Текст книги "Гость из будущего. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Гость из будущего. Том 3

Глава 1

– Бери лопату, копай могилу, – пророкотало басом мне существо смутно похожее на чёрта.

Это рогатое недоразумение на кривых ногах на фоне тёмно-серого неба смотрелось немного комично и одновременно устрашающе сказочно. А его физиономия чем-то смутно напомнило товарища Троцкого Льва Давыдовича. Но не настоящего, который организовал революционный переворот в 1917 году и создал Красную армию, а киношного, в исполнении актёра Константина Хабенского. Я этот сериал как-то раз не без удовольствия посмотрел. Помнится, что Хабенский в этом фильме был на высоте. На лице существа чётко просматривались усы и испанская бородка. Не хватало только маленьких круглых очков, которые, скорее всего, чертям не полагаются по протоколу.

Ещё кроме чёрта в полусумраке окружающего пространства я смутно различил тёмный контур часовни и старую покосившуюся ограду кладбища, за которой росли кривые и лишённые листьев деревья. То есть от меня требовали выкопать могилу за этой самой оградкой. Следовательно, в ней намеревались похоронить либо самоубийцу, либо душегуба, либо актёра. Одно время христианская церковь на скоморохов, которые не дают народу постоянно плакать и каяться, смотрела как на идеологического врага. «Бред, чертовщина какая-то», – буркнул я про себя и, тяжело вздохнув, взял лопату в руки.

– Вопрос можно? – скромно поинтересовался я у рогатого создания, пытаясь потянуть время, так как копать отчего-то сегодня совсем не было настроения.

– Интересуешься, для кого могилка? – захихикал товарищ Троцкий с рогами на голове.

– Как раз это меня не волнует, – обрадовался я завязавшемуся диалогу и тут же на ходу переиначил стихотворение Маяковского:

Послушайте! Ведь, если могилы копают —

Значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – кто-то хочет, чтоб они были?

– Вот именно, что хочет, – зло пробасил незнакомый мне чёрт. – Хватит умничать. Копай глубже, кидай дальше! – рявкнул он.

– А помните как у Есенина? – забубнил я и, воткнув лопату в землю, сделал пару копательных движений. – В этой могиле под скромными ивами спит он, зарытый землей.

– Я сейчас кому-то как дам копытом в лоб! – прошипело существо.

– Честно говоря, мне Есенин тоже как-то не очень, – буркнул я, скорчив скорбное выражение лица. – Толи дело Рубцов: «Я умру в крещенские морозы. Я умру, когда трещат березы».

– Я сейчас кому-то так тресну! – взвыл чёрт, похожий на Троцкого в исполнении актёра Хабенского.

И в тот же самый момент лопата в моих руках, прочертив по воздуху размашистую дугу, хряпнула его лотком по левому рогу. Вовремя сработала расшатанная нервная система и немного подзабытое чувство собственного достоинства. Однако чёрт на своих кривых ногах даже не шелохнулся. Зато лоток из дешёвого железа согнулся чуть ли не наполовину. «Китайское барахло», – выругался я, и пока чёрт от удивления моргал глазами, тут же шарахнул его черенком точно между рогов. Надо сказать, что черенок, сделанный уже из отечественной древесины, произвёл на рогатого незнакомца должный эффект. После этой второй оплеухи рогатое существо покачнулось и грохнулось на попу.

– С ума сошёл? – неожиданно пропищало оно женским голосом.

– Нет, – выдохнул я. – Просто я не узнаю вас в гриме. Кто вы такой? Сергей Бондарчук, Юрий Никулин или Иннокентий Смоктуновский? Здравствуй, Кеша! А может быть вы – Константин Хабенский?

– Я – Лидия Сергеевна, – обиженно пропищал чёрт.

И вдруг кто-то отвесил мне смачную пощёчину. После чего мигом исчезла часовня, покосившаяся ограда старого кладбища и испарился сам рогатый товарищ Троцкий. Взамен я увидел стены, пол и потолок какого-то офисного коридора. Кроме того на меня большими и испуганными глазами смотрела приятная во всех отношениях женщина лет 30-и. «Я, наверное, ударил её по лбу, – подумалось мне. – Неудобно как-то получилось: метил в чёрта, а попал в женщину».

