Текст книги "Приключения послушного Владика"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Вечером

Всем плохо жилось в доме. Об этом Владик узнал в первый же вечер после приезда.

Мама сказала:

– Господи, столько времени в парикмахерской не была! Когда у меня были такие ногти!

Отец сказал:

– Зиночка, не делай из парикмахерской трагедии. И, вообще, хватит трагедий!

Таня сказала:

– Что же, под поезд мне теперь броситься, как Анна Каренина?

Но самое неприятное Владику было то, что его приезд не только не способствовал восстановлению мира, а наоборот, еще сильнее накалил атмосферу. Оказалось: письма его виноваты. Он-то старался, бумаги не жалел, во всех подробностях описывал свою интересную жизнь в Егоркином доме!

– Что же ты за отец, Виктор! – укорила Зинаида Аркадьевна. – О дочери побеспокоиться не захотел, сына рад был поскорее отослать неизвестно куда…

– «Неизвестно куда» – это дом твоих родных, – спокойно напомнил Виктор Викторович. – Кстати, Нина Михайловна – прекрасный человек.

– Дело не в этом. Посмотри, как он жил там! Ты ведь читал письма его: стычки, драки, какие-то засады, гранаты. Как только не покалечился!

– Мам, – не выдержав, вмешался Владик, – если бы настоящая граната. А то из бумаги. Сажа в ней…

– Не говори! Не хочу слушать! Посмотри, какой стал худой. Шея в ниточку.

– А по-моему, нормально выглядит, – сказал Виктор Викторович и даже протер очки – получше разглядеть сына. – Возмужал. Окреп. Танюша, ты как находишь?

– У нее только спрашивать! Этих забот ей не хватает!

– Зина, – укоризненно покачал головой Виктор Викторович, – ну на кого ты злишься? Зачем?

– А-а! – махнула рукой Зинаида Аркадьевна. – Тебе лишь бы все тихо было, мирно. Знать ничего не хочешь. Привык за мою спину прятаться. Что вот с Татьяной теперь делать?

– Снова будет поступать… Если захочет.

– Но ведь год пропадает! А у нее такие прекрасные оценки были! В памяти все свежо. Через год, думаешь, легче будет?..

Да, неуютно было в доме.

Когда перед сном Владик пошел умываться, то в ванную комнату проскользнула и сестра. Закрыла дверь на задвижку.

– Я тоже хотела пойти встречать на вокзал, да видишь. – Таня кивнула на дверь. – Одного балла всего не хватило. По химии четверку поставили. И репетитор не помог.

– Что же теперь? – спросил Владик.

– Мама хочет, чтобы санитаркой оформлялась… Все-таки легче, говорят, будет потом поступить.

– Санитаркой… – повторил Владик. – Наверно, не хочешь?

– Нет, нет, – Таня отрицательно помотала головой, – не хочу. А как маме скажешь? Ах, Владик, хорошо тебе. Я бы сто лет согласилась учиться в школе.

– Целый век? Не выдержишь. Надоест. Это старушкой станешь, и все за партой сидеть? Тань, я забыл – тебя старушка из шестьдесят третьей квартиры просила зайти.

– Дарья Семеновна? Обязательно зайду… Владик, а хорошо было у тети Нины?

Он подержал в руке мыло, покрутил его и очень грустно сказал:

– Если бы можно было делать что хочешь, ну… учиться, работать или жить где хочешь, то я бы к дяде Ване и тете Нине поехал жить.

Во дворе

Нет, не все осталось во дворе по-прежнему. Не только чуть пожухла под солнцем трава на газонах. Из окна Владик увидел, что за их домом уже далеко простирались ряды подрубленных свайных пеньков. Ряды эти соединяли проволочными лесенками, обставляли щитами из досок, а потом заливали бетоном. И самое главное, занимался этой работой подъемный край, ползавший по широким рельсам. И не кран даже, а кранище-великанище. Наверное, дом будут строить не в пять, а в девять или двенадцать этажей.

Из другого окна Владик и еще новое заметил – исчезли два железных гаража, стоявших раньше недалеко от высокой березы. А у газона с цветами Владик увидел не пенсионера дядю Леонтия, а толстую женщину, которая поливала цветы из голубого, знакомого Владику шланга.

А потом он Гусика заметил на лавочке. Тот сидел один и читал книжку. Владик так почему-то обрадовался, что хотел тут же побежать во двор. Но бежать было нельзя: мама гладила на столе его желтую рубашку – сказала, чтобы надел ее. Владик довольствовался тем, что приставил к глазам полевой бинокль, навел резкость и так хорошо увидел лицо своего школьного товарища – будто тот в одной комнате находится с ним.

Едва дождался Владик, когда под жарким утюгом исчезла последняя морщинка на его желтой рубашке с карманчиком на груди и белыми пуговками, которую ему когда-то пришлось так усердно отстирывать в ванне.

– Веди себя хорошо, – сказала мама. – И чтоб к половине второго был дома. Курицу с картошкой потушу. Ты же любишь.

– Мам, а ты умеешь делать шоколадные колбаски с орехами? Правда, ведь вкусные? Наташа сама делала. Я могу научить тебя.

– Хорошо, хорошо, когда-нибудь покажешь…

А Гусик неожиданному появлению одноклассника, кажется, обрадовался еще больше. Прямо наглядеться не мог на Владика. А стал тот рассказывать всякие истории, случившиеся с ним, Гусик сидел и только глазами хлопал.

Но Владик и сам не был безразличен к дворовым новостям. Куда, например, девались гаражи? Оказалось, что их увезли по распоряжению какого-то районного совета. Что это за совет, Гусик не знал, но, видно, важный совет, если смог убрать гаражи частных владельцев машин. Шуму и крику было на несколько дней, но не помогло – убрали. Скоро и другие гаражи переселят. Весь двор для ребятишек будет, и деревья еще посадят.

– А где дядя Леонтий? – спросил Владик, посмотрев на женщину, все еще продолжавшую поливать из голубого шланга цветы на газоне.

– «Скорая помощь» приезжала за ним, – сказал Гусик и зачем-то оглянулся по сторонам. – Ночью кто-то половину цветов оборвал. Знаешь, дядя Леонтий как расстроился! Может, и в больницу из-за этого попал. – Гусик понизил голос до шепота и снова оглянулся. – Говорят – это Васята.

– И что ему было? – с интересом спросил Владик.

– Ничего. Не видел же никто. Просто говорят, что Васята.

– Как он, вообще, тут? Прижимает?

– Перочинный ножик взял у меня. Такой ножик замечательный. Пришел ко мне, увидел и пристал: дай поносить, дай. Как думаешь, отдаст?

– Дорогой ножик?

– Ясно. Девять предметов в нем… Нет, – печально вздохнул Гусик, – не отдаст. Тогда скажу папе, что потерял, если спросит.

– Индейскому племени могикан – привет!

К ним, подпасовывая ногой мяч, радостно улыбаясь, приближался рыжеволосый коренастый Сережка Чиж.

– Здорово, Владик Соколиный Глаз! Когда в свой вигвам вернулся?

– Книжку про индейцев читаешь? – догадался Владик.

– «Следопыт»! Откроешь – не оторвешься!.. Айда, индейцы, постукаем по мячику…

Дворовая жизнь Владика входила в нормальную колею. В футбол поиграл, посостязался с ребятами – кто больше подкинет мяч на ноге, над забавной историей Сережки Чижа посмеялся, как бабка случайно заперла его в подвале, а сама ушла искать целебный калганный корень. До вечера просидел Сережка в подвале, две крынки молока выпил. И Владик, конечно, рассказал, чем занимался в гостях, как у ручья с дядькой-великаном воевали.

А незадолго до того, как вспомнить о времени и о мамином предупреждении не опоздать к обеду, всемогущий господин случай столкнул нос к носу Владика и Васяту. «Нос к носу» – не совсем точно. Васята, возвращавшийся на велосипеде со стадиона, где перед календарным матчем тренировались футболисты местной команды, увидел во дворе Владика, радостно гикнул и на полной скорости понесся к нему. Затормозил в двух метрах, несчастные шины змеями зашипели. Вот и получилось – «нос к носу».

– Здоров! – закричал Васята.

Владик такого энтузиазма не проявил, однако тоже крепко потискал руку недавнего приятеля.

Восклицания пошли, всякие ерундовские, нестоящие вопросы, а потом – и о серьезном разговор.

– Гвоздь погорел.

– Как погорел?

– Милиция замела. С ножиком, дурачок, ходил. Началась драка, а он ножик вытащил. Никого и не порезал, а раз ножик – все! Может, в колонию отправят. Он давно на учете в милиции.

– А Мишка? – спросил Владик.

– Мишка? Дурак Мишка! С приветом. Козел драный! Да я и не бываю там. Сам себе командир! – Васята оглядел двор. – Вот здесь. Слушаются. – И усмехнулся: – Дал одному команду: цветочков нарвать – исполнил.

– Каких цветочков? – Владик нахмурил брови. – На газоне дяди Леонтия?

– Неважно где. Об этом – молчок! Да, – со звоном похлопав по седлу, сказал Васята, – такое дело… три рубля нужно.

– Кому!

– Пушкину! Недогадливый какой!

– Ну и что? – Егоркиным тоном спросил Владик.

– А то, что нужно! Можешь принести?

– А я тут при чем? Я у тебя не одалживал.

– Шустряк стал! – Васята сузил глаза. – Не можешь деньгами, принеси книжки.

Странно: Владик почему-то не испытывал противного, цепенящего страха. Страха не было. А злость закипала в груди.

– Отстань от меня!

– Серьезно?

– Говорю: лучше отстань!

– Какая красивая пуговичка. – Васята ухватил пальцами белую пуговку на рубахе Владика. Потянул к себе.

Владик снизу отбил его руку. Васята со свистом выдохнул носом воздух.

– Дерешься? – Он положил на землю велик. Процедил: – Ну, держись! Я сейчас из тебя, красавчика, клоуна-комика сделаю. Сам смеяться будешь. Чичас я тебя!..

Васята замахнулся, но в ту же секунду Владик упал на колено и рванул Васькины ноги в джинсах. Отлично он это сработал. Васята, как подкошенный, грохнулся рядом с велосипедом.

Улыбка Тани

Зинаида Аркадьевна была в ужасе – Владик, ее послушный, чистенький, наглаженный Владик, явился в безобразно перепачканной рубашке, с наполовину оторванным воротом, на лбу – шишка, щека расцарапана.

После ахов и охов посыпалось: «С кем дрался? Из-за чего? Как посмел связываться!..»

На все эти вопросы и сердитые восклицания Владик (да что же с ним сделалось?) отвечал упорным молчанием, лишь только раз, потрогав на лбу шишку, разжал зубы:

– Тоже будет помнить!

Тогда Зинаида Аркадьевна накинулась на мужа:

– Вот твои методы воспитания! Полюбуйся! Как чувствовала – не надо было пускать. Чему он там научился? Погляди: волчонком смотрит! Разве такой он был? Господи, такой милый, послушный был ребенок.

Зинаида Аркадьевна от жалости к себе и черной неблагодарности мужа, сына и дочери заплакала…

Обедали молча. Потом Владик ушел в другую комнату, лег на кушетку и, рассматривая вытканный на коврике таинственный угрюмый замок, окруженный водой, деревьями и клубами облаков, думал о своей жизни. Сначала думы были мрачные, как этот средневековый замок с башенками на крыше, а после – ничего, легкие замелькали мысли, даже веселые. Крепенько приложил он Васяту. Егорка похвалил бы. Давай, говорит, три рубля! Умник какой нашелся! И в следующий раз, если пристанет, нельзя ему поддаваться. Ни за что нельзя!.. А может, и не полезет больше. Не на того напал! Вот Наташа бы удивилась. Надо ей написать. Ведь обещал сразу же написать…

Хлопнула дверь на лестницу. Владик прислушался – кто ушел? Хлопнула громко… Таня бы так не вышла. Отец? А чего ему хлопать? Или тоже рассердился? Долго мучиться этими вопросами Владику не понадобилось – открылась дверь, и в комнату вошли отец и сестра.

Виктор Викторович улыбнулся с порога и развел руками:

– Ну, воин, наделал ты шуму!

А Таня, хоть и не прошла по конкурсу в медицинский, но сразу принялась за лечение. Осмотрев припухший лоб, неуверенно сказала:

– Что-то приложить бы надо… Примочку? Или просто пятак?

– Давай пятак, – выбрал Владик. А потом потупился, замолчал и взглянул на отца. – Пап, ты не думай… я правильно подрался. Этот Васята, знаешь, как фашист. Я столько намучился от него!.. Пап, я книжки в кладовке брал. Штук пятнадцать… В общем, нету их. Теперь не вернешь. Ты не ругай меня, пап. Ладно?

Виктор Викторович снял очки, потер об рукав чистые стекла, обратился к дочери:

– Слышишь, Танюша, какие тайны раскрываются.

– Добровольное признание смягчает вину, – полушутливо сказала Таня.

– Чью вину? – Виктор Викторович снова надел очки и обрел свой обычный, серьезный адвокатский вид. Может быть, чересчур серьезный. – Права мама, – сказал он. – В этом она совершенно права: отгородился, замкнулся, ничего не вижу. Это вы, дети, должны меня простить. Нет, не надо прощать. Не то. Надо все ставить с головы на ноги. Как я мог этого не замечать?..

Виктор Викторович вышел из комнаты. Таня проводила его удивленным взглядом. Потом опустилась к брату на кушетку и вполголоса сказала:

– К Дарье Семеновне заходила. Ее невестка – закройщица в ателье мод. Меня могут взять туда на работу. Ученицей.

– А кто такая – закройщица? Что она делает? – так же полушепотом спросил Владик.

– Ну, которая кроит материал. Обмеряет, сметывает. Наверное, фасон выбирает.

– Тоже закройщицей будешь?

– Я бы, вообще, модельером хотела… Хотела! – усмехнулась и вздохнула Таня. – А что скажет мама?

– А если не говорить?

– Как же так?

– Сначала не говорить. Пока…

– Еще какие-то тайны? – появляясь в дверях, спросил Виктор Викторович.

Таня растерялась, а Владик подумал, что папе можно сказать.

– Она в ателье мод хочет работать.

– В ателье? – поморгал под очками отец. – Что ж, хорошая работа.

– А мама? – сказал Владик.

– Что мама? Что мама? – Засунув руки в карманы брюк, Виктор Викторович зашагал по комнате. – Ну что – мама? Ты, в конце концов, Таня, взрослый человек. И сама должна выбирать себе работу. Сама. Свою работу. Может быть, на всю жизнь работу. Это решение твое продуманное, твердое?

– Тань, – поспешно сказал Владик, – покажи тетрадь, где ты моды рисовала. Пап, она очень красивые платья рисует.

– А это… – Таня прошла на середину комнаты, медленно повернулась. Куда только девалась ее обычная угловатость! – Я его сама сшила. И фасон частично придумала сама.

Верно, красивое платье. И сидело отлично. Не напрасно Дарья Семеновна хвалила.

– Так что же мы ломаем головы! – воскликнул Виктор Викторович. – Выдумываем проблемы! Сегодня же маме и объявим: ты хочешь работать в ателье! Прекрасно!

Таня расцвела улыбкой, серые, большие глаза ее заблестели.

– Может быть, я в ателье сейчас схожу? Посмотрю, как там.

– Да, непременно! – сказал Виктор Викторович.

– Свои деревянные бусы надену.

– Обожди, дочка, вместе пойдем. Мне тоже пора в контору.

Мультики

Владик вынул из тетради лист бумаги и написал сверху:

«Здравствуй, Наташа! – Он улыбнулся, подумал и добавил, не начиная новую строчку: – А также Егорка, Сережа, Толик и пр. Знаете, что сегодня было? С мальчишкой подрался. Я тебе, Наташа, говорил о нем – Васята. Он здоровый, а вредный, как фашист. Егор, ты прием тогда показал, я Васяту этим приемом положил. Ух, шмякнул! Конечно, и мне досталось. А вообще, я согласен: уметь драться нужно. Не силу чтобы показывать, а просто в случае чего за себя постоять. Или за друга. Или за дело какое-то хорошее».

В передней послышался звонок. Кто бы это? У всех домашних – ключи. Уж не Васька ли?..

Владик тихо положил на лист с начатым письмом ручку и на цыпочках прошел к двери. Еще – звонок.

– Кто там? – спросил Владик.

– Открой. Длинный Карабин стоит у дверей твоего вигвама.

Владик чуть не рассмеялся.

– Покажи свои боевые шрамы, – сказал огненнорыжий индеец Чиж. – Во дворе только и разговоров о твоей битве… Э-э, ерунда, царапина стрелы. Владь, как же ты не побоялся против Васяты?

– Да вот… – сказал Владик. – Не побоялся.

– И правильно. Надо учить таких… Ты чем, Соколиный Глаз, занимаешься?

– Письмо ребятам пишу.

– У которых гостил? Владик, а покажи ту патрульную повязку, о которой говорил.

Владик с удовольствием достал из ящика стола зеленую Наташину повязку с буквами «ПЗП».

– Сами шили? – удивился Чиж. – Как магазинная.

– Там девчонка одна – что хочешь сделает.

– Красивая повязочка. – Сережка примерил себе на руку. – Достать бы такие. Нам. А что, не помешали бы. У беседки, видел, березка росла? Все, хана, сломали. А про цветы не знаешь? Все цветы у дяди Леонтия кто-то порвал.

– Не все, – сказал Владик. – Половину.

Он хотел еще добавить, что это дело рук Васяты, но не сказал. Не было же свидетелей.

– Повязки, точно, не помешали бы, – согласился Владик. – Мне этот Васята говорит, когда мы еще не начали драться: я тут теперь хозяин. Всех зажму!

– Такой нахозяйствует! – усмехнулся Чиж и поиграл мускулами на загорелых руках. – Его самого как следует зажать надо. Васята! Покоритель индейцев!.. Нет, хорошие повязочки, – снова сказал Сережка. – Может, пошить такие? А?.. Ну, поглядим, ребятам показать надо… Сегодня – мультики в программе. Ты не смотрел позавчера? «Ну, погоди!» показывали.

– Как же, там еще смотрел, с ребятами. Умора!

– Пять минут до начала, – посмотрел Сережка на часы. – Включишь?

– Конечно, – сказал Владик. – Письмо и потом допишу.

Он прошел в большую комнату, включил телевизор, и ребята вместе уселись на диване – смотреть мультики.

1980 г.