок, узнавая, находя эти нелепицы: «в новой деревне, во старом селенье», радуется: «А вот не обманули меня, не могли!» У него – хорошее настроение, он чувствует в себе уверенность, силу. И – это совершенно точно – лучше, быстрей растет, растет здоровым.
Замечательный ученый и детский писатель Корней Иванович Чуковский специально изучал детское творчество, эти лепые нелепицы, как он их назвал. И пришел к выводу: они необходимы детям.
Многие стихи самого Корнея Ивановича можно было бы назвать лепыми нелепицами.
И еще, говорил Корней Иванович, детский фольклор учит ребенка родному языку, заставляет вслушиваться в каждое слово, в его звучание, задумываться над его грамматическим строем.
Счас как режиком заножу –
Будешь дрыгами ногать!
Вело-мото-кино-фото-теле-радио-сипед! – веселое словечко.
А вот как прекрасно звучит старый стишок:
Боже, боже,
Дай мне коже,
Я сошью себе
Сапоже.
Без сапоже
Мне не гоже –
Може ноже
Отмороже.
А вспомните всякие скороговорки: «Мамаша дала Ромаше сыворотку из– под простокваши», «На горе Арарат растет крупный виноград», «На дворе трава, на траве дрова. Раз дрова, два дрова, три дрова...».
Ребята ведь не сразу выучиваются произносить все звуки правильно: «р» выговаривают как «л» («Папа, дай луку» – вместо «руку»). Такие скороговорки – замечательное упражнение для маленьких. Да и соображать все время нужно, сознательно произносить звуки: раз дрова, два дрова, три дрова...
Сколько мальчишек и девчонок с удовольствием пели песенку «Двенадцать негритят». Пели до конца: сначала двенадцать, потом одиннадцать, потом
десять негритят пошли купаться в море... Все тут – и для внимательности, и для памяти упражнение. И просто забава.
«Ну что тут такого умного, – скажет порой кто-нибудь из взрослых. – Не болтай глупостей!»
А через минуту другая первоклашка с выражением декламирует то, что отлично было известно и ее папе, и дедушке, и, пожалуй что, и прадедушке:
Ехал грека Черев реку...
Глупо? Пустая забава?
Но и забавы, как я уже несколько раз говорил, тоже, оказывается, просто необходимы детям. Едва выйдя за порог класса, они носятся, кричат что-то, ощущая только себя, только свой внутренний восторг; солнышко на небе, легкие дышат, руки-ноги без устали работают, сидение за партой кончилось и можно наконец поразмяться, попрыгать, покричать.
ЕСТЬ ЛИ ПОЛЬЗА ОТ ДРАЗНИЛОК?
Так вот, послушаем, что кричат ребята на улице.
Бабка-ёжка, Бабка-ежка,
Костяная ножка, Костяная ножка,
Вышла на улицу. С печки упала,
Раздавила курицу. Ножку сломала,
Курица плачет, А потом и говорит:
Бабка-ежка скачет. – У меня живот болит!
Как дам по столу –
Все тарелки на полу!
Хоть и не водятся теперь бабы-яги, а дразнилка живет еще по задним дворам, даже у нас в Ленинграде. Последние две строчки в каждой дразнилке несомненно новые, добавлены недавно.
Конечно, нехорошо, некрасиво высмеивать какие-то физические недостатки человека, вообще все качества, которые зависят не от него. Были такие дразнилки. В некоторых стишках – их очень удачно назвал один ученый поддевками– поддеваются, поддразниваются ребята по своим именам:
Сергей, воробей, Коля, Коля, Николай,
Не гоняй голубей! Бросил шубу на сарай,
Голуби боятся, Шуба вертится,
На крышу садятся. Коля сердится!
Гоняй галочек Из-под палочек!
Есть поддевки на все русские имена, и мальчишечьи, и девчоночьи. Тут особенной обиды, оскорбления человеку нет. Но когда весь двор изо дня в день кричит, как только ты выйдешь погулять, то это тоже мало радости. Чего тут, кажется, обидного: «Вовка – морковка!» или «Вовка – божья коровка!..»
