Текст книги "Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера"

Автор книги: Владимир Брюханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

В Австрии происходило нечто почти подобное, хотя до того евреи пребывали под защитой имперских властей: евреи были как бы крепостными императора, выплачивая последнему немалую дань. Но теперь императору пришлось поступиться кошельком и признать справедливые требования основных своих подданных, также не пожалевших денег за избавление от евреев, – кому вот только досталось имущество последних после высылки?

В частности: «По договору, который император Максимилиан I заключил 19 марта 1496 г. с городами Штирии, евреи не позднее 6 января 1497 г. должны были быть высланы из страны, за что император получил от ландтага в виде единовременного возмещения ущерба 38 000 гульденов.

Лишь при Иосифе II им в 1781 г. сначала разрешили появляться в Миттфастене и Сент-Эгиди в Герцоргстве Штирии и на ярмарках, производившихся в течение трех-четырех недель в Граце, Клагенфурте, Лайбахе и Линце, при условии уплаты твердо установленной пошлины. Но уже 9 сентября 1783 г. права евреев снова были ограничены, что подтверждалось впоследствии различными законами 1797, 1819, 1823 и 1828 гг. /…/ Так продолжалось до начала шестидесятых годов XIX века».[213]213
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 28.


[Закрыть]

Как видим, предков Гитлера постарались основательно оградить от евреев, а его бабке, если она так уж разохотилась обзавестись еврейским отпрыском, понадобилось бы проявить для этого незаурядные усилия!

В Граце, во всяком случае, она просто не смогла бы отыскать евреев, вопреки заявлению Ганса Франка: там не могло быть вовсе ни одного постоянно проживающего еврея в течение всей первой половины XIX века!

Между тем, сияние Империи продолжало клониться к закату: с 1485 года она уже официально именуется всего лишь «Священной Римской империей германской нации»[214]214
  Ф. Гимельфарб. Указ. сочин., с. 195.


[Закрыть] – как бы не претендуя уже ни на главенство над всей Европой, ни на полную преемственность от Древнего Рима, ни на сам вполне современный Рим.

С XVI века упраздняется и торжественная церемония коронования императора в Риме.

Последним же императором Священной Римской империи стал австрийский император Франц II, по требованию Наполеона отказавшийся в августе 1806 года от титула германского императора за себя и за своих потомков.

Инородные же подданные императора (далеко не евреи в первую очередь!), оказавшись в положении граждан не первого сорта, постепенно вдохновлялись на борьбу против немцев. Но до торжества этих тенденций было еще далеко!

Пока что, с конца XV века, Священная Римская империя совершенно неожиданно очутилась вовсе на краю гибели – благодаря событиям, происходившим, казалось бы, очень далеко от нее.

1492 год ознаменовался еще одним переворотом в европейской истории: Христофор Колумб (генуэзский еврей по происхождению!) открыл путь в Новый Свет!

Последующий захват американских колоний и освоение морских путей в Азию вокруг Африки придали невероятный взлет всей европейской экономике, науке и культуре.

Одной из величайших перемен стало вынужденное повышение моральных половых барьеров – в качестве единственно возможной и жизненно необходимой реакции на массовое распространение сифилиса, завезенного из Америки.

В первой четверти XVI века, в ответ на самую первую и самую разрушительную эпидемию сифилиса, была надолго ликвидирована проституция в большей части Европы и существенно изменен весь быт горожан – упразднились, в частности, общественные бани древнеримского типа.[215]215
  Э. Фукс. Иллюстрированная история нравов. Эпоха Ренессанса. М., 1993, с. 440.


[Закрыть]

Что же касается жителей европейской глубинки, и без того не блиставшей общественной культурой, в том числе и в местностях, где проживали предки Гитлера, то они в значительной степени оставались в стороне от всех этих новейших явлений и процессов, последовательно захватывавших более западных европейцев.

Однако и там происходили разительные перемены: новейшие грузопотоки, связавшие внутренние области Европы через западные гавани с заморскими рынками, перестроили всю систему торговли и производства товаров в городах Империи и под защитой замков феодалов.

Производители товаров и торговцы в глубине континентальной Европы оказались вдруг в крайне неопределенном, подвешенном состоянии, существенным образом возбудившим радикализм тогдашних горожан.

Общий накал страстей, порожденных утратой определенных экономических ориентиров, приводил к обострению всех и всяческих политических разногласий.

