Текст книги "Башни Латераны 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Башни Латераны 2

Глава 1

Ночь. Ветер за окном – воет, злой, осенний. Дождь бьёт в стекло – крупный, тяжёлый, барабанит. Несмотря на непогоду, где-то вдали – смех, крики, песни. Город все еще празднует свое спасение. Победу.

Вардоса не спит. А в кабинете тепло. Камин горит – дрова потрескивают, угли тлеют, искры взлетают и гаснут. Пахнет дымом, воском, старой кожей. На полках – книги, свитки, карты. На стенах – гобелены, потемневшие от времени. На одном – мантикора, серебряный зверь на алом, крылья распахнуты, хвост скорпиона угрожающе выставил жало вперед. Герб рода Эйхенвальд.

За массивным дубовым столом – герцог Освальд фон Эйхенвальд, командующий третьей ударной армией. Сидит – спина прямая, руки на столе. Перед ним – карта королевства. Большая, подробная, края потрёпаны. Фишки разбросаны по ней – красные, синие, чёрные. Армии. Города. Крепости. Враги. Союзники.

Кубок с вином – нетронутый. Как его наполнил слуга, так и стоит. Свечи горят – три, на серебряном подсвечнике, воск стекает медленными каплями на стол.

Освальд смотрит на карту – долго, не моргая. Лицо каменное. Скулы резкие, челюсть сжата. Глаза серые, усталые – не спал трое суток. Битва, преследование, отчёты, раненые, мёртвые. На висках грязь – не успел смыть. Или не захотел. Руки неподвижны, лежат на краях карты – но пальцы чуть дрожат. Усталость. Напряжение.

Он один. За окном ликует город. Слышно даже здесь, через стены, через дождь. Пьют. Поют. Танцуют. Обнимаются. Плачут от радости. Мы победили. Мы выжили. Освальд спас нас.

Освальд усмехается – криво, без веселья. Победили? Он смотрит на карту. На чёрные фишки – армия Арнульфа. Отодвинуты назад – на тридцать миль, за реку. Согласно докладам разведки – собираются ровными колоннами, отходят на восток, к своим границам.

Он сжимает кулак – медленно, так сильно, что костяшки белеют. Арнульф пришёл и осадил Вардосу, прорвал ворота, был в шаге от победы. Единственное что он не смог предсказать – скорость марша третьей ударной, скорость ради которой я пожертвовал всем – обозами, тяжелой пехотой, удобством и комфортом. Все – ради скорости, чтобы застать его со спущенными штанами, пока он штурмует Вардосу… и все получилось.

Я ударил внезапно, – думает он, склонившись над картой, ударил единым сжатым кулаком тяжелой кавалерии в спину. Его строй… у него не было строя, он готовился войти в город колоннами. Его маги опустошены – вложили всё в заклинание, что сожгло ворота. Его армия растянута – половина штурмует город, половина в лагере.

Идеальный момент. Еще чуть-чуть и разгром. Разбегающиеся во все стороны люди, которых догоняют его «Крылатые» и насаживают на пики, рубят головы, топчут копытами тяжелых боевых коней.

Но…

Освальд смотрит на чёрные фишки. Арнульф не дрогнул, ублюдок развернул войска. За минуты. Построил оборону. Отразил мою атаку. Прикрыл отступление. Его маги опустошены – он использовал арбалетчиков, пикинёров, щитоносцев. Его кавалерия разбита – он отступал пехотой, медленно, в строю. И самое главное – скорость перестроения! Никто не мог так быстро организовать оборону, никто. Просто чтобы построить людей в боевое построение, ощетинившись копьями и закрывшись ростовыми щитами, чтобы выстроить такое – нужно время. Обычно – много времени. Люди Арнульфа заняли свои места в строю за считанные минуты и встретили атаку конницы уже не разрозненной толпой, а стальным ежом торчащих пик.

Я давил. Атаковал. Снова. Снова.

Он держался.

Шесть часов. Шесть часов тяжелейшего боя, собирая своих людей, отступая – медленно, шаг за шагом… В полном порядке. Собрал лагерь. Переправился через реку. Разрушил мост за собой. Сохранил армию.

Освальд откидывается на спинку кресла, хмурится, глядя на карту. Все-таки не зря младшего кузена зовут гением. Всегда был смышлёным, всегда был самым ярким и энергичным и вечно придумывал что-то новое. Жаль Элизабет… но таков уж царствующий кузен Гартман – он никогда не мог устоять перед соблазном. Или перед угрозой. Или перед доносом. Он вообще… не мог устоять в принципе.

Арнульф – не простил Гартману Элизабет. Уехал к себе в Зюденбург, копил силы, копил ненависть в душе, воспользовался смутой в южных регионах после смерти старого короля и провозгласил себя наследником. Сложно его винить… после того, что случилось с его отцом и Элизабет. В семье фон Тюррэ всегда рождались такие голубоглазые и золотоволосые красавицы, сам по себе род слабый и бедный, захудалый замок у моря, несколько деревенек… но вот дочери рода Тюррэ – вызывали всеобщее восхищение. И Элизабет не была исключением.

Освальд закрыл глаза. Арнульф винил Гартмана во всем и, наверное, даже был в чем-то прав. Вот только Гартман не был записным злодеем… скорее наоборот. Гартман так же, как и все при дворе – сразу же влюбился в Элизабет. Сидел у ее ног послушным щеночком и делал все, что она скажет. Барон фон Тюррэ увидел в этом возможность, ну как же – его дочь может стать королевой, вот только старый король помрет и все. А уж то, что волевая и умная Элизабет сможет крутить своим мужем как захочет не вызывало ни у кого сомнений.

Вот только барон фон Тюррэ своим провинциальным умишком не понимал какая игра идет на самом деле и какие в ней ставки. Никто бы не позволил дочери захудалого барона взять такую власть над будущим королем, особенно тогда, когда старый король уже заболел. Вокруг Гартмана всегда толпились сильные игроки, они прямо-таки драли друг друга в клочья. Для начала – Церковь. Архиепископ Теодор фон Лихтенберг, духовный наставник Гартмана, запугивающий его «царствием небесным». Канцлер Эрих фон Штайнмарк, глава администрации, герцог, двоюродный дядя Гартмана и хозяин Северной Марки, Держатель Ключей от Монетного Двора. Мама Гартмана, властная женщина, старая королева Габриэлла. Все эти люди были врагами друг другу и единственное в чем они были согласны, так это в том, что им не нужна была Элизабет фон Тюррэ на троне рядом с Гартманом. Ни под каким соусом.

Поэтому к юной Элизабет был подослан какой-то молодой офицер-обольститель, который с помощью зелья усыпил ее и воспользовался ее беспомощностью, а Гартману явили картину бесчестия… он и сорвался. Что именно было той ночью в замке старого короля – никто толком не знает, только Элизабет той же ночью уехала в монастырь, где и повесилась через месяц. Офицера – обвинили в измене, вырвали язык, ослепили, а потом – тихонечко удавили в подземельях замка.

Арнульф так же, как и прочие молодые аристократы был покорен красотой и улыбкой Элизабет… возможно даже слишком. А потому воспринял произошедшее очень близко к сердцу. И в отличие от многих прочих – он был Арнульф фон Вальден-Зюденбург. Зюденбург – столица владений Арнульфа, рода Вальден. Арнульф не был голодранцем, он владел огромным регионом на юго-западе, тут и Вайнберг с его виноградниками и тучными стадами, Штайнфелд с каменоломнями, Хафенштадт как самый крупный порт на юго-западе страны и конечно Зильберталь – серебряные рудники, пополняющие его казну. При дворе многие оплакивали судьбу Элизабет, но только Арнульф решил действовать.

Освальд вздохнул, закрыл глаза, потер лоб. Он помнил Элизабет и тоже считал, что с ней поступили неправильно. Однако затевать войну? В такое время? Арнульф разрушает страну своим мятежом, убивает тысячи ради своей мелкой мести. На то пошло ему нужно было мстить не Гартману, а королеве-матери. Церкви. Канцлеру. Сам Гартман… просто марионетка на троне. Этим он и опасен.

