Текст книги "Голоса животных и растений"

Автор книги: Владимир Корочанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Мой друг гиппопотам

К гиппопотамам у меня всегда было неопределенное отношение; я никогда не мог точно сказать – нравится мне это тяжеловесное неуклюжее существо или нет. Однажды близ водопада Виктория, на реке Замбези, несколько подобных живых «дредноутов» поплыли прямо на наш катер, и ощущение у всех его пассажиров, включая меня самого, было не самым приятным. В быту широко употребляется слово «бегемот» – так иногда называют толстого с большим животом человека.

В Библии оно уже употребляется в нескольких значениях, прежде всего в значении мифического существа, чудовища, которое, по Апокалипсису, погибнет, когда погибнет мир, но чаще всего просто как наименование любого огромного животного.

Животное гиппопотам подробно и поэтически описано в Книге Иова – без ясного, однако, упоминания, о ком идет речь. Многие полагают, что рассказ вообще ведется не о гиппопотаме, а о слоне или о мамонте. «В переводе Кароли мы читаем: «Слон (по-древнееврейски: гиппопотам) показывает силу Господа», – пишет Генрих Фаркаш в книге «Загадки Библии». (М., 1992. С. 70.). В русском переводе это звучит как «верх путей Божиих». (Иов. 40, 14.)

Но ныне ученые единодушно сошлись на том, что в Библии все-таки фигурирует бегемот. Так что относиться к нему следует очень уважительно.

Жители Центральной Африки называют гиппопотама речным быком. Черного или коричневого цвета, иногда рыжеватого, это массивное животное походит своей толщиной на слона, но по длине значительно уступает ему. Его стихия – вода, где проявляются его проворство и сила. Он – настоящий речной царь. Одно из лучших его описаний дал Луи Жаколио в книге «Берег черного дерева и слоновой кости». Знаменитый французский писатель указывал, что описания бегемота в древности мало согласуются между собой и по большей части ошибочны. «Он ростом с осла, грива и голос лошадиные, копыта как у быка, зубы выдающиеся, хвост как у свиньи», – нарисовал его портрет Аристотель. Геродот описывает его почти так же; он мало ошибается, говоря, что бегемота можно сравнить по величине с очень большим быком. Но доказательством того, что он сам не видал бегемота, служит то, что он приписывает ему хвост, похожий на лошадиный.

Плиний почти воспроизводит описание Аристотеля, прибавляя новую неточность: он говорит, что бегемот покрыт шерстью, как тюлень. Однако Плиний должен был бы иметь более точные знания, потому что в Риме показывали этих животных в различные эпохи. Август, победив Клеопатру, привез с собою бегемота. Император Коммод вывел на арену в Риме пять гиппопотамов и убил одного собственной рукой. Бегемотов видали в Риме в царствование Гелиогбала и Гордиана[1]1
  Древние описания бегемотов приведены по: Жаколио Л. Берег черного дерева и слоновой кости. Москва: Государственное издательство географической литературы, 1958.


[Закрыть].

Мой первый контакт с животным состоялся на севере Камеруна, потом были встречи в Зимбабве, Замбии, Мозамбике и ЮАР – и все время я относился к нему с некоторой опаской, поскольку часто слышал о неожиданных проделках и нападениях неукротимого зверя, если его так можно назвать. Но вот однажды…

Люди на берегу реки Бенуэ, в Гаруа, буквально застыли от ужаса, когда огромный бегемот, широко раскрыв пасть, стал надвигаться на молодого парня по имени Суайбу. Но, приблизившись почти вплотную, чудовище внезапно остановилось – и позволило юноше погладить себя по голове и усесться себе на спину. Затем, переваливаясь с боку на бок, бегемот зашел поглубже в реку, погрузился в воду, и они с Суайбу стали весело играть друг с другом.

