Текст книги "Сперанский"

Автор книги: Владимир Томсинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

18 августа 1808 года Сперанский был назначен членом Лифляндского комитета, созданного в 1804 году для разрешения вопросов взаимоотношений лифляндских крестьян и помещиков [23]

[Закрыть].

Приближая к себе Сперанского, Александр I возвышал и графа Аракчеева. 27 июня 1807 года император присвоил генерал-лейтенанту А. А. Аракчееву, занимавшему тогда должность инспектора всей артиллерии, чин генерала от артиллерии. В своем письме к графу государь сообщал, что повышения в чине он удостоился за «доведение до превосходного состояния артиллерии и успешное действие оной» во время войны с Францией. «Примите сие, – заключал Александр, – знаком моей признательности и особенного моего благоволения». Эти слова не оставляли сомнений в том, что Аракчеева ждет новое возвышение. Так оно и случилось: 13 января 1808 года его величество назначил графа Аракчеева министром военных сухопутных сил.

Звезды тех, кого поэт Пушкин назвал «гением блага» и «гением зла», восходили на политическом небосклоне России одновременно. Возвышая и приближая к себе поповича и выходца из небогатых дворян графа Аракчеева, Александр Павлович бросал тем самым вызов аристократическим кругам, не принявшим его политики сближения с Францией. Эту политику российский император признавал единственно верной в сложившихся условиях, считал ее полностью соответствовавшей интересам России и намерен был проводить ее несмотря ни на что.

2 сентября 1808 года Александр отправился на переговоры с Наполеоном Бонапартом в Эрфурт. Готовясь к данному событию, его величество написал письмо своей матери, в котором постарался разъяснить ей смысл своей политики сближения с Францией. Перед ней, самым близким себе человеком, Александр предстал во всем блеске своего политического ума и… воли, затаенных от своих сановников.

Момент, выбранный для свидания, именно таков, что налагает на меня обязанность не избегать его. Наши интересы последнего времени заставили нас заключить тесный союз с Францией; мы сделаем все, чтобы доказать ей искренность, благородство нашего образа действия… Мы спокойно увидим его падение, если на то воля Провидения, и более чем правдоподобно, что государства Европы, устав от бедствий, которым они подвергались такое долгое время, и не подумают начинать борьбы с Россией из мести за то только, что она была союзницей Наполеона в то время, когда каждое из них стремилось к тому же… Если Провидение определило падение этого колоссального государства, сомневаюсь в том, чтобы оно могло быть внезапным, но даже, если это произойдет вдруг, было бы благоразумнее подождать этого падения и тогда только принять меры. Таково мое мнение… В моем политическом поведении я могу только следовать указаниям моей совести, моему главному убеждению, моему желанию, которое меня никогда не покидает, быть полезным отечеству… Признаюсь, мне тяжело видеть, что, когда я имею в виду только интересы России, чувства, которые составляют действительную силу моего образа действий, могут быть так непонятны.

Из письма императора Александра I к императрице Марии Федоровне от 25 августа 1808 года

Уезжая в Эрфурт, император взял с собою помимо прочих сановников и Сперанского [24]

[Закрыть], что было явным признаком дальнейшего роста благорасположения его величества к способному чиновнику.

В Эрфурте Александр I и Наполеон стремились произвести впечатление друг на друга своей свитой. Французский император блеснул сопровождавшими его немецкими королями и владетельными принцами, российский император – своим статс-секретарем.

Согласно рассказу, приводимому в «Воспоминаниях» Ф. В. Булгарина, Наполеон имел однажды со Сперанским приватную беседу, после которой подвел его к Александру I и сказал: «Не угодно ли Вам, государь, променять мне этого человека на какое-нибудь королевство?» О данном эпизоде вспоминал впоследствии и французский статс-секретарь Маре, герцог Бассано. По его словам, Наполеон восхищенно воскликнул, обращаясь к Александру: «Какого человека имеете вы при себе! Я отдал бы за него королевство!» Без сомнения, это была всего лишь удачная шутка. Однако в шутке этой прозвучала высокая оценка Сперанского как государственного деятеля. В знак особого уважения к личности русского статс-секретаря Наполеон преподнес ему в дар богато убранную бриллиантами табакерку со своим портретом работы Изабо на крышке [25]

[Закрыть]. При этом он назвал Сперанского «единственной светлой головой в России». Данная похвала ложилась одновременно и на Александра. Это он, российский император, заметил талантливого чиновника, это он приблизил его к себе, невзирая на его простое происхождение, – следовательно, он, Александр, достаточно проницателен, чтобы находить таланты, и вполне великодушен, дабы по достоинству их оценивать.

