Текст книги "Башни Латераны 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Этого… не будет… – бормочет она, отводя глаза.

– Ты слишком увлеклась в своих поисках! Кто сможет противостоять такой силе? Я должен найти его, найти и остановить, иначе наш мир перестанет существовать. И если будет необходимо – я буду тебя пытать, дейна Шварц. Если нужно я превращу тебя в кричащий кусок мяса. Лишу тебя чести, достоинства, личности, кожи, глаз, пальцев… у тебя все еще есть что терять, дейна. А потому – не молчи. Говори со мной. Сейчас я тот кто может тебя спасти, потому что в Королевстве завелся Великий Некромант и он может делать из обычных мертвецов – Рыцарей Смерти. Помнишь я говорил что если это будет нужно – я буду тебя пытать? Да, так и есть, но если это будет нужно – я готов отпустить тебя нетронутой. Вернуть тебе твою башню. Восстановить в Совете. Если ради того, чтобы найти этого некроманта мне будет нужно склониться перед тобой – я это сделаю. – он встает и смотрит на нее сверху вниз. Кристалл с ожерелья качается на цепочке в его руке.

– Защитный оберег от ментальной магии. – говорит он: – как много маны впустую. Что же… полагаю тебе не нравится, когда копаются в твоей голове. Может быть ты в состоянии вынести физическую боль… но есть и иные способы. – он поворачивается к столу: – жаль что ты не хочешь сотрудничать, дейна. Пойми, мы с тобой воюем за одну сторону. За веру. За людей. Ты и сама не хочешь, чтобы этот некромант поднял тысячи Безымянных Рыцарей Смерти и двинулся на завоевание Королевства. Что же… время разговоров кончилось, дейна.

Он вздыхает и неторопливым, прогулочным шагом идет к двери, ожидая, когда она его окликнет. Обязательно окликнет. Он дал ей надежду, дал ей оправдание своему поступку, дал ей мотив. Она его окликнет. А если нет… действительно жаль, но он вырвет из нее нужное имя. Он взялся за ручку двери.

– Квестор? – слабый голос из-за спины. Она его окликнула.

– Да? – он не поворачивает к ней головы, все еще держась за ручку двери.

– … я.

– Что? – надавливает он. Она должна окончательно сломаться, нельзя ослаблять давление.

– Я все расскажу. – говорит она. Он отпускает ручку двери, поворачивается назад, подходит к пыточному станку. Поправляет на ней лохмотья разорванного платья, чтобы они закрывали тело, возвращается к столу, открывает журнал допросов. Работа только начинается.

Глава 21

Лео не сразу понял, что очнулся. Сперва была только темнота – густая, вязкая, словно он проваливался куда-то вниз в саму преисподнюю. Какое-то время он не понимал где находится и что с ним происходит, в голове стоял звон, но потом он стал различать шорохи в углу, скрип досок под порывами ветра, его собственное дыхание – частое, рваное. И наконец – запах. Гниль, прелое сено, сырость.

Он открыл глаза. Темнота почти не рассеялась, лишь где-то высоко, в провале крыши, виднелся тусклый лунный свет. Серебристый, холодный, он падал косой полосой на противоположную стену, высвечивая прогнившие доски и паутину. Некоторое время он смотрел в пространство, осознавая кто он такой и где находится.

Сарай. Он в каком-то заброшенном сарае. Или это баня? Дом? Трудно было сказать, войска Арнульфа по дороге к Вардосе жгли дома направо и налево, набивая город беженцами и лишая запасов продовольствия и поддержки. Заброшенные и наполовину сожжённые строения торчали гнилыми зубами напоминая об осаде и походе Арнульфа… и судя по всему – он находился в одном из них.

Как он сюда попал?

В голове была каша – обрывки картинок, звуков, ощущений, всё смешалось в одно сплошное месиво, из которого невозможно было вытащить хоть что-то связное. Он помнил переулок… нет, сперва казарму. Или дом? Башню магистра Элеоноры. Люди в балахонах. Стражники у его дома. Бег. Он бежал. Куда? Зачем?

