Текст книги "Новая жизнь 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Телефон снова тренькает. Томоко «Ну что с ним делать?». Шизука «А теперь правильно?». Наоми – еще одна фоточка.

Что же пора отвечать. Вздыхаю и переворачиваюсь на живот, чтобы написать ответы было удобней. Еще же на фото надо чем-то ответить. Что же мне снять ей в ответ?

Глава 15

– Заседание клуба Экзорцистов имени Остапа Сулемана Берта Марии Бендера Ван Хельсинга считать открытым! – говорю я и обвожу аудиторию взглядом. Аудитория у нас обширная – ровно три девушки. Томоко, которая сегодня почему-то в спортивной форме, Шизука, как всегда сосредоточенно смотрящая мне в переносицу и Наоми, как всегда – в строгой школьной форме, застегнутая на все пуговицы. Если бы я не знал, что сейчас на ней прямо под школьной блузкой – посчитал бы ее синим чулком и сухарем. Но Наоми позаботилась о том, чтобы я вчера ночью получил фотографию искусства шибари, а именно – так называемая «черепаха», когда веревки стягивают все тело, покрывая его ровными квадратами, впиваясь в плоть, но оставляя руки и ноги свободными, так, чтобы можно было носить одежду поверх. Эдакое секретное связывание – вроде и связана наша староста, чувствует веревки на своем теле, а с другой стороны – вроде и нет. Только если очень внимательно смотреть и знать, что именно происходит – можно заметить легкую скованность в движениях и иногда блузка натягивается так, что видно узлы… да и грудь стала больше или мне только кажется?

– А почему не Наоми-чан заседания открывает? – задает вопрос Томоко: – она же тут председатель, нет?

– А она у нас сегодня … приболела … – говорю я, глядя на Наоми, которая протестующе машет рукой: – у нее острый приступ. Она напрашивается у нас, но об этом потом. В конце заседания. А сейчас я хочу сделать анонс. В общем на недельку я уезжаю в другой город, потому заседания клуба будут проходить без меня. Сейчас и план утвердим…

– Как так без тебя? – говорит Томоко: – а мы? У меня комплексы, детские травмы, незакрытые гештальты, фобии и все такое… у Шизуки ножики в портфеле, а Наоми под рубашкой вся связанная ходит. Весь день.

– Кстати, да. Ты там себе ничего не перетерла? Не затекло у тебя ничего?

– Не знаю… – говорит Наоми, встает и расстегивает белую блузку: – надо бы посмотреть… – и она легко распахивает полы блузки в разные стороны, скидывая ее с себя. Я смотрю на девичье тело, перечеркнутое узлами красных веревок, думаю о том, что в этом есть своеобразная красота, красота связанной, ограниченной плоти. Белизна тела подчеркивает контраст между свободой и ограничением этой самой свободы.

– Красиво – говорит Томоко и поддевает узел пальцем, вызывая непроизвольный полувздох-полустон у старосты: – но кожа под узлами покраснела. Тебе не больно?

– Н-нет. – говорит Наоми и обильно краснеет под нашими взглядами: – не больно. Продолжай.

– Ээ… – Томоко на секунду замирает и осторожно убирает свои руки в сторону: – пожалуй я воздержусь. Но мне кажется, что эти штуки с тебя пора снимать. А … внизу… внизу они под бельем проходят?

– Научишь? – заинтересованно подается вперед Шизука, внимательно изучая тело Наоми. Староста вспыхивает алым цветом, хотя, казалось бы, куда еще, и поспешно накидывает блузку обратно. Застегивает пуговицы под нашими взглядами.

– Я думала будет легче. – говорит она: – вы же все видели уже. Но тут… как-то по другому…

– Ситуация другая – киваю я: – тут у нас изначально заседание клуба, все настроены по-деловому, вот тебе и трудно. Если бы мы все тут сидели голые, тогда было бы легче. Тем более, что это вот связывание у тебя явно связано с глубоко интимными переживаниями, а это трудно вытащить на поверхность даже в компании людей, которым доверяешь. А иногда – особенно в такой вот компании. Страх осуждения и …

– Ой! – говорит Томоко и прикладывает ладони к щекам: – Это что же получается, я тебя уже осудила?! Извини ради Аматэрасу, Наоми-тян! Я тебя люблю и не осуждаю! Хочешь, я снова тебя за… там потрогаю?

