Текст книги "Три побега из Коринфа (ЛП)"

Автор книги: Витольд Маковецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Так прошла ночь. Стояла тишина и мир. За горами появился огромный серп луны, он часами перемещался между ветками, пока, наконец, не оказался на вершине горы через лес. Стало светлее.

Но Диосс этого не заметил. Он продолжал идти, ни о чем не думая,  и ничего не опасаясь; когда он не мог отдышаться, он на мгновение останавливался и шел снова. Он больше не чувствовал холода зимы, потому что его охватила лихорадка, и ему стало жарко, его грудь и лоб  горели, но и придавали ему силы. Однако он осознал, что  скоро его силы закончатся, скорее всего, в ближайшие часы,  если он он не найдет приют, какой-нибудь уголок, немного еды или...  Лунный серп стоял высоко в небе и освещал простор мягким светом.  В его сиянии Диосс неуклонно поднимался вверх, где свет вспыхивал с новой силой.  Аргос тяжело и  неохотно едва волочится за ним. И вдруг из леса показалась хижина и сараи –  один, другой. Послышались приглушенные голоса животных, коз или коров.

Аргос внезапно заинтересовался. Диосс беспомощно подошел ближе. прислонился к поверженному стволу и лишь через некоторое время  крикнул:  – Люди, люди, впустите меня, люди!

Некоторое время стояла тишина, затем в двери хижины появилась чья-то купная тень.

– Здесь нет людей, – сказал голос.

В лунном свете Диосс видит лицо пастуха, такое заросшее  черными бакенбардами, что на нем сверкали  только блестящие, живые глаза.

– Почему здесь нет людей? – едва заикаясь испуганным голосом произнес Диосс.  – Я что  попал в руки настоящего силена.

Но Силен говорит обычным человеческим голосом.

– Ну, здесь, кроме меня, нет людей. Я живу здесь один. Чего ты хочешь, малыш?

Диосс сложил руки и умоляюще посмотрел на огромного роста мужчину.

– Хлеб-с, дайте мне хлеба, дайте мне еды, и позвольте мне  здесь  немного согреться. Тогда вы сможете делать со мной все, что захотите, даже сдать стражникам, как вам будет угодно.

– Сдать тебя стражникам?  Зачем?

– Чтобы заработать пять драхм.

– Зачем?

Диосс не смог ответить и просто изумленно смотрел на огромного, как гора человека.

– Вы не выдадите  меня стражникам?

– А ты этого хочешь?

– Я? – Диосс удивился еще больше. – Никогда в жизни!

– Вот и все. Так как же я могу  предать тебя?

На некоторое время воцарилось молчание.

Великан посмотрел на мальчика. Он кивнул головой.

– Но у меня нет хлеба, – сказал он. – Можешь согреться и переночевать. Я дам тебе молоко и сыр, хочешь?

Именно этого и хотел сейчас Диосс!

– О, Боги, – просто пробормотал он.

Что-то сжалось у него в горле. Он не мог говорить. Но великан указал рукой на Аргоса, стоявшего рядом с опущенной головой.

– Что это? – спросил он.

– Это Аргос, моя собака.

– Ты сбежал из рабства с этой собакой?

– Я не раб, господин.

Пастух как будто его вообще не слышал, он смотрел только на собаку.

– Он всегда такой напряженный или он болен?

– Он ранен.

– Ему тоже надо согреться?

Диосс снова с изумлением посмотрел на великана.

– Я не знаю. Наверное…

– Входите оба.

Диосс уже выпил и поел и теперь лежал во мраке, накрытый до подбородка тяжелой шубой. Над ним была крыша  хижины, его спина опиралась на доски, застеленные шкурами коз или овец, Аргос лежал у его ног. Воздух был тяжелым от сильного запаха овец, но ему было тепло. Наконец-то тепло.

Рядом на  деревянном пне сидел огромный пастух-горец. Во мраке, который уже – не освещал угасающий огонь, виднелось его черное бородатое лицо.

