Текст книги "Вредитель Витька Черенок"
Автор книги: Владимир Добряков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Владимир Андреевич Добряков
Вредитель Витька Черенок
Вредитель Витька Черенок
Ужасное дежурство
Вы слышали выражение: «Сгорать со стыда»? Наверное, слышали. Так часто говорят.
И вот, если бы по этой самой причине люди действительно могли загораться, то в четверг, незадолго до первомайских праздников, дежурная по классу Саша Полякова еще на первом уроке запылала бы жарким пламенем. А уж на третьем… На третьем уроке, когда началась математика, Саша, мне кажется, просто взорвалась бы, испепелилась.
Впрочем, все по порядку.
В тот день Саша пришла в школу раньше обычного. Иначе нельзя – дежурная. Тем более, что надеяться на помощь соседа по парте Юры Хохлова она не могла. Юра заболел ангиной и вторую неделю не появлялся в классе.
Саша распахнула форточку, задержалась у окна. Деревья стояли пока голые, но почки на ветках сильно набухли. «Сегодня еще больше сделались, – радостно подумала Саша. – Теперь уж скоро, совсем скоро распустятся. Весна…»
Солнце, будто теплой ладонью, касалось ее лица. Сквозь подрагивающие ресницы Саша видела ослепительный свет. Ей сделалось необыкновенно хорошо. Однако неожиданная печаль тут же притушила радость. Недолго осталось ей смотреть на эти деревья, школьный двор, где она знает каждый уголок, где ей все так дорого.
Да, скоро они переезжают на новую квартиру, и ей придется ходить уже в другую, незнакомую школу.
«Ладно, – вздохнула Саша, – ничего не поделаешь. Хоть от Черенка зато избавлюсь».
Вспомнив про Витьку Черенка, Саша машинально взглянула на его парту – в третьем ряду у окна. На крышке парты вырезаны крупные, с Витькин кулак, буквы – «В. Ч.».
Буквы Витька вырезал еще в первой четверти. Из-за этих букв Черенка вызывали к самому директору. Конечно, там здорово влетело ему, но вернулся он из директорского кабинета как ни в чем не бывало, можно сказать, даже героем вернулся. Во всяком случае, так хвастал ребятам:
– Директор – ничего дядечка. Покалякали по душам. Похвалил меня. Молодец, говорит, Виктор Черенков. Правильные буквы вырезал – «В. Ч.». Великий Человек, значит. Только, говорит, чернилами замажь, чтобы вид не так портили. Что ж, закрасить недолго. Закрашу. Буквы же все равно останутся – Великий Человек.
Ребята сразу поняли, что Черенок бессовестно врет насчет директорской похвалы, но все равно они смотрели на Витьку такими глазами, что скажи он: «Прыгайте из окна», – сиганули бы.
Когда Саша услышала про «великого человека», то чуть не выпалила Витьке в лицо: не великий, мол, ты человек, а самый что ни на есть вреднейший человек!
Но… не выпалила. Промолчала. Скажи ему такое – беды не оберешься. Это он у доски тихий, а по кулакам – первый отличник. И все ребята перед ним – на цыпочках. Что Витька захочет, то и сделают. Никакого покоя от него. Всех замучил: и учителей и ребят в классе.
Но больше других, пожалуй, достается Саше. Чем не угодила ему, в чем она провинилась? Только уж мимо не пройдет, чтобы не задеть ее. То плечом толкнет, то страшное лицо сделает. В общем, «особое внимание оказывает». Ох, скорей бы переехать, что ли, и не видеть этого Черенка…
По одному, по двое к школьным воротам уже подходили первые ученики. Саша спохватилась, принялась за работу. Полила из графина цветы в горшках, сходила в умывальник и там, промыв седую от мела тряпку, выжала ее – плохо, если тряпка слишком мокрая. Вернувшись в класс, она чисто, до самого последнего уголка, вытерла доску. О меле заботиться было не нужно: от первой смены остался. Кусочек приличный, похож на палочку пастилы, от которой лишь чуть-чуть откусили. На все четыре урока хватит.
Хватит? Если бы Саша знала…
На первом уроке она вышла к учительскому столу и голосом четким, чистым, как у самой Светланы Жильцовой, что ведет по телевидению передачи КВН, доложила о том, что в классе присутствуют тридцать семь учеников, нет одного – Юры Хохлова, который продолжает болеть.
