Текст книги "Три побега из Коринфа (ЛП)"

Автор книги: Витольд Маковецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Безмятежные дни Полиникоса теперь  были наполнены лихорадочной работой.  Все это время он был полон забот.  Двести драхм, где взять двести драхм?

Диосс правильно рассудил, что Полиникос их не оставит, но сумма выкупа в двести драхм была такой  огромной, что превосходила все денежные средства Полиникоса.  Диосс, который с трудом и нерешительностью произнес эти слова о деньгах, только теперь понял,  какой великой жертвы он потребовал от своего друга, чтобы спасти свою семью.  Двести драхм   были огромные деньги.

Когда Полиникос обо всем узнал, они с сестрой сразу же начали думать, сколько денег у него было, какую сумму он сможет выручить за вещи, большую рыбацкую сеть, только что купленный парус, кое-какую мебель и прочее.  Он считал, заново все пересчитывал, но все равно денег не хватало.  Диосс был в отчаянии. Ему на мгновение показалось, что все было напрасно и даже хотел отказаться   просить Полиникоса о такой совершенно невозможной жертве. И в довершение всего отсутствовал  Меликл, который, наверняка, помог бы и посоветовал своему другу в таком серьезном  деле. В ближайшее время его нельзя было дождаться.  И Анита тоже не могла решать такие вопросы за него. Деньги можно было бы попросить у Диомена, отца Полиникоса, который служил офицером   у правителя Поликрата на Самосе, но  он  был уже довольно старым и суровым и не одобрял дружбы сына с бедняками. Конечно, ему не понравятся отношения сына с этой семьей, и именно поэтому Полиникос даже не осмеливался упоминать об этом отцу. Диомен не был богат, но высоко ценил свое офицерское звание и считал что его сын должен найти себе жену в семьях богатых купцов.

Особенно он гордился победой Полиникоса на Играх, и тем, что его это имя в Милете и на Самосе было у  всех на устах. Он еще больше возгордился, когда были предприняты тщетные попытки отнять у Полиникоса завоеванные лавры.

Милетяне вскоре узнали, что Хореон и другие коринфские вельможи стали добиваться того, чтобы победа Полиникоса была признана недействительной. Когда судьи на Играх не захотели угождать правителям города в этом вопросе, обиженная семья Креонида обратилась в Малую Азию через своих знакомых, где она искала доказательства того, что Полиникос не был чистокровным эллином.  –  Старого Диомена это очень беспокоило, и в такие минуты он мог бы еще больше опечалиться, узнав  о знакомстве  своего сына с семьей бедных карийцев. Полиникос знал все это и понимал, что из-за этого не может просить у отца  денег.  Анита тоже, когда увидела растущие трудности, попыталась робко и неуверенно объяснить брату, что нельзя жертвовать  такую огромную сумму, чтобы спасти людей, которые, в конце концов,  им никем не приходятся.  Но Полиникос в ответ огрызнулся на нее. У него на глазах выступили непроизвольные слезы, когда он вспомнил Эвклею и в каком отчаянном положении она находится. Он покраснел и побледнел от ярости, вспомнив Хореона.  Когда Анита увидела его в таком состоянии, то перестала пытаться его отговаривать,  поняв, что он принял  твердое решение. Она понимала, что Меликл на месте Полиникоса  поступил бы точно так же. И Меликл полностью поддержал бы Полиникоса, и сказал, что он не только хочет, но и обязан оказать карийцам помощь.

– Кто знает, – сказал Полиникос, – не являются ли их заключение и преследования результатом того, что они  осмелились назвать меня своим другом. Когда Хореон не смог расправится со мной, он решил отыграться на них. В этом, пожалуй,  и заключается вся правда.

