Текст книги "Миряне (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Обязательно, – пробубнил я.

– Ничего не знаю, – затараторила Ири, – моё, моё, моё, моё. А вот это вот в клеточку куда?

– На витрину, – раздражённо бросил я.

– Какая витрина? Мне надеть нечего! Моё, моё, моё, моё, – выдала скороговоркой Иримэ, – а платье в горошек куда?

– Всё продадим до последней ниточки, – я вновь потёр гудящие виски.

– Понятно! А моё любимое леопардовое, тоже на продажу? – взвизгнула лесовица.

– Его в первую очередь! – гаркнул я.

– Всё! Ты выставил на продажу, я их купила! – эльфийка в пару мгновений спрятала обновки в своём безразмерном гардеробе.

– Тогда сегодня спать пойду на первый этаж! У меня тоже нервы есть! – завёлся я.

– Хорошо! – Ири выставив вперёд свою шикарную грудь, преградила мне дорогу, – платье в горошек можно продать, не такое уж оно хорошее, – грустно заметила она.

– Ладно, – сказал я примирительно, – с одного платья никакого навара не будет, оставляем.

Иримэ громко взвизгнув, подпрыгнула и повисла на мне.

Глава 23

На следующий день, когда ещё утренняя прохлада не покинула стены нашего беспокойного суетного Житомира, я вышел из своей конторы. В лавке под хлипким навесом, которая была напротив дверей в «Рога и копыта» лежал прямо на прилавке продавец свистулек и пищалок. Я осторожно потормошил соседа за плечо, чтобы удостоверится в его состоянии.

– Не-е бе-е мя-я, – пьяно пробубнил народный умелец.

Под прилавком в корзине не было ни единого целого инструмента. Одни черепки да осколки. Да, больше ему тут дудками торговать не дадут. Я взял в руки несколько черепков разбитых в дребезги глиняных птиц. Можно было конечно поколдовать и их склеить, но я решил, если застану его здесь ещё раз трезвым в здравом уме, то предложу ему поменять направление бизнеса. Например, на оловянных солдатиков или на настольный футбол. Вроде мужик рукастый, так зачем же пропадать таланту?

Я кстати специально вышел из дома с третьими петухами, хотелось своим ранним приходом немного позлить купца Мироедова. Как он меня достал ежедневными посыльными, которые постоянно ныли про деньги. Для расчёта я взял с собой пять командирских часов и на всякий случай блюдо или поднос, смотря как его использовать, от Ханарра. Прелюбопытная оказалась вещица. Особенно выгравированный сюжет на внутренней поверхности: эльфийский с длинными ушами правитель верхом на верблюде охотился с копьём на львов. Ири сказала, что это и есть её предок царь Львиное Сердце. Лично я портретного сходства не нашёл.

В особняк главы купеческого квартала я намеренно постучал громко и резко кулаком, как полицейский в двери преступника. Внутри, судя по звукам, кто-то быстро забегал. Пусть поволнуются, может пока они спали, в городе власть сменилась. Ещё вечером верховодил князь, а сейчас уже слуги Сатура пришли реквизировать добытое нетрудовыми доходами добро.

– Кто? – раздался из-за двери встревоженный голос Сигизмунда Олеговича.

– Открывай, собака! – хохотнул я про себя, а вслух сказал, – откройте вам телеграмма, умер ваш дальний родственник в Америке, и оставил большое наследство!

За дверью, что-то грохнулось. Множественные затворы защёлкали и наконец, довольное лицо Мироедова выглянуло наружу.

– А, Михаил Андреевич, – разочарованно протянул он, спрятав счастливую улыбку, – вы всё шутите.

– Да какие могут быть шутки, – я не дожидаясь приглашения, протиснулся в прихожую, и прошёл дальше в гостинную, – долг платежом красен.

Я выставил на обозрение купца пять наручных командирских часов. Два экземпляра с чёрным циферблатом и нарисованным парашютом для вэдэвэшников, ещё два с циферблатом жёлтого цвета с надписью – восток антимагнитные. И на последних часах было написано КГБ СССР, они тоже были чёрные. Сигизмунд Олегович в бархатном халате степенно прошёлся к столику и с ленцой глянул на неизвестные в этом мире устройства.

