Текст книги "Приключения послушного Владика"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

«Драться умеешь?»

И ночью ехали, и утром ехали. И днем быстрой зеленой змейкой поезд мчался мимо рощ и лугов, громыхая на мостах, пересекал реки, бежал вдоль бесконечных, как море, желтых полей пшеницы, на которых черными жуками уже ползали первые комбайны.

В три часа тетя Нина сказала, что пора собираться.

– У нас не столица, поезд стоит всего две минуты.

Действительно, не столица. Вокзал, если его можно назвать таким громким именем, был совсем небольшой, голубенький, и величавые серебристые тополя, стоявшие под солнцем, смотрели на него со своего великаньего роста, как на ребенка.

Впрочем, не вокзал интересовал Владика, проворно соскочившего с высокой подножки на землю. Он смотрел в сторону передних вагонов. Туда же смотрела и тетя Нина.

– Ну, где там мой отряд? – не без волнения сказала она.

Желающих выходить на этой маленькой станции почти не было, и потому в следующую минуту тетя Нина воскликнула:

– Конечно, у второго вагона стоят! Идем! У Наташи глаза на мокром месте. Даром что рыбачка.

Владик взял свою сумку, еще и тяжелый портфель тети Нины подхватил, но та вдруг замахала рукой, счастливо засмеялась:

– Бегут, бегут! Стой… Впереди-то, видишь, в футболке – Егорка!

Тетя Нина не ошиблась, сказав про отряд. Следом за сыном бежали еще двое мальчишек, и рядом, нисколько не отставая, неслась девчонка в ярком васильковом платье. Только косы метались по сторонам.

– Егоркины друзья – Толик и Сережа, – пояснила тетя Нина. – А Наташа-то молодец! Что значит девочка, цветов нарвала.

Подбежал Егорка, обнял мать. Раз пять поцеловала его тетя Нина, может, и еще поцеловала бы – до того рада была встрече, но Егорку уже отталкивала Наташа. Наконец дорвалась. Она буквально повисла на матери. Точно: глаза у нее были на мокром месте, по щекам отважной рыбачки текли слезы.

– Здравствуйте, тетя Нина! – разом сказали Толик и Сережа.

Егорка тем временем с интересом оглядывал крепенького, опрятно одетого мальчишку. Вроде вместе приехали. Значит, это…

– Ты – кто? – спросил Егорка.

– Владика не признал! – улыбнулась тетя Нина. – Знакомьтесь!

Егорка больно стиснул пальцы Владика.

– Бег, прыжки, борьба, шахматы?

– Чего? – не понял Владик. – A-а, каким видом спорта занимаюсь? И бегаю, и прыгаю. В футбол играю.

– Подходяще, – сказал Егорка.

Пока происходил этот короткий разговор, пока знакомились с Владиком Толик и Сережа, Наташа успела отдать матери цветы, вытерла слезы, а косу с пышным белым бантом, длинную, туго заплетенную, искрившуюся на солнце красивую косу, она легким движением руки переместила со спины на грудь.

– Очень рада, – чуть-чуть присела Наташа и протянула гостю мягкую белую ладошку.

Возможно, Владик и обратил бы внимание на красивую Наташину косу с белым бантом, но он посмотрел на ее шелковый пионерский галстук – будто на торжественный сбор дружины явилась – и вдруг подумал: «А почему они все в галстуках? Сейчас же каникулы…»

До поселка ходил автобус. Но ждать его не стали: велик ли путь, два километра!

– Соскучилась, будто год не была дома! – сказала тетя Нина и сняла туфли. – Хорошо-то как! Земля теплая.

И Наташа с удовольствием бы пошлепала босиком, но ей не хотелось снимать свои красные босоножки. Всего третий раз надела.

Владик шел налегке. Его сумку нес Егор. Встречавшие отобрали вещи и у тети Нины. Она шла, размахивая туфлями, с удовольствием нюхала Наташин букет цветов, спрашивала о доме, улыбалась. Владику было немножко обидно, что она уже не смотрит на него, не разговаривает. То ли дело в вагоне: говорила только с ним, шутила, заботилась – то чаю предложит, то пирожок. И тетя Нина словно услышала его мысли.

