Текст книги "Хроноагент. Гексалогия"

Автор книги: Владимир Добряков

Соавторы: Александр Калачев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 178 страниц)

Какойто невнятный звук заставляет меня открыть глаза и поднять голову. Камни и куст – в десяти метрах от меня. Из камней бьет родник! Поздно. Солнце, жажда и раны сделали свое дело. Я уже ничего не могу предпринять. Какоето время тупо смотрю на текущую воду. Потом мысль, что я умру от жажды вот так, рядом с источником воды, приводит меня в исступление. Уже не думаю о том, что я скорее всего не на Земле. У нас не бывает сиреневых песков, голубого солнца и розовых жабоящериц с голубыми глазами. И это может течь вовсе не вода. Это – жидкость, и она может меня убить… или спасти.

Протягиваю руки, зарываю их в песок и ценой невероятных усилий подтягиваюсь вперед. Я продвинулся довольно успешно, сантиметров на десять. Короткий отдых и снова: руки вперед, подтягиваемся… Еще сантиметров восемьдесять. И так до бесконечности.

Со стороны это, наверное, выглядит забавно. Лежит на песке червяк, корчится, поджариваясь, дергается в конвульсиях и судорожными рывками движется вперед. Но мне не до смеха. Каждое движение, каждое усилие отзывается во всем теле и в первую очередь в мозгу ужасной болью. Дышу я хрипло, с присвистом. И только нежелание умереть вот так, пассивно, заставляет меня издеваться над самим собой самым непостижимым образом.

Не могу сказать, сколько длилось это самоистязание. Примерно лет через сто, а может быть, через пятьсот я наконец приблизился к этим камням вплотную. И тут обнаружилось еще одно препятствие. Родникто стекает на противоположную от меня сторону. Издали, с десяти шагов мне была видна только его фонтанирующая над камнями струя. Надо или обогнуть камни, или вскарабкаться на них. Высота кучи камней примерно с метр. Цепляюсь за нижние камни и начинаю подтягиваться. Еще… еще… Лицо и грудь раздирают острые кромки, но я не обращаю на это внимания. Одной раной больше, одной меньше.

Вот правая рука касается прохладной воды. Как будто ктото вдыхает в меня свежие силы. Еще одно усилие… Небо темнеет, камни дрожат подо мною, раздается страшный грохот, налетает жаркий вихрь и, подхватив меня, швыряет кудато. Сознание меркнет.

Я прихожу в себя от холода. Холода, от которого нет спасения и который сковал все тело. Подо мной чтото жесткое и холодное. Открыв глаза, обнаруживаю над собой чтото вроде навеса. На мне грубый балахон из мешковины и больше ничего. Рядом, справа и слева, плотно лежат люди, одетые в такую же мешковину. Под навес свободно задувает ветер, который тащит жесткий, колючий снег и посыпает им лежащие вокруг меня тела.

Сумеречно. Шагах в тридцати горит костер, возле которого видны три неуклюжие фигуры. Над костром подвешен большой котел. Одна из фигур отделяется от костра и направляется к нам.

– Хватит дрыхнуть, бездельники! Вставайте, жрите и принимайтесь за работу! – хрипло лает она.

Люди вокруг меня шевелятся, слышится надсадный кашель. Сначала кашляет один, потом кашель подхватывают еще несколько, вскоре кашляют уже все, включая меня. Люди с трудом и кряхтением встают, стряхивают с себя снег и непрерывно кашляют. Пытаюсь встать и я и тут же понимаю, почему все кряхтят и ругаются. Закоченевшие члены слушаются с трудом. Каждое движение отдается болью в суставах и пояснице.

Люди тянутся к костру, плетусь туда же и я. На поясе у меня, как и у всех, болтается чтото вроде пиалы, не то из дерева, не то из камня. У костра выстраивается очередь, всем подходящим наливают чтото из котла в пиалы и суют в руки какойто предмет, который достают из мешка.

Троица у костра одета в меховые комбинезоны и меховые плащи. За плечами висит чтото вроде ружей, возле костра в землю воткнуты копья. Когда я подхожу поближе, то обнаруживаю у них на поясе еще и короткие прямые мечи.