Он открывает глаза. Смотрит на карту. На столицу – маленькая красная фишка, в центре, среди гор. Там – Гартман. На троне. И там – моя семья. Анна. Красивая – когда-то. Когда он встретил её, двадцать лет назад, она смеялась. Часто. Заразительно. Волосы тёмные, густые, блестели на солнце. Глаза карие, тёплые, умные. Теперь – уставшая. Волосы с сединой, собраны в строгий пучок. Глаза всё те же, но в них поселилась грусть. Тревога. После Элизабет и ссылки дяди Вальтера он хотел увезти семью в свой замок, уехать из столицы, но Гартман ему не дал. Вернее, не Гартман, тот даже не знал об этом, погрузившись в очередную «черную полосу», когда он запирался в своей спальне и не выходил оттуда неделями, валяясь под одеялом и тихонько скуля. С ним встретилась Габриэлла. Королева-мать намекнула ему что если он увезет из столицы семью, то в свете мятежа Арнульфа – это может быть воспринято как «недружественный шаг». Ведь в столице лучше, чем в своем поместье, не так ли, дорогой Освальд? И стальной взгляд ее глаз, проникающий сразу в душу. Этот взгляд говорил – не вздумай ослушаться, Освальд, не вздумай. Он понял все без лишних слов. Никто не произнес прямых угроз, королева-мать конечно же не сказала «если ты так сделаешь, то тебя арестуют по обвинению в измене, осудят и казнят, а твоя семья пойдет по миру с протянутой рукой». Этого не было сказано вслух. Однако он не сомневался, что Гартман так и поступит. Вернее – просто кивнет головой, когда Габриэлла на него надавит. Или архиепископ. Или канцлер. Отведет глаза от него, чтобы не видеть и просто кивнет головой.

Освальд сложил руки перед собой. Он не смог вывезти семью из столицы, а после мятежа Арнульфа за ними стали приглядывать внимательней. Ну еще бы, у него под командованием почти пятнадцать тысяч человек и эти в столице – сильно переживают что ему может прийти в голову. Если он развернет копья… Что сейчас может противопоставить ему толстый Гартман? И наверное, если бы он был таким же как Арнульф – вспыльчивым, мстительным, ставящим свои интересы выше всего – то он тоже мог бы повернуть копья против своего законного короля. Но он не такой. Он верен своей присяге, верен своей стране. Верен своей семье… пусть даже ее сейчас фактически держат в заложниках.

Он встал, подошел к окну и выглянул в него, сложив руки за спиной. Город праздновал.

* * *

Таверна «Три Башни» снова была похожа на себя прежнюю. В осаду тут находился госпиталь, а в комнатах наверху ютились беженцы. Теперь же, со снятием осады в городе снова появились продукты, мясо, зерно, вино и сыр – стоящие выше по течению реки суда с товарами прибыли, как только речную блокаду сняли. Войска Освальда «Освободителя» оттеснили Арнульфа за реку три дня назад, но город начал праздновать только сейчас, в первые дни было не до того, все еще опасались, что армия Узурпатора вернется, да и привычка беречь продукты осталась… но сейчас город наконец начал понимать, что все позади. Они выстояли.

Первыми, конечно, подали пример наемники Ронингера и Мессера, которые перехватили первый же груз с вином и надрались в синий дым. Их примеру последовала городская стража, студенты из Академии, кто остался в живых. А там уже и весь город.

И потому «Три Башни» наконец стали похожи на ту таверну, где Лео работал до осады, зарабатывая серебрушки на жизнь своей семье. В таверне снова было полно людей, кто-то горланил песни, кто-то стучал кружкой по столу, между столов бегала изрядно похудевшая Маришка, но глаза у нее весело блестят, она кокетливо поводит плечами, поправляя спадающий с белого плеча рукав-фонарик.

– Лео! – девушка машет ему рукой: – живой! А я думала, как ты! Давно не видела! Иди сюда, я тебя элем угощу.

– О! Молодой оруженосец! – закричал кто-то из посетителей: – давай к нам! У нас вина и эля хоть залейся! Да здравствует Освальд!

– Завались, придурок. – говорят ему с соседнего стола: – если бы не Безымянная, то Арнульф вошел бы в город и встретил Освальда уже на стенах. Скажи спасибо его хозяйке.

– Да здравствует Освальд и Безымянная Дейна! – нимало не смущаясь поднимает кружку посетитель: – оруженосец! Айда к нам! Расскажешь какой она была!

– Не слушай его, Лео. – Маришка оказывается рядом от нее пахнет чем-то теплым и уютным, она похудела, но все еще очень привлекательна, ей свистят вслед, она отмахивается рукой: – ты на работу снова устраиваться? Вильгельм сказал, что если захочешь, то он тебя примет конечно, но ты же сейчас оруженосец. Получается, сквайр. Садись, я тебе могу мяса принести и эля. Хочешь?

– Да я… я Курта ищу. Командира.

– Аа… этого, который весь в черном и мрачный? Не знаю где он. – пожимает белыми плечами Маришка и снова поправляет спадающий с одного плеча рукав-фонарик: – наверху, наверное. Там какой-то командир остановился…

– Эй, красотка, а ну-ка шевели задницей! – кто-то из вновь приехавших купцов встает и хлопает девушку по заду, она вскрикивает, подскакивает и оборачивается к нему, хватаясь за пострадавшее место.

– Ай! – произносит она с какой-то обидой: – вы чего?

– Чего-чего, тащи нам эля, девка, не слышишь? – мутные глаза останавливаются на Лео: – а это кто такой? Че за щенок?

– Что ты сказал? – в душе у Лео разгорается темный огонек, он сжимает кулаки, как волна гнева поднимается со дна его души: – а ну-ка повтори…

– Остынь, малец. – на его плечо ложится тяжелая рука, его отодвигают в сторону. Он бросает взгляд. Бринк Кожан. Его вечный мучитель и редкая сволочь. Он вечно издевается над ним, да и Маришку тоже обижал, то по заду шлепнет, то ущипнет и предлагает непристойности. Лео напрягся. Еще и Бринк?

Тем временем Бринк Кожан сделал шаг вперед и с размаху опустил на голову молодого приезжего кружку. Тот рухнул на пол, во все стороны полетели осколки. Бринк посмотрел на ручку от кружки, оставшуюся в руке. Повернулся к приятелям купца, которые начали было угрожающе вставать с мест.

– А ну сели. – сказал он: – сели, а иначе несмотря на то, что я пьяный в дугу и едва держусь на ногах – все тут увидят какого цвета ваши потроха.

Это было сказано так буднично и так спокойно, что Лео вдруг понял, что Бринк не шутит. Не угрожает. И не преувеличивает. Это был голос человека, который констатирует факты. Солнце светит, трава зеленая, вода мокрая, а если вы встанете – я выпущу вам кишки. Молодые приезжие – медленно опустились на свои места. В таверне наступила тишина. Пьяницы перестали горланить, все затихли, следя за происходящим. Бринк повертел в руках оставшуюся от кружки ручку и аккуратно поставил ее на стол. Повернулся ко всем остальным.

– Слушайте меня, сосунки. – сказал он: – вы все тут приехали на своих суденышках, привезли вина и мяса за деньги и считаете себя крутыми. Видите, эту девушку? – его палец тычет во вздрогнувшую от неожиданности Маришку: – видите? Она была в осаде вместе с нами. Голодала, мерзла, ухаживала за раненными, так же, как и мы все – стояла на защите города? А где были вы? Стояли на своих судах выше по течению, вкусно ели и пили, глядя как мы тут умираем? Эта девушка – наш товарищ, черти вас дери во все дыры! Она – с нами! И если кто-то еще дотронется до нее – клянусь, я вырву тому кишки и заставлю его их сожрать. Всем ясно? – он обвел таверну взглядом. Остановился на товарищах побитого купца.

– А вы заберите эту падаль отсюда и считайте, что вам повезло, ублюдки. Передайте привет своим мамашам, скажите, что Бринк Кожан обязательно вернется и трахнет их еще разок. Вон! – он проследил как купцы потащили своего к выходу. Некоторое время царила тишина, потом кто-то поднял кружку.

– За нашу Маришку! – выкрикнул он: – ура!

– Маришка! – десятки голосов, стук кружек: – Кожан дело говорит!

– Дурак! – Маришка бьет Бринка в плечо, но бьет несильно, скорее для проформы: – чего ты посетителей гоняешь… меня еще и не так тут…

– Кто будет тебя обижать – сразу мне говори. – откликается Бринк Кожан: – я ему так сапог в задницу вставлю, что он сапожную мазь в глотке почувствует.

– Дурак… – краснеет Маришка: – терпеть тебя не могу! – и она стремительно уносится на кухню.

– Бабы. Кто их поймет? – философски замечает Бринк, глядя ей вслед, потом поворачивается к Лео: – ты чего набычился, салага? Что случилось?

– А? – не понял Лео. Набычился?

– Я этого придурка вырубил, чтобы ты его не убил. – серьезно говорит Бринк: – ты опасен, малец. Расслабься уже. Выпей. Сходи по девкам. Не натвори ерунды, а то военное положение никто не отменял. Вздернут по решению полевого трибунала. И это – пальцы разожми уже.

– Что? – Лео опускает глаза вниз и видит, что пальцы его правой руки сжаты на рукояти кинжала.

– Ступай домой от греха. – говорит ему Бринк: – пока никого не зарезал. Завтра приходи на площадку, потренируемся, пар выпустишь. И ты все еще салага, понял? Просто – наш салага.

– Я Курта искал. – признается Лео. Ему немного стыдно за то, что он едва не накинулся на этого купца. А еще он вдруг понимает, что ему не так уж и неприятен этот Бринк Кожан. А ведь он его ненавидел…

– А? Командира? Не видел его. – теряет интерес к нему Бринк: – эй, где моя кружка, инвалиды?

– Тогда… я, наверное, пойду?

– Ступай. Завтра после обеда приходи на площадку, дам тебе просраться, чтобы на людей не кидался… Хей! Еще по одной! Маришка!

– Дурак!

Лео поднялся по лестнице – узкая, крутая, ступени скрипят. Второй этаж прошёл мимо. Третий – коридор темнее, одна свеча коптит на стене. Двери деревянные. Номера мелом – кривые цифры. Остановился у пятой. Прислушался. Изнутри – тихий смех, женские голоса, мужской – басовитый, ленивый. Он постучал. Никто не ответил. Подумав – толкнул дверь.

Небольшая комнатушка, стол у окна – бутылка вина почти пустая, две кружки, одежда вперемешку. На широкой кровати Мессер, капитан наемной роты легкой кавалерии «Алые Клинки». Лежит – спина к стене, подушки под головой, одеяло до пояса. Голый по пояс – грудь широкая, шрамы. Волосы всклокочены, торчат в разные стороны. Лицо расслабленное, улыбается – лениво, довольно. Рядом с ним – две женщины. Первая – блондинка. Пышная, грудь большая, бёдра широкие. Лежит, прижавшись к Мессеру, голова на его плече. Едва прикрыта простыней. Глаза полузакрыты – дремлет. Рука на груди Мессера – ленивые круги пальцем по шраму. Вторая – тоже блондинка, волосы светлее. Стройная, моложе. Лежит с другой стороны, лицом к Мессеру, рука на его животе. Глаза закрыты – спит? Или притворяется? Лео замирает в дверях – от неловкости. Что же делать в такой ситуации? Сказать: «Здравствуйте»? Глупо и нелепо, и вообще… зачем кому-то вот так… сразу с двумя?

– О, Леонард! Заходи, заходи. Не стой у дверей, простудишься. – звучит насмешливый голос Мессера: – ты каким ветром?

Лео машинально подчиняется, входит в комнату и поспешно притворяет за собой дверь, вдруг еще увидит кто. Смотрит на кровать, на женщин в кровати. Не знает, куда смотреть. Краснеет – чуть-чуть.

– Что скажешь, Леонард? Празднуем победу. Присоединяйся. Места хватит. Будешь вина? Или вон… Хельгу? – он поднимает кубок, девушка рядом – тихонько хихикает.

– Нет! Я… я… нет! – отчаянно мотает он головой, стараясь не смотреть на кровать: – я… не хочу…

Мессер смеётся – громко, раскатисто: – Ну и правильно. Тебе рано ещё. Молод. – Отпивает вина из кубка, морщится. – Опять кислятина. Хорошего монастырского тут не найти. И… если ты не хочешь ни вина, ни приятной компании… Так зачем пришёл?

– Искал Курта. Хочу записаться в отряд.

Мессер поднимает бровь: – К Курту? В «Чёрные Пики»?

– Да. – кивает Лео. Мессер молчит. Смотрит на него – внимательно, оценивающе. Отпивает. Наклоняется вперед, ставит кубок на стол – промахивается, пустой кубок падает на пол, грохот.

Пышная блондинка тянется, поднимает кубок, ставит на стол. Гладит Мессера по плечу:

– Милый, да ты пьян.

– Уж я надеюсь. Иначе три бутылки вина были бы потрачены зазря. – говорит Мессер и смотрит на Лео: – записаться в отряд. Почему сейчас?

– Хочу… уехать из города. Слухи ходят. Вы же понимаете…

– Понимаю. – Мессер садится в кровати, его лицо становится серьезным. Это движение будит молодую девушку, она сладко потягивается, зевает, открывает глаза, видит Лео, ойкает и натягивает простыню на грудь.

– Кто это⁈

– Успокойся, дорогуша, этот паренек со мной. – отвечает Мессер и трет подбородок: – он тоже герой, да еще и молод. Знаешь, по-моему, тебе все же будет лучше спать с ровесниками, я же тебе в отцы гожусь.

– Вот еще от тебя бы я нравоучения не выслушивала! – задирает нос девушка, кутаясь в простыню.

– Дорогая, дай мужчинам поговорить. – замечает вторая женщина, постарше: – у них важные дела.

– Ты всегда так… – ворчит девушка: – никакой свободы…

– Прекрасные дейны, королевы моего сердца и услада моих очей – пожалуйста помолчите чуток. – морщится Мессер: – а ты, Лео… ты же понимаешь, что такой как есть – ты в отряде нахрен не нужен?

– Почему? Меня наняли, я просто подтвердить контракт! Курт нанял меня во время осады и на время осады. И сказал, что я могу продлить его в любое время и…

– Полуночный Волк нанял не тебя. – качает головой Мессер: – он нанял вас. Как пару. Твои умения – ее сила, понимаешь? А я так понимаю, что ты решил простым арбалетчиком записаться? Решил магию в сторону отставить? Кому ты нужен? Худой мальчишка, который и мечом толком махать не умеет. Посмотри на людей Курта – это опытные солдаты, ветераны, матерые волки. И ты…

– Но…

– Да, там есть исключения… та же Гретхен. Но она – маг. Магу можно, маг – это осадное орудие их мало, они на вес золота. Мой тебе совет, малец – если уж собрался вступить в отряд – вступай как маг. Вон к Элеоноре сходи, она тебя хотела в ученики взять.

– Но это же время! А я…

– А куда ты торопишься? «Черные Пики» никуда не денутся – до весны.

– Как это? У них же контракт исполнен и…

– До весны, говорю, никто с места не двинется. Осень, Леонард. Дожди. Грязь. Потом снег. Дороги размыты. Обозы не пройдут. Лошадям нечего есть. Военные действия невозможны. – Пауза. – Разве что мелкие стычки. Рейды. Но это для опытных бойцов, не для салаг. Иэээх! – он потягивается и зевает: – ступай учись, Леонард и не морочь мне голову. Мне есть чем заняться… вали отсюда и передавай Элеоноре привет, как увидишь. Хотя нет. Она наверное тебя за такое побьет… эх… – он прищуривается: – какая женщина…

Откуда-то снизу, через пьяный гомон доносится грохот и крики. Слышен топот по лестнице.

– ГДЕ ОН⁈ ГДЕ ЭТОТ МЕРЗАВЕЦ⁈ УБЬЮ! КАСТРИРУЮ!

Мессер замирает. Слушает. Вздыхает – обречённо: – О, демоны!

– Это Бернард! – вскрикивает пышная блондинка, вскакивая на кровати и прижимая руки к груди. Лео поспешно отводил глаза в сторону, груди у нее такие же пышные, как и она сама с большими, темными пятнами сосков.

– Это папа⁈ – вторая блондинка, стройная – прижимает к себе простыню: – но как он нас нашел?

– Не время нюхать розы, дейны. Прошу меня простить! – Мессер вскакивает с кровати, совершенно голый. Хватает с пола одежду. Кидает всё в охапку. Из общей кучи вываливается один сапог. Он хватает меч. Подходит к окну, распахивает его. Холодный воздух врывается в помещение, он выглядывает наружу.

– Высоко черт. – морщится он: – и холодно.

– ВОТ ТЫ ГДЕ! – дверь распахивается, Лео едва успевает отшатнуться, чтобы его не ударило. В номер врывается высокий мужчина с седой бородой, который трясет над головой палкой, окованной железом: – ТЕБЕ НЕ ЖИТЬ!

– Дорогой не надо! – срывается с кровати пышная блондинка: – он же герой! Он нас всех спас! Спас город!

– Папа! – кричит вторая блондинка, прижимая к груди простыню: – я не виновата! Он сам пришел!

– Прошу прощения, но меня ждут в другом месте! – Мессер выскальзывает в окно: – дейны, вы были неподражаемы! Хельга, не ругай Дафну!

– СКОТИНА! – мужчина вырывается из рук пышной блондинки и выглядывает в окно: – Я ТЕБЯ НАЙДУ!

– Дорогой, хватит! Он и правда герой, это же Мессер, капитан «Алых»! Он же собой жертвовал, был ранен! Это самое малое что мы могли…

– Хельга! Как ты могла⁈ И… какой пример ты подаешь нашей дочери! – раненным буйволом взревел мужчина: – а ты, Дафна⁈

– Я не виновата папочка! Меня заставили!

Лео на цыпочках вышел из номера и спустился вниз. В зале вовсю праздновали победу, Бринк Кожан уже лежал лицом в тарелке. Маришка порхала между столами, а Вильгельм приветственно кивнул ему из-за стойки.

Он вышел на улицу и обошел таверну. Увидел Мессера, который был уже в штанах и отчаянно ругался на нескольких языках сразу, натягивая один сапог на босу ногу.

– О. Леонард. – моргает капитан наемников: – тебе снова что-то нужно?

– Вы забыли. – Лео протягивает Мессеру его сапог: – вывалился, когда вы в окно сигали. Я вот чего не могу понять…

– О, мой сапог. Спасибо, малец. – Мессер взялся натягивать второй сапог: – я уж думал босиком буду через город идти. Чего хотел узнать еще?

– Ну… – Леон задумался. Там в таверне его захлестнула волна гнева и он схватился за кинжал даже не думая, не размышляя. Но Мессер – он же в сто раз опаснее чем Лео и…

– Почему вы побежали? – тихо спросил он. Мессер – капитан роты «Алых», а тот кто ворвался – обычный горожанин, судя по одежде – купец. Мессер таких может пачками убивать… так почему он отступил?

– А ты не понимаешь? – капитан накинул куртку и повел плечами, поморщился от боли: – кажись я себе задницу отбил при падении. Ладно, пошли. – он приобнял Лео за плечи: – пропустим пару кружечек. Что же до того, почему я бежал… знаешь, я бы мог не бежать. Мог поколотить этого… но… это же его жена и дочь. Им с ним еще жить. Когда я вот так убегаю – я сохраняю гордость отца и мужа, понимаешь? Ай, ни черта ты не понимаешь, малец. Пошли в кабак…