– Владик, Владик! – обернулась она к нему. – А вон и озеро показалось. Видишь голубое какое? Искрится.

Справа, за березовой рощей, открывался широкий синий простор воды.

– Красиво, – сказал Владик. – Как Черное море.

– А ты помнишь это озеро? – спросила тетя Нина. – Боже мой! Егорка, да он совершенно ничего не помнит!

– Почему, – возразил Владик. – Я вас помню. И шоколадные колбаски помню. Вкусные.

– Как-нибудь сделаю, – пообещала тетя Нина.

– Вчера щит повалили, – поглядев на озеро, сумрачно проговорил Егорка. – Злые, как хунта.

– Все воюете?.. Вот какой он у меня воин, – снова обернулась тетя Нина к Владику. – Отдыхать бы спокойно, на то и каникулы, а они воюют.

Владик не совсем понял: осуждает она ребят или, наоборот, гордится. Пожалуй, все-таки гордится.

– А что это за щит? – спросил Владик.

– Природу охраняют, – объяснила тетя Нина. – Воду чтобы в озере не грязнили.

– Неправильно на щитах мы пишем, – вмешалась в разговор Наташа. – Надо не так писать. Мы с папой придумываем.

– Ты не устал? – спросил Владик у Егорки. Ему было совестно, что тот так долго несет его увесистую сумку. – Давай я теперь.

– Сколько правой жмешь?

– Не знаю. Не пробовал, – ответил Владик.

– Килограммов… тридцать пять. – Егорка оценивающим взглядом окинул невысокую фигуру Владика. – А я – сорок шесть.

Это означало, что сумку Владик не получит. Егорка лишь сменил руку – нелегкая все же сумка.

– А драться умеешь?

– С кем драться?

– Есть такие… – Егорка не захотел вдаваться в подробности. – Толик, – обратился он к худощавому, с золотистыми, как подсолнух, волосами, – теперь сил в нашем отряде прибавилось.

– Что у вас за отряд? – снова поинтересовался Владик. – Не свободных пиратов?

– Каких еще пиратов? Обыкновенный отряд.

– Пионерский?

– Ну, пионерский, – не стал возражать Егорка. – Конечно. Ты ведь тоже пионер?

– Еще в третьем классе принимали, – сказал Владик. – А почему вы все в галстуках? Сейчас каникулы.

– Хотим – и носим! – словно сердясь, ответил Егорка.

Наташа с укором покосилась на брата и спросила Владика:

– У тебя пятерки есть?

– Есть.

– По каким предметам?

– У меня все пятерки, – сказал Владик.

– Теперь сам неси. – Егорка опустил сумку на землю. – Тяжелая. Кирпич, что ли, положил?

– Дайте мне, – обернулась тетя Нина.

– Э, э! – категорически запротестовал Егорка. – Такой номер не пройдет! У нас четверо мужчин. Справимся.

– Вообще-то, конечно, – легко согласилась тетя Нина. – Такие богатыри!

Худенький, золотоволосый «богатырь» Толик улыбнулся:

– Я сегодня десять минут делал зарядку.

– Мужчины! Богатыри! – засмеялась тетя Нина. – Пожалуй, приготовлю вам сегодня колбаску. Шоколадную, с орехами.

– Вместе будем готовить! Вместе! – запрыгала от радости Наташа.

– Тогда прибавим шагу! – проговорил Егорка и отобрал у Толика тяжелый портфель матери.

Дядя Ваня

Когда с главной улицы, вдоль которой тянулась шоссейная дорога, свернули в проулок, тогда Владик окончательно понял, как смешон был его недавний вопрос о трамвае. В глаза сразу же бросилась рыжая собака: горячась от солнца, она дремала в тени лопухов, росших у забора. Чуть дальше, на травяном островке, ватными комочками пестрело суетливое цыплячье семейство во главе с еще более рыжей, чем собака, курицей.

Дорога в проулке была немощеная. Вероятно, детище двадцатого века – автомобиль – ещё не стал здесь полным хозяином. Однако следы его уже виделись всюду – и отпечатки шин на укатанной колее, и широкие ворота гаражей, то у дома с решетчатой оградой, то у дома с голубым забором.