– Что это такое? – задал он стандартный вопрос.

– А вы сами не видите? – удивился я, – вот у вас в доме прекрасные часы с кукушкой, а это их наручный миниатюрный вариант, но лучше.

– Любопытно, – Мироедов взял в руки один экземпляр и прочитал надпись, – КГБ СССР? Что это значит?

– На надписи не обращайте внимания, – я махнул рукой, – каждый уважающий себя часовщик ставит своё фирменное клеймо, как подпись. Вот, например: сделано в СССР. Это значит сделано на века, со знаком качества! Или вот ещё надпись: командирские. Это значит сделано специально для людей избранного знатного рода. Сразу предвижу вопрос, где такое клепают? Спокойно, всё законно, я же говорю, приехало наследство из Америки с оказией.

– Ну, допустим, – глаза Сигизмунда предательски загорелись, – за каждый я дам по золотому, а где остальные мои деньги? Ещё тридцать пять монет.

– Странное дело, – я расслабленно плюхнулся в мягкое кресло, – вы же богатый человек. Как можно быть при таких деньгах и совершенно не обладать даром предвидения? Я смотрю, вы вещи пакуете?

Я махнул рукой в сторону множественных фанерных коробок.

– В столицу едете, во Владимир, где климат лучше, – я слегка съязвил, – это вы в Житомире уважаемые человек, а в столице всё придётся начинать с нуля. Вот благодаря такому презенту, – я взял в руки часы, – можно заполучить очень хорошую должность при дворе. Или выгодный царский заказ. Потому что деньгами там во Владимире никого удивить нельзя, а часами можно.

– Сколько вы хотите за всё, – процедил сквозь зубы Мироедов.

– Десять золотых за каждые командирские наручные часы, – бросил с равнодушным видом я.

– Девять, – тут же вступил в торг глава местного купечества.

Вот я дятел! Обругал я мысленно себя, нужно было просить двадцать! Торгаш из меня никакущий!

– Ладно, договорились, – с лицом полным прискорбия я встал и протянул руку для закрепления договора.

– Значит, с меня пять золотых, – обрадовался Сигизмунд Олегович, который пожал мою пятерню, – так как остальные уходят в счёт долга. А что у вас ещё в мешке?

– Фамильное блюдо, – я вынул восстановленное медное изделие, – царь Львиное Сердце на охоте. Коллекционный экземпляр.

– Сколько? – Мироедов схватил не то блюдо, не поднос и вперился в него цепкими глазами.

– Две монеты золотом, – пробурчал я.

– Знаете, что я вам скажу, мой молодой друг, – Сигизмунд Олегович посмотрел на меня по-отечески, – уезжайте из города, скоро здесь будет очень плохо.

– Да, – согласился я, – везде хорошо, где нас нет. Но вот в чём дело, всегда мечтал, чтобы было наоборот. Чтобы было везде хорошо, где мы есть.

Требуемую сумму Сигизмунд вынул без разговоров. Когда я вышел от главы купеческого квартала на улице уже множественные горожане спешили по своим ежедневным делам. Торговцы, подгоняя работников, везли товары на рынок, ремесленники в поисках новых заказов топали туда же пешком. Прачки с большими тяжелыми корзинами разносили по домам свежевыстиранное бельё. Точильщик ножей с переносным одноколёсным устройством блажил как ненормальный, перекрикивая общий фоновый шум. Улица привычно плохо пахала, трещала и галдела. Я порвал свою долговую расписку для Мироедова на мелкие клочки. С сегодняшнего дня свободен от всех финансовых обязательств, и это радовало. Ненавижу работать на дядю! Семь золотых монет болтались в моем кошельке, который я по привычке закрепил на тесёмке, на груди. Мимо на лошади, расталкивая трудовой народ, проскакал, одетый в светлые одежды княжеского слуги, гонец. Он остановился на перекрестке и, гарцуя, заорал.

– Всем! Всем! Всем! Слушайте и не говорите, что вы не слышали! Скоро на базарной площади состоится срочное объявление от князя Игоря Всесветовича!

Большинство окон вторых этажей раскрылись настежь, и княжеский слуга ещё раз повторил важную утреннюю новость. Лично мне было сразу ясно, что скажет князь. Я устал, я ухожу, пробубнил я про себя. Осталось только посмотреть на преемника. И я тоже поспешил на площадь.

По дороге забежав в торговый дом, который уже открыла Иримэ, оставил часть денег там. Нечего с собой в такую толкотню таскать все золото. Пятнадцать фирменных бутылок я принялся наполнять напитком, похожем цветом и вкусом на капучино. Ещё пять накануне вечером презентовал купцам Севастьяну, Аристарху, Булату и Гавриле, всем своим одноклубникам по мордобойке, и с лучшими пожеланиями сделал презент сэру Пилигриму. Что-то он в последнее время ко мне зачастил и выпивал не меньше пяти кружек за интеллектуальными беседами. Домишко магика я скажу то ещё зрелище, как музей, всё завешено картинами, заставлено статуэтками, колбами и баночками неизвестного содержания. В довершении ко всему в большой комнате у него была прекрасная библиотека. Кстати, сэра Пилигрима удалось уговорить отсудить первый официальный футбольный матч.

– Я ведь не отказываюсь, – голосом актёра Смоктуновского ответил магик, – но мне хотя бы приблизительно узнать правила игры.

– Если мяч влетел в ворота – это гол, – я стал зажимать пальцы, – если вылетел за боковую – аут, если за лицевую – от ворот или угловой. Нарушение во вратарской площади – пенальти, в поле – просто штрафной удар.

– А если допустим, ногой ударят в голову – за это что дополнительные очки? – Пилигрим налил себе холодного капучино из бутылки и пригубил его, не подогревая.

– Нет, в голову бить нельзя, и вообще человека в футболе бить нельзя, – я принялся эмоционально размахивать руками, – в том то и суть, в футболе бьют только по мячу.

– Какая страшная игра, – огорчился магик, – этот несчастный, который будет мячом, его же, в конце концов, убьют. Знаете что, я пацифист и пожалуй…

– Да не надо никого убивать! – выпалил я, – мяч – это кожаный шар, голямба.

– Тогда предлагаю переименовать игру в голямбойку, так людям понятнее будет, – улыбнулся довольный сэр Пилигрим.

Если с главным судьей все разрешилось наилучшим способом, то с футболистами вышел не комплект. Все мои «колобки» как один отказались играть, не пойми во что и зачем. А вот Севастьян, наоборот, с радостью согласился. И когда я ему рассказал, что заказал нам одинаковые красно-белые футболки, он привёл меня в кладовую и показал залежалый товар.

– Год назад привёз партию белых труселей и красных чулок, – пожаловался он, – может быть в дополнение к твоим футболкам их тоже как-то задействовать? Новая игра – новая форма.

– Отличные труселя! – я приложил к себе белые из шерсти трусы, – и чулки, если их загнуть по колено тоже сгодятся. Как сыграем, сбагришь всё это махом, я даже знаю кому.

В конторе пока я наполнял водой фирменные бутылки и превращал, малопригодную для питья не кипячёную жидкость, в капучино. В «Рога и копыта» сначала забежал Ванюха, и сказал, что скоро на площади начнётся «прямая трансляция» выступления отца житомирских народов, поэтому временно работать не сможет. Затем отметилась Хелена и тоже отпросилась на сверхважное событие. В довершении зашёл Ярослав Олливандер, и предложил открытие торгового павильона по такому праздничному случаю отложить.

– Не каждый день сам князь перед народом отчёт держит! – поднял указательный палец вверх Ярослав Генрихович.

– У нас в Чудесной стране, таких худородных князей, как грязи, – фыркнула эльфийка, – если вам интересно, что в очередной раз наврёт ваш пустозвон, то можете идти, я сегодня поработаю за всех.

– Вам, как иностранке, позволительно, – обиженно засопел книгочей.

Я закончил превращать воду в кофейный напиток и чмокнул любимую лесовицу в щеку.

– Ири, крошка, – сказал я, – если зайдут воры, грабители или убийцы, то напоминаю у нас ко всем посетителям вежливое отношение. Не забудь сказать, здравствуйте я ваша смерть.

– Кого ты учишь! – Иримэ приподняла из-под прилавка лук и стрелы, – и поздороваюсь, и попрощаюсь, и провожу в последний путь по этикету.

Народу на базарной площади столпилось видимо-невидимо. Вот что значит, нет у людей телевизоров и интернета, подумал я. Сейчас бы запаслись попкорном и колой и лежа на диване, прослушали очередную порцию княжеских обещаний. В самую гущу я конечно не полез. Пристроился с краю, поближе к дому. Здесь ко мне и подошёл патруль стрельцов, который возглавлял сам старшина Федот.

– Что думашь скажет? – шепнул мне на ухо Федотий Федотович.

– Вон самоходная карет из белого города выехала, сейчас всё сами узнаем, – я кивнул в сторону главных ворот княжеского кремля.

Через какое-то время пока князь Игорь Всесветович с сыном и дочерью поднимались на деревянную трибуну, которую предварительно поставили слуги, раздались оглушительные и продолжительные аплодисменты. И чего народ хлопает, недоумевал я, может его сейчас культурно пошлют на три буквы. Или ещё хуже, поднимут налоги. Зачем хлопать раньше времени?

– Уважаемые граждане вольного города Житомира! – начал свою речь Игорь Всесветович, – братья и сёстры! Пришёл день, когда я должен уехать на лечение по состоянию здоровья. Грустно мне покидать свой Житомир. Сколько сил вложено в него!

– В замок свой под Владимиром улепётывает, – зашептал на ухо Федот, – стрелецкий полк развалил и линяет, гад! Кто границу охранять будет, сволочь!

– Очень мне горько прощаться с вами, дорогие мои! – князь пустил картинную крокодилову слезу, а толпа ответила ему громкими криками «молодец» и аплодисментами.

– Многие тут брешут, что князь бежит от войны! – выкрикнул Игорь Всесветович, – но это наглая ложь! Вот документ – это пакт о ненападении. Я ответственно заявляю – войны не будет, ура!

– Ура-а-а! – загалдела разом вся площадь и вверх полетели шапки и чепчики.

– Ура-ура в жопе дыра, – зашипел раздражённый Федотий Федотович, – горлопан!

– Я, конечно, хотел на княжении оставить своего сына Карла, – продолжил князь, когда народ немного успокоился, – но не считаю его готовым к этому! Ему ещё нужно многое познать. Поэтому временно городом будет управлять наш уважаемый бурмистр!

– Строгий, но справедливый, – засудачили рядом стоящие тетки, – сына свово не пожалел!

– Все жалобы и пожелания отправляйте ему! – князь пригласил подняться на трибуну главу городской администрации, – я, когда после излечения вернусь в Житомир, в них разберусь, всех выпорю, будете меня ещё за это благодарить!

– А кой кого можно выпороть прямо сейчас! – выкрикнул кто-то из зевак, и толпа разом заржала и зааплодировала.

– Ладно, все, что нужно я услышал, – я пожал руку Федоту, – через час, когда народ разойдется, ставьте здесь ворота, делайте разметку. Я приду, поколдую над полем, чтобы не было на нём острых камней и стекол. Играть ведь придётся босиком.

– Только, чур, играем без этих твоих волшебных штучек, – хитро улыбнулся стрелец.

– Без наших, – поправил я Федотия Федотовича.

Далеко за спиной остался шум с несанкционированного правительством Мирянского царства митинга по поводу проводов князя в столицу. Напротив моей конторы в одиночестве перед пустым прилавком сидел и держался за голову немного протрезвевший торговец свистульками.

– Здорово сосед! – я протянул ему руку, – сегодня будет игра в голямбойку. Сыграешь на дудке перед началом матча вот такой мотив: трам-там-трара-рам-та-там, трам-та-тарара-рам?

Я напел футбольный марш композитора Матвея Блантера.

– На дудке не знаю, но у меня есть медная труба, могу исполнить мелодию на ней, – прохрипел мужчина.

– Не переживай, может ещё всё наладиться, – я выкатил на прилавок одну серебряную монету, – примерно через час будь с трубой на базарной площади.

Глава 24

Иоганн Бухенвальд осматривал житомирский базар взором будущего завоевателя. Ещё два года назад он был примерным семьянином и мелким торговцем в портовом городе Любек. Однако желание быстро разбогатеть сыграло с ним злую шутку. Корабль с партией мехов, в которые он вложил все свои накопления, либо пошёл на дно, либо был разграблен пиратами. В общем, пустил небольшой процветающий бизнес под откос. Иоганн, конечно, не сдался, но пытаясь вырулить ситуацию, наделал такое количество долгов, что лучшим для него стало простое бегство под покровом ночи. И вот когда голодная смерть уже дышала в лицо, судьба вновь улыбнулась Бухенвальду своей кривой улыбкой. Его привёл к кучке необычных людей незнакомый собутыльник из кабака.

– Я всё про вас знаю! – сказал высокий черноволосый с огненными жёлтыми глазами человек в строгом деловом клетчатом костюме, которого все называли Сатур.

В маленькой церквушке под Гамбургом собралось порядка трёх десятков разорившихся торговцев, проворовавшихся чиновников, казначеев растративших полковую казну и прочих подозрительных личностей.

– Вы все хотели вести честную жизнь! – продолжал громко выкрикивать каждую фразу необычный оратор, – но мир оказался к вам не справедлив! Запомните не вы плохие, этот мир плох! Не ваша вина, что вам пришлось украсть, убить, предать и обмануть! В этом виновато не совершенное общество! И в наших силах перевернуть этот мир и создать новую счастливую жизнь!

Последние слова Сатур просто орал доводя себя до полного исступления. Иоганн, как и все присутствующие, были просто потрясены необычным человеком.

– Да-а-а! – кричали все, как заведённые.

– Новая! Счастливая! Жизнь! – верещал черноволосый мужчина.

– Да-а-а! – вновь вторили с огромным воодушевлением бывшие жулики и воры.

– Свобода! Равенство! Братство! – перейдя на визг, выкрикнул Сатур, как будто обращался с этим требования к самим небесам, ко всем Святым.

После судьбоносной встречи жизнь Иоганна Бухенвальда в корне изменилась, он стал пятиколонником. Работа, предложенная таким же, как он бродягам, была творческая, весёлая и хорошо оплачивалась. Если армия из уродиков Сатура квартировалась на границе с каким-нибудь графством, то они, пятиколонники входили в город первыми. Сначала шло сближение с криминалитетом, который за деньги маму родную продаст, затем искали недовольных ремесленников, крестьян и городскую голытьбу. А дней через пять разом начинались беспорядки, бедняки требовали хлеба, ремесленники требовали уменьшения налогов, бандиты грабили богатые дома и магазины. Голытьба тоже включалась в процесс и выносила из вскрытых лавок товары и продукты. Такой хаос творился около трёх дней, и тогда армия Сатура почти без сопротивления входила в город, как освободитель от грабежей и беспорядков. Быстрее чем за год Империя Сатура вышла к границам Мирянского царства. Первой должна была пасть Житомирская волость.

Сатур гениально провёл переговоры с местным князем, подписал с ним фиктивный пакт о ненападении, дал ему много денег, чтобы тот улепётывал ноги. Затем Иоганн и его подельники намекнули богатым купцам и дворянам, которые имели авторитет в обществе, чтобы они тоже увозили из города пожитки. Бандитов и воров даже уговаривать не пришлось, чтобы те, за небольшую плату, по отмашке в нужный день начали грабежи, разбои и изнасилования.

Но что-то шло не совсем так. Иоганн Бухенвальд спинным мозгом чувствовал, что народ здесь не правильный. Например, князь практически сбежал, а эти житомирцы устроили какую-то непонятную голямбойку. Весело им понимаешь. Где чувство угнетения и тревоги, где ощущение безвластия и вседозволенности? Может в городе очень умный и авторитетный бурмистр? С такими мыслями Иоганн протиснулся в первые ряды зрителей какой-то дикой местной забавы.

* * *

Футбольный марш, сыгранный на трубе моим соседом вызвал первый вал оваций. Затем на поле выбежали мы, спартаковцы. Бело-красные футболки, белые трусы и красные гетры, то есть чулки, подвязанные чуть ниже колена, вызвали в болельщиках одобрительный гул. Впереди бежала капитан команды Иримэ, далее Ханарр, Ванюха, Севастьян и я, замыкающий. На поле в двадцать в ширину и сорок в длину метров много футболистов не поместится, поэтому мы заранее договорились, что играем пять на пять. Подражая нам, следом выдвинулись армейцы, они же стрельцы. Капитан команды Федот, однорукий ветеран Натанович, бородатый здоровяк Агафон, молодой стрелец из мордобойской команды Глеб, последним бежал тоже не высокий, чуть повыше миниатюрного Федота усатый парень. Между собой они называли его Елисей, и был не то родной брат, не то двоюродный стрелецкому старшине. Форма команды ЦСКА, где каждый надел, что не жалко, тоже вызвала гул, но скорее с другим знаком. Старшина стрельцов бросил на меня взгляд полный дружеской ненависти.

– Эй, рванина, куды побежали? – орали одни весельчаки с бровки.

– Федот, ты чего драньё надел, причиндалы потеряешь! – кричали другие.

Наконец, держа мяч на вытянутых руках, на центр поля вышел сэр Пилигрим в смешном синем колпаке, как у звездочёта.

– Первый матч по голямбойке между командами ЦСКА, центральным стрелецким клубом армии и «Спартак», спортивным клубом купцов, объявляется открытым! – торжественно объявил Пилигрим, используя карманное волшебное устройство для громкой речи, – победа по истечении двух таймов по двадцать минут будет присуждена тому, кто больше забьёт голов в ворота! Просьба во избежание жертв на поле не выходить!

Потом магик поставил мяч на центр и дунул в свисток. Всё-таки перепутал старик правила, бросил я в сердцах, ни мяч не успели разыграть, ни ворота. Но охать было некогда, я первым бросился к мячу и отпасовал его на Ханарра.

– Ири, беги на ближайшие ворота! – крикнул я своей любимой эльфийке, – Хан, пасуй обратно!

Однако коренастик настолько потерялся, что ударил в направлении наших же ворот. Причём зараза так удачно и сильно пнул, что голямба просвистела по пологой траектории и со свистом влетела под перекладину. Иримэ даже не успела развернуться, как счёт стал один ноль в пользу ЦСКА. Конечно, на поле для мини-футбола с центра забить не сложно, но всё равно обидно!

– Гол! – запрыгали радостные стрельцы.

– Я сейчас кого-то убью! – бросилась лесовица с кулаками, одетыми в перчатки для стрельбы из лука, обратно на центр поля.

Вообще Иримэ конечно хотела надеть на голое тело тоже, что и мы, футболку, трусы и гетры. Но я еле-еле её уговорил, чтобы под форму она всё же поддела лосины и черную водолазку. Ведь не известно, куда придётся прыгать.

– Ири, это я перепутал немного, – виновато пробубнил Ханарр.

Так как коренастик для эльфийки был как брат, она лишь обреченно махнула рукой. А вот Ванюхе и Севастьяну могло бы конкретно и перепасть.

– Счёт один – ноль в пользу ЦСКА! – объявил в громкоговоритель сэр Пилигрим, – голямбу с центра поля разыгрывает команда, пропустившая гол, «Спартак»!

– Парни играем в пас, отдал, открылся, – скомандовал я и снова отпасовал на коренастика, второй раз он вряд ли залепит по нашим воротам.

Ханарр аккуратно переправил мяч на Севастьяна, которому тоже выпало играть в полузащите. Я оттянулся поближе к своим воротам. Стрельцы, кроме Федота, который встал в рамку, толпой бросились в отбор.

– Сева дай мне! – крикнул я партнёру, – Хан уйди в край, Ваня куда прёшь, останься впереди!

Севастьян быстро смекнул, что я от него требую, он дождался, когда армейцы, как кони кинутся на него, и отпихнул мяч мне. Я с голямбой оттянулся ещё ближе к своим воротам. И тоже дождался стрельцов.

– Мне, мне, мне, мне! – скороговоркой затребовала пас Ири.

Что я и сделал, эффектно подцепив мяч носком, удобно подкинул его в руки лесовицы.

– Кинь в край Хану! – подсказал я эльфийке следующий игровой ход.

Однако упрямая Иримэ дождалась, когда четверо игроков ЦСКА добегут уже до неё. И лишь тогда голямба полетела на коренастика. Ханарр с трудом остановил мяч и уже сам догадался, что его лучше отдать на одинокого Ванюху.

– Ванечка держи! – пробасил Хан.

– А-а-а! – завелись трибуны, так как Ванюха выскочил один на один с вратарём.

– Гол давай! Гол! – заорали наши первые спартаковские фанаты.

Однако Ванюха решил блеснуть дриблингом и вместо простого удара в угол, пошёл в обводку. Но на какой-то кочке он запнулся и прямо лицом нырнул в песок. Голямба медленно подкатилась к Федоту.

– Мазила! – тут же отреагировали болельщики, – не можешь пинать, не берись!

– Сколько тебе ЦСКА заплатил? – выкрикнул какой-то мужик, намекая на наглый договорняк.

– Вы чё толпой бегаете? – Федот взял мяч в руки, – играйте шире, как они. Натанович будь рядом, молодые в полузащиту, Агафон, а ты иди, атакуй!

– Атакуй, не атакуй, всё равно получишь…, – пробубнил Агафон.

Старшина стрельцов катнул голямбу в ноги однорукого ветерана. Однако что такое комбинационный футбол армейцы ещё не осознали, поэтому Натанович ломанулся в атаку сам, расталкивая одной очень здоровой рукой своих же одноклубников.

– Чё толкаешься, я же свой! – крикнул в след, отлетевший в пыль Глеб.

– Пас, пас! – рядом параллельным курсом бежал брательник Федота Елисей, пока не воткнулся в здоровяка Агафона, и они вместе рухнули на землю.

Под хохот толпы, оба стрельца, прежде чем подняться, пару раз двинули друг другу в грудь.

– Сева встречай нападающего! – скомандовал я Севастьяну.

– Дайте, дайте, дайте ему пробить! – прыгала в воротах, как кошка Иримэ, – пусть пробьёт, всё равно не забьет!

Но Севастьян уже сблизился с Натановичем, получил от того локтем в глаз, но выбил мяч в мою сторону. Пора сравнивать счёт, решил я, и легко, как на крыльях любви помчался к чужим воротам. По ходу движения я обманул Натановича, прокинул мяч между Агафоном и Елисеем, которые вновь столкнулись друг с другом, пытаясь преградить мне путь. Простеньким финтом убрал в сторону Глеба и когда уже Федот, как Лев Яшин бросился в ноги, чтобы выцарапать драгоценную голямбу, отпасовал на, стоящего в стороне, печального Ванюху. Слава всем Святым в пустые ворота тот не промахнулся.

– Го-о-ол! – заорали зрители и первые наши спартаковские фанаты.

– Я забил! – заверещал Иван, бросившись меня обнимать, – Михаил Андреевич, я забил!

* * *

Иоганн Бухенвальд стоял, открыв рот. Взирая на игру, он почувствовал себя вновь маленьким ребёнком, который в коротких штанишках запускает в луже первый в своей жизни кораблик, сделанный из деревянной щепки. Иоганн даже помотал головой, чтобы наваждение всемирного беззаботного счастья вновь испарилось. Не помогло! Эта проклятая голямбойка захватила с головой.

– Что вы бегаете, как бараны! – подпрыгивал на месте сатуровский пятиколонник, – шире играй, шире! Бей по воротам, мазло!

Да, игра была не совсем равных соперников. Если одетые в красивую форму купцы играли широко и в пас, то стрельцы в обносках носились, как угорелые без всякой системы. Двое даже успели пару раз на потеху болельщиков подраться. Но особенно на поле выделялся спартаковец Миха, по крайней мере, его так все окликали. Он стоял ближе всех к своим воротам, и руководил игрой. Сева сместись в край, Хан помоги Ивану в атаке, держим голямбу, пусть побегают им полезно, покрикивал он на партнёров. А потом сам подхватывал непослушный кожаный кругляш и индивидуально обводил всех игроков ЦСКА. И если бы не корявость спартаковского нападающего Вани, то счёт давно бы стал пять или даже шесть один.

* * *

– Иван, оттянись в полузащиту, – сказал я Ванюхе, когда он в очередной раз промахнулся в пустые ворота, – Сева, а ты наоборот иди в атаку.

– Чё это он в атаку? Несправедливость, гол забил я, а в атаку его? – тяжело дышал мой младший продавец.