Через несколько дней Полиникос с помощью Аниты продал то, что смог и собрал около ста шестидесяти драхм. Остальные ему пришлось  одолжить  у  друзей. Их было у Полиникоса много, тем более что Истмийские Игры прославили его город. К пятому дню у него уже была собрана сумма в  двести драхм.  Анита была в отчаянии, когда увидела, что необходимо  было пожертвовать такую огромную сумму.  Однако брат утешал ее тем, что это сумму нельзя считать потерянной.  Карийцы  горды, честны и уверены в себе и они обязательно рано или поздно вернут все, или хотя бы большую часть этих денег. Когда Аните поближе познакомилась с Диоссом и когда она по душам поговорила с ним, то стала относиться к нему более дружелюбно. Она поняла,  как усиленно он заботился о помощи своей семье, как он мучается и страдает и как он сам огорчен огромной жертвой, которую собирается принести Полиникос.

– Он очень хороший мальчик, – сказала она матери Меликла, которая жила с ними, – и если сын такой, то, возможно и вся их семья такая же.

Пока Полиникос собирал деньги, он старался узнать, не пойдет ли какое-нибудь судно в греческие порты.   Он не мог плыть  на паруснике Меликла, потому что тот был на ремонте. Кроме того, без своего друга Полиникос не осмелился бы выйти на его корабле в столь дальнее плавание.

В то время Милет был крупным портом и поддерживал оживленные торговые связи со всеми греческими городами-государствами и со всем миром, поэтому возможностей  уплыть в любом направлении там было больше, чем где бы то ни было.

Вскоре Полиникос нашел довольно большой корабль, направлявшийся из Эфеса через Милет в Афины, а затем в Коринф.  Один из моряков  Ксенон Эфесский был его хорошим знакомым еще со времён, когда  они вместе служили в египетской армии. Он был рассудительным и спокойным человеком и был намного старше Полиникоса. Он мог бы в его положении оказаться очень полезным. Поэтому Полиникос посвящал его во все дела. Ксенон  выразил мнение, что и ему не безразличны дела Полиникоса.  Без серьезных препятствий был составлен план маршрута.  Корабль должен был отплыть через два дня, и решались только  места,  где можно было  остановиться на ночь. Полиникос считал, что без большого труда они  прибудут в Коринф вовремя. А Ксенон, и все его знакомые утешали его, что,  если даже  они прибудут и с опозданием на несколько дней, то  заложников наверняка отпустят, как только за них будут внесены деньги. По крайней мере, такой закон действовал в ионических городах.  Полиникос не знал, как поступят в таком случае коринфяне, ибо у него были основания опасаться, что они могут  причинить им какой-нибудь вред.  Анита тоже беспокоилась по этому поводу. Когда приблизился час отъезда, она меньше заботилась о потерянных деньгах и больше трепетала за брата, которому грозила страшная опасность. Полиникос успокаивал ее, как мог, и сказал, что поплывет на корабле под другим именем и высадится на перешейке только в том случае,  если это  будет неизбежно.

– Попробую договориться сделать все дела  через своего знакомого на корабле, Ксенона, Однако, если мне придется сойти на берег, то, все равно, меня никто  не узнает, – сказал он сестре.

И действительно. Полиникос сильно изменился со времени Игр, он стал выглядеть серьезнее, отрастив бороду. Хотя эта борода не слишком росла на его молодом лице, но она  все, же  покрывала его кожу  красивым, светлым, золотистым, не слишком густым пушком, поэтому  довольно сильно изменила внешность юного атлета.

Анита, которая все это время находилась рядом со своим   братом, даже не заметила этой перемены, но Диосс, давно не видевший Полиникоса, признался, что сам едва  смог узнать своего друга, хотя знал его гораздо лучше, чем остальные граждане Коринфа.

Это немного успокоило Аниту, хотя и не полностью. Действительно, молодая женщина хорошо знала, что, если Полиникос окажется поблизости   от Хореона,  и  его загребущих  рук, он окажется в страшной опасности.

Но ничего нельзя было поделать. На седьмой день после прибытия Диосса в Милет, они отправились в путь.

Полиникос и Диосс десятки раз тщательно подсчитывали, сколько дней у них займет путешествие, они с нетерпением переживали  каждую малейшую задержку –  ветер всегда казался  им не попутным,  а гребцы не достаточно быстрыми.

