Текст книги "Голоса животных и растений"

Автор книги: Владимир Корочанцев

Молоко превращает юношу в мужчину

Верблюдам гарантировано бессмертие. В Кении впервые официально в Африке создан центр по разведению этих животных. Но в Сомали такие центры существуют давно и повсюду. «Будут верблюды – будут мужчины», – просто и толково объяснил мне погонщик верблюдов Али Саид, которого я повстречал на дороге из Могадишо в Афгои.

Ни кочевники Сомали, ни туареги Западной Африки, ни бедуины пустынь Северной Африки не приемлют алкогольных напитков. Они с презрением отвергнут протянутый им по-дружески граненый стакан с виски и по-детски обрадуются кружке верблюжьего молока, ибо, как считается у них, «молоко делает мужчину». У сомалийцев бодрящему напитку особый ореол придают связанные с верблюжьим молоком легенды, пословицы и поговорки. Само название страны косвенно связано с ним: слово «Соомаал» в переводе означает «Иди и дои».

Кочевники пьют молоко не менее трех раз в день. «Глоток молока дает силы на полдня пути», – уверяет поговорка. Верблюжье молоко, обладающее целебными свойствами, дольше хранится, чем козье или коровье. Только что надоенное молоко окуривают дымом костра, чтобы оно долго не прокисало. Дым – распространенное дезинфицирующее средство. У большинства народов Африки запрещено кипятить свежее молоко – чтобы не накликать болезнь на верблюдицу. Держат напиток в кожаных бурдюках. Мясо, главным образом верблюжье, хранят в сосудах с двойным дном и с двойной крышкой, предварительно залив его маслом. Так оно долго не портится даже в 35-градусный зной.

В некоторых странах женщину можно увидеть на тяжелых физических работах, что порой истолковывается как результат признания обществом ее равноправия с мужчиной. В Сомали дойных верблюдиц никогда не используют для перевозок: перевозить людей и тяжести – дело вьючных верблюдов, проще говоря мужчин. Почет, оказываемый кормилице, не вызывает удивления, ибо молоко – одно из немногих кушаний сыновей и дочерей пустыни.

 
Слаб и беспомощен мужчина,
Не вкушающий молока.
От такого отвернется
Любая уважающая себя девушка,
Какой бы он выкуп за нее ни предложил, —
 

предостерегает песня, которую кочевники поют, как правило, во время самых тяжелых трудовых операций. Но и это, пожалуй, не самое главное объяснение высокого престижа верблюдиц.

Если у роженицы нет молока для младенца, ее выручает безотказная верблюдица.

 
Всегда готовы к доению верблюдицы,
Даже если не выпадают дожди,
Во время изобилия и суровой засухи.
Их молоко, удовлетворяющее все взыскательные вкусы,
Радует самых капризных гурманов, —
 

говорится в другой старинной песне. В Сомали два коротких сезона дождей. Засухи повторяются каждые шесть – восемь лет, каждая третья из них особенно жестокая. При таком климате люди выживают во многом благодаря верблюжьему молоку.

Поэт Омар Хусейн Истеллийе, родившийся в конце XIX века на северо-западе Сомали, вспоминал в одном из произведений, как в детстве любимая верблюдица Дхоол спасла его и других детей от верной гибели своим живительным молоком:

 
И тело наливалось силой,
И выталкивались из него колючки,
Которые впиваются в нас с детства.
И со временем приходит осознание:
Ты, владеющий одной овцой, проснись!
Только верблюды – богатство и спасение!
 

Он же в другом стихотворении, ставшем народной песней, благодарит судьбу, ниспославшую его народу такое чудесное животное:

 
Своими четырьмя сосками,
Моя верблюдица,
Кормишь ты четырех мужчин,
Не оставляя голодным и свое дитя.
 

Доброго пришельца в Сомали не отпускают домой, не угостив верблюжьим молоком, которое не просто основной продукт питания, но и высший деликатес. Гость может нагрянуть даже глубокой ночью, так как день здесь, в кочевых просторах, мужчины и женщины посвящают труду. Позор семье, которая не протянет ему кринку освежающего нектара: кислым молоком угощать не принято. И здесь выручает верблюдица, которую можно доить более трех раз в день, даже через час-два после того, как она уже дала молока, тогда как коров и коз доят лишь дважды в сутки. Доение – почетная обязанность мужчин: женщин к этому делу не допускают.

 
Поздней ночью,
Когда звезды высыпают на небе,
Когда гости нежданно приходят ко мне,
Ты, белошерстая верблюдица,
Час-два назад накормившая моих сыновей,
Выручаешь меня в тяжкую минуту, —
 

затягивает во время водопоя или после доения кочевник на диалекте мей (на юге Сомали) песню, содержащую хвалу животному, которого природа наделила столькими полезными свойствами.

Ежедневный тяжелый труд с детства вырабатывает в кочевнике благородство даже в мелочах. Если в обычной семье с мусульманскими традициями трапезу открывает хозяин, то в сомалийской пастушеской семье последним пьет молоко глава дома, долг которого – сначала накормить семью, а потом уже себя. Эту примечательную черту быта воспел поэт Фарах Али Гаммут:

 
Когда свежее молоко подступит
К краям красновато-коричневых сосудов,
Сначала голод утоляют дети,
Гости, все другие люди.
Последний глоток делаю я.
Так учили меня родители.
По пути к дальним колодцам.
 

Самое тяжелое трудовое бремя в пастушеской семье ложится на главу семьи и на его «транспортного верблюда». Они помогают друг другу, и хозяин заботится о четвероногом помощнике как о себе самом.

 
В ночь, когда родились ты и я,
Для тяжкого труда
Судьба предназначила нас обоих, —
 

утешает кочевник верблюда звонкой песней, которую слышал еще от своего деда.

К дрессировке верблюда кочевники приступают, когда тот достигает возраста четырех-пяти лет. Его учат слушаться поводыря, перевозить людей и грузы. Здесь так же, как и при обучении людей, важно не упустить время: в более зрелом возрасте верблюды уже не поддаются науке и на всю жизнь остаются упрямыми и непредсказуемыми. В начале курса «объездки» они выглядят неподконтрольными – часто лягаются, ревут при приближении тренера. Представление о врожденной флегматичности верблюдов – это принятый на веру миф, сочинители которого не видели дромадеров в пору их юности. Когда они не погружены в такую же непроницаемую, как жаркий полдень в бескрайней пустыне, апатию, то выражают недовольство гортанным, клокочущим ревом, пуская при этом слюну. Дромадер, бывает, норовит схватить зубами подошедшего человека за руку или за ногу.

На верблюде в период дрессировки не ездят подолгу и не загружают его тяжелой поклажей. Через год-два учебы верблюд либо становится смирным и покладистым либо сохраняет по-юношески капризный нрав, требуя к себе непрестанного внимания. Неспособных и своевольных – кастрируют и откармливают на убой (благо верблюды никогда не сбрасывают накопленный жир).

Строптивых и бездарных животных, если на них все же решаются перевозить людей и поклажу, держат во главе каравана, чтобы они, вдруг разбушевавшись, ненароком не нарушили строй. Они могут зарваться, к примеру, убежать вперед, но это не опасно. Однако если они, будучи поставленными по неопытности караванщиков в середине строя, примутся буянить, то могут перепугать других верблюдов, внести сумятицу, нарушить общий порядок. Случается, в подобной ситуации перепуганные верблюды сбрасывают грузы и сидящих на них людей. Вместе с тем к вожакам предъявляют особые требования: их самообладание и чутье должны безотказно вести караван в правильном направлении – иначе дурной, тупой вожак уступит место лидера другому, более рассудительному. «Верблюд-вожак получает первый удар», – говорят и на Востоке, и в Африке.

Детей, стариков и козлят перевозят на наиболее спокойных «носильщиках», которые всегда в цене. Нередко вьючные верблюды обслуживают несколько семей. Если у соседей нет таких животных, то в засуху их вывозит из района бедствия семейство, имеющее горбатых перевозчиков. В разгар зноя верблюды доставляют людей к колодцам. Для этого отряжаются самые быстроходные из них.

 
О Дубоу, мой стройный верблюд,
К дальним колодцам мы едем с тобой,
Чтобы доставить влагу и пищу
Жаждущим и беспомощным детям, —
 

поется в сомалийской песне. Вьючный верблюд всегда содержится вне общего стада. Он стреноживается (за передние ноги) близ семейного шатра и пасется днем тут же, под боком: путы чуть расслабляются, но не снимаются, чтобы верблюд не удалился от дома.

В народной традиции верблюд воспет так ярко, что предстает этаким бездонным колодцем, из которого вытекают чудесные реки, заставляющие расцветать пустыню. Из этой живой криницы человек черпает животворную влагу. «Корабль пустыни» – признанный король среди домашних животных. «Маленький осел никогда не сравнится с верблюдом», – поют сомалийцы. «Лучше иметь одного верблюда, чем пять коров или десять коз», – слышится поющий голос скотовода в звездную ночь.

Наблюдательный поэт Сайид Мохамед Абдилле Хасан вырос в середине XIX века в районе Нугаал и Доло. Он стал вождем движения дервишей, сражавшихся против британских колонизаторов на северо-востоке Сомали. Темы его поэзии – борьба за национальную независимость и роль верблюдов в жизни пастушеских племен. В одной из поэм он честно отдает предпочтение верблюду перед ослом:

 
В солнечный день осел
С двумя маленькими бурдюками на боках
Полагает, что на спине у него
Нагружена огромная гора.
Однако пусть ведает истину
Зазнавшийся осел:
Никогда не сравниться ему
С богатырем верблюдом,
Величаво несущим гору на горбу.
 

Впрочем, по соседству, в Кении, козе отдается предпочтение перед верблюдом, хотя в других странах ее справедливо ругают за прожорливость и всеядность (она сжевывает даже пластиковые пакеты), которые становятся причиной гибели растительности, а в ряде районов – и опустынивания.

Для праздничной трапезы в Сомали принято забивать верблюдов. И вообще: только мясо большого верблюда можно подавать уважаемым людям. «Вокруг туши (костей) верблюда всегда много интересных разговоров», – гласит пословица. За совместной трапезой несколько семейств решают общие проблемы, скажем, договариваются о породнении или о сотрудничестве. Кочевники знают толк в верблюжьем мясе. Стареющим мужчинам рекомендуется употреблять в пищу печень животного. В арабских сказках весьма аппетитно описывается, как счастливчики лакомятся жареным верблюдом, начиненным бараном, который, в свою очередь, нафарширован курами или индейками. Лишь евреям, согласно Библии, было запрещено употреблять в пищу верблюжье мясо, но ездили они на «кораблях пустыни» так же часто, как мы сегодня передвигаемся на троллейбусе или поезде. До недавнего времени не ели верблюжатину – и не могли смотреть на тех, кто это делает, – туареги.

У колодца песня родится

К сожалению, люди привыкли судить о многом по внешнему впечатлению, причем по одному лишь фасаду. А ведь когда кочевник величественно восседает на верблюде, невозможно и вообразить, сколько труда ему пришлось вложить, чтобы вот так, на зависть зевакам, гарцевать по пустыне или по большому городу. Значительная часть сомалийских песен родилась в процессе водопоя. И не потому, что кочевникам весело, когда они поят скот, а именно потому, что им приходится в это время очень трудно. Как русский ямщик в трескучий мороз подбадривал себя песней в бескрайнем безлюдье снежных просторов, так и пастухи запевают песню, вытягивая увесистый бурдюк из глубокого колодца.

 
Приобрести тебя, мой верблюд,
Легче, чем долго содержать, —
 

жалуется в одной из песен владелец дромадера. В засуху верблюда стараются поить каждые шесть-семь дней. За один раз он поглощает от 80 до 200 литров воды: два-три раза переводит дыхание и вливает в себя за десять минут до 135 литров. Довольный отходит он от колодца, и слышно, как в его теле, словно в полупустой бочке, бултыхается вода.

Семь потов прольется у хозяина, пока ублаготворенные верблюды не отойдут от колодца.

 
Пока не сойдет кожа с ладоней,
Не начнут ныть от боли бока и поясница,
Не навалится усталость,
Верблюды не отвернутся от воды.
 

В голосе певца даже чудятся нотки обиды. Но это не совсем точное впечатление. К концу водопоя пастухи и в самом деле, как явствует из этой песни, просто валятся с ног от усталости, но зато нет границ их удовлетворению. Кочевник уважает в другом кочевнике труженика. В столь скудной в отношении флоры и фауны природной среде лодырю-краснобаю не выжить.

 
Этот человек – бездельник, прожигатель жизни.
Он – из тех, кто бежит на площадь танцевать,
Забрасывая верблюдов,
Ставя в опасность собственную жизнь,
Престиж своих родителей.
 
 
Наступит день, когда он будет голодать,
Навлекая на себя позор и бесчестие, —
 

напевал надтреснутым голосом старик у артезианской скважины близ Худдура, глядя, как молодые пастухи вытягивали ведро за ведром для сгрудившихся в ожидании верблюдов. Изредка он подавал им советы о том, как экономнее расходовать силы, потом брал в руки ветвь дерева аддэ и чистил ею зубы. Обычно старики не участвуют в поении, ограничиваясь наблюдением и мудрыми подсказками.

Одному человеку не под силу напоить 50—100 своих животных из колодца глубиной от 5 до 20 метров.

 
Из темного колодца в пучине земли
Кожаное ведро, огромное и тяжелое,
Вытаскивают вместе братья,
Или это делают мой сын и его дядя,
Брат моей жены…
 

«Пастухи держат свои стада вместе и одновременно отдельно», – прямо намекает пословица на те законы, которые диктует нужда в водопое. Кочевники по обыкновению помогают друг другу. В помощи пастуху никто никогда не отказывает.

 
Я не женат на его дочери,
Я не его почетный гость,
Нагрянувший ночью.
Я помогаю поить его несметное стадо,
Потому что люблю верблюдов, —
 

без околичностей объясняет этот обычай один из таких безотказных, добровольных ассистентов. Чувство коллективизма, осознание взаимозависимости людей диктуются здесь самой суровой природой, рождаются в процессе общего труда.

Плата за любовь и кровь

Библейское сказание гласит: Авраам, посылая гонца в Месопотамию за невестой для своего сына Исаака, дал посланному девять бактрианов – в качестве выкупа за невесту. В Сомали и сегодня соблюдается эта старинная традиция, называемая «ярад». Свадьба позволяет установить тесные связи и сотрудничество не только между семьями, но и между кланами. Жених и невеста должны быть достойны друг друга. У человека со скромным достатком мало шансов на свадьбу с признанной красавицей. По обычаям, максимум, на что он может рассчитывать, так это на брак с женой умершего брата. Но чем многочисленнее стадо жениха, тем больше чести ему. При таком подходе на физические дефекты и недостатки кандидата смотрят сквозь пальцы и родители, и невеста, свято верующие в принцип: «Стерпится, слюбится – лишь бы были верблюды».

 
Молва твердит: он низкорослый,
Но у него есть верблюды!
Говорят, что у него противное лицо.
Тоже правда, но он не трус и не лентяй…
 

За вескость выдвинутых аргументов эту песню любят и мужчины и женщины. Еще более откровенна и прямолинейна народная пословица: «Владело бы дерьмо верблюдами, к нему бы обращались: о, мягчайшее!», которая примерно соответствует русской: «Добр Мартын, коли есть алтын».

Вслепую, не выяснив материального положения невесты, или руководствуясь одним внезапно вспыхнувшим чувством, кочевники не женятся: в пустыне спутницу жизни обретают только по сговору. Жених заведомо наводит справки о достоинствах девушки – состоятельны ли ее родители, опрятна ли она, умеет ли стряпать, стелить постель?

Долго колеблется мужчина, перед тем как заплатить своими кровными, честно нажитыми верблюдами за любовь и семейный очаг. «Мужчина женится в тот момент, когда осознает, что женщина может быть дороже верблюда». Такими словами определяют кочевники психологию брака в пустыне. Впрочем, когда на руку гаари, то есть идеальной красавицы, претендует много мужчин, то за нее не жаль пожертвовать даже самым дорогим и сокровенным:

 
Ты, драгоценный мой верблюд,
Высшая цена,
Которую я плачу
За самую дорогостоящую, идеальную женщину,
О которой вздыхают многие мужчины.
 

Поэт Абди Галайя попытался изобразить дело в почти эпической форме:

 
Самую желанную и дорогую из невест,
Живущую в строгом уединении
И под охраной,
Даже самый ревнивый отец
Отдаст за девственных верблюдиц,
Принесенных в выкуп.
 

«Влюбляться – так в луну, красть – так верблюда!» Эта пословица из поколения в поколение регулярно вырывается из уст африканского кочевника в пылу откровенности и в Сахаре, и в Сомалийской пустыне – тем более когда он выпьет много молока. Известна, правда, и другая мудрость: «Захочешь чужих верблюдов – будет лоб в крови». Однако любовь любовью, но все-таки соображения совсем иного рода порой примешиваются к мотивам для вступления в брак двух юных существ. Как и в других, отдаленных от Африки краях, у определенного сорта молодых людей (и их родителей) спросом пользуются дочери вождей и уважаемых людей. Эту деталь кочевого быта подметил все тот же проницательный поэт Абди Галайя, вложивший романтические слова в уста юноши:

 
Дочь благородного отца,
В нежные семнадцать лет
Косы ниспадают на твои округлые плечи,
Начинает околдовывать твой женственный торс.
Я думаю: только великолепная верблюдица Сууб —
Достойный ярад за твою мягкую руку.
 

Примерно так же подходят к решению вопроса о замужестве многие девушки, которые не прочь влюбиться в сыновей «благородных отцов». Их отношение к браку ярко описывает исполняемая, как правило, у водопоя песня на диалекте мей – примерно следующего содержания. Девушку, чья кожа отливает хлопковой белизной, посватал юноша. Сначала он сгоряча пригнал ей множество коров и коз. Однако красавица с презрением отвергла его брачное предложение. Жених не растерялся и воскликнул:

 
За тебя, моя черногрудая верблюдица,
Я не пожалею ста верблюдиц
Во главе с племенным красавцем!
 

Этим он быстро растопил отзывчивое девичье сердце.

Но не только за любовь расплачиваются кочевники верблюдами. В ноябре 1989 года Египет и Судан заключили соглашение по бытующей с незапамятных времен на арабском Востоке формуле: «И причитается ему в счет долга столько-то верблюдов». Как сообщил журналистам министр торговли, сотрудничества и снабжения Судана Фарук эль-Башри, половину своей многомиллионной задолженности Каиру Хартум намеревался погасить верблюдами… И погасил!

Стада этих животных, передаваемые в порядке компенсации, искони считались наилучшим средством предотвращения кровной мести во время межплеменных усобиц. За мужчину роду, к которому принадлежал погибший, в качестве мага (платы за пролитую кровь) передавалось до 100 верблюдов, за женщину – 10–15. Ныне это запрещено законом, но в отдельных районах кочевники еще продолжают жить по дедовским обычаям. Если пристально вглядеться в их патриархальный быт, то до сих пор легко можно обнаружить деление на реры – кланы, составлявшие в прошлом основу родоплеменных структур. Клан – это несколько семей, происходящих от единого предка, имя которого и носит данный рер.

Одна из народных баллад, сюжет которой использовали и поэты, описывает столкновения, вспыхнувшие на юге Сомали между двумя рерами из-за каких-то мелких разногласий. При этом погибли люди. Примирить враждующих взялись другие правоверные мусульмане. Пострадавшей стороне в порядке возмещения ущерба моментально предложили стада коров, овец и коз, но такое предложение было тут же отклонено. Однако когда в стан потерпевших был пригнан верблюд-производитель в сопровождении верблюдиц-девственниц, один из старейшин обиженного рода воскликнул:

 
Почему бы не внять нам
Голосу рассудка?
Почему бы не принять
Протянутую пальмовую ветвь мира?
Ты, мой новый коричневый верблюд,
Со своими гордыми подругами
Затмил мое безутешное горе,
Заставил забыть гибель
Моего храброго брата.
 

Поэт Омар Хусейн Истеллийе описал бывших недругов, «пожимающих друг другу руки, обещающих вечно жить в мире и гармонии».

 
Когда ссорятся кланы,
Бессмысленно убивая мужчин,
Неутешной семье отдается в качестве маг
Стоголовое стадо верблюдов
Во главе со знаменитым самцом.
И всеми и навсегда забываются
Горе и вражда.
 

Символ чести и славы

В мире жгучего солнца и необозримых песков животное «многоцелевого назначения», каковым является верблюд, воплощает собой для человека все: богатство, знатность, красоту и нравственность. И потому не надо удивляться, что слово «верблюд» издавна является здесь ласкательным. «Племя похоже на забитого верблюда» – эта аллегория отражает отношения внутри общины: во время дележа мяса каждому дается часть туши, соответствующая его положению и престижу. Лучшие куски перепадают, естественно, самым именитым, а таковыми могут быть только обладатели крупных стад. Владелец стада верблюдов пользуется репутацией сильного и умного человека, способного помогать принятию правильных решений в делах мужчин. На советах рода или клана он обладает непререкаемым авторитетом, подкрепляемым богатством, а значит, и признанной мудростью.

Воспитанный среди верблюдов бесстрашен, терпелив и великодушен. Ему свойственны честность и прямодушие. «Одним задом нельзя одновременно сесть на осла и на верблюда» – подметили представители народов волоф, живущие на западе Африки. Именно к такого сорта людям, то есть к тем, кто честен, прямолинеен, не способен одновременно, что называется, сидеть на двух стульях, принадлежат кочевники, связавшие свою жизнь с верблюдами. И в самом деле, лишь такими качествами должен отличаться настоящий труженик. На пасущего зебу смотрят как на полумужчину, как на потенциального скупердяя, поскольку он с детства воспитывается среди слабых животных. Ну а тот, кто разводит коз, у сомалийцев вообще не воспринимается как мужчина: ведь это – женская работа!

Как уже говорилось, владеющий стадом, скажем, сотней верблюдов, – признанный авторитет. Он высоко держит голову, лицо прикрывает повязкой или шарфом, которые служат отличительным признаком, подчеркивающим личную гордость. Если он, как говорится, и не хватает звезд с неба, сам факт обладания стадом верблюдов создает вокруг его личности ореол незаурядности, компенсирует даже возможную ограниченность интеллекта. Окружающие видят в нем солидного, обстоятельного человека, который однажды, в трудную минуту, может оказать большие услуги обществу. У любого краснобая, как бы искусно он ни ораторствовал, мало шансов выделиться рядом с владельцем большого стада верблюдов. «Мужчина, не имеющий верблюдов, подобен засухе»; «Можно знать тысячу стихов, говорить красноречиво, но если у тебя нет верблюдов, то ты не мужчина», – без запинки повторяют сомалийцы извечные истины.

Честь и слава добываются нелегко, кровью и потом. Но только не словами, не сказками и обещаниями. Одному за верблюдами не углядеть. При доении нужны два человека. Чтобы обеспечить получение максимума молока, доят животных сразу несколько мужчин; забивают их двое, а уж воруют – целыми шайками. Выручают своих верблюдов тоже сообща. Спасая животных, пастух должен быть готов к единоборству с гиеной или со львом. «Человек, который не может защитить своего верблюда словами или оружием, теряет право на жизнь в пустыне», – звучит словно приговор народная пословица.

Уход за верблюдами вырабатывает твердость характера, деловитость, неприятие праздности, в каком бы виде она ни проявлялась. Достаточно часто пастухам приходится присутствовать на собраниях старейшин, где обсуждаются общинные дела. Кочевники в общем-то не любят таких сходок: тратится уйма времени на выслушивание мучительно длинных речей (старикам же надо выговориться), а в это время остаются на произвол судьбы животные, которые могут разбрестись и потеряться в пустыне или саванне. Не в почете у кочевников и те, кто по молодости лет увлекается игрой в шаксда, являющейся разновидностью шахмат, и забывает о стадах.

 
Юноша, который оставляет свое стадо
Без присмотра,
Драгоценное время тратя
На бесполезную игру в шахматы
Или слушая томительные дебаты стариков,
Не дождется от неухоженных животных
Теплого и сладкого молока, —
 

предупреждает начинающих пастухов мелодичная народная песня.

Одно время предпринимались попытки развести верблюдов в Европе. В 1622 году Фердинанд Медичи привез дромадеров в Италию и разводил их близ города Пизы. В XIX веке стадо пизанских верблюдов насчитывало 200 голов. Итальянские верблюды дожили до XX века, но во время Второй мировой войны все эти животные были истреблены. Однако слава верблюдов широко шагала по свету – по землям, где о них могли знать лишь понаслышке.

…На кафедральном соборе в Амьене есть скульптура, изображающая верблюда на коленях, что олицетворяет смирение и унижение; она так и называется – «Послушание». В сознании христиан верблюду давно отведено определенное место. Например, в Библии раб Авраама рассказывает: «Господь весьма благословил господина моего, и он сделался великим: Он дал ему овец и волов, серебро и золото, рабов и рабынь, верблюдов и ослов» (см. Быт. 24, 35). И действительно, как можно было стать великим в библейской пустыне, не имея верблюдов? Из верблюжьей шерсти в старину делали одежду, полотнища для шатров, войлок, из кожи верблюдов – обувь, а помет их по сей день идет на топливо. Признавались и «военные заслуги» в общем-то мирных животных: верхом на верблюдах наступали, на них же убегали от превосходящих сил врага. Любопытен рассказ о победе Давида над амаликитянами: «И поражал их Давид от сумерек до вечера другого дня, и никто из них не спасся, кроме четырехсот юношей, которые сели на верблюдов и убежали». (1 Цар. 30, 17.)

Верблюжью кавалерию имел персидский царь Ксеркс. Римский император Клавдий разъезжал по улицам Вечного города, стоя в боевой колеснице, запряженной четверкой дромадеров. Персидский царь Кир II разгромил в сражении последнего царя Лидии Креза в VI веке до н. э., поставив в первые ряды наступающего войска всадников на верблюдах. Боевые кони, несшие вооруженных копьями лидийцев, пустились наутек, испугавшись невиданных животных. В 54 году до н. э. парфяне одолели в битве при Каррах (Сирия) легионы римского полководца Лициния Красса, поскольку парфянские лучники имели неисчерпаемый запас стрел: последние им подвозили на верблюдах – «подносчиках боеприпасов». Парфянские гонцы, получившие ответственное задание от вождя, предпочитали отправляться в путь на верблюдах.

Арабы отбирали для своих войск верблюдов с ярко выраженным злым нравом и специально обучали их. Верблюды помогали воину в бою – топтали неприятелей, а порой хватали их зубами.