Руки.

Он опустил взгляд. В лунном свете, пробивающемся через дыру в крыше, его ладони казались чёрными. Нет – не чёрными. Тёмно-красными. Кровь. На пальцах, под ногтями, въевшаяся в складки кожи. Рукава рубахи тоже были в ней – мокрые пятна, уже начавшие подсыхать, ткань прилипла к коже. Запах ударил в голову, едва он поднес ладони к лицу, металлический, тошнотворный.

И тут память выдала ему картинку – короткую, яркую, как удар под дых.

Стражник. Молодой, года двадцать три, не больше. На голове – стальной шлем с полями, на груди – табард с тремя башнями. Лицо обычное, ничем не примечательное. Чуть щетинистое. Карие глаза. Тут же, без перерыва в памяти всплывает совсем другая картинка – как он стоит в переулке, тяжело дыша, а у его ног лежит этот же стражник, его накидка с тремя башнями и золотым ключом безнадежно испорчена, запачкана в крови… и в ней дыры. Много дыр. Узкие, линзовидные отверстия через которые сочится кровь. «У тебя хороший выпад, парень, не пропадешь. Бей под ребра, снизу вверх, не рукой, всем телом».

И глаза. Карие, но пустые. Стеклянные, мутные шары, нелепо раскрытый рот, который он зажимал ладонью, чтобы стражник не позвал на помощь, все как и учил Бринк Кожан «не дай ему заорать парень, зажми рот, это недолго, после первых ударов он ослабнет и его хватит лишь на хрип, но ты все равно зажимай ему рот… вот так».

Лео дёрнулся, с силой ударившись затылком о стену за спиной. Боль – резкая, отрезвляющая – на мгновение прогнала видение. Он тяжело дышал, прижав ладони к груди, чувствуя, как сердце колотится под рёбрами – быстро, яростно, словно пыталось выбраться наружу.

Огляделся.

Лунный свет, пробивавшийся сквозь провал в крыше, был тусклым, но его хватало, чтобы различить окружение. Помещение было небольшим – может, когда-то тут хранили инвентарь или держали скот, трудно сказать. Стены почернели от огня, кое-где доски обуглились насквозь, оставив зияющие дыры, через которые просачивался ночной ветер. Он был холодным, пах гарью и мокрой землёй, задувал внутрь, поднимая пепел с пола.

Крыша провалилась почти полностью – уцелели лишь несколько балок, торчащих под углом, как сломанные рёбра. Остальное рухнуло внутрь или сгорело дотла. Сквозь дыру виднелось ночное небо – чёрное, усыпанное звёздами, и луна. Она висела низко, почти полная, бледная, и её свет падал прямо на Лео, высвечивая его как на сцене.

Он сидел в углу, там, где стены ещё держались, прислонившись спиной к обугленным доскам. Под ним – старое сено, слежавшееся, гнилое, смешанное с пеплом и грязью. Пахло мышами и плесенью. В противоположном углу что-то шуршало – мелко, осторожно. Крыса, наверное. Или две.

Луна заглядывала внутрь, словно любопытный свидетель, её свет скользил по почерневшим стенам, по обломкам балок, по куче обгоревшего хлама в дальнем углу – то ли мебель, то ли остатки телеги, не разобрать. Всё покрыто слоем пепла и копоти. Мёртвое место. Сожжённое. Брошенное.

Он, должно быть, забрёл сюда инстинктивно, ища укрытия. Не помнил как. Просто шёл, и ноги привели его сюда. В эту выгоревшую коробку.

Подходящее место для убийцы, подумал он и снова посмотрел на руки.

Кровь подсохла, потрескалась на сгибах пальцев. Под ногтями – тёмные полоски. На запястьях – бурые разводы. Лунный свет делал её почти чёрной, но Лео знал, что при дневном свете она будет красной. Ярко-красной.

Он попытался сглотнуть – горло пересохло, язык прилип к нёбу. Хотелось пить. Когда он последний раз пил? Утром? Или это было вчера? Время размазалось, потеряло смысл.

Ветер усилился, задул в провал крыши, закружил пепел. Несколько серых хлопьев опустились на его колени, на руки. Как снег. Грязный, мёртвый снег.

Он вдруг вспомнил.

Толпа сразу поглотила его – крестьяне с пустыми телегами, торговцы с тюками на плечах, женщины с корзинами, кто-то тащил козу на верёвке, кто-то нёс ребёнка на руках. Все спешили, толкались, ругались вполголоса. Пахло потом, навозом, дешёвым пивом и чем-то кислым. Лео шёл, стараясь держаться ближе к другим, не выделяться из общей массы, раствориться в толпе.

Ворота приближались с каждым шагом. Массивная каменная арка казалась огромной, тёмной, словно пасть какого-то чудовища. За ней виднелся свет заходящего солнца, окрашивающий поля в тускло-золотистый цвет. Так близко. Всего ничего – пройти под аркой, миновать стражников, и он окажется снаружи.

Но между ним и свободой стояли они.

Стражник с седой бородой всё ещё копался в телеге какого-то крестьянина, нехотя тыкал алебардой в мешки, заглядывал под брезент. Крестьянин что-то бубнил оправдываясь, но стражник не слушал, лицо его оставалось угрюмым и недовольным. Лео старался не смотреть в ту сторону, но краем глаза всё равно видел – как стражник поднял голову, как его взгляд скользнул по толпе, задержался на мгновение.

Лео опустил голову ниже, сделал вид, что смотрит под ноги, изучает камни мостовой.

Худой стражник с длинным носом стоял у самого края арки, опираясь на древко алебарды. Он зевал, но глаза его не закрывались – они двигались, скользили по лицам проходящих мимо людей. Быстро, цепко, словно высматривал кого-то конкретного. Лео почувствовал, как этот взгляд задержался на нём – всего на секунду, не больше, но этой секунды хватило, чтобы сердце ухнуло вниз, а в горле пересохло.

Он не остановился. Продолжал идти, шаг за шагом, стараясь дышать ровно, не показывать страха. Рядом с ним брёл старик в грязном плаще, бормотал себе под нос какую-то молитву. Слева толкалась женщина с корзиной, ругалась на кого-то за спиной. Обычные люди. Обычный вечер. Он такой же, как они. Просто один из многих.

Но молодой стражник в начищенной кольчуге – тот, что стоял чуть в стороне от потока людей – смотрел внимательнее остальных. На его груди висел свиток, свёрнутый, но Лео знал, что там. Описание. Его описание, может быть. Или чьё-то ещё, неважно. Стражник изучал каждого проходящего, словно сверял лица с тем, что было написано на бумаге.

Лео шёл, не поднимая головы. Капюшон закрывал бо́льшую часть лица, виден был только подбородок, губы. Этого должно хватить. Должно. Он старался идти ровно, не слишком быстро, не слишком медленно. Как все. Ничем не примечательный человек, спешащий из города до того, как ворота закроют.

Толпа притормозила – впереди какой-то крестьянин заспорил со стражником о налоге на козу. Голоса поднялись, стали громче, резче. Лео остановился вместе со всеми, оказавшись почти посередине потока, на виду. Он чувствовал, как сердце колотится под рёбрами, как ладони в карманах становятся влажными от пота. Стоять здесь, неподвижно, под взглядами стражников – это было хуже, чем идти. Гораздо хуже.

Молодой стражник обернулся на шум спора, затем снова посмотрел на толпу. Его глаза прошлись по лицам – по старику рядом с Лео, по женщине с корзиной, скользнули дальше… и вернулись. К нему.

Лео не шевелился. Даже дышать перестал. Смотрел в землю, в грязные камни мостовой, в ботинки впереди стоящего человека – куда угодно, только не на стражника.

Молодой стражник сделал шаг вперёд, приблизился к краю толпы. Рука его легла на рукоять меча – не угрожающе, просто так, привычным жестом. Но Лео видел это боковым зрением, и сердце его билось всё быстрее, громче, казалось, его слышно снаружи.

– Эй, – позвал стражник.

Лео замер. Это ему? Или кому-то другому? Он сжал рукоять кинжала под плащом.

– Эй, ты с телегой! Подожди!

Не ему. Кому-то сзади. Кому-то с телегой.

Лео выдохнул – тихо, медленно, стараясь не показать облегчения. Спор впереди закончился, крестьянин с козой прошёл, бурча себе под нос проклятия. Толпа снова двинулась. Лео двинулся вместе с ней.

Арка была уже близко – всего несколько шагов. Он видел её края, каменную кладку, потемневшую от времени и копоти. Тень внутри арки была густой, холодной, но за ней маячил свет – тусклый, закатный, но свет. Поля. Дорога. Свобода.

Стражник с седой бородой отошёл от телеги и встал у самого края арки, скрестив руки на груди. Он смотрел на проходящих – не придирчиво, как молодой, а просто так, по привычке, с усталостью человека, отработавшего целый день и мечтающего о кружке эля. Но всё равно смотрел. Лео чувствовал этот взгляд, тяжёлый, скользящий по его фигуре, по капюшону, по рукам в карманах.

Он прошёл мимо. Ещё шаг. Ещё один.

Арка накрыла его тенью – холодной, плотной, пахнущей сыростью и камнем. Шаги гулко отдавались под сводом. Лео не оглядывался, не смотрел по сторонам. Просто шёл вперёд, к свету, к выходу.

Ещё шаг. Ещё.

Свет ударил в глаза – яркий, ослепительный после тени арки. Лео прищурился, но не остановился. Прошёл под аркой, переступил невидимую границу между городом и тем, что за стенами.

Он вышел. Оказался снаружи.

Дорога тянулась перед ним – пыльная, разбитая колеями от телег, уходящая вдаль между полями. Небо над головой темнело, окрашиваясь в серо-синий цвет сумерек. Где-то вдали каркнула ворона.

Лео не оглядывался. Просто пошёл дальше, прочь от ворот, быстрым шагом – не бегом, бежать нельзя, это привлечёт внимание, но быстро, как человек, спешащий домой до наступления темноты.

За спиной послышался крик:

– Эй! Эй, ты!

Мышцы напряглись. Лео замедлился – совсем чуть-чуть, почти незаметно. Обернуться? Остановиться? Бежать?

– Ты! С капюшоном! Стой там!

Это ему. Он знал, что это ему.

Ноги сами понесли вперёд – быстрее, ещё быстрее. Шаг превратился в почти бег. Дорога петляла, уходила за холм. Если добраться туда, скрыться за поворотом —

– Да ладно тебе, отпусти его! – донёсся раздражённый голос второго стражника. – Бродяга какой-то, видишь же! Закрывать пора, давай помогай тут!

– Но он прятал лицо, я видел…

– Холодно, вот и прятал! Ворота закрывай, я сказал, солнце уже село!

Голоса стали тише, затихли за спиной. Лео не останавливался, продолжал идти – быстро, почти бегом, пока дорога не свернула за холм, пока за спиной не остались только тишина и пустые поля. Только тогда он рискнул обернуться.

Вардоса виднелась вдали – серые стены, башни, силуэт на фоне темнеющего неба. Ворота закрылись, массивная решётка опустилась с глухим лязгом металла о камень. Город остался там, за стенами, а он – здесь, снаружи.

Лео опустился на колени прямо посреди дороги. Руки уперлись в холодную землю, пальцы впились в грязь. Дышал часто, рвано, словно только что пробежал несколько миль без остановки. Лёгкие горели, в груди давило, сердце колотилось так сильно, что было больно.

Он выбрался. Каким-то чудом, по глупой случайности – но выбрался. Стражники не схватили его, не потащили обратно в город, не заковали в кандалы. Пока не схватили.

Лео поднял голову, посмотрел на дорогу впереди. Она уходила вдаль, петляла между полей, терялась в сумерках. Куда она ведёт – он не знал. Просто шёл, бежал, лишь бы подальше от города, от стражников, от того переулка с телом, которое он оставил там, в темноте.