В остальном поездка прошла предсказуемо. Стоянка в Мегаре длилась одну ночь. На следующий день  вечером, при спокойном ветре и в прекрасную погоду они вошли в большую гавань в на перешейке. Диосс и Полиникос  подсчитали, что это  был двадцать девятый или тридцатый день со дня заключения Карии и ее детей.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Рано утром на восьмой день Ксенон, тщательно проинструктированный Полиникосом, сошел на берег и отправился в Коринф, чтобы узнать что-нибудь о заключенных в тюрьму. Деньги на выкуп он взял с собой.  Полиникос и  Диосс  остались ждать на корабле.  Диоссу  пришлось дать своему другу торжественное обещание,  что он не покинет корабля без его разрешения и не покажется никому из жителей Коринфа.  Действительно, все здесь его знали в сто раз лучше, чем Полиникоса, и у него не было никакой  бороды, которая  изменила бы его облик. Ему грозила опасность быть узнанным. В конце концов, Хореон все еще его искал и его лазутчики среди населения густонаселенного порта наверняка до сих пор его выслеживали.

Поэтому Диосс сидел тихо, обвязав лицо платком, наблюдая из за него только глазами.  Он объяснил экипажу, что у него болит зуб и поэтому он  не сходит на берег.

Неарх или шкипер торговой эфесской барки,  отягощенный годами молчаливый Лисипп, которому Ксенон доверил его тайну, ни о чем его не спрашивал. Итак, они оба сидели на палубу, скорее, ходили из угла в угол, потому что беспокойство мешало им, хотя бы немного отдохнуть.  Диосс еле сдерживал себя, чтобы сходить  и увидеть свой дом, до которого отсюда, как ему казалось,  можно было дотянуться рукой.

Он хотел на минутку взглянуть на то, что там творилось сейчас. С барки он смотрел на свой дом на холме, знакомые полуразрушенные стены и сад, круто спускающийся к морю. Казалось, что дом был нежилой.  Давно там не было ни одной живой души: ни в саду, ни на грядках, за которыми когда-то ухаживала Эвклея, которые, скорее всего, были разрушены и растоптаны. Все производило впечатление заброшенности.

Ксенон вернулся только во второй половине дня, сердитый и очень возмущенный.

Он отозвал  Полиникоса в сторону и все ему рассказал. Кария и ее дети живы и все еще находится в тюрьме.  Начальник тюремной охраны сказал, что все  они здоровы, но не позволил ему повидаться с ними. Когда он узнал, что Ксенон  принес деньги на выкуп, он очень смутился. Он признал, что время еще не просрочено, но он не может пока принять деньги. Окончательное решение зависит от некоего коринфянина по имени Терпнос. Он также сказал Ксенону, что решение о заложниках принимает кредитор, тот, кто заплатил долг, то есть Хореон. Однако Хореона нет дома, потому что он покинул Коринф на несколько дней. Он посоветовал Ксенону подождать пять-шесть дней, пока купец вернется, получит выкуп и освободит Карию с детьми.

Однако Ксенон, который был неглуп и за время своих путешествия изучил законы и декреты разных городов и стран, и слышать об этом не хотел.

– Достойный Хореон, – сказал он, – держит заключенных только как заложников долга. Однако когда долг возвращен, он не имеет никакого права держать их в заключении. Такие законы во всем мире.

Ему, Ксенону, незачем ждать Хореона, ведь его корабль  отплывает через несколько дней. Ведь этот богатый купец, после возвращения  все равно получит свои деньги, и не имеет права никого в этом винить. Тому нечего было ответить. Начальник тюрьмы и его наставник Терпнос, задумались, и, наконец,  ушли совещаться. И они совещались, так долго, что  Ксенон подумал уже, что они не вернутся.  Но, примерно через час они вернулись и сказали, что не могут решить все вопросы сегодня, потому что им еще предстоит посоветоваться с управляющим дома Хореона, который представляет  интересы  богатого  купца в его отсутствие.

После этих слов Ксенон ушел. Таким образом, он потерял полдня. Он всех проклинал и не скрывал своего беспокойства.

– Они нам там что-то готовят, Полиникос, и без этого не решаются что-либо сделать. Во что бы то ни стало им хочется дождаться Хореона. Хотя лучше было бы все дела сделать сейчас, потому что срок может истечь. Кроме того, через несколько дней наш корабль должен отправиться в обратный путь, и Лисипп не будет ждать. Я спросил одного писаря, который живет неподалеку, не опоздаем ли мы с  покупкой завтра.  Он сказал, что нет, но тебе лучше поторопиться.

Все это рассказал Ксенон. Он также напомнил, что Терпнос определенно хотел знать, кто отправил выкуп. Он ответил ему, о чем  они уже заранее договорились с Полиникосом, что выкуп прислал Меликл Милетский.

Когда Полиникос  услышал все это, он очень огорчился. После долгого совещания, в котором принимал участие и старец Лисипп, неарх  корабля, Полиникос решил, что завтра обязательно сам пойдет с Ксеноном и сам обо всем позаботились. Отсутствие Хореона упростило бы  присутствие Полиникоса в городе. Ведь он не собирался раскрывать свое настоящее имя и рассчитывал на то, что во время отсутствия Хореона никто в городе его не узнает.

Итак, на следующий день рано утром Полиникос вместе с Ксеноном  снова отправились в тюрьму. Они пришли рано, даже слишком рано. Охранник не впустил их,  и заявил, что начальник приедет через несколько часов и только тогда он поговорит с ними.

Прошли часы. Два друга  кругами ходили возле тюрьмы. Полиникос становился все более злым и был в отчаянии. Он уже был почти уверен, что ничего не добьется. Он хотел снова вернуться к Лисиппу, посоветоваться с ним еще раз и попросить старого моряка взял дело в свои руки. Все моряки и купцы часто посещали различные города,  и поэтому у них там  всегда было много знакомых, среди наделенных властью местных граждан, которые были своеобразными защитниками иногородних гостей, и выступали от их имени в судах и местных органах власти. Иногородний грек, даже если он был истинным эллином, без посредничества местных граждан не мог ни о чем просить. У старого Лисиппа наверняка были  такие знакомые в Коринфе,  или даже какие-нибудь покровители, и Полиникос  хотел попросить их подать в суд.

Ему казалось, что это был единственный возможный путь.

Между тем, вопреки всем ожиданиям, все дело внезапно легко решилось.

Начальник тюрьмы снова пришел вместе с Терпносм и на этот раз они обращались с ионийцами очень вежливо. Только Терпнос все время смотрел на Полиникоса и тщательно расспрашивал, кто он и откуда. Как они заранее договорились, Полиникос назвал себя Филием, сыном Филимона Милетского. На самом деле он назвал имя своего кузена, за исключением того, что тот жил в Египте с рождения.

После короткого разговора оба коринфянина сошлись во мнении о сумме выкупа за заключенных в тюрьме, после чего Полиникос с радостью обнаружил, что сумма даже несколько меньше, чем назвал Диосс.

– Вы должны заплатить сто восемьдесят пять драхм, не более того, – сказал Терпнос.

Похоже, он действовал от имени Хореона. Уже несколько недель он был одним из его многочисленных помощников и главным поставщиком продуктов питания для дома богатого купца.

Больше никаких сложностей не было. Начальник тюрьмы  лишь попросил, чтобы все они как положено,  составили договор  на  табличках и подписались. Эта просьба казалась совершенно нормальной. Поэтому послали за писарем, жившим неподалеку и имевшим опыт составления подобных договоров. Это был обычный договорный документ. Одна сторона давала деньги, другая отдавала живой товар, то есть людей. Такие дела в то время  были вполне обычными и не вызывали сомнения. За полчаса все дела были улажены.

После обычных слов клятвы  богине Гере, Гермесу и Афине   следовал текст, продиктованный Терпносом. Что женщину  карийку, жену Фемона, гражданку Коринфа, во второй раз замужем за Дромеоном, коринфянином, отданную  за долги в качестве залога благородному Хореону, учитывая, что долг был заплачен, отпускают вместе с двумя детьми. Договор был выгравирован  стилусом на глиняных табличках, все присутствующие внимательно его  прочитали, потому что все они знали  грамоту.  Договор  должен был быть написан в трех экземплярах и подписан трижды.  Таков был обычай.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В остальном все прошло очень быстро. Через полчаса  после прочтения договора, деньги были пересчитаны и взвешены, после чего начальник тюрьмы дал знак охранникам вывести пленников.

Полиникос вздохнул с облегчением. До тех пор он не мог избавиться от беспокойства, что в последний момент коринфяне найдут способ обмануть их.  Насмешливый взгляд Терпноса усиливал его предположение. Когда, Полиникос услышал приказ об освобождении пленников,   он  успокоился.

Они стояли в просторном зале. С одной стороны была большая дверь, которая вела на улицу, а с другой стороны такая же дверь, которая вела во двор. Через мгновение в эту дверь вошли трое стражников, которые привели Карию с восьмилетним сыном Фемона.

– Вот ваши заложники, – сказал Терпнос.

Полиникос кивнул головой, но продолжал смотреть на дверь, которая вела в темницу.

– А где Эвклея? – спросил он, наконец.

Начальник тюрьмы сделал удивленный вид.

– Эвклея, дочь Фемона?

– Да, его дочь. Почему ее здесь нет?

– Мы ничего не обговаривали, господин, об Эвклее.

Полиникос задрожал от гнева.

– Как?  –  прошептал он тихим голосом. – Мы же говорили о карийке с  двумя детьми.

– Это верно.

– Поэтому я прошу освободить и второго ребенка. Это написано в договор.

– В договоре, сказано, что двое детей Фемона и эта женщина будут освобождены из разряда заложников и с этого момента смогут наслаждаться свободой.

– Поэтому я прошу освободить и второго ребенка.

 – Другой ребенок сбежал и незаконно находится на свободе; и с этого  момента, он имеет право на эту свободу, и перестает быть заложником.

– Кто это? –  Полиникос едва пробормотал эти слова.

– Какой-то Диосс, ведь вы его хорошо знаете, господин, возможно, он на вашем корабле, – широко улыбнувшись, произнес Терпнос.

Начальник  тюрьмы кивнул: – Да, Диосс. Отныне ему больше не придется прятаться. Вы выкупили его, господин.

Полиникос почувствовал, как кровь прилила к его голове.

Ксенон схватил его за руку. Он боялся, что его друг взорвется от гнева.

– Коринфяне, – сказал он, – вы, что, думаете, что мы хотели выкупить того, кто и так уже на  свободе.

Начальник тюрьмы и стражи пожал плечами.

– По закону он все еще находился в заключении. Он освобожден только сегодня.

Полиникос бросился вперед.

– Это мошенничество! – закричал он. – Эвклея должна была быть выдана. Я настаиваю на выдаче  Эвклеи.

Начальник тюрьмы обратился к писарю с серьезным лицом.

– Писарь, было ли в договоре упоминание об Эвклее?

– Не было.

– Если мы должны были  выпустить Эвклею, нужно было написать об этом  в договоре?

– Если раба должны  выкупить и он является взрослым, его имя обязательно должно  быть включено в договор.

– Эвклее шестнадцать лет, так что она уже взрослая, – сказал начальник тюрьмы.

– Если бы речь шла о ней,  то нужно было бы написать особо, назвав ее отца и мать, верно, писарь?

Писарь подобострастно подтвердил.

– Тогда все в порядке?

– Прекрасно. – Полиникос стиснул зубы. Лишь из последних сил он сдерживался,  чтобы не взорваться.  Его рука невольно потянулась к мечу.

Ксенон увидел это, и поэтому быстро заговорил.

– Коринфяне, – холодно сказал он, – Я понимаю, что вы считаете, что договор не относится к Эвклее, но  тогда его можно будет выкупить отдельно.

Начальник стражи задумался и прищурил глаза

– Это уже возможно, – медленно сказал он, – и это было бы очень дорого.

Ксенон кивнул.

 – Хорошо, – сказал он, – скажи, сколько.  Деньги все равно будут выплачены сегодня.

Полиникос наклонился к нему: – Ксенон, – тихо сказал он, – у меня нет даже тридцати драхм.

– У меня тоже, но не волнуйся. Мы одолжим их у членов нашего экипажа. Клянусь Зевсом, что ты получишь эти деньги, друг мой.

