Текст книги "Алхимик"

Автор книги: Владимир Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Куда?.. – хрипит ему в ухо Сейджем.

– Там врач. Пока корабли в сцепке, «Агамемнон» останется на плаву, – здравость рассуждения удивляет и самого Сола. Будто за него говорит кто-то другой.

Он втаскивает Данбрелла в капитанскую каюту, валит на койку. Оставив раненного бросается назад, на шкафут.

МакКатерли уже наверху, пилит ногу раненному матросу. Матрос орет, доктор сосредоточенно следит за пилой. Еще пятеро выложенные в ряд ждут своей очереди.

– Капитана ранило, – сипит Сол, сплевывая черным. – Картечь.

– Где он? – не отрываясь спрашивает МакКатерли.

– В своей каюте.

– Я сейчас.

Эд, повинуясь странному наитию, возвращается к Данбреллу. В капитанской каюте царит покой и неподвижность. В воздухе неторопливо пляшут пылинки, тонкие лоскуты дыма медленно извиваются под потолком. Карты и бумаги разбросаны на столе и на полу, в беспорядке валяются письменные и навигационные приборы. На своей койке Сейджем тяжело, булькающе дышит, бессмысленный взгляд его устремлен в потолок.

Сол замирает. Горячка боя отпускает его, боль разом отзывается во всем теле. Рана в предплечье ноет и тянет, множественные порезы саднят, кожа, покрытая едким пеплом, горит, словно обожженная. Но кроме боли приходят и мысли. Здравые. Спокойные. Сол бегло осматривает капитана. Не нужно особенно разбираться в здешней медицине, чтобы понять: осталось ему недолго. Картечью разорвано плечо и шея, в груди и животе – рваные раны, сочащиеся черной жижей. Из верхней при каждом вдохе поднимаются бурые пузыри.

– Поганые твои дела, Данбрелл, – бросает Сол оборачиваясь к столу. – Скажи, моя вольная… ты сохранил ее? Я все равно найду, время у меня есть. А если не найду, сам напишу.

Данбрелл с трудом поворачивает голову.

– Это ты, – хрипит он. – Чужак… демон… из-за тебя…

– Стоило повесить того республиканца, – спокойно отмечает Сол, перебирая бумаги. – Или хотя бы оставить на берегу. Готов спорить, это он взорвал котел.

Данбрелл сипит что-то невнятное. Сол заглядывает под стол. На глаза попадается резная шкатулка черного дерева, украшенная слоновой костью. В такой обычно хранят бумаги и письма. На крышке – серебряная пластина с вензелем «СД».

– Что тут у нас, – Эд задумчиво рассматривает шкатулку, слегка трясет ее. Слышитсся мягкий стук. – Кажется ее-то мне и надо. Где ключ?

Сол оглядывается, по очереди открывает ящики стола.

– Иди… к дьяволу, который… прислал… тебя…

– Знал бы как его найти, сходил бы, будь уверен. Ключ? А, вот он…

Сол достает большую связку на медном кольце, находит подходящий – совсем крохотный из начищенного серебра, пробует. Замочек мягко щелкает. Внутри, на черном бархате лежит стопка бумаг. Эд бело просматривает их. Письма жене и дочери – не то. Ага, вот.

Знакомый типографский бланк. Документ о передаче собственности.

– Значит, все как я и предполагал? Узнал, что фабрика записана на меня, прижал Барнинга, заставил переписать документы на себя… Интересно, как ты уговорил его?

Данбрелл молчит – может не слышит, может уже не в силах говорить. Эд прячет бумагу себе в башмак. Потом берет чистый лист, перо и чернильницу и, стараясь писать ровно, выводит на бумаге строку за строкой. Надо спешить – МакКатерли справится быстро, полевая ампутация – дело пустячное. На одном из документов, валяющихся на столе – подпись капитана. Сол тщательно копирует ее, потом подходит к Сейджему.

– Вот и все, Данбрелл. Пора прощаться.

Капитан фокусирует на нем подернутый пеленой взгляд.

– Никуда… тебе не деться… чужак. Бой еще… не окончен.

– Для меня – окончен.

Действовать надо быстро – вот-вот появится МакКатерли. Один хороший удар – и все. Это не убийство, он только ускорит неизбежное. Один удар – в рану на шее, в сторону гортани, любым длинным острым предметом. Хотя бы вот этим перочинным ножом…

Костяшки пальцев белеют, деревянная рукоять, кажется, готова расколоться от давления. Один удар.

– Эйлин… – вдруг произносит Данбрелл. – Кто она тебе? Что между вами? Зачем?

Сол наклоняется к нему – резко, вплотную.

– Откуда ты ее знаешь? Откуда?!

Данбрелл беззвучно шевелит губами. Рана в груди пузырится и шипит.

– Дулд… Дулд отдал мне ее… Как жест доброй воли…

Сол молчит.

– Только это не он… и не я… Ее судьба не в нашей власти…

– Где она сейчас? – выталкивает сквозь зубы каждое слово Эдвард. – Где? Она? Сейчас?

– Я оставил ее в своем доме… Но вряд ли… она… еще там…

– Посмотрим, – Сол подносит нож к шее Данбрелла. Их взгляды встречаются.

«Этот человек натравил на меня гангстеров, обманом лишил фабрики, публично выпорол и хотел повесить. Он не сомневался и не мешкал. Он наслаждался моими мучениями».

Острие ножа едва заметно подрагивает в каком-то сантиметре от окровавленной шеи. Сол ощущает на коже горячее, прерывистое дыхание Данбрелла

– Отойдите! – МакКатерли появляется в дверях, похожий на мясника в своем кожаном фартуке и нарукавниках. – Что вы нависли над ним как стервятник? Пропустите меня…

Сол послушно отходит, пряча руку за спину.

– Боюсь, уже поздно, сэр…

Доктор проходит мимо него, склоняется над капитаном, проверяет пульс, оттягивает веко, прикладывает ухо к груди.

– И верно. Как давно?

– Только что, сэр.

МакКатерли оглядывает его, словно только что заметив.

– Вы?.. Удивительно…

Эдвард, следя за взглядом доктора осматривает себя. Левая рука от самого плеча залита кровью. Из правой ноги на пару дюймов торчит кусок дерева, острый как шип.

МаКатерли спешными движениями смахивает со стола бумаги.

– Ложись! Ложись я сказал!!!

Сол и не думает сопротивляться. Покорно он укладывается на столешницу, вперив взгляд в низкий, скрытый в дыму потолок. Он слышит как трещит разрезаемая одежда, как звенят хирургические инструменты.

– Сейчас будем извлекать пулю… – ворчит МакКатерли. Рану в плече обжигает острой болью.

– Только не отрезай…

– Лучше однорукий, чем покойник, – резонно замечает тоск. – Но вам повезло, мистер Сол. Пуля прошла навылет, рана поверхностная. Промоем, прижжем и зашьем. И молитесь, чтобы не началась гангрена.

Сол молча терпит. Боль кажется не такой сильной – может потому, что нога болит сильнее.

– Здесь все хуже, – констатирует доктор. – В ране много осколков и грязи, раздроблена кость. Как вы вообще ходили с такой ногой?

– Старался сильно не наступать… – неуклюже шутит Эдвард.

– Похвально, – кивает МакКатерли и оборачивается к ассистенту. – Жгут и пилу.

* * *

За прошедшие полгода Олднон сильно изменился. Великий Пожар и Красная Смерть окончательно истребили друг друга, и город снова ожил. Конец месяца децима подарил ему чистый, легкий снег, надежно укрывший грязь и пепел безупречно белым покрывалом. Олднон из вздорной, паршивой старухи превратился в жизнерадостную леди, румяную и цветущую. Люди возвращались, заселяли пустующие приории, снова открывали лавки и конторы. Силами городских властей заново отстраивались целые кварталы. Очередная тьма, похоже, рассеялась, уступив очередному рассвету.

Черная, лакированная трость стучит о булыжники мостовой начищенным стальным наконечником. Серебряный набалдашник ее сжимает массивная ладонь в серой замшевой перчатке. Выше перчатки можно наблюдать элегантный черно-серый плащ тонкой шерсти с литыми серебряными пуговицами. Снизу под плащом виднеются полосатые шелковые брюки – последняя республиканская мода, шик и бунтарство для чопорного Альбони – и лаковые башмаки с массивными квадратными пряжками.

Эдвард Маллистер Сол, только что покинувший контору Барнинга и Уолка, поднимает голову к небу и мечтательно улыбается. Впервые за последние полгода он ощущает внутреннее спокойствие, и, что более важно, контроль над ситуацией. Эти забытые чувства приятно согревают его изнутри.

Шесть месяцев матросской службы кажутся дурным сном. Точнее, казались бы, если бы в этом мире Сол видел сны. И если бы не просыпался каждое утро с болями в правой голени. Голени, которой у него давно уже не было.

«Из меня получился отличный пират, – улыбается он в усы. – Деревянная нога, повязка на глазу. Недостает только попугая».

Впрочем, это было явным преувеличением. Анатомически точная деревянная копия голени и стопы, снабженная хитроумными пружинными амортизаторами, отлично пряталась в брючине и ботинке и почти не натирала культю. А к повязке прилагался еще и замечательный грим, скрывавший ожоги и шрамы на лице. Нет, внешне Эдвард Сол мало походит на морского волка.

Он останавливается на перекрестке, достает из кармана небольшую серебряную коробочку. Нюхательный табак. Наконец-то удалось подходящий заменитель земному табаку. Отправив щепотку себе в нос, он осторожно вдыхает. Ноздрю приятно обжигает, на глаза наворачиваются слезы, и Сол с наслаждением чихает.

Данбрелл, мир его праху, провернул отличную аферу. Теперь, зная ее во всех подробностях и, что главное, нейтрализовав последствия, Сол мысленно преклонял голову перед этим человеком. Сейджем знал и о его связи с Рипперджеком и о юридической уязвимости фабрики, и о вражде Сола с чичестерами… И даже о связи с Алиной. В последнем Эдвард, конечно, не был уверен до конца, но подозревал, что именно по этой причине Данбрелл выторговал ее у Дулда. Пусть даже не до конца понимая, что связывало Эда и Алину.

Финалом стал возврат баронета из уютного кабинета в Адмиралтействе назад к командованию боевым кораблем. Это был единственный способ избежать мести Риппердждека – уплыть на другую сторону мира. Риск был – о переводе пришлось хлопотать заблаговременно, чтобы к моменту перехода фабрики в его собственность, Сейджем был уже далеко. План сработал хорошо, все этапы прошли на должном уровне и в срок. Ошибся Данбрелл только в одном.

Не нужно было потакать своим низменным чувствам.

Если бы чичестеры убили Сола прямо на фабрике, кто знает, как обернулись бы события? Крысиный капитан мог бы остаться в Порт Рокхарте, так и не вызвав подозрений, а может даже, не взорвав «Десницу». Рифландцы приняли бы шпагу капитана Данбрелла и его корабль, но в итоге проиграв битву, тут же обменяли бы его на кого-то из своих. Баронет вернулся бы домой с призовыми деньгами, наградами за участие в судьбоносной Фартельрагской битве, завел бы себе имение подальше от Олднона, поставил над фабрикой управляющего – того же Таута – и преспокойно прожил бы остаток своих дней на доходы с продаж серной кислоты. Но такому счастливому концу помешала воплотиться уязвленная гордость мелкопоместного дворянчика. Она не могла стерпеть нахальства безродного иностранца и требовала поставить негодяя на место. Что называется, погорел на мелочи. Даже странно, что разработав такую сложную схему, Данбрелл позволил себе так подставиться. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

Кэб останавливается рядом с ним. Козлы, по новой моде устроены за коляской, так что вожжи протянуты над крышей.

– Не желаете ехать, сэр? – спрашивает кэбмен. Лицо его перечеркнуто сабельным шрамом, а на запястье между перчаткой и рукавом виднеется татуировка: якорь и сабля. Не так часто встретишь военного моряка на суше.

– Мистер, – поправляет он. – Желаю.

– Прошу, садитесь. Куда едем?

Эдвард поудобнее устраивается на мягком, хоть и потертом сиденье.

– Правый берег. Хочу навестить старую знакомую.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава шестнадцатая
Черные мундиры

Странное чувство. Эд задумчиво поглаживает выцветшую обивку кресла, бледно-розовые полоски на кремовом фоне, украшенные мелкими цветами. Реликт безвозвратно ушедшей моды, властвовавшей лет эдак десять назад. В гостиной стойкий запах застарелой пыли, но в сравнении с ароматами орудийной палубы, воздух здесь благоухающе свеж. Эдвард до сих пор не может привыкнуть к высоким потолкам, большим окнам и неподвижному полу. Вот и сейчас, стоит ему отвлечься, как тело начинает подавать тревожные сигналы: «Где качка?», «Где морская соль в воздухе?». Интересно, как долго он будет вычищать из своей души матросский налет?

Тихо скрипит дверь. Эд поднимает взгляд, поспешно поднимается – получается немного неуклюже, протез неприятно надавливает на ногу. Анна Лоэтли, такая же трепетная и невесомая, как и в день их знакомства, застывает в пороге, глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами.

– Это вы… – удивленно шепчет она. – Я… в газетах писали, что вы погибли…

Сол сглатывает, стараясь избавиться от спазма в горле. Он знал, что встреча с мисс Лоэтли взволнует его, но не предполагал, что настолько.

– Как видите, я жив. И даже вполне здоров, – он улыбается, но улыбка выходит немного вымученная. Мысленный взор очень ясно рисует ему собственное лицо – без грима и повязки, уродливое до невозможности. Анна делает несколько порывистых шагов, на лице – тревога и облегчение. Она поднимает руку, намереваясь коснуться щеки Эдварда, но останавливается, отступает.

– Что случилось с вами? – спрашивает она, стараясь скрыть волнение в голосе. – Вы уезжали на родину?

Сол отрицательно качает головой.

– «Олднонский курьер» писал, что на вашу фабрику напали дулдиты с самим генералом во главе. И что вы… зарезали генерала в драке. И сами погибли из-за взрыва.

– Прошу вас, садитесь, – Сол указывает на кресло Анна, рассеянно кивнув, занимает одно из кресел. Эд с некоторым облегчением следует ее примеру. Он все еще не привык долго стоять на протезе. Потерев пальцами лоб, он прочищает горло.

– Знаете, я не думал, чтобы рассказывать вам историю моих злоключений. Она не предназначена для ушей юной леди, в ней слишком много… жестокости и ужасов. Давайте ограничимся сухим изложением фактов: я был против воли продан в матросы на военный корабль, где провел почти пять месяцев. Отличившись в Фартельрагском сражении, я сумел добиться рассмотрения моего дела и списания на берег. Путь домой занял еще месяц. Вернувшись, я обнаружил, что фабрики моей более не существует, и нет никакой возможности восстановить ее.

Анна смотрит на Сола в молчании. Он глубоко вздыхает и расправляет плечи.

– И все же, впервые за долгое время я чувствую себя свободным и счастливым. Ну, почти счастливым, если быть до конца честным. Я снова пришел к вам за помощью, мисс Лоэтли.

Анна смущается, румянец приливает к ее щекам. Она отводит взгляд, Эд видит как ее тонкие пальцы нервно перебирают кружевную салфетку, лежащую на подлокотнике.

– Я… с радостью помогу вам, мистер Сол, – наконец произносит она. Эд избегает смотреть ей в лицо. Чувство вины сдавливает грудь, мешает произнести следующую фразу. Теперь уже не вывернуться, иного пути нет. Придется сказать. Интересно, кому тяжелее: Солу признаться или Анне услышать это признание?

«С чего ты вообще взял, что эта девушка что-то чувствует к тебе?»

Молчание затягивается, становясь неловким.

– Вы еще вхожи в дом Данбреллов, мисс Лоэтли? – наконец произносит Сол. – Я должен увидеться с леди Данбрелл.

– Это как-то связано с фабрикой? – негромко спрашивает Анна. – Я слышала, что покойный сэр Данбрелл каким-то странным для меня образом стал ее новым владельцем… До того, как там начались все эти страшные события…

События? Сол почувствовал холодок в груди. Барнинг при их недавней встрече явно не все рассказал. Сказал коротко – разорилась, оборудование распродали с молотка, инженеры большей частью покинули Олднон, обосновавшись в Мербигмене, где всегда имелся спрос на таких людей. Тогда Эдварду показалось, что Альбардиш что-то недоговаривает. Слова мисс Лоэтли только укрепили это подозрение.

– Мистер Сол? – голос Анна выводит его из задумчивости.

– Прошу, простите меня, мисс Анна. Ваши слова… впрочем не важно. Мой визит не имеет отношения к фабрике. Я имею основания полагать, что в доме леди Данбрелл проживает одна дама… Или, возможно, леди Данбрелл известно ее место проживания…

– Вы говорите об Эйлин Чайльд?

Слова Анны огорошивают Сола. Требуется несколько секунд, чтобы справится с нахлынувшей волной чувств. С трудом восстановив сбившееся дыхание, он кивает:

– Да, мисс Лоэтли, о ней. Вы знакомы?

– Немного. Леди Арлина представила нас друг другу однажды. Месяц или полтора назад. Мы немного поговорили. Она показалась мне какой-то отстраненной…

– А сейчас? – в висках Сола бешенным барабаном стучит пульс. Уши словно заложило от взрыва, губы онемели, сделались чужими. – Она все еще в доме леди Данбрелл?

В Анне происходит перемена. Взволнованный услышанным, Сол замечает ее не сразу. Между тем, девушка вдруг справляется со смущением, еще недавно властвовавшим над ней, бледнеет, взгляд ее становится холодным и внимательным.

– Боюсь, что нет. Она переехала недавно. Об этом много писали в газетах.

– В газетах? – переспрашивает Сол, тут же устыдясь своего глупого тона. Мисс Лоэтли оглядывается, встает со своего места и подходит к секретеру. Раскрыв один из ящиков, она достает стопку газет, перебирает их. Наконец, извлекает один из номеров и протягивает его Солу.

«Ежедневная газета», выпуск от десятого октима. Передовица бросается в глаза огромным заголовком: «ХРАНИТЕЛЬ ТАЙНОЙ ПЕЧАТИ ПРИВЕЛ В ДОМ НАЛОЖНИЦУ!» и ниже, шрифтом меньшего размера: «Очередной плевок загадочного Д в сторону морали и традиций Альбони. Терпение нации на исходе!»

Рисунок справа не особенно натуралистичен. На нем изображен высокий мужчина в белой полумаске, который жестом приглашает в раскрытую дверь некую даму. Лицо дамы скрыто вуалью. Слева рисунок сопровождается текстом, по большей части – набором пламенных обвинений и безадресных воззваний. Информативны в нем всего несколько предложений:

«Вчера утром хранитель тайной печати, скрывающий свою личность под серебряной полумаской и монограммой „Д“ привел в свой дом женщину. На вопрос репортера о том, в какой связи хранитель состоит с этой женщиной, Д отвечать отказался, отметив, однако, что женщину зовут Эйлин Чайльд и она „находится в его доме в качестве гостьи“. Известно, что Лорд-Хранитель не женат, и, учитывая покров тайны, скрывающий его прошлое, разумным будет предположить, что означенная дама – супруга Д, которую он скрывал все это время. Однако, самое внимательное расследование, проведенное редакцией, не позволило найти никаких упоминаний Эйлин Чайльд в списках рождения и смерти Олднонской ратуши. Посему, де-факто мы имеем женщину и мужчину, которые не только проживают совместно в нарушение всяких моральных и общественных норм, но и скрывают свои личности.»

Эдвард откладывает газету в сторону. О знаменитом Д он слышал и раньше. Скандальная фигура, пользующаяся безусловным покровительством монарха. Загадочный человек, никогда не снимающий маску и не имеющий (официально, во всяком случае) никаких аристократических титулов. То, что он занимал пост хранителя тайной печати, само по себе вызывало бурю негодования среди лордов Альбони. Многие возликовали бы, увидев его мертвым – возможно потому Д ведет замкнутый образ жизни, не выходя в свет и ограничивая свой круг общения весьма малым числом людей. Встретиться с таким, а тем более попасть в его дом для безвестного чужака было невозможно.

– Спасибо. Вы снова выручили меня, Аня, – Эд откладывает газету, совершенно ошеломленный. Как Алина могла попасть к такому человеку, по сути – премьер-министру Империи? Что может связывать их? Она писала о Д в своем дневнике, но это не были «сведения из первых рук», только слухи, которые будоражили город…

Он поднимает глаза, встретившись с изумленным взглядом мисс Лоэтли. Только сейчас он понимает, как назвал ее.

– Простите. Простите меня, ради бога. Так ваше имя звучит на моем родном языке.

– Anya, – неуверенно повторяет девушка. – Как… необычно.

– Да, немного. Я и сам уже успел отвыкнуть…

– Я рада, что смогла вам помочь, – голос девушки становится совсем тихим. – В награду… могу я задать вам вопрос, мистер Сол?

– Да, да, конечно, – поспешно соглашается Эд. Анна смотрит на него внимательно. В глазах ее читается страх и одновременно – затаенная мольба. Она ждет ответа, но одновременно – не хочет его.

– Эта женщина… мисс Чайльд. Она… кем она приходится вам?

Эд почти поверил, что этот вопрос не прозвучит. Внутри холодеет, невидимая ледяная рука сжимает горло.

– Женой. Эйлин – моя жена. Она уехала сюда… почти два года назад. Я прибыл чтобы забрать ее домой.

В молчании Анна и Эд смотрят друг на друга. Нужно что-то сказать, как-то объяснить, в конце концов сознаться, рассказать, как все обстоит на самом деле. Про сон длиной в год, про дневник, про чужой мир. Про то, что все вокруг…

– Я догадалась сразу, как только заговорила с ней, – нарушает молчание Анна. – У вас очень похожий акцент. И вы оба ведете себя так, будто на родине у вас все совсем по-другому. Даже мебель и посуда. Вы даже одежду носите… иначе.

– Да… – Сол не знает, что еще сказать. Ему неловко находится здесь, он чувствует себя виноватым перед этой девушкой, словно он совершил какую-то подлость.

«Это мир вокруг. Он заставляет тебя чувствовать неправильный поступок, даже если твой мозг – мозг чужака – не считает такой поступок неправильным».

– И все же, я надеялась, что она – ваша сестра. Ваши волосы одного цвета…

– Мне лучше уйти, – произносит Сол. Мисс Лоэтли не отвечает. Он разворачивается к выходу, жалея, что не может просто оказаться за дверью. Он делает всего пару шагов, когда Анна окликает его:

– Мистер Сол. Я знаю человека… который знает близкого друга Д. Может быть, он сумеет вам помочь?

Эд останавливается, чувствуя, как пылают огнем щеки. Требуется усилие, чтобы повернуться к мисс Лоэтли лицом.

– Его зовут Аридон Рейг. Вы должны помнить его – он был гостем на том ужине где мы… на званом ужине у Данбреллов.

Сол кивает. Анна перебирает пальцами ткань юбки.

– У него есть приятель, скорее даже покровитель. Профессор Гирен Леклидж. Однажды, Аридон хвастался, что Д приглашал Леклиджа прокатиться с ним на яхте «Лилия», – девушка замолкает, опускает глаза, но затем решительно вскидывает голову.

– Если мы хотим застать Рейга дома, лучше отправиться прямо сейчас.

* * *

В полутемной гостиной на стене висят несколько картин. Тяжелые портьеры задернуты, деталей почти не разглядеть, но одно из полотен насколько контрастно, что бросается в глаза. Сол медленно подходит ближе, не в силах оторваться. Полотно в массивной резной раме изображает женщину, расчесывающую густые медно-рыжие волосы. На абсолютно черном фоне ее кожа резко выделяется своей белизной. Из деталей фона – только бутоны роз, словно левитирующие в глубоком мраке, окружающем фигуру и далекое окно перед котом стоит канделябр с потухшими свечами. Зелень весенней рощи за нарисованным окном кажется чужеродной в сравнении с живым мраком комнаты, окутывающим женщину.

– Это она? Я видела ее всего раз, но нахожу сходство поразительным…

Анна стоит рядом, взгляд ее так же устремлен на портрет. Сол не спешит с ответом. Знакомые черты на портрете отчего-то кажутся ему чуждыми, отстраненными…

– Аридон очень гордится этим полотном. Это подарок автора, его близкого друга. Зелби Тиртоссе, вы наверняка слышали о нем…

Эд кивает. Да, слышал. Точнее, читал – в дневниках Алины. Художник, поэт и бунтарь, иностранец, сын заговорщика, бежавшего в Альбони от расправы. Один из столпов нового художественного направления, крайне осуждаемого зрелой, академической школой искусства, но с восторгом принятого молодежью. Алина писала о его картинах с нескрываемым восхищением, но никогда не рассказывала. Эд узнал это имя уже после того, как жена уснула, читая ее дневник.

– Аридон говорит, что Тиртоссе перерисовал портрет специально для него.

– Это действительно так, – молодой, звучный голос с оттенком лености и небрежения раздается в гостиной. Рейг появился незаметно. На нем лиловый стеганный халат с подкладкой из персикового шелка, под ним, черная, атласная пижама с неожиданно высоким, глухим воротником. Волосы в беспорядке, словно он только что встал с постели. Но небрежность, даже неряшливость в его внешнем виде отнюдь не кажется отвратительной. Кажется, со времени их последней встречи Аридон нисколько не изменился. Молодость и красота его даже в такой неподобающей «упаковке» остаются безупречными.

– Мистер Рейг, – Сол слегка кивает, приветствуя хозяина. – Рад видеть вас в добром здравии и бодром расположении духа.

– Зелби написал «Леди Лилит» еще в прошлом году, – невозмутимо продолжает Аридон. – Но картине недоставало живости. Говоря откровенно, натурщица была плоха. Совершенно не соответствовала задуманному образу. Картину купили – более из уважения к прочим заслугам бедолаги Зелби. Потом… кажется это было в середине септима… нас пригласила на ланч леди Данбрелл. Там мы оба и познакомились с мисс Чайльд. Стоило моему другу увидеть ее, как образ, доселе эфемерный и невоплощенный, предстал перед его мысленным взором. Надо сказать, мисс Чайльд согласилась не сразу. Только моя личная просьба…

Сол чувствует, что еще немного – и он разобьет в кровь эту смазливую мордочку.

– К тому же, леди Арлина рада была избавиться от непрошеной гостьи хоть ненадолго. Я могу понять ее – нелегко каждый день лицезреть воплощение собственного позора! Сэр Данбрелл, мир его праху, не мог более явственно указать супруге, что между ними все кончено…

– Вы не находите, что это странно? – голос Эдварда звучит спокойно, но руки едва заметно подрагивают от напряжения.

– Что именно странно, мистер Сол? – вскидывает бровь Рейг.

– Зачем Данбреллу приводить в свой дом любовницу, если сам он тут же уходит в плавание? Вернуться он должен был самое раннее через год, насколько я знаю.

Юноша улыбается, проходит к софе и падает на нее так, точно обессиленный. Расценив это как приглашение, Сол и Анна тоже садятся, занимая два мягких кресла с высокими спинками.

– Именно так, именно так, – Аридон отстраненным взглядом изучает лепнину на потолке. – Вернувшись домой, он рассчитывал застать там лишь одну женщину. И, само собой, не ту, что была его женой последние десять лет. Что же, баронет всегда демонстрировал отвагу и достоинство в битвах… чего нельзя сказать о делах сердечных.

Он поворачивает голову к гостям, на губах блуждает слабая улыбка. Встретившись с ним взглядом, Сол замечает в глазах Рейга туман.

– Чем обязан столь неожиданному визиту? – лениво интересуется Аридон. – Признаюсь, я сегодня не в настроении принимать гостей.

Сол на секунду задумывается. Осторожная, дипломатичная беседа, похоже, здесь не пройдет. Кем бы ни был этот хлыщ, сознание собственного величия сквозило в каждом его движении.

– Я хотел бы встретиться с вашим другом, – Сол говорит твердо, с нажимом. – Гиреном Леклиджем. Как можно скорее.

В подернутом дымкой взгляде Рейга проступает что-то похожее на интерес:

– Это забавно. А зачем вам встречаться с доктором Леклиджем?

– А зачем вам это знать?

Такой ответ несколько отрезвляет Рейга. Дурман в его глазах немного рассеивается, поза становится более напряженной.

– В таком случае, нам не о чем разговаривать, – тон почти не изменился, но нотки тревоги появляются в нем. Сол невольно прищуривается, стараясь угадать причину этого страха.

– Думаешь, лучше, если говорить с тобой буду не я? – эти слова Эд произносит раньше, чем успевает пожалеть о них. Блеф никогда не был его сильной стороной.

Рейг смотрит на Сола долгим, пустым взглядом. Кажется, он мучительно решает что-то, устроив в своей голове схватку двух страхов. Анна переводит недоуменный взгляд с одного мужчины на другого.

– Быстрее, Рейг. Не пытайся тянуть время.

Аридон опускает голову, резко мотает ей из стороны в сторону, словно пытаясь прийти в себя после нокдауна.

– Хорошо, хорошо! – наконец выпаливает он, с трудом сдерживая злость. – Еще один черный мундир не испугает ни меня, ни тем более его. Ждите. Доктор Леклидж будет здесь через полчаса.

«Черный мундир… – знакомый термин отзывается неприятным, тревожным чувством. – черный мундир… Нет, не стража. Кто тогда? Черт, пока болтался по морям, успел подзабыть здешние словечки…»

* * *

– Где я? – голос Анны, тихий и напуганный звучит в кромешной темноте словно голос призрака. Жуткое ощущение – когда слышишь голос, но не видишь абсолютно ничего вокруг себя. Голова раскалывается, в ушах гудит, в горле застрял липкий комок.

Сол спиной и затылком ощущает что-то твердое, холодное и влажное. Сырость, отвратительная ледяная сырость, проникает сквозь одежду, от нее начинают болеть кости.

– Что случилось? – снова голос Анны. Эд пытается сглотнуть, но во рту сухо, горло сжимается в болезненном спазме, сухой, режущий кашель сжимает грудь.

– Мисс Лоэтли? – хрипит Сол. Он едва узнает собственный голос. – Это Эдвард. Вы меня слышите?

Несколько мгновений проходят в тищине, но затем Анна отвечает.

– Слышу. Где мы? Почему так темно?

– Я не знаю. Последнее, что я помню… – Сол напрягается. Воспоминания – хаотичная чехарда образов, смутных и бессмысленных. – Мы разговаривали с Рейгом, и он сказал, что надо подождать.

– Он говорил о черных мундирах… – шепчет Анна. – Почему он говорил о них?

Голос ее звучит совсем рядом. Сол осторожно садится, протягивает руки в стороны. Левая касается чего-то мягкого, под тонкой тканью. Анна вскрикивает.

– Это я… это я, мисс Лоэтли… – Эд старается, чтобы голос его звучал успокаивающе. Он подвигается в сторону девушки. Секунда – и они сталкиваются, нечаянно прижавшись друг к другу. Анна дрожит, кожа ее покрыта мурашками. Сол осторожно приобнимает ее за плечо. Девушка доверчиво прижимается к его груди.

– Кто такие эти «черные мундиры»? – спрашивает он тихо. От вопроса Анна замирает.

– Епископальная гвардия, – шепчет она едва слышно. – Люди архиепископа Лэбба.

Теперь Сол вспоминает. Да, именно так. По сути военное подразделение, опытное в подавлении бунтов, обысках и арестах. «Сторожевые псы Олднона» – уважительное прозвище, которое употреблять куда безопаснее нежели «черные мундиры». Как там сказал Рейг? «Не испугаюсь еще одного черного мундира»? Он что, принял Сола за одного из этих инквизиторов?

– Безумие какое-то, – бормочет он. – Почему мы здесь? Почему не помним как здесь оказались? Это что, глупая шутка?

Анна молчит. Сол какое-то время размышляет. Головная боль не проходит, продолжая терзать его. Откуда-то доносится тихий плеск и редкое шлепанье капель.

– Надо осмотреться, – наконец произносит он. Анна сильнее прижимается к нему, сжимает в кулаках одежду.

– Нет, не надо…

– Я буду здесь, и все время буду говорить. И вы все время будете говорить, мисс Лоэтли. Ни секунды в тишине.

Он осторожно отстраняет от себя девушку, встает, делает первый осторожный шаг, выставляя вперед руки.

– Я постараюсь дойти до стены. Неплохо бы понять, насколько большая наша тюрьма.

Сол делает еще один шаг, стараясь не отрывать подошвы от земли: перспектива угодить в яму или упасть со ступеней его совсем не прельщает.

– Ну что же, во всяком случае, для склепа здесь слишком просторно. Едва ли нас похоронили заживо, – произносит Сол бодрым тоном, тут же сообразив, что шутка вышла слишком мрачной для воспитанной олднонской девушки. – Извините меня, Анна, я не хотел вас пугать. Просто, в моей стране есть такой страшный рассказ, про темницу, маятник и…