Ноги всё ещё дрожали. Он попытался встать, но колени подкосились, и пришлось снова опереться на руки. Сидел так, тяжело дыша, глядя на свои ладони – грязные, в земле, но под грязью всё ещё проступала кровь. Тёмная, въевшаяся в кожу. Чужая кровь, которую он больше не мог смыть.

Лео моргнул и вернулся в настоящее.

Сарай. Луна в провале крыши. Ветер свистит в руинах, выдувая остатки тепла из-под плаща.

Как он дошёл сюда – не помнил толком. Провал между дорогой и этим сараем, время стёрлось, оставив только пустоту и смутное ощущение, что он долго шёл, спотыкался, падал и поднимался снова.

Он посмотрел на свои руки. Кровь всё ещё там, въевшаяся в складки кожи, под ногти. Сколько он ни тёр её, она не исчезала. Может быть, она уже никогда не исчезнет, останется там навсегда, напоминанием о том, что он сделал.

Только тишина, холод и лицо стражника, которое никак не хотело исчезнуть из памяти.

Лео не помнил, сколько просидел в том сарае. Час? Два? Больше? Луна сместилась по небу, свет изменился, стал более резким, холодным. Тело затекло, замёрзло. Зубы стучали. Пальцы онемели.

Надо двигаться. Иначе замёрзнет здесь.

Он заставил себя пошевелиться – сперва пальцами, потом руками. Попытался встать. Ноги не слушались, подкашивались, словно чужие. Оперся о стену, вышел из сарая. Ночь встретила его прохладой, весна была совсем ранней, по ночам было холодно. Ветер задул под плащ, заставил поёжиться. Лео огляделся. Поля вокруг – пустые, тёмные. Дорога – серая лента, уходящая вдаль. Звёзды над головой.

Куда идти?

Мысли ворочались медленно, с трудом. Мельница. Тави. Он велел ей ждать на мельнице. Телега там. Алисия. Он совсем забыл о ней, пока сидел в сарае, пока сидел тут. Надо идти к ней.

Лео двинулся по дороге, спотыкаясь на каждом камне, едва держась на ногах. Тело не слушалось, двигалось автоматически. Ноги несли сами, по памяти. Он не думал – просто шёл, шаг за шагом, глядя под ноги.

Мельница показалась впереди – почерневший силуэт на фоне ночного неба. Сгоревшая, наполовину разрушенная, но стены ещё держались. Телега – рядом.

Лео ускорил шаг, почти побежал последние метры. Добрался до мельницы, оперся о стену, тяжело дыша.

– Тави? – позвал он хрипло.

Молчание.

– Тави, ты здесь?

Он обошёл мельницу, заглянул внутрь через провал в стене.

Она сидела там, на полу, прислонившись спиной к обгоревшей балке. Просто сидела. Смотрела в одну точку – в стену напротив, или в пустоту, не разобрать. Руки лежали на коленях, неподвижные. Лицо пустое, отсутствующее.

– Тави, – повторил Лео.

Она не шевельнулась, даже не моргнула, продолжала сидеть и смотреть в пустоту.

Он подошёл ближе, присел перед ней на корточки.

– Тави. Это я. Я вернулся.

Она медленно перевела взгляд на него. В глазах мелькнула тень досады, мелькнула и исчезла.

– Хозяин, – сказала она тихо, ровным, бесцветным голосом. – Вы вернулись.

– Да. Вернулся.

– Жаль.

Он вздохнул и сел рядом, на потрескавшуюся от старости потемневшую доску. У него не было никакого желания разбираться с проблемами Тави, с ее вечным стремлением к собственной смерти по правилам ее веры. Да она хотела бы заморить себя голодом и жаждой, просто сидя тут и смотря в пустоту. И, наверное, в обычный день он бы снова стал говорить с ней, рассказывая о том, что жизнь прекрасна и не стоит выбрасывать дар божий в окно. Но не сегодня.

Сегодня ему было не до того. Он закрыл глаза, откинулся назад, на стену мельницы и задумался.

Дорога в Вардосу ему теперь была заказана. Если его не схватит инквизиция… а есть основания предполагать, что отряды инквизиторов уйдут из города вместе с войском Освальда, но даже если они уйдут, то его все равно будут разыскивать – из-за мертвого стражника. Кроме того – Мессера, Максимилиана, Густава и Рудольфа загребла Тайная Канцелярия… по крайней мере Максимилиана так точно.

Он вздохнул. Надеюсь, с семьей все в порядке, подумал он, надеюсь у отца и матушки хватит ума сразу же отречься от него и придать анафеме, сказав, что они всегда в нем что-то худое подозревали и что жили дурно и что короля он поносил и что давно надо было его под стражу взять. При этой мысли у него засосало под ложечкой. Не такие они люди, отец может и промолчит, но кулак стиснет, а уж матушка и вовсе станет за него заступаться… а это им может боком выйти. Еще привлекут как сообщников.

Он стиснул зубы. Что делать? Раньше рядом с ним всегда кто-то был, всегда кто-то подсказывал что и как делать. Курт, Элеонора, Мессер, а до этого – отец и матушка. Но сейчас он остался совсем один… с Тави. А от нее толку не было никакого, сплошная обуза.

Он встал, подошел к телеге, раскидал сено, приподнял доски двойного дна и уставился на лежащую там Алисию. Ее лицо в свете полной луны казалось таким спокойным и умиротворенным, что на секунду он забыл, что она мертва… казалось, что она вот-вот вздохнет и откроет глаза.

Он поставил доски на место. Обыскал всю телегу. У него было двадцать серебряных монет в кошельке, кинжал, плащ, рубаха, штаны, ботинки и Тави. Все.

Эпилог

Гаррет устал. Ноги гудели, спина ныла, в желудке урчало – последний раз он ел вчера утром, да и то объедки, которые выпросил у торговки на постоялом дворе. Денег не было. Совсем. После того как его выгнали из отряда барона за пьянство и драку, он скитался по дорогам, перебиваясь случайными заработками, где-то законными, а где-то – не совсем.

Дорога на Тарг была хороша тем, что по ней шло много народу, торговые караваны, отдельные купцы со своим товаром, с охраной и без, крестьяне, благородные дейны, беженцы от войны и в поисках лучшей доли, солдаты, наемники и прочие. Всегда можно было подработать, например наняться охранять повозки в пути или там за лошадьми присмотреть. Ну или… или грабануть простофилю, который выбрался на тракт в одиночку и без сопровождения. Хотя такое-то в эти нелегкие времена – редкость.

Впрочем, ему недавно свезло и на непыльной работенке он срезал себе кошель, в котором было тридцать серебряных монет и золотой браслет. Некислая сумма, если так подумать, хватит ему почти на неделю нормально пожить, с размахом, да еще и вина попить вдоволь. А если браслет продать удачно выйдет – то и месяц. Может дольше.

Гаррет остановился, оглянулся. Дорога была пуста – поля по сторонам, редкие рощи вдали, ни души. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в тусклые красно-серые тона. Скоро стемнеет. Он присел у края дороги на придорожный камень, достал флягу – пустую, чёрт побери – и сплюнул. Надо бы найти телегу, попроситься подвезти. А там видно будет.

Вдали показалась пыль.

Гаррет прищурился. Телега. Одна. Медленно едет. Он поднялся, отряхнул штаны, поправил нож за поясом – так, чтобы не видно было, но под рукой. Вышел на середину дороги, поднял руку, приветствуя путешественников.

Телега приближалась. Гаррет разглядел: старая, видавшая виды, пустая, немного сена и все. За вожжами – парень в капюшоне, лет двадцати, не больше. Худой, сутулый. Рядом – девка. Молодая, лет восемнадцати, темные волосы, смуглая кожа, простое платье, видать из простолюдинок.

– Да благословит тебя Триада! – сказал Гаррет издалека, еще даже не дожидаясь пока телега подъедет, чтобы сразу было видно, что человек истинно верующий, а не басурман какой, не схизматик и не еретик, прости господи.

Телега остановилась в нескольких шагах от него. Парень в капюшоне смотрел на него молча, лица не видно – тень от капюшона скрывала черты. Девка сидела рядом, смотрела в пустоту, словно её здесь не было.

– Эй, добрый человек! – Гаррет изобразил на лице усталость и благодарность. – Подвезёшь до ближайшего селения? А то идти уже сил нет, ноги стёрты в кровь.

Парень молчал. Долго. Слишком долго. Гаррет начал нервничать. Может, не надо было их останавливать? В конце концов деньги у него уже есть – кошель с тридцатью серебряными. И браслетом. Но с другой стороны – едет этот простофиля один, да еще и с девкой. Фигурка у нее ладная, вон как складки на плаще легли, каждый изгиб виден, сразу ясно что упругая и где надо там округлая. Да и деньги у них наверняка есть, пусть немного, но должны быть, кто же в дорогу без денег отправится?

– Садись, – наконец сказал парень. Голос хриплый, усталый. Гаррет облегчённо выдохнул, полез на телегу. Устроился сзади, на краю. Телега тронулась.

– Благодарствую, – сказал Гаррет, изображая радость. – Думал, ноги совсем откажут. Далеко едете?

– На восток, – коротко ответил парень.

– В Тарг? Ну в смысле в город Перекрестка?

– Да.

– О, и я туда же! Как удачно! – Гаррет усмехнулся. – Меня Гаррет зовут. А вас?

Парень не ответил. Девка тоже молчала, смотрела вперёд пустыми глазами. Странная. Глухая что ли? Гаррет изучал их украдкой. Парень – худой, руки в перчатках, плащ старый, заплатанный. Кинжал на поясе – неплохой, с резной рукоятью. Кошель, с другой стороны, не сказать, что туго набитый, но все же. Девка – понятно, что дурная на голову, может немая до кучи… ну и ладно. У него такой ладной девки давненько не было, еще с тех пор, как он на барона наемничал. А потом можно ее и продать в Тарге – там никто сильно интересоваться не будет кто такая да откудова.

– А я сам-то из Прибышловице, тут неподалеку… – решил он затеять разговор, чтобы отвлечь парня: – деревушка такая, ничего. Не сказать, что большая, однако на ярмарку в прошлом году почти шесть сотен человек съехались. Чучело соломенное жгли да на столб влезали за сапогами, а дейн Кракош так пива с элем надулся что по пьяни в свином хлеву заснул без порток! О! Глянь! Что там у дороги… остановись! – он спрыгивает с телеги и решительным шагом идет к обочине: – смотри? Никак лежит кто?

За спиной он слышит шаги и ухмыляется про себя. Вот оно, паренек сейчас подойдет полюбопытствовать, а тут и нету ничего, просто бревно гнилое у кромки леса лежит, а пока он глазеть будет, он, Гаррет ему в пузо нож воткнет и все дела. Телегу с девкой с тракта угнать в лес, да позабавиться с ней хорошенечко… деньги забрать, а саму в Тарге продать, знает он там человека… он осторожно вынул нож из-за пояса, стараясь держаться к парню спиной, чтобы тот не заметил раньше времени.

– Что тут? – голос сзади, совсем рядом.

– Да я думал лежит кто… – говорит Гаррет поворачиваясь и хватая парня за плечо! Теперь – удар ножом!

Небо качнулось и перевернулось, закатилось вверх и он вдруг понял, что лежит на спине, а внизу у него разливается что-то горячее, обжигая ноги и нутро.

Небо заслоняет паренек в капюшоне, который наклоняется над ним и Гаррет – видит его глаза. Холодные. Безжалостные.

– Я так и знал. – говорит паренек: – надеюсь у тебя хоть парочка грошей с собой имеется…

Тридцать серебряных, подумал Гаррет, закрывая глаза, мои тридцать серебряных монет. И браслет.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