Но я вспоминаю, что иногда эти испытания нервов и терпения доводили до потасовок.
А выйдет человек в новом костюме, в матросском, например. Если скромно
держит себя, может, и ничего, обойдется без шуток. Ну а если уж хвастает обновкой, то сразу услышит:
Моряк
С печки бряк,
Растянулся как червяк!
А эта годится для всех гордецов:
Воображуля первый сорт,
Куда едешь –
На курорт?
Шапочка с пумпончиком,
Едешь под вагончиком!
Под вагонами, в угольных ящиках в начале 20-х годов ездили беспризорные ребята – много сирот осталось после первой мировой и гражданской войн. Внутренний смысл дразнилки и состоит в том, чтобы показать ложное, фальшивое в человеке: он воображуля, хвастун. Богатеньких, нэпманских детей двор, конечно, недолюбливал. А тут свой да выдает себя за буржуйского сынка («шапочка с пумпончиком», едет на курорт). Это уже выражение классового чувства.
Но в общем-то и прежде, и у нынешних ребят больше было дразнилок безобидных, шутливых, требующих просто внимания.
Показывают на какую-нибудь бумажку на земле и спрашивают:
– Твой талон?
И если товарищ нагнется посмотреть, что это такое, кричат:
– Спасибо за поклон!
Когда самолеты были в диковинку, ребята, как увидят его в небе, так и бегут, смотрят и кричат:
Аэроплан, аэроплан,
Посади меня в карман,
А в кармане пусто,
Выросла капуста!
Самолеты были с двумя парами крыльев (такие называют бипланами), летали они низко и медленно, так что накричаться успевали.
Каждая минута ребячьей жизни чем-то заполнена.
Сидят на траве Петька и Сашка. Все игры уже переиграны – ив ножички, и в фантики, и в попа-загонялу, и в чижика. Тело требует отдыха, а голова – работы.
– Петька, – говорит Сашка, – скажи: «а»!
Петька, заинтересованный, послушно говорит:
– А!
И тогда Сашка в восторге:
Ворона – кума,
Г алка – крестница,
Тебе ровесница,
Тебя крестила-крестила
И в помойную яму опустила!
Петька не остается в долгу.
– Я буду тебе рассказывать, а ты добавляй: «И я». Я пойду в лес.
– И я.
– Я срублю дерево.
– И я.
– Я вырублю колоду.
– И я.
– Я замешу свиньям.
– И я.
– Они будут есть.
– И я.
Потом Сашка просит Петьку:
– Засунь четыре пальца в рот и скажи: «Солдат, дай мне пороху и шинели».
Петька засовывает пальцы в рот, и у него получается что-то вроде:
– Солдат, дай мне по уху, и сильнее!
Тут же для порядка и подзатыльник следует.
И начинается состязание – в памятливости, в ловкости, находчивости. Когда исчерпывается запас известных текстов, каждый придумывает сам.
– Скажи: «Арбуз».
– Арбуз.
– Ты карапуз!
Или что-то подобное. Но ведь это уже настоящее творчество. Надо найти рифму, остроумно задать вопрос. А когда уж совсем выдохнутся поэты, они вымучивают:
– Скажи: шило!
– Ну, шило!
– У тебя на носу мыло!
Значит, игру пора кончать. Отдыхай, голова, работайте, ноги! И пошло – в казаки-разбойники, в штандер, в маялку.
А через пять минут первый конфликт. Когда при игре в пятнашки водящий долго преследует кого-то одного, тот, кто должен убегать, недоволен, особенно если он помладше, послабей. Он говорит:
За одним не гонка –
Поймаешь поросенка!
Или:
За одним не гонка,
Человек не пятитонка!
Новый конфликт: кто раньше застучался? Или: на черте мячом запятнали или за чертой? Все возбуждены. А вековой фольклорный репертуар подсказывает нужные ответы, нужные дразнилки. Если человека дразнят справедливо, он помалкивает: что тут скажешь? Но если он считает себя правым, он постарается отбиться: