Текст книги "Хроноагент. Гексалогия"

Автор книги: Владимир Добряков

Соавторы: Александр Калачев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 178 страниц) [доступный отрывок для чтения: 63 страниц]

– Чем пялиться на меня, сварика лучше кофе покрепче. Все, что надо, найдешь на камине. Я полагаю, что человек, который умеет так запечь щуку, сумеет и кофе при заварке не испортить.

– Спасибо за доверие.

Когда я подхожу к камину, ноги мои тонут в такой же шкуре, какую Лена расстелила у меня на полу. Интересно, что это за зверь такой? Надо будет спросить. Повозившись с незнакомой конструкцией нагревательного прибора, минут через пятнадцать я наливаю две чашки крепкого напитка. Лена подносит чашку к губам, не отрываясь от дисплеев:

– Сносно, можно было и покрепче. Через десять минут я закончу. Подожди.

Ровно через десять минут Лена откидывается в кресле и сладко потягивается.

– Все! Программа готова. Ну, милый, держись, сейчас я буду начинять тебя всякими полезными и бесполезными сведениями.

– Это не больно, надеюсь?

– Нет, но приятного мало. Самое главное, что от тебя потребуется, это не заснуть. Заснешь – разбужу, и начнем сначала. Надевай, – она протягивает мне розовый эластичный шлем, похожий на купальную шапочку. Шлем изнутри металлизирован сложными узорами и ячейками, а на лбу имеет дисковидное утолщение из желтого металла, с тонкой сеткой в центре.

Я безропотно натягиваю его на голову. Лена чтото переключает на пульте.

– Что чувствуешь?

– В висках щекочет.

– Контакт хороший, – щекотание прекращается, – а теперь выпей это. – Лена протягивает мне полстакана желтой жидкости с запахом земляники, но горькой на вкус.

Минуты через три она говорит:

– Посмотри мне в глаза… Так, хорошо. Теперь сядь поудобнее и расслабься. Старайся думать о постороннем, не сосредоточиваясь на ощущениях. И, самое главное, не спи! Готов?

– Готов.

Все вокруг исчезает, перед глазами вспыхивает палевый свет, который постепенно переходит в розовый, потом – в голубой, потом салатный, бежевый, розовый, голубой, палевый и т.д., то набегая, то отступая, как волны на морском берегу, плавно сменяя друг друга. Одновременно звучит какаято странная мелодия, меняющая ритм в соответствии с изменением цвета, но без всякой системы. И какоето лепетание, бормотание или нашептывание: “Увалалаувылилолиулала…”

И так – без конца.

Какоето время я пытаюсь отвлечься, думаю о Лене: улалолилиулулули… о своей эскадрильи: увулулолоулулу… об оставленной навсегда жизни в моем времени: увалалали… Потом понимаю, что засыпаю… Уляуляляленьки, купим сыну валенки…

Нечеловеческим усилием я встряхиваюсь. Попробуй тут не засни, когда тебя так баюкают. Надо сосредоточиться на команде: “Не спать!”

Не спать… не спать… улалалать – спать… не улалать… не улилить…

Мне кажется, что я борюсь со сном уже целую вечность… Я гдето читал, что святая инквизиция практиковала пытку лишением сна. Какие всетаки были гуманисты, эти добрые инквизиторы. Они так и не смогли додуматься до такой пытки: пытки усыплением! А как приятно было, наверное, когда тебя после пыток притащат в твою камеру, бросят на соломенный тюфяк, ты отключишься, и спишь, и улаляляулулу…

Черт возьми! Я начинаю вспоминать все бравурные военные марши начиная чуть ли не с Петра Великого… Под марши не заснешь!..

Не знаю, сколько я так маршировал, но все, даже самое приятное, когданибудь кончается. Цветовые волны гаснут, и перед моими глазами вновь возникает голограмма с девушкой.

Лена смеется:

– Вот уж никогда не думала, что меня будут сравнивать с инквизитором!

– Они по сравнению с тобой мягкосердечные и добродушные создания…

– Ничего, это только первый раз тяжело, еще раз пятнадцать, и привыкнешь. Ладно, проверим. Where d'you look?

– That charming lass. D'you know her?

–Yea.

– Who's she?

– I'll tell you. Tomorrow, if you not object.

– Nice.

[ – Куда ты смотришь?

–  Это очаровательная девушка. Ты знаешь ее?

–  Да.

–  Кто она?

–  Я расскажу тебе. Завтра, если не возражаешь.

– Хорошо (англ.).]

– С лингвистикой – порядок. Легенду проверять не будем, слишком долго это…

– А что такое – легенда? Чтото наподобие того, что сочиняют разведчикам?

– Чтото в этом роде. Но там легенда большей частью вымышленная, а здесь легенда – это набор необходимых сведений из жизни объекта внедрения. В самом деле, как ты сможешь выполнить задание, если не знаешь, как зовут твоих сослуживцев, где ты живешь, и хорош же ты будешь, отыскивая у себя в полицейском участке нужник, если тебе приспичит…

– Но я ничего этого не знаю…

– И не надо. Зачем тебе это здесь? Вот когда на твою матрицу наложатся неподавленные гармоники матрицы Блэквуда, тогда все узнаешь автоматически. Ну все… у нас осталось около двух часов. Тебе сейчас лучше всего отдохнуть. Да и я устала дьявольски, торопилась.

Лена сбрасывает туфли и устраивается на шкуре со старинной книгой. Правой рукой она производит какието манипуляции в воздухе. На окнах опускаются шторы, свет приглушается, остается освещенным только участок, где сидит она. Начинает звучать тихая спокойная музыка.

– Ты приляг, вздремни. Я тебя разбужу.

Покорно вытягиваюсь на диване и “убаюкиваюсь”.

Глава 9

Люди Ваги Колеса, изловив осведомителя, вспарывают ему живот и засыпают во внутренности перец… А пьяные солдаты засовывают осведомителя в мешок и топят в нужнике. И это истинная правда, но он не поверил.

А. и Б. Стругацкие

Мягкий сигнал таймера возвращает меня к действительности.

– Пора, – тихо шепчет мне Лена.

А меня неожиданно посещает мысль. А что, если?..

– Лен, нельзя ли посмотреть еще раз сцену встречи этих провокаторов?

– Почему нельзя? Все, что надо для работы, не только можно, но и нужно…

С этими словами Лена встает и босиком шлепает к компьютеру. На экране возникает сцена встречи Луиджи Гальдони, Антонио Сфорца и того, третьего.

– Пожалуйста, стопкадр, а затем просмотр в различных ракурсах… Так, хорошо, спасибо.

Лена обувается, и мы идем к нульТ. Из кабины мы выходим в уже знакомое мне помещение. Именно здесь я несколько дней назад пришел в себя и увидел Лену.

Лена не дает мне осмотреться:

– Раздевайся и ложись на этот стол.

Сама она подходит к стеклянному шкафчику и готовит какуюто смесь, сверяясь с таблицей, горящей на мониторе.

– Пей, – подает она мне полстакана похожей на чернила жидкости.

Беру и с опаской нюхаю: пахнет соленой рыбой. Пробую: вкус и крепость, как у мадеры…

– Пей, пей, – смеется Лена, – от этого еще никто не умирал. А теперь ложись и расслабься, – командует она, когда я выпиваю зелье.

Замечаю, что стол покрыт сеткой изолированных друг от друга контактов.

– Электрический стол, – шучу я.

Это сходство усугубляется еще и тем, что Лена присоединяет к моим ступням и вискам контактные пластины.

– Сейчас вот дам тебе триста восемьдесят – и привет начинающему хроноагенту Андрею.

Она быстро целует меня и садится за компьютер. От потолка к моей голове начинает опускаться сооружение в виде решетчатого усеченного конуса, сделанного из золотистой проволоки. В узлах решетки – темные, тускло блестящие кристаллы.

– Магистр, мы готовы, – докладывает Лена.

– Ну как, Андрэ? – спрашивает Магистр. – С нами Время?

– С нами Время! – отвечаю я, стараясь побороть волнение и придать своему голосу бодрые интонации.

– В добрый путь!

Я не успеваю ответить: “К черту!”, так как проваливаюсь во тьму.

– Эй, Джон, задремал! – слышу я голос Сэма Колли.

– Да брось ты, Сэм, – отвечает ему за меня Билл МакКинли, – дай отдохнуть парню. У нас с тобой ночь спокойно прошла, а ему до утра пришлось по своему участку хулиганов гонять.

Встаю изза стола и, потягиваясь, бросаю взгляд на часы. До встречи Гальдони и Сфорца осталось чуть больше часа.

– А и в самом деле задремал. Пойду пройдусь по участку, освежусь.

– Давай, давай! Мало ты там ночью жути нагнал!

Сначала – в фотолабораторию.

– Дик, дай мне на часок заряженную камеру с длинным объективом.

Несловоохотливый фотоэксперт протягивает мне фотоаппарат.

– Девятнадцать DIN.

– Спасибо, Дик. Если я через час принесу пленку, когда сможешь сделать снимки?

– К тринадцати.

– Договорились.

В одиннадцать я уже захожу в знакомый переулок. Ни души, кроме кошек. Сразу подхожу к облюбованному мною контейнеру с дырой в боку. Он валяется у стены. Ставлю его в рабочее положение дырой к тому контейнеру, у которого сейчас будет стоять Луиджи. Залезаю внутрь и закрываюсь крышкой.

Через десять минут появляется Луиджи. Он нервно пошагивает у “своего” контейнера, курит и вполголоса ругается на смеси английского и итальянского. Внезапно он успокаивается, прислоняется к контейнеру спиной и смотрит кудато вверх, насвистывая сентиментальный мотивчик.

Еще через десять минут приходят Антонио и третий. Начинаю снимать. Мне не слышно, о чем они говорят, да это мне и не нужно, знаю и без того. Зато и они не слышат щелчков затвора. Когда они расходятся, я нащупываю рукоятку “кольта” и с трудом подавляю в себе желание выскочить из контейнера, арестовать эту троицу и доставить их в ФБР.

Чтото говорит мне, что этого делать не надо. Да и вряд ли они без оружия. Гальдони – мелкая сошка, а вот Сфорца и этот третий – птицы другого полета. Этот контейнер станет по совместительству и моим гробом. Пусть ими ФБР занимается.

Выждав минут десять, покидаю свою засаду и иду в участок. Пока Дик делает снимки, я пишу рапорт на имя начальника отдела ФБР. Все это дико неприятно, но…

Тринадцать двадцать. Забираю фотографии и поднимаюсь на второй этаж. В приемной 0'Доногана рыженькая Синди, увидев меня, радостно вскакивает:

– Джон!

Я предупредительно поднимаю палец:

– Я к твоему шефу. Он на месте?

Лицо Синди вытягивается, она нажимает кнопку селектора. “Пусть заходит”, – слышу я искаженный динамиком голос. Капитан Патрик 0'Доноган смотрит на меня с плохо скрываемым интересом. С чего бы это бывшие коммунисты повадились в его отдел?

– Джон? Что привело тебя?

Молча подаю ему рапорт. Капитан хмыкает и начинает читать. Буквально сразу брови у него лезут вверх, и он время от времени переводит на меня недоуменный взгляд. Кончив читать, он кладет рапорт на стол, лицевой стороной вниз, и смотрит на меня долго и внимательно. Левой рукой он берет из коробка спичку и начинает катать ее в зубах. Все знают, что капитан 0'Доноган не курит, но на столе и в кармане у него всегда лежат спички. И если спичка появилась в зубах, не жди ничего хорошего.

Наконец Патрик 0'Доноган цедит сквозь зубы, не вынимая спички:

– С чего бы это вы, Джон, стали писать доносы на своих товарищей?

– Это не донос, сэр, это рапорт.

– Пусть будет рапорт, сути это не меняет. Я не первый день работаю в ФБР и не первый раз встречаюсь с комми. И вот я думаю: а почему вдруг у Джона Блэквуда проснулось служебное рвение и он решил посадить за решетку своих товарищей по партии? Пусть даже и бывших. Объясни, пожалуйста.

– Сэр, в рапорте я достаточно подробно написал, что они готовят. Я считаю, что сейчас, когда идет война…

– Ну, вопервых, мы не воюющая страна, а вовторых… Я, Джон, старый сыщик и ни за что не поверю, что это единственное, что тебя беспокоит. Кстати, о войне. Мы – союзники Советов. Не кажется ли тебе, что сейчас, во время войны, необоснованный арест группы коммунистов в столице вызовет нежелательный политический резонанс? Прости, Джон, но я тебе не верю. Ты просто хочешь свести со своими товарищами какието счеты и сделать это хочешь руками ФБР. В такие игры я не играю.

С этими словами капитан протягивает мне рапорт. Я даже не делаю попытки взять его.

– Сэр, вам известны имена Луиджи Гальдони и Антонио Сфорца?

– Разумеется. Но что между ними общего? Один – коммунист, другой – фашист.

– Вот тот же самый вопрос мне задали и в партийной организации, когда я сказал им, что мне не нравятся шашни Гальдони и Сфорца.

– У Гальдони и Сфорца какието шашни? Ты смеешься! Даже если бы они и были, в чем здесь криминал?

– Я готов объяснить.

– Короче, пожалуйста.

– Я буду краток, сэр. Сегодня, чтобы добыть для товарищей доказательства, я проследил за встречей Гальдони и Сфорца. То, что я увидел, полагаю, может заинтересовать и вас.

Я достаю фотографии и передаю 0'Доногану. Он начинает просматривать их. Внезапно лицо его вытягивается, он вскакивает и почемуто шепотом спрашивает:

– Где? И когда?

– Третий переулок у вокзала “Юнион”, полтора часа назад.

Патрик бессильно падает в кресло и запускает в зубы очередную спичку.

– Надо же! Все ФБР, вся армейская контрразведка ищут его по всему побережью, а он спокойно встречается со своей агентурой в самом центре Вашингтона! И главное – у меня под носом!

– Завтра в девять вечера они встретятся там же.

– Откуда знаешь?

– Слышал их разговор.

Патрик кивает и снова разглядывает фото.

– Что это они передают? Плохо видно…

– Простите, сэр, не мог же я им сказать: “Извините, джентльмены, не могли бы вы встать чуть подругому, чтобы было лучше видно, что вы передаете, а еще лучше, разверните пакет. Благодарю вас, джентльмены! Скажите “cheese”… спасибо”.

Капитан Патрик усмехается:

– Ладно, Джон, не язви. Ты оказал нам большую услугу. А твоих товарищей придется арестовать по подозрению в связях с иностранной разведкой.

– Услуга за услугу, сэр.

– Говори.

– Мне бы не хотелось, чтобы они знали об этом рапорте.

Капитан Патрик рвет рапорт на клочки и бросает в корзину.

– Вполне достаточно фотографий. Все будет о'кей.

В приемной меня с нетерпением ожидает Синди.

– Джон! Наконецто! Куда пойдем вечером?

– К сожалению, никуда. У меня была крайне тяжелая ночь.

Глазки Синди тускнеют, она тихонько вздыхает и начинает перебирать бумаги на столе. Надо както сгладить свой отказ.

– Зато завтра, после обеда, я свободен, и у меня есть два билета на койкакое шоу.

– Правда?!

Я молча целую ее в щечку. Глазки Синди загораются, и она, отложив бумаги в сторону, достает косметичку. Киваю ей на прощание.

– До завтра, Джон! – слышу в дверях ее голосок.

В коридоре я тяжко вздыхаю. Если бы ты знала, Синди, как ты завтра встретишься с Джоном!

По пути домой захожу в паб выпить кружку пива. За пивом сосредоточенно думаю, что можно сделать, чтобы Джон не кончил жизнь самоубийством этой ночью. Выбросить патроны? Он может сигануть с пятого этажа…

Нет уж, чему быть, тому быть. Жалко тебя, Джон Блэквуд, но, раз уж ты сам принял такое решение, мое вмешательство тебе не поможет. Вот только хорошенькие глазки Синди завтра совсем потускнеют, и одно Время знает, когда она снова улыбнется.

Допиваю пиво и иду домой, к Блэквуду. Я свое дело сделал.

Глава 10

Ну, браток, каков итог?

Обмишурился чуток?

Только сей чуток потянет

Лет примерно на пяток!

Л. Филатов

Знакомые голубоватоперламутровые стены, над головой медленно поднимается вверх решетчатый, тускло блестящий конус, за пультом сидит Лена.

– Так. Ты, я вижу, уже здесь?

– Угу.

Лена поворачивается ко мне, чтото переключает на пульте, и тут же мое тело сводит в страшной судороге. Как бишь это называется? Проверка двигательных рефлексов, что ли?

– Ох! Неужели нельзя без этого?

– Нельзя! – категорически отрезает Лена – Впрочем, все это – милые шутки по сравнению с тем, что ждет тебя у Магистра. Одевайся, пойдем!

– А что случилось?

– Увидишь.

Сказать, что Магистр был злой как черт, значит сделать комплимент черту. Едва мы выходим из нульТ, как сразу же, с порога, я попадаю под огонь его красноречия. Глаза мечут молнии, из ноздрей только что дым не валит. Ему бы очень пошла полосатая шкура вместо элегантного костюма.

Я уже ясно вижу, как его задняя нога когтями выстругивает на паркете глубокие борозды, а стружка отлетает далеко назад…

– Вот он, наш герой! – атакует меня Магистр.

Ловлю себя на том, что ясно слышу в его голосе рычание крупного хищника семейства кошачьих.

– Тебя для чего посылали в эту фазу?

– Вы мне дали задание, и я его выполнил…

– Выполнил! Полюбуйся на него, Элен! Он смеет являться сюда и спокойно говорить, что он выполнил задание!

Лена спокойно, как у себя дома, подходит к линии доставки, вызывает кофейник с кофе и сигареты. Затем она устраивается в кресле, наливает себе чашку, пьет и с плохо скрываемым интересом ожидает развития событий. Не найдя у нее поддержки, Магистр обрушивается на меня в одиночку:

– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Он, видите ли, задание выполнил! Да если все хроноагенты будут так выполнять задания, нам надо будет срочно прикрывать свою лавочку!

Я следую примеру Лены: наливаю себе кофе, сажусь в кресло и закуриваю. В конце концов, если у него есть претензии к моей работе, пусть говорит конкретно, а его эмоции до меня както плохо доходят. Я просто не понимаю, чем они порождены.

– Магистр, я понимаю из твоих слов, что гдето я допустил прокольчик…

– Гдето! – взрывается Магистр. – Андрэ, ты знаешь, кто опаснее простого дурака?

– Дурак с инициативой.

– Именно! Извини, но в нашем деле ты пока дилетант, то есть дурак. Тебя кто инструктировал перед заданием?

– Ты.

– И я тебе говорил, что надо залезть в мусорный контейнер, сфотографировать встречу этих прохвостов, а фото отдать в ФБР?

– Нет, но я посчитал, что…

– Интересно, как ты считал? Каким математическим аппаратом пользовался? Открой секрет.

– Я не понимаю, Магистр, в конце концов, задание выполнено…

– Как? Как оно выполнено, вот в чем суть! Неужели до тебя не доходит? Посмотри на него, Элен! Еще пару дней назад он вот здесь, сидя в этом кресле, развивал мне идеи насчет раздавленных бабочек и прочей ерунды…

– Положим, это было не здесь, а в Москве 41го года…

– Какая разница, Время побери! – машет рукой Магистр. – Правомерность вмешательства в естественный ход исторических событий, лишение человечества собственной истории и т.д. Был такой разговор? Это все – твои слова. Эх ты, Эндрю Харлан! Ты сегодня не бабочку раздавил и не травинку вытоптал. Ты сдал целого резидента итальянской разведки!

– И что в этом плохого? Все равно рано или поздно его бы взяли.

– Что плохого? Вопервых, неизвестно, взяли бы или нет. Вовторых, рано или поздно? Что он успел бы, а что не успел бы сделать? А может быть…

Магистр опять машет рукой и тоже садится к столу. Он наливает кофе. Мне кажется, что основной пар он уже стравил.

– Здесь, Андрэ, столько различных “может быть”, такая ветвистая причинноследственная цепочка событий…

– Но, предотвратив переворот, мы рубили еще более мощную цепочку.

– Здесь все было заранее просчитано, все последствия предусмотрены, да и само воздействие было минимальным. Почувствовал разницу?

– Но, Магистр, я же хотел сделать как лучше, наверняка…

– Слушай, Андрэ, не притворяйся идиотом, – устало говорит Магистр. – Я начинаю бояться, что в следующий раз, если я поручу тебе предотвратить террористический акт, ты воспользуешься ядерной бомбой. Шумно, грязно, но уж террористыто погибнут наверняка. Пойми, Андрэ, работа в реальных фазах требует максимальной аккуратности, осторожности и деликатности. Здесь главный принцип – не навреди! Каждое воздействие, каждый шаг хроноагента в реальной фазе тщательно рассчитывается в Аналитическом секторе на предмет неблагоприятных последствий, а ты… Короче, сейчас аналитики просчитывают последствия твоей “инициативы”. И не дай Время, если мне придется хотя бы одного хроноагента направлять в эту фазу расхлебывать твою кашу! Сошлю в Хозсектор, пожизненно!

