Текст книги "Гость из будущего. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Я тут такое сочинил! – заголосил он. – Ты просто ахнешь!

– Давай завтра ахнем, Василий Макарович, у меня девушка с другим мужиком танцует, – пробормотал я. – Ещё уведут.

– А мне насрать! – выкрикнул Шукшин и, схватив за рубашку, потащил в дом.

* * *

В пятницу 7-го августа в предпоследний день кинофестиваля конкурсное жюри наконец-то собралось вместе, чтобы решить: какой фильм достоин главного приза, какой специального, а какой поощрительной грамоты? Однако по многочисленным заявкам трудящихся на творческие концерты-встречи в срочном порядке собрали ещё несколько бригад. В одну из них вошли и мои временные соседи по даче: Высоцкий, Крамаров, Миронов, Видов, Прыгунов, а так же моя Нонна Новосядлова. Ребят направили в один из крупнейших кинотеатров Ленинграда в «Титан». Александра Збруева и Олега Даля тоже прицепили к какой-то группе киношников и послали в Волхов, где пока встреч со зрителями не проходило. Кроме того в Выборг с другой творческой бригадой уехали сестры Вертинские. А дядя Йося Шурухт и гримёрша Лидия Сергеевна вдруг решили прогуляться на пляж. И дача в кои-то веки опустела.

Поэтому я удобно расположился на летней веранде, налил кружку растворимого бразильского кофе, выставил на стол печатную машинку и приступил к собственному сценарию. История, которую я в запале рассказал товарищу Толстикову, оказалась не так уж и плоха. Требовалось грамотно обосновать – почему граждане воры обратились за помощью в поиске денежного «общака» к фарцовщикам и наметить несколько подозреваемых. И с первым выходило всё просто: на сходке кто-нибудь из авторитетов должен был предложить для расследования кандидатуру ловкого и разворотливого парня с хорошей репутацией. И им вполне мог стать мой агент КГБ под прикрытием. А вот с отчаянным преступником всё получалось печально. Ибо чтобы убить авторитета и взять «общак» требовались очень серьёзные мотивы, либо глупость, доведённая до крайности.

– Феллини, ты что уснул⁈ – выкрикнула Фрижета Гургеновна, вбежав на порог дачи. – Я тебе с улицы целую минуту кричу. А ты сидишь, застыл как сфинкс и смотришь в одну точку.

– В своё свободное время имею право, куда хотеть туда и смотреть, – проворчал я.

– Вставай-вставай, собирайся, – затараторила Фрижета, – Гена Шпаликов съел что-то нехорошее и не в состоянии ехать в Выборг. А там группа такая: Люда Савельева, Валя Титова, сестрички Вертинские наши красавицы и Владимир Павлович Басов. Как я могу их одних без крепкой мужской руки отпустить?

«Чёрт! – выругался я про себя. – Только за работу сел, только от Шукшина отвязался. Только мысли умные в голову полезли, вытесняя из мозгов разную глупость. А Генка – предатель, за обедом две чекушки опрокинул под пельмени и компот, и теперь ему очень даже хорошо. Ему теперь Выборг и даром не нужен. И потом Басов – это разве не крепкая мужская рука? Хотя, если в выборгском ДК организуют тёплый приём, то Владимиру Павловичу самому понадобиться крепкая рука и крепкое плечо. Чёрт побери».

– Выручай, Феллини, – взмолилась Фрижета Гургеновна.

– Ну, как же так, у меня ведь тоже работа? – всплеснул я руками. – Хорошо, через две минуты переоденусь в парадный костюм. Подгоняй автобус прямо сюда, раз товарищ Шпаликов съел что-то нехорошее.

Глава 14

После 15-минутного ролика с фрагментами из фильмов Первого всесоюзного кинофестиваля небольшой зал выборгского кинотеатра с одноимённым названием «Выборг» смотрел на нас, своих гостей, с нескрываемым удивлением. Немой вопрос: «кого это к нам привезли?», читался на лицах абсолютно всех местных любителей кино. И это было неудивительно, так как кинокартины с участием Марианны Вертинской, Валентины Титовой и Людмилы Савельевой по разным причинам ещё не вышли в прокат. А режиссёра Владимира Басова, который уже успел снять с десяток полнометражных работ, в лицо знали только знатоки. И для широкой публики Владимир Павлович являлся всего-навсего актёром эпизода из «Я шагаю по Москве». Ещё хуже дело обстояло со мной, режиссёром всего одной короткометражной ленты. И лишь Анастасия Вертинская вызывала восхищение публики, ибо Ассоль из «Алых парусов» и Гуттиэре из «Человека-амфибии» знал в Советском союзе и стар, и млад.