В одной из эрфуртских бесед со своим статс-секретарем Александр спросил его: какова ему кажется Германия? «Постановления в немецкой земле лучших наших, – ответил Сперанский, – но люди у нас умнее». – «Это и моя мысль, – заметил император, тепло пожимая ему руку, – и мы по возвращении в Россию об этом предмете поговорим».

16 октября 1808 года Александр I возвратился в Санкт-Петербург. Два месяца спустя – 16 декабря – Сперанский был назначен на должность товарища министра юстиции. Михайло Михайлович вновь оказался под началом П. В. Лопухина: бывший генерал-прокурор и начальник Сперанского стал министром юстиции еще 8 октября 1803 года, сменив на этом посту своевольного Державина. В высочайшем рескрипте, данном на имя министра юстиции князя Лопухина, новое назначение Сперанского связывалось с необходимостью оживить работу учрежденной при Министерстве юстиции 28 февраля 1804 года Комиссии составления законов. Император заявлял в нем: «Желая сколь можно ускорить совершением возложенных на комиссию составления законов трудов, Я поручаю вам, особенно и исключительно от всех прочих дел, к производству Правительствующего Сената и Департамента Министерства Юстиции принадлежащих, употребить по сей части Действительного Статского Советника Сперанского. По делам сей комиссии, усмотрению Моему подлежащим, имеет он Мне докладывать».

Возросшее значение Сперанского в сановной иерархии нашло свое отражение на страницах камер-фурьерского журнала – в сведениях о лицах, обедавших у императора с императрицей. Согласно им, Сперанский стал приглашаться на обед к их величествам начиная с 1807 года. Тогда у него было шесть таких приглашений. В следующем, 1808 году он приглашался уже 23 раза. А в 1809-м – 77 раз. В судьбе Сперанского явно наступала новая пора.

Впоследствии, вспоминая об этой перемене в своей чиновной жизни, Михайло Михайлович писал, что «в конце 1808 года после разных частных дел» государь начал занимать его «постояннее предметами высшего управления», «теснее знакомить» с образом своих мыслей. Бумаги, поступавшие на его высочайшее имя, Александр распорядился давать на прочтение и Сперанскому. Император предложил ему подготовить общий план государственных преобразований. Михайло Михайлович после некоторых колебаний принял данное предложение. Знал ли он тогда, что перед ним распахивались двери не только к славе, но и… к несчастью?

Видимо, кое-что из своего будущего Сперанский все же угадывал. «Затруднения были слишком ощутительны, чтобы обольщаться относительно успеха. Оттого-то лишь после многих разведок и с великою медлительностью Сперанский решился принять деятельное участие в делах и, следовательно, променять жизнь тихую, проходившую в довольстве и сопровождаемую общественным уважением, на поприще, преисполненное препон и опасностей. Тогда он еще не предвидел всех жертв, которые вынужден был впоследствии принести». Так писал впоследствии Сперанский о сделанном им в конце 1808 года роковом для себя выборе. Писал о самом себе в третьем лице, будто о другом, постороннем человеке.

Глава четвертая. «Выступил на бой один…»

Честный человек в сем мире есть совершенно редкая находка.

Михаил Сперанский

Честному человеку всегда трудно занимать важные места государства.

Алексей Аракчеев

Из всех огорчений самое чувствительное для всякого человека есть расстаться с его идеями добра и находить то невозможным у что столь очевидно было бы полезно. Это мучение Тантала видеть добро, хвататься за него и никогда не поймать. Это судьба всех почти лучших человеческих желаний.

Михаил Сперанский

Летом 1809 года Сперанский, вынужденный прежде кочевать по чужим домам, снимая квартиры, смог наконец обзавестись собственным домом. За умеренную цену он купил у статского советника Борзова небольшой двухэтажный особняк – довольно скромное, обветшалое уже здание на Сергиевской улице близ Таврического сада. После ремонта, длившегося почти два месяца, дом приобрел сносный вид, и осенью Михайло Михайлович поселился в нем вместе с десятилетней дочерью и тещей.

Елизавета и госпожа Стивенс расположились в комнатах на первом этаже. Здесь же устроены были гостиная, зала, столовая, комнаты для прислуги и приемный кабинет, весь уставленный шкафами с книгами. Кабинет призван был служить одновременно домашней библиотекой. Сам хозяин дома обосновался на втором этаже – в просторной комнате, наполненной рукописями и… тишиной. Она стала для него рабочим кабинетом и спальней. Наряду с письменным столом здесь стоял кожаный диван, на котором обитатель кабинета спал. Окна кабинета смотрели на Таврический сад, окружавший дворец князя Потемкина, в котором давно уже никто не жил.

В этом доме Сперанский прожил с осени 1809-го до весны 1812 года. Именно на данное время приходится вершина, апогей его судьбы. Нигде и никогда не жил он так насыщенно, так интенсивно, как в этом доме и в эту пору. Здесь испытал он сполна танталовы муки русского реформатора.

Дочь Сперанского вспоминала впоследствии, что рабочий день ее отца в ту пору начинался рано. В шестом, а часто и в пятом часу утра он был уже на ногах: читал, писал, а часов с 7–8 принимал приходивших по разным делам людей. После приема посетителей вновь читал или писал либо выезжал во дворец. В 3 часа дня Михайло Михайлович выходил на ежедневную часовую прогулку, после чего садился обедать. Обедал он обыкновенно с друзьями, тоже чиновниками: А. А. Столыпиным, М. Л. Магницким [1]

[Закрыть], А. А. Жерве, Ф. И. Цейером [2]

[Закрыть]. Образованные, остроумные люди, они всегда охотно откликались на приглашения Сперанского отобедать с ним – обед в его доме был скуден по составу блюд, но зато богат содержанием застольных разговоров. Завязывавшаяся за обедом беседа, полусерьезная, полунасмешливая, занимала время и по окончании его, но не более чем на час. Все участники таких обедов-бесед были предельно раскованными, свободными в выражении себя. Эта атмосфера раскованности и свободы, быть может, и привлекала их более всего в дом Сперанского.

Часов с 5 вечера Михайло Михайлович снова отдавался работе: писал что-либо или же ехал к государю. Перед тем как дочь его отходила ко сну, он приходил к ней поболтать или поиграть – сам же ложился спать поздно. В горячую пору подготовки проектов государственных преобразований Сперанский работал по 18 часов в сутки, почти без отдыха [3]

[Закрыть].

По мере сближения с императором Александром круг деятельности Сперанского все более расширялся. 1809 год принес ему чин тайного советника [4]

[Закрыть], членство в Главном правлении училищ и пост канцлера университета в городе Або (шведское название финского города Турку) [5]

[Закрыть], должность управляющего Комиссией для рассмотрения финляндских дел (с 20 июля 1810 года – просто Комиссией финляндских дел) [6]

[Закрыть]. При этом за ним сохранялись, естественно, прежние должности: статс-секретаря императора, товарища министра юстиции и члена Комиссии составления законов.

7 марта 1809 года названной комиссии была придана новая внутренняя организация: в ее составе были образованы Совет и Правление, а рядовые члены комиссии (юрисконсульты) были разделены на шесть отделений во главе с начальниками. Отделение первое (Гражданского уложения) возглавил Г. А. Розенкампф, второе (Уголовного уложения) – Я. А. Дружинин, третье (Коммерческого уложения) – Ф. К. Вирст, четвертое (Публичного права и государственной экономии) – М. А. Балугьянский, пятое (Свода законов Остзейских губерний) – Е. Ф. Зальдельшт, шестое (Свода законов Малороссийских и Польских) – А. К. Повстанский. Непосредственное управление названными отделениями и надзор за их деятельностью стало с указанного времени осуществлять Правление комиссии из министра юстиции П. В. Лопухина, товарища министра юстиции М. М. Сперанского и сенатора Н. Н. Новосильцева. Совет комиссии был призван разрешать общие проблемы, которые могли возникнуть в процессе ее работы. На практике все управление Комиссией составления законов сосредоточилось в руках Сперанского.

1 января 1810 года Александр I учредил своим манифестом Государственный совет. Сперанский получил в этом органе, созданном для обсуждения всех частей управления «в главных их отношениях к законодательству», должность государственного секретаря. В ведении его оказалась вся проходившая через Государственный совет документация: он готовил бумаги к заседаниям, составлял доклады и отчеты для представления императору Александру. Выступавшая внешне обыкновенной канцелярской должностью функция государственного секретаря на практике приобретала исключительную важность. Современники сразу поняли это. «Великий и всемогущий Сперанский, главный секретарь империи и фактически первый министр» – так писал в одном из своих писем посланник королевства Сардинии в Петербурге граф Жозеф де Местр, и эти слова не были слишком большим преувеличением. Князь И. М. Долгоруков характеризовал в своих записках новое положение Сперанского следующими словами: «Тогда стали как блины выходить разные умозрительные и теоретические системы, которые, чем темнее были писаны, тем превосходнее казались. Надобно ли сказать, кто затирал всю эту брагу? Сперанский, сделавшись вдруг и открытым образом первым лицом в государственном управлении, приспособил к себе новую должность и наименован государственным секретарем, наподобие такого же во Франции, которого представлял Марет, ибо тогда все перенималось у Наполеона: и тактика, и судопроизводство, и хитрое искусство обмана. Новая должность сблизила более, нежели когда-нибудь, Сперанского с государем. Он совершенно овладел его помышлением, и тот не мог с ним расстаться. Не было дела, не было бумаги, которая, как через чистилище, не проходила руками Сперанского прежде обличения ее в юридическую форму. Канцелярия и образ производства дел в Совете так были устроены, что Сперанский как секретарь все видел, читал, подносил государю в кабинете, провозглашал в присутствии Совета и, наконец, выпускал в мир крещеный. Правою рукою его и главным сотрудником был Магницкий. В прочем все председатели и министры казались нулями и действительно не смели быть гласными буквами. Публика петербургская, старая и подлая рабыня, сперва пленилась обновкой, но, увидя тяжеловесную мочь Сперанского, задумалась и начала шептать, что все это худо, однако никто не смел говорить о том вслух, и под новым изречением, принятым в обычай, "вняв мнению Государственного совета", начал Сперанский выпускать именем государя свои пышные вымыслы в школярном слоге».

В течение трехлетия с 1809 по 1811 год М.М.Сперанский являлся самым влиятельным среди русских сановников лицом – по существу, вторым после императора человеком в Российской империи. С просьбами об устройстве различных дел к нему вынуждены были обращаться даже члены императорской фамилии. Однажды великая княгиня Екатерина Павловна попросила Сперанского о награждении чином коллежского асессора Бушмана, секретаря и библиотекаря своего мужа принца Георгия Ольденбургского. И Сперанский – подумать только! – отказал любимой сестре императора Александра I на том основании, что ее просьба противоречит действующему законодательству о гражданском чинопроизводстве. Граф Ростопчин, узнав об отказе Сперанского Екатерине Павловне, пришел в крайнее изумление, тут же перешедшее у него в раздражение. «Как смеет этот дрянной попович, – возмутился он в присутствии великой княгини, – отказывать сестре своего государя, когда должен был почитать за милость, что она обратилась к его посредничеству».

Воздействие Сперанского на ход государственных дел было в 1809–1811 годах почти всеобъемлющим. Оно распространялось на русскую администрацию и суд, финансы и законотворчество, сферу просвещения и культуры, внутреннюю политику и взаимоотношения России с другими государствами. Сперанский определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Когда Александр I, поддавшись уговорам своей сестры – великой княгини Екатерины, решил в начале 1810 года назначить на пост министра народного просвещения Н. М. Карамзина, Сперанский отговорил государя от намерения сделать это и предложил назначить знаменитого историка сначала куратором Императорского Московского университета. Государь дал на это свое согласие, однако Николай Михайлович отказался от предложенной должности, посчитав ее слишком незначительной для своей персоны.