А вот и само оно – лакированное чудо цивилизации. Из голубых ворот дома, зеленую крышу которого венчала высокая телевизионная антенна, выехала дымчатого цвета «Лада». За рулем ее сидел грузный, словно отлитый из бетона, с насупленным лицом мужчина.

Все посторонились, и машина, покачиваясь, важно проехала мимо.

– Витькин отец! – испуганным шепотом сказал Толик. – Чего ему здесь надо?

– От Федорина, – сказал Егорка. – Не знаешь, что ли! Приятели! Вместе ездят в город клубнику продавать. У них самая лучшая клубника. Чуть не с куриное яйцо ягода.

– Ах, глупая! – смотря вслед удалявшейся машине, пожалела Наташа. – Надо было встать вот так, – она расставила ноги, а руки вытянула в стороны.

– Это зачем такой цирк? – спросил Егорка.

– Чтобы машину остановил.

– А дальше?

– Чтобы Витьке своему сказал – пусть руки не распускает!

– Не знаешь ты его отца. Он бы и машину не остановил. Через тебя переехал бы.

От изумления серпики Наташиных бровей чуть распрямились.

– Переехал бы? Через меня? А какое имеет право?

– Ты, Егорка, в самом деле что-то не то сочиняешь, – сказала Нина Михайловна. – Кирюшина я хорошо знаю. У нас в заготовительном цехе он работает. Механиком. Специалист Василий Степанович отменный. Рационализатор, в цехком избран. Даже портрет его на Доске почета висит.

– Тетя Нина, а так тоже бывает, – словно конфузясь, проговорил почти все время молчавший до этого высокий, с коротким ежиком волос на голове Сережка. – Я рассказ читал: один тоже, на работе самый-самый передовик, премию получал, а дома дети и жена от него по соседям прятались.

– Видишь, – наставительно, как взрослый, сказал Егорка матери. – Может, и Кирюшин такой. А про Витьку своего, – посмотрев на сестру, добавил он, – это уж точно: и разговаривать бы не стал. Разбирайтесь, мол, сами.

Владик из этого разговора мало чего понял – что к чему, но расспрашивать было поздно.

– А вот и наша радуга, – сказала тетя Нина и подошла к калитке. Доски калитки были выкрашены в разные цвета: красный, синий, зеленый.

Владик очутился в небольшом дворике, где перед окнами дома росло много цветов, и лишь теперь, в эту минуту, со страхом подумал, что сейчас увидит дядю Ваню. Вспомнились слова матери: «Полный инвалид. Только и осталось, что название – человек».

Возле желтенького крыльца с, тремя ступеньками их встретила бабушка – мать дяди Вани. Была она седая и выглядела совсем старой, может быть, еще и потому, что один глаз ее был прикрыт, будто спал.

– А я все жду, да жду, – бойкой скороговоркой сказала она, – да все в окошко поглядываю. Вот и проглядела, одним-то глазом.

Тетя Нина обняла ее, быстро спросила:

– Ваня как?

– Слава богу. Ждет. Побрился.

Тетя Нина взбежала по ступенькам и скрылась за дверью. Даже про Владика ничего не сказала. Положение поправила Наташа:

– Баба Катя, а это – Владик. К нам приехал. Посмотри, какой он красивый.

Владик смутился. Он нередко слышал про себя: умник, прилежный, послушный. Но чтоб девчонка красивым его назвала…

Поддакивать внучке бабушка не стала. Зато рост нежданного дорогого гостя умилил ее:

– А какой был махонький! Вот на эти самые ступеньки руками помогал себе взбираться.

– А здесь, гляди, родинка у него, – чуть не касаясь пальцем щеки Владика, сообщила Наташа.

Егорка поморщился:

– Указку возьми – это у него глаз, это рот! – И он поднялся на крыльцо. – Идем, с отцом поздороваешься.

Иван Петрович лежал на кровати. Лицо и руки у него были очень худые. Но Владик не худобе поразился, а тому, что не увидел черных, густых усов. А вот глазам Ивана Петровича не удивиться было трудно – они смотрели весело и зорко.

– Ну и ну! – смешно оттопырив губы, протянул Иван Петрович. – Парень-то – Добрыня Никитич! В перспективе, понятное дело.

Нина Михайловна, сидевшая тут же на кровати, добавила:

– И заметь, Ваня: сплошной отличник. Питается, в основном, клубникой, рисовой кашей и книжками. Это и тебя, Егорка, касается: «Детей капитана Гранта» Владик за два дня проглотил.

– Вот такущую? – не поверил Егорка. – Страниц на шестьсот?

– Шестьсот семьдесят одна, – уточнил Владик.

– Нет-нет! – Егорка отчаянно замахал руками. – Клубнику глотать – пожалуйста! А «Детей капитана» не хочу.

Шутка в этом доме, как видно, была в большом ходу. Смеялась тетя Нина. И лежавший Иван Петрович в улыбке показал весь ряд белых зубов. А пышные банты на тугих косах развеселившейся Наташи порхали, как бабочки.

И Владику вдруг почудилось: дядя Ваня сейчас встанет и пойдет по комнате.

Голосование

Как знать, возможно, Нина Михайловна и не вспомнила бы о своем обещании приготовить шоколадную колбаску с орехами, но об этом помнила Наташа. Передник с кружевами и кармашками, который она надела на васильковое платье, видимо, очень нравился ей. Готовили колбаску на кухне, но все же Наташа несколько раз появилась в комнате, где четверо ребят сидели возле кровати Ивана Петровича.

В очередной раз забежав в комнату, она сказала:

– Мальчики! Нужна рабочая сила.

Но поскольку ни брат, ни длинный Сережка, ни даже Владик, занятые разговором, и головы не повернули, то на призыв молодой хозяйки откликнулся лишь Толик.

В дверях Наташа чуть задержалась: может, и Владик все же проявит интерес к кулинарным делам? Нет, разговором увлекся…

Вся обязанность «рабочей силы» состояла в том, чтобы помолоть на ручной мельнице орехи. Ну и работа – три минуты покрутить ручку жестяной мельницы, похожей на мясорубку! Это мясо крутить – мужская работа. Какие-нибудь жилы попадутся – такую силу приложить надо, что стол от пола отрывается. А тут и кошка могла бы покрутить, если научить ее.

Но Толика нисколько не смущало, что ему поручена такая несерьезная работа.

Покончив с орехами, он отвернул мельницу и, хотя Наташа не просила об этом, разобрал на части, вычистил все и снова собрал.

– А что еще делать? – Толик несмело улыбнулся.

– Спасибо. Сейчас ты мне пока не нужен… Но можешь посидеть здесь, – разрешила молодая хозяйка. – Посиди.

– Наташ, ты ведешь себя как наследная принцесса, – сказала тетя Нина. – Может, Толику к ребятам хочется пойти.

– Но мне надо что-то спросить у него. Садись, Толик.

Распоряжения «наследной принцессы» для Толика, как видно, не были в тягость. Он охотно оседлал трехногую табуретку.

– Спросить хотела? О чем?

– У меня руки в муке, – сказала Наташа. – Подвяжи, пожалуйста, на спине косу.

Тут Толик растерялся:

– Как ее подвязать?

– Ну, конечно, не морским узлом! Просто подвяжи, чтобы не мешала.

На это нехитрое дело Толику понадобилась целая минута.

– Бантиком завязываешь? – не поворачивая головы, поинтересовалась Наташа.

– Готово, – довольный, что она не видит, как он покраснел, сказал Толик. А что, разве он виноват? Те, у кого рыжие волосы, быстрее краснеют. – Так о чем хотела спросить?

– Я? Спросить?.. Не помню. Ах, да. Тебя Витька когда в последний раз колотил?

Толику сразу расхотелось сидеть на кухне, он с тоской посмотрел на дверь.

– Серьезно тебя спрашиваю, – сказала Наташа. – Надо что-то делать. Может, в милицию…

– Да ну, – дернул плечом Толик. – Я к ребятам пойду…

Из кухни уже давно ароматными волнами наплывали вкусные запахи, но только к вечеру, когда скрывшееся за яблонями солнце перестало золотить кружевную занавеску окна, Нина Михайловна объявила, что угощение готово. Накрыв белую скатерть стола прозрачной пленкой, она добавила:

– Но сначала макароны с котлетами съедите, а потом и колбаски получите. Ничего не поделаешь – ужин подоспел.