При виде доброго гиппопотама дети смеялись и хлопали в ладоши, а одно из самых опасных африканских животных беззаботно развлекалось в компании с человеком. Изредка Суайбу разрешал кому-нибудь из зрителей сесть рядом с ним на спину «речного царя»…

В последние пять лет трогательная сцена стала ежедневным ритуалом, происходящим на берегу Бенуэ, протекающей через камерунский город Гаруа. Толпы людей, включая туристов из других стран, собираются на берегу реки, чтобы полюбоваться проявлениями удивительной дружбы между человеком и животным.

А началось все в 1995 году, когда однажды юный Суайбу, подобно тому как поступают обычно другие здешние жители, решил искупаться в реке. Но, едва окунувшись, юноша увидел какой-то непонятный предмет, движущийся у дальнего берега. Он подплыл поближе и увидел, что перед ним детеныш гиппопотама, которому явно было всего несколько недель от роду. Суайбу внимательно огляделся, следовало вовремя увидеть мать детеныша, поскольку парень знал, что самка бегемота отважно защищает своих детей и готова убить любого, кто посягнет на них… Но бегемотик, видимо, был сиротой.

В течение нескольких недель Суайбу ежедневно в одно и то же время приходил на берег, принося зерно, отруби, кашу и сладкий картофель для своей подруги. Бегемот оказался самкой. Спустя некоторое время он уже кормил бегемотика с руки, а вокруг них каждый раз собиралась зачарованная толпа зевак, которые с изумлением глазели на трогательное невиданное зрелище.

С годами крепкие узы дружбы связали обоих – бегемота и человека. Однажды, когда юноша не смог почему-то прийти к реке в определенное время, опечаленный бегемот выбрался на берег и стал одиноко блуждать по улицам города в поисках друга.

Он быстро обнаружил, где жил Суайбу, – и теперь регулярно навещает его, как только тот запаздывает к кормлению. Блаженно разгуливает бегемот по Гаруа, не обращая внимания на автомобильные пробки, которые сам он и вызывает, пересекая улицы.

Но такое случается нечасто, зато многие молодые люди в городе теперь вызываются помочь ему в трапезе. За это бегемот разрешает им погарцевать на своей широкой спине. В городе бегемот стал своего рода официальным талисманом, приносящим его жителям счастье.

Возможно, в городе скоро уже будет два добрых ручных гиппопотама. Суйабу заметил, что в последнее время его подруга прибавила в весе, и он почти уверен, что она беременна.

Человеческая ласка и забота обезоруживают и покоряют даже гиппопотамов.

Глава девятая
КОГДА НАРУШАЮТСЯ ПРАВА ЖИВОТНЫХ

Не только у человека, но и у всего живого на земле есть свои права. Кстати, для себя человек выдумывает все новые права неспроста – отчасти, видимо, для того чтобы меньше думать о своих обязанностях и долге. И вот на свете появилась целая категория лиц, которые, что называется, не сеют и не пашут, но неплохо кормятся защитой прав людей, в том числе гомосексуалистов, транссексуалов, тюремных заключенных, проституток… И даже Солнца!

Не так давно за нарушение прав дневного светила на скамью подсудимых посадили… Кого бы вы думали? Саму Луну. Дело в том, что у некоторых землян противоречивые эмоции вызвало солнечное затмение 11 августа 1999 года. Жители швейцарского города Сьера не на шутку обиделись из-за затмения на… Луну, решив привлечь ее к судебной ответственности – за покушение на авторитет Солнца.

Открытые слушания необычного судебного дела прошли на Лошадиной площади города 11 августа того же года с 11 часов 9 минут до 13 часов 55 минут по местному времени, то есть в течение всего периода затмения, чтобы каждый мог воочию убедиться в неподобающем поведении спутницы Земли по отношению к небесному светилу.

«Звездный трибунал» напомнил о давних традициях, истории и культуре Сьера, где еще в 1498 году на монетах в качестве символа было выгравировано Солнце, а в 1565 году его изображение даже поместили на официальной печати города. Дело в том, что сьерские окрестности известны обилием солнечных дней и засушливостью: осадков здесь выпадает в два раза меньше, чем в районе Женевского озера.