– Давай, молодой, валяй к микрофону, – пихнул меня в бок товарищ Басов, когда мы все вшестером расселись на отдельных стульях, расставленных позади экрана на деревянном помосте сцены.

– Меня в детстве учили, Владимир Павлович, что старшим надо место уступать, – буркнул я.

– Топай-топай, не в трамвае, – прошипел он и я, тяжело вздохнув и взяв в руки гитару, поплёлся к микрофону.

– Здравствуйте, товарищи, добрый вечер, – сказал я, не зная как правильно назвать жителей Выборга: выборгжане, выборгчане или выборгцы. – Вот сейчас мой коллега по киношному цеху, режиссёр Владимир Басов сказал: «топай, молодой, к микрофону, мы не в трамвае, чтоб старшим место уступать», – ляпнул я, чем вызвал первые улыбки и смех в зале. – И это справедливое замечание. Мы с вами действительно сегодня не в трамвае. Мы с вами на встрече с интересными людьми из мира кино, которых позвольте представить прямо сейчас: начинающая актриса Валентина Титова. Через пару месяцев на экраны выйдет фильм по повести Пушкина «Метель», где Валя сыграла главную роль! – я захлопал в ладоши и зал частично тоже принялся аплодировать.

Далее я представил Марианну Вертинскую, сказав два слова о кинокартине «Мне двадцать лет», которая всё ещё находится в стадии финального монтажа. Потом несколько восторженных эпитетов из моих уст прозвучало о самой масштабной в мире киноэпопеи «Война и мир». И я уверил всех собравшихся, что Людмила Савельева в роли Наташи Ростовой затмит своей игрой английскую актрису бельгийского происхождения Одри Хепбёрн. И чтобы мои уверения стали реальностью, я нагло потребовал шквала оваций, который не заставил себя ждать. Ибо для наших людей победить в заочном споре – это не пустая формальность. Анастасию Вертинскую я представил всего тремя словами: «Несравненная Ассоль и Гуттиэре». И аплодисменты продолжались около двух минут. На закуску я оставил товарища Басова и, перечислив его фильмы, назвал самым плодовитым режиссёром советского союза. В подтверждении чего выдал небольшой стишок, который родился прямо по ходу моего монолога:

– Проще поймать хвост стремительного метеора, чем оторвать от съёмок Басова – режиссёра!

На мой простенький экспромт народ ответил заливистым смехом и громкими аплодисментами. А Владимир Басов глупо улыбался и сидел на стуле с таким лицом, словно проглотил кусок красного перца. «В следующий раз, Владимир Павлович, будешь знать, как допускать меня к микрофону первым», – мстительно подумал я и сделал ещё одно объявление:

– А теперь по заветам всемирно известного комедиографа Чарли Чаплина, который любил повторять, что в кино должно быть больше музыки и меньше слов, песня из короткометражки «Так не бывает»!

И прежде чем ударить по струнам я дважды прокашлялся и, дождавшись от десятка человек, до которых дошла шутка юмора, нескольких громких хохотков, заиграл песню «Как провожают пароходы».

* * *

– Давно так не смеялась, – призналась директриса кинотеатра «Выборг», миловидная круглолицая 30-летняя женщина, когда после представления наша творческая бригада была приглашена на традиционное скромное чаепитие.

Кстати, кроме директрисы в закрытом на спецобслуживание кафе присутствовали: киномеханик, две пожилые билетёрши, девушки из бухгалтерии, лучшая подруга самой директрисы и корреспондент из местной газеты «Выборгский коммунист». И все они высказывались в самых восторженных тонах о прошедшем концерте. И вообще довольными остались все, кроме Владимира Басова, который от моего «театра одного актёра» был в крайнем раздражении.

Потому что после первой композиции о пароходах я, почувствовав прилив творческих сил, сначала пожаловался на царящий в киношном хозяйстве бюрократизм и прочитал юмористический монолог про дармоедов. Чем привёл публику в полнейший восторг, доведя отдельных самых смешливых граждан до икоты.

А затем стал приглашать к микрофону наших очаровательных киноактрис для коротких и шуточных интервью, которые заканчивал своими же номерами художественной самодеятельности. И из них зрители увидели: «Гамлета с гитарой», монолог Хлопуши, а так же услышали песни: «Королева красоты», «О чём плачут гитары», «Любовь настала» и «Кони привередливые». А ещё в окружении и при помощи наших неотразимых звёзд кино я исполнил песню «Позови меня с собой», которую зрители встретили шквалом оваций.

Ну и когда до окончания творческой встречи осталось чуть меньше минуты, объявил многоуважаемой публике кинорежиссёра Владимира Басова. И Владимир Павлович, просидев всё это время как бедный родственник, медленно проследовал к микрофону, коротко прокашлялся и, сказав: «спасибо за внимание, очень рад был этой встрече», быстрым шагом покинул зал.

– Да уж, наш Феллини – забавный малый, – проворчал Басов, опрокидывая очередную стопку коньяка.

– Владимир Павлович, ну вы же в курсе, что у нас в кино на обиженных плёнку возят? – усмехнулся я. – В конце концов, вы же сами послали меня к микрофону.

– Это я тебя послал? – рыкнул режиссёр. – Не помню. А если я чего-то не помню, то значит, этого не было. Наливай, – скомандовал он киномеханику, молодому высокому и худощавому парню, и тот быстро наполнил опустевшие рюмки.

«Опять придётся тащить на себе», – с грустью подумал я и, сделав глоток горячего кофе, вдруг поймал пристальные взгляды сестёр Вертинских, Людмилы Савельевой и Валентины Титовой. И эти устремлённые на меня красивые глаза, безусловно, льстили самолюбию, но были совершенно некстати. Всё это я уже проходил и как человек, проживший целую жизнь в будущем, сценическую влюблённость от настоящего большого и светлого чувства разделять умел.

Поэтому чётко осознавал, что в свете сценических софитов и киношных ламп в человека, который изображает романтического героя и сияет как на рекламном плакате, влюбиться проще простого. И отлично знал, что на этом мимолётном увлечении погорело множество молоденьких актёров и актрис. Все эти творческие ребята и девчата, заключая так называемые студенческие браки, потом не понимали, как такое могло произойти, ибо они совершенно разные люди.

«Только этого мне не хватало», – проворчал я про себя, ещё раз пожалев, что не остался на даче работать над сценарием. И тут неловкую паузу прервал вопрос корреспондента газеты «Выборгский коммунист», низенького лысоватого 40-летного мужчины:

– Скажите, а вы правда считаете, что наша «Война и мир» скоро получит американский «Оскар»?

– Обязательно, – кивнул я, – как лучший фильм на иностранном языке за 1968 год. А ещё в следующем 1965 году на Московском международном кинофестивале титаническую работу Сергея Бондарчука высоко оценит жюри и наградит одним из главных призов. Кстати, наша милая Люда Савельева будет удостоена приза зрительских симпатий. А в 1966 её назовут актрисой года.

– Не говори ерунды, Феллини, – зарделась скромница Савельева.

– Не имею такой пагубной привычки, – хмыкнул я.

– Ох уж эта «Война и мир», – закряхтел Басов. – Дали бы мне эти средства и возможности, я бы её давно уже сдал в прокат. И актёров бы зазря не мучал. Вы хоть знаете, что Славка Тихонов чуть руки на себя не наложил? Слыханное ли дело писать по сорок дублей⁈

– Володя-Володя, – приобняла мужа Валя Титова.

– Что Володя? – рассвирепел Владимир Павлович. – Наливай, студент, у меня уже пусто! – гаркнул он на киномеханика, который послушно заполнил режиссёрскую рюмку коньяком.

– Не обращайте внимания, – тут же вмешался я, – это всё слухи и клевета завистников. Официально завялю, что актёр Вячеслав Тихонов жив, здоров, прекрасно себя чувствует и передаёт всем любителям кино горячий и пламенный привет.

Хоят доля истины в словах Басова была. Тихонова так измучила роль Андрея Болконского, что тот реально хотел уйти из кино. Однако друга спас режиссер Станислав Ростоцкий. Он предложил Вячеславу главную роль в картине «Доживем до понедельника», и эта работа помогла обрести веру в свои силы, ещё раз подтвердив истину, что нельзя придаваться унынью.

– Я, конечно, дико извиняюсь, а откуда у вас такие познания о будущем? – недоверчиво захихикал корреспондент, пропустив слова Басова мимо ушей.

– А я как граф Калиостро вечерами всматриваюсь в хрустальный шар, – соврал я, скорчив серьёзное лицо. – Поэтому пишите смело, но без указания конкретики. Пишите, что в узких кругах киношного сообщества многие сходятся на таком-то мнении и так далее.

– Тогда, может быть, ты нам споёшь какую-нибудь песню из будущего? – неожиданно игриво ткнула меня в правый бок Анастасия Вертинская.

– И правда, сыграйте ещё что-нибудь! – хором затараторили девушки из бухгалтерии.

– Вообще-то нам уже пора, а то в Комарово будут волноваться, – проворчал я, ругая себя последними словами за то, что так жестоко подшутил над Басовым, который сейчас стремительно пьянеет, за то, что ляпнул про хрустальный шар и за то, что согласился на эту поездку.

– А если я тебя поцелую? – по актёрски шутливо и наигранно произнесла Марианна Вертинская, которая сидела с левой стороны.

– Спой, светик, не стыдись, – пьяно хохотнул Владимир Басов, припомнив басню «Ворона и лисица».

– Только спокойствие! – крикнул я. – Пою песню из прекрасного далёко и в путь! А вам, Владимир Павлович, уже хватит.

Я кивнул киномеханику, чтобы тот протянул мне гитару, и улыбнулся про себя, потому что нашёл того, кто потащит товарища Басова в автобус. Ибо нечего было спаивать эмоционально неустойчивую творческую единицу.

«Что же мне изобразить-то? – подумал я, проведя по струнам, чтоб проверить настройку. – Если рассуждать логично, то рано или поздно, мне всё равно придётся ещё что-нибудь присвоить. Дядя Йося на двух миньонах не успокоиться. Да и Нонне требуется репертуар на будущее. Она, кстати, уже заявила, что „Иглу“, которую я спёр у „Пикника“, забирает себе. Значит, песня нужна без привязки к мужскому или женскому вокалу, желательно красивая, мелодичная и без политического подтекста. Однако не при перестройке живу. Поэтому извините меня товарищи Александр Зацепин и Леонид Дербенёв. Простите меня, нечаянного гостя из будущего, ведь здесь и сейчас надо как-то устраиваться и обживаться. Ведь есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».

– Кхе-кхе, – сказал я и заиграл одну из лучших песенных композиций 70-х годов:

Призрачно все в этом мире бушующем.

Есть только миг – за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь…

* * *

– Феллини! – крикнул кто-то мне в ухо и потряс за плечо, а затем голосом Марианны Вертинской заявил, что я срочно должен проснуться.

Я с трудом разлепил тяжёлые веки, помотал головой, пытаясь побыстрее взбодриться, так как в прямом смысле слова сегодня умотался, и увидел большие и взволнованные глаза Марианны. Автобус, который должен был доставить нашу творческую бригаду из Выборга в Комарово, в этот момент почему-то не ехал, а стоял на обочине дороги, где уже сгущались сумерки, и виднелся тёмный и немного пугающий сосновый бор.

– Настя пропала, – с тревогой в голосе прошептала старшая из сестёр Вертинских.

– В смысле? – опешил я. – Исчезла прямо из автобуса? Испарилась как фея в воздухе?

– Да из какого автобуса⁈ – захныкала Люда Савельева. – Мы вышли на «зелёную стоянку» всего на минуту. Вернулись назад, а её всё нет и нет. Мы давай кричать, а она не отзывается!

– Нечего было пить шампанское на посошок, – зло прошипела непробиваемая как «снежная королева» Валентина Титова.

– Сколько прошло времени, как пропала Настя? – буркнул я, встав с заднего диванчика, который имелся в этой модели ЗИЛа-158, и прошёл к водительскому месту.

Кстати, на одном из первых сидений беззаботно похрапывал Владимир Басов. Его худощавое, но тяжёлое тело пришлось нести всё-таки мне, потому что киномеханик к концу чаепития сам требовал посторонней помощи. «Одной головной болью меньше», – подумал я и повторил свой вопрос водителю, 50-летнему кряжистому и седовласому мужику:

– Сколько Настя уже отсутствует?

– Да уж почитай минут десять, а может и поболе, – пожал он плечами.

– Ты почему следом не вышел? – прошипел я.

– А я лицо материально ответственное и покидать автобус не имею права, – отмахнулся водитель и обиженно отвернул от меня свою большую и седую голову.

«Такой куркуль, убивать будут за окном, пальцем не пошевелит», – догадался я и тратить драгоценные секунды на ругань не стал. Вместо этого я в категоричной форме потребовал у него фонарь. Мужичок недовольно покряхтел, но всё же вынул из бардачка замечательную вещицу – электродинамический фонарик-жучок. Достаточно было понажимать рычаг, и это чудо советской техники начинало светить без батарейки, кроны и прочего вида электропитания. Но в этом был и недостаток: сжимать и разжимать рукоятку требовалось постоянно, а ещё он очень громко жужжал.

– За мной, – коротко скомандовал я актрисам, которые мне понадобились, чтобы примерно указать место, где они в последний раз видели Настю и, чтобы хором громкими и звонкими голосами прокричать её имя.

А тем временем в лесу стремительно темнело. Я аккуратно вышагивал впереди, стараясь светить и под ноги и по сторонам, а девчонки: Марианна, Людмила и Валентина, словно хвост гусеницы, держась за руки, шли след в след за моей фигурой. К сожалению, нехорошие мысли тут же полезли в голову. В том, что Анастасия Вертинская, углубившись в лес на десять метров от автобуса, заблудилась, не было ничего не обычного. Ибо городские жители, случайно попав в дикую природу, полностью теряют всякую ориентацию. Мне тут же вспомнился один реальный и поучительный эпизод из жизни, как дачник-пенсионер заблудился в трёх километрах от дачного посёлка, за два дня обессилил и умер от обезвоживания. «Только не это», – понеслось в моей голове.

– Три-четыре, – сказал я актрисам и, остановившись на месте, сам же закричал, – Нааа-стяяяя! А-уууу!

– Нааа-стяяяя! А-ууууу! – выкрикнули мы ещё несколько раз, однако ответом была одна тишина.

– Всё ясно, возвращаемся в автобус, – проворчал я.

– Я не пойду, я останусь здесь! – нервно взвизгнула Марианна. – Настю нужно искать и спасть! Я не двинусь и с места!

– Нас скоро самих нужно будет спасать, – буркнула Валентина Титова.

– Если мы сейчас вернёмся в автобус, то Настя заблудится и умрёт, – зарыдала Люда Савельева, роняя огромные слёзы на землю.

– Никто не умрёт! Истерику прекратить! – рявкнул я. – Слушай мою режиссёрскую команду! Сейчас возвращаемся в автобус! Вы едете в Комарово, где докладываете Фрижете Гургеновне сложившуюся обстановку! Пусть звонит в милицию и вызывает специалиста с собакой. А ещё пускай организует поисковые команды из добровольцев.

– А ты куда? – ещё сильнее зарыдала Савельева.

– Я пока здесь осмотрюсь, места здесь хорошие, грибные, – ответил я, тяжело вздохнув. – Только возьму в автобусе спички, нож, воду и конфеты с пирожками, которые нам подарили в Выборге. Ничего, – улыбнулся я, – здесь заблудится негде, чай не в Сибири и не на полярном Урале. Там посёлок Каменка, – я махнул рукой за спину, – там Владимировка, если Настя пройдёт через лес, то выйдет на железную дорогу. Всё будет хорошо, гляди веселей! – хохотнул я.

А сам, когда повёл девчонок к автобусу, подумал: «Только бы наша „потеряшка“ в болото не сунулась, или ногу впотьмах не сломала, или в яму бы не провалилась. Ну, неужели нельзя было потерпеть полчаса до дома? А Генка Шпаликов – красавчик, выпил, уснул и с него, как с гуся вода. А мне всё это дело теперь разгребать».

Глава 15

Когда автобус с моими коллегами укатил в Комарово, и я остался с лесной чащобой один на один, признаюсь честно, мне стало не по себе. Стрелки ручных часов показывали уже половину одиннадцатого, и вечерний сумрак окончательно сменился ночной тьмой. Поэтому я чисто автоматически сжимал и разжимал рычаг фонарика и лихорадочно соображал, стараясь составить хоть какой-то план дальнейших действий. Однако кроме бессмысленных вопросов: «что, почему и зачем Настя Вертинская ушла в противоположную сторону от дороги?», ничего путёвого в голову не лезло.

– Нечего тут торчать, – проворчал я себе под нос. – И не стоит себя тешить иллюзией, что Настя сама выберется из бурелома. А, между прочим, это идея!

Я вдруг вспомнил страшные сказки своего многоуважаемого деда, который без единой царапины прошёл почти всю Великую отечественную войну. Помнится, меня и старшего брата родители летом частенько отправляли к нему в гости, в глухую уральскую деревушку. И он тогда такие истории рассказывал, что хоть фильмы ужасов снимай: про оборотней, про кикимор, про леших и домовых. Дед почему-то полагал – чем сильнее он нас напугает, тем крепче мы будем спать. Хотя на самом деле выходило всё с точностью до наоборот, мы до часу ночи глаз сомкнуть не могли. И вот теперь мне эти побасенки оказались очень даже кстати.

«Если заблудились в лесу, – приговаривал дед, заваривая необычайно крепкий чай, – то первое, что надо сделать – это переодеть верхнюю одежду задом наперёд. Запомните, обалдуи, заплутали в трёх соснах, значит либо леший водит, либо лешачиха шалит. А увидят они вас в такой „обновке“, похихикают и отвяжутся. Попомните мои слова: юмор – это страшная сила. Спрашиваете, почему нечисть к людям цепляется? Да по-разному бывает. Вы же пришли на их территорию, а уважения не выказали. На пенёк гостинцев не положили, вслух к хозяину леса не обратились. Во-вторых, вели себя неподобающим образом: ругались матерными словами, ветки ломали, грибы топтали, мусор бросали. А в-третьих, просто из вредности. Для лешего заманить человека в глушь и бросить там – это что-то навроде забавы».

– Лешачиха, значит, или леший, – снова пробубнил и, положив холщовую сумку с продуктами на землю, стянул с себя свитер и напялил его биркой наружу. «Теперь хозяина леса нужно бы задобрить», – вспомнились мне уроки деда. И не теряя ни секунды, я взял из имеющегося провианта один капустный пирог и три конфеты, подошёл к самой кромке леса и аккуратно сложил гостинцы на одинокий и старый пень. Затем почесал затылок и снял с конфет бумажную обёртку. Вдруг у этой нечистой силы есть пунктик по поводу фантиков? А далее свою насущную просьбу я произнёс вслух:

– Обращаюсь к хозяину этой местности, прошу принять мой дар и не наносить вред моей подруге. И прошу вернуть её в целости и сохранности. Она никому не желала зла. Благодарю.

И только я подумал, что веду себя как идиот, наслушавшийся детских сказок, как вдруг подул ветер и откуда-то с верхотуры, громко захлопав крыльями, вылетела сова. «Ёпересэтэ, – прошептал я про себя. – Спокойствие, только спокойствие. Будем считать, что дар принят и можно приступать к поискам. Кстати, с дедом и не по таким дебрям ползали. И заплутавших грибников, было дело, находили. Вот и Настю отыщу. Никуда она у меня не денется».

Как это ни странно, ночной лес встретил меня спокойно. Его ночная жизнь в эти минуты буквально кипела. Кто-то шуршал, угукал, чирикал и пищал то справа, то слева, однако вся эта «движуха» меня не касалась. Никакой угрозы мыши, белки, кроты и ночные птицы для меня не представляли. Поэтому я хладнокровно на левом плече нёс сумку, в которой оставались: бутылка минеральной воды, два пирога с яйцом, четыре конфетки и коробок спичек. А правой рукой я, не переставая, жужжал фонариком, освещая главным образом дорогу под ногами. И к этому моменту приблизительный план поисков сложился сам собой.

