Текст книги "Тренировочный День 10 (СИ)"
Автор книги: Виталий Хонихоев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Я ушла из дома, – тихо сказала она.
Яна не ахнула. Не воскликнула «как⁈» или «почему⁈». Просто кивнула. И спросила – всё так же тихо, осторожно:
– Почему?
Оксана покачала головой.
– Не хочу говорить.
– Ладно, – просто сказала Яна. И положила руку ей на плечо. Тёплая. Лёгкая. Успокаивающая. – Не говори.
Она помолчала. Потом добавила:
– Но на вокзале ночевать нельзя.
Оксана посмотрела на неё.
– Почему?
Яна кивнула в сторону парней в кожанках. Один из них как раз обернулся, посмотрел на девочек – долгим, оценивающим взглядом. Усмехнулся. Сказал что-то товарищу. Тот тоже посмотрел. Засмеялся.
– Видишь? – тихо сказала Яна. – Тут опасно.
Оксана поняла. Стало ещё страшнее.
– Тогда куда? – прошептала она.
Яна задумалась. Посмотрела на часы. Потом на Оксану. Потом на авоську с булочками.
– Пойдём ко мне? – предложила она.
Оксана покачала головой.
– Не хочу никому мешать.
– Тогда… – Яна помолчала. – Пойдём к Лизе.
– К ней я точно не пойду! У нее мама… – Оксана осеклась.
– Да не к ней. – качает головой Яна: – Лиля… ну ее соседка, которая Ирия Гай – она же вместе с Виктором Борисовичем и всей командой в Ташкент улетела на соревнования. Просила ее за Ильичом проследить. То есть за хомяком ее. Так что у Лизы ключи есть от ее квартиры. Там и переночуешь.
– А… удобно ли будет? – сомневается Оксана, хотя сама уже хочет ночевать не на жестких скамейках под звуки усталого голоса из динамиков.
– А на вокзале спать – удобно? – задает встречный вопрос Яна: – чего ты дуру гонишь? Вставай давай.
Оксана колебалась. Но выбора не было.
– Ладно, – тихо сказала она.
Яна встала. Взяла авоську. Протянула Оксане руку.
Оксана посмотрела на эту руку – тонкую, бледную, с короткими ногтями. Потом на Яну – на её серые глаза за круглыми очками, на серьёзное лицо, на которое будто не ложились улыбки.
И взяла её за руку.
Яна помогла ей подняться. Не отпустила руку сразу – подержала ещё немного, чуть сжала. Всё будет хорошо.
– Пойдём, – сказала Яна. – Маме от Лизы позвоню, скажу что у нее, чтобы не волновалась
Оксана кивнула.
Они пошли к выходу.
У дверей Яна остановилась. Оглянулась на Оксану. Посмотрела на неё внимательно – так, как умела смотреть только она: видя.
– Ты голодная, – негромко сказала Яна. Не вопрос. Констатация.
Оксана вспыхнула. Отвернулась.
– Я… нормально.
– Возьми, – Яна протянула ей авоську. – Булочку. Мама всё равно не все съест.
– Не надо, – Оксана покачала головой. – Я… я не хочу.
– Оксан, – Яна сняла очки. Протерла их краем курточки. Надела обратно. Посмотрела прямо в глаза. – Я знаю, как это. Когда стыдно. Когда не хочешь, чтобы кто-то знал. Но… – Она помолчала. – Ты моя подруга. И подруги помогают друг другу. Правда?
Оксана почувствовала, как в горле встал ком. Горький. Тёплый.
– Правда, – прошептала она.
Яна кивнула. Достала из авоськи булочку – самую большую, с сахаром. Протянула Оксане.
– Держи. И не спорь.
Оксана взяла булочку. Тёплая. Мягкая. Пахла домом, маминой кухней, заботой.
Она откусила.
И закрыла глаза.
Вкусно.