– Мам… – Егорка почесал в затылке. – А ты дай пока по маленькому кусочку. А то после ужина она такой вкусной не будет.

– Кто же так делает?

– Ты сделай.

– Странный человек. Вань, – Нина Михайловна обернулась к мужу, – скажи ты ему.

Иван Петрович тяжко вздохнул. Даже тетрадный листок, лежавший у него на груди, чуть приподнялся.

– Нинусь, а может, и правда? Ну, хоть совсем по маленькому кусочку.

– Ненормальные! – сказала она. – Что придумали…

– Значит, ставим на голосование? – спросил Егорка и поднял руку. – Кто за то, чтобы сначала – колбаски?

– Я, – сказал Иван Петрович.

И Сережка был за это предложение. Он даже посчитал нужным объяснить:

– Читал в «Крокодиле», что самое интересное в правиле – это исключение.

Владику тоже захотелось нарушить правило. Когда-то еще представится такая возможность? У него дома об этом и подумать нельзя. Виновато посмотрев на мать, подняла руку и Наташа. Тотчас взметнулась и худенькая рука Толика.

– Выходит, одна осталась? – смеясь, сказала тетя Нина. – Дудки вам! Я тоже – за!

Двузубая вилка

Кусочек вкусной колбаски никому не испортил аппетита. За ужином только вилки постукивали. Егорка орудовал своей личной вилкой всего лишь с двумя длинными зубьями. Управлялся ею Егорка ловко. Втыкал в макаронину острые зубья и, не мешкая, отправлял в рот.

Вид этой странной, будто побывавшей в сражении, стальной уродины забавлял Владика. Он то и дело скашивал глаза на Егоркино изобретение и улыбался. Тот наконец не выдержал, подозрительно спросил:

– Не нравится?

– Чудная какая-то.

– Сам ты чудной! Эту вилку, может, в музее станут показывать.

– Когда-нибудь поймут, – управляясь с котлетой, поддержал всезнающий Сережка. – Китайцы вообще почти всякую пищу двумя палочками едят. Дома я пробовал вместо вилки обыкновенной вязальной спицей есть. Получается.

– А еще удобнее – прямо пальцами, – заметила тетя Нина. – Никакой вилки не надо.

– Ты, Нинуся, Егоркину идею не порочь, – проговорил с кровати Иван Петрович. – Может, человечество в самом деле вернется к такой вилке. Раньше-то, говорят, как раз и было в ней два зуба. Тоже не дураки раньше были.

– Ох, утописты вы мои, вилочные стратеги! Вы мне, стратеги, лучше скажите: колбаску с чаем подавать или так будете есть?

– Мама, ну конечно, с чаем! – за всех ответила Наташа и, перехватив взгляд Толика, посмотревшего на часы, сказала ему: – Мы же тебя проводим… А чайник я уже вскипятила. – И Наташа метнулась на кухню. Но и секунды не прошло, как она вновь возникла в дверях. – А вообще, я сама буду подавать. А вы все сидите. И ты, мама, и ты, бабушка.

– Так уж любит гостей принимать! Так любит! – сказала бабушка Катя. – Совсем вроде тоже недавно малая была, а теперь вона – невеста!

– Она помогала тут без меня? – спросила Нина Михайловна.

– Ругать не буду, хвалить не стану. Что просила ее – делала. А так больше вот с ними, – бабушка кивнула на ребят. – Вроде как за командира у них.

– Нос не дорос… до командира! – сказал Егорка.

Иван Петрович с удивлением перевел глаза на сына.

– Пых, пых! – насмешливо сказал он. – Что-то в тебе, Егорий Иванович, петушиного задору сегодня много. И важности. Ты, пых-пых, лишний пар спусти. Самому легче будет.

Все же в голосе отца насмешки было немного, а больше – веселого лукавства. И Егорка не обиделся. Сказал, засмеявшись:

– Ну, папка, с тобой не соскучишься!

Не иначе как Наташа была влюблена в свой кружевной передник: чашки и блюдца, стоявшие на подносе, она внесла в комнату, вновь красуясь в нем. И правда, очень шел ей этот передник. И Владик, пожалуй, только сейчас впервые по-настоящему увидел Наташу. И большие глаза ее, и радостную улыбку, которую она с такой охотой дарила всем, и быстрые, ловкие, загорелые руки: они так проворно брали с подноса чашки и блюдца и расставляли их на столе. «Вон та, голубенькая, мне достанется», – подумал Владик. И когда Наташина рука прямо перед ним поставила голубую чашку с надбитым краешком, ему сделалось необыкновенно приятно. Как хорошо, что он уговорил маму отпустить его! А то сидел бы сейчас дома и дрожал – вдруг затренькает под окнами звонок Васяты?

В следующую минуту радость его омрачилась. Отцу Наташа подала чашку без цветочков, без узоров, – она была, как больничный халат, белая, с ручкой и носиком в виде трубки.

– Папа, – сказала Наташа, – поднимаю. – Она осторожно опустила рычаг, укрепленный с правой стороны кровати, и голова больного вместе с подушкой приподнялась.

«Даже голову не может поднять», – задохнувшись, подумал Владик.

А Иван Петрович, поняв эту неожиданно наступившую тишину, весело проговорил:

– Чай готов, извольте кушать! Только не вижу отчего-то великого творения кулинаров?

И сразу стало легко. Снова взметнулись Наташины косы, уносясь вслед за хозяйкой на кухню.

Ошибался Егорка, говоря, что после ужина колбаски не будут такими вкусными. Ничего подобного! Владику казалось, что никогда в жизни не едал он более лакомых вещей. Он сидел за столом в кругу своих новых друзей, напротив сидела Наташа. Опустив гребеночки ресниц, она чуть улыбалась и не спеша, с наслаждением откусывала белыми зубами коричневую колбаску. Прекрасные колбаски! Самые лучшие на свете!

Галстук

Они шли тем же проулком, что и днем. Но выглядел он иначе. Уже не светило солнце, не было видно рыжей хохлатки с цыплятами. Для них это ночь, третьи сны видят. А какая же это ночь! На верхушках деревьев еще розовато посверкивают последние лучи, резвятся не успевшие набегаться за день ребятишки, а по шоссе несутся машины и совсем еще не собираются подсвечивать себе дорогу огнями фар.

Посмотрев на большегрузную машину с прицепом, на бирюзовом радиаторе которой чернели пять новеньких букв, Егорка завистливо сказал:

– Красивая какая! Когда отец ездил на своем ЗИСе, то КамАЗов еще не было.

Тему эту никто не поддержал, да и сам Егорка шел нахмуренный, сомкнув губы, несильно подфутболивая камешек на дороге. Молчание затянулось, и Толик, печально вздохнув, сказал:

– Встречаете, провожаете… Надоело, ведь правда?

– Глупо, – сказала Наташа. – Очень глупо рассуждаешь. И не считай, что мы тебя провожаем. Просто гуляем перед сном.

– Это называется – вечерний моцион, – уточнил Сережка. – Колоссально укрепляет нервную систему. Везде об этом пишут. Крепкий сон делается. А крепкий сон…

– Как же тебя не провожать, – перебил Егорка. – Вон они, пиночетовцы!.. Почему-то третьего не видно.

На лужайке двое мальчишек играли в бадминтон. Один из них – с цепочкой на шее и огромной медной бляхой широкого ремня – поймал воланчик.

– Петро, глянь, – обратился он к приятелю, у них пополнение… Эй, галстуки! – крикнул он. – Еще одного наняли? Откуда такой, в штанишках?

– Между прочим, мастер спорта по самбо! – внушительно сказал Егорка. – Не гляди, что ростом мал, руки-ноги ломает и фамилии не спрашивает. Учти это, Витек, на всякий случай.

– Вот этот? – зажмурив один глаз, рассмеялся Витька. – А ну, пусть покажет. Я не побоюсь.

– Дурачок! Он подписку давал, чтоб не связываться с такими.

Владик, неожиданно произведенный в «мастера спорта», не мог сообразить, как держать себя. Если бы Егорка шутил, тогда ясно. А он не шутит, на испуг Витьку берет. Вот артист! Что ж, надо держать фасон. Владик нахмурил брови и опустил плечи, словно ему было непомерно тяжело нести бремя славы заслуженного мастера по борьбе самбо.

– Петро, – снова обратился Витька к товарищу, – он думает, напугал нас! Ха-ха! Скажите спасибо, что Эдька в лагерь уехал. Но мы и без него накостыляем вам.

Егорка показал кулак.

– Не забыл, как с катушек летел?

– И ты про свой фонарь помни! А ты, Кролик-Толик, лучше с ними не ходи!

Наташа с трудом сдерживалась, чтобы не вмешаться. А тут не вытерпела. Требовательно спросила у Витьки:

– Что тебе надо от него? Что он тебе сделал?

– Петро, – дурашливо спросил Витька, – чей-то голос, кажется, слышу. Кто это?

– Будто не знаешь! – Петро усмехулся всем своим широким, как булка, лицом.

– Вот те крест, не знаю! – Витька схватился за цепочку на шее.

Сестра его. Наташка.

– А кто она.

– Кто! Девчонка.

– Ах, девчонка! Ну ты передай ей, что я с девчонками не разговариваю. Я их не вижу. Принципиально.

– Дурак! – сказала Наташа. – Идемте…

Возле калитки, от которой к дальнему углу дома тянулась проволока с колокольчиком на конце, ребята простились с Толиком.

– Завтра зайдем, – сказал Егорка.

А Наташа добавила:

– Не унывай. В случае чего, я милиции о нем расскажу.

Сережку провожать не стали. Он не был ни силачом, ни самбистом, этот длинноногий, с ежиком на голове и начитанный Сережка, но ребята из Витькиной компании почему-то не трогали его. Когда возвращались обратно, Витька, все еще прыгавший с ракеткой на лужайке, крикнул вдогонку:

– А телега ваша все равно не поедет! И колеса отобьем!

– Что за телега? – спросил Владик.

– Какая еще телега! – Егорка был явно не в духе. – Велосипед такой делаем. Четырехместный.

Не хочет говорить – не надо. Пожалуйста. Будто не с кем разговаривать! И Владик обратился к Наташе:

– За что этот Витька взъелся на Толика?

– Не знаю, – пожала она плечами.

– Интересно все-таки. Такой хороший мальчишка.

– Не знаю, – снова сказала Наташа. – Ничего ему Толик плохого не сделал. Толик вместе со мной в одном классе учится. А Витька в шестом будет.

– За что? – вдруг сердито усмехнулся Егорка. – Потому что это Витька! Человек такой. Потому что у Толика две ноги. И два глаза. И один рот… Нет, уничтожать таких надо! Что с агрессором делают? Бьют. Уничтожают.

Поддакивать кровожадным идеям брата Наташа не стала.

– Владик, – спросила она, – у тебя есть галстук? Пионерский.

– Конечно, я же пионер.

– С собой привез?

Владик подумал, сказал без уверенности:

– Надо посмотреть. Мама вещи укладывала.

– Ты наденешь завтра галстук?

– Можно… Если найду.

– Я тебе свой дам. У меня еще есть.

– А почему вы все-таки в пионерских галстуках ходите?

– Почему? – Наташа покрутила рукой конец косы. – Как тебе объяснить?.. Потому что пионеры. В галстуке лучше: всегда помнишь, кто ты… Ну еще потому, что это Витькиным дружкам не нравится.

Конечно, мама носовые платки положила, трусы, рубашки, кучу обуви, а вот галстука среди вороха этих вещей в объемистой дорожной сумке не оказалось.

Наташа повязала Владику свой галстук и подвела к большому зеркалу на стене.

– Гляди, – стоя рядом и тоже смотря в зеркало, сказала она, – еще симпатичней стал.

– Наташа, с укором заметила тетя Нина, – спать пора, я постель Владику постелила, а ты – галстуки завязывать! Ночью-то, я думаю, пионер имеет право без галстука спать?

– Ночью имеет право, – согласилась Наташа.