Текст книги "Гость из будущего. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6

Вся жизнь моментально пронеслась перед моим внутренним взором: детские забавы, первая юношеская любовь, институт и даже выход на пенсию. Это я потом резко помолодел на свою голову, сначала-то была пенсия. А что теперь? Что теперь делается в голове кинорежиссёра Пырьева, который тычет в меня двустволкой? И не дай Бог, кто-нибудь здесь чихнёт, палец на спусковом крючке 60-летнего мужчины непроизвольно дрогнет и скорая помощь, оглашая воем окрестности, приедет только для того, чтоб констатировать мой летальный исход.

– Где Люда? – прошипел Иван Пырьев.

– Как где? – я медленно стёр на лбу, выступившие капельки пота. – Странный вопрос. Людовь Орлова живёт в Москве с вашим бывшим другом Григорием Александровым. То есть я хотел сказать Любовь.

– Причём здесь Людовь? То есть Любовь⁈ – от нервного напряжения руки прославленного режиссёра мелко задрожали, а за моей спиной раздался чей-то тихий вздох ужаса. – И причём здесь прохвост Гришка Мормоненко⁈ Я говорю, где Людовь Марченко⁈ То есть Мормоненко⁈ Где Люда⁈ Стреляю без предупреждения! Мне терять нечего!

– Иван Александрович, это я – Юра Чулюкин! Здесь Люды Марченко нет! – выкрикнул в окно веранды муж Натальи Кустинской. – Зато здесь достаточно других молодых актрис!

– Не верююю! – завыл Пырьев. – Не верюююю! Стреляю без предупреждения! Мне терять…

– Да вон она, ваша Марченко, – кивнул я за спину режиссёру «Свинарки и пастуха», так как оцепенение полностью оставило моё тело, а самообладание наоборот вернулось, да ещё и имя – Людовь Орлова, откровенно рассмешило. Наверное, сработало моё подсознание, в котором Пырьев, Александров и актриса Орлова представлялись частью единого целого, частью одной уходящей эпохи. Кстати, про Люду Марченко за разговорами о кино я совершенно забыл.

Иван Пырьев непроизвольно оглянулся и в этот момент я, словно тигр, прыгнул на легенду нашего кинематографа, и одним могучим толчком смёл хлипкую фигуру режиссёра на землю, отведя дуло охотничьей двустволки вверх. И сначала раздался оглушительный выстрел в воздух. Затем девчонки в доме громко завизжали. А в довершении всего послышался жалобный выкрик дяди Йоси:

– Не стреляйте, я сдаюсь! Гитлер, капут!

– Прощай оружие, дядя Йося, – выдохнул я, встав с земли и забрав двустволку себе. – Война на сегодня отменяется!

На этих словах я, нажав на рычаг открывания, опустил ствол ружья вниз и убедился, что мы все хорошо отделались, потому что в магазине оставался ещё один боевой патрон. Для кого был припасён выстрел номер два, теперь оставалось только гадать. И тут на крыльцо высыпали все гости нашей дачи. Зарёванная Нонна бросилась меня обнимать, а Олег Видов и Лев Прыгунов подбежали к скорчившемуся на земле Ивану Пырьеву, чтобы помочь тому подняться.

– Кто с ружьём к нам придёт, тот его здесь и потеряет! – немного нервно захохотал я.

– Ты не представляешь, как я перепугалась, – зашептала Нонна.

– Ничего-ничего, все пока живы и здоровы, – пробормотал я и, погладив подругу по спине, крикнул своему дальнему родственнику, который только что осторожно выглянул на улицу, – Дядя Йося, спрячь «парабеллум» до лучших дней! Мы им как-нибудь потом будем отстреливаться от супостатов!

– Дышать тяжело, – вдруг просипел Пырьев, которого парни попытались приподнять. – Колит что-то. Колит.

«Да, ёжь твою медь, нам ещё здесь инфаркта не хватало! Весёлый фестиваль, нечего сказать», – пронеслось в моей голове, и я закричал:

– Несите покрывало или скатерть! Нужно товарища Пырьева срочно перенести в дом! Что у нас есть от сердца⁈

– У меня есть аптечка! – взвизгнула гримёрша Лидия Сергеевна.