Они и приняли форму религиозных войн, а на практике вылились в беспрерывные походы армий наемников, осады городов и крепостей и повсеместный разлив грабежа и насилий.

Наступление новых времен провозгласил Мартин Лютер, обнародовавший в 1517 году свои Тезисы – с этого началась европейская Реформация. В 1521 году Лютер был объявлен еретиком – и Католическая церковь раскололась до самого основания.

Крестьянские восстания, рыцарские междоусобицы, борьба католиков и протестантов, войны императоров с французскими королями, наступление турок с Балкан – все это стало обыденной жизнью Центральной Европы на протяжении XVI и XVII веков. Всеобщий хаос доходил до таких экзотических явлений, как завоевание шведами Баварии в 1632 году!

Толпы наемных солдат, сменивших прежние, относительно малочисленные и маломощные рыцарские ополчения, стали главной силой, сокрушавшей быт европейских обывателей.

«В XV и XVI вв. большинство наемников вышло не из Швейцарии, а из Германии. Немецкие наемники составляли главный контингент наемных войск всех государей мира. Они сражались в Италии, Испании, Франции, Германии – словом, везде. И притом безразлично, во имя каких интересов и на службе у какого государя. Чаще всего сражались поэтому немцы против немцев. /…/

Из-за путаницы политических отношений экономическая шаткость была особенно велика именно в Германии. Нигде обмен социальных веществ не происходил так быстро, как здесь. /…/ Общая экономическая революция, вызванная в Германии перемещением торговых путей – под влиянием открытия Америки, – не только усилила эту экономическую шаткость, но и придала ей длительный характер. /…/ Надо еще заметить, что главный контингент наемников составляли городские элементы как тогда, так и позже: подмастерья, писари, опустившиеся студенты – словом, деклассированные элементы городского населения. /…/

Если бы наемные войска состояли хотя бы наполовину из крестьянских сыновей, мужик не третировался бы так жестоко ландскнехтами, и все источники крестьянской жизни – нивы, леса, фруктовые сады – не уничтожались бы ими так бессмысленно и без всякой для себя пользы, как это имело место в действительности. То было проявление естественной ненависти горожанина, видящего в мужике только получеловека /…/. /…/ их половая мораль также была продуктом этих условий существования и походила в своей разнузданности на грубые нравы разбойничьего рыцарства. /…/

Для крестьянской жены или девушки было еще честью, если ее насиловали тут же на краю дороги или за соседним кустом, а еще большей честью, если сразу претензию на нее заявляла дюжина ланкскнехтов, бросавших жребий, чтобы установить очередь. Та же судьба, естественно, грозила всем женщинам, предпринимавшим путешествие без надежной мужской охраны и попадавшим в руки шайки солдат /…/.

Все без исключения подвергались насилию. Особенно варварски, конечно, вели себя ланкскнехты при взятии осажденных мест. В таких случаях «право» было ведь на их стороне, и правом этим пользовались, насилуя женщин особенно утонченным образом и потом убивая жертвы своих скотских вожделений. Вот для примера описание событий, имевших место при взятии и опустошении городка, описание которого мы находим у одного хрониста:

«Много замужних женщин и девушек, даже беременных, подверглось насилию как в самом городе, так и за его чертой. У одной беременной женщины вырвали груди. Двенадцатилетнюю девочку растлили до смерти, изнасиловали даже почти столетнюю старуху. /…/ На глазах у мужа опозорили и увели жену и молоденькую дочку, а его самого убили» и т. д.

Эта картина типична, и из истории Тридцатилетней войны можно было бы привести еще сотню подобных описаний».[216]216
  Там же, с. 299–300, 302–303.


[Закрыть]

Притом опасность для деревенских жителей исходила не только от главных сил действующих армий, но и от сопутствующих любой армии отрядов шакалов, вовсе не жаждавших оказаться на острие военных действий. Рыскающие шайки дезертиров, мародеров, армейских фуражиров и просто отставших солдат, вовсе не подвластных никакой дисциплине, неизменно наводили ужас на население мест, примыкавших к пунктам сражений, осаждаемым городам и замкам и маршрутам походов.

Тридцатилетняя война 1617–1648 годов умиротворила католиков и протестантов, но унесла столько жизней, что многие сельские местности и города Империи буквально обезлюдели, особенно в Баварии.

Большую часть этого времени военные действия почти непрерывно шли на территориях Баварии, Австрии, Богемии, Моравии, Венгрии – местожительство предков Гитлера было в самом центре этой резни!

Притом потери мирного населения проистекали не только от солдатских грабежей и насилий: «В Тридцатилетнюю войну эпидемии вызвали в Средней Европе огромные опустошения. Источником эпидемий неизменно была армия. Где бы она ни появлялась, вслед за ней распространялась эпидемия, которая уносила тысячи людей гражданского населения. /…/ урон от эпидемий был очень велик и в армии. Уже в самом начале военных действий, т. е. зимой 1618–1619 гг., богемская армия под Будвайсом потеряла от заболеваний более 8 тыс. человек, или две трети своего состава»[217]217
  Б.Ц. Урланис. История военных потерь. СПб.-М., 1999, с. 257.


[Закрыть] – это происходило, напоминаем, в самой непосредственной близости от родных мест Гитлеров.

«В 1620 г. в Австрии и Богемии среди плохо питавшихся войск Католической лиги возникла эпидемия сыпного тифа, от которой погибло 20 тыс. баварских солдат. В последующие годы солдаты Валленштейна[218]218
  Альбрехт Валленштейн (1583–1634) – главнокомандующий войсками Священной Римской империи с 1625 года, генералиссимус; разоблачен в сношениях с протестантами и убит своими офицерами.


[Закрыть] разносили заразу по всей Германии; тысячи больных солдат, брошенных армией, умирали от тифа, дизентерии и других болезней».[219]219
  Б.Ц. Урланис. Указ. сочин., с. 257.


[Закрыть]

Подобные ужасы уже не возобновлялись в течение последующих двух с половиной веков, но нужно помнить, что и периодические войны с Турцией захватывали в 1661–1664 и в 1682–1699 годах почти всю Нижнюю Австрию и лишь в XVIII веке переместились сначала на территорию Венгрии, а потом еще дальше на Балканы.

Войны же Австрии с ближайшими и отдаленными европейскими соседями нередко и в XVIII столетии приводили к жесточайшим сражением совсем неподалеку от этих мест – и в Баварии, и в Богемии.

Еще позднее, во время Наполеоновских войн, французы четырежды вторгались в Австрию и дважды захватывали Вену (в 1805 и 1809 годах), а тяжелые военные действия происходили и в Мюнхене, и в Зальцбурге.

Снова, таким образом, леса на австрийско-богемской границе подвергались нашествиям дезертиров, мародеров и фуражиров: «Основной проблемой было снабжение войск. Вне Франции они квартировали, как правило, в сельской местности, это означало, что еда и вино, зерно и скот изымались безо всякой компенсации. Все сено шло на корм лошадям, которые иначе бы паслись на ржаных и пшеничных полях (если те не были вытоптаны военными маневрами). Военной полиции на оккупированных территориях не существовало, поэтому вечно пьяные оккупанты могли безнаказанно грабить и насиловать. Обычная полиция, сопровождавшая войска, вела себя таким же образом».[220]220
  Д. Сьюард. Указ. сочин., с. 297.


[Закрыть]

При всем при том: «Из призванных на военную службу мало кто возвращался домой, а вернувшиеся рассказывали об ужасных лишениях, которые им пришлось перенести».[221]221
  Там же.


[Закрыть]

Еще через треть столетия революция 1848–1849 годов прокатилась по всем окрестностям богемских и австрийских гор и лесов.

На улицах самой Вены, куда в 1853 году уехал из родных мест шестнадцатилетний будущий отец Адольфа Гитлера, не остыли еще, образно выражаясь, потоки крови, пролившейся совсем недавно.

О каких вообще заданных социальных рамках можно говорить при такой истории?

Каким таким волшебным образом все поколения фамилии Гитлер или какой-либо другой могли в такой местности вообще сохранять не только какой-то достаток, но и свои жизни, а главное – не бежать куда глаза глядят в поисках лучшей участи, подобно многим другим жителям германских государств, а устойчиво сидеть на месте, явно пребывая в достаточно благополучном состоянии, действительно достойном сохранения и упрочнения?

В этом определенно содержится какая-то загадка, которую и надлежит разгадать.

1.3. Загадка предков Гитлера.

Нам не приходилось бы гадать, чем занимались предки Гитлера на протяжении столетий, если бы Мазер и немногие другие историки, непосредственно знакомившиеся со старинными документами, сообщили бы нам не только особенности написания фамилии Гитлер и упоминания населенных пунктов, в которых жили эти люди, но и контекст, в котором упоминалась эта важнейшая информация.

Однако не трудно установить некоторые бесспорные факты, а затем объединить их в очевидные логические схемы, чтобы получить достаточно точное представление о роде занятий этих людей и даже о том, что же могли упоминать о них старинные хроникеры.

Среди предков Гитлера действительно имелись безземельные крестьяне, как это старался утверждать и сам Адольф Гитлер,[222]222
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 35.


[Закрыть] однако они вовсе не были бедными, что достаточно удивительно само по себе.

Правда, некоторые историки, явно пойдя на поводу у Гитлера, именно таким образом старались живописать их быт. Особенно подходящим объектом для таких описаний является уже упоминавшаяся бабка Гитлера – Мария Анна Шикльгрубер.

Вот как о ней пишет Ханс Бернд Гизевиус: «Еще в юные годы Анна уезжает в город… и поступает в услужение. Лишь на сорок втором году жизни она вновь появляется в своей родной деревне. Поскольку она «опозорена», строгий отец не хочет взять ее к себе. Она находит пристанище… в доме мелкого крестьянина, где и рожает… отца /…/ Адольфа Гитлера… Пять лет спустя она выходит замуж за подмастерья мельника Георга Хидлера[223]223
  Его полное имя – Иоганн Георг Хидлер, но его первую часть – Иоганн – мы в дальнейшем почти всегда опускаем, как и большинство биографов Гитлера – просто чтобы не усиливать путаницу с его родным братом, Иоганном Непомуком Хюттлером.


[Закрыть]… с которым в бедности проводит последние пять лет своей жизни».[224]224
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 46.


[Закрыть]

Один из авторитетнейших биографов Гитлера, бывший католический священник Франц Етцингер, честно формулирует: «До достижения ею возраста 42 лет о ней вообще ничего доподлинно не известно».[225]225
  Там же.


[Закрыть]

То же самое повторяет и Мазер: «С тех пор как Адольф Гитлер заставил говорить о себе, а в 1933 году в конце концов стал рейхсканцлером, о ней были известны только даты рождения и смерти, а также тот факт, что Адольф Гитлер был ее внуком.

Эта женщина, Мария Анна Шикльгрубер, /…/ до сих пор столь же мало известна, как и отец ее сына».[226]226
  Там же, с. 45.


[Закрыть]

Все утверждения относительно ее жизни у кого-то в услужении (у еврея или не у еврея) верны или не верны, таким образом, совершенно с равной возможностью по сравнению с любой иной версией относительно ее личной жизни до 42 лет.

В отношении же последующего Етцингер повторяет шаблонно сложившиеся представления: «Супруги Хидлер-Шикльгрубер совершенно обнищали; по рассказам, они были так бедны, что у них не было под конец даже кровати и они спали в корыте, из которого кормили скот».[227]227
  Там же, с. 46.


[Закрыть]

Даже если все это так и было, то это свидетельствует вроде бы только о незавидных личных качествах этой явно не счастливейшей супружеской пары: для обоих, насколько это известно, это был первый и последний брак; когда они обвенчались в мае 1842 года, то жениху было пятьдесят лет, а невесте – сорок семь; она уже была, как многократно упоминалось, матерью незаконного почти пятилетнего сына: Алоиз Шикльгрубер, будущий отец Адольфа Гитлера, родился 7 июня 1837 года.

Супруги прожили вместе менее пяти лет: Мария Анна умерла 7 января 1847 года. Ее муж прожил еще десять лет и умер в 1857 году в возрасте 65 лет.[228]228
  Там же, с. 31.


[Закрыть] Уже в этом наблюдается некоторая несуразица: если супруги вместе спали в корыте, то где же затем спал еще десять лет овдовевший муж – в том же корыте или где-то еще?

Так или иначе, но это, скорее, не правило, а исключение для предков Гитлера: и Марии Анне Шикльгрубер, и Георгу Хидлеру вовсе не был предопределен столь печальный конец.

В отношении Георга это подтверждается судьбой его гораздо более процветавшего брата (о котором подробнее ниже), а Мария Анна вовсе принадлежала к когда-то весьма обеспеченной семье.

Дед Марии Анны Шикльгрубер, Якоб Шиккельгрюбер,[229]229
  Написание фамилии Шикльгрубер так же со временем претерпевало изменения, как и написание фамилии Гитлер; мы приводим (в русской абривературе) такие написания, какие соответствовали каждому конкретному члену данного семейства.


[Закрыть] владел в Штронесе усадьбой, управление которой передал в 1788 году своему двадцатичетырехлетнему сыну – Иоганнесу Шиккельгруберу, будущему отцу Марии Анны.[230]230
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 48.


[Закрыть] На следующий год передача усадьбы была оформлена как продажа ее Якобом Иоганнесу: хозяйство примерно с 11 гектарами пашни, лугом, садом и домашней утварью пошло за 250 гульденов.[231]231
  Там же, с. 34–35.


[Закрыть]

Такая форма передачи имущества по наследству широко практиковалась в германских землях потому, что крепостные крестьяне (а именно к этому сословию принадлежали, скорее всего, предки Шикльгруберов) формально не имели прав передачи недвижимости по наследству – и такой по существу фиктивной продажей частная собственность сохранялась за семьей.

Крепостное право в Австрии было отменено императором Иосифом II 1 ноября 1781 года – и крестьяне получили те же права, что и прочие граждане Империи, хотя определенные сословные рамки все же оставались.

Известно к тому же, что дворянство в штыки встречало реформы Иосифа II – одного из радикальнейших преобразователей эпохи просвещенных монархий. Поэтому не удивительно, что такой обходной маневр по передаче наследства традиционно сохранялся еще на протяжении десятилетий.

В договоре на передачу имущества оговаривались взаимные права и обязанности: новый владелец брал на себя, в частности, конкретные обязательства по содержанию родителей.

В то же время очевидно, что формальная сумма сделки должна была как-то удовлетворять представлениям о реальной стоимости имущества – дабы не возбуждать вопросов о фиктивности продажи, но из чьего кармана в чей переходили, например, указанные в данном случае 250 гульденов и переходили ли вообще – это, разумеется, оставалось семейным секретом.

После совершения данной конкретной сделки, похоже, сын оказался беднее отца, потому что когда Иоганнесу предстояла женитьба, то родители, формально перешедшие к нему на иждивение, оказали ему материальную помощь.

5 февраля 1793 года были обвенчаны в Деллерсхайме Иоганнес Шиккельгрубер и Терезия Пфайзингер – будущие родители Марии Анны. Этот брак выглядит вполне нормальным и благопристойным: жениху – 28 лет, а невесте – 23 года; оба принадлежат к достаточно состоятельным семействам.

В брачном договоре, составленном накануне, в январе того же года, указывалось, что жениху его родители выделили 200 гульденов; невесте ее родители выделили 300 гульденов и имущества на 55 гульденов 30 кройцеров, в том числе корову стоимостью в 20 гульденов.[232]232
  Там же, с. 47–48.


[Закрыть] Данный договор уже выходил за узкие границы внутрисемейных отношений и наглядно свидетельствует о прочном материальном положении обоих семейств.

15 апреля 1795 года в Штронесе у молодых родителей и родилась Мария Анна Шиккельгрубер, бабка Гитлера.

Дальнейшие трансформации с этим семейством очень интересны.

В 1817 году умер Иоганнес Пфайзингер – отец Терезии Шиккельгрубер. Общая сумма наследства после него составила 1054 гульдена, из которых 210 досталось Терезии. После этого муж Терезии, Иоганнес Шиккельгрубер, решился выйти на покой, хотя ему было только 53 года.[233]233
  Там же, с. 48.


[Закрыть]

21 октября 1817 года Иоганнес и Терезия Шиккельгрубер, родители Марии Анны, продали сыну Йозефу, ее брату, свою усадьбу за три тысячи гульденов. В хозяйство входило: дом, пара волов, плуг, борона, хлев и хлевная утварь и упомянутый участок примерно в 11 гектаров.[234]234
  Там же.


[Закрыть]

При трехпольной системе земледелия, принятой в Европе во второй половине XVIII – начале XIX века, это было совсем не крупным хозяйством: пахотной земли здесь даже меньше общепризнанной нормы, характерной для крестьянской семьи безо всякого привлечения постороннего подсобного или наемного труда.[235]235
  Пастор П. Грасман. Определение земли на одно крестьянское тягло. // Труды Вольного Экономического Общества к поощрению в России земледелия и домостроительства. Часть XХIХ, 1775, с. 53, 66.


[Закрыть] Такие хозяйства, при отсутствии серьезных внешних помех и при добростном приложении собственного труда, позволяли владельцам устойчиво существовать, но никак не богатеть.

Заметим, что речь идет о той же самой усадьбе, которая была продана в 1789 году самому Иоганнесу за 250 гульденов[236]236
  В немецкий оригинал книги Мазера, совершенно очевидно, вкралась опечатка, которую переводчик добросовестно перевел; получилось, что участок, проданный в 1817 году, оказался площадью 0,7 га. Это просто невозможно: для такого участка никто не будет держать двух волов. Однако, даже если бы это была не опечатка, то тем более подчеркивался бы невероятный подскок суммы сделки 1817 года по сравнению с 1789.


[Закрыть] – и это очень интересно!

Разумеется, за прошедшие почти три десятилетия ухоженное хозяйство могло вырасти в цене, тем более, что добавился дом новой постройки, как следует из документов.

Но не в 12 же раз могла вырасти цена! Речь же идет о стоимости в серебрянных гульденах, которые не претерпевали в те годы никакой существенной инфляции.

Да и Мазер настаивает на том, что в те времена уровень цен продолжал определяться следующими примерно показателями: «В то время корова стоила 10–12 гульденов, свиноматка 4 гульдена, кровать с постельными пренадлежностями 2 гульдена. Двор с хозяйственными постройками можно было купить за 450–500 гульденов».[237]237
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 47.


[Закрыть]

Похоже на то, что при оформлении сделок в 1789 и в 1817 годах преследовались совершенно различные цели: первая сумма была уменьшена, чтобы не привлекать заинтересованного внимания к чересчур зажиточному семейству, а вторая, наоборот, преувеличена.

Единственная возможная цель последней операции – «отмывка денег»: ввод в легальный оборот денежных сумм, нажитых преступным путем.

Так или иначе, но суммы, фигурирующие теперь в бюджетах семейств и Шикльгруберов, и Пфайзингеров (которые затем исчезают из семейной хроники родственников Гитлера) весьма впечатляют: на тысячу и на три тысячи гульденов можно было бы приобрести по нескольку домов или целые стада в сотни коров или в тысячи свиней, если бы все это было кому-нибудь нужно!

Существенная подробность: в договоре о купле-продаже 1817 года оговаривается: «предоставлять обоим продавцам [т. е. Иоганнесу и Терезии Шиккельгруберам] на весь срок их жизни бесплатное жилье в созранившемся при постройке нового дома помещении».[238]238
  Там же, с. 34.


[Закрыть]

Следующий акт: 25 ноября 1821 года умирает Терезия Шиккельгрубер, урожденная Пфайзингер, жена Иоганнеса и мать Йозефа и Марии Анны Шикльгруберов. После ее смерти делится наследство, из которого 74 гульдена с какими-то копейками (кройцерами) достаются Марии Анне: не ахти какая сумма (стоимость всего-то шести или семи коров!), но тоже кое-что. Деньги почему-то не вручаются наследнице, а откладываются в «Сиротскую кассу» под 5 % в год,[239]239
  Там же, с. 47.


[Закрыть] хотя Марии Анне в это время уже не мало лет – 26 с хвостиком.

И вот где-то в это время происходит какой-то бесшумный взрыв.

Етцингер пишет: «Впоследствии с имением Шикльгруберов, очевидно, что-то произошло. Создается впечатление, что Йозеф не жил в этом доме… О Йозефе Шикльгрубере не удалось найти… никаких последующих записей: ни о его женитьбе, ни о детях, ни о смерти»[240]240
  Там же, с. 48.


[Закрыть] – вот так-то!

Мазер, однако, почему-то заявляет, что это предположение Етцингера – «явно противоречащее фактам».[241]241
  Там же.


[Закрыть] Возразим: оно могло бы противоречить фактам, если бы Мазер или кто-либо другой привел бесспорные сведения, что Йозеф жил в этом доме, или привел бы дату его женитьбы (если она имела место), рождения его детей (если они были) или хотя бы его смерти – вот она-то точно состоялась! Но ведь этих данных никто не приводит!

Здесь, похоже, Мазер по непонятной причине проявляет явную халатность или недобросовестность, не поняв и недооценив сущности происшедшей коллизии, хотя ниже мы отметим, что он признавал факт бездетности Йозефа Шикльгрубера.

Последний бесследно исчезает навсегда, его сестра тоже бесследно исчезает, но лет эдак на пятнадцать – и все это происходит в стране, в которой существовала, повторяем, сплошная прописочная система!

Мало того, исчезает и усадьба, оцененная в 1817 году в три тысячи гульденов!

О Йозефе Шикльгрубере, бывшим владельцем этой усадьбы с 1817 года, повторяем, ничего последующего не известно.

Усадьба заведомо не вернулась к его отцу – Мазер о нем пишет: Иоганнес Шиккельгрубер «в то время, как его дочь рожала, уже более 16 лет начиная с 1817 г. жил один в «сохранившемся при постройке помещении» (Штронес, № 22), в то время как его сын Йозеф вел хозяйство в приобретенной им усадьбе (Штронес, № 1)».[242]242
  Там же, с. 34.


[Закрыть]

Поясним, что по тогдашним австрийским порядкам каждый дом в селении имел свой номер, получая его сразу после постройки; т. е. номера соответствуют хронологии застройки селения, а не территориальному местонахождению строений. Этот порядок сохраняется кое-где и по сей день в некоторых селениях бывшей Австро-Венгрии.[243]243
  Как-то автор этих строк потратил почти два часа на розыски дома с заранее известным номером на улице также с известным названием; происходило это в Кладно под Прагой.


[Закрыть]

Тут, похоже, Мазер смешивает два периода времени: с 1817 по 1821 год и с 1821 и позднее.

В первый период, последовавший сразу после 1817 года, Йозеф, очевидно, вел хозяйство (Штронес, № 1), а Иоганнес жил в отдельном помещении (Штронес, № 22), но не один, а вместе с женой Терезией. Вот только к этому периоду и было бы справедливо отнести обвинение в адрес Етцингера в несоответствии фактам.

Но Етцингер, что тоже очевидно, писал не об этом, а о последующем периоде, когда никакого Йозефа уже не наблюдалось, а Иоганнес, используя формулировку Мазера, жил один более 16 лет до момента, когда его дочь рожала (а именно в 1837 году), но не с 1817 года, а с 1821, как легко сосчитать.

Притом последние годы жизни Иоганнеса прошли не в родовой усадьбе, что, напоминаем, должно было гарантироваться договором от 1817 года, а в соседней деревушке Кляйнмоттен – у чужих людей; там он и умер.[244]244
  W. Maser. Op. cit. S. 49.


[Закрыть]

Это подчеркивает факт утраты семейством родовых владений, на который и указывал Етцингер!

Не досталось это имение и никому другому из семейства Шикльгруберов.

Помимо Марии Анны и Йозефа их родители имели еще других детей.

Мазер упоминает их брата Франца Шикльгрубера, о котором американский историк Брэдли Ф. Смит отзывается как о «спившемся поденщике».[245]245
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 54.


[Закрыть] Мазер пишет, что это «по меньшей мере спорно, так как в 1876 г., когда проходила процедура признания отцовства, именно он вручил своему племяннику [т. е. Алоизу Шикльгруберу, ставшему в тот момент Гитлером] 230 гульденов».[246]246
  Там же.


[Закрыть]

Действительно, спившемуся поденщику странновато иметь 230 гульденов, но еще страннее, чтобы ему принадлежала родовая усадьба – во всяком случае после 1837 года, когда там заведомо не нашлось места ни его отцу, Иоганнесу, ни его бездомной сестре Марии Анне, ни ее сыну и ее мужу.

Мазер упоминает также Йозефу – сестру Марии Анны и еще каких-то Георга[247]247
  Там же, с. 33.


[Закрыть] и Леопольда[248]248
  Там же, с. 58.


[Закрыть] Шикльгруберов; не уточняется, в каком родстве с остальными находились последние, но, вероятно, это тоже братья Марии Анны.

Во всяком случае, ни Йозефа, ни Леопольд тоже не могли владеть родовой усадьбой: Мазер приводит называния других деревень, в которых они жили, и подчеркивает, что вообще никто из Шикльгруберов (значит – и только что упомянутый Георг) уже не имели позднее никакого отношения к Штронесу: «В Штронесе /…/ род Шикльгруберов закончился на бездетном брате Марии Анны Йозефе».[249]249
  Там же.


[Закрыть]

Похоже, что все это семейство оказалось раздроблено и рассеяно.

Заметим, однако, что выяснить, куда же подевалась родовая усадьба (Штронес, № 1) было не совсем просто: в 1848–1849 годах в связи с революцией происходило общее изменение законодательства в Австрии, в соответствии с которым к 1853 году произошла перенумерация участков. По этой же причине не удалось даже выяснить к 1942 году, в каком именно из сохранившихся домов родился в 1837 году Алоиз Шикльгрубер.[250]250
  Там же, с. 24, 26.


[Закрыть] Так или иначе, но не нашлось никакого акта, объясняющего судьбу этого участка, аналогичного актам купли-продажи 1789 и 1817 годов.

Таким образом, примерно в 1821 году произошли четыре различных немаловажных события: бесследное исчезновение Йозефа Шикльгрубера, исчезновение его сестры Марии Анны приблизительно на 15 лет, смерть их матери и исчезновение усадьбы, принадлежавшей Йозефу.

Связаны ли эти события жесткой логической связью – не известно. Даже не ясна полная их последовательность во времени.

Исчезновение Марии Анны заведомо предшествовало смерти ее матери: именно поэтому Мария Анна и не вступила сразу в права наследства после своей матери – ведь очень странновато откладывать деньги, принадлежащие 26-летней девице, в «Сиротскую кассу»!

Похоже, что смерть матери произошла также позже утраты семейной усадьбы: ее смерть зарегистрирована (это сообщает тот же Мазер) в Штронесе, но умершая проживала не в принадлежащих семье строениях № 1 и № 22, а в принадлежащем кому-то еще строении № 18.[251]251
  W. Maser. Op. cit. S. 49.


[Закрыть]

Изо всех этих событий более или менее естественно выглядит лишь смерть матери, и то не очень: ей исполнилось лишь 52 года – и ее муж затем намного пережил ее.

Что касается Йозефа, то бесследно пропасть человеку не составляло, конечно, никаких проблем: пошел, например, зимой прогуляться в горный лес, упал, сломал ногу, не смог выбраться и замерз или вовсе был съеден волками, которые, вероятно, тогда еще водились в этих местах. Но и после этого должна была оформиться и остаться в архивах хоть какая-то бумажка!

Гораздо более странно выглядит исчезновение его сестры. Заметим, что и уезжать куда-то лишь для того, чтобы поступить в услужение, было бы довольно странно для великовозрастной дочери столь обеспеченного семейства – в этом не могло быть никакой материальной нужды. Но и это могло случиться: увез, допустим, девушку какой-то проезжий гусар, а потом где-то бросил! Ведь в конечном итоге она более или менее благополучно вернулась, хотя и не скоро.

Вот совсем бесследно никак не могло исчезнуть целое имение, оцененное в три тысячи гульденов – кто-то как-то должен был его получить или унаследовать, даже если бы оно и сгорело, например, вместе с хозяином (в этом случае, конечно, погибшим не в лесу!) – ведь земельные угодья не могли целиком сгореть и совершенно обесцениться!

Совокупность же всех этих событий выглядит тем более нагромождением бедствий, принявшим характер нешуточной трагедии – такой, что и мать могла с горя помереть!

Дать полное рациональное объяснение всей этой истории мы, конечно, не можем – тут явный дефицит необходимой информации.

Однако, еще один дополнительный факт позволяет скомпоновать все перечисленные осколки сведений в единую логическую мозаику.

Вернер Мазер также отдал долг расследованию сведений, упомянутых Гансом Франком в 1946 году – и постарался отыскать следы еврея Франкенбергера.

Найти следы того, чего и кого никогда не было, конечно, не удалось, но зато было найдено нечто отдаленно похожее: целое семейство не Франкенбергеров, но Фрабергеров, хотя и не евреев: «В материалах архива военного суда в Кремсе (Нижняя Австрия) встречается упоминание о семье Фрабергер. Мужчины в ней между 1830 и 1845 гг. отличались грубостью, агрессивностью и безудержной задиристостью. Один из них, Антон Фрабергер, в 1834 г. по решению суда (архив г. Кремс, № 115, т. 4 № 72) был даже выслан из Кремса, который находился примерно в 25 километрах от Штронеса, родины Марии Анны Шикльгрубер. В судебных делах постоянно встречается его имя, а также имена Михля, Матиаса, Бернда и Йозефа Фрабергеров. Для их поведения характерны посягательства «на личную неприкосновенность» и на «честь человека». Однако установить наличие отношений между Марией Анной Шикльгрубер и одним из Фрабергеров не представляется возможным».[252]252
  В. Мазер. Указ. сочин., с. 28.


[Закрыть]