– Спасибо, не надо. – энергично мотает головой Наоми: – я-я, увлеклась. Извините.

– Кента – зануда – говорит Шизука: – а вы знаете, что есть такая штука как шрамирование? Я хочу себе шрамы. И тебя могу за узлы потрогать, хотя на мой взгляд лучше к потолку подвесить. Жаль у нас тут крюка нет… – она водит глазами по потолку: – вбить бы тут парочку…

– К потолку?! – Наоми повышает голос на октаву и в свою очередь поднимает глаза вверх: – н-но…

– А ты представь – висишь ты тут связанная и беспомощная. Голая. – говорит Шизука, понижая голос и глядя на Наоми: – и с повязкой на глазах. А дверь в клуб незапертая и в любую минуту кто-то может войти и увидеть тебя!

– Мх..мхм… – староста погружается в себя, потрясенная перспективой.

– Или даже воспользоваться тобой – продолжает дело потрясения старосты Томоко: – может даже несколько людей… директор наш например…

– Фу… – говорит Наоми, приходя в себя: – не, только не директор! Он же старый! И пахнет! Нафталином!

– А как иначе – замечает Томоко: – он если нафталином не будет пользоваться, его моль съест. Или кто там старые вязанные вещи ест. Но тут как раз вся соль в том, что тебя никто спрашивать не будет!

– Не, фу. Ты мне все настроение испортила – говорит Наоми: – а я только начала себя преодолевать… и вот.

– В любом случае ты у нас молодец – говорю я: – прямо-таки в школу пришла в … этом. Тут один шаг до того, чтобы по школе без трусов ходить.

– Освежает – кивает Шизука: – я как-то пробовала. Но это летом надо, а то зимой замерзнете снизу.

– Какие неожиданные вещи мы сегодня узнаем – говорю я: – но это мы еще успеем обсудить. Пока же давайте обозначим тему нынешнего собрания.

– Тема собрания следующая – как мы будем грустить без Кенты – кивает Томоко: – придется мне самой Наоми-чан связывать и Шизуку-тян удерживать от смертоубийства. Научишь как?

– Значит так – говорю я: – без меня никого не связывать и не удерживать. Вообще чтобы вы знали, без специалистов лезть в настройки строго запрещено.

– А жаль… – грустит Томоко: – я бы тут …

– Ничего не жаль. Собираться и обсуждать вы можете и даже … проводить совместную внеклубную деятельность. В кино там ходить, по магазинам, ночевать друг у дружки, сексом друг с другом заниматься, по обоюдному желанию, конечно…

– … и не то, чтобы я прямо так горела желанием срочно с девчатами переспать, но я все-таки уточню – говорит Наоми и краснеет: – если это все разрешено, то что запрещено?

Глядя на краснеющую старосту меня так и подмывает огласить девиз фейдакинов, дескать ничто не истинно и все дозволено, но это ж только на последней стадии посвящения, а тут у нас неофиты, им не понять, их анархия и абсолютная свобода пугает. Свобода принятия решения воспринимается как пустота и темнота, как одиночество и ненужность. Словно бы щенка бросили посреди оживленного городского перекрестка – куда идти и что делать? Нельзя так бросать своих неофитов, им нужна задача, нужна цель, нужны запреты, инструкции и все эти «никогда не думать про белую обезьяну с красным задом». Только задачка с обезьяной – это задание, заведомо обреченное на провал, а мне нужно – наоборот. Итак – на самом деле нет запретов, нет инструкций и мир бесконечен, а правильных ответов нет – делайте что хотите! Но вам нужно научиться преодолевать свой страх, а страх всегда преодолевается только одним способом – маленькими победами. Можно и большими, но разницы между большой и малой в деле преодоления страха и накачки своей силы воли – практически нет. А вот в ресурсном плане большая победа требует намного больше. Потому с точки зрения прагматичной – намного эффективнее накачивать себя маленькими победами. И нам нужны эти победы, нужно укреплять чувство уверенности в себе, непогрешимости и праведности своих действий – до того предела, когда я наконец смогу распахнуть свои руки и отпустить своих учениц в этот большой мир, больше не переживая, что он сомнет и искалечит их крылья. Скорее – немного переживая за этот мир… но так ему и надо, верно?

– Он опять завис – жалуется Томоко и машет перед моим лицом своей ладошкой: – вот, видите? Клянусь, с ним в этот момент можно делать разные непристойности, а он и не почувствует!

– Вся соль непристойностей в том, чтобы их чувствовали – говорю я, возвращаясь в настоящее: – потому убедительно прошу проделывать их со мной только в момент нахождения в здравом уме и трезвой памяти. А желательно еще и на видео записывать. Для потомков. Однако, возвращаясь к вопросу Наоми-чан…

– О запретах?

– Да. Итак правило клуба Экзорцистов номер… сорок два!

– А у нас есть правила номер сорок и сорок один? – задается вопросом Наоми, как человек любящий порядок и я улыбаюсь. Да, правил за этими номерами не существует. Вообще буду присваивать случайные номера, пусть пребывает в неопределенности, пусть привыкнет. Это как три свиньи с номерами один, два и четыре. Обязательно кто-то предположит, что есть свинья номер три. Рамки, господа и дамы, правила.

– Правило за номером сорок два гласит – все что происходит в клубе, остается в клубе.

– Ну, мы это знаем – разочарованно вздыхает Томоко: – это понятно.

– Правило тридцать гласит – каждый член клуба должен по мере возможности помогать свои товарищам в осуществлении своей миссии на этой планете.

– А какая у меня миссия? – тихо говорит себе под нос Шизука и прижимает к груди портфель.

– Этим мы еще займемся, не переживай. И еще – пока меня не будет, у вас всех полный запрет на сексуальные связи вне клуба. Зеро. Ноль. Тотальный запрет.

– Не то, чтобы я прямо уж хотела… но почему? – спрашивает Наоми: – нет, вы не поймите неправильно, у меня и парня то нет, но вот у Шизуки есть же? Или вон к Томоко второй день как Дзинтаро подходит на перемене…

– Дурак он! – говорит Томоко: – думает, что ему все простилось! Ничего подобного!

– Я могу его для тебя порезать – предлагает Шизука: – знаю как он домой ходит и где камер нет. Сейчас темнеет рано, я быстро… раз и все.

– Ты знаешь где нет камер на его пути следования? – мне становится интересно. Шизука кивает. Объясняет, что по дороге домой Дзинтаро проходит под аркой, с одной стороны арки камера наблюдения за дорожным движением сломана вторую неделю, когда стемнеет – можно там неподалеку устроится в засаде. Потом – следовать за ним, поравняться и ножом в почку.

– Почему в почку? – спрашиваю я. Шизука вздыхает и объясняет, что она знает, что я учил в горло сзади втыкать и вперед лезвие проводить, вскрывая вены, артерии и разрезая трахею, но у нее роста не хватит, потом он борец и всегда голову в плечи втягивает… а почки всегда на виду. Боль от такого удара парализует его, а там уже можно и глотку перерезать. Если не оставлять следов, то можно с телом и не заморачиваться – пусть потом находят. Конечно, было бы лучше выманить его на городскую свалку там, или в подвал какой, но это уже лишние хлопоты.

– А покажи, как бить будешь? – встаю я, поворачиваюсь спиной. Шизука скользит ко мне за спину, левая рука хватает меня за шиворот, а палец правой больно упирается в то место, где у меня находится правая почка. Задумываюсь. Не идеально, но весьма действенно. Если нигде не прокосячит, то своего добьется. Единственное слабое место – это связь между нами и Дзинтаро, все-таки одноклассники, полиция обязательно будет нас всех опрашивать, а история с Томоко еще и забыться не успела. Такое вот убийство показывает на персональные отношения с убийцей, будут искать в ближайшем круге общения. И Томоко тут как первая подозреваемая будет.

– Как? – спрашивает Шизука.

– Отлично. Ты молодец – говорю я. Нельзя разрушать вновь обретенную уверенность. Маленькими победами, помните? С точки зрения технической она все правильно решила. Просто у нее нет опыта допросов в полиции, она не знает насколько следователи в убойном отделе зубры и монстры прикладной психологии, что если возьмутся за дело серьезно, то все, о чем в классе шепчутся – будет известно им в течении получаса. Плюс – содержимое телефонов, плюс – геолокация этих самых телефонов, камеры на близлежащих улицах… найти не так трудно, если знаешь где искать. На ее месте я бы скорее планировал что-то похожее на несчастный случай, тем более и причина есть. Однако критиковать результат у неофита – значит подрезать ему крылья в самом начале. Сейчас похвалю, а потом расскажу, как бы я сделал это сам – она поймет. И, конечно, никто не собирается убивать беднягу Энергичного и Мускулистого, это у нас упражнения для ума такие.

– Не надо его резать! – торопится Томоко: – то есть он болван конечно и все такое, но ты же его уже поколотил, правда?

– Вроде бы… – отвечаю я, пытаясь вспомнить, колотил я Дзинту или нет. Столько всего за последнее время на меня навалилось, что я и позабывал какие у меня сложные отношения с моим одноклассником.

– У него сейчас неприятности – говорит Наоми: – я слышала, что Мико говорила, что его собираются парни из параллельного класса поколотить. Этот, как его, вихрастый такой, с чубом… Рокеро его зовут, кажется. И его друзья, толстый Шиджо и мелкий такой, в блондина крашенный…

– А, я его знаю. – говорит Томоко: – он одно время пытался за мной ухаживать, в кино приглашал.

– И как его зовут? – спрашивает Наоми: – а из головы вылетело…

– Да не помню я как его звать – пожимает плечами Томоко: – беленький такой и нервный весь, дергается постоянно. Я про себя его Дергунчиком называла.

– И это… вчера ко мне Мико с подружкой подошла – добавляет Наоми: – просят их в клуб принять. Всех троих. – она кидает на меня быстрый взгляд: – что им тут, медом намазано что ли?

– Надеюсь ты их отшила? – спрашивает Томоко: – а то нам тут таких не надо…

– Да как я могу им отказать? Я сказала, что ответственный за прием у нас Кента, растерялась… но уж Кента что-нибудь придумает, да? – и староста с надеждой посмотрела на меня.

– Конечно – уверенно говорю я, внутри вовсе не испытывая такой уверенности. Вот чего нашим черно-белым вдруг понадобилось в нашем скромном клубе? Уверен что это «ж-ж-ж» неспроста и эти неправильные пчелы наверняка и мед делают какой-то не сертифицированный и лицензии у них на производство этого меда нет и вообще лучше подальше держаться. Однако и убегать от них в закат с криками ну никак нельзя – потому как только лишнее внимание привлечешь. Тут надо наоборот – идти навстречу опасности… например придумать очень суровый обряд инициации, не пройдут – ну и все, тема закрыта. А пройдут – станут полноценными членами общества, потому как чем суровей обряд инициации, тем больше ценится то, что получили в результате. Так формируется сознание элитных частей войск специального назначения… или клубов Лиги Плюща. Да даже кружка библиотекарей – если взяться за дело с огоньком да с задумкой.

– Вот и я так подумала – облегченно улыбается Наоми: – потому и назначила все на завтра после уроков…

– Что?!

– Извини-извини, не подумала! – поспешно склоняется староста, складывая руки в умоляющем жесте: – но раз уж ты уезжаешь, я им скажу, что только через две недели…

– Вот черт – говорю я. Лучше с этим не тянуть, а то будут эти социальные хищницы вокруг моего клуба круги наворачивать. Тут лучше их сразу по месту отшить, а буде пройдут инициацию… я задумываюсь. Есть у меня чувство, что Натсуми любые испытания выдержит, раз уже решила чего. А значит надо воспользоваться этим, чтобы сформировать правильное отношение к членам клуба… и есть у меня на этот счет парочка мыслей.

– А и ладно. – машу я рукой в жесте «умерла, так умерла»: – пусть их. Сделаем обряд инициации завтра. Только надо будет подготовиться как следует…

– Веревки нужны будут? – деловито спрашивает Шизука и я киваю. Веревки пригодятся, штука в хозяйстве нужная.

– Свечи у нас есть – говорит Наоми: – ножи тоже. Курицу живую я принесу…

– Что?! Зачем нам курица?!