* * *

К сожалению, если неприятность одна за другой начинает сыпаться на твою голову, то этот процесс может принять лавинообразный характер. Примерно так думал я, когда двадцать минут спустя с Олегом Видовым, Львом Прыгуновым и Андреем Мироновым шагал к берегу Финского залива. Дорога от дачи хирурга Углова к кромке моря вела по просёлочной дороге через высокий и тёмный сосновый бор и мы, освещая путь фонариками, непрерывно шарили лучами света и по близлежащим кустам. Ибо всё ещё тлела небольшая надежда, что Люда Марченко уснула где-то здесь.

В общем, не зря Иван Пырьев прибежал искать Людмилу в наш терем-теремок. Дело в том, что «Дом творчества театральных деятелей» находился около железной дороги, далее располагалась дача Углова, потом километровая лесополоса и уже затем море. И некий неизвестный участник фестиваля напел товарищу Пырьеву, что видел, как Марченко вышла из «Дома творчества» и пошла ко мне на огонёк. Однако после инцидента я сам разыскал свидетельницу, которая выпивала с Людмилой, и уже она показала, что актрисе просто захотелось этой чудной ночью поплескаться в водах Финского залива. А ещё она же добавила, что я зря беспокоюсь, ничего с Людкой не случится, пошатается и вернётся.

Поэтому на данный момент кинорежиссёр Пырьев, держась за сердце, стонал в нашей гостиной, а актриса Марченко в невменяемом состоянии ушла купаться. То есть только за эту ночь мы могли получить сразу два хладных трупа, что «чёрными пятнами» легли бы на мою репутацию. И опять всплывал какой-то неизвестный «доброжелатель» с неприметным лицом, который искал любую возможность, чтобы мне за что-то отомстить.

– Я с Людкой работал на «Младшем брате» и она уже тогда могла что-нибудь такое отчебучить, – признался Андрей Миронов, освещая фонарём кусты. – А сколько раз я ей говорил: «Люда, остановись! Что ты с собой делаешь? Тебя же просто перестанут снимать».

– Андрюша, остановись, – буркнул я, и вся наша спасательная команда тут же замерла на месте. – Слышали чей-то голос? Кажется, кто-то крикнул «мама».

– Птицы, наверное, – шёпотом произнёс Лев Прыгунов. – Птицы иногда ночью кричать самыми настоящими человеческими голосами.

– А что будет, если Марченко вдруг утонет? – прошептал Олег Видов.

– Что будет? Что будет? – вполголоса проворчал я, сделав шаг в сторону лесной чащи и посветив фонариком куда-то вглубь. – Тогда Люда на всю жизнь останется одной из самых гениальных актрис поколения. Так уж устроено наше примитивное линейное восприятие действительности. Если артист на пике славы умирает молодым, то он автоматически становится легендой. А если вдруг доживает до седин, наделав на старость лет множество ошибок, то после кончины превращается в мудозвона, который сдулся и профукал свой талант.

– Ерунда, враки, – захихикал Миронов, который умрёт в 46 лет и не запятнает своё имя ни участием в политической буффонаде, ни съёмками в какой-нибудь сомнительной рекламе банков или финансовых пирамид. И будет по праву признан одним из самых выдающихся актёров советского союза.

– Мне иногда кажется, что тебе, Феллини, лет шестьдесят, не меньше, – неожиданно признался Прыгунов и попал своей странной догадкой в самую точку.

– Вот что, мои дорогие шестидесятники, давайте быстро к морю, нет её здесь, – предложил я и сам же буквально побежал по узкой лесной дороге вперёд.

От мысли, что пока мы телимся в этой лесополосе Людмила Марченко, наша советская Одри Хепберн, сейчас нахлебается воды и пойдёт ко дну, мне стало нехорошо. Ведь впереди у этой актрисы было ещё несколько неплохих работ в фильме «Стряпуха», «Айболит-66» и в кинокартине «Разведчики», где её партнёрами должны были стать Леонид Быков и дядя Лёша Смирнов. Не знаю почему, но мне показалось, что непременно нужно спешить, чтобы спасти эту несчастную девушку. Как будто кто-то меня ткнул невидимыми вилами в одно место и погнал туда, где шумел прибой. Поэтому оставшиеся двести метров мы пролетели за несколько минут.

– Ну и что дальше? – спросил Андрей Миронов, когда перед нашими глазами предстал пустынный пляж. – Водолазов вызвать?

– Лучше уж сразу подводную лодку, – криво усмехнулся я, успокаивая дыхание. – Сейчас разделимся и пойдём вдоль берега. Одна пара двинется в сторону посёлка Репино, другая в сторону Зеленогорска. Быстрей мужики, кожей чую неладное. И со мной в Зеленогорск пойдёт…

– Я пойду, – поднял руку Лев Прыгунов.

– Тогда мы с Андреем потопали в Репино, – заметно нервничая, сказал Олег Видов, которому передалась моя непонятная тревога.

– Если через полчаса никого не встретите, возвращаетесь на это же место и ждёте нас, – кивнул я и вместе с Прыгуновым трусцой побежал в сторону Зеленогорска, не осознавая смысла этой погони.

А в это время, словно по заказу, на небе светил яркий серп Луны, волны Финского залива, медленно накатывая на берег, издавали лишь тихое шуршание, а мы неслись так, как будто вышли на гаревую дорожку стадиона. И если мастер спорта пробегал 3 километра за 8 минут, то мы это расстояние проделали за 9 с хвостиком. А когда невдалеке показались маленькие частые домики города Зеленогорска я и Лев Прыгунов, не сговариваясь, ударили по тормозам. Я прислонился одной рукой к одинокой и кривой сосне и, очень тяжело дыша, попытался логически проанализировать свои странные поисковые действия.

– Думаешь, что Людка так далеко могла бы зайти? – спросил Прыгунов, точно так же жадно хватая ртом воздух.

– У неё на всё путешествие было примерно полтора часа времени, – выплёвывал я буквально каждое слово. – От «Дома творчества» до окраины Зеленогорска примерно пять км. Вот и считай.

– Мама! – вдруг донёсся до нашего слуха откуда-то со стороны соснового бора приглушённый женский вскрик.

– Выключи фонарик, – прошипел я, моментально осознав – кому принадлежит этот голос и почему актриса Марченко зовёт на помощь.

Далее я кивнул головой и мы, пригнувшись как разведчики, которые переходят линию фронта, посеменили в лесополосу. Узкая натоптанная тропа тут же, словно по мановению волшебной палочки, растелилась под нашими ступнями. И нам не пришлось ломиться через бурелом, где в ночных сумерках можно было легко переломать ноги или свернуть шею.

– Мама! Пусти! Дурак! – послышались выкрики Люды Марченко со стороны маленькой полянки, на которую и вела наша лесная тропа.

– Лежи смирно, дура! – загоготал чей-то грубый мужской бас.

– Кусается, сука, – мерзко захихикал другой уже более тонкий голосок.

– Врежь ей разок, Сизый, пусть заткнётся, – добавил третий голос.

– Да их там пятеро, – прошептал Лев Прыгунов, когда мы всю неприглядную картину надругательства над актрисой рассмотрели из-за оставшихся на дороге деревьев.

– Значит, делаем вид, что нас больше, – прошипел я, и тут же выскакивая на поляну, во всё горло заорал, – стоять, твари! Окружай этих скотов, мужики! Справа заходи! Справа! Живыми никого не брать!

Затем я пролетел пять шагов вперёд и, резко выпрыгнув, первого же насильника сбил прямым ударом пяткой в солнечное сплетение. И вроде всё случилось за какую-то секунду, но я успел запечатлеть страх на лицах этих мерзавцев.

– Все кости переломаю! – так же громко заорал Лев Прыгунов, который выбежал следом.

– Кия! – рявкнул я, «вертушкой» сбивая ещё одного насильника с ног.

И вдруг что-то тяжёлое прилетело мне слева по рёбрам. Видать один из разбойников, оказался не из робкого десятка, и шарахнул деревянным дрыном по моему бедному телу, пока я словно Брюс Ли размахивал ногами. Этот здоровяк ещё раз подтвердил простую истину, что реальная драка – это не кино, не ринг и не татами.

– Сука! – только и успел я выкрикнуть, падая в траву.

– На части порву! – заревел Прыгунов, вцепившись в горло этого здорового мужика, который уже замахнулся дубиной, чтобы раскроить мою неразумную черепушку.

После чего Лёвка и этот бандит рухнули вниз, а я снова вскочил на ноги и принялся безжалостно молотить кулаками, всех кто попадался на пути, теперь уже работая без красивых, размашистых и киношных ударов ногами. «К чёрту Брюса Ли», – подумал я, сломав кому-то бандиту челюсть врезав тому локтем. Именно его страшный крик склонил чашу весов на нашу сторону.

– Бежим! – наконец, пискнул один из насильников, понимая, что шутки закончились.

И пятёрка разбойников, слова стая перепуганных тараканов бросилась врассыпную. А на поляне остался я, держась за больной левый бок, Лев Прыгунов, которого самый здоровый из насильников чуть не задушил, поэтому актёр стоял на коленях, хрипел и кашлял. А ещё на нас большими и перепуганными глазами смотрела Люда Марченко. Она, сидя на траве, прикрывала обнажённое тело своим порванным платьем и не совсем осознавала того, что здесь сейчас с ней произошло.

– Кто вы? – пискнула Марченко.

– Дед Пихто – мы, дура, – просипел Прыгунов. – Слушай, Феллини, а кто бы это мог быть?

– Ясное дело – туристы, – охнул я, потирая бок. – Приехали на море, сняли домик, чтобы пить вино, загорать и щупать местных девчонок. – Я стянул через голову свитер и протянул его Людмиле. – Скажи, ты хоть кого-то запомнила в лицо, о чём они говорили, как друг друга называли?

– Сначала я гуляла по берегу, они предложили выпить, – пролепетала актриса, не понимая как надеть свитер на себя. – Потом в голове зашумело, и тут появились вы.

– Мать твою, – выругался Лёва, который, немного продышавшись, встал на ноги. – Тухлое дело: никого не найдём, а если и найдём, то ничего не докажем. Ты идти-то сама сможешь? – обратился он к Марченко.

– Не знаю, наверно нет, – улыбнулась Люда.

– Мало того, что мы её, дуру, спасли, так нам её теперь ещё и тащить, – всплеснул руками Лев Прыгунов. – Слушай, Феллини, а как ты догадался, где нам её искать?

– Сам не знаю, – пожал я плечами и тут же подумал: «А ведь если бы на нашем месте были Олег Видов и Андрей Миронов, то мало того, что Марченко бы изнасиловали. Бандиты бы ещё и актёрам как следует наваляли. И вообще, мне очень повезло, что со мной рядом оказался Лёва Прыгунов, который был более жилистым, более наглым и решительным, а ещё не понаслышке знал повадки уличной шпаны. И кстати, он ведь спас мне здоровье, а возможно и жизнь».

Затем я подошёл к Людмиле и помог ей подняться с травы. Убедился, что кроме платья больше ничего не пострадало. А потом на, бессмысленно улыбающуюся актрису, которой вся эта возня вокруг её персоны казалось игрой, словно на куклу, натянул свой свитер.

– Сто метров несу я, потом смена, – коротко бросил я Льву Прыгунову и, взяв Марченко на руки, потащил её домой.

* * *

На следующий день, в понедельник 3-го августа, выполняя распоряжение Ильи Киселёва, я с чистой душой и легким сердцем, с четырьмя коробками с киноплёнкой, трясся в пригородной ленинградской электричке. За окном весело мелькали сосны, осины и берёзы. И вчерашние приключения виделись теперь так, словно это была пионерская игра «Зарница». Только на «Зарнице» можно бегать и воевать, пытаясь завладеть чужим флагом, чтобы потом она закончилась миром, дружбой, жвачкой и вечерней дискотекой под открытым небом.

Кроме того левый бок неожиданно быстро зажил и уже практически не болел, и кинорежиссёр Иван Пырьев, пока мы искали Люду Марченко, тоже оклемался и чувствовал себя хорошо. Кстати, о том факте, что Людмилу чуть не изнасиловали, мы с ребятами договорились помалкивать. Правда, Пырьев долго возмущался, что на его бывшей зазнобе вместо праздничного дорогого платья мой свитер. Пришлось соврать, что пока девушка купалась, её наряд унесло ветром в бурное Балтийское море. А вообще, после всего произошедшего Иван Александрович извинился и, пожав мою руку, пообещал при случае отплатить той же монетой, добром за добро.

«Ещё бы с Фурцевой как-нибудь разрулить дело по хорошему, – пробормотал я себе поднос. – Вот её бы кто-нибудь похитил, а мы бы с мужиками спасли. Только это всё напрасные мечты. Никто Екатерину Алексеевну и пальцем не тронет. Она в 1974 году сама покончит с собой, узнав, что Брежнев решил её сместить с занимаемой должности. И вообще, после снятия Хрущёва, почти все фильмы, которые Екатерина Фурцева забракует, товарищ Брежнев после персонального просмотра на даче разрешит. Такая судьба постигнет „Кавказскую пленницу“, „Белое солнце пустыни“, „Джентльменов удачи“ и „Калину красную“. И это каким же надо обладать эстетическим вкусом, чтобы запрещать такие киношедевры?».

На этих крамольных мыслях электричка остановилась на станции Репино, и сидевшие рядом дачники стали пробираться на выход. Я же аккуратно поднял с пола коробки с киноплёнкой и переложил их на освободившееся место. «Хорошо, что мой детектив идёт всего час двадцать, – усмехнулся я про себя, – а иначе как бы я это всё хозяйство на себе тащил? Одна коробка весит, ни много ни мало, почти 7 кг, а четыре коробки около 28-и. Да уж, тяжёлая это работа – поднимать, особенно в гору, советское кино».

– Привет, Феллини, ха-ха! – внезапно кто-то голосом Крамарова гаркнул над моим ухом.

– Эпический замес! – подскочил я на месте, когда увидел перед собой Савелия Крамарова собственной персоной, а так же Владимира Высоцкого.

Будущий кумир миллионов и автор нескольких десятков превосходных песен с гитарой наперевес робко выглядывал из-за спины Савелия свет Викторовича. «Только жизнь стала налаживаться! – пронеслось в моей голове. – Только-только почти со всеми установились ровные отношения, как на мою бедную голову свалился непредсказуемый товарищ Высоцкий. Напьётся, набедокурит, нагрубит Бондарчуку или Герасимову, а мне потом разгребай».

– Это как следует понимать? – крякнул я, и электричка медленно тронулась до следующей станции Комарово. – Вы забыли, в какой стороне находится город Юрмала, где у вас сейчас съёмки в самом разгаре⁈

– А у нас до понедельник законный отгул, – спокойно возразил Высоцкий. – К тому же нам Лёвка Прыгунов вчера по телефону сказал, что, дескать, приезжайте, здесь хорошо, море, красивые девушки, усиленное питание.

– Фатеева с Кустинской по соседству живут, – поддакнул Крамаров.

– В Юрмале, между прочим, то же самое Балтийское море и девушки симпатичны должны быть. Или вас там на съёмочной площадке не кормят? – я от бессилия непроизвольно сжал кулаки, так как Льву Прыгунову после вчерашнего инцидента был должен.

– Так нам обратно что ли лететь? – бросил на меня полный скорби взгляд Савелий Крамаров.

– Вляпался, – буркнул я себе под нос. – Значит так, гуси-лебеди перелётные, взяли в каждую руку по коробке с кинопленкой. И за мной шагом марш.

Крамаров тут же радостно и без разговоров ухватил две тяжёлые железные поклажи, а вот Высоцкий вдруг упёрся и спросил:

– А может быть, плёнку понесёт кто-нибудь другой?

– У нас, Владимир Семёнович, в Советском союзе слуг нет, – проворчал я.

Глава 7

Вот чего я точно не перевариваю, так это смотреть любительский футбол. Одно дело, когда по полю бегают дети, которые полностью отдаются игре и выплёскивают в борьбе за мяч самые неподдельные человеческие эмоции. И совсем другое, когда по зеленому газону медленно семенят ногами и трясут животами футболисты так называемой «не первой свежести». «Кружок здоровье» бьётся за ящик коньяка, чтобы потом за дружеским чаепитием вдарить по печени этиловым спиртом, отравить лёгкие сигаретным дымом и доконать и без того слабенькое сердце. Кстати, подобные случаи: сыграл, выпил, попарился в бане и с миром отошёл в лучший из миров, были известны мне не понаслышке.

Справедливости ради, в матче сборных «Ленфильма» и «Мосфильма» не все участники годились только для бильярда, преферанса и домино, кое-кто имел очень приличную спортивную форму. У нас выделялся дриблингом и скоростью принятия решений капитан Кирилл Лавров, а у «мосфильмовцев» жёсткую и неуступчивую игру демонстрировал Василий Шукшин. Он громко матерился, затем подхватывал мяч у правой бровки, «резал угол» и, не замечая партнёров по команде, бил сильно и неточно по воротам, которые защищал Иннокентий Смоктуновский.

А ещё у «Мосфильма» в центре нападения здорово играл Лёва Прыгунов. Он к середине второго тайма был единственным, кто успел оформить хет-трик и отдать три голевые передачи. И если бы не Прыгунов, то команда «Ленфильма», собранная главным образом из сыгранных актёров БДТ, давно бы оформила победу. А так счёт 6:6 оставлял шансы и Москве, и Ленинграду.

– Пры-гу-нов! Пры-гу-нов! – загоготали за моей спиной Владимир Высоцкий и Савелий Крамаров, которые, так же как и я, наслаждались хорошей погодой и созерцанием красивых советских киноактрис, коих здесь было немало.

Ведь только на правом краю нашей деревянной трибуны из трёх рядов сидели: сёстры Вертинские, Ариадна Шенгелая и моя Нонночка Новосядлова. А ещё во втором тайме подошли Наталья Фатеева и Наталья Кустинская, которых как верный страж сопровождал режиссёр Юрий Чулюкин. Кстати, вопрос с проживанием на фестивале Высоцкого и Крамарова так до конца и не был решён. Дядя Йося вдруг встал в позу и сказал, что этих двух залётных и перелётных гостей селить отказывается, да и пообедали они пока на мои личные талоны.

«Ничего, и с талонами вопрос решу, и товарища Шурухта уломаю, – подумал я, с кислой миной поглядывая на футбольное поле. – Однако всё же с дядей Йосей в последние дни твориться что-то неладное. Был жадный до денег „душа человек“, а теперь он – злой, ворчливый и раздражительный. Вот что значит тайная связь на стороне и нарушение клятвы верности».

– Привет, – поздоровался со мной поэт и сценарист Геннадий Шпаликов, с которым мы за всё время не перекинулись ни словом.

Он здесь гулял и выпивал с одной компанией, а я общался с совершенно другими людьми. И судя по рассеянному взгляду, Геннадий меня явно с кем-то перепутал.

– Здоров, – буркнул я, пожав его руку.

После чего поэт присел с левой от меня стороны, безапелляционно потеснив, немного опешившую, Марианну Вертинскую.

– Кто с кем играет? Какой счёт? – равнодушно поинтересовался Шпаликов.

– Сборная «Ленфильма» пытается выиграть ещё один ящик коньяка у сборной «Мосфильма», – кивнул я. – Счёт 6:6.

– В чью пользу? – пробурчал он.

Я с удивлением посмотрел на Нонну, которая сидела справа от меня, затем на Марианну и Анастасию Вертинских, которые, усмехнувшись, недоумённо пожали плечами, и ответил:

– В пользу киностудии Довженко.

– Выпить есть что? – невозмутимо спросил Шпаликов.

– Есть, – я протянул Геннадию бутылку минералки, а когда он недовольно поморщился, добавил, – это экспериментальный нано алкогольный напиток, сделанный специально для гостей кинофестиваля. Последнее изобретение советской пищевой промышленности. Даже этикетку сменить не успели.

– Чего только люди не придумают, – тяжело вздохнул поэт, затем взял бутылку минералки и в несколько больших глотков осушил её до дна. Потом по телу Шпаликова пробежала мелкая дрожь, словно его ударило электрическим током, и он, заметно повеселев, громко причитал одно из своих любимых стихотворений:

Лают бешено собаки

В затухающую даль,

Я пришел к вам в черном фраке,

Элегантный, как рояль.

– Ну что, какой счёт? – тут же заулыбался поэт.

– 5:5, – ответила вместо меня Нонна.

– В чью пользу? – удивился Шпаликов.

– В пользу киностудии Довженко, – хором ему ответили хихикающие сёстры Вертинские.

– Не люблю футбол, – довольный выпитой минералкой, заявил он. – Кстати, я только что в посёлке встретил Андрюшку Тарковского. Он прогуливался под ручку с Валей Малявиной, и представляете, что он заявил?

– Неужели уезжает в Голливуд? – усмехнулся я.

– Нет, – хохотнул Гена. – Это ты сейчас смешно сказал. Надо бы запомнить. Андрюша сказал, что сегодня вечером в просмотровом кинотеатре будут показывать новый фильм бездарного Феллини. Сказал, приходи, поржём вместе. И вот я иду и думаю, почему Феллини-то бездарность? Слышали, что об этом? – спросил он и меня, и девчонок.

– Слышали, Геночка, слышали, – ответила ему Марианна Вертинская, которая успела поработать со Шпаликовым на фильме «Застава Ильича» и знала его очень хорошо. – Обязательно сегодня приходи. И ещё неизвестно – кто у нас окажется бездарностью.

– Ладно, может быть, а с другой стороны работы сейчас выше крыши, пишу сценарий, – пробормотал он, затем встал со скамейки, рассеянно потоптался на месте и медленно побрёл на выход со стадиона.

– Совсем Гена сдал, – шепнула Марианна. – С Инкой у него постоянные скандалы. Денег нет, работы нет. Дочери полтора годика, нужны лекарства, пелёнки, распашонки. А кормить семью и нечем.

Я покосился в спину удаляющегося поэта и тяжело вздохнул, зная его печальную судьбу. С актрисой Инной Гулая он скоро разведётся, уйдёт из дома с одним чемоданом в руках. А затем начнёт скитаться по друзьям и знакомым, ночевать в парках и в скверах. И покончит жизнь самоубийством в доме творчества писателей в поселке Переделкино. Талантливейший человек проиграет неравный бой обычной бутылке водки.

– Феллини, едрит-мадрит! – заголосил Илья Киселёв, который тоже принимал участие в матче, но на поле главным образом выделялся не дриблингом и пасом, а криком и матом. – Феллини, ёкарный бабай, уснул что ли⁈

– А меня такой футбол вгонят в сон! – проворчал я.

– Кешку Смоктуновского сломали, давай быстро на ворота, – затараторил Илья Николаевич, подбежав к самой кромке поля. – Пять минут всего осталось, нужно ещё чуть-чуть продержаться и ещё чуть-чуть простоять.

– А можно я ещё чуть-чуть просижу? – я «включил дурака».

– Ты вроде хотел павильон №2? Теперь забудь, – криво усмехнулся директор «Ленфильма».

– Я с детского сада на воротах не стоял, – махнул я рукой и, ещё раз тяжело вздохнув теперь уже по поводу футбола, встал с лавки, снял через голову рубашку и, оставшись в одной майке, отдал её Нонне.

– Фе-лли-ни! Фе-лли-ни! – загоготали Высоцкий и Крамаров.

– Феллини, давай! – дружно захихикали Фатеева и Кустинская, немного разозлив этим режиссёра Чулюкина.

А Владимир Семёнович чтобы как-то выделится оригинальностью, рубанув по гитарным струнам, запел песню из кинофильма «Запасной игрок»:

И вот мы выходим на поле,

Правдивые помня слова:

'Не только ноги нужны в футболе —

Нужна в футболе, между прочим, голова!'.

«Ну, Высоцкий, ты у меня сейчас допоёшься, – пробубнил я про себя и обречённо посеменил в рамку ворот. – Вот возьму, и все твои лучшие песни в течение месяца запишу на студии и сам же выпущу диск-гигант. Посмотрим тогда, как ты женишься на Марине Влади».

Тем временем актёра Смоктуновского вынесли с поля на носилках. Кто-то во время подачи углового, в сутолоке около ворот саданул ему лбом в челюсть и отправил нашего Гамлета в глубокий нокаут. И теперь Иннокентий Михайлович не то, что стоять не мог, он пока не совсем понимал, что здесь происходит и где он находится. Не то на футбольном поле в посёлке Комарово, не то в датском королевстве в замке Эльсинор.

– Ты в воротах-то раньше играл? – спросил меня Кирилл Лавров, который был весь мокрый от пота, чёрный от пыли, словно только что вылез из преисподней, но довольный и злой.

– В детском саду один раз, – честно признался я, надевая на себя грязный вратарский свитер и старые вратарские перчатки.

– Ладно, не дрейфь, прорвёмся, – азартно хохотнул он. – Играть осталось всего ничего. Мы их сейчас к воротам как прижмём, тебе и делать-то ничего не придётся. Ха-ха.

«Хорошо бы», – подумал я, заняв место в рамке. Кстати, ворота на футбольном поле посёлка Комарово были значительно меньше стандартных. Да и сама поляна имела протяжённость всего 60 метров в длину и 30 в ширину. А ещё весь центр этого так называемого газона был безбожно вытоптан налысо. Зато по краям росли такие «джунгли», что мяч в них часто застревал и отказывался выкатываться за боковую бровку.

– Дай-дай-дай, б…ть, мне! – заорал Василий Шукшин, как только возобновилась игра.

Почему-то сборная «Мосфильма», вопреки обещаниям Кирилла Лаврова, слишком быстро перехватила мяч и пошла в одну из последних атак на наши, точнее говоря, уже на мои ворота. Олег Видов, снова выступавший за московских киношников, ловко обвёл в центре поля одного из наших игроков и по правому краю выскочил на оперативный простор. Ему наперерез кинулся Илья Киселёв, но с таким животиком он явно не успевал. Поэтому Видов легко прокинул мяч ещё дальше и, в то время пока наш директор прилёг чуть-чуть позагорать, поднял голову в поисках хорошей передачи.

– Дай уже мне, мать твою! – заголосил Шукшин, набегая по противоположному левому краю.

И Олег тут же вырезал чёткий и нацеленный пас на своего ретивого партнёра по команде. Однако я к такому повороту событий был готов и, резко ускорившись, сделав три стремительных шага, шибанул слёта по мячу с такой силой, что он взмыл в воздух на высоту четырёхэтажного дома.

– Сила есть, ума не надо, – прокомментировал мой удар Илья Николаевич.

– Между прочим, сделал вашу работу, – огрызнулся я. – Кто же, играя последнего защитника, так бестолково выбрасывается⁈

Илья Киселёв открыл рот, чтобы в ответ сказать что-то обидное, но не успел, так как мяч, вернувшись на землю, по странному стечению обстоятельств вновь достался нашим московским гостям. Правда, за эти секунды кроме директора «Ленфильма» в защиту оттянулись и другие игроки команды. Они быстро и слажено выстроили перед моими воротами двойной эшелон непробиваемой обороны. Поэтому «мосфильмовцы» почти минуту, передавая мяч друг другу, безуспешно пытались его взломать.

К сожалению, многим деятелям культуры элементарно не хватало футбольного мастерства, чтобы грамотно сыграть в стеночку или прорваться в штрафную площадь за счёт дриблинга. И вдруг Лев Прыгунов, которому надоело «катать вату», вдарил по моим воротам примерно метров с двадцати. И удар Лёвы получился настолько хлёстким и плотным, что мяч, просвистев между двух наших футболистов, резко нырнул в правый нижний угол ворот.

«Поздняк метаться», – успел подумать я и вместо прыжка, в доли секунды вытянул ногу в шпагате.

– Оба-ча! – заверещали местные ребятишки, которые сидела за воротами, потому что мяч не забился в сетке, а стукнулся в голень моей ноги и отлетел на середину этого нестандартного поля.

Зрители на трибунах тоже охнули и разразились аплодисментами. Однако это было ещё не всё. Мяч секунд десять пометался на дальних подступах к штрафной площади, переходя то к нам, то к команде «Мосфильма». И тут кто-то из москвичей сделал отличный пас на ход Василию Шукшину. Василий Макарович на левой от меня бровки всю глотку сорвал, требуя мяча. И вот пришёл его звёздный футбольный час. Он ловко принял мяч на колено, вторым движением шибанул его себе на ход и рванул так резво, словно за ним гнался дикий медведь.

– Сели в защиту! Отошли! – заорал я, почувствовав, что сейчас дело может закончиться плохо. – Прыгунов по центру! Не спим!

Но в отличие от игроков моей команды, не спал Василий Шукшин. Он пробежал с мячом десять метров и прострелил его низом на ход Льву Прыгунову. И наш дорогой директор Илья Киселёв, видя, что как всегда не успевает, по-вратарски прыгнул руками вперёд. «Лев Яшин недоделанный», – проворчал я, когда Илья Николаевич рукой выбил мяч за пределы поля. И главный судья встречи, режиссёр Сергей Герасимов с московской киностудии имени Горького, радостно засвистел в свиток и указал на одиннадцатиметровую отметку.