На «звездном процессе» горожане изложили свою жалобу в виде искового заявления, затем выступил защитник – председатель гильдии адвокатов кантона Вале, Жан-Ив Зуфферей, а со стороны обвинения говорил сьерский юрист Бернар Гран. Луну винили в рецидивистских наклонностях. Подлили масла в огонь астрономы, точно установившие, что 3 ноября 2081 года Луна вновь закроет собою Солнце, и публично объявившие об этом. Как тут было не обидеться? В исковом заявлении отмечалось, что подобные выходки в адрес Солнца могут серьезно повредить городку, весьма почитаемому туристами.

Ну а если человек защищает Солнце, то чем хуже животные? Наоборот, они ближе сердцу человека. В конце 70-х годов в Париже – я тогда там работал – обнародовали Хартию прав животных. Хотя на практике (если уж быть честными в оценках) чем истовее энтузиасты отстаивают права животных, тем больше последних гибнет на земле.

Подобные размышления вызвало у меня сообщение средств массовой информации о том, что в камеру смертников тюрьмы танзанийского города Руква в 1998 году угодил четвероногий городской житель – симпатяга псина по кличке Иммиграция. Никому не мешавшая, добрая годовалая сука «дворянской» породы была приговорена к смертной казни через повешение. «За что?» – спросите вы. Всего лишь за кличку. Иммиграцией назвал суку ее хозяин, некий Анатоли Качела, житель деревни Касанга, в провинции Руква. А городской суд счел такое прозвище тяжким оскорблением департамента иммиграции Объединенной Республики Танзании – «высокочтимого и законопослушного правительственного института».

Особенно гнетущее впечатление на служителей Фемиды произвели рассказы свидетелей о том, как владелец Иммиграции, 24-летний природный остряк, регулярно наведывался с собакой в здание иммиграционной службы и не отказывал там себе в удовольствии поминутно окликать ее: «Иммиграция!», «Иммиграция!» Собака охотно откликалась лаем, виляя при этом хвостом.

– Иммиграция была честной и верной сукой. Она отгоняла от моих кукурузных полей обезьян, кабанов и других диких животных, – рассказывал, обливаясь слезами, Анатоли. – Где я теперь найду другую такую умницу?

Тем не менее слезы Качелы не разжалобили служителей Фемиды. Они признали хозяина собаки виновным в злонамеренном высмеивании «высокочтимого» правительственного департамента, хотя подсудимый начисто отверг все предъявленные ему обвинения.

Впрочем, как ни возмущались судьи поведением молодого человека, ему самому они дали лишь символический срок – 6 месяцев тюремного заключения условно. Но вот горемычной бессловесной дворняге, которая к тому же вот-вот должна была ощениться, злополучное прозвище стоило жизни. Судья провинции Руква – Онесмо Зунда приговорил суку Иммиграцию к высшей мере наказания.

– Если собаке дать поблажку, то одного из новорожденных щенков, глядишь, нарекут Президентом, и, подобно своей обнаглевшей матери, он не возразит против столь вызывающей клички! – воскликнул государственный обвинитель.

Хозяину собаки суд приказал лично привести приговор в исполнение. Однако издаваемая в Дар-эс-Саламе газета «Дейли мейл» на своих страницах утверждает, что, по разным версиям, собака была или застрелена полицейскими, или забита дубинками стражами порядка.

Суровость вынесенного дворняге приговора, которая просто не поддавалась логическому объяснению, вызвала резкое осуждение в Танзании и за ее пределами.

– Расправа над несчастным псом – позор для всей Восточной Африки и танзанийской нации. Протесты шли не только из ЮАР, но даже из Великобритании, – заявил высокопоставленный чиновник провинции.

Удивительно, но факт: промолчали ведущие поборники прав всего живого – Билл Клинтон и Тони Блэр. «Варварским актом» назвал казнь руководитель восточноафриканского отделения Всемирного общества защиты животных Майн Пью.

История уголовных и гражданских процессов над животными восходит к незапамятным временам, как у нас образно выражаются, к царю Гороху. В Средние века судили саранчу, гусениц, хрущей, змей, лягушек, мышей, крыс, кротов – за нашествия, губившие урожай. Судили за это даже червей. По уголовным делам проходили большей частью козы, быки, коровы, мулы, лошади, кошки, собаки и петухи. Некоторые животные вызывались в суд повестками. Бессловесные твари пользовались защитой законов не только светских, но и религиозных.

Человек тогда еще не додумался до ядов и инсектицидов, поэтому спасения искал в религии, а защиты – у органов юстиции. В принципе во всех бедах и последствиях от хулиганствующих стихий усматривали обычно руку демона, который вероломно вселялся в тело какой-нибудь зверушки – и куролесил. Перепуганные граждане первым делом требовали от священников предать зло проклятию. Суды, превращавшиеся в своего рода церемонии предания проклятию очередного бедокура, проводились со скрупулезным соблюдением всех процессуальных норм. Чаще всего приговор церковного суда содержал предупреждение. Если же таковое не действовало, за ним следовало проклятие. Причем проклинали опять же не животных, а вселившихся в них демонов.

Один из таких процессов проходил в поселке Глурнс в Швейцарии. «В день Урсулы года 1519-го перед Вильхелмом фон Хасслингеном, судьей поселка Глурнс, предстал житель Стилфса, Симон Флисс, и заявил, что от имени жителей поселка Стилфс хочет возбудить дело против полевых мышей в соответствии с предписанием закона, – говорится в документах. – И так как закон предписывает, что в таком случае у мышей должен быть адвокат, он обратился к властям с просьбой выделить адвоката, чтобы у мышей не было повода к обжалованию». (См.: Rath-Vegh Istvan. From the History of Human Folly. Budapest, 1963.) Ответчиками в деле фигурировали грызуны, истцами – тирольские крестьяне, чьим посевам был нанесен ущерб. Адвокатом мышей назначили местного аборигена Ганса Гринебнера, а обвинителем от имени населения Стилфса – Минига фон Тарча.

Процесс затянулся, так как заседания проводились лишь два раза в год. Мыши, естественно, дрожали, на заседания не являлись, некоторых, правда, приносили в мышеловках, но на вопросы судей и обвинителей они не отвечали. Последнее заседание состоялось уже в 1520 году, в среду, после дня Филиппа и Якоба. Вот часть стенограммы процесса:

«Судья Конрад Спрегсер (капитан-наемник из армии коннетабля Бурбона). Заседатели (перечислено 10 человек).

Миниг фон Тарч, обвинитель, от имени всего населения поселка Стилфс, заявил, что в этот день он пригласил предстать перед лицом закона Ганса Гринебнера, адвоката неразумных животных, названных полевыми мышами. В ответ Ганс Гринебнер вышел вперед и объявился от имени мышей.

Свидетель Миниг Уолч, житель Сулдена, рассказал, что в течение 18 лет он регулярно проходит через земли Стилфса и заметил, сколь великий урон наносят полевые мыши, в результате чего у жителей почти не остается сена.

Никлас Стокер, житель Стилфса, поведал, что он помогал работать на тех землях и всегда замечал, что эти животные, имени которых он не знает, приносили большой ущерб; особенно осенью, при втором покосе.

Вилас фон Райнинг, проживающий по соседству со Стилфсом, но до этого в течение 10 лет бывший жителем Стилфса, заявил, что может сказать то же самое, что и Никлас Стокер, и даже больше, ибо он сам не один раз видел мышей…» (См. там же.)

Суд не заслушивал показаний заинтересованных стилфских хозяев, доказывая свою объективность тем, что привлек лишь непредвзятых и нейтральных свидетелей: двух жителей соседних сел и одного местного поденщика.

Обвинитель Миниг фон Тарч возложил всю вину за ущерб на полевых мышей и заявил, что если так и будет продолжаться и вредные животные не уберутся, то его доверители окажутся не в состоянии платить налог и вынуждены будут переселиться в другое место.

В ответ защитник Гринебнер заявил: обвинение, дескать, ему понятно, но известно, что его подзащитные приносят и определенную пользу (уничтожают личинки насекомых), поэтому он просит суд не лишить их своей милости. Если же мышей все-таки сочтут виновными, сказал адвокат, то он просит, чтобы суд в своем решении обязал заявителей выделить для его подзащитных другую территорию, где те смогут жить спокойно. Кроме того, он просил выделить для них надлежащую охрану, которая во время переселения позаботится о безопасности мышей, защищая их от врагов, прежде всего от собак и кошек. В заключение Гринебнер настаивал на следующем: если кто-либо из его подзащитных ожидает потомства, то необходимо дать им достаточно времени, чтобы они могли разрешиться от бремени и взять детенышей с собой.

Выслушав обвинение, защиту и свидетелей, суд обязал называемых полевыми мышами вредных животных в течение 14 суток покинуть пахотные земли и луга поселка Стилфс и переселиться в другое место. Их возвращение обратно в эти края суд запретил на вечные времена, так было записано в вердикте. Суд постановил: если какое-либо из животных ожидает потомства или находится в столь юном возрасте, что не в состоянии перенести переезд, они получают дополнительно еще 14 суток, в течение которых обязаны при первой возможности совершить переселение.

Бросается в глаза, что при вынесении приговора суд проявил не меньшую объективность, чем при слушании истца. Мышей, понятно, следовало осудить, тем более что их вредоносная деятельность была полностью доказана показаниями беспристрастных свидетелей. Имелись у мышей кое-какие смягчающие обстоятельства, но суд твердо отклонил просьбу адвоката о выделении новой территории для их проживания. Им было предложено покинуть эти края, дословно – «пусть убираются, куда хотят».

Убрались мыши или остались – этого историческая наука, к сожалению, не зафиксировала.

В 1522 году в епископстве Отэн, во Франции, тоже расплодились мыши, губившие поля. Испугавшись голода, жители обратились в религиозный суд с просьбой об изгнании обжор. Мышам отправили повестку. Их неявку сочли подозрительной. Но адвокат Бартоломью Шассенэ гневно заявил, что при оповещении его клиентов о явке в суд не были соблюдены все необходимые формальности: ведь многие из подзащитных находились в это время в поле. Тем самым адвокат добился повторного оповещения, которое делалось уже с амвона приходской церкви. В оправдание мышей адвокат указал на опасности, поджидавшие их на пути в суд, и в частности на злобность кошек, которые, узнав о процессе, дескать, стерегут его подзащитных.

Приговоры в то нелегкое время не отличались мягкостью и гуманностью. В ходе процессов обычно доминировал принцип «око за око, зуб за зуб». Первый записанный в скрижалях мировой цивилизации смертный приговор в отношении животных был вынесен свинье, а последний в Средние века соответствующий вердикт обрек на смерть провинившуюся кобылу в 1692 году. Со средневековых времен до нас дошло 93 полных официальных судебных документа – записи и протоколы, что отнюдь не мало, если учесть, что архивы страдали от пожаров, войн и небрежного хранения. Большинство сохранившихся документов – из Франции (педантизм французов известен), но есть подобные документальные свидетельства и из Германии, Швейцарии и Италии. По Англии имеющийся фактический материал скуден, но то, что там тоже казнили животных с криминальными наклонностями, подтверждают слова Грациано, персонажа шекспировского «Венецианского купца», с которыми тот нападает на Шейлока:

 
Твой гнусный дух жил в волке,
Повешенном за то, что грыз людей;
Свирепый дух, освободясь из петли,
В тебя вселился…
 

Во время судебной процедуры, дотошно продуманной и выверенной многовековой практикой, случалось, например, что на основании определенных процессуальных норм явно виноватую свинью, пытавшуюся отпереться с помощью хитрого вида и невнятного хрюканья, отправляли в пыточную, и тогда ее отчаянный визг заносился в протокол как признание вины.

Во время процесса обвиняемое животное коротало свои дни в заточении, в одной тюрьме с людьми, под наблюдением одного и того же надзирателя. Как явствует из сохранившихся счетов, на корм для животного надзиратель получал такую же сумму, что и на пищу людей. Трудность состояла в невозможности для свиньи или петуха расписаться в получении питания.

Кроме того, по правилам все узники должны были вноситься в поименный список, но не все животные имели клички. Долго судейские ломали головы – и наконец решили вписывать томившееся в неволе четвероногое в список под именем его хозяина: например, «свинья такого-то».

Если вина четвероногого или пернатого преступника была доказана, то выносили приговор. В 1499 году приговор объявили осужденному животному прямо в узилище – в камере предварительного заключения. Убийцу вешали под звон колоколов.

Бывали и сложные случаи: к примеру, когда животное совершило преступление при отягчающих обстоятельствах – затоптало или загрызло свою жертву. В таких случаях участь злодея была особо тяжелой. В 1463 году двух свиней закопали живьем, а в 1386 году некую хавронью провезли через весь город в деревянной клетке. Говорят, пока ее возили по городу перед казнью, злая хрюшка краснела от позора. Осужденное парнокопытное обычно волокли к эшафоту на виду у почтенных граждан. Часто осужденного перед казнью облачали в человеческую одежду.

Казнил палач, проявляя уважение даже к преступному элементу, всегда в перчатках. За казнь ему выплачивали деньги из казны. В архивах французского города Мелен хранится отчет по расходам в связи с содержанием под стражей и казнью в 1403 году свиньи, сожравшей в том же году младенца. Он выглядит так:

«Кормление свиньи в тюрьме: 6 парижских су. (Около 30 копеек. – В. К.)

На основании постановления мэра палачу, приехавшему из Парижа для приведения приговора в исполнение: 54 парижских су.

Плата за телегу, на которой свинья была доставлена к эшафоту: 6 парижских су.

Плата за веревку, на которой была повешена свинья: 2 парижских су и 8 денариев.

За перчатки: 2 парижских денария».

Имел место случай, когда свинье-преступнице отрубили нос, а на оставшийся обрубок надели человеческую маску. Иногда, как уже говорилось, на осужденное животное натягивали и человеческое платье. Как это ни странно, провинившиеся свиньи чаще других млекопитающих получали смертный приговор. (Видимо, в Средние века их родители пренебрегали воспитанием своих чад.) Реже под судом оказывались быки и лошади, еще реже мулы и ослы. В 1462 году повесили кошку, задушившую младенца.

Мелкие преступления и наказывались «по-мелкому». В 1395 году в Сардинии судили ослов, забредших на чужое поле: уже в те времена частная собственность считалась неприкосновенной. (Этот принцип пытаются сейчас реализовать в РФ, но пока тщетно.) Старались проявлять гуманность и не сечь, так сказать, головы с первого раза. По закону, ослу, впервые вторгшемуся на чужую землю, отрубали одно ухо, если же он не извлекал урока – то и второе.

В России три с половиной века назад решением суда сослали в Сибирь козла-драчуна. А в крошечном городишке Нижней Австрии собака укусила некоего советника. Ее хозяин сумел доказать личную невиновность. Тогда его пса заперли на один год и один день в тюрьму, причем не в обычную камеру, а в клетку на рыночной площади, куда сажали преступников специально, чтобы над ними издевалась толпа. Это было нечто вроде позорного столба. Говорят, пес потом стал нервным – и лаял на посторонних людей громче, чем до отсидки.

В 1314 году в поселке Мози, во Франции, вырвавшийся на волю из загона бык забодал человека. Граф Валуа тут же распорядился отдать хулигана под суд. Свидетели подтвердили, что бык виновен в убийстве. Быка судили и повесили тут же в поселке. Однако после этого местные жители сообразили, что граф не имел права распоряжаться на их территории: нельзя, дескать, создавать выгодный ему прецедент! Они опротестовали приговор в парламенте своего департамента, как в более высокой инстанции. Но парламентарии не захотели связываться из-за какого-то быка с могущественным графом – и вынесли мудрейшее решение, почти полностью удовлетворившее обе стороны: граф не имел права действовать таким образом на территории поселка, но быка, как было сказано, повесили по заслугам; так что все правильно.

В сентябре 1379 года на поле поселка Жюсси произошла трагедия: три свиньи взбесились и загрызли сына поселкового свинаря. Поднялся переполох, свиньи метались во все стороны, и помещичье свиное стадо перемешалось с поселковым. Чтобы охладить страсти, помещик второпях распорядился так: тотчас судить же оба стада, а до поры до времени запереть всех свиней в свинарники. Однако и он, и поселковый совет, поразмыслив, сообразили, что в этом случае дело добром не кончится, ибо герцог Бургундский, обладавший всей полнотой судебной власти, мог вмешаться в процесс и распорядился казнить оба стада – как сообщников. Убытки были бы громадными, поскольку мясом казненных животных не разрешалось торговать – его скармливали собакам или закапывали у основания виселицы.

Импульсивный помещик попросил личной аудиенции у герцога Филиппа Смелого и выпросил у него помилование для свиных стад: казнены были лишь три главные виновницы, остальных вышел приказ простить, «хотя они и присутствовали все при расправе над ребенком».

10 января 1457 года в Савиньи, где правом судить располагала помещица, свинья некоего Жана Балли с шестью поросятами убила пятилетнего Жана Маритэна. На суде госпожа Савиньи, в соответствии с традициями и законами герцогства Бургундского, приказала повесить преступницу за задние ноги на виселице. Вина молочных поросят была сочтена недостаточно доказанной; назначили отдельное рассмотрение их дела. Жан Балли отказался покрывать судебные издержки, так как, по его заявлению, он не соглашался брать на себя какую-либо ответственность «за поведение поросят в будущем». Любопытен документ, составленный нотариусом ее высочества после того, как суд 2 февраля 1457 года вынес поистине соломоново решение. Судья заявил, согласно этому документу, что, поскольку хозяин поросят не соглашается внести деньги и оплатить судебные издержки, шесть поросят могут считаться бесхозным скотом и в качестве такового, по юридическим традициям Франции, подлежат передаче помещице. От такого решения выиграли все. Свиновода освободили от оплаты ущерба, помещица получила поросят, официальные лица – заработанные деньги, а поросятам не зачли судимость.

«Кому везет, у того и петух несется», – гласит пословица наших северных народов – коми и эрзя про счастье и удачу. Однако в 1474 году в Базеле к смертной казни были приговорены петух, снесший яйцо, и, естественно, само яйцо. Несчастного петуха обезглавили, посчитав его наперсником ведьм, а потом вместе со злополучным яйцом сожгли.

Большая часть подобных процессов имела место во Франции, где казнили даже крупный рогатый скот и лошадей. Известно о судах, состоявшихся в 1313, 1405 и 1499 годах. В Германии же значительно позже, в 1796 году, заживо закопали в землю быка, которого сочли виновником падежа скота. Лошадям доставалось меньше. Известен факт вынесения смертного приговора лошади, убившей в 1389 году человека. В 1610 году в Париже под суд попала не только лошадь, но и ее хозяин, научивший бедное животное некоторым цирковым трюкам. Обоих сожгли на костре.