– Ээ… в жертву принести? Кровью намазаться? – неуверенно предполагает Наоми.

– Или тут козел нужен? Где мы живого козла достанем? – задается вопросом Томоко.

– Где ты курицу достанешь, вот в чем вопрос – говорю я и мотаю головой, пытаясь выкинуть из нее картинки с принесением курицы в жертву в центре пентаграммы с обнаженными девушками по углам, которые хором шепчут «Шаб Ниггурат!». Ясно, что наши представления об обряде инициации разнятся. По крайней мере у меня и Наоми с Томоко.

– Я пластиковые мешки куплю – сообщает Шизука, встречается со мной взглядом и поясняет: – для трупов.

Глава 16

Исследования показали, что люди – странные существа. Нет, серьезно. Вдумайтесь, они ценят приобретенное тем больше, чем дороже это им обошлось. Самый простой пример – это медали и кубки. У нас в школе целая витрина есть с этими кубками из позолоченного алюминия с выгравированными табличками «за такое-то место в таком-то соревновании» и цена всему этому хламу – две иены за все оптом. Каждый может взять да сходить в спортивный магазин, где таких вот кубков да медалек накупить и относится к ним соответственно. Однако тот же кусочек металла, но полученный в результате борьбы за первое место, за который пролито немало крови, пота и слез, во имя достижения которого ты испытывал боль и усталость, отчаяние и неверие в себя – этот кусочек позолоченного металла с выгравированной цифрой «один» будет для тебя бесценным.

Но только в том случае, если он достался в результате неких жертв с твоей стороны. Даже полученный в результате честного соревнования, однако же не в результате жертв и усилий, а … допустим – везения (соперник не явился, дисквалификация другой стороны, удачный жребий и.т.д.) – приз уже не будет таким ценным. Тем более, если вам подсуживали или все было куплено и все вам поддавались. Нет, это так не работает. Только настоящий пот и настоящая кровь дают призу такую ценность.

Это же верно и в отношении обряда инициации. Что такое обряд инициации? Это способ научить индивида ценить то, что он приобретает в результате. Только после такого обряда остальные члены группы начинают относиться к новичку как к равному. Практически любые социальные группы имеют свои ритуалы для инициации, но если для загородного клуба домохозяек порой достаточно лишь жить в определенном районе и пройти собеседование с активом клуба, то для элитных подразделений это полоса препятствий под ураганным пулеметным огнем, при этом в ленте пулемета каждый десятый патрон – боевой. Это рукопашная схватка после бега в полном боевом на пятнадцать километров, схватка не один на один, даже и не схватка а фактически избиение инструкторами и тут задача не выиграть этот бой, выиграть тут нереально. Задача – еще держаться на ногах, когда это закончится. Держаться на ногах или хотя бы встать на ноги после. Не сдаться. После прохождения такой процедуры, задача которой буквально «устроить ад» новичкам – люди будут ценить то, что они приобрели. А приобрели они причастность к группе. Малиновый берет или татуировка на плече, удостоверение о членстве или секретное рукопожатие – всего лишь отражение этого статуса.

Передо мной же сейчас стоит интересная задача, подав свои заявки на вступление в клуб троица черно-белых поставила меня в крайне неудобное положение. Отказать им на основании «рылом не вышли» нельзя, это вызовет конфронтацию вплоть до прямого конфликта. Открытая война между клубом Экзорцистов и этими тремя – это то, чего я бы хотел избежать всеми силами. Потому что такая вот война потребует от меня и от всех нас слишком много усилий и ресурсов.

Однако и принять их в таком виде, в котором они есть – я тоже не могу. Это убьет клуб, уничтожит едва зародившиеся доверительные отношения между девушками, которые уже вступили в него. Не пройдет и пяти минут, как черно-белые закинут ноги на стол и будут вести себя так, словно они тут хозяева, а нам придется искать себе место для встреч, чтобы поговорить в безопасности. Нет, так тоже не пойдет.

Следовательно, выход тут один – сделать так, чтобы либо условия приема в клуб были такие жесткие, чтобы троица отказалась от такой мысли… а в случае, если план «А» (как и все планы с такой литерой) не пройдет, то – изменить сознание и отношение троицы как к самому клубу, так и к его членам. Так что план «Б» у меня – за короткий промежуток времени обратить в свою веру и сделать верными последователями культа девушек из актива класса. При этом сделать это по мере возможности без травм и непоправимого морального вреда, а также так, чтобы отказавшиеся от участия или выбывшие на любом этапе прохождения испытаний – не затаили зла и приняли бы условия как справедливые. Как можно сделать испытание сложным для девушек-старшеклассниц? Есть варианты с физической усталостью, недаром тех, кто хочет пройти посвящение в шаманы гоняют до потери сознания, а вернее – до входа в состояние транса. Устроить кросс для наших черно-белых? Полоса препятствия, горная подготовка, рукопашный бой в конце? К сожалению – не получится, велик риск травм, да и долго это будет. Есть другие способы.

Сам по себе обряд инициации просто обязан быть жестким, даже жестоким с тем, чтобы у новичков в дальнейшем возникло устойчивое чувство невероятной ценности этой принадлежности в группе, чтобы все, что они получают в этой группе, было бы для них откровением. Однако же и перегнуть палку, чтобы не дай бог кто-то травмировался во время процесса – недопустимо. Значит …

– Ты опять это делаешь! – заявляет мне Томоко: – ты опять в космос улетел! Признайся, ты о чем-то непристойном думаешь?

– Угу – киваю я. Первая реакция была, конечно, отрицанием – вовсе я не думаю ничего непристойного, однако первая реакция почти всегда ошибочна. В конце концов и непристойностям в голове у парня всегда место найдется.

– Ты даже не отрицаешь этого! – восхищается Томоко.

– А чего отрицать очевидное? – пожимаю плечами я: – среднестатистический мужчина думает о сексе каждые пять минут. А я далеко не среднестатистический, так что даже чаще. Поэтому если видишь меня задумавшимся, можешь сразу же предположить, что я думаю о всяких непристойностях и прочих развратах. Иногда – о мотоциклах и котиках, но как правило о непристойностях.

– Круто! – говорит Томоко: – а меня научишь?

– Обязательно. Ладно, давай подытожим, что мы имеем… – мы с ней сидим в моей комнате у меня дома. Во-первых, мне с ней по пути, а во-вторых, всегда легче думается, если ты свои мысли можешь вслух проговорить и … и все. Вовсе тут нет ничего такого. Нет у меня цели залезть ей под юбку, пользуясь удобным случаем и отсутствием мамы и Хинаты. Ну… практически нет. Я старательно скашиваю глаза на ее коленки и думаю, что я там все уже видел, но поди ж ты… и пахнет она хорошо. Запах такой цветочной свежести у меня в комнате. Думаю о том, что в свою очередь, наверное, пахну не очень – по определению. Парень в пору полового созревания пахнет козлом… этот резкий запах пытаются назвать мускусом, но это козлиный запах, господа и дамы. И если при встрече в школе или на улице еще можно справится со своими феромонами путем гигиены и дезодорантов, то приглашая девушку к себе в комнату такой запах не скрыть. Хотя, с другой стороны – поздно я спохватился, была эта девушка уже у меня в комнате, была, на полу лежала голая, а я ее протирал…

Вздыхаю, изгоняю из головы изображение голой Томоко и строго смотрю на Томоко одетую. У меня дело. Я ее сюда не просто так позвал. Под моим взглядом она слегка смущается и опускает глаза, перебирая пальцами край юбки. Ну чисто Тургеневская барышня, еще бы топиться не пробовала…

– Итак. У нас в активе три крайне энергичные девушки – говорю я. Томоко фыркает. Томоко закатывает глаза и оставляет край своей юбки в покое.

– Девушки! – говорит она: – стервы! Три штуки. Если Мико еще ничего, то эта их Натсуми меня просто бесит! Кэзука – она только поддерживает их если что и у нее всегда с собой куча косметики. Но Натсуми… ты знаешь кто у нее родители?

– Нет – признаюсь я. Мне любопытно: – а кто?

– И я не знаю – отвечает Томоко: – но, наверное, какие-нибудь якудза. Вот бы ее раздеть и посмотреть, есть у нее татуировки в виде змеи, дракона или карпов кои!

– