Текст книги "Башни Латераны 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

В подземелье пахло чем-то кислым, воздух был спертым, тяжелым и влажным. Сам Гюнтер не очень-то и жаловал подземелья и пыточные, это при том, что титул и должность зачастую обязывали его присутствовать при допросах свидетелей и обвиняемых, все же он – Inquisitor Quaesitor от Святого Престола в Альберрио, назначенный Верховным Инквизитором королевства Иннокентием Торвенстом.

Тем не менее Гюнтер предпочитал более здоровый воздух в своих покоях, или вовсе в лесу на природе, а к посещениям подземелий относился как к необходимому злу. Он устроился в своем кресле поудобнее и перевел взгляд на своего помощника.

– Итак. – сказал он: – как ты думаешь, брат Люциус, где именно напортачили на этот раз наши Стражи Веры?

– Квестор Шварцкройц! – по-военному вытягивается брат Люциус: – согласно Уставу Дознания и уложению по практике применения мер воздействия к пытуемому нельзя сочетать меры воздействия третьей степени в сочетании с такими же мерами первой и второй.

– Устав знаешь. – прикрывает глаза Гюнтер: – это хорошо что ты устав знаешь, брат Люциус Вальтер. А теперь скажи-ка мне, о чем тебе говорят такого рода нарушения? – он приоткрывает глаз и внимательно изучает своего помощника.

– О чем? О нарушениях в дисциплине и знаниях, Квестор! С ответственными лицами будет проведена беседа, все будут наказаны! – снова вытягивается в струнку юный Люциус.

– Вот как… – Гюнтер вздыхает и переводит взгляд на деревянный станок для пыток. На станке распята юная девушка, ее голова бессильно свешивается на грудь, тело небрежно покрыто какой-то тряпкой, так называемое «утешение стыдливости». Руки и ноги растянуты в сторону, на запястьях и лодыжках выступает кровь там, где веревки впиваются в кожу.

– Знаешь в чем твоя проблема, Люциус? Ты видишь только один слой, только то, что на поверхности. То, что тебе показывают. Если ты не научишься видеть глубже, то ты никогда не станешь Квестором. – говорит Гюнтер вставая со своего кресла и подходя к пыточному станку. Он сдергивает покрывало «утешения стыдливости» с девушки и Люциус тут же поспешно отводит взгляд в сторону.

– Куда это ты смотришь, брат-инквизитор? – спрашивает Гюнтер.

– Так ведь грех плоти, Квестор! – оправдывается Люциус: – нельзя на непокрытое тело смотреть! Особенно если дева юная и привлекательная, это открывает врата греховных желаний!

– Эта конкретная дева уже мертва. Скажи-ка мне, с каких пор Квесторы Священной Инквизиции стали взгляд от тел воротить? А если ты на шабаш ведьм в Вальпургиеву Ночь попадешь, где непотребства творятся везде куда не глянь – ты тоже глаза закрывать будешь?

– Но…

– Посмотри на нее. – голос Гюнтера становится властным, холодным и Люциус повинуется. Он смотрит на растянутое тело.

– Видишь? Нет? Святой Архангел, ты ничему так и не научился. Подойди сюда. Ближе. Еще ближе! Ну⁈

– Она… мертва.

– Гениально! Великолепно! Ты – гений, брат Люциус! Да последней шелудивый нищий на рынке поймет, что она мертва! Может быть, мне стоит поискать себе помощника на рынке? Или в борделе⁈ Йохан! А ты чего молчишь? Добавишь что-нибудь в духе «она несомненно мертва»⁈

– Квестор…

– Бери журнал допроса, идиот. Читай! Читай вслух… – пальцы Гюнтера пробежали по холодной коже мертвой девушки.

– … да, Квестор! Ээ… так… вот! Пытуемая назвалась Марьей, дочерью рыбака Йозефа, обвиняется в том, что ворожила на приворот и приворотила Божека, сына помощника главы городской управы Штарса Сиринджа, заставив того вступить в преступную связь с корыстной целью дабы дискредитировать образ власти в глазах горожан. Кроме того, неоднократно замечена в том, что порочила Святую Церковь и…

– Читай сразу протокол.

– Да, Квестор! – брат Люциус торопливо перевернул страницу: – ага, вот. К пытуемой были применены меры воздействия первой степени – «растяжка» на Прокрустовом ложе с увеличением тяги блоков на две единицы с повторением вопросов. Пытуемая отказалась от сотрудничества. Сила блоков была увеличена еще на две единицы. Помимо этого, были произведены удары плетью по спине в количестве десяти ударов со средней силой. Пытуемая прокляла следователей Святой Инквизиции. Стажем Веры Иофанием было принято решение о защемлении пальцев ног в «сапогах Святого Варфоломея». В результате произведенных мер воздействия пытуемая призналась в сотрудничестве с Врагом Человечества, а также в том, что собиралась призвать Адские Легионы в город Вардосу путем похищения и принесения в жертву младенцев истинной веры на алтаре своего господина. После чего немедленно испустила дух, что было подтверждено Стражами Веры Иофанием, Братиславом и Кучко. – помощник поднимает голову: – вроде все ясно тут. Пытуемая созналась, а ее Темный Господин забрал к себе, дабы она не разболтала о своих планах.

– Боже, какой ты тупой. – качает головой Гюнтер и поворачивается к второму помощнику, который до сих пор стоял молча: – а ты что скажешь, тихоня?

– Кровоподтёки. – говорит второй помощник: – согласно протоколу к ней не были применены ни «груша Магдалины», ни «деревянный осел». У нее не должно быть кровоподтеков в паховой области. Как только вы сняли покрывало…

– Смотри-ка, а ты не такой тупица как твой брат. – прищуривается Гюнтер: – может быть у тебя все-таки есть будущее как у Квестора. Хорошо. О чем же нам это говорит?

– Разве нам не следует вызвать Стражей Веры, которые вели допрос? – осторожно предлагает второй помощник: – они бы смогли объяснить нам…

– А ведь я только что похвалил тебя, Йохан. – Гюнтер накрывает тело девушки «утешением стыдливости»: – но ты такой же тупой как Люциус. Зачем нам нужны Стражи Веры тут? Да я прямо сейчас скажу все за них. Ну-ка… – он делает повелительный жест рукой: – давай. Вот ты, Йохан, будешь собой а я – этот вот Страж Веры, который ее пытал, ну давайте, задавайте вопросы.

Помощники Квестора переглянулись между собой. Вперед выступил второй, Йохан, пониже ростом, чуть уже в плечах.

– Уважаемый Иофаний, скажите, почему на этой девушке есть кровоподтеки в тех местах, где не было мер воздействия? – спрашивает он.

– Да потому что мерзавка сопротивлялась! – тут же отвечает Гюнтер: – вырвалась и упала, ударилась, вот и синяки!

– Но… характер воздействия…

– Несколько раз ударилась! А может с ней что в подземелье сделали, откуда я знаю! – складывает руки на груди Гюнтер.

– Но…

– Тупица. – качает головой Гюнтер. Он поворачивается к мертвой девушке и некоторое время смотрит на нее.

– Тех кто подписался в журнале – арестовать. – говорит он: – кроме Иофания. Иофания взять под наблюдение. Остальных допрашивать вплоть до третей степени воздействия, но не калечить. Начните с раскаленных иголок под ногти. Как только они сознаются – арестовать Иофания. С ним разрешаю допросы с применением пятой степени. Даже если сознается – давить дальше, пока не вытянете все. После – удавить гарротой. Тихо, не публично, но в присутствии всех остальных Стражей Веры. Казнь поручить осуществить его же «коллегам», которые подписались в журнале. Ясно?

– Так точно, Квестор! – вытягивается Люциус: – разрешите исполнять!

– Ступай. – машет рукой Гюнтер: – а ты, Йохан – останься. – дверь за Люциусом закрывается. Гюнтер садится в кресло и некоторое время мрачно смотрит на мертвое тело.

– Ты меня осуждаешь. – говорит он вслух.

– Как я могу, Квестор Шварцкройнц. Вы Длань Господня в этом городе, на вас лежит ответственность за…

– Осуждаешь. – Гюнтер качает головой: – дай-ка я угадаю, о чем ты сейчас думаешь, Йохан. Ты думаешь «ну подумаешь какая-то девка с Нижнего Города, да всем плевать что с ней произошло, зачем из-за нее наших людей казнить» – вот что ты думаешь.

– Квестор Шварцкройнц, как всегда, преувеличивает. Таких мыслей у меня нет. – сухо роняет Йохан.

– Но ты задумайся, тупица. Да демон с тем, что этот Иофаний не может своего дракончика в штанах удержать при допросе, увидел симпатичную девку, распялил ее на станке и попользовался, в конце концов она померла, да и пес с ней. Не в этом дело. – Гюнтер вздыхает: – ты на протокол посмотри. Ясно же что им приплатили, вот этот из городской управы и приплатил чтобы девчонку взяли, чтобы его сынок сухим из воды вышел. Понимаешь? А, по глазам вижу, что стало доходить. Эти придурки стали взятки брать за то, чтобы людей хватать якобы те «ворожат» или там «клевету на Церковь наводят».

– Квестор…

– Если так пойдет дальше, то инквизиция перестанет быть молотом Божьим и станет орудием для сведения счетов. Очень удобно – написал донос что сосед занимается колдовством и все. – Гюнтер брезгливо отряхивает ладони: – но самое главное – наши люди перестанут нам подчиняться. Перестанут нас боятся и уважать. Брать взятки у меня под носом – это прямое оскорбление моих умственных способностей. Я могу закрывать глаза на то, что половина Стражей Веры – больные ублюдки, обожающие причинять людям боль, в конце концов это их работа. Но позволить им работать на других… пес, у которого два хозяина – больше не твой пес. А я не собираюсь кормить чужих собак за свой счет.

– Мудрость ваша как всегда велика и простирается…

– Ты все-таки такой же тупица, как и твой брат, Йохан. Если бы не твой дар… – Гюнтер качает головой: – пойми, у Церкви есть настоящие враги. Не эти портнихи, мастеровые, знахарки и прочая шушера, нет. Такие как эта Элеонора фон Шварц, магичка Третьего Круга, практически в открытую практикующая запретные искусства. Она и такие как она – подрывают авторитет Церкви, показывая всем что можно быть еретиком и преуспевать при этом, понимаешь Йохан? А эти… – он небрежно кивает в сторону мертвого тела: – иногда нужно хватать кого-то из толпы и показательно казнить, чтобы вселить в сердца людей ужас. Испуганные люди – легко поддаются контролю. Однако, когда существуют такие как эта фон Шварц – это создает совсем другое впечатление. Впечатление что инквизиция беззуба. Что мы ищем не там, где потеряли, а там, где светло, понимаешь? Что мы не можем арестовать по-настоящему богатых, влиятельных и успешных людей, отрываясь на нищенках и детей ткачих. А Святая Инквизиция должна наводить страх и трепет на всех, потому что перед Богом все равны!

– Квестор как всегда прав. Однако… у нас ограничения. Согласно Королевского Указа мы не имеем права проводить проверку в доме у магистра Шварц без письменного указания самого Архиепископа. Она же член Совета Академии Вардосы. – замечает Йохан: – а без этого…

– Хорошо. – Гюнтер встает с кресла и закладывает руки за спину: – хорошо. Как бы ты поступил на моем месте, Йохан. Представь на секундочку что это ты ту главный, что ты уже получил перстень Квестора и Святой Престол утвердил твою кандидатуру. Чтобы ты сделал?

– Мне сложно представить такую ситуацию при жизни уважаемого Квестора Шварцкройнца и…

– А ты представь, что я умер. Уверен, что это доставит тебе немало радости. Вот я помер и Святой Престол выбрал кого-то из моих двух недалеких помощников. Что там, в Альберрио кто-то сошел с ума и утвердил тебя на мою должность. Представь. – настаивает Гюнтер: – или у тебя воображения нет?

– Тогда… тогда я бы нашел неопровержимые доказательства того, что магистр Шварц занимается запретными искусствами и…

– Она уже ими занимается, тупица. Об этом весь город знает. В прошлом году она книгу написала о малефикации. Ни о чем не говорит, а? Книгу! Но хорошо, вот ты взял эту книгу и что?

– Я… я бы написал прошение Архиепископу Иннокентию в Вальденхайм.

– И конечно ей бы об этом донесли, и она бы собрала вещички и неторопливо помахала тебе ручкой. Я окружен тупицами и идиотами. – вздыхает Гюнтер: – что же, сегодня я из тебя видимо больше ничего не вытяну, это твой предел. Ступай, помоги Люциусу. Донесите мне как только установите вину. Этот случай нужно использовать чтобы напомнить нашим Стражам Веры кому они служат и почему.

– Как скажете Квестор. – Йохан направляется к выходу, но у самой двери останавливается и оборачивается: – но… если все так, то получается, что мы сдаемся? Что магистр Шварц – неприкосновенна и мы ничего не можем с этим сделать?

– Пока членом Совета Академии. – сухо роняет Гюнтер: – ровно до того момента пока она входит в Совет. Вспомни как именно избираются в Совет и как его члены могут лишиться места в Совете.

– … я все понял, Квестор.

– Всему вас учить надо. Ступай. Я хочу увидеть гарроту на шее у этого Иофания еще до обеда.

Глава 17

– Ага. Ну хоть так. – сказал Бринк, опуская деревянный меч острием в землю: – уже неплохо, а то совсем как корова на льду стоял. Поднатаскался с Мессером, поварешка?

– Он… дал мне пару уроков. – признается Лео, восстанавливая дыхание и подбирая с пыльной утоптанной поверхности тренировочной площадки свой тренировочный меч.

– Кавалеристы. – пренебрежительно усмехается Бринк, показывая отсутствие сразу нескольких зубов у себя во рту: – у них клинки завсегда одноручные. Ан гард! – он поднимает острие меча и Лео становится в стойку.

– Теперь уж и учить тебя можно. – говорит Бринк: – вот смотри, когда мы вот так стоим, то ты меня атаковать можешь с любого направления и с любой стороны. – он взмахивает мечом, показывая. Сверху, снизу, по диагонали, выпад…

– Это, млять, неудобно. – продолжает наемник: – давать врагу свободу – глупая затея. Но… – он делает шаг вперед и кладет свой тренировочный клинок на клинок Лео: – вот, видишь? С этой позиции ты уже не сможешь атаковать меня отсюда – справа, снизу, вся полусфера перекрыта. Пересилить меня в столкновении клинков ты тоже не можешь – я стою в стойке, мой клинок упирается в твой сильной нижней третьей клинка. У тебя же – слабая сторона, верхние две трети. Ты не сможешь ни атаковать меня справа, ни ткнуть, ни пересилить.

– Но я могу… – Лео уступает давлению Бринка, как его и учили, взмахивает клинком, атакуя сверху-слева и замирает, увидев острие клинка Бринка у своего лица.

– Вот так. – говорит наемник: – нажав на твой меч я оставил тебе только один вариант атаки. А значит я заведомо знаю как именно и куда ты нанесешь удар. А зная, как и куда ты атакуешь – я заранее планирую контрудар. Видишь? Это легче чем стоять и гадать – куда меня сейчас ударят.

Лео опустил меч. Руки дрожали от усталости. Рубашка под кожаным жилетом насквозь промокла, прилипла к спине холодной тяжестью. Пот щипал глаза. Он вытер лицо рукавом, размазав грязь по щеке, и только тогда перевёл дух как следует.

– Всё, хватит на сегодня, – бросил Бринк, втыкая свой деревянный меч в утоптанную землю рядом со стойкой. – А то руки трясутся. Толку от такой тренировки – как от козла молока.

Лео кивнул, не в силах что-то ответить. Горло пересохло. Бринк направился к бочке с водой, что стояла в тени у края площадки.

Тренировочная площадка за казармами наёмников кипела жизнью, как растревоженный улей. Шум стоял плотный, многослойный – не оглушающий, но постоянный, вязкий, обволакивающий со всех сторон. Лео обвёл взглядом пространство вокруг себя.

Площадка располагалась в широкой низине между двух пологих холмов, на выровненном пятачке земли размером примерно с большую рыночную площадь. Земля здесь давным-давно вытоптана в пыль – никакой травы, только жёсткая, растрескавшаяся глина, покрытая тонким слоем жёлто-серого праха. При каждом шаге, при каждом ударе ногой или падении взвивались маленькие облачка пыли, оседавшие на одежду, лица, руки. К концу дня все здесь становились одного цвета – грязно-жёлтого.

С трёх сторон площадку окружал частокол из потемневших кольев и невысокий земляной вал, поросший жухлой травой и колючим кустарником. Это было сделано не столько для защиты, сколько чтобы скрыть тренировки от любопытных глаз горожан – мало кому хотелось смотреть как бьют соломенные чучела и орут непечатное до хрипоты. С четвёртой стороны высились сами казармы – длинный приземистый барак из толстых потемневших брёвен, крыша которого была залатана соломой и дранкой в нескольких местах. Окна маленькие, узкие – не для красоты, а чтобы зимой не выдувало тепло.

Рядом с казармами лепились другие постройки: приземистая конюшня, из которой тянуло сладковато-тяжёлым запахом навоза, мокрой соломы и овса; кузница с широкой открытой дверью, откуда вырывался жар и звонкий, мерный стук молота по наковальне; дровяной сарай, у которого громоздились поленницы; и оружейная – маленькая, квадратная, с железной дверью на тяжёлом засове. У двери оружейной дремал хмурый ветеран с седой бородой и бердышом в руке – даже в жару, даже во сне он не выпускал древко из ладони.

Шум площадки складывался из сотни отдельных звуков. Где-то слева, у края площадки, визжало точило – длинный, режущий слух скрежет стали о камень. Один из наёмников точил меч, склонившись над большим кругом, который вращал ногой, нажимая на педаль. Искры летели веером, оседали на землю и тут же гасли. Рядом другой сидел на низкой скамье и терпеливо чинил кольчугу – продевал тонкую проволоку сквозь разорванные железные кольца, сжимал специальными щипцами, пробивал заклепками, проверял на прочность. Работа мелкая, нудная, но необходимая. Мастеровые из гильдии справили бы такую работу за час, но видать денег на ремонт было небогато или же сэкономить решил.

Но больше всего шума исходило из центра площадки. Там, на открытом пространстве, выстроились ровные ряды новичков – человек двадцать, может, чуть больше. Молодые, ещё зелёные, в простых рубахах и штанах, без доспехов, с длинными деревянными копьями в руках. Копья с тупыми железными наконечниками, но тяжёлые – настоящие, боевые по весу. Лео видел как дрожат руки тех, кто стоит в задних рядах, как напряжены их лица.

Перед строем расхаживал Курт Ронингер, капитан роты наемников. Высокий, широкоплечий, с лицом, которое украшал шрам и короткой седой бородой. На нём была простая кожаная куртка, потемневшая от времени и пота, и широкий пояс, на котором висели три ножа. В руке он держал длинный посох, толщиной с руку. Лео видел, как он бьёт этим посохом новичков по рёбрам или спине, когда те недостаточно быстро выполняют команду.

– Строй! – рявкнул Курт, и его голос прорезал весь шум площадки. – Плечом к плечу! Копья на плечо! Держать ровно!