В пиалу мне наливают горячей жидкости, в руки суют твердый кусок. По примеру остальных макаю его в жидкость. Тогда его становится возможным разжевать. Это – грубый, жесткий “хлеб”, то ли из кукурузы, то ли из гороха, пополам с мякиной. Жидкость оказывается обыкновенной водой. Пока мы “завтракаем”, один из “меховых” заглядывает под навес, пинает ногой оставшиеся на снегу тела, возле одного останавливается, достает меч…

– Восемь за эту ночь, – сообщает он, вернувшись к костру.

– Эй вы, бездельники! Хватит жрать! Пора за работу! Вот вы, четверо, везите мертвяков! Остальные вперед! – слышатся команды, пересыпаемые непонятной, но, видимо, отборной руганью.

Четверо тянутся под навес, а все остальные, и я в том числе, идут растянувшейся толпой, в сопровождении двух охранников, кудато в темноту. Идем мы недолго, метров через пятьдесят начинаем спускаться по камням кудато вниз. Становится светлее. В сером свете я вижу груду громадных камней. У нее мы останавливаемся. Все начинают разбирать инструменты: ломы, кайлы, кувалды. Стою в замешательстве, не зная, за что взяться. Жгучий удар по плечам заставляет действовать активнее, и я хватаю первый попавшийся лом. Но его одновременно со мной берет уже ктото другой.

– Что с тобой, Гу? Вот твоя кувалда.

Беру кувалду и начинаю присматриваться, что делают другие, которые с кувалдами. Они откалывают от каменных глыб куски помельче. Возле одной глыбы вижу несколько железных клиньев. Я начинаю загонять их в трещины и скоро откалываю кусок килограммов на триста. По примеру других кувалдой разбиваю его на куски помельче. Скоро понимаю, что здесь нужно найти золотую середину, так как второй удар по плечам сопровождается рекомендацией: “Не коли так мелко!”

Появляются еще какието люди в мешковине. Они подбирают наколотые камни и кудато уносят. Принимаюсь откалывать новый кусок. Но кувалда заметно потяжелела, и я уже не могу наносить удары так часто и так точно. Замечаю, что и у остальных работа идет так же. А охранники покрикивают:

– Веселее, бездельники! Зря только хлеб жрете! До обеда еще далеко!

Сквозь тучи проглядывает тусклое солнце. Оно действительно еще очень низко. Но оно достаточно освещает место работы, чтобы я мог осмотреться. Мы находимся в самом начале неглубокого, но длинного ущелья, противоположный конец которого теряется вдали. Чуть поодаль, на стене ущелья, копошится группа людей. Оттуда время от времени срываются каменные глыбы.

Еще подальше по стене наверх вереницей карабкаются те, кто забрал у нас камни. Вдоль лестницы, вырубленной в стене ущелья, на равном расстоянии стоят охранники и подбадривают носильщиков бичами. Вот один отстал, за ним образуется затор, вереница останавливается. Два удара бича проблему разрешить не могут. Тогда охранник подбегает к остановившемуся. Блестит меч… Тело вместе с камнями катится вниз, сбивая с ног тех, кто не успевает увернуться или отскочить. Голова несчастного прыгает по камням отдельно. А внизу подбежавшие со всех сторон охранники мечами и копьями расправляются с теми, кто, сбитый с ног, свалился вниз. На лестнице вершат расправу над теми, кто в суматохе не смог удержать и выронил свой камень.

– Работай, а не глазей! – Совет сопровождается ударом бича.

Резво хватаюсь за кувалду и начинаю долбить камень.

– Не надрывайся, Гу, – слышу я другой совет, произнесенный хриплым шепотом, – тебе что, не терпится вымотаться и попасть в камненосцы?

Внимательно присмотревшись, я понимаю, что мои товарищи по работе “замороженно” двигают кувалдами, ломами и кирками не столько от усталости и измождения, сколько из расчетливости и экономии сил. Ну, так я тоже могу. Минут через десять втягиваюсь в общий ритм и работаю “с прохладцей”, не обращая никакого внимания на оскорбительные покрикивания охранников.

Еще и еще раз к нам приходят камненосцы и забирают нашу “продукцию”. Наконец, звучат три громких удара в гонг или колокол. Все разом бросают инструменты и тянутся к выходу из ущелья.

У костра мы получаем по пиале горячей жидкости с какимито волокнами, по два твердых клубня, чтото вроде картошки или свеклы, и по куску “хлеба”, раза в два больше, чем на завтрак. Жидкость чуть солоноватая, с запахом вареной капусты и селедки одновременно.

После обеда мы минут двадцать сидим молча и, по команде охранников, вновь тянемся в ущельекаменоломню. Снова начинается монотонная, изматывающая работа. Она продолжается до захода солнца.

На ужин мы получаем по пиале горячей воды, кусочку полусырой, отдающей тухлятиной рыбы и куску “хлеба”. Также нам выдают по одной сигарете и разрешают минут по десять группами по семь человек погреться у костра. После “сугрева” мы плетемся под навес и начинаем устраиваться на ночлег. Улегшись на твердую мерзлую землю, я пытаюсь проанализировать прошедший день и продумать линию поведения.

– Что не спишь, Гу? – слышу шепот. – О чем думаешь?

– О жизни.

– Что о ней думать. Ее нет. Для нас, по крайней мере. Вчера мы – отбойщики, сегодня – ломовики, завтра – дробильщики, а послезавтра – камненосцы.

– Ну а потом?

– Что ты спрашиваешь? Разве сам не знаешь? Потом – печь.

Так, коечто уже ясно. Это чтото вроде фашистского концлагеря. Для начала информации хватит. Я плотнее прижимаюсь к соседу, который только что говорил со мной, и пытаюсь заснуть. Это довольно нелегко, но усталость берет наконец свое.

Потянулась вереница однообразных дней, настолько однообразных, что я теряю им счет. Холодные ночи, изнуряющая работа, скудная кормежка, побои охраны. Каждое утро мы недосчитываемся до восьми человек. Они либо умирают от истощения, либо замерзают за ночь. Тех, которые еще живы, но уже не могут подняться, охрана добивает мечами или копьями. Я заметил, что ружья висят у них за спиной совсем без дела. На моих глазах они никогда ими не пользовались. По всей видимости, они предназначены на случай массового бунта.

Один раз меня назначают выносить трупы. Мы укладываем их по два на волокуши и тащим в противоположную от каменоломни сторону. Километрах в двух – крутой обрыв. Мы сбрасываем с него мертвые тела. Внизу, метрах в сорока, я различаю низкое длинное строение с рядом труб, из которых валит густой черный дым. Противоположный конец крематория теряется в темносерой дымке. Внизу, под самым обрывом, целый отвал трупов, среди которых копошатся люди в мешковине. Они подбирают тела и носят их в крематорий. Ворота крематория непрерывно поглощают все новые и новые порции “топлива”.

– Счастливчики. Они, по крайней мере, могут погреться! – говорит про тех, кто таскает трупы, старый Дю.

Раз в неделю приходит “большой начальник”. Он, с помощью наших охранников, отбирает наиболее ослабевших которых кудато уводят. Я уже знаю: их переводят в дробильщики. В нашу же команду почти сразу после этого приводят пополнение: человек двадцать пять – тридцать. Они выглядят покрепче, чем мы, но уже не годятся для тяжелой работы отбойщиков.

Дни тянутся за днями, недели за неделями, все полные тяжелого труда и безысходности. Я уже забыл, что я – хроноагент из команды Магистра Альфа. Я забыл про Лену, про Андрея с Катрин. Я – каторжник Гу, обреченный до конца дней своих работать в этих каменоломнях. А о том, что конец этот не за горами, напоминают клубы черного дыма, которые время от времени поднимаются со стороны крематория. И что характерно, я смотрю на этот дым без всякого ужаса, а даже с надеждой на скорое избавление от страданий.

Я научился радоваться маленьким радостям: удалось улечься спать поближе к середине; клубень сегодня достался покрупнее; рыба менее тухлая; охранник прозевал и дал лишнюю минуту погреться у костра; соседа разобрал страшный кашель, и он уступил мне свою сигарету и т.п.

Временами, правда, перед тем как заснуть, мне приходят в голову мысли: “А зачем я здесь? Что я должен сделать?” Но сон берет свое, а с утра все эти мысли изгоняются жуткой безысходностью, которая меня окружает.

Но вот однажды среди рабочего дня приходит какойто начальник. Он о чемто говорит с нашими охранниками, и они отсчитывают двадцать человек вместе со мной. Нас гонят в сторону крематория. Дойдя до обрыва, я вижу, что крематорий не дымит.

“Что бы это значило?” – мелькает мысль.

Мы спускаемся вниз и, дойдя до ворот крематория, идем вдоль него. Компания наша приободряется. Идущий рядом со мной Ко шепчет;

– Повезло, хоть немного в тепле поработаем!

Я все еще ничего не могу понять. Мы доходим почти до конца здания. Оно заканчивается над обрывом, над краем которого слегка возвышается куча пепла.

Нам раздают скребки и метлы и объясняют задачу. У крематория засорился конвейер. Его надо очистить. Но крематорий нельзя остужать сильно и надолго (непрерывное производство!). Сейчас он остыл до температуры, при которой внутри можно работать. Но как только откроют люки, он начнет остывать еще быстрее. Поэтому время работы очень ограничено. Всего десять минут. Мы должны следить за свистком. После свистка зажгут факел и включат компрессор. Как только факел достигнет открытого люка, тот автоматически закроется. Поэтому если кто после свистка замешкается, пусть пеняет на себя. Приготовились!

Мы с Ко стоим у самого крайнего люка. От него до конца крематория, уходящего в обрыв, метров шестьдесятсемьдесят. Меня осеняет мысль. Это шанс! Люк открывается, и мы лезем в него.

– Ко! Это наш последний шанс!

– Какой еще шанс?

– Вырваться отсюда!

– Ты с ума сошел!

Мы уже внутри крематория. “Нормальная” для работы температура оказалась такой, что волосы потрескивают, а глаза, кажется, вотвот лопнут от жара. Легкие обжигает горячий воздух. Мне это живо напоминает жаровню с углями в застенке. Возле нас конвейер кончается, дальше идет простая труба. Стоять можно только на четвереньках.

– Ко! Слушай меня! К чертям этот конвейер! Давай сразу туда! – показываю я в сторону трубы. – За десять минут мы ее проскочим и выберемся отсюда.

– Ну а дальше что?

– А дальше то, что искать нас не будут! Подумают, что мы сгорели.

– Ну а дальшето что? Помрем с голоду и холоду?

– Ко! В любом случае мы умрем свободными! А может быть, и не умрем. Может быть, выберемся. Неужели ты предпочитаешь надрываться в каменоломне за кусок жмыха и тухлятину?! Неужели ты забыл, кем ты был раньше?

– Я был воином! – Глаза Ко вспыхивают. – И я хочу умереть свободным, а не свалиться здесь в гору трупов. Вперед, Гу! А если мы не успеем проскочить трубу?

– Тогда сгорим. Какая разница, сейчас сгореть или через полгода? Мы теряем время! Вперед!

Ползти по раскаленной трубе – это тяжелый вид спорта! Пот заливает глаза, и я не вижу даже, как далеко еще конец “путешествия”. Сзади слышится хриплое, надсадное дыхание Ко.

Свисток, хотя мы и ждали его с напряжением, режет по ушам. Я вытираю пот, заливающий глаза. До конца трубы остается еще метров десять. Прибавляю темп. А сзади уже слышится рев компрессора и несет нестерпимым жаром.

– Скорее, Гу! Ради всего святого! Сколько там еще?

– Держись, Ко! Еще совсем немного…

Боюсь оглянуться. Смерть несется по пятам. Мешковина уже дымится. Ну, еще немного… Рука проваливается в пустоту, и я лечу вниз, в кучу пепла. С хриплым воплем страха и боли, который сразу глушится ревом раскаленной струи, на меня падает Ко. Из трубы бьет пламя, как из хорошего огнемета.

– Мы выбрались, Гу? – хрипит Ко.

– Выбрались, Ко! – отвечаю я, и силы меня окончательно оставляют. Все плывет и мерцает…

Дальше начинается чтото невообразимое. Мелькают какието люди, гигантские змеи, астероиды, космические корабли… Чтото взрывается, ктото стреляет, я сам стреляю… Меня избивают и мучают, и я избиваю и мучаю… Женские тела, сексуальные оргии, сплошная порнография… И боль, страх… Но больше всего – безысходность. И как красной нитью через весь этот кошмар проходит одна мысль. Мне надо вспомнить, кто я такой, зачем я здесь? Если мне это удастся, то я вырвусь из этой бесконечной череды мерзости, страха и безысходности.

Заключительная сцена врезается в память ярче всего. Я лежу на полу, укушенный гигантской коброй, и корчусь от боли, раздирающей все тело. Надо мной на коленях стоит девушка и плачет.

– Джейкоб! Джейкоб! Не умирай! Не надо! Ты такой смелый, такой сильный, ты победил! Я так люблю тебя! Не уходи, прошу тебя, Джейкоб!

Я хочу утешить ее, но дыхание уже оставляет меня. Внезапно я вспоминаю все и, собрав силы, на последнем выдохе кричу:

– Я не Джейкоб! Я – Андрей Коршунов, хроноагент!

Глава 22

The spirit that I have seen

May be the devil: and the devil hath power

To assume a pleasing shape.

W. Shakespeare

Дух, представший мне,

Быть может, был и дьявол: дьявол властен

Облечься в милый образ.

В. Шекспир (англ.).

– Правильно, Андрей! Успокойся. Расслабься и отдохни. Первые два этапа МПП ты прошел успешно.

Надо мной салатный потолок, я лежу на столе. Рядом за пультом сидит Виктор.

– Ну, Андрей, ты – молодец! Из стольких переделок вышел достойно! Как только мы ни изощрялись, но выход ты находил всегда. Точнее, ты просто боролся до конца. Помоему, именно это называется – воля к победе.

– Ладно, оставь свое красноречие. Скажи лучше, где это я сейчас был.

– Нигде. Ты все время находился здесь. В твое сознание внедряли различные ситуации, смоделированные из реальных фаз. Не скрою, ситуации экстремальные. Я бы, например, там давно концы отдал. Впрочем, в четырех случаях ты тоже того… Но это был как раз наилучший выход из положения. Самый достойный.

– В четырех, говоришь? Я помню только два: в застенке и вот этот, последний.

– Просто мы не перегружаем твою психику излишними воспоминаниями. Если бы в твоей памяти остались все эти ситуации, ты бы нуждался в двухмесячном лечении в психбольнице. Мы оставляем только навыки, приобретаемые тобой в этих ситуациях.

– А в каких еще случаях мне пришлось выбрать смерть?

– На астероиде, где ты, капитан погибшего корабля, остался вместе с молодой парой: женщинойштурманом и мужчинойастрофизиком. У вас оставалось кислорода на два с половиной часа каждому, а спасательный бот должен был прийти через три часа. Ты, не сказав ни слова, перекрыл свой кислородный кран. Ну а в другом случае ты был испытателем космических кораблей. У тебя вышел изпод контроля реактор, дело решали секунды. Ты мог катапультироваться, но ты увел корабль от орбитальных станций на максимальном ускорении. Потом какнибудь на досуге посмотришь записи своих “похождений”. А сейчас шесть часов сна, потом – в Лабиринт. Учти, он будет по высшему разряду, ребята постарались на славу.

– Лабиринт? Что это такое?

– Увидишь. Отдыхай пока. Набирайся сил. Будь уверен, они тебе потребуются.

Это звучит столь многообещающе, что я решаю воспользоваться добрым советом и засыпаю довольно быстро.

– Вставай, пора! – будит меня голос Виктора. – Ну, как, ты готов?

– К самому худшему, – мрачно острю я.

– Хороший настрой, нужный, – сразу становится серьезным Виктор. – Давай облачайся, а я тебе помогу.

На тележке разложено всевозможное носимое оборудование. Виктор начинает передавать его мне, попутно давая пояснения:

– Это – фонарь, работающий в четырех диапазонах: видимом, инфракрасном, ультрафиолетовом и рентгеновском. Это – универсальный радар, показывает расстояние, температуру объекта, его биоактивность, радиоактивность, массу и все прочее, ну, ты сам знаешь.

– Знаю.

– Это – баллон с запасом кислорода на сорок минут. Это – контейнер с пищей и водой на десять суток. Это – прибор для прослушивания в ультразвуковом и инфразвуковом диапазонах. Это, ты знаешь, ручной бластердезинтегратор. Это – автомат Калашникова, для ближнего боя. Это – пистолет, чтобы застрелиться в случае чего. Запас патронов, гранаты: газовые, ослепляющие, парализующие, термитные, криогенные и осколочные. Запасные батареи. Универсальный резак. Всего гдето килограммов тридцать с гаком. Как, к земле не гнет?

– Да вроде нет.

– Ну, это пока. Пойдем!

Мы выходим в соседнее помещение. Почти одновременно с другой стороны входит Андрей Злобин, оснащенный точно так же. У пульта сидит высокий седой мужчина. Рядом стоит молодая женщина, похожая на индианку, одетая в какойто хитон бирюзового цвета.

– Очень хорошо, что вы пришли сразу оба. Не надо ни ждать, ни повторяться, – приветствует она нас низким красивым голосом.

Мы вежливо кланяемся.

– Перед вами стоит задача, – продолжает она, – пройти наш Лабиринт за определенное время. Запас продовольствия и воды на десять суток ограничивает предел пребывания в Лабиринте. По истечении этого срока вас просто извлекут из Лабиринта. Понятно, что в этом случае прохождение Лабиринта не засчитывается и вам придется начинать все сначала. Какое время прохождения на “отлично”, я вам говорить не буду, так как это придаст вам лишнюю нервозность. Вы будете стремиться уложиться в этот срок, будете спешить и наделаете ошибок. Поскольку главный экзамен на хроноагента вы уже выдержали, не следует опасаться возможного провала. Прохождение Лабиринта рассматривайте как тренировку ваших способностей.

Женщина отпивает из высокого хрустального бокала какогото желтого шипучего напитка и продолжает:

– Как вы, наверное, уже поняли по вашему снаряжению, наш Лабиринт – это не просто запутанная система ходов и тупиков. Вас ждут ловушки, сюрпризы, опасности и прочие развлечения. Ваш Магистр, Филипп Леруа, настоял на том, чтобы вы прошли Лабиринт вдвоем, то есть вошли и вышли вместе. Это усложняет вашу задачу на порядок. На пути вас будут ждать многочисленные разделители и рассеиватели. Первые разделят вас в пределах одного уровня, вторые разнесут вас на разные уровни. Ваши радиостанции не всегда смогут вам помочь, поскольку имеются многочисленные зоны непроницаемости радиоволн. Так как вы идете по высшему классу сложности, вам надо найти Красный Камень и отколоть от него кусок. Магистр, покажите ребятам Камень.

На дисплее возникает изображение огромного светящегося изнутри красного кристалла.

– Местоположение Красного Камня на каждом уровне свое, жестко обозначенное на плане. Он на данном уровне может быть только там, и нигде иначе. Но вот на каком его поместит Магистр и его команда? Он будет перемещаться с уровня на уровень, но, если вы окажетесь в радиусе ста пятидесяти метров от него, он останется на месте и никуда не убежит, если вы сами не провалитесь на другой уровень. Повторяю: выйти из Лабиринта вы должны вместе. Значит, кроме поиска Красного Камня, вы должны будете найти друг друга, так как вы неизбежно разделитесь, это я вам гарантирую. Желаю вам удачи! Магистр, ваше слово.

Седой Магистр протягивает нам две книжечки.

– Вот, ребята, планы всех уровней Лабиринта. Их двенадцать. Здесь обозначено положение Красного Камня на каждом уровне и переходы с уровня на уровень. Разумеется, не обозначены ни ловушки, ни сюрпризы, ни разделители, ни зоны радиомолчания. Это – наша игра. Нам редко приходится играть против команды, но на этот раз мы постараемся. Постарайтесь и вы переиграть нас. Хочу дать вам совет: никогда не теряйтесь, из каждой ловушки есть выход. Если вы его не найдете, что ж… тем хуже для вас. Потеряете время. Кроме того, это будет… ну… не совсем для вас приятно, я бы сказал, даже очень неприятно. Я имею в виду, если вы не найдете выхода. Да, оружие, когда сочтете нужным, применяйте без колебаний. И учтите, мы – народ коварный! Желаю вам удачи!

– Вам тоже – удачи! – отвечает Злобин.

Большая бронированная дверь открывается, за ней темнеет проход,

– Вперед! Время пошло! – командует Магистр.