В Средние века попадание животных на скамью подсудимых само по себе никого не удивляло. В судах святой инквизиции в роли обвиняемых чаще всего выступали кошки. Считалось, что в них перевоплощаются ведьмы. Не отказывались от судебных процессов над бессловесными тварями и уголовные суды. Проводились их заседания с соблюдением положенных по закону процессуальных норм: с допросом свидетелей, присягавших на Библии, и с неукоснительным ведением протокола и т. п. До суда четвероногие и пернатые обвиняемые содержались под стражей.

Происходила уйма подобных судов. В разные годы в Западной Европе судили за различные прегрешения свиней, лошадей, собак, ослов, мулов, быков, крыс, кротов, змей, пиявок, петухов, даже ласточек. Последних – за то, что, залетая в Трирский собор, они пачкали там алтарь… К уголовной ответственности привлекались и насекомые: мухи, зловредные гусеницы, саранча, естественно, гроза лесов и садов майские жуки, они же – майские хрущи. В 1479 году в Лозанне состоялся громкий «хрущевский» процесс, длившийся два года. Шестиногим преступникам было предписано незамедлительно покинуть страну. Майские хрущи приговор проигнорировали, за что были публично преданы анафеме епископом Лозаннским. Иногда животные приговаривались к ссылке в открытое море или на отдаленный остров, что закреплялось соответствующим договором.

Нашумевшим считается процесс XV века против гусениц. История его такова. Жители Майенса, во Франции, подали в суд заявление с жалобой на гусениц, заполонивших их поля. Суд признал: гусеницы, мол, создания Божии, они имеют право на жизнь, было бы несправедливым лишать их средств к существованию, а потому следует назначить им для проживания лесистую, дикую местность, дабы они в дальнейшем могли безбоязненно жить там, не причиняя обработанным полям вреда.

В 1659 году земляные черви благодаря умелому защитнику выиграли процесс в Граубюндене, в Швейцарии, и были помилованы. Меньше повезло их предкам – в 1451 году в Берне: там и тогда их в ультимативном порядке обязали переселиться в иные края.

В старину ревниво блюли нравственность животных. Лет двести с лишним назад во Франции случился громкий процесс над ослицей, обвинявшейся в… безнравственности. Обвинения были выдвинуты тяжелые, но ослицу спасло заступничество местного епископа, письменно удостоверившего нравственность этой особы.

Борьбу с преступностью среди животных продолжают и нынешние поколения. Первый в истории Болгарии «суд Линча» над животным состоялся в октябре 1999 года в селе Момково. Смертный приговор без проволочек был приведен в исполнение на мегдане – так в болгарских селах и городках называют центральную площадь. Жертвой местных представлений о правосудии – суда по упрощенной процедуре – стал… красавец бык, отправивший местного пастуха на больничную койку с многочисленными переломами ребер. Вожака деревенского стада обвинили в коварстве и в поведении, порочащем честь и достоинство настоящего мужчины. Атаковав сзади ничего не подозревавшего парня, бычара поднял его на рога и отбросил на добрый десяток метров.

Как сообщил журналистам деревенский голова Костадин Митев, мужская часть населения Момкова единодушно приговорила четвероногого гангстера к высшей мере наказания. Бык был прекрасен, и некоторые сердобольные сельские дамы возражали против столь крутой расправы над рогатым красавцем. Иные из них даже лили слезы, когда тяжкая десница правосудия опустилась на бычью шею.

В ноябре 1991 года сельскохозяйственный комитет дистрикта Эмбу, в Восточной провинции Кении, с одобрения местного суда приговорил 50-летнего слона Киманти к смертной казни – «за варварское вытаптывание полей и наведение ужаса на всю округу». До этого Киманти, «прописанный» в Национальном заповеднике Мвеа вел себя дисциплинированно. Но вот, на старости лет, слон решил «погулять на воле».