– Что с тобой, Феллини? – смущённо улыбнулась она, потирая ушиб на лбу.

И тут в мой мозг сама собой потоком хлынула всевозможная информация. Я вспомнил, что эту приятную барышню зовут Лидия Сергеевна Милова, и что работает она гримёршей на киностудии. А ещё Милова внешне немного напоминала Мэрилин Монро, только более пышных форм, поэтому с ней крутил шашни женатик дядя Йося Шурухт. Этот дядя Йося являлся каким-то моим дальним родственником и, работая на «Ленфильме» в качестве директора разных кинопроектов, пристроил сюда же ассистентом режиссёра.

И в тот же самый момент вспомнилось ещё кое-что интересное. Оказывается я – самый настоящий гость из будущего, так как неведомая сила перебросила моё сознание из двадцатых годов 21-го века в судьбоносный 1964 год. И если в будущем я был старым и ворчливым пенсионером, то теперь я – молодой и задорный кинорежиссёр Ян Нахамчук по прозвищу Феллини. А ещё на моём счету уже имеется одна сверхудачная короткометражка, где главную роль сыграл неповторимый Савелий Крамаров, и называется она – «Так не бывает».

«Опаньки, – подумал я, пытаясь сам встать с пола, – у меня же ещё есть любимая женщина, замечательная актриса Нонна Новосядлова! И кроме того я только что показал черновой монтаж полнометражного детектива „Тайны следствия. Возвращение святого Луки“ самому товарищу Толстикову, первому секретарю Ленинградского обкома КПСС. Однако шустро я развернулся здесь, в прошлом. Выскочил как чёрт из табакерки всего-навсего в конце мая этого года, и уже к концу июля, за два с небольшим месяца, столько наломано дров».

– Ты выпил что ли? – захихикала Лидия Сергеевна, подхватив меня под руку, когда моё тело основательно зашатало, словно я действительно был под воздействием алкоголя.

– Мне пить нельзя, у меня непереносимость, – просипел я, еле-еле двигая ртом. – Это я от недосыпа задремал.

Я покосился на железный прут, который откатился к плинтусу и теперь был почти незаметен, и вспомнил, что перед тем как потерять сознание этой железякой меня огрел по руке какой-то бандит, передав «привет» от подпольного букмекера Сан Саныча. Моё знание будущего этому Сан Санычу обошлось в существенные денежные потери, вот он и отомстил. «И незачем об этом трепаться», – пронеслось в моей голове.

– Что ж Ноннка-то за тобой не следит? – снова засмеялась Лидия Сергеевна и, обхватив меня за корпус, словно заботливая жена мужа алкоголика, повела на четвёртый этаж, где размещался мой рабочий кабинет. – Я бы на её месте такого мужчину далеко не отпустила, хы-хы.

– Нонна с сёстрами Вертинскими улетела вчера в Минск, – проплетал я, постепенно востанавливая в памяти всё, что произошло со мной после перемещения. – Там сегодня кинопробы идут на «Город мастеров». И я, кстати, эту сказку в общих чертах помню. Там какой-то горбун улицы подметал-подметал, а потом взял и совершил революционный переворот. Нормальный поворот?

– Всё шутишь, – не поверила мне гримёрша. – А я хотела с тобой серьёзно поговорить, – на этих словах Лидия Сергеевна как бы невзначай прижалась ко мне своей выдающейся грудью третьего размера.

– Весь во внимании, – смущённо пробурчал я, стараясь побыстрее переставлять ноги.

– Я слышала, что в следующее воскресенье, 9-го августа, ты с актёрами поедешь на гастроли в Петрозаводск, это правда?

– 9-го в Петрозаводск, 16-го в Выборг, 23-го в Кронштадт, – кивнул я, удивившись тому факту, что дядя Йося от Лидии Сергеевны эту информацию утаил. – Если есть возможность немного подкалымить, то почему бы и нет? Актёры и актрисы тоже люди, им тоже требуется ежедневное трёхразовое питание и заграничные шмотки от фарцы.

– А можно и мне с вами? – гримёрша ещё сильнее прижалась грудью к моему боку.

– Всё, дальше сам, – буркнул я, когда мы оказались на лестничной площадке, где можно было ухватиться за перила, что тут же мной было и проделано. – Гастролями заведует дядя Йося, то есть товарищ Шурухт. Реши этот вопрос с ним. Лично я, от профессиональной гримёрши на выезде не откажусь. Так как артисты народ впечатлительный, нервный и иногда буйный. Вдруг у кого-то появятся синяки?

– Ладно, хорошо, – немного разочаровано пожала плечиками Лидия Сергеевна. – Тогда я пошла?

– Да-да, мне уже нормально, – закивал я и аккуратно двинулся по лестнице вверх, а сам подумал: «Что это сейчас такое было? Это был подкат? Тонкий намёк на толстые обстоятельства? Вроде я повода не давал, и в безразборчевом волочении за симпатичными сотрудницами киностудии и приглашёнными на съёмки актрисами не замечен. Ну, Лидия Сергеевна, странную игру ты затеяла. Однако я – воробей стреляный, меня на мякине не проведёшь. Это я только снаружи молодой, глупый и рьяный. А внутри во мне уже давно поселился старый и прожжённый циник».

– Ого! Ещё четверг середина дня, а Феллини-то уже бухой! – гаркнул кто-то, пробежав вниз за моей спиной.

– Зато пьяный проспится, а дурак никогда, – рыкнул я в ответ и улыбнулся, так как впереди меня ждали большие и серьёзные дела.

* * *

«Плохо, когда актёры садятся на голову режиссёру», – подумал я, сорвав листок отрывного календаря, на котором четверг 30-е июля сменился на пятницу на 31-е число.

А с другой стороны мне сейчас всего 24 года, актрисе Нонне Новосядловой – 22, Анастасии Вертинской в декабре исполнится 20, её сестре Марианне и Олегу Видову только-только стукнуло по 21-му, а актёру Льву Прыгунову уже 25. Наш будущий Бонивур можно сказать, что уже «старичок». Но по большому счёту мы все ровесники, представители одного «оттепельного» поколения так называемых «шестидесятников».

Да и потом мы не на съёмочной площадке, где моё слово режиссёра – закон, порядок и указующий перст влиятельной особы. И если завтра в нашем городе на Неве открытие Первого всесоюзного кинофестиваля, а в гостинице, как всегда, мест нет, то не выгонять же мне будущих звёзд советского кинематографа на улицу? Потомки мне такого низкого поступка не простят. К тому же в этом 1964 году моя комната в коммуналке в 14 квадратных метров – это всё равно, что двухкомнатная квартира в 21-ом веке. И при наличии трёх дежурных раскладушек как-нибудь уляжемся все.

«Девчонок можно пустить на кровать, и тогда мне, Видову и Прыгунову достанется по раскладушке», – проворчал я про себя, освобождая рабочий стол от пишущей машинки и стопки бумаг со сценариями. Этому, пережившему блокаду, столу сегодня предстояла почётная миссия – послужить «поляной» для двойного праздничного мероприятия. Во-первых, нужно было хряпнуть за встречу, а во-вторых, у Марианны Вертинской два дня назад прошёл День рождения, который так и не был отмечен.

– А, правда, говорят, что ты уснул прямо в коридоре киностудии? – захихикала Настя Вертинская, крутясь перед большим зеркалом в новом брючном костюме, который сшила моя соседка по коммуналке и одновременно художник по костюмам Галина Васильевна.

– Между прочим, имел на это полное законное право, – хмыкнул я. – Сделал дело, спи, где хочешь смело. Кстати, как прошли кинопробы в Минске? Нонна что-то ничего не говорит.

– Да так, не очень, – погрустнела Анастасия Вертинская, а затем, выглянув в коридор, чтобы узань слышит нас кто или нет, она быстро и тихо протараторила, – Марьянку утвердили, а меня и Ноннку коленом под зад, хы-хы-хы. Так что с тебя, Феллини, новый и очень хороший сценарий. Ты просто не представляешь – как не хочется сниматься в какой-нибудь ерунде.

Потом младшая Вертинская перед зеркалом по-театральному заломила руки и, пока остальные гости не стали из кухни в комнату заносить выпивку и закуски, она так и простояла, любуясь этой странной актёрской позой.

А что касается нового сценария, то я уже вторые сутки мысленно разрывался на части. Первый секретарь Ленинградского обкома буквально потребовал к 23-му февраля следующего 1965 года сделать продолжение «Тайн следствия», но мне уже не терпелось, засучив рукава, приступить к «Звёздным войнам». Ибо плох тот режиссёр, который не мечтает увековечить своё имя в истории мирового кинематографа. Обычные же комедии, мелодрамы и детективы для отечественного зрителя спокойно снимут и без моих творческих выкрутасов. А вот на мировую арену без моего знания будущего нашему кино не пробиться никогда.

Даже «Война и мир» Сергея Бондарчука, которая получит Оскар совсем скоро в 1968 году, в американском кинопрокате пройдёт совершенно незаметно. А в Италии эта самая дорогая кинокартина в СССР займёт всего 59-е место в хит-параде за 1968 год. Кстати, Сергей Бондарчук чуть позже совместно с итальянцами снимет «Ватерлоо», который поднимется уже на 16-у строчку итальянского кинопроката 1971 года. Но учитывая огромные затраты на производство, это будет эпический финансовый провал.

И вообще, за всю историю советского кино, только «Летят журавли» Михаила Калатозова в 1958 году собрали приличную кассу в Италии, в Западной Германии и во Франции. Но даже и эта трогательная история любви не тронула сердца чёрствого американского зрителя. В США наши картины никогда не попадали в десятку самых успешных с коммерческой точки зрения киноработ. И эту печальную традицию нужно было срочно ломать!

– Мы пить-то сегодня будем или как? – захохотал Лев Прыгунов, взяв в руки бутылку «Советского шампанского», когда на столе были разложены бутерброды, салаты и порезан спелый астраханский арбуз.

– Наливай-наливай, – проворчал я, при этом в свой стакан предварительно плеснув газировки. – Сегодня у нас особенный день, – сказал я, встав с места. – День рожденья – праздник детства и никуда, никуда от него не деться. День рожденья – грустный праздник, но ты, Марианна, улыбнись, не грусти напрасно.

– Урааа! – закричали актёры и актрисы, когда Прыгунов шарахнул пробку из-под шампанского в потолок и принялся разливать слабоалкогольную шипучку по фужерам.

– Кстати, по поводу подарка, – продолжил я свою речь. – Этот брючный сценический кинокостюм из реквизиторского цеха я выкупил. Поэтому, Марианна Александровна, носи его на здоровье, не залей раньше времени шампанским.

– Спасибо, Феллини, – мурлыкнула Вертинская старшая и быстро чмокнула меня в левую щёку.

И тут же я получил по спине легкий тычок маленьким кулачком от Нонны Новосядловой, которая стояла с правой от меня стороны. Чтобы я значит не особо расслаблялся, и помнил клятву верности.

– Кстати, по поводу костюмов, – скромно пробубнил Олег Видов, – мы с Лёвой их тоже хотели бы выкупить.

– Только пока с деньгами пока полная жо… то есть неясность, – замялся Лев Прыгунов. – Отсюда вопрос – когда будет гонорар?

– Подрулили два бандита, где же деньги Зинаида? – хохотнул я. – Спокойно, товарищи артисты, 9-го у нас гастроли в Петрозаводске, а 10-го в кассе «Ленфильма» выплатят «окончаловку» за весь съёмочный период. Так что голодной смертью я вам умереть не дам. Не дождётесь.

– Так это совсем другой разговор! – обрадовался Прыгунов. – Давайте, товарищи, за будущие миллионы до дна!

– Урааа! – вновь раздался дружный артистический хор голосов.

* * *

– Скучал без меня? – прошептала красавица Нонна, когда арбуз уже был съеден, опустело пару бутылок шампанского, а из проигрывателя зазвучала приятная лирическая мелодия «Любовь настала» и гости, разбившись на парочки, перешли к танцевальной программе.

– Спрашиваешь, конечно, скучал, – совсем чуть-чуть приврал я, так как придаваться скуке за три последних дня, элементарно не было времени.

– А меня не взяли на роль, – шмыгнула актриса своим прехорошеньким носиком. – Режиссёр как Марьянку увидел, так про остальных и думать забыл. Отснял нас просто для отчёта, для галочки. Ну, скажи, разве я хуже?

Я покосился на Марианну Вертинскую, которая сейчас танцевала с Олегом Видовым, в очередной раз вздрогнул, вспомнив, как её изуродует пластическая операция в будущем, и, пожав плечами, пробормотал:

– У каждого режиссёра своё видение, и на вкус и цвет – все фломастеры разные.

– Разное что? – опешила девушка.

– Фломастеры – это такие японские цветные карандаши. Да и потом, у тебя разве мало работы? В августе у тебя озвучание кинокомедии «Зайчик» и моих «Тайн следствия», гастроли и…

– И что ещё? – тут же хихикнула Нонна.

– А ещё в этом августе может много всякого разного произойти, – шепнул я, ещё плотнее прижав к себе хорошенькую фигурку Нонны. – Я может быть, такое закручу, что весь киношный мир вздрогнет.

– А вот с этих слов поподробней, – вдруг брякнул Лев Прыгунов, тут же выключив проигрыватель.

– Да, Феллини, нам всем интересно, что ты намерен снимать дальше? – пискнула Анастасия Вертинская.

– И как прошёл показ чернового варианта «Тайн следствия»? – спросил Олег Видов. – Почему ты ничего не рассказываешь?

– Мы весь вечер ждём, а ты всё молчишь и молчишь, – поддакнула Марианна Вертинская.

«Ну, спасибо родные, – усмехнулся я про себя, рассматривая озадаченные лица артистов, которых танцы и музыка моментально перестали интересовать. – В родной коммунальной комнатушке я теперь и помолчать спокойно не могу. Обложили со всех сторон, гонят весело на номера. И вообще, это очень плохая примета, трепаться раньше времени».

– Показ нашей совместной работы для первого секретаря обкома прошёл просто замечательно, – проворчал я. – Там, в просмотровом кинозале, товарищ Толстиков смеялся, удивлялся и даже плакал, словно ребёнок.

– Ну и? – уставилась на меня огромными глазищами Нонна.

– И когда закончились финальные кадры фильма, товарищ первый секретарь буквально потребовал, чтобы к 23 февраля было снято продолжение этой детективной истории, – эти слова я произнёс с таким кислым выражением лица, словно речь шла о каких-нибудь похоронах.

– Вот это другой разговор! – обрадовался Прыгунов. – За это надо выпить!

– Подожди, – остановила его младшая из сестёр Вертинских. – В чём подвох? Что тебя, Феллини, смущает?

– А может быть у меня другие планы? – прорычал я и, подойдя к столу, сдвинутому в угол, залпом выпил целые стакан газировки. – Может быть, я не хочу снимать продолжение к 23-му февраля? Может быть, у меня имеются задумки более глобального космического масштаба?

– Зря выкобениваешься, – криво усмехнулся Лев Прыгунов, – если первый секретарь дал задание снимать, то снимать придётся всё равно. Это я тебе говорю как человек, который старше тебя на год. И вообще, радоваться надо. Другие молодые режиссёры годами ждут, чтобы им доверили самостоятельную работу по хорошему сценарию и на свободную тему.

– Лёвка прав, – поддержала его Марианна. – Я в «Заставе Ильича» снялась два года назад. Этот фильм уже как год должен был идти на экранах, а вместо этого Марлену Хуциеву только нервы треплют. Пересними то, пересними сё, вырежи это. Сволочи.

«Черти, черти полосатые, – забухтел я про себя. – Не зря мне чёрт намедни приснился. Ей Богу не к добру. А Прыгунов-то ведь на сто процентов прав. Если партия сказала – надо, то хоть на части разорвись, но смоги».

– Ладно, – крякнул я, – выпили, потанцевали, поговорили о кино, высказали всё друг другу в лицо. Теперь давайте на боковую. Завтра днём открытие кинофестиваля, и я хочу на нём быть красивым, обаятельным и выспавшимся.

– Значит, продолжение ты снимать всё-таки будешь? – хитро улыбнувшись, посмотрела на меня красавица Нонна.

– Буду, – недовольно рыкнул я.

Глава 2

Первый всесоюзный кинофестиваль, который стартовал в Ленинграде 1-го августа 1964 года, был уже не первым подобным праздником для деятелей кино. Самый первый междусобойчик киношников состоялся в 1958 году в Москве, тогда главную премию получил «Тихий дон» Сергея Герасимова. Затем лучших кинематографистов страны принял Киев, а в 1960 году работники отечественной киноиндустрии весело погуляли в Минске. И вот спустя четыре года кинорежиссёры, актёры, мультипликаторы, документалисты, операторы, сценаристы, художники и композиторы приехали в город на Неве. Ради такого случая в этот субботний вечер арендовали целый кинотеатр «Ленинград», который имел полторы тысячи посадочных мест и располагался около Таврического сада. Тем самым как бы намекая: «Кому не понравится кино, валите в сад».

Лично я ни в сад, ни в зад не хотел. Мне, как гостю из будущего, на таком раритетном мероприятии нравилось практически всё, за исключением немного скучного и формального открытия, где очень долго выступала министр культуры Екатерина Фурцева, призывая снимать больше картин для простого трудового народа. Зато, какие вокруг мелькали лица: Сергей Бондарчук, Эльдар Рязанов, Вячеслав Тихонов, Анатолий Папанов, Иннокентий Смоктуновский, Василий Шукшин, Леонид Быков, Кирилл Лавров, Николай Черкасов, Владимир Басов, Георгий Данелия, Вия Артмане, писатель Юрий Нагибин, поэтесса Белла Ахмадулина и многие-многие другие. И самое главное все они были живы, здоровы и полны творческой энергии.

А когда погас свет и на экране замелькал луч кинопроектора, то сразу стало весело. Так как по растерянно бегающим организаторам в проходе кинозала стало понятно, что что-то пошло не так. Наверное, запустили не ту плёнку. Либо нужную нарезку фестивальных фильмов просто-напросто не успели сделать и зрители стали свидетелями моей короткометражки «Так не бывает». И народ, увидев на первых кадрах Савелия Крамарова, тут же весело загоготал.

– Чё толкаешься? Я говорю, чё толкаешься-то? – заворчал вор по кличке Косой, которого вели по коридору следственного изолятора.

– Давай-давай, – прошипел на него конвоир.

– Чё давать-то? Я тебе не автомат с газировкой. Вот сунь в него три копейки, тогда и требуй, – хмыкнул Крамаров, чем вызвал ещё один взрыв хохота.

Однако мой короткометражный фильм не все встретили с восторгом, особенно недовольными выглядели мои коллеги по киношному цеху. Но возмущаться прямо в кинозале эти деятели кино поостереглись. Ведь кроме них на открытие фестиваля пожаловала почти тысяча обычных сторонних зрителей, которым моё кино нравилось. И они после каждой фразы Савелия Крамарова и дяди Лёши Смирнова буквально сотрясались от гогота.

«Н-да, – подумалось мне, – сейчас на праздничном банкете мне эту ошибку организаторов припомнят коллеги сполна».

– Наверное, кто-то решил пошутить? – шепнула мне Нонна, прижавшись к правой руке.

– Скорее всего. А потом скажут, что это мои проделки, – так же тихо буркнул я.

– Седьмой раз смотрю, седьмой раз смешно, – пробурчал мне в левое ухо кинооператор Дмитрий Месхиев. – А первый приз всё равно дадут «Гамлету». – Он кивнул на правый край вышестоящего третьего ряда, где сидели создатели этого фильма, и добавил, – нашего «Бедного Йорика» хотят послать на Венецианский фестиваль. Так что всё уже заранее известно.

И я, глянув туда украдкой, чётко разглядел важный профиль режиссёра Григория Козинцева и немного смущённое лицо Иннокентия Смоктуновского. А рядом со Смоктуновским, ближе к нам, сидели Анастасия Вертинская и, непонятно как проникший на фестиваль, молоденький Никита Михалков. Хотя чисто с формальной точки зрения, он как исполнитель роли рабочего-метростроевца в фильме «Я шагаю по Москве», имел право здесь быть. Просто фестиваль не резиновый и приглашение на него получили далеко не все.

– Поговаривают, что это ты с Козинцевым начинал снимать «Гамлета»? – шепнул я Месхиеву.

– Было дело, – помрачнел кинооператор. – Я предлагал сделать картину в цвете с преобладанием красных тонов: огонь, кровь и всё такое.

– А иначе наш «Гамлет» получится копией фильма 1948 года Лоренса Оливье? – спросил я, заранее зная ответ.

– Вот именно, – хмыкнул Дмитрий Месхиев и громко захохотал, потому что на экране Савелий Крамаров принялся потешно отплясывать под новый советский хит «Как провожают пароходы».

Кстати, моя короткометражка стала не первым косяком нашей ленинградской принимающей стороны. Почти двести гостей фестиваля сперва планировалось разместить в доме отдыха под Выборгом, а в последний момент его переиграли на «Дом творчества Союза театральных деятелей» в посёлке Комарово. Кто-то в обкоме решил, что если творческая интеллигенция будет пить и кутить поближе к Ленинграду, то возникнет гораздо меньше предполагаемых проблем. Ибо от чрезмерной радости до фатального инфаркта, как от любви до ненависти, всего один шаг.

* * *

Справедливости ради с праздничным фуршетом организаторы не подкачали. Сразу после торжественного открытия, на котором всё же после моей короткометражки были показаны фрагменты фильмов участвующих в конкурсной программе, всех творческих работников посадили на автобусы и отвезли на причал «Набережная Лейтенанта Шмидта», где уже под парами стоял трёхпалубный теплоход «Надежда Крупская». И в ресторане этого теплохода нас ждал самый настоящий сюрприз: столы, которые ломились от закусок и выпивки, и живой музыкальный оркестр с Эдуардом Хилем во главе.

«Если кораблик будет ползти до Комарово 4 часа, то не все встретят пристань в здравом уме и твёрдой памяти», – пробурчал я про себя. И тут же кто-то из толпы гостей гаркнул, увидев музыкантов:

– Давай нашу, пионерлагерную!

И сначала раздался дружный хохот повеселевших киношников, а потом Эдуард Хиль кивнул своим парням головой и те заиграли очень актуальную в данный момент вещь – «Как провожают пароходы».

– Молодой человек, можно вас на пару слов? – тронул меня за локоть интеллигентный пожилой мужчина с чётко выраженными еврейскими чертами лица.

– Можно, – рыкнул я, так как пока ехали в автобусе только ленивый не обозвал меня «выскочкой». А режиссёр Григорий Козинцев добавил, что я – «выскочка», которая далеко пойдёт, но недолго, что меня, «Сивку», быстро обломают крутые горки.

– Мне Эдик рассказал, что эту песню вы придумали чуть ли не за десять минут, – проплетал пожилой незнакомец, когда Хиль запел:

Как провожают пароходы?

Совсем не так, как поезда.

Морские медленные воды —

Не то, что рельсы в два ряда…

– Враньё, – хмыкнул я, – песня была написана за пятнадцать минут и тридцать секунд, может быт, за тридцать три. У вас ко мне всё?

– Ещё нет. Посмотрите, пожалуйста, сюда, – мужчина вытащил листок, где были напечатаны на машинке стихи Константина Ваншенкина, которые назывались «Как провожают пароходы». Правда у этих стихов не было припева, и выглядели они как стандартные шесть четверостиший. А ещё внизу стояла дата написания: «июль 1964 года». – Как вы это можете объяснить, что ещё не изданные и никому не известные стихи Кости, появились в вашей песне? Он как увидел вашу чёртову короткометражку, его чуть инфаркт не схватил.

«Что, вляпался, поэт-песенник? – обругал я сам себя. – Хотя песня-то записана раньше, чем поэт Константин Ваншенкин сочинил свой, ставший хитом стих. Тут вытанцовывается плагиат не в его пользу. Однако это всё равно меня не красит».

– А как вы можете объяснить то, что Попов и Маркони в один и тот же день изобрели радио? – уставился я на незнакомого товарища. – Идеи летают в воздухе, и кто первый встал, того и тапки, потому что в большой семье кое чем не щёлкают. И, между прочим, моя песня на месяц раньше записана в студии звукозаписи.

– Я, Косте, верю, что он не воровал чужое творчество, – прошипел незнакомец.