Мы шагаем вперед, дверь закрывается, и мы остаемся в абсолютной темноте. Зажигаем фонари. Тоннель тянется вдаль без поворотов и ответвлений. В ИК– и УФдиапазонах – то же самое.

– Слушай. Как ты думаешь, что она имела в виду, когда сказала, что главный экзамен на хроноагента мы уже выдержали?

– Представления не имею. А как ты думаешь, во сколько надо уложиться суток, чтобы пройти Лабиринт на “отлично”?

– Думаю, не более пяти.

– Да, не больше, если десять – это двойка. Давай поглядим, где на этом уровне Камень?

– А какой это уровень?

– Вот черт! Да… На каждом уровне свои входы и выходы, и все устроены одинаково… но они разной длины!

Я посылаю импульс локатора.

– Двести пятьдесят метров.

– Значит, мы можем быть на втором, пятом, седьмом, девятом, одиннадцатом или двенадцатом уровнях. Пойдем до поворота или развилки и там сориентируемся.

– Как пойдем?

– Пеленгом: один – передняя полусфера, другой – задняя.

– Ага, – соглашается Андрей, – и тут же попадем под разделитель. Эти ребята только и ждут наших ошибок. Видел, как у них глазенки горели? Нет, пока есть возможность, надо идти рядом, локоть к локтю. Ну а за заднюю полусферу не переживай. Истребители мы, в конце концов, или саксофонисты?

– И то верно. Вперед!

На развилке один ход ведет направо, один – налево. От левого хода через десять метров виден отворот вправо.

– Так. Такая развилка имеет место на втором, седьмом и двенадцатом уровнях. На втором и седьмом к Камню надо идти налево, а на двенадцатом – направо. Налево шансов больше.

– Идем.

Мы неуклонно приближаемся к Красному Камню. У очередной развилки мы убеждаемся, что находимся на седьмом уровне, и уже уверенно идем, минуя повороты, разветвления и обходя тупики. Так проходит четыре часа.

– Тебе не кажется, что здесь чтото не так? Все слишком просто, – говорит Андрей.

– Нет, не кажется. Мне кажется другое. Они хотят, чтобы мы потеряли бдительность, и тогда они разделаются с нами, как повар с картошкой.

– Ты прав. Надо быть начеку.

Так оно и получается. Сразу за поворотом мы попадаем в тупик, которого на плане нет.

– Спокойно, – говорю я. – Давай я в ИК, а ты в рентгене.

Через минуту мы обнаруживаем в плите, закрывающей проход, квадрат величиной с ладонь. На нажатие и постукивание он не реагирует и никуда не сдвигается. Тогда Андрей посылает в него гравиимпульс. Плита сдвигается, освобождая проход.

– Пока все просто, – говорю я.

– Пока…

– “Схлопку” на тебя! Накаркаешь.

– Уже накаркал. Смотри!

Одна из плит пола, прямо перед нами, стремительно опускается вниз.

– Тридцать метров, – измеряет глубину Андрей. – Проваливаться нежелательно.

Я тем временем изучаю противоположный край пропасти во всех диапазонах. Ничего подозрительного. Но ширина – четыре восемьдесят.

– В снаряжении не перепрыгнуть.

– А что, если одному перепрыгнуть только с автоматом, другой перебрасывает снаряжение и прыгает сам? – предлагает Андрей.

– Другого выхода нет. Кто первый? Давай я.

– Прыгай.

Я снимаю все, кроме автомата, разбегаюсь и прыгаю. Андрей увязывает мое снаряжение в тюк, раскачивает и бросает. Тюк падает к моим ногам. Но как только Андрей нагибается над своим снаряжением, чтобы проделать с ним ту же операцию, сверху между нами опускается плита и чтото жужжит. Спокойно изучаю плиту. Ничего. Так. Интересно, что это? Разделитель? Это полбеды. Андрей найдет обход, и я тоже. А если это рассеиватель? Тогда неизвестно, на каких мы с ним сейчас уровнях. Радио, естественно, молчит.

Надеваю снаряжение и иду в прежнем направлении, сверяясь с планом, и время от времени вызываю Андрея на связь. За поворотом налево начинается зигзагообразный коридор. Я настораживаюсь. Вопервых, на седьмом уровне такого коридора нет, он есть на четвертом. А вовторых, такие зигзаги очень удобны для всякого рода сюрпризов.