– Хорошо, можешь сесть, – кивнув, разрешила Надежда Ивановна и сделала в журнале отметку насчет Юры.
После этого учительница повернулась к доске, поискала глазами мел и с недоумением посмотрела на дежурную:
– Полякова, я не вижу мела. Саша испуганно привстала с парты.
– Он только что был на месте.
– Куда же мог деваться? – учительница заглянула под стол. – Странно…
Краска стала заливать Саше щеки, шею.
– Я очень хорошо помню, Надежда Ивановна… Большой кусок…
– Возможно. Но его нет. Надо быть более внимательной, Полякова. Ты – дежурная.
В эту минуту жаркое пламя и должно было бы охватить Сашу. Бедная! Даже руки у нее стали красные. Ослепительно белые накрахмаленные манжетики и красные руки. На нее жалко было смотреть.
– Я… сбегаю в учительскую… – дрожащими губами выговорила она.
– Не надо. У меня, кажется, был в портфеле… – Надежда Ивановна расстегнула свой портфель и достала кусок мела. – Быстренько начали урок. И так времени столько потеряли…
И опять эти слова учительницы будто хлестнули Сашу. Это из-за нее, нерадивой дежурной, потеряно дорогое время. Но действительно, куда девался мел?..
Лишь к середине урока Саша немного успокоилась и стала слушать объяснения учительницы.
После урока Надежда Ивановна сложила в портфель книги и вышла из класса. Мел свой она оставила на полочке у доски. То ли забыла взять его, то ли пожалела Сашу.
Когда все ребята наконец вывалились в коридор и Саша последняя закрыла за собой дверь, она точно видела, что кусок мела лежал на своем обычном месте, на полочке школьной доски. А перед самым уроком, когда ученики шумной стаей снова заполнили класс, произошла та же непонятная и таинственная вещь: мел исчез.
Как же это случилось? Выходит, что кто-то из ребят незаметно взял его. Вот сейчас, только что. Проходил мимо доски и взял. Но кто? Возле доски все проходили…
Что было делать? Бежать за новым куском? Вот-вот прозвучит звонок… Саша зорко, изучающе оглядела ребят. Но что узнаешь по их лицам? Вот хотя бы тот же Черенок. Схватил своего дружка Кольку Сметанина за плечи и что-то в окно ему показывает, хохочет. Нет, ничего по их лицам не определишь. Уж если нарочно утащили, то хоть убей, не признаются и виду не подадут.
«Может быть, обойдется? – подумала Саша. – Леонид Максимович почти никогда не пишет на доске…»
В самом деле, история – это не математика. Тут задачи с мелом в руке решать не нужно.
Так оно и было: молодой учитель истории, Леонид Максимович, с увлечением рассказывал о строительстве Братской электростанции, и его совершенно не интересовало, что на обычном месте не видно кусочка мела. Он просто не замечал этого. Зато Саша все время помнила и очень волновалась.
За минуту до звонка учитель перечислил страницы учебника, которые надо было прочитать к следующему уроку. В этот момент с третьей парты послышался подозрительно жалобный голос Витьки:
– Леонид Максимович, запишите, пожалуйста, на доске.
Саша впилась в Черенка глазами. «Что это? Специально? Подвох?»
Спасибо учителю.
– Не маленькие, – сказал он. – Сами запишете. – И еще раз повторил страницы.
В переменку Саша помчалась в учительскую и, на всякий случай, попросила два куска мела.
Конечно, стоило дежурному отлучиться, в классе дым коромыслом. Полно народу. Бегают, кричат. Тряпка по всему классу летает. На доске чертики намалеваны, круги… Стой! Доска же чистая была!
Саша подскочила к доске и закричала, словно ее укололи булавкой:
– Кто чертиков нарисовал? Отвечайте!
– Сами сюда прискакали! – хихикнул Колька Сметанин.
– Это Черенок намалюкал, – сказала беленькая и маленькая, как первоклашка, Люся Синичкина.
– А ты видела, видела? – заорал Витька и двинулся на Синичкину с кулаками.
Саша кинулась наперерез:
– Попробуй только ударь ее!
Черенок опешил. Такого от этой наглаженной, красивенькой девчонки он не ожидал.
– Ладно, – буркнул Витька. – Еще руки о такую марать… Только пусть не болтает, если не видела. Я этих чертей и рисовать-то не умею… Коль, скажи ей, какая у меня отметка по рисованию?
– Законная троечка, – с удовольствием доложил верный Колька Сметанин. – Ты бы, Полякова, вместо того чтобы нападать на человека, лучше помогла бы ему. Ты же отличница у нас!
Разговаривать с ними было невозможно. Только время терять. Саша махнула рукой и отошла от довольно улыбающихся дружков.
Итак, за дело! Она взяла тряпку и принялась вытирать доску. Обрадовались, намалюкали! Будто не знают, что следующий урок математика, и Лидия Гавриловна – их классная руководительница – терпеть не может беспорядка…
Тщательно протерев доску, Саша один кусок мела положила на полочку у доски, а другой – опять же на всякий случай – к себе в парту.
Как и когда исчез мел у доски, казалось непостижимым. Ну, к двери она бегала, окно закрывала, и пожалуйста – нет мела, будто испарился.
Саша беспомощно огляделась. Как ни в чем не бывало ребята смеются, гоняются друг за другом, кого-то прижали в углу. И, главное, Черенка в классе не видно. Куда-то со своими мальчишками убежал. Убежал?.. А вдруг?.. Саша поспешила к своей парте, сунула руку под крышку. Так и есть – второй кусок тоже исчез. Она быстро вытащила портфель, обшарила все уголки в парте, даже в Юрину половину заглянула. Бесполезно, нет мела.
А звонок должен прозвучать с минуты на минуту. Как ошпаренная, Саша выбежала в коридор и у самой лестницы неожиданно столкнулась с Черенком. Он что-то усердно жевал, а рядом стояли его дружки-подпевалы и с восхищением смотрели на своего предводителя.
– Это ты! – набросилась на Черенка Саша. – Ты украл мел!
Витька вытер рукавом странно белые губы и сощурил нахальные глаза.
– Осторожно, киса. За такие слова… – Он поднял круглый кулак и повертел им перед ее носом. – Чуешь? Свинцом налит и смертью пахнет.
Саша отшатнулась.
– Какой ты есть, Черенок… Бессовестный!
И, не ожидая, что ответит на это ненавистный обидчик, помчалась по лестнице вверх, в учительскую…
Если бы Саша не потеряла той минуты с Черенком, когда столкнулась с ним на лестнице, она бы, наверное, не опоздала. А из-за этого противного Витьки не успела к звонку.
Лидия Гавриловна уже вошла в класс, когда Саша, пробежав по непривычно пустынному, гулкому коридору, чуть живая от стыда и страха, постучала в дверь и тихонько приоткрыла ее.
– Разрешите?..
– Саша?! – очень удивилась учительница. – Входи. Как же так, дежурная, да еще и опаздываешь?
– Я… ходила за мелом, – пролепетала та.
– О меле надо заранее беспокоиться…
За все четыре года, что она учится в школе, Саше не сделали столько замечаний, сколько она получила в один этот злополучный день.
Дома она не выдержала и расплакалась. Мама, Нина Васильевна, гладила ее по голове и как могла утешала:
– Ну, будет, будет, моя лапушка. Успокойся. Ничего страшного не произошло.
– Это все он, он, Черенок, – всхлипывая, говорила Саша. – Он меня измучил. Я видеть его не могу!
– Да неужели так уж никакой управы нет на вашего Черенка?
– Ты скажешь, мама! Это же все знают: Черенок неисправимый. И учителя уже махнули на него рукой, и пионервожатая. Даже сам директор школы.
– Потерпи немного. Вот скоро переедем на другую квартиру. Будешь ходить в другую школу. Школа там новая, хорошая, со стадионом, теплицами.
Саша прижалась к матери.
– Так жалко уезжать…
– И Черенка жалко?
– Ты скажешь, мама! Из-за него я бы хоть сегодня переехала.
– Сегодня не получится. К Первому мая обещают вселять.
– А четвертый класс я в своей школе буду заканчивать?
– Придется, дочура, – сказала Нина Васильевна. – Осталось-то месяц всего. Выдержишь еще месяц этого ужасного вашего Черенка?
– Постараюсь, – ответила Саша и неожиданно обрадовалась: как ни неприятен ей Витька Черенок, а все-таки жаль было бы именно сейчас расставаться со своей школой. – Этот год доучусь, – сказала она, – а уж в пятый класс пойду в новую школу.
Разговор в коридоре
Если повернуть голову немного направо и скосить глаза, то вторая парта в первом ряду видна, как на экране в кино. Там сидит Саша Полякова.
Коситься на вторую парту Витька Черенок стал в этом году. В третьем классе он, бывало, и вертелся на уроке, и плохо слушал рассказ учительницы, но глаза никуда не косил. А что теперь с ним сделалось, он и сам не понимал. По правде сказать, и не задумывался над этим. Интересно смотреть ему на девчонку в первом ряду, вот и смотрит. Что здесь такого! Никому не запрещено, каждый может смотреть куда хочет. А что глаза косит, то это для маскировки. Зачем ребятам знать, на кого он смотрит. Это его дело, личное.
И потому Витька все смотрит, косится на ту парту. Если он даже закроет глаза, то все равно отчетливо видит тугую недлинную косу, перевязанную капроновым бантом. Бант белый, с голубыми горошинами. Горошин Витька насчитывал то восемь, то девять, это оттого, как бант был завязан. И видит нос ее, такой пряменький, хоть линейкой проверяй. Ресницы над блестящим выпуклым глазом тоже прямые, как маленькие выставленные вперед пики. Казалось, тронешь пальцем – уколешься. На лбу, у виска, – жилка волнистая, голубоватая, словно река на карте, вложенной в учебник географии. И впадает эта жилка-река в крапинку с чечевичное зернышко. Отчего у нее такая крапинка? У Витьки на лбу тоже красуется отметина, но это боевая отметина: прошлым летом кидались с мальчишками на пляже камнями.
А у Саши отчего? Просто невозможно и представить, что она с кем-то дерется, или разбивает себе нос, или откуда-то падает. Где ей! Пай-девочка, отличница, на уроке ее не слышно, головы не повернет. Тихоня. А впрочем… Как вчера эту малявку-то, Люську Синичкину, кинулась защищать. Будто тигрица. И на него – чуть не с кулаками. Чудеса!
Такая-то паинька да с кулаками. Даже не верится. Вот сидит она, не шелохнется – все слушает, слушает. «Так учительницу слушать – и уроков учить не надо. Это бы и я, – подумал Витька, – тоже, как грибы, пятерочки собирал…»
– Черенков! – вдруг донесся до Витьки голос Надежды Ивановны. – Повтори правило.
Витька встал, шумно вздохнул и поднял глаза вверх, к люстре, похожей на перевернутый гриб.
– Бедненький, – улыбнулась Надежда Ивановна, – там неразборчиво написано, да? – И она указала на потолок.
Каково Витьке было слышать смех ребят! Даже Колька ее удержался. Смех его не спутаешь ни с чьим, смеется, будто всхлипывает. Друг называется! Как бы не пришлось ему и в самом деле поплакать… И Саша смеется. Ишь, закатилась! Даже кружева на переднике вздрагивают. Еще бы, она-то больше всех рада!
Витька брови насупил и уже не в потолок, а в парту глядит.
– Посмеялись – хватит, – оборвала веселье Надежда Ивановна и велела Витьке садиться. – И пожалуйста, постарайся на уроках быть внимательным, – добавила она.
Витька старался быть внимательным. Да вот только плохо у него получалось. То самолет за окном пролетит, то вдруг воробьи настоящий переполох на ветках березы устроят. И не хочешь, а подумаешь: «Эх, заложить бы сейчас в рогатку камешек. Как шарахнул бы в середину, наверняка одного бы свалил». И не забыл Витька обернуться назад, – показать кулак дружку своему, Кольке Сметанину, сидевшему за пятой партой. Колька плечи поднял, скорчил рожу, не понимаю, мол.
«Сейчас поймешь!» – подумал Витька.
В переменку он вывел дружка в коридор, зашипел в лицо:
– В ухо захотел, да? Врезать, да?
– Чего, чего ты! – удивился Колька.
– Сам знаешь, чего. Веселенький. Ха-ха! Хи-хи!
– Так сказала ведь смешно: на потолке, говорит, неразборчиво…
– Заткнись! – У Черенка так и чесались руки – посчитать неверному дружку ребра. Но затевать в коридоре драку было опасно.
Может, он все-таки разок и стукнул бы Кольку, но вдруг увидел у окна девчонку, которая, в общем-то, и была во всем виновата. Прислонившись к подоконнику, Саша читала какую-то книжку. Книжка была толстая, два учебника вместе сложить – мало будет. Таких книжек Витька в жизни своей не читывал. И от этого злость его только усилилась.