«Сперанский был совершенно исключительным явлением в нашей высшей администрации первой половины XIX века», – писал историк С. М. Середонин. С таким заявлением трудно не согласиться. Одно только перечисление сделанного Сперанским на поприще государственной службы заняло бы множество страниц. Для сколько-нибудь полного описания его государственной деятельности надобны многие тома. Среди разного рода дел, которыми занимался этот необычайно трудолюбивый и работоспособный человек в период с 1809 по 1811 год, главным была реформа политического строя России. Что бы он ни делал, все было так или иначе связано с его проектами государственных преобразований.

* * *

11 декабря 1808 года Сперанский читал императору Александру свою записку «Об усовершении общего народного воспитания». В начале ее говорилось о двух основных средствах, которыми правительство может действовать на народное воспитание. Первое из них, писал Сперанский, состоит «в доставлении способов к просвещению», в устройстве учебных заведений и библиотек. Второе – «в побуждениях и некоторой моральной необходимости общего образования». О первом средстве Сперанский сообщал, что в России оно «давно уже принято и, переходя разные постепенности, в настоящее царствование нарочито усилено». Что же касается второго, то оно, по его мнению, «не было еще довольно употребляемо». «Доселе правительство ограничивало себя частными поощрениями, отличиями, напоминаниями. Но учение никогда еще не было у нас поставляемо условием необходимым и обязанностию непременною для вступления в службу и занятия гражданских мест».

Записка о развитии в России системы народного образования превращалась, таким образом, в дальнейшем своем изложении в записку о чинах. Сперанский предлагал ликвидировать их. По его мнению, «чины не могут быть признаны установлением для государства ни нужным, ни полезным». Чины «делят народ на два несоразмерных класса, на дворянство и чернь; не оставляют почти места среднему столь полезному состоянию; ввергают в презрение все, что ими не украшено, дают ложную цену местам и достоинствам, смешивают и ставят наравне людей просвещенных с невеждами, наполняют должности чиновниками неспособными и даже из писцов, науками не приуготовленных; одним порядком службы приводят людей к высшим званиям государственным; искательствами и множеством мелких злоупотреблений они развращают дух народный и, что всего горше, заражают самые источники народного воспитания».

Для исправления описанных пороков и повышения значения общего образования Сперанский предлагал установить правило, по которому чин коллежского асессора, как первый чин, дающий право на потомственное дворянство, был бы открыт только для лиц, получивших университетское образование и сдавших соответствующие экзамены. Вместе с тем он высказал мнение о том, что «для канцелярских чинов довольно оставить первые три офицерские чина», а «последующие восмиклассные чины затруднить для неучившихся и облегчить, сколь можно, для тех, кои предъявят свидетельства в их учении». Чин статского советника, как принадлежащий уже к государственной службе, Сперанский предлагал открыть «единственно для людей, в учении испытанных и в службе довольно уже упражнявшихся». Разработанные им новые правила возведения в чины Михайло Михайлович изложил в законопроекте, текст которого приложил к записке «Об усовершении общего народного воспитания».

В дополнение к этим документам Сперанским были представлены государю 11 декабря 1808 года «Предварительные правила для специального Лицея». Речь здесь шла о принципах обучения и воспитания в будущем Царскосельском лицее – учебном заведении, которое предназначалось служить задаче подготовки чиновников для центральных ведомств.

В июле 1809 года, когда император ехал с Каменного острова в Петергоф, карета по какой-то причине опрокинулась и государь серьезно повредил себе ногу. Несколько недель ему пришлось провести в одной из комнат Петергофского дворца. Этим своеобразным отпуском императора и воспользовался Сперанский для того, чтобы побудить его величество осуществить реформу чинопроизводства. Поселившись в Петергофе, он навещал государя почти ежедневно. Во время этих визитов и был выработан окончательный текст именного указа императора Правительствующему Сенату «О правилах производства в чины по гражданской службе и об испытаниях в науках для производства в коллежские асессоры и статские советники». 6 августа 1809 года, в день Преображения Господня, данный указ был опубликован. Для чиновников точно гром грянул. Восемь с лишним лет жившие спокойно, они вдруг заволновались, забеспокоились за свою судьбу. И эти волнения и беспокойства не были безосновательными. Не был, наверное, спокоен при издании указа и сам автор его: не мог Михайло Михайлович не осознавать, какую бурю в российских канцеляриях вызовет осуществление на практике предложенного им государю нового порядка производства в чины по гражданской службе. Но вряд ли способен он был представить все роковые последствия этой реформы лично для себя.

Текст Указа от 6 августа 1809 года начинался с напоминания о том, что в изданных 24 января 1803 года правилах народного просвещения было постановлено: «Чтоб ни в какой губернии, спустя 5 лет по устроении в округе, к которому она принадлежит, на основании общих правил училищной части, не определять к гражданской должности, требующей юридических и других познаний, людей, не окончивших учения в общественном или частном училище». После этого отмечалось, что смысл этого постановления состоял в том, чтобы «разным частям Гражданской службы доставить способных и учением образованных Чиновников; чтоб трудам и успехам в науках открыть путь к деятельности, предпочтению и наградам, с службою сопряженным». При этом предполагалось, что все свободные состояния и особенно дворянское сословие воспользуются открытием университетов, гимназий и училищ, щедро финансируемых из государственной казны и поддерживаемых добровольными пожертвованиями самого дворянства, и предпочтут отечественную систему обучения «способам учения иностранным, недостаточным и ненадежным». Однако предположения эти – констатировалось в рассматриваемом указе – не осуществились. Из ежегодных отчетов Министерства просвещения видно, что дворянство, которое должно было бы служить примером всем другим состояниям, «в сем полезном учреждении менее других приемлет участия». Между тем государственная служба требует «сведующих исполнителей, и чем далее отлагаемо будет твердое и отечественное образование юношества, тем недостаток впоследствии будет ощутительнее». Причина отмеченного «неудобства» усматривалась указом в существовании возможности «достигать чинов не по заслугам и отличными познаниями, но одним пребыванием и счислением лет службы». Для того чтобы воспрепятствовать исканиям чинов без заслуг, а истинным заслугам дать новое признание, указом устанавливался новый порядок производства в чины по гражданской службе.

Согласно правилам, установленным Указом от 6 августа 1809 года, для получения чина коллежского асессора отныне недостаточным было выслужить положенное число лет в титулярных советниках и положительно характеризоваться своим начальством. Для этого чиновнику надлежало теперь иметь «свидетельство от одного из состоящих в Империи Университетов, что он обучался в оном с успехом наукам, Гражданской службе свойственным», или выдержать экзамен в этих науках в порядке, определенном Главным правлением училищ.

Правила производства в чины до коллежского асессора оставлялись в прежнем виде.

Производство в чины надворного советника и затем коллежского советника тех, кто на момент издания настоящего указа состоял в чине коллежского асессора, должно было осуществляться в соответствии с Указом от 6 августа 1809 года лишь при условии, если «с полною выслугою положенных лет соединены будут самые достоверные свидетельства об отличном усердии в делах, особенное одобрение заслуживших». Указ устанавливал порядок, при котором «простое исполнение должности ни в каком случае, хотя бы оно и далее положенных лет простиралось, не дает права на производство».

Однако чиновникам 8-го класса (коллежским асессорам), предъявившим «свидетельство об успешном их учении или испытании в Российском Университете», указ давал право производства в следующий чин до статского советника, «невзирая на лета службы, и хотя бы короткое время в настоящем чине находились».

Указ запрещал производить чиновников в статские советники «по одним летам службы» и предписывал, что для такого производства необходимо удостовериться, что представляемый чиновник, по крайней мере, десять лет продолжал службу «с ревностию и усердием», что в числе разных должностей, по крайней мере два года, он действительно являлся в каком-либо месте «Советником, Прокурором, Правителем Канцелярии или Начальником какой-либо положенной по штату Экспедиции». Кроме того, ему надлежало представить «аттестат Университета об успешном учении или испытании его там в науках, Гражданской службе свойственных», а также «одобрение Начальства, в коем он служит, изображающее именно, какие он оказал отличные заслуги».

В заключении Указа от 6 августа 1809 года приводилась программа экзаменов для чиновников, представлявшихся в чин коллежского асессора и выше – вплоть до чина статского советника. Они должны были показать в науках словесных.

«Грамматическое познание Российского языка и правильное в оном сочинение. Познание, по крайней мере, одного языка иностранного, и удобность перелагать с оного на Российский». В правоведении:«Основательное познание Права естественного, Права Римского и Права частного гражданского, с приложением сего последнего к Российскому законодательству. Сведения в некоторых нужнейших частях Права общего, как то: Экономии Государственной и законов уголовных». В науках исторических.«Основательное познание отечественной истории», а также всеобщей, древней и новой истории «с частями к ней принадлежащими, как то: с Географиею и Хронологиею». Знание первоначальных оснований статистики, особенно Российского государства. В науках математических и физических.«Знание, по крайней мере, начальных оснований Математики, как то: Арифметики, Геометрии, и общие сведения в главных частях Физики».

Для проведения испытания чиновников Указ от 6 августа 1809 года предусматривал создание особого Комитета из ректора и трех профессоров. Желающий подвергнуться испытанию должен был явиться в этот Комитет и представить аттестаты учебных заведений, которые окончил, если они есть у него. После этого для него назначались часы испытания, которое проводилось по вопросам, составленным в указанном Комитете.

По правилам, установленным рассматриваемым указом, при испытании, например, в словесных науках, чиновник должен был «тут же на данную материю написать небольшое сочинение и сделать перевод»; в математических науках – «сделать на доске выкладку или разрешить несколько проблем с доказательствами». При экзамене в прочих науках он мог по своему выбору «отвечать словесно или письменно, но не выходя из залы испытания». Кандидаты, не показавшие «нужных познаний», получали отказ, их имена вносились в журналы Комитета. Кандидатам, показавшим достаточные успехи в усвоении наук, «от Правления Университетского, по донесению Комитета», выдавался аттестат в надлежащей форме. Он представлялся чиновником своему начальству, которое должно было внести его в послужной список. При производстве чиновника в восьмиклассный чин заверенную копию данного аттестата надлежало представить в высшие инстанции вместе с его послужным списком.

Указ от 6 августа 1809 года предусматривал организацию в летние месяцы в столицах и городах, в которых имелись университеты, для обучения молодых людей, состоявших на гражданской службе и желавших получить более высокие чины, курсов словесных, юридических, математических и физических наук. После обучения на них молодой чиновник мог сдавать экзамен в университете в описанном выше порядке.

Содержание Указа от 6 августа 1809 года полностью соответствовало смыслу писавшихся Сперанским проектов государственных преобразований и отвечало его пониманию сущности коренной общественной реформы в условиях российской действительности.

* * *

Идеей, лежавшей в основе представлений Сперанского о наиболее плодотворных направлениях и способах преобразования русского общества, была мысль о теснейшей взаимозависимости различных сфер общественной жизни. Так, например, изменение существовавшей в России формы правления Сперанский прямо увязывал с ликвидацией крепостничества. «В самом деле, каким образом можно основать монархическое управление по образцу, выше нами предложенному, – писал он в одной из своих записок, – в стране, где половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано со всеми почти частями политического устройства и с воинскою системою и где сия воинская система необходима по пространству границ и по политическому положению?» Ставя вопрос о создании в России независимого в экономическом и политическом бытии своем сословия, с помощью которого только и можно было, по его мнению, обеспечить независимость законодательной власти от исполнительной и тем самым наполнить подлинным содержанием внешние политические формы, Сперанский указывал, что независимость этого сословия может быть обеспечена, в свою очередь, лишь при развитом общественном мнении. Но появление такого общественного мнения возможно лишь при условии просвещения населения, а следовательно, ликвидации крепостничества. Потому как просвещать народ и одновременно оставлять его в рабстве означает дать ему возможность живее почувствовать горестное свое положение и тем самым вызвать массовый протест с его стороны, который может привести к разрушению государства. «Из человеколюбия, равно как и из доброй политики, должно рабов оставить в невежестве или дать им свободу».