Текст книги "От былины до считалки"

Автор книги: Владимир Бахтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

В 60-е годы прошлого века, когда в России назревала революция, Некрасову казалось уже недостаточным обличать зло перед сравнительно узким кругом образованных читателей. Он решил создать произведения, которые были бы понятны всему народу, близки ему. Не случайно некоторые его стихотворения стали народными песнями.

Иногда писатели как бы цитируют фольклор. Так, Пушкин в драме «Русалка» без всяких изменений приводит народную песню «Сватушка», которую он сам же и записал. Речь героев произведений – людей из народа часто пересыпана подлинными пословицами, поговорками, прибаутками.

Но чаще фольклорные тексты, используемые писателем, претерпевают какие-то изменения. Иным становится их ритм (если, скажем, песня входит в состав стихотворения, как в лермонтовской «Песне про купца Калашникова»); сказки Пушкина, написанные особым складом, созданы на основе прозаических народных сказок.

Маяковский, наоборот, свои собственные произведения создавал в ритме, размере народной частушки.

Очень интересно работал над фольклором Салтыков-Щедрин. Его сказки о премудром пескаре, о коняге, о том, как мужик двух генералов прокормил, его прекрасная книга «История одного города» близки к народному творчеству. И в народной сказке, и у Щедрина животные говорят, думают, как люди (да это и есть рассказ о людях, о их жизни).

В русском фольклоре есть большая группа сатирических и юмористических сказок о пошехонцах, глупых людях, которые толокно в проруби размешивали, корову на крышу за выросшей травинкой поднимали, свет в избу мешками носили... Мы уже говорили о них. Глуповцы Щедрина, жители города Глу– пова, очень напоминают этих пошехонцев.

Но пожалуй, на этом остановимся. Боюсь, не подумали бы вы: писатель только и занят тем, что переделывает, обрабатывает фольклор.

На самом деле у писателя всегда есть свой замысел произведения, своя мысль. И народное творчество, народная речь лишь помогают ему, обогащают его замысел, придают художественную выразительность его произведению. Писатель опирается на мнение народа, которое выражено в фольклоре, опирается на вековой художественный опыт народа. Но «Песню про купца Калашникова» такую, какую мы ее знаем и любим, написал Лермонтов. А «Сказка о царе Салтане» – это гениальное пушкинское создание. И удивительная народная поэма «Кому на Руси жить хорошо» обязана своим рождением гению Николая Алексеевича Некрасова.

Пушкин записал песню о ненавистном народу Аракчееве:

Ты, Ракчеев-господин,

Всю Россию разорил,

Бедных людей прослезил,

Солдат гладом поморил...

А через несколько десятков лет писатель, революционный демократ М. Е. Салтыков-Щедрин создал гневную книгу «История одного города», высмеивающую царскую казенно-бюрократическую Россию. Одним из главных сатирических персонажей этой книги стал Угрюм-Бурчеев – тот же Аракчеев.

Нет как будто прямой связи между народной песней и написанной в прозе «Историей одного города». А вот соединились, слились чувства, пронизывающие фольклорное и литературное произведение: ненависть к палачам и угнетателям народа, боль за несчастное его состояние.

Если писатель посвящает свою жизнь, все свое творчество народу, он не может пройти мимо искусства народа.

Итак, писатели обращаются к богатствам народного творчества часто и охотно. А как относится к литературе народное творчество?

Конечно, тут нужно учитывать многие обстоятельства. Ну, прежде всего, до революции народу были почти недоступны образование, книга. Поэтому крупные произведения вроде романа Л. Н. Толстого «Война и мир» или «Евгений Онегин» А. С. Пушкина не доходили до народа. Такие произведения не могут существовать в устной форме, их нужно читать.

Что же касается стихов, то они, хоть в какой-то степени, попадали в деревню. Крестьянские ребятишки учились обычно недолго – зиму-две. Но и за это время они успевали познакомиться с некоторыми стихами, которые печатали в букварях, хрестоматиях.