– Наоборот, – мне хотелось дать ему смачного подзатыльника, за четыре загубленных момента, но я сдержался, – всё по чесноку, ты поиграл в атаке, теперь Севастьян. Мне в полузащите без тебя скучно.

– Мужики! – Федот вновь бросил мяч на ветерана Натановича, – играйте поумнее! Пасуйте голямбу! Куда прёте толпой?

Но легко сказать, да сложно сделать, когда играешь второй раз в жизни. Стрельцы, упорно расталкивая друг друга, пытались завладеть мячом и провести его на нашу половину поля.

– Хан, встречай! – крикнул я коренастику, когда здоровяк Агафон единолично завладел голямбой.

Сто тридцати сантиметровый гном и под метр девяносто стрелец выглядели рядом комично. За служивым футболистом была скорость, за бывшим циркачом цепкость. Своими короткими ножками Ханарр так быстро перебирал, что Агафон не успел и глазом моргнуть, когда мяч откатился ко мне. Я тут же устремился в атаку.

– Шире встаньте! – скомандовал я Ванюхе и коренастику, – Сева на штангу, замыкай!

Агафон со свирепостью быка бросился на отбор, но поддавшись на мой обманный финт просвистел мимо. А затем, попытавшись резко затормозить, по инерции грохнулся на пятую точку. Народ на трибунах в очередной раз заржал. На троицу армейцев Глеба, Натановича и Елисея я не полез, показал, что отдам на Ивана, а сам отпасовал на Ханарра. Коренастик выскочил с краю один на один, дождался, когда Федот вылетит из ворот ему на встречу и передал голямбу на открытого Севастьяна. И Сева почти завёл мяч в пустые ворота. Можно сказать, забил с купеческой осторожностью.

– Го-о-ол! – второй раз за игру взвыл наш фан-сектор.

– Счет в матче Спартак – ЦСКА стал два – один! – объявил в громкоговоритель сэр Пилигрим.

– Красавчики! – похвалил я мужиков, и подбежал поздравить Севастьяна и Ханарра, – Ваня, иди тоже обнимемся! – крикнул своему обиженному на жизнь бывшему центрфорварду.

После небольшого празднования забитого мяча, свисток на перерыв дал довольнёханький лекарский магик сэр Пилигрим.

– Какая игра, какая игра, – горячо он тряс мою руку, – в первый раз ни одного сотрясения мозга! Ни одной сломанной кости! Даже ребра у всех целы!

– Перерыв пять минут, – улыбнулся я в ответ, – потом смена ворот.

За время перерыва самой недовольной в команде оказалась Иримэ.

– Кто капитан в команде? – зло, сверкая глазами, смотрела она на нас, – я в команде капитан! Почему не даёте стрельцам бить по моим воротам? Я сегодня причёску сделала, макияж навела, стою одна охраняю, а вы там где-то все носитесь!

– Ири, просто мы играем лучше, вот они по нашим воротам и не бьют, – я пожал плечами.

– Да, мы хорошо играем, – закивали растерянно мужики.

– Значит, во втором тайме играть нужно хуже! – вспылила эльфийка, – в общем, делайте что хотите, но чтоб по моим воротам били! Кто тут капитан команды? Вы кого должны слушаться?

– Ладно, давайте дальше играть так, я пойду в атаку, а вы все втроём встанете в защиту и будет выбивать голямуб в мою сторону, – сказал я, подумав, что теперь у нас с зади будет больше бардака и соответственно больше ударов.

* * *

Сатуровский пятиколонник Иоганн уже давно должен был пойти на встречу с Фомкой Шрамом. Но игра всё никак не отпускала. Во втором тайме, который вновь начался с того, что какой-то музыкант исполнил на трубе заковыристую мелодию, дела пошли ещё веселее. Этот спартаковец Миха, теперь бегал впереди. И голямбы посыпались в ворота ЦСКА как из рога изобилия. Почти после каждого его рейда к воротам соперников, вратарь маломерок, вытаскивал кожаный кругляш из сетки.

– Федот дыра! – горланили некоторые уже пьяненькие болельщики.

Однако после счёта пять один в пользу «Спартака», в штрафной площади бешеной лесовицы случилась очередная заворуха, и голямба случайно проскользнула в сетку.