Тревоги мои были не напрасны. Из глубины слышится уханье и подвывание. Я осторожно двигаюсь вперед, готовя автомат к бою. То, что я увидел, заставляет меня забыть об автомате. Закидываю его за плечо и беру в руки бластер. Весь объем туннеля заполняет морда чудовища, состоящая из огромных желтых глаз и пасти, усеянной великим множеством клыков устрашающих размеров.

Вскидываю бластер, но сразу опускаю его. Стрелять в таких зигзагах – безумие. Отразившийся импульс накроет и меня. Надо отступить в прямой туннель и разделаться с тварью там. Но едва я ступаю в прямой туннель, как кровь холодеет у меня в жилах. Навстречу мне движется такая же зверюга. Она уже довольно близко, метрах в десяти. Если я выстрелю из бластера, то на таком расстоянии от взрыва погибну сам. Что делать? Решение приходит мгновенно.

Прижавшись к стене, выхватываю парализующую гранату и изо всех сил швыряю ее в зигзагообразный туннель, тут же нырнув за стену. Все озаряется сиреневой вспышкой. Зверюге из прямого туннеля это не по вкусу. Она начинает выть громче и двигаться быстрее. Я бросаюсь за поворот, гоня от себя мысль: “А что, если граната не подействовала?”

Но она подействовала. За поворотом неподвижно застыла голова монстра. В моем распоряжении как минимум минут пятнадцать. Готовлю бластер. Изза поворота появляется чудовищная башка. Выстрелив прямо в нее, откидываюсь назад и прижимаюсь к голове монстра. В стену туннеля врезается поток газов и плазмы, а меня припечатывает к чудовищу. На месте, где была зловещая тварь, остались только оплавленные стены. И тут же звучит сигнал вызова:

– Андрей! Андрей! Ответь! Где ты?

– Я на четвертом уровне, в начале зигзагообразного коридора.

– Камень у тебя за левой стеной! Хотя… чтобы тебе к нему добраться, надо сделать крюк километра дватри. У меня до места, где должен быть Камень, метров восемьсот. Начинай двигаться к переходу на девятый уровень. Я там. Как только ты удалишься от своего Камня, он должен переместиться ко мне. Я иду на свое место. Встретимся у меня на переходе.

– Понял. Действуй!

– До связи!

Легко сказать “действуй”, а вот как пройти через эту тушу? Назад хода нет, там – тупик. Я подхожу к парализованному чудищу. Стрелять в него из бластера с трех метров равносильно самоубийству. Ждать, пока оно очухается, – неизвестно, когда это будет. Может быть, через десять дней.

– Что ж, будем надеяться, что ты придешь в себя не через пять минут, а там уже поздно будет, – с этими словами я извлекаю резак и нажимаю на нем кнопку виброусилителя.

После первого же разреза из туши хлещет светящаяся желтая жидкость, смердящая так, что у меня перехватывает дыхание и чуть не выворачивает наизнанку. Мгновенно оказываюсь в этой гадости с ног до головы. Но отступать некуда, и я продолжаю врубаться в тушу, затолкав свою чувствительность кудато в недра подсознания. Но она едва не вырвалась оттуда вместе с потоком рвоты, когда я добираюсь до брюха этого монстра. Оно набито массой отвратительных желтых, белых и синих червей, которые потоком хлынули на меня, когда я добрался до того места, где, по моим понятиям, должна находиться грудная клетка. Эти черви буквально похоронили меня с головой. Последствия не замедлили сказаться.

Отступаю, не зная, что предпринять дальше. Разгребать эту копошащуюся зловонную кучу? У меня нет лопаты, а резак ее не заменит. Время его знает, как далеко будет тянуться это “червехранилище”? Внимательно осматриваю свое снаряжение, выбираю термическую гранату и, бросив ее в глубь распоротого брюха, прячусь за поворотом.

Лучше бы я этого не делал! Минут пятнадцать меня выворачивает наизнанку уже одним желудочным соком и желчью. Сгоревшие черви наполнили туннель таким смрадом, что по сравнению с ним все предшествующее воспринималось как тончайшие духи. Добить обуглившуюся массу несколькими ударами резака и прочистить дорогу сквозь спекшееся туловище – дело пяти минут. Длина монстра оказалась около семи метров.