– Вы не выдадите меня, не так ли? – прошептал Диосс.

Бородатый пастух покачал головой.

 – Нет, я не выдам тебя.  Мне никогда не везет, – проворчал он. – Если бы я хотел выдать тебя, я, конечно, мог заработать, но я не хочу. Так всегда. Месяц назад я мог заработать восемь драхм за старых коз, которые были старыми и  никому не нужны. Брат мне сказал: возьми их и продай! Поэтому я связал их веревкой и повел. Они начали кричать, и оглядываться назад . Им было жаль своего загона, леса, гор….  Их бы точно  сразу же забили бы на шкуры и мясо, какой смысл держать таких старых козлов. Ну, они  не хотели идти…  право, мудрые животные. Они и так за свою жизнь отдали нам столько молока, что давно окупили себя. Что я мог тут  поделать?  Столько в мире ерунды. Поэтому я отпустил их и не заработал восемь драхм. Он сейчас бегают где-то здесь в загоне.  Да. Да. Такая вот моя удача. Тут уж ничего не поделаешь? – Великан проворчал что-то еще, и задумчиво кивнув головой, но Диос его не слышал. Он уже крепко спал.

На следующий день он проснулся поздно, жадно выпил теплое парное молока и снова заснул.

Очнулся он окончательно только вечером, когда пришел великан, которого Аргос приветствовал лаем.

Диосс почувствовал себя значительно лучше, у него больше не было температуры, но он чувствовал себя слабым и вялым. Он с ужасом подумал, что ему придется встать из-под тяжелых шкур и отправиться в новое путешествие.

– Я должен сейчас уйти , господин? – спросил он с беспокойством.

– Почему, сейчас? – ответил горец. – Когда отдохнешь, тогда и пойдешь.

После этого он спросил его, откуда он пришел и куда идет. Но он не очень хорошо знал, где находится  Милет, а он даже не знал, где находится Коринф.

– Я знаю, что здесь рядом Афины, а там, за лесом, Мегара. И что находится  дальше, это меня не  заботит.  Я отсюда уже много лет никуда не выхожу.

– И что вы делаете здесь, господин?

– Пасу коз, овец. Когда наступает зима, иду к брату в долину. Но это не надолго. Ну, на месяц, на два.  Мне  и здесь хорошо.

– И вы здесь  один живете?

Один. У меня была хорошая собака. Он пропала куда-то   Но твоя собака – всем собакам собака

Некоторое время царило молчание, Диосс с любопытством смотрел на хозяина.

– Здесь так ужасно, – повторил он.

– Где?

– В лесу.

– Почему. Здесь нет ничего страшного.

– А что насчет шакалов?

– Каких шакалов. Они обходят нас стороной. Правда,  овцы их боятся, бедняжки.

– А волки?

Великан только махнул рукой.

– Здесь иногда встречаются волки. Летом они нежны, как ягнята, ходят спокойно и не приближаются к людям. А зимой другое дело. Однажды они окружили меня в снегу недалеко отсюда. Их было пятеро. Четыре волка и одна волчица. Они были в ярости. Я сломал большую палку, запрыгнул в сарай, и стал ждать. Они нападали на меня. Но когда один подошел слишком близко, я так врезал ему  по голове, и бил до тех пор, пока он не не свалился. Тогда остальные схватили его и утащили  в лес. А потом они просто обходили меня издалека. Так что, волки это не самое ужасное.

– А медведи?

Они давно ушли. Здесь много людей. А медведи не любит людей. Прошло восемь лет с тех пор, как я видел  их последний раз.  Как-то один из них пытался забраться ко мне.  Я взял хороший топор и пошел его искать.  Я его долго искал.  Только когда   возвращался, на самом краю поляны, здесь неподалеку он вдруг прыгнул на меня. Он был большой. Ростом почти с  меня.  Тотчас же встал на задние лапы и  заревел.  Но я ничего. Я стоял на месте с поднятым топором. И ждал. И он тоже стоит и  смотрит.  Только потом он повернулся, крякнул и убежал маленькими шажками. в лес. Я только его и видел.