Но начальник стражи, который тем временем тихо разговаривал с Терпносом, покачал головой.

– К сожалению, – сказал он, – эта рабыня, которую вы называете Эвклеей, уже принадлежит ее владельцу,  Хореону. Он сам уже принял о ней решение перед отъездом.

– Как так?  – Полиникос больше ничего не мог сказать.

– Вот так,  вот – снова добавил Терпнос,  – почтенный отшельник. Мой благородный господин и покровитель  Хореон приказал перед своим  отъездом, чтобы девушку сразу  же после истечения срока заключения, отправили к нему  в дом, откуда она будет доставлена финикийцам с первой же группой рабов.

– Финикийцам, а точнее Хираму, финикийскому правителю Кипра, который дружит с Хореоном и купил ее себе!

Ксенон и Полиникос замерли.

 – Он купил Эвклею?

 – Да. –  Терпнос повернулся к Полиникосу с ядовитой усмешкой. – Я вижу, молодой человек, что вас очень интересует судьба этого девушки. Но вы не бойтесь, благородный князь Хирам ее не обидит.  Он приказал ее хорошо кормить и с ним на Кипре ей будет хорошо.  Она понравилась принцу. Вы все поняли, молодой человек?

Полиникос ничего не ответил.  У него не было слов. Он смотрел на Терпноса тусклым, отсутствующим взглядом.   Его вены вздулись. Если бы тот знал его лучше, в этот момент он бы вздрогнул.

Ксенон еще раз попытался спасти положение.

– Но девушка еще здесь, в темнице, – сказал он начальнику стражи. – И до тех пор, пока она здесь, ты решаешь ее судьбу, а не Хореон

– Ты ошибаешься, незнакомец. По приказу Терпноса, который представляет здесь интересы  своего хозяина Хореона,  ее сегодня уже  отвезли к нему  в усадьбу. Ее больше нет в темнице.

Полиникос сделал шаг в сторону Терпноса.

 – Это сделал ты, негодяй!

– Конечно, я, Полиникос Милетский, сострадательный благодетель рабов!

Полиникос уже не слышал этих слов.  Его лицо побледнело, а рука непроизвольно вытащила меч из ножен.  Осторожный и бдительный Терпнос тоже вытащил меч.  Они напали друг на друга так, что звон мечей был слышен по всей улице. Солдаты, которые стояли снаружи, ворвались в зал.

– Помогите!  – крикнул начальник стражи.

– Сюда! – заорал Терпнос. Но было уже поздно.  Дерзкий и самоуверенный Терпнос  полагавшийся на свою силу, на этот раз просчитался.

Недаром Полиникос был сыном офицера, и недаром он еще с раннего возраста воспитывался, чтобы стать  военным  и обучался ловкости обращения  с мечем и копьем.  И, хотя,  с тех пор прошло много лет,  он в  страсти и самоотверженном гневе,  без раздумий и без подготовки, увернулся  от уловки  врага и молниеносным выпадом пронзил грудь противника уверенным уларом. Терпнос  широко раскрыл глаза, выронил меч, застонал от боли и упал на пол. Один из стражников, который прибежал на помощь, ударил Полиникоса сзади и ранил его. Но он не успел ударить  его еще раз. Полиникосу потребовалось всего мгновение, чтобы обернуться, его меч сверкнул  как  молния, прорезав воздух,  раздался страшный крик и стражник свалился на каменный пол.

Полиникос пришел в ярость. Словно обезумев, не оглядываясь, он бросился на другого охранника, не отступая и не защищаясь, а, жаждал мести и искал смерти. Он был ужасен. Вчя его щека была в крови, а изо рта появилась пена. Его меч словно зажил своей жизнью и казлось, что у него в руке не один,  целых три меча.

Начальник стражи и Терпнос,  наверняка, предвидели этот взрыв, даже желали его спровоцировать и застраховаться от него, вызвав шестеро вооруженны стражников. Однако начальник тюрьмы теперь с ужасом наблюдал за своим позорным поражением и бегством своих подчиненных.

Терпнос и один солдат были убиты, другой сражался с Ксеноном и, кажется, тоже был ранен, потому что отступил и закричал от боли.