На глаза почему-то навернулись слезы. Она не плакала, когда уходила из дома, не плакала когда отчим поднимал на нее руку, не плакала, когда сидела в жестком кресле на вокзале… но сейчас от доброты подруги почему-то не могла сдержать слезы.
Глава 19
Глава 19
Оксана «Ксюша» Терехова,
ученица восьмого класса «А»
Колокамской Средней Школы № 3
– Ого! Вы чего так поздно шляетесь? – с такими словами встретила их Лиза Нарышкина, открывая дверь. На ней был японский шелковый халатик с розовыми листьями сакуры, летящими по ветру, а на лице нанесена маска из какого-то импортного крема, так что Лизка была больше похожа на Фантомаса из французского кинофильма, чем на будущую комсомолку. Она отступила в сторону, пропустив девочек в прихожую, и осмотрела их с головы до ног. – Так. Выкладывайте.
– Кто там пришёл? Это папа? – послышался голос из зала, и Лизка поморщилась, повернула голову в сторону голоса.
– Это ко мне! – крикнула она. – Девочки пришли! И вообще не твоё дело!
– Лизавета! – огорчённо отозвались из зала. – Ты всё ещё дуешься? Лиза… хочешь, я тебе торт-пломбир достану? Ты же любишь…
– Не надо мне твоего торта! Ничего мне от тебя не надо! – кричит Лиза, и в зале замолкают. Она поворачивается к Яне с Оксаной и складывает руки на груди. – Чего случилось-то? Вы чего такие… странные?
– Ксюха из дома ушла, – говорит Яна. – Я её на вокзале встретила, она там ночевать собралась, рядом с урками какими-то, прямо на лавочке.
– Да ладно? – Лиза смотрит на Оксану. – Правда, что ли?
– Ну… не совсем так драматично, – та отводит глаза в сторону, слегка краснея, и теребит край своей курточки. – Ничего страшного, я бы просто до утра перекантовалась в зале ожидания. Там тепло и милиция ходит… и даже буфет есть.
– С ума сошла! – всплёскивает руками Лиза. – Ты что⁈ Нет, нет и нет! Ты не будешь ночевать на вокзале! Давай я тебе у себя в комнате постелю и…
– Она беспокоится, что твоя мама её родителям позвонит. Или милицию вызовет. Твоя мама… ну она же… – на этот раз уже Яна опускает глаза в пол, стараясь не встречаться взглядом с подругой.
– Терпеть её за это не могу… – шипит Лиза. – Стукачка. Я ей как другу рассказала, а она! Сдала меня! Из-за неё Виктора Борисовича из школы вышибли!
– Лизавета! Чего ты гостей в прихожей держишь? Давай я чай поставлю? С конфетами! – снова слышится голос из зала. – И не поздно ли по гостям ходить? Как они потом домой пойдут, по темноте?
– Не твоё дело! – повышает голос Лиза, повернув голову в сторону зала. – Это мои подруги!
– Лизавета!
– Всё! Слышать тебя не желаю! – Лиза поворачивается к девочкам. – Точно! У меня же ключ есть от Лилькиной квартиры. Давайте там и заночуем.
– Я и думала, что мы Ксюху… Погоди, в смысле «заночуем»? – озадачивается Яна. – Я думала, что она одна там переночует и всё.
– Знаете что? Я тоже из дома уйду, – заявляет Лиза. – Сейчас только маску с лица смою и переоденусь. Всё вместе. У Лильки телефон же есть, оттуда позвонишь своей маме и скажешь, что у меня осталась. А я маме скажу, что у Лили буду ночевать. Давайте девичник сделаем!
– Девичник?
– Честно говоря, Лилька – та ещё бардачница, у неё дома такой кавардак… но на кухне я прибралась. В зале у неё там чёрт ногу сломит, а в спальню я даже не заглядывала. Хомяка кормила… ну, как кормила – воду ему меняла и корм насыпала. Ладно, ждите! – Она исчезает в комнате, оттуда доносится грохот, что-то падает и Лизкино, сдавленное: «Блин! Куда опять она запропастилась⁈»
– А… – Яна оглядывается на Оксану. – Ты не против? Может, ты одна хотела побыть, а Лизка тут со своим девичником… Если что, я ей скажу, что…
– Да нет, – говорит девушка, прислонившись к стенке. – Так даже лучше будет. Одна я буду думать… о всяком. А когда вместе – веселее.
Лиза вернулась через пять минут – без маски, в джинсах и свитере, с небольшой спортивной сумкой через плечо. Волосы собраны в хвост, лицо чистое, розовое после умывания. На губах – блеск. Даже уходя из дома в гневе, она не забыла накраситься.
– Готово, – сказала она. – Пошли.
Мама не вышла. Из зала доносился приглушённый звук телевизора – программа «Время», дикторский голос читал сводки о выполнении плана. Лиза прошла мимо двери зала, не оглядываясь. Оксана и Яна молча последовали за ней.
На лестничной клетке пахло вечером – холодным бетоном, краской на батареях, чьим-то ужином. Из соседней квартиры доносился детский плач, потом – успокаивающий женский голос. Лиза остановилась у двери напротив.
– Вот, – Лиза достала из кармана ключи. Связка звякнула. – Это её квартира.
Оксана замерла.
– Квартира Ирии Гай, место, где живёт инопланетянка с планеты Вестер… – прошептала она.
– Смотри, не разочаруйся в своём кумире, – насмешливо говорит Лиза, вставляя ключ в замочную скважину. – Лилька та ещё бардачница, даже хуже, чем я.
Яна поправила очки. Посмотрела на дверь. Потом на Лизу.
– А она точно не будет против? Мы вроде как… ну, врываемся и хозяйничаем.
Лиза повернула ключ в замке, усмехнулась.
– Лилька-то? – Она толкнула дверь. – Да она вообще пофигистка. Главное – хомяка не забыть покормить. А остальное… – Лиза пожала плечами. – Ей всё равно. Она же знает, что я тут прибираюсь. Скажу – подруги помогали. Обрадуется ещё.
Дверь открылась.
Первое, что ударило в нос – запах. Не плохой. Просто… жилой. Каждая квартира пахнет по-своему, по-особенному. И это был запах квартиры, чья хозяйка много работает, мало бывает дома и не всегда успевает убираться. Лёгкий табачный дым (хотя Лиля не курила – наверное, гости?), что-то сладкое – духи? – и ещё что-то неуловимое. Запах спортивной одежды, пота, резины от кроссовок, сладковатый парфюм…
Лиза отступила в сторону, сделала приглашающий жест рукой.
Оксана вошла первой.
Прихожая была широкая – не узкая, как в хрущёвках, где двоим не разойтись, а просторная, метра три в ширину. Потолок высокий – Оксана подняла голову, пытаясь оценить. Метра три с половиной, наверное. Или даже больше. В углу потолка виднелась лепнина – старая, местами облупившаяся, но всё равно красивая. Завитки, розетки.
Вешалка справа – не убогий крючок на стене, а полноценная деревянная вешалка с полкой сверху. На ней – куртка (джинсовая, с нашивками), несколько спортивных курток с эмблемой «Стальные Птицы», шапка. На полу – кроссовки. Много кроссовок. «Adidas», «Nike», «Puma» – все импортные, все в разном состоянии: одни новые, другие потёртые, со следами зала.
– Ого, – выдохнула Оксана. – Она что – сороконожка? Зачем так много кроссовок?
– Обуви много не бывает, – откликается Лиза. – Всему-то тебя учить нужно, Терехова.
Лиза прошла мимо неё, щёлкнула выключателем. Под потолком загорелась люстра – не голая лампочка, а настоящая люстра, стеклянная, с тремя плафонами. Один плафон был с трещиной. Свет разлился по прихожей – яркий, ровный.
Свет упал на стены. Обои – коричневые, с золотистым узором, старые, кое-где отклеились. На стене – плакат: какой-то азиат в чёрной куртке и с взлохмаченными чёрными волосами, чётко очерченным подбородком, с гитарой в руке, сигарета в углу рта. Рядом с ним – хозяйка квартиры, улыбается в камеру. Чёрно-белое фото. Подпись внизу, от руки: «Мы ждём перемен».
– Это Виктор Цой, – говорит Лиза, откидывая волосы назад плавным жестом. – Лилька вообще везде успевает.
– Не знаю такого, – честно признаётся Оксана. – Но ничего такой. Симпатичный. Артист?
– Деревня ты, Терехова. Певец. Группа «Кино». «Перемен, требуют наши сердца!» Не слышала?
– Не, не слышала.
– Тогда у тебя впереди музыкальный ликбез. У Лильки классная стереосистема, японская. Включу тебе Цоя, будем просвещать. О! И видик у неё есть, «Шарп», тоже японский. Или американский? – Лиза задумывается.
Яна молча сняла туфли. Поставила их аккуратно у порога. Оксана последовала её примеру.
– Я бы на вашем месте туфли бы не снимала, – говорит Лиза. – Она дома так и ходит – в кроссах, ну или в шанхайках.
Они прошли в зал.
Комната была большая – метров двадцать пять, не меньше. Не то что в хрущёвках, где всё втиснуто в пятнадцать квадратов. Здесь было просторно. Потолок – высокий, метра три с половиной, с той же лепниной по углам – завитки, розетки, местами облупившиеся. Окно – огромное, почти во всю стену, с широким подоконником, на котором можно было сидеть. За окном – темнота, редкие огни окон в соседних домах, силуэт детской площадки с качелями. Луна пряталась за облаками.
Лиза включила свет – торшер в углу. Жёлтый, тёплый свет разлился по комнате, высветив… хаос.
Вещи. Везде. На диване (широком, с деревянными подлокотниками) – свитер, майка, спортивные штаны. На столе (тоже старом, сталинском, массивном) – пустая бутылка из-под пива, пепельница с окурками (значит, всё-таки курит? или гости?), стопка газет, раскрытая книга – Кир Булычёв, «Сто лет тому вперёд». На полу – кроссовки, скакалка, волейбольный мяч.
На стене (высокой, с остатками старых обоев) – постеры. Ещё один Цой. Рядом – постер с чемпионата области по волейболу, 1982 год. Девушки в сине-белых майках, с мячом. Рядом – фотография самой Лили, видимо студийная. Чёрно-белый снимок, профессиональная работа.
Лиля снята со спины, совершенно обнажённая – но снимок не выглядел пошлым или вызывающим. Скорее… завораживающим. Художественным.
Она сидела на простом деревянном стуле, спиной к камере. Голова повёрнута влево, профиль чёткий – высокий лоб, прямой нос, чуть приоткрытые губы. Волосы собраны в небрежный пучок на затылке, открывая линию шеи. Несколько прядей выбились, падают на плечо. Спина – длинная, изящная. Позвоночник прорисован чётко, как струна. Лопатки – лёгкий рельеф под кожей. Линия талии плавно переходит в бёдра.
Но самое поразительное – на спине, чуть ниже лопаток, были нарисованы эфы. Чёрной тушью или краской – два изогнутых резонаторных отверстия, точь-в-точь как на скрипке. Изящные завитушки, симметричные, словно вырезанные резцом мастера. Они превращали её спину в деку музыкального инструмента. В живую скрипку.
Свет падал справа – мягкий, студийный. Он ложился на кожу полосами, подчёркивая каждый изгиб, каждую линию, каждый завиток нарисованных эфов. Тени – глубокие, бархатные. Контраст – как в старых итальянских фильмах. Фон – абсолютно чёрный. Ничего лишнего. Только она. Только тело. Только свет. Только эти чёрные завитушки, превращающие девушку в произведение искусства.
Фотография была в простой чёрной раме, под стеклом. Висела на стене, на уровне глаз – не спрятана, не стыдлива. Как картина в галерее. Внизу справа, на белом паспарту под стеклом – автограф: «Моей музе. Л. Шерстенников. 1984».
Оксана остановилась перед фотографией. Не могла оторвать взгляд.
– Ого, – выдохнула она. – Это же… это же как скрипка. У неё на спине… эфы нарисованы.
– «Скрипка Энгра», – сказала Лиза. – Видела я такое в каком-то музее за границей. Такой же снимок почти. Только там девушка толстая и некрасивая. Не то что Лилька. И почему ей так везёт?
– Леонид Шерстенников, – прочитала Лиза. – Это известный фотограф. Из Москвы. Он моделей снимает, актрис. Лилька как-то попала к нему в студию. Через знакомых. Он её снял, влюбился, за ней ухаживал. – Она хмыкнула. – И, конечно же, Лилька ему от ворот поворот дала.
– И как так можно – сперва сниматься перед ним голой, а потом – от ворот поворот? – удивилась Яна.
– Запросто. Это ж Бергштейн. Про неё чего только в городе не говорят. Если всех слушать, так она с половиной города уже переспала, да только неправда это всё. Я ж напротив живу, вижу… – Она махнула рукой. – Ладно, хватит пялиться на голую задницу. Идёмте дальше, покажу, что тут ещё есть.
Оксана оторвалась от фотографии. Последний раз посмотрела на эфы, на изгиб спины. Красиво, – подумала она. Как в музее.
Лиза подошла к книжному шкафу (высокому, старому, сталинскому, с резными дверцами). Провела рукой по корешкам.
– Вот, смотрите. Библиотека у неё приличная. Всё читает подряд – от детективов до фантастики.
Яна заглянула через её плечо. Пробежалась взглядом по полкам.
– Булычёв, Стругацкие, Лем, Брэдбери… – перечислила она. – Агата Кристи, Конан Дойл… Ничего себе. Как в библиотеке, только в библиотеке таких книжек не найти, всегда на руках.
– Ух ты! – Оксана тут же схватилась за первую попавшуюся книгу. – Желязны! «Девять Принцев Амбера»! Это же… такое не достать! Брэдбери! Азимов!
– Лилька – упакованная девушка, – пожимает плечами Лиза. – Всё у неё есть, везде связи.
Яна перевела взгляд на кассеты. Их было много – два ряда, плотно стоящих в пластиковых коробках. Надписи – от руки, разным почерком.
– «Кино. Начальник Камчатки. 1984», – прочитала Яна. – «Аквариум. День серебра». «ДДТ. Периферия». «Queen». «Pink Floyd». «Depeche Mode». Я ничего в этом не понимаю, но, наверное, модно? – Она осторожно достала одну кассету. «Queen. A Night at the Opera. 1975». Покрутила в руках. Вставила обратно.
– А магнитофон у неё какой?
– У неё не просто магнитофон. Это целая стереосистема от «Sharp», – гордо сказала Лиза. – Японский. Стереозвук, все дела. Я вам потом включу, послушаете. Ладно, пошли в спальню, посмотрим, где Ксюха спать будет.
– Я… я не знаю. Это всё-таки кровать Ирии Гай! – восклицает Оксана. – Может, я в зале на диване? Или вон в кресле…
– Вот ещё. Давай хоть посмотрим…
СПАЛЬНЯ (СТАЛИНКА)
Дверь спальни была закрыта. Лиза подошла к ней, взялась за ручку. Толкнула дверь. Дверь поддалась со скрипом, словно не хотела открываться. Лиза нащупала выключатель, щёлкнула. Люстра под потолком вспыхнула – яркая, резкая, бьющая прямо в глаза. Оксана зажмурилась, потом медленно открыла глаза.
И замерла.
ПЕЩЕРА СОКРОВИЩ (СТАЛИНКА)
Первое, что бросилось в глаза – коробки. Картонные коробки, повсюду. Они стояли вдоль стен штабелями – одна на другой, почти до самого потолка. Оксана подняла голову, пытаясь разглядеть, где заканчивается эта башня из картона. Потолок был высоким – метра три, наверное, и верхние ряды коробок терялись в полумраке под самым потолком, где свет люстры уже не доставал.
Она шагнула вперёд. Медленно, не веря своим глазам.
Штабеля коробок занимали всё пространство у стен. Вдоль правой стены – пять, шесть, семь рядов, она сбилась со счёта. Вдоль левой – ещё больше. У окна (большого, сталинского, с широким подоконником) – тоже коробки, коробки, коробки, загораживающие подоконник, так что в комнату проникал только узкий луч уличного фонаря.
К кровати вёл узкий проход – едва человек пройдёт, если повернуться боком. Остальное пространство было забито.
Оксана присмотрелась к ближайшей коробке. Картон серый, потёртый по углам. На боку – чёрным маркером:
«Raffaello. Италия.»
Рядом – ещё одна коробка, побольше:
«Ferrero Rocher.»
Ещё одна:
«Toblerone.»
– О. Мой. Бог, – выдохнула Оксана. – Лизка… это… это же…
– Конфеты, – закончила Лиза. Голос звучал странно – то ли восторженно, то ли испуганно. – Импортные. Итальянские. Швейцарские. Я такие за границей пробовала, когда с папой на отдых ездила.
Яна вошла следом. Остановилась рядом с Оксаной. Сняла очки, протёрла их краем свитера, надела обратно. Посмотрела на коробки. Потом снова сняла очки. Протёрла ещё раз.
– Я… я не сплю? – спросила она. – Это правда?
Оксана не ответила. Она уже подошла к стене с коробками. Руки сами потянулись к верхней коробке с надписью «Raffaello». Осторожно сняла её. Тяжёлая. Запечатана скотчем.
– Можно? – обернулась она к Лизе.
Лиза кивнула.
– Лилька сказала – бери что хочешь. Потом сочтёмся, сказала. Я ж говорю, она пофигистка та еще. Так что… давай. Открывай.
Оксана подцепила край скотча ногтем. Потянула. Скотч отклеился с тихим шелестом. Она открыла коробку.
Внутри – ряды маленьких золотых шариков. Аккуратно уложенные, в белых бумажных подставках. Конфеты. Настоящие итальянские конфеты «Raffaello».
Оксана взяла одну. Развернула золотую обёртку. Внутри – белый шарик, посыпанный кокосовой стружкой. Она понюхала. Сладко. Нежно. Пахло кокосом и ванилью.
Положила в рот.
Закрыла глаза.
Конфета таяла на языке – нежная, воздушная, с хрустящим орехом внутри. Вкус был… неземной. Ничего подобного она никогда не пробовала. Даже праздничные конфеты из «Красного Октября» не шли ни в какое сравнение.
– Ирия Гай, – прошептала она. – Это вкус планеты Вестер.
Яна подошла. Заглянула в коробку. Оксана протянула ей конфету. Яна взяла, развернула, попробовала. Глаза расширились.
– Вкусно, – выдохнула она. – Очень вкусно. Я такие в жизни не пробовала.
Лиза тоже подошла. Взяла конфету. Попробовала. Улыбнулась – впервые за весь вечер.
– Да уж. Не «Мишка на Севере».
Оксана поставила коробку обратно. Огляделась. Глаза разбегались. Столько всего. Столько… сокровищ.
– А что там? – она кивнула на длинные плоские коробки у противоположной стены.
Лиза подошла. Присмотрелась к надписи.
– «Levi’s 501», – прочитала она. – Джинсы. Американские.
– Можно посмотреть? – Оксана уже шла к коробкам.
– Да бери, говорю! – Лиза рассмеялась. – Я тут полномочная Лилькина представительница, в отсутствии хозяйки распоряжаюсь всем. Она мне сказала «главное Лиз, чтобы Ильич выжил». А я хомяка кормлю. Просто потом всё аккуратно упаковать и на места поставить.
Оксана присела на корточки. Нашла край скотча. Отклеила. Открыла коробку.
Внутри – джинсы. Синие, новые, аккуратно сложенные. Настоящие американские «Levi’s». С заклёпками. С красной биркой на заднем кармане.
Она достала одну пару. Развернула. Ткань была плотной, жёсткой, пахла новым денимом и чем-то ещё – заграницей, свободой, Америкой.
– Примерить можно? – спросила она. Голос дрожал от волнения.
– Конечно! – Лиза уже рылась в других коробках. – Вот, смотрите! Куртки! Джинсовые куртки! – Она достала куртку, встряхнула. – «Levi’s Trucker Jacket». Классика!
Яна тоже подошла к коробкам. Осторожно, словно боялась, что всё это исчезнет, если дотронется. Открыла одну коробку. Внутри – косметика. Тюбики, баночки, флаконы.
– Тушь для ресниц, – прочитала она. – «Lancôme». – Достала маленький футлярчик. Повертела в руках. – Мама такую хотела. Год назад. На день рождения. Но нигде не было.
– Возьми, – махнула рукой Лиза. – Ей подаришь.
– Правда можно?
– Ну я же говорю! Лилька не против. Она сама мне предлагала – если что нужно, бери. Потом рассчитаемся.
Оксана уже стаскивала свои старые школьные брюки. На какой-то момент ей стало неуютно, вдруг девочки заметят синяки на бедрах… но они были слишком увлечены исследованием пещеры с сокровищами, чтобы обратить на нее внимание. Так что она быстро натянула джинсы. Они были чуть велики в талии, но сидели хорошо. Плотно облегали бёдра, прямые по ногам. Настоящие американские джинсы.
Она подошла к зеркалу – старому, в деревянной раме, стоящему у стены между коробками. Повернулась боком. Потом другим боком. Провела рукой по ткани.
– Ирия Гай, – прошептала она. – Я… я в настоящих «Левайсах».
Яна открыла ещё одну коробку. Достала что-то яркое, красное. Развернула. Свитер. Ангорский, мягкий, пушистый. С v-образным вырезом.
– Красиво, – сказала она. – Такие в «Советской Моде» не продают.
– Примерь! – скомандовала Лиза.
Яна сняла свой старый школьный свитер. Натянула красный. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Поправила очки. Улыбнулась – застенчиво, неуверенно.
– Мне… идёт?
– Красотка, – сказала Оксана. – Правда.
Они стояли перед зеркалом втроём – Оксана в американских джинсах, Лиза в джинсовой куртке, Яна в красном ангорском свитере. Три девочки из советского провинциального города, одетые как картинки из западных журналов.
– Фотку бы сделать, – мечтательно сказала Лиза. – Чтоб запомнить.
– У Лильки фотоаппарат есть? – спросила Оксана.
– Есть. «Зенит». Но я не умею.
– Ничего, – Оксана повернулась к коробкам. – Я и так запомню. Навсегда.
Яна присела у открытой коробки с косметикой. Достала флакон духов. «Dior». Открыла крышечку. Понюхала.
– Пахнет… как цветы. Но не как наши. Как… как заграничные цветы.
– Побрызгай на себя, – предложила Лиза.
– Можно?
– Да сколько можно спрашивать! Бери, говорю!
Яна осторожно брызнула на запястье. Поднесла к носу. Вдохнула.
– Красиво пахнет, – сказала она. – Дорого.
Оксана вернулась к коробкам с конфетами. Открыла следующую – «Ferrero Rocher». Внутри – золотые шарики в фольге. Она взяла одну, развернула. Внутри – шоколад, орех, вафельная крошка. Попробовала.
– Мммм, – закрыла глаза. – Это… это даже лучше, чем «Раффаэлло».
Лиза подошла. Взяла конфету. Попробовала. Кивнула.
– Неплохо. Но мне «Раффаэлло» больше нравится.
Они рылись в коробках, открывая одну за другой. Доставали джинсы, свитера, куртки. Примеряли. Смеялись. Крутились перед зеркалом.
Оксана нашла коробку с кроссовками. «Nike». Белые, с красной галочкой. Размер вроде подходящий. Она стянула свои старые туфли. Натянула кроссовки. Зашнуровала. Встала. Попрыгала на месте.
– Мягкие, – сказала она. – Как на облаках. Мама говорила, что в импортных кроссовках ноги не устают. Правда!
Лиза нашла коробку с косынками и платками. «Hermes». Шёлковые, с яркими узорами. Она повязала один платок на шею, посмотрела в зеркало.
– Как французская актриса, – сказала она. – Из кино.
Яна открыла маленькую коробочку. Внутри – помада. «Yves Saint Laurent». Яркая, красная. Она открыла футлярчик. Покрутила. Понюхала.
– Пахнет… воском. И ещё чем-то.
– Накрась губы, – предложила Оксана.
– Я не умею.
– Попробуй!
Яна поднесла помаду к губам. Осторожно провела. Посмотрела в зеркало. Губы стали ярко-красными. Она моргнула.
– Я… я как взрослая.
– Балда ты Баринова, тебе ж уже пятнадцать, конечно ты взрослая, – кивнула Лиза: – жалко Инны с нами нет, но ее вечером мама не отпустит.
– Ой! Мама! – хватается за голову Яна: – мне же ей позвонить надо!
– Позвонишь. Телефон в прихожке, потом позвоним.
Оксана подошла к углу, где стояли деревянные ящики. В отличие от картонных коробок, эти были сколочены из грубых досок, с выжженными надписями на боках:
«Массандра. Портвейн белый.»
«Кагор церковный.»
«Мадера.»
Она присела на корточки. Провела рукой по дереву. Холодное, шершавое.
– Тут вино, – сказала она.
Лиза подошла. Присмотрелась.
– Да. Много вина. – Она помолчала. – Лилька говорила, что это знакомые попросили спрятать. Проверка была на торговой базе, ОБХСС какая-то. Нужно было срочно… ну, в общем, она согласилась.
– А сколько тут? – спросила Яна.
Лиза оглядела ящики. Пожала плечами.
– Не знаю. Много. Несколько ящиков точно. Может, десяток.
Оксана встала. Обернулась к комнате. Посмотрела на коробки, на ящики, на девочек в импортной одежде перед зеркалом.
– Это как… как пещера Али-Бабы, – сказала она. – Помните сказку? Сорок разбойников. И пещера с сокровищами.
– «Сезам, откройся», – улыбнулась Яна.
– Вот именно, – кивнула Оксана. – Мы в пещере. С сокровищами.
Лиза подошла к ящику с вином. Постучала по доске.
– Знаете что? – сказала она. – А давайте откроем бутылку. Одну. Лилька же сказала – бери что хочешь.
– Вино? – Яна сняла очки. Протёрла. – Ты серьёзно?
– А чего? Мы уже джинсы примерили, конфеты съели, косметику открыли. Чем вино хуже? Тем более что виски в тот раз мне не понравилось. Помните в походе? Слишком крепкий. И… о! А тут и ликер есть… с персиком.
Оксана посмотрела на ящик. Потом на Лизу.
– А… не страшно?
– Чего бояться? – Лиза пожала плечами: – пошли на кухню. Будем есть конфеты и пить вино. И говорить о нашей тяжелой доле.
Яна надела очки обратно. Посмотрела на Оксану.
– Ты как? Будешь?
Оксана подумала. Вспомнила дом.
– Хочу, – сказала она. – Хочу. Чтобы… – она не закончила.
Лиза кивнула. Подошла к ящику. Нашла край крышки, поддела ногтями. Крышка поддалась со скрипом. Внутри – бутылки, уложенные рядами, обёрнутые газетами.
Она достала одну. Стряхнула пыль. Повертела в руках.
– «Массандра. Портвейн белый», – прочитала она. – Ну что. Пошли на кухню?
Оксана и Яна переглянулись.
Потом кивнули.
– Пошли. Там и поговорим…