Наклонив голову, Витька, словно бык на красный платок, двинулся к окну, где, ничего не подозревая, стояла Саша. Черенок прошел рядом с ней впритирочку. Книга полетела на пол.
– Ненормальный! – воскликнула Саша. – Тебе мало коридора?
– Мало! – с вызовом ответил Витька и, сделав разворот, снова двинулся на нее.
– Какой ты есть, Черенок! – подняв книгу и пряча ее за спину, с укором сказала Саша.
– Хвалеба! – покривил Витька губы. Он опять так близко прошел от девочки, что рукавом задел ее белый, наглаженный передник, а концы пионерского галстука смахнул чуть не на плечо.
– Это я – хвалеба? – поправив галстук, спросила Саша. – Интересно.
Новый поворот, и Черенок тем же курсом наступает на Сашу.
– Выставилась со своей книжкой!
Его рукав смахивает шелковый, без единой морщинки галстук Саши на другое плечо.
– Да можешь ты ходить по середине коридора! – не выдержала Саша.
– Не могу!
– Тогда стой на месте.
– Не хочу!
– Тогда уходи и не мешай.
– Мое дело. Что хочу, то и делаю. Не указывай!
– Ох, и глупый ты, Черенков. Ох, и упрямый.
– А ты – хвалебавоображалистая! Нарочно стоишь тут – смотрите все, какие я толстые книжки читаю!
– О-о, – простонала Саша, – когда уж, наконец, я избавлюсь от тебя?
– А я от тебя!
– Вот и хорошо, Черенок, – сказала Саша и ласково улыбнулась. – Значит, недолго нам с тобой осталось страдать. Отмучаемся месяц, а с первого сентября я уже в другой школе буду заниматься. Через неделю мы переезжаем на новую квартиру.
– Переезжаете?.. – переспросил Витька и замер на месте, будто остановил машину. – Ха! Мы тоже через неделю переезжаем на новую квартиру.
Большие глаза Саши округлились, а стрелки-ресницы заморгали: хлоп, хлоп.
– Тоже? – упавшим голосом спросила она.
– Врать буду! Сказал, значит, точно! А ты на какую улицу переезжаешь? – живо поинтересовался Витька.
– Нет, сначала ты скажи…
– Я – на Пирогова. Видела самый высокий дом? Двенадцать этажей! Нам на последнем этаже квартиру дают. Красотища! На сто километров река видна! Прямо из окошка буду нырять!
– Ну, давай, давай, ныряй! – с удовольствием разрешила Саша. У нее отлегло от сердца.
– А ты – на какую улицу? – снова спросил Черенок.
– К счастью, не на эту, успокойся. Нам дают квартиру совсем в другой стороне города. И дом наш обыкновенный, пять этажей. И реки оттуда не видно. Так что радуйся, Черенок!
Черенок почему-то не обрадовался. Постоял, ногтем поскреб краску на подоконнике, неожиданно попросил:
– Покажи, что читаешь.
Она вытянула из-за спины книгу.
– «Приключения Оливера Твиста». Чарльза Диккенса. Английский писатель. Не читал?
– Еще чего? – оскорбленно фыркнул Витька и отошел от нее. Хотя слово «Приключения» и заинтересовало его, но книгу в руки он так и не взял.
Сборы
И Первомайский праздник прошел, и еще целая неделя, а в новую квартиру пока не въехали.
Хуже нет: вещи увязаны, посуда в картонной коробке – Саша сама каждую чашку и блюдце в бумагу заворачивала. А самое главное, ожидать надоело. Первые дни только и разговоров было о квартире: где и какую мебель поставить и что из вещей докупить, какие поискать занавеси на окна, чтобы под цвет обоев были. А теперь и от этих разговоров устали. И Семен Ильич, отец Саши, уже не рисовал на тетрадном листке в клеточку планов их будущей трехкомнатной квартиры, удобной квадратной передней и маленькой, к сожалению, кухни, где, как не раз слышала Саша, трудно будет поставить и холодильник, и белый кухонный гарнитур. Все было десятки раз нарисовано-перерисовано и множество раз обговорено.
Теперь после работы отец почти каждый день ходил к новому дому и приносил малоутешительные новости.
– Опять комиссия не может подписать, – расстроенно сообщал он. – В седьмом подъезде труба потекла, квартиру залило. Значит, пока исправят, высушат, обои переклеят, еще дней пять пройдет…
«Интересно, – подумала Саша, – а как Витька Черенок, уже переехал?»
– Ну, – спросила она Витьку на другой день, – как поживает твой небоскреб? Хорошо на двенадцатом этаже? Не продувает? Из окна в речку еще не прыгал?
Витька сразу нахмурился, даже кулаки по привычке сжал, процедил угрожающе:
– Иди ты, знаешь! Посмеешься мне сейчас…
«Псих! – поспешно отступив, заключила Саша. – Человеку повезло, реку на сто километров видно, а он…»
Наконец в пятницу Семен Ильич пришел с работы и торжественно объявил:
– Итак, братцы-кролики, завтра – день великого переселения народов! – Он подхватил Сашу на руки и закружил по комнате. – Лапа, собирай свои книги, тетради. Машина подъедет в восемь утра. Я уже обо всем договорился.
– А как же школа? – спросила Саша.
– Не беда, пропустишь день. В общем, не теряй времени, укладывай свои вещи и пораньше ложись спать. Подъем – в шесть ноль-ноль. Приказ ясен?
– Так точно! – отсалютовала Саша.
Лечь пораньше не получилось. Столько дней готовились к переезду, а тут, в последние часы, и то оказалось не собрано, и это не увязано…
И уснуть Саша не могла долго. Все ворочалась с боку на бок. Поворочаешься! Ведь в этой квартире она прожила всю свою долгую одиннадцатилетнюю жизнь. И вот – последняя ночь. Конечно, в этих небольших двух комнатах им было тесновато. Только с прошлой осени у нее появилось свое место. Это когда брат Игорь ушел на службу в армию. А до этого уроки приходилось делать на обеденном столе. Сдвинет, бывало, тарелки в сторону и раскладывает тетради.
Честно сказать, не очень удобная квартира. И солнце лишь к вечеру краешком заглядывало в окна. И цветы плохо росли, они ведь любят солнце.
Все верно: и тесновато, и солнца мало, только почему же так хочется плакать? Стоит комок в горле и все, не проглотить. Видно, в привычке все дело. Каждая мелочь, любой пустяк – все ей дорого здесь. Вон косяк дверной в разноцветных зарубках. Красные зарубки – рост Игоря, голубые – ее, Саши. Каждый год отмечали. Интересно смотреть. Например, месяц назад ей исполнилось одиннадцать, и вот оказалось, что она на целых три сантиметра выше брата, когда он был в таком же возрасте. Ужас! Неужели и она с Игоря вырастет или даже перегонит его? Даже подумать страшно. У Игоря последняя зарубка чуть ли не у самого верха косяка – 183 сантиметра. Правда, мама говорит, что так быстро расти она будет недолго. Ой, хорошо бы уже расти помедленнее. Сейчас она почти самая высокая в классе. Витька Черенок и то ниже…
Витька… Странно, почему он так разозлился, когда она спросила о новой квартире? Может быть, тоже переживает? Хоть и реку, видно и двенадцатый этаж, а все равно грустно…
Да, не простое дело – покинуть старый дом. Это почти одно и то же, что заново начать жить. Новая квартира, новые друзья, новая школа, другие учителя. Страшно и… в тоже время интересно. Очень интересно. Как все потом будет?
Утром, как только зазвенел будильник, Саша вскочила с кровати, разыскала сантиметр и принялась измерять отметки на косяке. Она обозначила на листочке все отметки, свои и брата, и сразу как-то успокоилась. Словно зарубки, которые она в точности повторит на дверном косяке в новой квартире, внесут в ее будущую, полную таинственной неизвестности жизнь кусочек прежнего, милого и привычного ей мира.
А потом грустить и переживать было уже некогда. Приехала большая грузовая машина и с ней трое приятелей отца. Со смехом и шутками, точно играя, они стали выносить из квартиры стулья, шкафы, холодильник, чемоданы и бесконечные картонные коробки. Одних коробок с книгами было не меньше пятидесяти.
И Саша суетилась вместе со всеми. И через какой-то час-полтора квартира опустела, стала непривычно голой, будто чужой, и вдруг захотелось скорее покинуть ее, потому что эта, прежняя, жизнь уже кончилась и впереди ждала другая, новая жизнь.