«40 минут двигаюсь строго от дороги вглубь леса, – думал я, осторожно вышагивая вперёд. – Затем 10 минут иду направо, потом 20 минут возвращаюсь обратно к дороге и делаю ещё один поворот в правую сторону и топаю ещё 20 минут. Потом вновь вправо и 40 минут вглубь леса. Этим самым я сделаю петлю, в ареал которой с большой вероятностью попадает местоположение Анастасии. В таком плотном сосновом бору я её, конечно, не замечу. Зато она свет моего жужжащего фонарика разглядит за триста и даже за четыреста метров. И потом, лучше иметь плохой план и придерживаться его исполнения, чем тупо шарахаться наобум».

Вдруг спустя 15 минут впереди меня деревья поредели, и я вышел на саму обычную просеку. И это место, где взамен вырубленных сосен росли мелкие осинки, и петляла хорошо наезженная грунтовая дорогая, ещё раз подтверждало мою мысль, что заблудиться здесь просто негде. Теперь мне требовалось разгадать совсем уже простенький ребус: либо идти влево по грунтовке, либо вправо. Но прежде, я глубоко вдохнул и во всю силу своих лёгких заорал:

– Нааа-стяяяя! Наааа-стяяяя!

– Ау, – неожиданно донёсся очень тихий голосок из леса с противоположной стороны просеки.

«Странно? – подумал я. – Если ты случайно заблудился и вышел на просеку, то зачем с неё сворачивать? Это как минимум неразумно».

– Нааа-стяяяя! – вновь выкрикнул я.

– Сюда, – еле-еле долетел до меня слабенький женский голосок.

И хоть от страха по спине побежали мурашки, и непонятная тревога охватило всё моё существо, я, обозвав себя «сыкуном», пересёк грунтовую дорогу и снова углубился в лесную чащу.

– Ты гдееее⁈ – прокричал я, водя лучом фонаря справа налево.

– Тууут, – донеслось до меня.

«Тут-тут, – зло подумал я, спеша в направлении голоса, – что ж тебе на дороге-то не сиделось? А ещё умный человек, дочь замечательных и талантливых родителей. В детстве не учили, что с лесом шутки плохи? Вот найду, отшлёпаю по одному интересному мягкому месту».

– Сюда, – вдруг послышалось совершенно с другой стороны.

– Не понял? – пролепетал я, встав как вкопанный и начиная подозревать кое-что неладное. – Настя, это ты? – задал я тупейший в данной ситуации вопрос.

– Я, – ответил голос, и мне показалось, что как будто бы кто-то захихикал.

– Послушайте, девушка, идите своей дорогой, а я пойду своей! – рявкнул я, хотя страх постепенно стал сковывать руки и ноги, и даже свет фонаря принял жёлто-тусклый окрас, так как кисть отказывалась сжиматься и разжиматься. – Ваши шутки в такой час неуместны! И я вам ничего плохого не сделал!

– Ха! Ха! Ха! – громкий женский истерический смех раздался в трёх метрах от меня.

Я вздрогнул и рванул, не разбирая дороги, в прямом смысле слова наугад. Ветви хлестали по лицу, мысли путались, а пот градом струился по всему моему телу. Я петлял, оббегая толстые стволы деревьев, перепрыгивал через канавы и разные бугорки, а истерический смех гнал меня и гнал как охотник затравленного зверя в ловушку. Сколько длилось помутнее рассудка: секунды или минуты, мне было неизвестно. Вся эта непрекращающаяся погоня слилась в единую свистопляску перед глазами. За это время я несколько раз успел упасть и расцарапать до крови левую руку. Однако как только я со всего разгона влетел в мелководный лесной ручей, запнулся об корягу и окунулся в ледяную воду с головой, мозги моментально встали на место. И тут же вспомнилась сказка о живой воде.

– Ха-ха-ха! – продолжало гоготать с разных сторон неизвестно нечеловеческое существо, но теперь эта психическая атака на меня уже не действовала.

– Заткнись, и без тебя тошно, – прошипел я, отпив свеженькой родниковой воды.

– Замуж меня возьми! – загоготало непонятное создание.

– С этим вопросом обратитесь к товарищу лешему или к гражданину водяному, – рыкнул я, с каждым словом чувствуя себя всё уверенней. – Им как раз требуется вторая половинка для учёта белок, бобров и лягушек. Кстати, образование-то имеется? А то без факультета болотной тины теперь в порядочные семьи замуж не берут!

– Сука! – зло рявкнуло существо женским голосом и тут же заткнулось, так как, скорее всего, подпитывалось человеческим страхом.

И в данной ситуации для этой неведомой зверушки моя персона была неинтересна и даже опасна. «Кикимора болотная», – прошипел я про себя и, посмотрев на часы, присвистнул, ибо с того момента, как выбрался на просеку прошло почти полчаса. То есть я, словно заяц, пробегал по здешним буеракам почти пятнадцать минут, намотав при этом три, а может и более километров.

– Вот куда сейчас поворачивать? Куда идти? – проворчал я, покрутившись вокруг своей оси, стоя по колено в проточной воде.

– Я здесь, – тихо пролепетал уже другой женский голос.

«Кто я? Ещё одна кикимора? Да вас тут что, целый болотно-женский батальон?» – подумалось мне и прежде, чем отозваться или сделать шаг навстречу, я усиленно принялся сжимать и разжимать рычаг электродинамического фонаря. А когда его луч разгорелся до максимально возможной яркости, посветил в направлении нового неизвестного голоса.

То, что увидели мои глаза, одновременно обрадовало, рассмешило и вызвало чувство сострадания. Потому что в тридцати метрах на невысоком бугорке, прислонившись спиной к одинокой толстой осине, сидела Анастасия Вертинская. Волосы знаменитой советской киноактрисы как в фильме ужасов торчали в разные стороны, платье было порвано в нескольких местах. А на лице вместо аккуратной косметики тёмными бурыми пятнами растекалась самая обычная болотная грязь.

– Анастасия Александровна, вы ли это, небесное создание и гений чистой красоты⁈ – хохотнул я, выбираясь из ручья.

– Феллини, – захныкала Вертинская, безуспешно попытавшись встать на ноги, – ты просто не представляешь, как я рада тебя видеть. Я отошла от автобуса всего на пять метров. Меня кто-то позвал. Я подумала, что это Марьянка, и сделала несколько шагов навстречу. Потом ещё несколько. А дальше я толком ничего не помню. Я куда-то бежала, падала, вставала, снова бежала пока не потеряла сознание.

«В принципе, я влип примерно так же», – усмехнулся я про себя и, подойдя к актрисе и присев рядом, протянул бутылку минеральной воды.

– Ха-ха-ха! – вдруг в десяти метрах от нас загоготал уже знакомый голос.

– Кто это⁈ – вздрогнула всем телом Вертинская и чуть не выронила минералку из рук.

– Не обращай внимания, это местная сумасшедшая кикимора бесится! – громко сказал я. – Её леший замуж не берёт, вот она и бросается на всех встречных поперечных.

– Бедная, – буркнула Настя, посмотрев на меня огромными испуганными глазами.

– Да уж, дура дурой, а загнала нас в эти долбеня, – улыбнулся я и вынул из мокрой сумки два, можно сказать уже помытых в роднике, пирожка с яйцом. – Поешь, нам ещё отсюда надо как-то будет выбираться, поэтому силы тебе потре…

Я не закончил фразу, так как Анастасия обняла меня и громко зарыдала.

* * *

На следующее утро, с первыми лучами солнца, наша изрядно помятая парочка медленно ковыляла по грунтовой дороге, которую я приметил ещё накануне. Выбранное мной направление на северо-восток, по идее должно было вывести либо к людям, либо на Выборгское шоссе. А дальше – дело техники: ловим попутку, доезжаем до комаровского «Дома творчества», а там слёзы, объятья, восторги, прощение всех грехов и прегрешений и, конечно, душ, чистое бельё и сытный завтрак плавно переходящий в гораздо более сытный обед. Примерно, такими словами я подбадривал свою драгоценную коллегу.