Магистр залпом допивает остывший кофе и устало откидывается на спинку кресла. Я осторожно, чтобы не разбудить притихшего зверя, интересуюсь:

– Магистр, а ведь бывают же в реальных фазах непредвиденные обстоятельства? Неужели все можно рассчитать заранее?

– Увы, бывают. Это, как правило, происходит, когда внедрение и само задание требуют длительной работы в реальной фазе. Сутки, недели, а то и месяцы. Здесь всего не предусмотришь. Особенно если это связано с военными действиями или стихийными бедствиями. Наслоение случайностей таково, что реальная фаза начинает порождать гармоники… Я понял, что ты хочешь сказать. Так вот, на такие задания мы неучей вроде тебя не посылаем, туда идут люди опытные…

– Умеющие принимать правильные решения интуитивно!

– Черта с два! Интуиция в нашем деле слишком дорого обходится! Настоящий хроноагент должен уметь быстро, на ходу, рассчитать последствия изменения ситуации и своих действий в новых обстоятельствах… Хотя бы в первом приближении.

– Они что, таскают с собой компьютеры?

– Разумеется. У каждого хроноагента всегда с собой лучший в мире и незаменимый компьютер, – Магистр постукивает себя пальцем по лбу. – Только надо научиться им пользоваться. А то, о чем мы говорили, рассчитывается с помощью аппарата темпоральной математики. А им надо овладеть. Хроноагент, не умеющий на ходу составить систему темпоральных уравнений, не хроноагент, а авантюрист. А авантюристов в реальные фазы мы не посылаем. Там и своих хватает.

Магистр наливает себе еще кофе и после паузы продолжает:

– Вот завтра с утра и приступишь к учебе. Хватит ваньку валять. Пора в борозду. Программа уже готова, утверждена, дело за тобой, впрягайся.

– Магистр, – просит Лена, – дал бы ты ему хоть денек отдохнуть после задания…

– Работа для хроноагента – лучший отдых! – назидательно отвечает Магистр и снова обращается ко мне: – Будь готов, отдыхом я тебя загружу под завязку…

– Представляю! – фыркает Лена. – По какому хоть классу будешь его готовить?

– Экстра.

Брови Лены удивленно лезут вверх.

– Чтото я не знаю такого класса.

– Правильно, не знаешь. Откуда тебе знать, если этот класс и программу для него только сегодня утвердили.

– И сколько агентов будет по нему готовиться?

– Пока двое. Он и Андрэ Злобин.

– Ты с ума сошел! С нуля и сразу…

– А что ты предлагаешь? Стандартный путь? Сначала третий класс, стажировка, потом – второй… Годы уйдут. А Время не ждет. Не ждет Время, Элен, пойми! У нас сейчас каждый хроноагент на вес золота, сама знаешь. А они со Злобиным словно созданы для такой работы. Вот, посмотри на него! Видишь, какой настырный, да и Злобин ему не уступит. Если они не справятся, то я больше не вижу кандидатов на экстракласс…

– Ну как же! У нас такие корифеи…

– Вопервых, они – корифеи, а это значит, что они уже имеют солидный опыт и устоявшийся подход к работе. В данном случае это может оказать им медвежью услугу. А вовторых, работы – выше макушки, и я не могу выдернуть из “обоймы” ни одного человека и отправить его на переподготовку.

– Ну ладно. А кто будет наставниками?

– У него, – Магистр кивает на меня, – ты и я, у Злобина – я и еще когонибудь пристегну.

– Нэнси, – советует Лена.

– Вполне возможно, – соглашается Магистр.

Пока они разговаривают, я пытаюсь прикинуть, что это будет за учеба. Мысли мои постоянно крутятся вокруг “темпоральной математики”. Осознание того, что мне на ходу придется составлять и решать системы какихто уравнений, действует на меня как ковш ледяной воды. Нет, не такой я представлял себе работу хроноагента.

– Магистр, а что будет, если я не освою эту вашу программу? – робко спрашиваю я.

– Пойдешь работать в Хозсектор, – равнодушно отвечает Магистр, – а если еще раз в реальной фазе проявишь такую инициативу, как сегодня, сразу же уедешь в XXV столетие. И тоже пожизненно. Понял?

Я киваю.

– Я рад, что ты такой понятливый. Это вселяет надежду, что программу ты всетаки освоишь. А теперь исчезните! Устал я от вас.

Мы быстренько исчезаем.

Глава 11

Ты не оченьто щедр,

Всемогущий Творец,

Сколько в мире тобою разбитых сердец!

Губ рубиновых, мускусных локонов сколько

Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!

Омар Хайям

С веселым смехом Лена вытаскивает меня из нульТ в свою комнату. Она сразу же достает откудато бутылку вина, два бокала и фрукты.

– Магистр не догадался, точнее, в ярости забыл, а вот я помню: первое задание надо спрыснуть!

Она разливает золотистое вино и протягивает мне бокал.

– За твое первое задание и за то, чтобы все последующие завершались так же удачно.

– Ничего себе, удачно! Я думал, Магистр меня съест.

– Не съест. Не принимай близко к сердцу его угрозы по поводу Хозсектора. Даже если и придется отправить в ту фазу сразу пятерых хроноагентов, он это сделает, но тебя пальцем не тронет.

– Почему ты так думаешь?

– Я давно его знаю. Когда он так атакует, значит, значительная доля вины лежит на нем самом. В самом деле, он должен был тебя четко проинструктировать, что твоя задача сделать все “от” и “до”, и ничего более. А он отправил тебя, как отрока в пещь огненную. Я думала, его инфаркт хватит, когда ты в контейнер полез. Но вот что касается второй его угрозы, это серьезно.

– Ты имеешь в виду XXV век?

– Да. Потому, что говорил он это спокойно и даже холодно. Запомни, Андрей: не бойся Магистра, когда он перед тобой прыгает, рычит, брызжет слюной и на дерьмо исходит. Это все – эмоции. А вот когда он тебе будет выговаривать спокойно, вежливо, с холодком, тщательно подбирая и взвешивая слова, вот тогда можешь паковать багаж. Прощай, Монастырь, здравствуй, XXV столетие!

Лена отпивает из бокала, потом некоторое время смотрит на меня и поясняет:

– А когда я предлагала выпить за удачное завершение, я имела в виду совсем другое: удачное возвращение.

– А что, часто бывают неудачи?

– К счастью, редко. Крайне редко. Но иногда возвращение бывает осложнено. Я сама прошла через это.

Лена замолкает, уходит в себя. Выпиваю вино и, чтобы не потревожить мыслей своей подруги, снова обращаюсь к голограмме с девушкой. Где же всетаки я ее видел?

Лена встает и подходит к камину. Я говорю:

– Ты обещала мне рассказать про нее.

– Потом. Иди сюда.

Она снимает перчатки, небрежно бросает их на диван. Туда же, к дивану, летят и туфельки.

– Помоги мне расстегнуться.

Расстегиваю “молнию”, и платье падает к ногам Лены. Она опускается на густой мех, увлекая меня за собой.

– Что это за зверь? – спрашиваю я, указывая на шкуру.

– Потом, потом, – шепчет подруга и расстегивает мою рубашку.

Потом мы лежим утомленные, но довольные друг другом. Лена дышит мне в шею.

– Это леопардовый мастодонт, – неожиданно говорит она, проводя ладонью по меху. – Водится он в одной из фаз биологических цивилизаций. Там его специально вывели. Из шкуры шьют одежду, но в основном используют ее в качестве постели.

– Почему?

– А ты обратил внимание, как этот мех эротичен? О! В той фазе знают в этом толк.

– Ну а она кто такая? – спрашиваю я, указывая на голограмму.

– А, – коротко отвечает Лена и протягивает к голограмме руку ладонью вперед.

Внезапно голограмма оживает. Девушка легкой походкой идет по городской улице, движением руки останавливает микроавтобус и едет по городу.

– Это – Гелена Илек, – объясняет Лена. – Она жила в предместье Праги, центре Чешского воеводства Великой Славянской Республики.

Микроавтобус въезжает в поселок, утопающий в пышных садах, застроенный домами из разноцветного кирпича. Гелена открывает калитку и идет к дому по дорожке, вымощенной сиреневыми плитками. На крыльце ее ждет женщина, очень на нее похожая.

– Это – мама, – комментирует Лена. – Гелена приехала на пару дней. Она работает врачом в институте экспериментальной физики, в шестистах километрах от Праги. Утром она должна уехать.

Гелена целует маму и входит в дом. Она поднимается на второй этаж, в свою комнату. Там она раздевается и, оставшись в одних трусиках, накидывает такую же полупрозрачную накидку, в какой Лена приходила ко мне в первый вечер. Обувшись в белые тапочки, она спускается в столовую.

Они с мамой ужинают, о чемто разговаривают. После ужина Гелена выходит в сад и, посидев немного у бассейна с проточной водой, уходит к себе.

Минут десять она разговаривает по видеофону с молодым человеком в военной форме.

– Это – ее жених, офицер флота, – поясняет Лена.

Закончив разговор, Гелена берет бумагу, пишет письмо, запечатывает конверт. Она садится у раскрытого окна и смотрит на вечерний поселок. На коленях у нее устраивается белая с черным кошка. Голограмма останавливается.

– Все, – говорит Лена, – на этом Гелена Илек кончается.

– То есть? Как это – кончается?

Лена рассказывает.

Ночью произошло внедрение, и на работу в институт в образе Гелены Илек поехала хроноагент. Задача у нее была довольно простая, но очень ответственная.

В институте готовился эксперимент по свертыванию пространства. Такой же эксперимент готовился и в Новосибирске. Эксперимент в институте, где работала Гелена, должен был закончиться катастрофой. В расчеты вкралась ошибка, и генераторы, формирующие поле, выдавали не ту частоту. В результате жертвы и разрушения.

Руководитель проекта, пятнадцать лет трудившийся над этой проблемой, настаивал на скорейшей экспериментальной проверке. Но директор института был осторожным, умудренным опытом человеком. Он решил узнать, как обстоят дела в Новосибирске. Сравнив расчеты, он обнаружил несоответствие. Директор занялся проверкой расчетов и передал в свой институт распоряжение: отложить эксперимент до его возвращения. Но он опоздал.

Руководитель проекта самовольно начал эксперимент, и произошло непоправимое. В нульфазе решили, что проще всего будет уложить его на больничную койку до возвращения директора. Это и сделала хроноагент в образе Гелены Илек. Она “накачала” ученому высокую температуру, спровоцировала сильный кашель и одышку и уложила его в институтскую больницу. Так как ученый порывался нарушить предписанный ему больничный режим и заняться тем, чем ему заниматься было никак нельзя, хроноагент на ночь дала ему сильнодействующее успокоительное. Это была ее ошибка. Она просто не знала, что много лет назад ученый получил черепномозговую травму, и в результате ее успокоительное подействовало на него, наоборот, как мощное тонизирующее средство.

Под действием этого средства ученый не спал всю ночь, а на рассвете оставил больничную койку и пошел в лабораторный корпус, готовить эксперимент. Хроноагент, увидев на пульте сигнал, что палата пустая, все поняла и бросилась следом, намереваясь остановить ученого. Но было уже поздно. Первое, что он сделал, это включил генераторы на пятнадцать процентов мощности и попытался посмотреть, как будет формироваться поле. Этого было достаточно. Взрыв уничтожил лабораторный корпус вместе с ученым и хроноагентом, которая как раз вошла в лабораторию.

Так безуспешно закончилась операция, а в нульфазе появился новый сотрудник.

– Это ты? – спрашиваю я.

– Ты удивительно догадлив, – подтверждает Елена. – Сначала, когда мою матрицу внедрили в телоноситель, я была в шоке. Вспомни, как возмущался ты. А теперь представь, как психовала двадцатидвухлетняя девчонка… Но Время – лучший лекарь, особенно в юности. Скоро я успокоилась, прошла курс обучения и стала хроноагентом. Работала я много и с интересом, но однажды…

Лену внедрили в молодую ведьму, которую только что схватила инквизиция. Задача была довольно трудной. В споре с инквизиторами надо было доказать абсурдность обвинений, выдвинутых не только против нее, но и против целой группы ведьм, схваченных в этом городе. Среди обвиняемых была женщина, беременная мальчиком, который через сорок лет должен был стать кардиналом и полностью упразднить инквизицию.