Текст книги "Новая жизнь 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

– А ты сюда какими судьбами попал? – очень ласково спрашиваю я у Дзинтаро. Он сидит на скамейке у окна и тяжело дышит. Выносливость у парня, кстати, неплохая, как у всех борцов, а вот с координацией проблемы. Нет, в целом со своим телом он управляется великолепно, вот только бокс для него что-то вроде пятого измерения – умом он понимает, что и как, но тело «плывет». Трудно реакции перепрошивать, он всю жизнь своим дзюдо занимался, а в конфликтах обычно за счет своей массы и силы выезжал – до момента клинча. Как говаривал Олег Тактаров «зачем эти все ваши удары – так же и покалечится можно, или покалечить кого. А я прилипну к нему как паук, стащу вниз, а уж там разберусь». В конце концов дзюдо и самбо чем-то очень похожи, как говорят патентные эксперты «до степени слияния». В советское время очень продвигалась идея, что «на самом деле самбо – это скорее квинтэссенция древних приемов народов СССР несмотря на то, что Спиридонов был мастером джиу-джитсу, а Ощепков – именно дзюдо. Более того, в самом начала самбо называлось именно как «борьба вольным стилем дзюдо». Однако, так как корни Советской системы самообороны не могут расти из буржуазных Японий всяких там, с вашим анимэ, сакэ и гейшами, да еще и с самураями, которые вообще-то – летели наземь под напором стали и огня – то было принято решение не ассоциировать новую борьбу с дзюдо. Хотя в начале пути это было именно творческое переосмысление дзюдо, впрочем, до сих пор борцы одной школы могут спокойно соревноваться по правилам другой – такие они похожие.

– Да я… случайно сюда попал – отвечает Дзинтаро, отводя взгляд: – мимо шел и увидел. Дай, думаю, зайду…

– Ага – киваю я. Врать Дзинтаро не умеет, он бы еще покраснел малость и подозрения в том, что он за мной следит – переросли бы в уверенность. Впрочем у него рожа и так красная, Отоши пока его на ринге проверял – помял бедолагу немного. Так что с достоверностью определить, краснеет ли наш школьный хулиган, встречаясь со мной взглядом или нет – не удается. А ну как опасения мамы имеют под собой основания? Не, такой хоккей нам не нужен. Ну, а вот если у парня здоровый интерес к боксу – то мы этот одобряем. Тогда у меня хороший день, вернее – завершение дня. Обожаю, когда люди над собой растут, это меня вдохновляет. Так что тот факт, что он знал куда я хожу и все же пришел сюда же – говорит о многом. Например, о том, что ради знаний и умений наш Дзинта-кун в состоянии через свою гордость переступить и снова с самого низа начинать. Tabula Rasa, так сказать. Я хмыкаю.

– Чего? – подозрительно хмурится Дзинтаро: – я правду говорю!

– Да я ничего такого и не подумал – в свою очередь отрицаю я: – случайно так случайно. Значит вместе будем заниматься. А как же твое дзюдо?

– Так я и не хожу туда уже год почти – отвечает тот: – у меня травма была. Спина…

– Аа… – тяну я сочувственно.

– Это твой знакомый, что ли? – спрашивает Отоши, садясь рядом: – слушай, а давай в субботу в караоке махнем? Поговоришь с ней?

– Одноклассник – отвечаю я: – с ума сошел? Тебе прошлого раза мало было?

– Меня Дзинтаро зовут.

– Ну поговори, чего тебе стоит. Вы же с ней в одном классе учитесь! О, кстати! Дзинта-кун, верно? Ну, верно. У вас такая в классе учится, Натсуми-тян.

– Ээ… что?

– Этот сумасшедший хочет с ней встречаться – объясняю я Дзинте. Тот делает круглые глаза и с уважением смотрит на Отоши. С уважением! Тут надо смотреть с сочувствием, а не с уважением, тут надо команду психологов вызывать на дом в голубом вертолете и с ящиком мороженного и бутылкой коньяка, а не подстрекать человека к самоубийству. Это как если в тесном кругу после охоты кто-то скажет, что имеет страстное желание переспать с медведем. Тут надо не хлопать по плечу и гоготать, мол «мужик!», а крутить пальцем у виска и отодвигаться в сторону, потому как мало ли что такому типу в голову придет.

– Может ты с ней поговоришь насчет свидания в субботу? – спрашивает Отоши уже у Дзинтаро: – вы же одноклассники, нет? А я тебе такой удар покажу…

– Ээ… нет – твердо отвечает тот. За что мне нравится Дзинта-кун – так это за прямоту. Ума в нем порой как у зубила, деликатности как в старом бульдозере, но по крайней мере скрывать что у него на душе и дипломатично уходить в сторону от ответа он не умеет.

– Почему нет?

– Ээ… да я лучше голой жопой в муравейник сяду – коротко объясняет Дзинта. Он совершенно справедливо считает, что лучше быть обглоданным до белых костей, сидя жопой в муравейнике, чем пойти на свидание с Натсуми. Это Отоши у нас романтик и все такое, хотя я сильно подозреваю, что ему вообще абсолютно все равно с кем на свидание пойти, хоть с Дзинтаро, лишь бы сиськи были. Тоже перекос у человека, надо бы выправлять, но сейчас не время. Вот выхватит он от нашей королевой прайда – тогда и займемся, тогда у него будет период отчаянного горя и психика станет пластичной, вот тогда и …

Поймал себя на мысли, что я – сволочь. Только сволочь будет ждать, пока его товарищу сердце не разобьют и душу не вывернут, потому что «тогда легче с ним работать будет». Как есть сволочь. Вздыхаю. Тяжело жить сволочи на свете. Угрызения совести опять-таки.

– Я тебе так скажу, Отоши – говорю я: – хотя ты и слушать меня не станешь. Но однажды когда-нибудь ты будешь сопли тут размазывать, а я футболку надену. Сегодня заказал.

– Какую футболку?

– Такую. Черную. А на груди белым написано «Я ЖЕ ГОВОРИЛ…» – я показываю, где именно написано: – а на спине по-английски – «told ya so…». Вот ты меня спросишь сейчас – к чему это я. А это я к тому, что у тебя психика вывернута в сторону любви и секса. Гипертрофировано все. Тебе по большому счету все равно кого любить и кому поклонятся. Так ты найди себе объект попроще. Я уверен, что многие девушки с тобой встречаться хотят, а ты же у нас как комсомол в эпоху строительства социализма в отдельно взятой стране – легких путей не ищешь.

– Мне многие девушки не нужны – машет рукой Отоши: – мне Натсуми-чан нужна. Она – классная.

– Она тебя прожует и проглотит и глазом не моргнет – отвечаю я: – вот что у тебя за стремление к самоуничтожению? Ты же себя заранее на неудачу программируешь… знаешь, что будет написано на твоей могильной плите?

– И что же? – Отоши смотрит на меня с вызовом. Не нравится мысль про плиту-то.

– Будет написано «Он старался». Ну или «Он пытался изо всех сил».

– Ну. – Отоши не понимает в чем проблема. Для него этого достаточно. Он действительно старается изо всех сил. Что еще надо-то? Вот именно в этом и состоит его проблема, но он этого не понимает. Стараться и делать – это, как говорят в Одессе – две большие разницы.

– Именно – говорю я: – самый простой пример – скажем ты приезжаешь в незнакомый город и просишь меня тебя встретить на вокзале. В первом случае я тебе говорю «Окей, я тебя встречу», а во втором – «Я постараюсь». В каком случае ты будешь уверен, что я тебя встречу?

– В первом – отвечает Отоши, подумав. Дзинтаро наклоняется вперед, прислушиваясь. Ему интересно.

– Знаешь почему? Да потому что посыл, который содержится в словах «я постараюсь» или «я попытаюсь» на самом деле не «я приложу все усилия, чтобы сделать это», вовсе нет. Вот если я скажу «я тебя встречу» – в этой фразе как раз скрыт смысл «я приложу все усилия». А в «постараюсь» и «попытаюсь» скрытый смысл такой «я сделаю вид, что приложил усилия, но на самом деле не уверен в этом». Верно?

– Но…

– И это приводит нас к вопросу – а перед кем ты собираешь делать вид, что приложил усилия? Зачем делать вид? Ты должен понимать, что делать вид – это не достигать, а изображать. Вот, например, если ты «пытаешься» победить на ринге – это ты кому хочешь доказать, что ты действительно старался? Или вот в случае с Натсуми – ты заведомо выбираешь недоступную тебе мишень, чтобы потом сказать, что ты «пытался» и что твоей вины в том, что не сложилось нет. То есть ты заранее саботируешь свои собственные отношения с тем, чтобы остаться одиноким и не нести ответственности.

– Ответственности? За что?

– За все. За свою жизнь хотя бы. Кто там тебя приучил, что ты неудачник – не знаю. Но теперь ты из кожи вон лезешь, чтобы доказать всем…

– Что я – не неудачник?

– Нет. Что ты – хороший парень. А хорошие парни – они стараются. Они трудятся. Но – ничего не добиваются.

– Да почему это?!

– А я, кстати не знаю, почему. – отвечаю я, начиная разматывать бинты с костяшек: – я считаю, что это не так, но кто-то тебе с детства вдолбил что так. Вот смотри, выскочки – это же плохо, да?

– Ну… да. – Отоши кивает. Он немного растерян. Разговор сворачивает куда-то не туда. Обычно парни таких разговоров не ведут. Обычно тут похлопывают друг друга по плечу и обсуждают кто кому и как врезал, какие сиськи у девчонок и прочие простые радости деревенской жизни.

– А кто такой выскочка – тот, у кого получилось, кто добился успеха. Вот и получается, что с одной стороны – лениться и ничего не делать – плохо. Добиться успеха – тоже плохо. Значит паттерн поведения хорошего парня – очень сильно стараться, но в конце концов ничего не добиться. – поясняю я, скатывая бинты в ровные рулончики. Сейчас у меня достаточно денег чтобы купить перчатки, может в выходной схожу в торговый комплекс и прикуплю. Новенькие. Точно себе по руке.

– Как-то ты глубоко копнул – говорит Отоши и мотает головой: – ты хочешь сказать, что это я? Стараюсь, но у меня не получается? Но в этом же нет моей вины!

– О! – поднимаю палец я: – вот и вылезло это слово. Вина. Сейчас будет очень простой тест. Скажи-ка мне, Отоши-кун, что для тебя важнее – быть невиновным, или добиться успеха?

– Ээ… – завис Отоши.

– Но добиться успеха, будучи виноватым означает что я нарушил правила – уточняет внимательно слушающий нас Дзинтаро. Молодец, пусть слушает, ему полезно.

– Да. Это так – киваю я: – так что же?

– Ну… я бы хотел не нарушать правила – наконец заканчивает думать Отоши.

– Заметь, это мне говорит человек, у которого на телефоне приложение «хангурэ». Человек, который готов идти на грани закона – разве это не нарушение правил? – я складываю бинты в сумку и испытующе смотрю на Отоши. Тот пожимает плечами.

– Да я же не о законе говорю!

– Именно – мы говорим о твоих внутренних правилах, которые намного более жесткие. Но это и есть твой фокус – ты сосредоточен не на том, чтобы жить, а на том, чтобы выглядеть правильно – с твоей точки зрения. Ты можешь нарушать законы, грубить старшим, срывать покровы и ломать моральные рамки и границы, но на самом деле это все ты делаешь только внутри ролевой модели «хороший мальчик». Тот, который старался, но не преуспел. Хорошо, вот представь, что ты умер.

– Умер? Совсем?

– Ну… умереть частично затруднительно. Это как с беременностью – частично беременной девушка не бывает, даже если вы этим прямо сейчас занимаетесь. Тут уж – либо беременна, либо нет. Так что – да, совсем. Представь, что ты умер. Что напишут на твоей могильной плите помимо имени и даты рождения? Старался, но не преуспел? Трудился усердно, но ничего не добился?

– Я надеюсь, что на ней напишут – здесь лежит счастливый супруг Натсуми-чан, у них трое детей и много внуков. – шутит Отоши.

– Вряд ли – прищуриваюсь я: – ты же стараешься, но не делаешь. Скорее «здесь лежит тот, кто очень старался стать счастливым супругом».

– Ты скептик – качает головой Отоши: – ну тебя. Все настроение испортил. Сам ей позвоню. Спросил только, а ты вон … наговорил. В общем – хороший ты человек Кента, но скотина. И я тебе не верю. Все у нас с Натсуми хорошо будет, вот увидишь.

– Ну… дай бог. – отвечаю я. Отоши машет рукой и уходит в раздевалку, а я смотрю ему вслед. Зато он – независимый, думаю я, в состоянии не поддаваться чужому влиянию и не прислушиваться к мнению посторонних, даже если оно верное. Упрямый как осел.

– Я бы скорее дал себе руку оторвать и ею же себя до смерти забить – задумчиво говорит Дзинтаро: – чем с Натсуми встречаться. Она же страшная.

– Есть такая категория – страшно красивая. – отвечаю я: – нас как правило притягивает опасность. Существует теория, что людям нравятся кошки именно потому, что на заре образования человечества как вида, в знойной Африке – любая кошка означала опасность. Кошки, тогда как правило были большие и голодные и всегда не против перекусить человечиной… так что эволюционно поощряемым поведением было следить за каждой кошкой в поле твоего зрения. С женщинами так же…

– Не, я бы с ней дело имел только если ее связать крепко и кляп в рот вставить – говорит Дзинтаро: – и то поостерегся бы.

– Странные у тебя предпочтения в сексе, Дзинта-кун, хотя и понятные. – говорю я: – но я тебя не осуждаю. Ты к Томоко-чан не пробовал с таким вот заходом подойти?

– Ну тебя! – вспыхивает Дзинтаро и встает. Идет в раздевалку. Я смотрю ему вслед и думаю, что вот не умею я с парнями общаться. Слишком у меня простые паттерны поведения – парням в морду, девчонок в койку. Надо расти над собой, переставать быть одноклеточным. С мужчинами или женщинами – сотрудничать. Переставать идти по дороге «подавить или трахнуть», это все от глубинной неуверенности в себе и … ой, сейчас уйду в психоанализ и не вернусь. Ладно, домой пора.

Отоши все-таки обиделся, даже не попрощался, толком, буркнул что-то и убежал. С Дзинтаро мы все еще в непонятных отношениях – не то союзники, не то враги, потому он ушел в свою сторону, а я в свою. До дома я добрался без приключений, хотя прошлый случай с алкогольным самураем показал, что даже в благополучной округе бывает всякое.

Дома меня встретил запах приготовленного ужина и мама, которая уже устроилась на диване с бокалом красного сухого из Прованса. За столом сидела Хината и ее подружка, Айка, которая при виде меня покраснела аж до кончиков волос и опустила голову, глядя в стол. Только девчачей драмы мне не хватало. Я помыл руки, поцеловал маму в щеку, выслушал стандартное «как дела в школе?», уверил что в школе все хорошо, школа стоит и стоять будет, в следующем году обещали старый корпус снести и на этом месте построить еще более новый, чем новый корпус. Вот. Хината сказала, что Айка у нас ночевать будет, и чтобы я свои извращенные лапы к ее подруге не тянул. А если я начну тянуть свои лапы – чтобы сперва ей, Хинате, за посредничество оплатил. Бедная Айка окончательно превратилась лицом в алый стяг над Смольным и убежала к сестричке в комнату. Вот нравится Хинате троллить окружающих, даже если это – ее подруги. Сказал ей, что она так без подружек останется. Фыркнула, сказала, что у нее с Айкой такая дружба, что водой не разлить, стальным клинком не разрубить и вообще, что вы мужчины о женской дружбе знаете. Мама с дивана сказала, что мужчины действительно ничего о женской дружбе не знают, а папу она как раз у своей подружки отбила. Сейчас не общаются. Я заметил, что вокруг того, как они с папой познакомились столько легенд, что одна другой противоречит. Мама сказала, что все что она говорит – правда, а все что говорит папа – преувеличение, смещение акцентов, недоговорки, а порой и явная ложь. И вообще, давно это было, она уже не помнит. Но если чего помнит – значит правда. А нам всем спать пора, потому как время позднее и сейчас по телевизору взрослые шоу начнут показывать. Хината вскочила и сказала, что она пойдет Айку-чан проверит, которую я до крайней степени смущения довел, а на мне посуда, потому что она в прошлый раз мыла и в позапрошлый и вообще я веду себя нагло и вызывающе, вот. Она убежала, а я обнаружил, что ее подружка забыла свой телефон. Взял его в руки, думая отдать владелице, но в этот момент на экране вспыхнула заставка. Я несколько раз моргнул, думая, что у меня галлюцинации. Но нет. Как определить, галлюцинация у тебя или нет? Надавить на глазное яблоко – слегка, без фанатизма. Если у тебя галлюцинация – она не раздвоится. Так вот, в результате легкого надавливания на глазное яблоко – картинка на заставке телефона Айки-чан – послушно раздвоилась.

– А ну отдай! – зашипела мне в ухо вернувшаяся Хината, выворачивая телефон из моих пальцев: – это конфиденциальная информация!

– Да пожалуйста – отдаю телефон Хинате. Она поворачивается, чтобы убежать, но мой вопрос ей в спину заставляет ее замереть.

– Мне вот интересно… – говорю я: – в телефонах же на законодательном уровне нельзя звук затвора фотоаппарата скрыть. Как ты меня так в ванной сфотала, что я ничего не услышал?

– Ээ… – говорит Хината не поворачиваясь. Ее спина заметно напряглась.

– И ты ей скажи, чтобы хотя бы на заставке такого не было. Не то, чтобы мне жалко было, но в самом деле…

– Ээ… – Хината потихоньку, шажок за шажком – отдаляется от меня.

– И с тебя пятьдесят процентов!

– Ээ?!

– Вот в жизнь не поверю, что ты это бесплатно сделала. Из любви к искусству.

– Да там и денег то не было! – поворачивается ко мне Хината: – разве ж это деньги! Я цену сразу снизила, чтобы за счет массового оборота! Всего пятьсот иен за фотку!

– Пятьдесят процентов – я безжалостен. Если не можешь предотвратить – возглавь. Да и деньги мне нужны. Раз уж по телефонам учениц средней школы все равно гуляет мое изображение в ванной – должен же я с этого что-то получить, кроме бесплатной рекламы? Внимания школьниц мелкого возраста мне и даром не нужно… а вот какой-нибудь горячей мамочки… хм… а это идея. Наверняка фоточка утечет и туда, в какой-нибудь чат горячих мамочек квартала, а я наймусь пиццу разносить и вот тут-то счастье наконец постучит в мои двери… или я постучу в его двери… пиццу заказывали?

– Ты не сердишься? – уточняет Хината, заметно расслабившись. Тут она перегнула палку и осознает это. Как обычно реагируем парадоксально. Возможно, тут надо было закричать о том, что боже мой, меня фоткают в ванной, никакой приватности и вообще, как ты могла, тайна частной переписки и личной жизни… но назад все не вернуть все равно, от моей истерической реакции «все развидеть» не получится, а что однажды попало в интернет – остается там навсегда. Одна фоточка Томоко чего стоит. По-моему я уже видел ее где-то в рекламе «Горячих школьниц Токио!». Хм, да, я хожу на такие сайты. Надо бы с ними за авторские права засудиться… но в целом, если ставить целью убрать это из поля общественного внимания – можно только обратного добиться. Эффект Барбары Стрейзанд во всей его красе. Так что сердится я не сержусь, меры по предотвращению в дальнейшем приму, а пока надо найти в статус кво и положительные черты. И вот они – в чате горячих мамочек квартала появится эта фоточка. Блин, надо бы там телефон приложить. А то у меня никакой личной жизни, одна общественная.

– Да не. – говорю я Хинате: – не сержусь. Просто в следующий раз ты спрашивай. Нехорошо за спиной так делать.

– Да я знаю – опускает голову та: – я хотела только Айке показать, а она всем похвасталась…

– Так вот чего она такая красная сидела – догадываюсь я: – ох, доиграетесь вы с этим всем… ээ… вот.

– Не – машет рукой Хината: – она не потому красная сидела. Она чего покраснела – она сегодня хотела к тебе в комнату ночью пробраться. Ой!

– Язык твой – враг твой – говорю я, глядя на то, как сестренка зажимает себе рот двумя ладошками. Надо бы замок на дверь повесить.

Глава 10

Что сделает настоящий герой, зная, что в его комнату ночью собирается пробраться юная девушка, одноклассница младшей сестры с явно выраженными намерениями в области сексуального просвещения? Настоящий герой никогда не будет скрываться от опасности! Он встретит ее грудью… ну или иной частью тела, но встретит. Скрываться в темноте, прятаться, запирать двери на замок – не наш путь. Наш путь – помочь заблудшей Айке-чан… если она все-так заблудится достаточно, чтобы найти дверь в мою комнату. Хм, может надо было в коридоре стрелки нарисовать светящейся краской? Чтобы совершенно точно не заблудилась? И нет, у меня нет ни малейшего желания всю ночь объяснять юной школьнице про пестики и тычинки, уже тем более показывая все это на практике… но, с другой стороны, если я этого не сделаю, то она может набраться дурных идей от кого-нибудь еще. И попасть в неприятности, вот как Томоко. А я – рыцарь в сверкающих доспехах, и как истинный джентльмен просто обязан помочь даме, пусть даже в таких деликатных вопросах. Или – особенно в деликатных вопросах? В любом случае, никто не упрекнет меня, что Кента бросает барышню в беде и опасности. И в неведении. Если эта юная особа все же найдет свою дорогу в мою комнату, то я обязательно помогу ей. Эм… прочитаю лекцию о взаимоотношениях между представителями противоположного пола, что-нибудь научно-популярное на тему «почему все этим занимаются и почему это не стыдно». Объясню, что я для нее всего лишь предмет фиксации, потому что я старший брат ее подруги и она меня с детства знает, а вообще на улице полно парней лучше меня и, наверное, можно найти себе ровесника. Предупрежу, что отношусь к ней хорошо, но без крайностей и … и если она все-таки будет продолжать настаивать на сексе – кто я такой, чтобы обидеть девушку отказом? Технически она, конечно, еще маленькая, но основы и начала, так сказать базу того, что нужно знать и уметь, чтобы не ударить в грязь лицом при первом сексе с избранником – это я могу показать. Да.

Я думал об этом, лежа в кровати и внимательно прислушиваясь, в тайной надежде, что услышу в коридоре легкие шаги. Дверь у меня не только не закрыта на замок, но даже немного приоткрыта – чтобы высокие гости не утруждались поворачивать ручку, достаточно толкнуть дверь и …

В коридоре раздается какой-то звук, едва-едва, на пределе слышимости. Я напрягаюсь, вслушиваясь в темноте. Что это было? Воображение услужливо рисует мне половицу, скрипнувшую под босой девичьей ножкой с маленькими, розовыми пальчиками. Как там – «вышла из мрака, младая, с перстами пурпурными Эос». Мда, ложе покинул тогда и возлюбленный сын Одиссеев… вообще пурпурный цвет, это едва ли не фиолетовый, но именно Эос я всегда представлял с розовыми такими пальчиками… и именно на ступнях. Потому что какой смысл описывать пальчики, если они на руках?

Так что мы имеем в остатке? В остатке мы имеем что Гомер был футфетишист и обожал окружать себя юными гетерами с босыми ножками и прочими атрибутами молодых гетер – всеми этими ланитами девичьими, персями упругими и прочими округлостями. Наверняка хорошо проводил время, в отличие от меня. Лежу тут и всякую ерунду думаю, а мог бы спать. Но сон ко мне не идет, а кто бы уснул в такой ситуации? Когда тебе прямым текстом сказали, что в твою комнату ночью прокрадется девушка, чтобы познать плоды запретной любви? Вообще, выдохни, Кента, успокойся, скорее всего она не придет. Потому что, во-первых, Хината ее уже выдала, а praemonitus, praemunitus – предупрежден, значит вооружен. Она теперь думает, что я буду настороже и запрусь на все замки, а я не запираюсь на все замки и как бы ей об этом дать понять? Может демонстративно выйти до туалета прогуляться? Бред какой. Нет, стой, наверняка сегодня она не придет, спать ложись, закрывай глаза и спи уже.

Я зажмуриваюсь до красно-синих кругов в глазах. Спать. Да. Методика английских летчиков, разработанная ими во время Битвы за Англию, когда в любой момент в небе над Ла Маншем могли появится «мессершмидты» асов Геринга и спать приходилось урывками, в полной боевой выкладке и «никогда еще столь многие были обязаны столь многим столь немногим», как сказал Уинстон. Да, выдохнуть. Мои веки тяжелеют, щеки тяжелеют, все лицо наливается свинцом и тянет меня вниз, мои руки наливаются свинцом, мое дыхание успокаивается… расслабить плечи. Расслабить ноги. Очистить свой ум. Десять секунд. Выдохнуть воздух через рот, издавая свистящий звук, закрыть рот и сделать спокойный вдох через нос за один-два-три-четыре. Теперь задержать дыхание на один-два-три-четыре-пять-шесть-семь. И наконец – выдохнуть воздух через рот, издавая свистящий звук, за один-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь. Теперь – повторить данный цикл еще 3 раза. Повернуться на бок и заснуть…

Я открываю глаза. Сажусь на кровати. Вздыхаю. Методика английских летчиков не помогает. Больше всего не удается выкинуть из головы улыбку Айки-чан и ее тонкие лодыжки. Вот умом понимаю, что ничего в этих лодыжках нет, а поди ж ты – заснуть не могу. Ну, сестренка, ну удружила.

– Так. – говорю я вслух, просто, чтобы услышать свой голос: – значит так. Успокойся. Ложись спать. Никто к тебе не придет ночью. А даже если придет – так разбудит, ничего страшного. – тут же в голову приходит мысль – а ну как засну, а она придет, а я тут храплю, и она постесняется меня будить? Ну и хрен с ней – уже сержусь я, хрен с ней, посидит и уйдет, зато у нас неприятностей потом не будет. Да у нас и так не будет неприятностей, а будут только приятности – возражает мне мой внутренний голос, возраста согласия все участники достигли, а вдруг Айка-чан у нас – нераскрытый талант и не огранённый алмаз в области сексуальных приятностей. И нуждается только в надлежащей огранке ее таланта… и кто как не я, засучив рукава и высунув язык может огранить юный талант так, чтобы она потом сияла в небесах и я утирал скупую слезу, тыкая локтем прохожего «Видишь там, на самом верху? Это моя девочка!». Мечта любого тренера, учителя, сенсея и наставника. А всего-то надо – не спать. Ждать. Ты и так много спишь. Вообще человек проводит треть своей жизни во сне, это недопустимая трата времени, в это время человек мог бы полезным делом заниматься, например старшеклассниц сексу обучать.

Не, качаю я головой, ты меня с панталыку не сбивай. Я это вообще вынуждено делаю, вынуждено и никак иначе. У меня никакого желания изучать Айкины лодыжки нет. Вот вообще. То есть любопытство вообще присутствует, как без него, мы люди – существа любопытные, без этого прогресса не было бы. И каждый раз задирая юбку мы надеемся, что найдем там что-то новое – откроем Землю Санникова, найдем решение теоремы Ферма или доказательства, указывающие на убийцу Кеннеди. Но, даже не найдя там ничего нового – мы не расстраиваемся. Мы продолжаем поиски. Мужчины – настойчивые.

Однако же и искать что-то новое в трусиках одноклассницы своей младшей сестры – это ходить по охрененно тонкому льду, товарищ. Мы выше этого. У нас есть цель. Например – стать завсегдатаем Медвежьего Круга, заодно и денег заработать и темного попутчика порадовать. Собственный социальный статус и финансовые возможности поднять. А что касается женского пола, так есть взрослая и состоявшаяся женщина Мидори-сан. Вот под чьи трусики я бы залез с удовольствием, буде мне предоставлена такая привилегия, вот приду завтра в школу и первым дело себе палец в двери зажму, чтобы к ней на прием попасть. Хотя… палец ломать уж слишком, скажу, что у меня живот болит. Засуну в штаны цветок, она полезет смотреть, а я такой – «а это вам, Мидори-сан». Я фыркаю со смеха. Бред какой. Все-таки вредно ночью не спать, какие мысли дикие в голову лезут. Хорошо, хорошо. Я все-таки встану и пройдусь до туалета. Но не потому, чтоб хочу показать, что дверь у меня открыта, и не потому, что надеюсь встретить Айку в коридоре… да, кстати…

Воображение тут же услужливо рисует нерешительную, залитую слезами Айку, которая сидит у меня под дверью и плачет, ну как мимо такого пройти? Обязательно надо помочь, обогреть, так сказать, и … нет, нет, нет! Все, я иду в туалет, а потом – демонстративно запираю дверь! С щелчком замка. Вот. Все будет определено раз и навсегда, а я наконец смогу уснуть. Встаю, ищу тапочки под кроватью. Просовываю в них ноги и зеваю. Спать все-таки охота. Но и провести ночь за приятным общением с внимательно слушающей меня школьницей – тоже было бы неплохо. Ладно, думаю я, выходя в дверь, если в коридоре нет плачущей Айки-чан, значит не судьба.

И тут мне в голову приходит забавная мысль. Рассмотрев ее с разных сторон, я хмыкаю. Ну, конечно. Ай да Хината, ай да молодец. Все очень просто – в активе (с ее стороны) мы имеем подружку, которая очень хочет сблизится с братиком, а шансов на это у нее с каждым разом все меньше. Хината не слепая и не глухая (я бы сказал как раз наоборот – слишком много видит и слышит), потому ни Томоко, ни Шизука не прошли мимо ее внимания. Не удивлюсь, если она в курсе всех моих личных взаимоотношений едва ли не лучше меня самого. При этом всем, допустим, что она все еще хочет помочь подружке сблизится со мной. Как обратить мое внимание на ее подружку? Она «случайно» забывает этот телефон и «случайно» роняет фразу что Айка хочет ночью прокрасться в мою комнату. Вуаля – я уже полчаса лежу и думаю только об Айке и ее лодыжках-щиколотках, хотя обычно в это время сплю уже.

И дальше – больше. Из такого зерна прорастет необходимое Хинате дерево – если я полночи проворочаюсь, думая об Айке – за эти полночи любой парень понапридумывает себе кучу эротических сцен с ней, да еще раз пять помастурбирует, представляя, как именно будет сжимать «упругие перси». Как результат – образ Айки закрепится в мозгу как объект для мастурбации, а объект мастурбации для любого пацана – это крайне желанный объект. Короткая фраза и вот уже твой братик думает о твоей же подружке совершенно по-другому. Да Бене Гессерит у Хинаты надо платные семинары брать. Более того, я себе не могу представить, как по-другому она могла привлечь мое внимание к Айке. Разве что прием «барышня в беде» использовать. Но это сложней, а тут – два слова и все, воздействие завершено.

Хорошо, думаю я, ладно, с этим все понятно. Моя сестренка – не только матерый тролль, но и завзятая интриганка уровня Палпатина два плюс. Вот как черно-белые хищницы растут – прямо в моей семье, растут и пробуют на зуб окружающую среду. Это ясно. А мне что делать? Мне надо успокоится и нивелировать воздействие Хинаты на мою психику, и без того расшатанную. То есть – воспринять ее слова как шутку и исключить Айку из своего «мастурбационного списка». У меня там и так тесновато, одна Саша Грей два листа занимает. А если вдруг подойдет ко мне сама Айка, или там в коридоре обнаружится голая и заплаканная – так и будем по факту решать, что делать. Не предвосхищая события, обдумывая самые желанные варианты, а реагируя на то, что произойдет и только тогда, когда и если это все же произойдет. Не следует мужчине так много думать о девушках. Делать – это да. Но думать – это перебор. У меня полно тем для обдумывания. Серьезных, взрослых тем. Например – как сделать так, чтобы моя фотка все же появилась в чатике молодых мам квартала с контактным телефончиком? Хм… наверное все же наняться местным сантехником, у этих ребят просто нет никаких преград. Да, открывает такая молодая, горячая мамочка дверь, а там я «мэм, у вас проблемы с сантехникой? В смысле – надо прочистить трубы, мэм!». Не, пора завязывать немецкое ретропорно смотреть.