Новички зашевелились, сбились теснее, выровняли копья. Рядом с Куртом стоял Штефан Щука – высокий, худой, с чёрной повязкой на левом глазу.

– К бою! – звучит команда и копья – опускаются вниз, кому-то в первых рядах прилетает древком по голове, он шипит от боли, роняет свое копье вниз, отдавливая ноги соседу, хватается за голову. Начинается свалка.

– Кто отпустил оружие в бою – тому лично кишки на голову намотаю! – выкрикивает Штефан: – и когда копья к готовности приводите – смотрите куда опускаете, курицы безмозглые!

– Навались! – скомандовал Курт, выждав пока все займут свои места. Строй новичков разом двинулся вперёд – к стене казармы, упирая тупые наконечники копий в бревна. Они толкали, орали, давили изо всех сил, наваливаясь на копья всем весом. Стена, разумеется, не дрогнула.

– Барра! – выкрикивают новоиспеченные пикинеры, откатываются назад и снова ревут «Барра!» – наваливаясь на древки тренировочных копий по новой.

– Надавили – назад! Надавили – назад! – повышает голос капитан: – за один крик должны полный цикл пройти! Все вместе! Разом! Навалились!

– Барра! – откликаются новички, налегая на копья.

– Эй, поварешка! – окликает Лео Бринк и он поворачивается к нему, прекратив наблюдать за тренировкой пикинеров: – ты же арбалетчик теперь? Купил себе чего?

– Пока нет. – качает головой Лео. Покупать арбалет очень не хочется, он дорогой, от двух золотых стоит, а если брать как сказал Курт – с печатью гильдии, тяжелый, пехотный с воротом – то и все пять. А ведь он помнил, что в той телеге с двойным дном лежали и арбалеты… вот бы попросить Мессера чтобы тот разрешил одну штуку взять…

– С воротом будешь брать? – спрашивает наемник. Лео утвердительно кивает.

– Не спеши. Оно конечно за тяжелый пехотный побольше платят, но его только на поле или в осаде можно путем использовать. Лучше возьми легкий, кавалерийский, чтобы с седла стрелять, с таким хошь куда, хоть в разведку, хоть на охоту. – Бринк, отставляет ковш в сторону и утирается рукавом: – такой чтобы с двумя спусками, чтобы с «козьей ножкой», рычагом можно было бы натягивать, а в седле просто в пузо упер и двумя руками на себя натянул. Будет стоить дороже, но с собой легко таскать и с воротом возиться не будешь.

– Спасибо за совет. – говорит Лео.

– Да не за что. Поживи с мое, поймешь. – наемник прищуривается на весеннее солнце в зените: – видел я парней с тяжелым арбалетом, эта штуковина конечно мощная, да вот только неудобная. И таскать ее с собой замучаешься. Чтобы ты знал – мы пехота, парень, так что все свое сами с собой таскаем.

– Омни меа меакум порте. – вспоминает Лео курс в Академии.

– Вот именно что порте. Все портки с собой. – хохотнул Бринк: – если обгадишься, то запасных нет. И меч у тебя… клинок, конечно, неплохой, но уж больно длинный. В свалке таким не поработаешь. Если уж «крысодера» не взял, так купи себе нож подлиннее и потяжелее квилон или базилярд…

– Спасибо. – Лео даже теряется. С чего это Бринк таким разговорчивым стал? И даже не обзывается…

– Вот что я тебе скажу, поварешка. – Бринк внезапно становится серьезным: – наша рота вот уже пять лет как живет. Я с капитаном пять лет. Он – заговоренный. Другие роты могут полным составом сгинуть или там уполовиниться за сезон. В нашей же если два десятка жмуров наберется, то капитан уже огорчается. Однако… – он задрал голову и поскреб пальцами куцую бороденку: – помирают как правило новенькие. Если этот сезон переживешь, то и дальше жить будешь. Так что бери себе легкий арбалет, с ним если что драпать легче.