Бубнит какой-нибудь восьмилетний грамотей, учит наизусть заданное стихотворение. Тут же и его родители, младшие братишки, сестры (девочки еще меньше учились, а иногда и вообще ни одного дня не сидели за партой). Все рядом: один огонь – лучина или лампа. Все прислушиваются, что-то запоминают.

Фольклористы знают: почти все стихи, которые учили в дореволюционной школе, остались в народе.

Были и при царизме такие издатели, которые старались просветить народ. Они выпускали дешевые книжки, картинки разные. И конечно, больше всего было в этих книжках для народа и в народных картинках (они называются лубочными картинками) стихов.

Так, постепенно, начиная с конца XVIII века, народ воспринял довольно большое количество произведений русских поэтов – М. В. Ломоносова («Ночною темнотою покрылись небеса...»), А. С. Пушкина («Под вечер осенью ненастной... «Черная шаль», «Узник»), декабриста К. Ф. Рылеева («Ревела буря, дождь шумел...»), А. В. Кольцова («Не шуми ты, рожь, спелым колосом...», «Оседлаю коня...», «Хуторок»), М. Ю. Лермонтова («Сидел рыбак веселый...», «Выхожу один я на дорогу...», «В глубокой теснине Дарья– ла...»), Н. А. Некрасова («Что ты жадно глядишь на дорогу...», «Ой полна, полна коробушка...»), И. С. Никитина («Ехал из ярмарки ухарь-купец...»), И. 3. Сурикова («Что шумишь, качаясь, тонкая рябина...», «Спишь ты, спишь, моя родная...», «Сиротой я росла, как былинка в поле...», «День я хлеба не пекла...») и многие, многие другие.

Но народ не знал еще поэзии как отдельного, самостоятельного вида искусства. В народном творчестве стихи всегда соединены с музыкой, с напевом. Так вот и получилось, что произведения поэтов обрели форму народной песни, соединились с народной музыкой.

Такие песни имеют свое научное название: песни литературного происхождения. Хотя, разумеется, певцу было совершенно безразлично, какую поет он песню – исконно народную или кем-то сочиненную.

Попав в фольклор, песня литературного происхождения начинала жить по законам устного бытования: она становилась безымянной, исполнители подправляли ее, изменяли на свой вкус; появлялись варианты.

В. 1822 году; молодой Пушкин написал стихотворение «Узник», которое сегодня знает каждый школьник. Неизвестно, как и когда попало это стихотворение в фольклор. Но видно, оно пришлось по душе народным певцам: в нем речь шла о стремлении к свободе.

У Пушкина стихотворение построена довольно сложно. Тут два персонажа– сам узник и молодой, прирученный орел. По смыслу стихотворения, орел тоже не свободен.

Сижу ва решеткой в темнице сырой. Мой грустный товарищ, махая крылом,

Вскормленный в неволе орел молодой, Кровавую пищу клюет под окном.

В народных песнях орел – символ молодца; два этих образа как бы слились в один с помощью заметной только на слух переделки: пропала пауза после первой строки (то есть точка пропала, заменилась запятой):

Сижу ва решеткой в темнице сырой,

Вскормленный в неволе орел молодой...

Народных переделок, вариантов пушкинского «Узника» записано довольно много. И почти везде более сложный для восприятия на слух стих поэта упрощен. Упрощен, стал походить на подлинно народный и сюжет:

Сижу я в неволе, в темнице темной,

Ко мне прилетает орел молодой...

Интересно, что любимыми народными песнями становились не только произведения самых известных русских поэтов. Были такие, не очень и знаменитые, литераторы, даже литераторы-любители, которые, видимо, особенно хорошо знали песенное творчество народа, чувствовали его стиль, манеру и потому сами создавали произведения, подходящие для песни и по содержанию, и по художественной форме.

Первым среди таких поэтов-песенников следует назвать актера Николая Григорьевича Цыганова. Скончался он в 1832 году в возрасте 33 лет. Но некоторые песни .его живут и сегЬдня, например, «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан...». Цыганов писал такие стихи, которые почти невозможно отличить от подлинно народных:

Что ты рано, травушка, Что вы рано, цветики,

Пожелтела? Облетели?..

Но видимо, народные вкусы менялись. Хотелось петь не только старое, хорошо известное, а и новое. Новое и по содержанию, и по форме.

Вот почему в конце XIX и в начале XX века в устный обиход вошли песни, которые не так уж и близки к фольклору: песни городские, песни– марши, песни революционные, например, «Варяг» («Наверх вы, товарищи, все п6 местам...»), «Кочегар» («Раскинулось море широко...»), «Кузнецы» («Мы – кузнецы, и дух наш молод...»).

А в советское время популярными песнями стали некоторые стихи Демьяна Бедного («Как родная меня мать провожала...»), Владимира Маяковского

(«Возьмем винтовки новые...»), Василия Лебедева-Кумача («Широка страна моя родная...» и многие другие песни из кинофильмов «Цирк», «Веселые ребята», «Волга-Волга»). Но никто в этом отношении не может сравниться с Михаилом Васильевичем Исаковским.

Расцветали яблони и груши, И бойцу на дальнем пограничье

Поплыли туманы над рекой. От Катюши передай привет.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой. Пусть он вспомнит девушку простую,

Пусть услышит, как она поет,

Выходила, песни заводила Пусть он землю бережет родную,

Про степного сизого орла, А любовь Катюша сбережет.

Про того, которого любила,

Про того, чьи письма берегла. Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Ой ты песня, песенка девичья, Выходила на берег Катюша,

Ты лети за ясным солнцем вслед На высокий берег на крутой.

У песни про Катюшу удивительная судьба.

Но сначала посмотрим, как построена, о чем говорит песня, которая так легко вошла в русский фольклор.

Тема ее – разлука – тема песенная. О разлуке сложено много самых разных песен. Но они всегда тоскливые. В солдаты брали насильно, почти на всю жизнь, служба была тяжелая.

В песне Исаковского все не так, как было прежде: девушка, хотя и грустит, понимает необходимость расставания: «...пусть он землю бережет родную...». Это современная, советская песня по своему патриотическому звучанию, по характерам героев, по светлому настроению.

Поэт не стремится подражать и форме старой народной песни. Но какой-то аромат старой народности в «Катюше» несомненно есть. Мы найдем тут и постоянный эпитет, свойственный фольклору (берег – крутой), и прием параллельного изображения природы и человека (в начальном куплете: «Расцветали яблони и груши... выходила на берег Катюша...»); да и поет Катюша старинную народную песню («...про степного сизого орла...»).

Каждая строка здесь необыкновенно песенна: почти все конечные слоги открытые, кончаются гласным, а не согласным звуком; каждое слово прямо само поется: «Рас-цвета-ли яб-лони и гру-ши...

Соединение, сплав старого, привычного, национального и нового, современного, советского, да еще песенность стиха, да еще прекрасная, легко запоминающаяся мелодия – все это способствовало быстрому распространению «Катюши».

«Катюша» – песня, самая мирная по своему содержанию, и написана она до Великой Отечественной войны. И все-таки ее можно назвать и боевой, и фронтовой. Она действительно была одной из главных песен нашей победы.

Весной 1945 года папа римский пригласил к себе советских партизан, воевавших в Италии, чтобы поблагодарить их за помощь в освобождении страны. И вот вообразите себе такую картину: наши воины вступают под своды старинного дворца, и на все ватиканское государство разносятся слова:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой...

Не случайно выбрали они эту песню – ведь «Катюша» была партизанским гимном. Ленинградский поэт Александр Прокофьев, посетивший Италию уже в послевоенные годы, не раз слышал ее, и он написал:

...«Катюша» впереди отрядов партизанских

Чуть не всю Италию прошла.

А для бойцов итальянского движения Сопротивления песня эта была еще и своеобразным паролем: если при встрече в горах незнакомый человек мог спеть русскую «Катюшу», значит, это русский, советский человек, бежавший из какого-нибудь фашистского лагеря, значит, друг, союзник.

У итальянцев была и своя «Катюша», написанная на мелодию нашей, но имеющая другие слова:

Свистит ветер, и бушует буря,

Ботинки порваны, но надо идти вперед,

Чтобы завоевать свою весну...

Это стихотворение нашли в блокноте убитого майора-коммуниста (фамилию его установить так и не удалось) – и вот оно стало гимном партизан– гарибальдийцев...

Но начнем с начала.

В 1938 году поэт Михаил Исаковский набросал восемь стихотворных строк и положил их в стол – дальше что-то у него не получалось. Через год композитор Матвей Блантер увидел эти восемь строчек, они ему понравились, и он попросил автора докончить стихотворение. Тут же была написана музыка... И тут же пошли чудеса.

Новую песню не успели еще опубликовать, а ее уже знали, уже пели по всей стране. Для этого понадобилось немногое: два или три раза ее исполнили с эстрады.

В 1943 году Исаковский получил Государственную премию. В постановлении назывались произведения, за которые поэт удостоен этой почетной награды, в том числе была названа и «Катюша». Но первой книгой Михаила Исаковского, в которой напечатана «Катюша», был сборник «Стихи и песни» 1944 года! Вот как бывает.

Катюша, девушка из песни, стала для миллионов людей близкой, как бы существующей, живой – настолько полно выражались в ее характере черты характера советского человека.

Вскоре появились произведения безымянных авторов, которые отвечали на песню М. Исаковского и М. Блантера, отвечали Катюше, героине этой песни:

Не цветут здесь яблони и груши, Каждый кустик здесь бойцу послушен,

Но леса чудесные растут. И враги границу не пройдут.

Грянула война. И родились новые слова, новые народные варианты песни:

Отцвели и яблони и груши, Не выходит, песен не заводит,

Проплыли туманы над рекой. Не встречает милый у ворот.

Не выходит на берег Катюша, Он на фронте с немцами воюет,

Не выходит на берег крутой. Его знает весь советский фронт...

В этих ответах безымянные авторы-бойцы клянутся Катюше защитить страну, рассказывают о своих ратных трудах пехотинца, связиста, артиллериста, моряка.

Те наши солдаты, которые 2 мая 1943 года штурмом овладели столицей фашистской Германии, в мае 1941 года были рабочими, инженерами, колхозниками, студентами – не были они солдатами. Но Родине понадобилось, и они стали ими. То же самое произошло и с Катюшей.

Как и ее любимый, она идет на фронт. Есть песни о Катюше – медицинской сестре, о Катюше – связистке, партизанке:

Жгли фашисты яблони и груши, А под вечер во главе с Катюшей

Всю деревню грабили подряд. Партизанский подошел отряд.

Известный ученый-фольклорист И. Н. Розанов собрал около ста произведений, продолжающих песню Исаковского и Блантера. Такого еще не бывало ни с одной песней!

Но и на этом не кончается история «Катюши». «Катюшей» стали называть на фронте самодельные зажигалки, а потом – первые реактивные установки.

В 1944 году М. В. Исаковский написал «Песню про «катюшу»:

И на море и на суше – Ходит русская «катюша»,

По дорогам фронтовым – Ходит шагом боевым.

Появились народные песни о «катюше» – миномете:

Расцветали яблони и груши, И к передней «катя» подходила,

К ним склонился синий горизонт, Подвозя снаряды за собой,

А с завода двигалась «катюша» И такую песню заводила,

По асфальту гладкому на фронт. Что фашисты поднимали вой.

А в конце песни воедино сливаются оба образа – и Катюши, героини первой песни, и «катюши» – грозного оружия.

Пусть он вспомнит девушку простую, Из врагов вытряхивает душу,

Пусть услышит, как она поет, А бойцам отвагу придает.

Вместе с нашими воинами «Катюша» – песня вступила на освобожденные земли Европы. Ее запели в Болгарии и Венгрии, в Чехословакии и Польше. Ее любили и пели партизаны во Франции, коммунисты Испании. После войны Катюша снова обрела свой мирный довоенный облик. Песню о ней подхватили на всех континентах. В Японии, как писали газеты, появилось кафе «Катюша». В этом кафе обязательно, хотя бы один раз за вечер, исполняется «Катюша». А украинский поэт Андрей Малышко, побывавший в Соединенных Штатах Америки, свидетельствует: «Негры двое славили «Катюшу», ту, что Исаковский написал...». С огромным успехом исполнял «Катюшу» знаменитый американский певец и борец за мир Поль Робсон.

Запели «Катюшу» и те, кто поднялся за свою свободу, – кубинские патриоты, а позднее – партизаны Колумбии. Они пели русскую, советскую песню по-испански и потому называли ее героиню не Катюшей, а Каталиной.

«Никто не забыт, и ничто не забыто!» – эти слова принадлежат поэтессе Ольге Федоровне Берггольц, воспевшей мужество непокоренного Ленинграда. И как солдата, совершившего подвиг, навечно включают в списки его части, так и «Катюша» навечно включена в репертуар одного хора на Смоленщине. Такого тоже не бывало еще в мире. Об этой удивительной истории рассказала газета «Правда» в номере за 6 ноября 1971 года в заметке «ПЕСНЯ

О КАТЮШЕ»:

«Включить навечно в репертуар народного хора песню «Катюша» в память о комсомолке Катюше Помазкиной, погибшей от рук немецко-фашистских захватчиков».

(Из решения правления Дома культуры села Каспля).

Ее знали здесь многие. Знали в школе, где училась, по комсомольской

организации, по художественной самодеятельности. Любила песни, особенно «Катюшу». После десятилетки Катя осталась работать в колхозе. Участвовала в концертах самодеятельности.

В первые же дни войны ушел на фронт ее муж, ставший политруком. Потом Смоленщину захватили гитлеровские оккупанты. Каждое утро односельчане видели, как Помазкина, принарядившись, шла на работу в полицейскую управу, где выдавались пропуска. Немногие знали, что она осталась в оккупации по заданию Касплянского подпольного райкома партии. Сколько советских людей с ее помощью было спасено от фашистского рабства.

Многие подробности о работе Помазкиной вскрылись совсем недавно, когда в Смоленске состоялся суд над изменниками Родины. Стало ясно, как погибли от рук гитлеровцев патриоты из села Каспля, в том числе и Катюша Помазкина.

Каратели вели арестованных вдоль берега реки, над которой еще клубился туман. У свежевырытой могилы вдруг раздался звонкий голос:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой...

Это в последний раз запела свою любимую песню Катюша Помазкина. Фашисты не дали Кате допеть, сразили комсомолку очередью из автоматов. Но песню уже подхватили другие. Выстрелы не могли заглушить ее. С песней на устах падали, сраженные пулями, директор школы М. С. Исайченков, коммунист Д. Ф. Калентеенков, комсомолки Дуся Помазкина и Шура Соенская, мельник Куличенков, кузнец Борис Соенский и многие другие.

Михаил Васильевич Исаковский занимает в советской литературе особое место. Он один дал народу песен на целую книгу... «Вдоль деревни», «Дан приказ: ему – на Запад...», «Ой, туманы мои, растуманы...», «И кто его знает», «Одинокая гармонь», «В прифронтовом лесу», «Где же вы, где же вы, очи карие...», «Летят перелетные птицы» – невозможно перечислить... Исаковский – подлинно народный поэт.

Ну а «Катюша»?

В одном из матчей чемпионата мира по хоккею в Швеции нашей команде пришлось очень туго. И тогда туристы-болельщики из Советского Союза, которые находились в зале «Юханнесхоф», встали и запели «Катюшу». Словно крылья появились за спиной у ребят. Игра пошла. Матч был выигран.

Наши знаменитые гимнастки 9 мая 1973 года оказались в Англии. Перед их выступлением диктор сказал по радио:

– Сегодня в СССР особый день – День Победы во второй мировой войне. Позвольте напомнить, что наши страны были союзниками в этой войне. А потому это и наш праздник. Поздравляем советских гимнастов!..

И оркестр королевской гвардии заиграл «Катюшу».

«Катюша» – самая знаменитая песня в литературе и в фольклоре. И не только в истории России. Никакую другую лирическую песню не знало, не пело, не полюбило столько людей в стольких странах!

«Катюша» – самая знаменитая песня в истории человечества.

ЧУДО– ГЯДОМ!

Не в такой мере, конечно, как прежде, но и сегодня, и не только в глухих местах, а даже в пригородных деревнях, в дачных, совсем, можно сказать, городских местах, живет бще^ старое искусство народа.

В самом Ленинграде, в Удельном парке (ныне имени Челюскинцев), народные гулянья по праздникам проходили еще в XIX веке. Традиция эта продолжается и в наши дни. И сегодня в субботние и воскресные дни здесь собираются любители народной песни, частушечники, гармонисты. Члены кружка молодых фольклористов, среди которых есть и школьники, записали в этом парке частушек на целую книгу! Уже и рукопись под названием «Частушки Выборгской стороны» готова.

...Андрей Иванович Каргальский родился в 1904 году на Дону. Там он провел первые годы своей жизни. Но вот уже более полувека он ленинградец. Это настоящий кадровый рабочий, литейщик. Вроде бы и забыть можно было все то, давнее. А нет, не забылось. Сам он говорит о себе: «Казацкого во мне осталось душа да песня».

Ай да по край-то было али моря

Ай да моря синего,

Ай да на усть-то было али Дону Ти...

Ай да Дону Тихого

Ай да построилась она, избушоночка

Размалым-мала...

Вы думаете, какая это избушонка?

Столик-то в ней, скажем, стоял он

Всё из слоновой кости.

Да никто-то, скажем, в эту избушоночку не захаживал,

Ай да захаживал в нее вот и Петро Первый,

Там ру... ох н русский царь.

В песне вспоминается, ни много ни мало, о походе Петра I на Азов в 1694 или 1696 году. Вариант этой песни записан всего один раз – в 1866 году, да и то текст Андрея Ивановича имеет самостоятельное значение.

Вот вам и ленинградский кадровый рабочий!

...Ленинград еще не был построен. XVII век. Восстание Степана Разина.

Ай да появился в Астрахани

Вот и ну и дети... ай ну детинушка,

Ай да вот и незнакомый Разина человек.

Ай да вот и на нем сафьяновы да сапожечки

Они всё поскрипливают,

Ай да вот и да на нем-то да кафтан,

Ай да на махориках кафтан висит,

Ай да вот и на нем шапочка с прозуметами

Вот и всё на буйной его голове.

Ай да вот и он по городу похаживает,

Губернатору не здравствует.

Это песня о сыне Степана Разина. Сын, сынок – посол Разина, доверенный человек. Он пришел в Астрахань, чтобы подготовить восстание. Напуганный губернатор уговаривает его, уже обращаясь как бы прямо к Разину:

– Ай да вот ты, Стенька, удалой казак,

Ай да иди же ты на Тихий Дон.

А тот отвечает:

– Ай да вот я еще тута погуляю,

Да я по Волге-матушке...

С помощью Андрея Ивановича мы можем опуститься в глубь времен еще на целое столетие. XVI век, царствование Ивана Грозного. Ермак отправляется в Сибирь:

На речке-то было, братцы, на Камышенке,

Там жили-проживали люди вольные.

Атаманом у них был Ермак Тимофеевич.

Что ни слово он говорил, точно в трубу трубил.

– Где же мы, ребятушки, зимовать будем?

На Яик нам пойти – перебитым нам быть,

А мне, Ермаку, – повешенным.

Так уйдем же, ребятушки, во Сибирь дальную,

Подальше да от глаз царя Грозного...

Андрей Иванович поет по-казачьи, неторопливо, с повторами, растягивая стихи, дополняя их различными вставными частицами. В каждой такой песне речь идет о могучем герое, о его думах, о его подвиге. Торопиться тут не стоит, скороговорка не годится. Да и условия исполнения способствовали развитию именно такой манеры.

Я спросил у Андрея Ивановича: от кого он услышал, перенял эти народные песни?

– Это всё у меня от моей семьи, – ответил он. – Родился и детство провел я на Дону. Там у нас все поют. А моя семья и на Дону была не последней. После окончания полевых работ наступали долгие осенние вечера. К нам собирались родственники и старики, которых давно уже нет в живых. И пели они старинные песни про князя Владимира, про Наполеона, Петра Первого и много других. А я где-нибудь лежу, на печке или за перегородкой, и слушаю. Часто так и засыпал под песни. Но видно, крепко они во мне засели, если и сегодня почти всё помню.

Когда Андрей Иванович навсегда уехал с Дона, ему было 20 лет. И значит, всё, что он знает, он усвоил до 20 лет.

Андрей Иванович поет не только исторические песни, но и хороводные, шуточные, плясовые, лирические. И в каждой ярко отражается боевая, неспокойная казачья жизнь:

Ай да на заре-то было ай, братцы, на зо...

Ай на зореньке,

Ай да на восходе-то было солнца кра...

Ай было солнца красного,

Ай да что не сокол с орлом солета...

Солеталися,

Ай да что не сокол-то с орлом здоровля...

Ай они здоровлялися.

Ай да что не сокол у орла расспра...

Ай расспрашивал:

– Ай да ты скажи мне, орел сизокры...

Ай орел сизокрылый мой,

Ай да чем турецкое поле прнукра...

Приукрашено?

Ай да чи буграми да чи поле доли...

Ей-ей да чи поле долинами?

А орел отвечает соколу:

Ай да чн буграми чи да поле доли...

Ай долинами,

Ай да чи казачьими полюшко моги...

Ай полюшко могилами.

Вот еще одна старинная лирическая песня необыкновенной красоты и силы:

Ай да ты свети же, скажем, просвети,

Ай да батюшка да ты светел месяц,

Ай да ты свети же, скажем, просвети,

Ай да ты свети во всю линию,

Ай да чтобы видно мне было молодцу,

Ай да видно из плену убежать мне,

Ай да из турецкой неволюшки.

Конечно, прекрасен Музыкальный образ этой песни. Но мне, литератору, словеснику, всегда бывает очень обидно, что слушатели не получают полного представления об удивительной красоте содержания, о гармонических образах старой песни, о ее простой, но такой емкой композиции, о какой-то мудрой ее наивности.

Вот бежит казак из плена, из турецкой неволи и спрашивает себя:

А где же я, молодец, ночевать буду?

И сам себе отвечает:

Ай да заночую я, добрый молодец,

Ай да в поле при дороженьке.

Ай да что же я, молодец,

Ай да что же я в головах-то класть буду?

Ай да положу я, добрый молодец,

Ай да руку свою только правую.

Ай да чем же да ведь я, добрый молодец,

Ай да чем же я накрываться-то буду?

Ай да что покроет-то меня, раэдоброго молодца,

Ай да ночка она темная, темная ночка...

35 лет занимаюсь я фольклором и не перестаю удивляться гениальной художественной одаренности нашего народа. И еще: какая удивительная у народа память! Вот пел Андрей Иванович про сына Степана Разина. В песне сохранилось воспоминание об очень давних исторических событиях. Но как точно показана расстановка социальных сил. Вообще, классовая память, если можно так выразиться, у народа наиболее крепка.

Песня донесла до XX века и множество деталей живой тогдашней действительности. Вот посмотрите, как одет посол Разина – одежда эта, разумеется, не повседневная, а нарядная, праздничная, богатая: на нем сафьяновые сапоги, кафтан с махориками (то есть с кистями), шапочка с позументами. Любой историк русской одежды с точностью до десятилетия датирует этот костюм.

Но пойдем еще дальше. Киевская, Новгородская Русь... Андрей Иванович запел о Садко. Вы подумайте: Садко! И сюжет исторически очень интересный, редкий, если не редчайший сегодня: Садко – представитель богатого и независимого еще в ту пору Новгорода насмехается над Москвой. Господин Великий Новгород, торговый город – богаче Москвы.

Ай да что продам я Москву да снова выкуплю,

Ай да что пожаром спалю ее, да лучше выстрою!

Ай да что каэна-то она новгородская,

Ай да что богаче она князя московского.

Прикиньте-ка, сколько лет этому конфликту, если уже к 1478 году Новгород утратил свою независимость. Былина любуется Садко, но она знает, на чьей стороне сила и историческая правда. И всё высказывается не отвлеченно, не прямо, а в одном эпитете:

Ай да в глупо м-т о уме Садко выхваляется...

Былина поется еще протяжнее, еще больше здесь повторений, возвращений: о самых важных предметах рассказывает она. Вот как выглядит начало былины об Илье Муромце:

У славного у князя,

Было князя у Влади... е-ай да, князя у Владимира,

Ай да вот и собиралася да у нас,

У нас пир да беседушка, беседа она почтенная,

Она многорадостная.

Ай да что честна, хвальна беседушка,

Она-то премногора... ай да, она многорадостная.

Ай да вот и во беседушке той сидят,

Ай да сидят, скажем, алн князья-бояре,

Сидят князья-бояре.

Ай да как на самом-то на важном месте

Сидел али во Влади... е-ай да, сидел во Владимир сам князь.

Ай да вот и да по правую да сторонушку Да сидел, скажем, али Илья Му... о-ай да,

Сидел Илья Муромец.

Ай да как по правую сторонушку

Сидел али Илья Му... ай да, сидел Илья Муромец,

Ай да вот и да по левую да сторонушку Да сидел али Дей Степа... а-ай да,

Сидел Дей Степанович...

Дей Степанович – чаще называют Дюк Степанович...

Вот такие песни знает Андрей Иванович Каргальский. Записано от него около ста песен —Ъдна лучше другой, одна старее другой (новые он, конечно, тоже хорошо знает). В 1979 году вышла книга «Песни донских казаков, напетые А. И. Каргальским».

А познакомился я с Андреем Ивановичем в литературном кружке Дворца культуры имени Крупской. Когда-то, в юности, он начал писать рассказы, потом надолго бросил. И вот, выйдя на отдых, снова решил заняться ими.

Узнал, что я интересуюсь песнями, и сказал:

– Так и я еще кое-что знаю! Я запишу.

И принес вскоре целую тетрадь собственноручно записанных песен. Открыл я ее, полистал. И обомлел: былины!

Эти былины, эти замечательные древние песни Андрей Иванович не пересказывал, нет – он пел их! И я записывал их на ленту магнитофона в Ленинграде, на седьмом этаже нового дома.

А на что, казалось бы, можно было надеяться, принимая из рук Андрея Ивановича его тетрадь?

Но всегда есть надежда. Нужно искать. Чудо – рядом!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Фольклор собирали, исследовали десятки, если не сотни разных людей. Их общий труд и есть то, что называем мы современной наукой о народном творчестве, советской фольклористикой.

И я обязан был, как это и принято в науке, высказывая ту или иную мысль, делать сноску внизу: эту мысль или эту теорию впервые выдвинул такой-то ученый, в такой-то работе, на такой-то странице. Но поскольку я писал все-таки не научный труд, а популярный, я вынужден был отказаться от сносок. Там, где это было возможно, я старался говорить о книгах, об исследованиях своих предшественников, своих старших и младших товарищей, но, разумеется, делал это не в полной мере и не всегда.

«Я в этой книге отдал честь товарищам своим», – хорошо написал один поэт.

Мое уважение, моя благодарность самоотверженным, преданным своей науке собирателям и исследователям фольклора высказаны в посвящении.

Почти полвека назад великий писатель А. М. Горький обратился с призывом к литераторам, деятелям культуры – собирать фольклор. На этот призыв откликнулись и школьники. Свои записи они посылали в «Пионерскую правду». За несколько месяцев газета собрала и частично напечатала более пятисот сказок! Все опубликованные сказки «Пионерская правда» подарила писателю и попросила его рассказать о том, что дали ему песни и сказки в детстве, какое значение имеет народное творчество для его собственной работы.