Один из охранников, увидя происходящее, стал, как бы отступать,  пытаясь заманить за собой ошеломленных Карию с сыном и схватить их. Сам начальник тюрьмы был ранен,  и отступал с бледным лицом, которое  было  порезано острием меча Полиникоса.  Сначала он отступал медленно, затем все быстрее и быстрее, пока не выскользнул через порог во двор.  Последний стражник быстро последовал его примеру,  когда на пороге  его поразил карающий меч Полиникоса, но стражник все, же успел выскочить в дверь и захлопнуть ее за собой.

Полиникос остановился, вытер рукой пот и кровь со лба и бросился к двери. Однако дверь была закрыта. Он начал рубить, колоть  и бить по ней рукояткой меча,  и пинать ее ногами.

К нему присоединился Ксенон.  Ему тоже удалось расправиться с двумя стражниками  и он, увидев позорное бегство врага, восхищался упорством своего друга.  Но с него уже было достаточно. Он был готов помочь другу в несчастье и в трудную минуту не оставлял его одного, но ему не хотелось зря терять жизнь.

Наконец,  дверь поддалась

Он взял Полиникоса за руку:   –  А теперь, давай быстрее уходить отсюда.

Полиникос еще не пришел в себя. Он оттолкнул своего друга.

– Оставь меня! – закричал он. –  Не мешай мне! Уходи сам отсюда!

Ксенон побледнел и отступил.

– Что ты забыл в этой темнице, дурак?!

Полиникос снова повернулся к нему.

– Я хочу умереть, ты понимаешь, я хочу умереть! Без Эринии я не могу жить! Я тебе говорю, уходи отсюда.

Ксенон не знал, что делать. Он снова подошел к нему и завел ему руки  за спину. Полиникос вскрикнул от боли. Его рука была повреждена, а лицо и лоб были разбиты и все в крови. Противостояние трем мечам одновременно,  дало о себе знать.  Его ноги дрожали.

– Уходи, – мрачно повторил он.

Но Ксенон не ушел. С улицы доносились крики, стоны  и растерянные голоса.

Должно быть, это раненый солдат звал на помощь.

– Давай,  бежим отсюда, Полиникос, пока еще есть время.

Полиником покачал головой. Ксенон заламывал руки.

– Полиникос! – в отчаянии воскликнул он. – ты что, хочешь, чтобы я тоже умер?!

– Я? – Полиникос  посмотрел на него с удивлением.

– Ведь, я не могу оставить тебя, а ты хочешь погибнуть. Подумай, что случится мной?

Полиникос  пришел  в себя. Его сопротивление несколько ослабло.

– Ты думаешь,  что кто-то выиграет от твоей смерти?  Ведь твоя карийка тоже погибнет. Пока ты жив, у нее есть хоть какая-то надежда.

Это было похоже на правду. Полиникос кивнул. Он позволил другу вывести себя.  Медленно, по мере того как сочилась его кровь, его сила и воля покидали его. Он нерешительно вышел вслед за другом  на улицу. Множество зевак окружило орущего солдата, он лежал, растянувшись на дороге перед ними.

Двое иноземцев выглядели  жутко, их обнаженные окровавленные мечи внушали ужас. Никто не знал, из-за  чего произошла  стычка, и никто не посмел их задерживать.

Оба друга быстро удалялись. Но не успели они пройти и ста шагов, как Полиникос остановился

– Я  больше не могу идти. Я  ослаб, – сказал он.

Ксенон огляделся и понял, что нужно сделать. Он подошел к стоявшей рядом двухколесной повозке, в которую были запряжены две лошади.

– Уйди! – крикнул он извозчику.

Когда возничий увидел направленные на него мечи, он спрыгнул с повозки, и моментально исчез, как сквозь землю провалился.  Оба друга запрыгнули в повозку.

Ксенон  хлестнул лошадей, и они пустились рысью. Колеса загрохотали по булыжнику. До них доносились крики и проклятия пришедших в себя стражников. Однако, захватив лошадей, они сразу  же оторвались от бегущих преследователей. Через мгновение они были уже за городом и ехали по Истмийскрй дороге. Встревоженные и испуганные лошади летели изо всех сил.