– А я верю своим глазам и ушам, и где в этих стихах припев? – проворчал я. – Кстати, с кем имею честь говорить?

– Композитор Аркадий Островский, – отрекомендовался пожилой мужчина.

– О как! – усмехнулся я. – А у меня к вам имеется замечательное творческое предложение, которое способно прославить на весь мир.

– С жуликами не разговариваю, – рыкнул он и пошёл в зал к своим коллегам композиторам.

– До Комарова четыре часа ходу! – кирнул я ему в спину. – У вас есть ещё время подумать – вписать своё имя в историю мировой музыки или нет?

«Ну вот, я уже не только „выскочка“, но и жулик. Какой сегодня насыщенный получается день», – тяжело вздохнул я и побрёл к своему столику, где собралась одна молодёжь, все как один – молодые да ранние гении отечественного кино. Здесь с большим аппетитом уплетали закуски Олег Видов, Лев Прыгунов, сёстры Вертинские, моя Нонночка Новосядлова и, неизвестно как проникший на фестиваль, Никита Михалков. Меня так и подмывало спросить: «Как ты, родной, сюда пролез, и где потерял старшего брательника, Андрея свет Кончаловского?». Однако первым обратился ко мне с вопросом сам Михалков:

– Поговаривают, что ты снял что-то неординарное и выдающееся? – хихикнул он, покосившись на Анастасию Вертинскую.

– Кино будет нерядовое, это сто процентов, – ответил за меня Лёва Прыгунов.

– К гадалке не ходи, – поддакнул Олег Видов.

– Что значит нерядовое? Хи-хи-хи, – затрясся Никита Михалков.

– Это значит, что очереди к кассам кинотеатров вырастут с километр, – буркнул я. – А потом его начнут крутить в странах соцлагеря и в Китае. Затем под зрительским напором рухнут кинотеатры Японии, Франции, Италии и даже Западной Германии. А при хорошем дубляже на наше кино пойдут жители Лондона, Нью-Йорка, Чикаго, Бостона и Филадельфии. Это, Никита Сергеевич, тебе не танки с парусами.

– Какие ещё танки с парусами, что за бред? – смутился Михалков.

– Придёт время, сам увидишь, – проворчал я и налил себе газировочки.

Однако газировку мне попить не дал директор киностудии «Ленфильм» Илья Киселёв. Он схватил меня за плечо и потащил к первому столику, где сидели Сергей Бондарчук, Ирина Скобцева, Екатерина Фурцева, Сергей Герасимов и высокопоставленные чиновники из Госкино.

– Потом поешь, – зашипел на ухо Илья Николаевич.

– Я так-то хотел попить, – я попытался выкрутиться и вернуться к своим друзьям.

– Ты сюда пить что ли пришёл? – гневно зыркнул на меня директор «Ленфильма», схватив меня как следует за рукав пиджака. – Запомни, от этих людей зависит твоё будущее, и моё, кстати, тоже. Сейчас представлю тебя Кате Фурцевой, поэтому, прошу тебя, не ломайся как Дунька Распердяева. И сделай морду лица попроще.

– Так сгодится? – я уставился зрачками на кончик своего носа и немного приоткрыл рот, из-за чего моя физиономия приобрела вид умственно-недоразвитой здоровенной детины, которую лишь по недоразумению одели в элегантный деловой костюм.

– Зря я тебя сразу не уволил, сволочина, – шикнул Илья Киселёв и подтолкнул меня к столику, где сидели «боссы» всего советского кинематографа.

И как полагается важным шишкам, сидящие за первым столиком гости фестиваля, не сразу обратили на нас внимание. Илья Николаевич чуть-чуть помялся, несколько раз выразительно прокашлялся и лишь затем робко обратился к товарищу Фурцевой:

– Екатерина Алексеевна, вы хотели посмотреть на нашего ленинградского Феллини, который наделал много шума своей короткометражкой…

– Я хотела? – удивилась министр Культуры, окинув меня немного затуманенным взглядом, словно капризная барыня неразумного холопа. – Не помню. Хотя… – Фурцева криво усмехнулась, взяла две стопки коньяка и, встав из-за стола, один «стопарик» протянула мне. – Выпьешь со мной, Феллини твою за ногу?