Текст книги "Тренировочный День 10 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

Глава 16

Айгуля лежала на спине, глядя в потолок. Над головой, в углу у окна, тянулась тонкая трещина – она заметила её ещё в первый день, когда заселялись. Трещина напоминала молнию. Или реку на карте. Сейчас, в темноте, при слабом свете луны, пробивающемся сквозь занавеску, она казалась живой, как будто ручей тек, извиваясь и периодически пропадая из виду.

Айгуля моргнула. Трещина, конечно, не двигалась. показалось. В голове крутились мысли – бестолково, по кругу, возвращаясь к одному и тому же.

«Салом. Извините, что беспокоим.»

Голос Рашида. Низкий, вкрадчивый, с мягким акцентом. Золотая коронка блеснула, когда он улыбнулся. Запах дорогого одеколона. Руки с перстнем. Взгляд, который скользил по девушкам – оценивающий, собственнический.

«Нам нужна Айгуля. Салчакова. Раньше была Салимовой.»

Айгуля зажмурилась, но это не помогло. Картинка всплывала снова и снова, как кадры плохого фильма, который прокручивают по кругу. Коренастый с бровями. Рустам. Его усмешка, когда он смотрел на Машу. «А ты смелая». Руки в шрамах, костяшки утолщены. Она уже видела таких… в детстве, в окружении дяди Ахмаджана.

Айгуля повернулась на бок. Простыня была влажной от пота – ночь выдалась душной, несмотря на открытое окно. Лёгкий ветерок шевелил занавеску, но прохлады не приносил. Только запахи – абрикосовых деревьев, хлорки от бассейна, ночного Ташкента.

Рядом, на соседней кровати, посапывала Алёна Маслова. Она спала, раскинувшись на всю кровать – одна рука свесилась, почти касалась пола, вторая запуталась в волосах. Простыня сбилась в комок у ног. Алёнка всегда спала как убитая, ничего её не будило. Даже храп из соседней комнаты, который иногда прорывался сквозь стену.

Айгуля посмотрела на часы на тумбочке. Стрелки светились в темноте – зелёным, тревожным светом. Половина первого ночи.

Она закрыла глаза. Попыталась дышать ровно, считать вдохи-выдохи. Раз, два, три, четыре. Так учил папа, настоящий папа, когда ей было плохо, когда снились кошмары. «Дыши, доченька. Ровно. Вдох – раз-два-три. Выдох – раз-два-три. Всё пройдёт».

Но не проходило.

Вместо темноты за веками всплывало лицо Салимова. Она почти не помнила его – обрывки, детские впечатления. Большой мужчина. Громкий голос. Дорогой запах – одеколон, сигары. Блеск золота на руках. Страшно было. Она пряталась за маму, а мама гладила её по голове и шептала: «Не бойся, это же… это же твой отец».

Но он не был отцом. Отец – это Миша. Вернее – Мансур Парвизович Салчаков, повар ресторана «Плакучая ива». Невысокий, с вечно красными от жара плиты руками, в белом колпаке, который он стирал сам, каждый вечер. Добрый. Терпеливый. Он научил её лепить манты, раскатывать тесто до прозрачности. Научил резать лук, чтобы не плакать. Купил первый волейбольный мяч, когда денег почти не было.

«Папа, а можно мне в секцию?»

«Конечно, доченька. Только не бросай на полпути». Мать, конечно, была против, она всегда против «играют в одних футболках и трусах, какой стыд!».

Айгуля открыла глаза. Трещина на потолке была всё на том же месте. Не двигалась. Алёнка посапывала. Часы тикали тихо, мерно. За окном – цикады стрекотали. Обычная ночь.

Но уснуть не получалось.

Что они хотят? Что я должна отдать?

Мама никогда ничего не рассказывала. Она Салимова и не помнила толком, он же был женат и у него семья своя была. Дядя Ахмаджан, Одилов, вывез их из Ташкента в аул, то ли по просьбе Салимова, то ли мама его попросила. Там было тихо, спокойно. Виноградники, абрикосовые сады, глинобитные дома. Мама плакала по ночам, Айгуля слышала – тихо, в подушку. Но ничего не говорила.

Потом мама вышла замуж за папу Мансура. Они переехали в Колокамск. Новая жизнь. Новая фамилия. Айгуля стала Салчаковой. Забыла про Салимова. Папа стал Михаилом Петровичем.

Бидоны с золотом, подумала она, сорокалитровые бидоны с золотом. Какая чушь. В алюминиевой фляге тридцать восемь литров, а не сорок, не бывает сорокалитровых бидонов. Что же до золота… оно же тяжелое, да? Если бидон с водой тяжелый, то с золотом и вовсе неподъемный. И потом – а что с бидоном золота делать? Продать? Кому? Как подпольный миллионер Корейко отлить из него гири и продолжать жить жизнью обычного советского человека? Какой бред. Кому вообще в СССР золото нужно? Ну есть у тебя много денег, но ты не машину не купишь, ни даже книгу хорошую – все по очереди, все по распределению. Нет, конечно, есть еще спекулянты, можно купить джинсы, кроссовки и часы «Монтана», но все это она и так по спецраспределению от Комбината получает, спасибо Соломону Рудольфовичу. Или валюта… интересно, а откуда Гульнара Каримова столько всего знает – что и у кого нашли при обыске? Непростая девушка эта Каримова…

Она перевернулась на другой бок. Сна не было ни в одном глазу. Она сердито уставилась в стену. Даже если он что-то оставил маме или сказал – ей от него ничего не нужно. Она уже из дома ушла, не выдержала маминого постоянного ворчания. Папа Мансур, конечно, хороший человек, но слишком уж мягкий, из тех, что потакают своим женам, закрывая глаза на сбор подснежников в январе. Нет уж, она взрослая женщина, сама себе хозяйка, в конце концов в Стране Советов живем, а не в средневековье каком-то!

Айгуля села на кровати. Резко, словно от толчка. Сердце колотилось. В горле – комок. Дышать стало трудно.

Нужно было отвлечься. Руки должны быть заняты. Когда руки заняты – голова отдыхает.

Айгуля встала. Ноги коснулись прохладного пола – приятно. Она прошла к стулу, где лежала её спортивная форма. Надела костюм – штаны, футболку. Босиком. Кроссовки не стала обувать – не хотелось шуметь.

Алёнка перевернулась на другой бок, пробормотала что-то неразборчивое. Не проснулась.

Айгуля тихо вышла из комнаты. Прикрыла дверь. Коридор встретил тишиной и полумраком – только ночники горели у пола, тусклым жёлтым светом. Мраморный пол был прохладным под босыми ногами – почти холодным. Приятно.

Она шла медленно, прижимая кроссовки к груди. Мимо закрытых дверей – за ними спали другие девчонки. Мимо столовой – столы накрыты белыми скатертями, стулья задвинуты. Пахло чем-то сладким – вчерашней выпечкой. Мимо бассейна – вода светилась голубым от подсветки, неподвижная, как стекло. Здесь, у бассейна, днём стоял Рашид. Здесь он улыбался своей золотой улыбкой и говорил: «Нам нужна Салимова».

Она ускорила шаг.

Прошла мимо комнаты Виктора. Дверь закрыта, но в щели под дверью – полоска света. Он не спит. Наверное, разбирает тактику, готовится к следующим матчам. Рига, Ленинград. Финал первой лиги. Высшая лига. То, о чем они все раньше только мечтали.

Айгуля остановилась у двери. Хотела постучать. Сказать… что? «Мне страшно?» Она же не маленькая. Она взрослая девушка, уже живет сама, в общежитии Комбината, она даже кота решила себе завести. Она мастер спорта в конце концов.

Рука опустилась. Айгуля пошла дальше.

Спортивный корпус находился в конце базы, отдельное здание. Дверь не заперта – днём здесь тренировались разные команды, закрывали только на ночь. Но сегодня забыли. Или не забыли – может, кто-то ещё не спит.

Айгуля толкнула дверь. Та открылась с тихим скрипом. Внутри – темнота. Пахло потом, резиной, лаком для пола. Знакомый запах спортзала. Домашний.

Она нащупала выключатель. Щёлкнула. Свет ударил по глазам – яркий, белый, от ламп под потолком. Зал огромный, пустой. Сетка натянута – не убрали после дневной тренировки. Пол блестит. Под потолком – флаги, вымпелы каких-то соревнований. У стены на скамейках – лежит несколько мячей.

Айгуля прошла на площадку. Встала у линии. Мяч в руках, привычная тяжесть, гладкая кожа. Она подбросила его вверх. Поймала, снова подбросила. Начала набивать, мягко, контролируя падение и вращение кончиками пальцев. Вверх, вниз. Спокойно, легко, ночь на дворе, не надо себя разгонять, она же потом не заснет… нужно работать вполсилы, просто чтобы отвлечься, успокоится и потом – лечь спать. Это называется «заминка». Так что… спокойно.

Но потом в памяти всплыло лицо Рашида. Золотая коронка. «Родственники». Какие они ей, к черту, родственники⁈

Айгуля подбросила мяч вверх, как при подаче и тут же – взмыла вслед за ним в воздух. Удар! Мяч отскочил от пола, от стены, с грохотом, взлетел к потолку. Она поймала, ударила снова. Ещё раз. Родственнички, мать их… зря она не вмешалась. Нужно было выйти и… что? Она и сама не знала, что нужно было сделать, но почему-то была совершенно уверена, что Виктор обязательно смог бы ее защитить. Виктор и Николай, который за Маринкой Мироновой ухаживает, даже не ухаживает, а жених. Свадьба у них в октябре, пригласили всех.

Она покачала головой, усмехнувшись. Дожила, Салчакова, на чужих мужиков рассчитывает. Подняла мяч, снова подбросила, снова резанула его со всей силы, так что тот несколько раз отразился – от пола, от стены, от потолка. Покатился в угол.

Мужчины, которые пришли за ней были страшными, глядя на них, казалось, что такие – способны на что угодно, рядом с ними было неуютно даже просто стоять. И если бы она была одна – то, наверное, испугалась бы сильнее. Но Виктор и Николай и вообще вся команда – вступились за нее. Может быть, если бы дело дошло до драки или чего похуже они бы и не смогли ничего сделать… все же с той стороны были мужчины. Четверо мужчин.

Айгуля вспомнила свои чувства в тот момент и вдруг подумала, что нет, ничего бы не случилось. Потому что она видела, как остановился этот… Рашид. Встретился взглядом с Виктором, увидел Николая и остановился. А ведь пер вперед как бульдозер. И тогда ей почему-то захотелось чтобы этот Рашид – продолжал идти. Чтобы спровоцировал Николая или Виктора. Почему-то захотелось увидеть, как его…

Она выдохнула, закрыла глаза. Она же комсомолка, о чем она только думает. Нельзя. Если Виктор кого покалечит тут – у него потом неприятности будут. В том, что Виктор или Николай в состоянии покалечить кого угодно она почему-то не сомневалась. Но что будет потом? Мама бежала – сперва в аул под Ташкентом, потом аж в Колокамск, сменила фамилию… а она приехала и ее тут же нашли. Теперь они не отстанут… что же опять переезжать? А спорт? Команда?

– Не спится? – раздался голос за спиной. Спокойный, негромкий.

Айгуля замерла. Обернулась.

В дверях стоял Виктор. В спортивных штанах, футболке, кроссовках. Руки в карманах. Смотрел на неё ровно, без жалости, без беспокойства в глазах. Просто смотрел.

Айгуля вытерла лицо рукавом. Попыталась улыбнуться. Не вышло.

– Да… то есть нет… я просто… – голос сорвался. Она сглотнула. Отвела взгляд в сторону.

Виктор кивнул. Прошёл на площадку. Поднял мяч, который откатился в угол. Повертел в руках.

– Давай вместе, – сказал он: – мячик покидаем.

Айгуля моргнула. Слёзы всё ещё текли, но она кивнула.

– Да. Давай.

Виктор перешёл на другую сторону сетки. Подбросил мяч, поймал. Посмотрел на Айгулю.

– Готова?

Она вытерла лицо ещё раз. Встала в стойку. Согнула колени, руки перед собой.

– Готова.

Мяч взлетел.

Они играли минут десять. Может, пятнадцать. Время растянулось, потеряло очертания. Зал огромный, пустой – только их дыхание, удары мяча об пол, скрип кроссовок Виктора. Лампы под потолком гудели тихо, монотонно.

Постепенно она стала успокаиваться. Дыхание выровнялось. Айгуля приняла очередной мяч – чисто, точно, мяч взлетел ровной дугой, – передала Виктору. И вдруг поняла – легче. Не хорошо, но легче. Как будто что-то тяжёлое вытекло вместе со слезами и потом, освободило место внутри.

Виктор поймал мяч, не стал отбивать. Стоял, держа мяч в руках, смотрел на неё. Лицо спокойное, но глаза внимательные.

– Лучше?

Айгуля кивнула. Вытерла лицо ладонью – влажная, липкая от пота и слёз.

– Да. Немного.

– Хорошо.

Он снова подбросил мяч – невысоко, дал ей время подготовиться. Айгуля согнула колени, выставила руки. Приняла.

В дверях зала возникла фигура.

Высокая, широкоплечая, силуэт чёткий на фоне тусклого коридорного света. Валя Федосеева стояла на пороге в мятых спортивных штанах и серой майке без рукавов, в тапочках на босу ногу. Волосы растрепаны, тёмная копна торчит во все стороны. Глаза сонные, припухшие, но взгляд цепкий, оценивающий.

Она молча смотрела на площадку – на Виктора, на Айгулю, на летающий между ними мяч. Сколько стояла – секунд десять, двадцать? Виктор заметил её первым. Поймал мяч, кивнул – коротко, без слов.

Валя прошла внутрь. Шаги тихие, но уверенные. Скинула тапочки, осталась босиком. Подошла к стенке, где стояла плетёная корзина с мячами – белыми, потёртыми, с облупившейся краской. Взяла один. Повертела в руках, проверяя накачку. Подбросила, поймала. Хороший.

Вышла на площадку – на сторону Айгули.

Айгуля обернулась, услышав шаги. Увидела Валю. Открыла рот, хотела что-то сказать – извиниться? объяснить? – но Валя качнула головой. Не надо.

Айгуля сглотнула. Кивнула. Комок в горле не давал говорить.

Виктор перешёл на противоположную сторону сетки. Подбросил мяч, поймал. Посмотрел на обеих – на Валю, которая встала у сетки, готовая блокировать, и на Айгулю, которая отступила на заднюю линию.

– Готовы?

– Готовы, – ответила Валя.

Мяч взлетел – высокая дуга, неспешная.

Теперь их было двое. Валя стояла у сетки – руки чуть согнуты, пальцы растопырены, готовая выпрыгнуть. Айгуля на задней линии, в стойке – колени согнуты, руки перед собой, вес на носках.

Виктор бил сильнее – не в полную силу, но ощутимо. Мяч свистел над сеткой, летел быстро, с вращением. Валя выпрыгивала – высоко, резко, мышцы бёдер напряглись – подставляла руки. Блок. Мяч врезался в её ладони с глухим хлопком, отскакивал, летел вниз. Айгуля подбирала – нырок вправо, руки под мяч, – отправляла обратно.

Ритм изменился. Стал жёстче, быстрее, злее. Виктор разыгрывал комбинации – обманные удары в обход блока, скидки за спину. Валя читала, реагировала. Её большое тело двигалось удивительно быстро – шаг влево, прыжок, блок. Айгуля металась по площадке, доставала всё – летела на пол, вскакивала, снова в стойку.

– Молодец, – бросила Валя после особенно сложного приёма, когда Айгуля едва дотянулась до мяча одной рукой. – Чисто.

Голос ровный, без особых эмоций. Просто констатация факта.

Айгуля не ответила. Только выдохнула, стёрла пот со лба тыльной стороной ладони. Встала в стойку. Готова к следующему. Пот тёк по спине, пропитывал футболку. Дыхание сбилось, лёгкие горели. Но это была хорошая боль. Честная. Не как та, что грызла внутри.

Прошло ещё минут пять. Может, десять. Счёт никто не вёл.

Дверь зала открылась снова – тихо, осторожно.

Маша Волокитина вошла, прикрывая за собой дверь. В коротких чёрных шортах, серой толстовка на ногах тоже тапочки. Волосы собраны в небрежный хвост, выбившиеся пряди обрамляли лицо. Лицо сонное, но глаза уже проснулись – острые, внимательные.

Она остановилась у двери, окинула взглядом площадку.

Виктор один на одной стороне сетки – в мокрой от пота футболке, волосы влажные, прилипли ко лбу. Валя и Айгуля – на другой. Играют. Лицо Айгули красное, мокрое, но не от слёз. От работы. Губы сжаты, глаза сосредоточены.

Маша молча скинула свои тапочки – босые ноги на холодном полу, приятно. Стянула толстовку через голову – под ней обтягивающая майка, влажная в ложбинке между грудей. Вышла на площадку лёгкой походкой, пружинистой, на носках. Встала рядом с Виктором.

– Кавалерия пришла, – бросила она, разминая плечи – круговые движения, суставы похрустывали: – а то они тебя тут совсем загоняют.

Виктор поймал мяч, молча кивнул. Маша повернулась к Вале и Айгуле: – Ну что, два на два?

Виктор отступил к линии подачи. Подбросил мяч – невысоко, поймал. Взгляд на противоположную сторону. Подача.

Теперь игра стала серьёзной.

Маша принимала, крутилась, оценивала расстановку, давала пасы Виктору. Точные, высокие, чтобы у него было время на разбег и удар. Он бил – не убийственно, но сильно, мяч летел со свистом. Валя блокировала – выпрыгивала высоко, руки над сеткой образовывали стену. Айгуля подбирала то, что пролетало мимо блока – падала, перекатывалась, вскакивала.

Розыгрыши становились длиннее. Мяч летал над сеткой туда-сюда – удар, блок, подбор, пас, снова удар. Отскакивал от рук, царапал пальцы, оставлял красные следы на предплечьях.

Счёт всё ещё никто не вёл. Не важно.

Маша дала пас Виктору – высокий, метра три над сеткой, чуть в сторону от края. Идеальный. Он отступил на два шага, разбежался – три шага, на третьем прыжок, мах руками вверх. Взлетел, замахнулся. Удар.

Валя выпрыгнула на блок – руки над головой, пальцы растопырены, кисти напряжены. Мяч врезался в её руки – глухой хлопок, звук, как удар в барабан. Отскочил, полетел вниз, почти вертикально.

Айгуля нырнула – выпад вперёд, колено согнуто до предела, задняя нога вытянута. Подставила руки в последний момент – мяч коснулся манжет, взмыл вверх, почти к потолку. Высоко, но неточно.

– Есть! – выдохнула Валя, отступая от сетки.

Подбежала, подхватила падающий мяч, отправила обратно – не сильно, просто через сетку, навесом.

Маша приняла снизу – чистый приём, мяч взлетел перед ней. Пас самой себе – невысоко, контроль. Потом быстрое движение кистями – скинула мяч через сетку обманом, мягко, почти без замаха.

Мяч упал рядом с Айгулей, в полуметре. Она не успела среагировать. Замерла на мгновение, потом выдохнула.

Маша подняла кулак.

– Один-ноль.

– Начала считать только сейчас? Волокитина, а ты коварная…

Дверь зала снова открылась – на этот раз шумно, с грохотом.

Лиля Бергштейн. В пижамных штанах в мелкий горошек – розовые на белом фоне, смешные, детские. Футболка с выцветшей надписью «ЦСКА» и огромным красным конём. Босиком, волосы торчат во все стороны – светлые, кудрявые, как будто её током ударило. Глаза широко раскрыты, в них – смесь удивления и возмущения.

– Ого! – выдохнула она, останавливаясь на пороге. – Без меня начали⁈

Все обернулись.

Маша поймала мяч, зажала под мышкой.

– Бергштейн, ты чего не спишь?

– А вы⁈ – Лиля прошла внутрь быстрыми шагами, почти бегом. Оглядела площадку – Виктор, Маша, Валя, Айгуля. Взгляд задержался на Айгуле. Лицо Лили смягчилось мгновенно – от возмущения к беспокойству.

Она подбежала, обняла Айгулю. Лиля заметно ниже Айгули, так что лицо либеро команды погрузилось между грудями девушки. Лилька покрутила головой, наслаждаясь процессом, глубоко вдохнула воздух.

– Ты вкусная. – сказала, оторвавшись от нее: – не грусти.

– Да я уже не грущу. – отозвалась Айгуля.

Лиля отстранилась, взяла её за плечи, посмотрела в глаза – внимательно, изучающе. Глаза Айгули красные, опухшие, но спокойные. Лиля кивнула – удовлетворённо.

– Ну и славно.

Повернулась к остальным, руки в боки.

– Так! Я тоже играю! Куда меня?

Маша подумала, прикидывая расстановку.

– К нам. Будет три на два. На ночь глядя оставим Федосееву и Салчакову с горьким вкусом поражения.

Виктор покачал головой – неодобрительно, но без злости.

– Нечестно.

Лиля выставила подбородок – упрямо, вызывающе.

– Жизнь нечестная, Витька! Ты же про Марка Аврелия сам рассказывал!

Прошла на сторону Виктора и Маши. Заняла позицию на задней линии – присела, руки перед собой, готова. Покачивалась на носках.

Валя и Айгуля переглянулись. Айгуля вдруг улыбнулась – слабо, краешком губ, но улыбнулась. Первый раз за весь этот вечер после визита «родственничков».

– Ну что, Валь? Порвём их?

Валя хмыкнула – низкий звук, довольный.

– Базаришь.

Мяч снова взлетел.

Теперь трое против двоих.

Лиля металась по площадке как заводная – принимала всё подряд, удачно и не очень. Падала, вскакивала, снова падала. Колени и локти покраснели от трения об пол. Маша руководила – командным голосом, чётко: «Лиль, левее! Вить, твоя! Лиля, задняя!» Виктор бил – контролируемо, но сильно. Валя блокировала – прыгала снова и снова, не уставая. Айгуля подбирала то, что пролетало мимо блока – работала как машина, отдавала Вале. Та добивала – мощно, в пол.

Игра превратилась в хаос – весёлый, азартный, живой. Зал наполнился звуками: удары мяча, скрип кроссовок и босых ног по полу, выдохи, вскрики, смех.

– Есть! – кричала Лиля, когда удавалось принять сложный мяч. Голос звонкий, торжествующий.

– Блин! – выдыхала Маша, когда мяч падал на их стороне. Руки в боки, качала головой.

Айгуля молчала. Но играла. Бегала, прыгала, доставала мячи. Лицо красное, мокрое, дыхание сбитое. Но глаза живые. И на лице – улыбка. Маленькая, но настоящая.

Дверь скрипнула в четвёртый раз.

Алёна Маслова стояла на пороге, зевая во весь рот. Глаза полузакрыты, слипаются. Волосы – настоящее птичье гнездо, торчат в разные стороны. Спортивный костюм надет наизнанку – швы снаружи, бирка болтается под подбородком.

– Вы чего не спите⁈ – возмущённо выдохнула она, голос хриплый, сонный: – два часа ночи!

Все обернулись. Маша закатила глаза.

– Только тебя не хватало, Маслова. Спать иди.

– У вас тут чего? Масонское собрание? Или заговор какой? – Алена снова зевнула и протерла глаза кулаком. Моргнула несколько раз. Остановила взгляд на Айгуле: – а… ну понятно. Валя, я с вами.

– Вазелинчик, ты хоть глаза-то открыла?

– Щас открою. Ты меня не беси, Волокно, решили втроем Вальку с Гулей закатать? Не, я за справедливость… – она почесала свой живот и зевнула еще раз: – щас…

Промаршировала на площадку – шаги неровные, пошатывалась. Встала между Валей и Айгулей, покачнулась влево, потом вправо. Выровнялась, руки в стойку.

– Ну? Чего встали? Играем!

Валя посмотрела на неё – сверху вниз, прищурившись.

– Ты вообще проснулась?

– Почти, – честно ответила Алёна. Потёрла глаза кулаками.

Айгуля вдруг рассмеялась. Тихо, но рассмеялась. Звук неожиданный, чистый. Впервые за всю эту бесконечную ночь. Виктор подбросил мяч высоко, поймал. Посмотрел на всех шестерых – на мокрые лица, растрёпанные волосы, босые ноги.

– Ладно. Три на три. Играем до пятнадцати. Идёт?

– Идёт! – хором ответили девчонки.

Айгуля бегала по площадке, принимала всё. Лицо горело, лёгкие горели, ноги гудели. Но глаза – живые, горящие. Она не думала о Рашиде. О Салимове. О бидонах с золотом. Просто играла.