Ксенон стоял на повозке  и управлял лошадьми, как  возничий на скачках на ипподроме.  Полиникос держал в руках меч.

Впереди в сумерках появились огни восточной гавани. Полиникос ничего не чувствовал. Он забыл про осторожность. Ему было  все равно. Темнело. Осенний вечер быстро спускался на город.

Диосс не беспокоился о том, что его узнают. Он об этом даже не думал. Он вышел на берег, а оттуда на широкую дорогу, которая вела от Истмы к Коринфу.  Вот куда он должен пойти.  Увидеть свою мать, сестру и братика.

Полиникос поклялся, что сегодня они будут свободны. Пора было идти, потому что эфесцы завтра уезжают. Ему надо поспешить и собрать всех вместе. Вероятно, они уже идут сюда из близлежащего Коринфа и он их встретит по дороге...   Они идут к нему навстречу, идут и разговаривают …     Диоссу показалось, что он слышит голос матери и мягкие, ласковые слова Эвклеи.  Он оглянулся вокруг, прислушиваясь к шуму улицы.

Темнело, но по широкой дороге шло  еще много людей, возвращающихся с работы с коринфского порта.

Внезапно вдалеке послышался шум. Толпы людей быстро отскочила в сторону. По улице, как будто за ней гнались, пролетела  повозка! Лошади были покрыты пеной. Они фыркали от усилий и спешили изо всех сил. Они летели, как ветер.

Возничий подгонял их кнутом, а за ним стоял человек с мечом в руке.

О, Зевс, что это значит?  Кто это?  Диосс только успел  отпрыгнуть в сторону. Мимо него пролетела разъяренная команда. Мальчик потерял дар речи. И с первого взгляда он понял все. Первый, это был Ксенон, другой – Полиникос, да, Полиникос, бледный, с окровавленной головой, с безумным отчаянием в глазах. Что могло случиться?   Почему они так ехали?  Тысяча мыслей промелькнули в его сознании. Диоссу захотелось побежать за ними, но  он не смог даже  сдвинуться с места. Его волосы на голове встали дыбом от ужаса.  Произошло что-то ужасное;  да, скорее всего, все потеряно. Он больше не увидит ни свою мать, ни  свою сестру. Что случилось?  Почему? Он должен вернуться и узнать. Сдерживая слезы,  он побежал назад. Потеряна последняя отчаянная надежда. Может быть он ошибся, и это был не Полиникос? Ведь  было  уже темно.

Но нет, о не ошибся!   Добравшись до площади, он увидел пустую повозку запряженную  лошадьми, а дальше, уже в порту, на барку, быстро вбегали  двое мужчин. Это была их эфесская барка. Становилось все темнее и темнее, но на берегу зажигали ночные костры, от которых разливалось кровавое зарево.

Диосс чувствовал,  как комок поднимался к его  горлу. На какое-то время  он остановился и отдышался, потом быстро помчался вперед. Он еще не добежал до корабля, как вдруг позади него послышался топот лошадей и крики. На площадь ворвались несколько солдат на лошадях и остановили уставших  животных. Они быстро помчались к берегу. Диосс уже все понял. Это были преследователи и они  гнались за убегавшими. Сейчас они схватят Полиникоса и убют его. Они гонятся за ним,  – за Полиникосом. О Боже!

Нет, не все еще потеряно. Эфесцам  удалось отвести корабль от берега на несколько шагов. Но коринфские стражники  с такого расстояния не могли  запрыгнуть на корабль. Они кричали, орали и толкали друг друга.

Они указывали на какую-то высокую фигуру на корабле.  Да, это Полиникос! Лицо Полиникоса,  было искажено болью и отчаянием, он дрожал  и был весь окровавлен и бледен.

Рядом с Диоссом внезапно раздается какой-то мощный голос:

– Эфесцы, выдайте нам преступника, совершившего нападение на нашу тюрьму!  Выдайте этого Полиникоса Милетского!

Ему ответила лихорадочная суета на эфесском корабле. Там быстро приготовили весла и стали поднимать паруса.