Великан  замолчала. Он сбросил шкуру и лег на нее, почти заполнив ей  половина лачуги. Он глубоко задумался и долго и терпеливо чесал волосатую грудь.

– Да-да, – начал он снова, – лес не страшен, и когда с тобой такая  собака, ты может спать спокойно.

– А рыси?

Вместо ответа пастух указал на шкуру, на которой лежал.

– Я выстрелил в нее из лука. Рыси здесь не страшные.

И через некоторое время добавил, все еще жадно зачесавшись:

– Вши, вот что самое страшное.

– Что, господин?

– Вши. Вот что  ужасно. У вас что, их нет?

Диосс был удивлен.

– Нет, господин.

– Такие крошечные, белые, как ягнята.

– Я знаю, но у нас их нет.

– Ты счастливчик. Это потому, что у тебя к тому же есть собака.

– При чем здесь собака?

– Ну, понимаешь, когда у меня была собака, у меня не было и половины стольких вшей.

– Как?

– Потому что на собаках  блохи. На каждой. Они на них живут. Да и без блох собакам плохо. А блохи, вроде как волки, а вши – как овцы. Понимаешь?

– Нет.

– Ха-ха, – засмеялся великан, – Ты не знаешь. Я тоже этого не знал. Это объяснил мне один ученый афинянин.  Блохи, ты знаешь, они хищные и смелые животные. И они непримиримые враги вшей, как и волки.  Когда они видят вшей, они не щадят ни одной.

– Да, но они тоже сильно кусаются.

– Кто, блохи? Это ничего не значит. Когда возле  них будет достаточно вшей, они даже не взглянут на человека. Ты, что думаешь, волк  будет есть мышей, когда рядом с ним овцы.

– Ну, а что будет, если они выловят их всех?

– Кого?  Всех вшей? – Великан недоверчиво посмотрел на Диоса. –   Всех? Это невозможно. Хотя половину еще возможно и выловят.  – Затем он презрительно ткнул Аргоса ногой и сердито добавил: – И такое глупое животное даже не знает, какие сокровища на себе носит.

Наступила тишина. Внезапно великан поднял голову и сказал: – Отдай мне собаку или продайте ее мне.

Диосс выглядел испуганным и быстро притянул собаку к себе.

– Я не отдам его ни за что.

Великан пожал плечами.

– Какой ты глупый. Насильно ее у тебя никто не отнимет!  Но что ты собираешься с ней делать? Тебя же не возьмут с ней ни на один корабль?

Диосс не ответил, а просто продолжал прижимать к себе собаку.  На этом разговор и закончился. Но тень сомнения прокралась в сердце мальчика так, как он понял что великан прав.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Лишь на следующий день Диосс отправился в новое путешествие. Бородатый великан пошел с ним и показал ему дорогу к своему  брату, живущему в долине.

– Он позаботится о тебе и подскажет, как быть дальше, – сказал он, – потому что я  не разбираюсь в таких вещах.

Дошли они к самому вечеру, потому что брат жил довольно далеко в долине у подножья горы Парнас. Его дом был большой и довольно богатый. Приветствовать дядю и незнакомого мальчика выбежало несколько детей и подростков примерно того же возраста, что и Диосс.

Килон был владельцем дома, в отличие от своего младшего брата-пастуха. Он был поменьше ростом, но гораздо мудрее, разговорчивее и умнее того.  Когда он узнал от Диосса обо всех его несчастьях, о конечной точке его  путешествия, о пережитых им приключениях, он внимательно посмотрел на него,  погладил   по голове и, наконец,  пообещал показать ему дорогу, а пока предложил  отдохнуть.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал он, – перед таким путешествием. Но не волнуйся. Здесь тебя никто не тронет.  Да и я этого не позволю  у нас здесь по всей Аттике такие законы.  Если бы ты был рабом, или какой-нибудь мошенник, то да, тебя могли бы и экстрадировать. Но ты, как залог чьего-то долга, находишься  в роли поручителя, а  наш закон не позволяет арестовывать поручителей, и поэтому никто не сможет предъявить тебе претензии, даже если бы захотел. Ты понимаешь?

После этого он обратился к своим сыновьям и к сыновьям соседей, которые окружили Диосса.

– Посмотрите на него, ребята. Вы бы тоже выглядел так же, как он, если бы оказались без матери  и без дома, как собаки без хозяина – дрожащие от страха и голода, скитаясь из деревни к деревне, клянусь Зевсом! Вы бы все сейчас стали такими, как он, если бы у вас рядом не было родителей. Вы когда-нибудь задумывались об этом?

Маленькие ребятишки  внимательно слушали, а старшим  хотелось  послушать истории о героях известных  и различных битвах, в которых участвовали их отцы и о которых Килон часто им рассказывал. И они просили его рассказать им что-нибудь снова. Но Килон их остановил.

– Не сейчас, дети. Сначала нам нужно накормить гостей. Приходите, и я расскажу вам об этом  после ужина.

И, конечно же, они пришли. Еще во время ужина они заполнили всю комнату.  Пришли мальчишки возраста Диосса, и постарше от пятнадцати до шестнадцати лет, несколько ближайших соседей, а также проскользнуло немного любопытных женщин.  Вместе с  женой хозяина, которая была еще молода и красиво, они подсели к Диоссу и стали расспрашивать его о том, зачем и куда он идет и что случилось с ним по пути. Они взялись за головы, когда услышали, как его поймали и избили, они плакали и жалели его, а еще больше жалели его мать и сестру, томившихся в тюрьме.

Пока его не увел сам хозяин: – Дайте ему отдохнуть, – сказал он, – он и так еле живой  и ничего нового вам не скажет. Почему?  Вы разве никогда не видели беженцев из других городов?  Они, правда, к нам редко заглядывают, но в афинских пограничных городах и месяца не проходит, чтобы они не появлялись, иногда по несколько человек сразу. И среди них бывают как  должники, так и сбежавшие  рабы.

– Может быть, и бывают, но они все взрослые, а не такие маленькие бедняжки,  – сказала одна женщина.

– У них что,  нет, что ли сострадания к такому ребенку, – добавила другая.

– Да, эти жители Мегары хуже некуда.

– Это правда, – согласился Килон, – так было всегда,  в те времена, помните, жители Мегары тоже поддерживали господ и эвпатридов  и помогали им деньгами, оружием и войсками, негодяи проклятые!

Все замолчали. Когда говорили старшие, молодежь не решалась ничего спрашивать. Они боялись, что отцы их прогонят, но Килон даже не думал об этом. Напротив, он посмотрел на внимательные  любопытные полудетские лица, и именно для их, молодых, он сказал погромче:

– Вы думаете, ребята, что у нас всегда было так, как сейчас, что я все время веселился, приходил домой после работы, чтобы поесть, и отдохнуть? Никогда! Хотя у моего отца был собственный дом в Элеутере,  сад и кусочек поля, я жил там с самого раннего возраста. Помню, на всех полях  там были белые камни. И знаете, что я имею в вид, когда говорю о  поле и камнях? Что земля приносит пользу не моему отцу, а его хозяину, кредитору, настоящему владельцу земли. Крестьянину для этого остается только работать и ему разрешено забирать себе только шестую часть урожая. Шестую часть. вы понимаете!  Если бы вы видели, как крестьяне  зарабатывают на жизнь! Через месяц ваши кости можно было увидеть сквозь кожу. И эти камни были повсюду, и у крестьян уже ничего не оставалось своего, так как на уборку этих камней они тратили почти все свое время. А потом, так как свою долю урожая никто не мог отдать полностью, они снова попадали в долги к своему господину, и снова анимализм у него, чтобы дать хоть кусочек хлеба жене и детям и самому не погибнуть от голода. А затем, когда долги надо было возвращать, ни у кого опять ничего не было.  А  из чего еще они должны были отдавать?  Из шестой части зерна, которое им позволялось взять из всего урожая?  И тогда господин мог за этот долг забрать  все – землю, зерно, скот, самих крестьянин-демиургов, их жен и детей – все.  Мой отец был необычайно сильным и трудолюбивым, и долго не сдавался, хотя на нашем  поле было полно камней,  мы все еще были свободны. Мы с братом тоже помогали отцу, как могли и трудились изо всех сил – но все было напрасно.  Наш господин, у которого была в залоге земля, был богатым  эвпатридом, и сидел в Совете Ареопагов,  у него было около сотни рабов, но этого всего ему было мало, он не простил нам, ни одного обола, а даже добавил  нам  еще больше обязанностей, сказав, что имеет право на все.  Терпеть было невозможно. Моя мать умерла от отчаяния и бедности, мой отец страдал охваченный горем и нищетой, и вскоре ушел вслед за ней. А он еще не был старым человеком. Так мы остались одни. Прошло несколько лет. Я  женился на молодой девушке. Тогда она была красивой, но такой же бедной, как и я.  Мы нравились друг другу. У нас родился ребенок, мальчик – и тут… пришло известие, что мы уже стали рабами. Как этот мальчик, который сидит здесь с нами.  Страшно вспоминать, что тогда произошло.  Такая участь постигла не только нас, но и несколько семей в деревне,  которые стали рабами, как и мы. Я хотел убежать в лес в Беотию, но у меня была жена все еще прикованная к постели и крошечный ребенок, к тому, же было еще холодно. Что мы могли сделать? И так мы ждали, что  будет дальше. Прошло несколько дней, а может быть и месяц. Пока вдруг... не появился наш господин,  с вооруженными стражниками. Они выстроили нас на дороге и увели. Мою жену, так как она была молода и здорова, хозяин взял в прислуги, а еще несколько человек, они должны были схватить и продать Фалерону. Среди них и мы с братом.  Они разлучили все семьи, и только тогда раздался плач и крики. Никто не обращал на них внимания. Наш хозяин смотрел на нас своими безразличными  холодными глазами, как будто нас и вовсе не было. У меня в этот момент появилась такая злость, что перехватило горло, и я  поклялся отомстить ему и призвал Диониса и нашу общую мать Деметру помочь мне.

По дороге, когда нас с братом вели в Афины, мы убежали. Нас связали веревкой, но что это значило для брата?  Он был таким здоровым, что мог бы и цепь разорвать!  После этого он помог мне, и мы убежали в лес. Мы тогда были не одни. В горах таких несчастных, как мы, бродило множество  –  таких бедолаг,  без дома, без надежды, без хлеба, без сил и часто даже вообще без ничего. Но уже была весна. Я все это  хорошо помню. Кругом все цвело. Приближались праздники бога Диониса.  Замечательные праздники, знаете, самые большие торжества. После богослужений и жертвоприношений торжественная процессия обычно направлялась в лес. А дальше, как всегда, устраивались танцы, пение, вино, радость, вы же знаете, что доброму богу Дионису  нравится, когда люди веселятся. Но в тот год мало кто веселился. Многие жители деревни шли, пели и гадали, когда их скот заберут за долги, а их детей угонят в рабство. Чему тут было радоваться? Впереди  шли священнослужители и ругали людей за то, что те вели себя, как на похоронах, а не на празднике Диониса. Они говорили: – «Несчастные остановитесь и умерьте свой гнев!»

Но тут вперед выступил молодой жрец и громко сказал: – Они не нечестные, они  те, кто забыли,  как нужно радоваться, потому, что у них отняли  эту  радость, а теперь отнимают жизнь и дыхание и они дальше так жить не могут.  – Мы посмотрели ему в глаза, и  поняли его. А к вечеру  у каждого из нас появилось что-то  в рукаъ, у кого-то топор, у кого нож,  а у кого-то  и крепкая палка.

И мы сразу почувствовали себя счастливее. Все кричали – «Бахус! Бахус!»  И тут все запели и начали танцевать.  А наша группа продолжала расти. Звучали трубы, играли флейты, гремели барабаны, весь лес закипел жизнью. – «Бахус, Бахус!»   В Элейтере к нам прибежала девчонка со двора, плача и жалуясь на своего господина, но нам было не до нее. Мы продолжали  идти радоваться дальше. Мы шли по лесу с пением –  «Бахус! Бахус!»

Я думал только о своей жене и ни о чем другом, но делал вид, что мне тоже весело. Только скрежетал зубами и сжимал кулаки. Били барабаны, свистели флейты  и трубы. Все кричали «Бахус! Бахус! Ура»  Все были счастливы. Прошла ночь, и весь лес покрылся людьми.

В лесу дул сильный весенний ветер. Когда деревья качались,  нам казалось, что они поют вместе с нами.   И знаете... по коже пробежала какая-то дрожь, какая-то странная, но не от страха, нет!  Нам почему-то казалось, что бог Дионис в этот момент, находится среди нас, и что  он также счастлив   и поет вместе с нами. Мы зажгли факелы и шли с ними по лесу, кричали, пели. Весь лес был похож  на единое пламя. «Бахус! Бахус!»  – били  барабаны,  свистели флейты, гремели погремушки. Как всем было весело и как все были счастливы! …И  все мы с пением и с факелами пошли в долину, а из долины в сады, пока не ворвались во дворец нашего богатея эвпатрида.

Килон замолчал и огляделся вокруг горящими глазами. Все молчало. Через некоторое время он продолжил:

– А что было потом?. Через час двор  нашего богатого эвпатрида, все его постройки, и сараи для рабов уже горели.  Нашему  Бахусу этот пожар был приятен, как никогда. А мне было обидно, что я  не смог по настоящему отомстить нашему хозяину –  мучителю  и палачу всей нашей семьи.., что я пришел сюда ради мести и не смог до конца ее выполнить. Мой брат схватил его первым и только один раз ударил  по лицу кулаком, всего один раз, понимаете, и все.

Вот так вот, это было. Те из рабов, которые сбежали, ушли вместе с нами в горы. Я забрал с собой в лес жену и ребенка. Вот такими он был в тот год  этот праздник Диониса. Большой праздник. А в Афинах задавались вопросом, какие огромные костры зажгли в горах и как пышно отмечают в этом году свой праздник крестьяне. Но в эту ночь сожгли не только эту одну усадьбу, а около восьми, а может быть, и больше. Да!  Потом настали тяжелые времена. Нам пришлось прятаться в лесах и зарослях. За нами посылали солдат, у нас с ними  были стычки и даже сражения. Леса, горы и пустоши, заполнились людьми, потому что туда  из страха  стать рабами и наказания стекалось все больше и больше деревень. В стране появился голод, так как  почти вся страна ничего не сажала и не убирала урожаи. Богатые господа, а с ними и  наш эвпатрид, бежали в Афины, а народ в горы. Страна стала разваливаться и превращаться в пустыю, где люди охотились друг на друга, как дикие животные. Это было тяжелое для нас время. Но господ это не волновало. Наши же  лидеры договорились с жителями побережья, с демиургами, моряками, рыбаками и с морскими торговцами. Им тоже немало доставалось. Они тоже ощущали голод, торговля остановилась, нечего было покупать или что-то продавать. У них был вождь,  очень мудрый человек  –  Солон. Вы все его знаете. Он тоже происходил из эвпатридов и даже был царского рода, но он оказался настоящим мужчиной, а не бессердечным палачом; он был честным, справедливым человеком.

 – Тимократ, отец нашего Писистрата, тоже был достойным человеком, – заметил один из соседей, – он тоже воспитал своего сына по человечески.

– Повсюду есть достойные люди. – сказал кто-то

–  Солон решил прекратить борьбу и договориться с нами. Его люди  хотели поговорить с  нами демиургами, чем с эватидами, ибо их сердца тянулись к нам. Ведь всем известно, что любой демиург всегда  может иногда стать матросом,  а матрос – демиургом, но ни один из них не может стать эвпатридом.  Переговоры велись таким образом, что нам, горцам, помогли. Но господа все это проследили и решили не уступать своего. Они наняли солдат, увеличили число стражников и заключили сделку с жителями Мегары, чтобы заручиться их помощью. А жители Мегары всегда были злыми и подлыми потому, что жили обособленно и дружили только в коринфянами и прежде всего со спартанцами, которые всегда помогали  господам во всем. Они начали собирать большую армию на Саламинах, которая должна была пойти на помощь господам и уничтожить нас оружием. Но Солон опередил их. Не зря его называли мудрейшим.

Он быстро и тайно сосредоточил своих людей на побережье, созвав избранный отряд: несколько сотен наших, и переправил  их всех  ночью на Саламины. Напрасно жрецы предупреждали его и грозили проклятием, чтобы он оставил Саламины в покое.   Но Солон не побоялся этого. Он знал, что эти проклятия были делом рук господ эвпатридов. Поэтому наши переправились туда  ночью и сразу же вступили в бой. Ах! Что это была за битва! Руки и ноги у всех отваливались, и люди падали от усталости.  Так что к утру с помощью Зевса мы разогнали всю эту шайку негодяев и сволочей, которые  собрались со всего греческого мира, чтобы дать нам отпор.

На Мегару напал страх, за то, что они выступали против  Солона и они  заключили с ним мир. После Саламин,  они как собаки   поджали  хвосты и заползли в свои норы.  Понимаете?

А в в Афинах была радость. Во-первых, потому что они вернулись с победой с Саламин, а во-вторых, что это фактически положило конец войне.  Все радовались, но эвпатриды и наши ареопаги горевали. Весь народ приветствовал Солона как спасителя. Мы также разбили лагерь под городскими стенами. Совет ареопагов  мог проверять нас хоть каждый день и искать среди нас свих рабов. Но они не прислали к нам, ни одного стражника. Зато, к нам приходил Солон, когда делал осмотр своих войск  и присылал нам из города продовольствие. Итак, прошло какое-то время, я думаю  дней десять и эвпатриды отступили, Солон стал архонтом, полемархом, полководцем, чем-то вроде царя, он мог делать все, что задумал. Что тогда произошло, это уже всем известно. Он объявил сейсахтею – аннулирование долгов! Это были великие дни.

Тот, кто стал рабом и был продан за долги, вновь обрел свободу.  И в будущем было запрещено закладывать людей в долги, как скот.  Все проданные в другие города  были выкуплены. Тогда сняли все тяготы, отягощавшие землю, все долги были отменены, люди  вздохнули с облегчением. Мы тоже все   вздохнули с облегчением! Прямо праздник богов!! Это была всеобщая радость! Вчерашние  рабы,  сегодня мы стали свободными людьми и ушли из Афин, из порта, из шахт и из дворцов.  Люди плакали, но  плакала от радости и от счастья. Дети вернулись к отцам, жены к мужьям, матери к детям.

Повсюду на дорогах, в деревнях, в городах видели людей, падающих на колени и целующих землю. Сейсахтея! Да! Только из-за этого  момента стоило жить. И тут снова пришла весна. Большой праздник, великого Диониса. Поистине велик  Дионис. Теперь никто не нужен был людям, чтобы развеселить их, радость сама витала в воздухе, шла впереди, позади и мимо них, в рощи и на вновь засеянные поля и деревни. Чистая радость, которой не мог нарадоваться простой народ!

Вот так вот, это было. Запомните  и передайте другим! Ведь, все это правда, ребята?

Он оглядел лихорадочно напряженные лица мальчишек, подростков и всех собравшихся. Они зашевелились. Их глаза сверкали. Диосс смотрел на них с изумлением. Там, в Коринфе, он никогда не слышал ничего подобного.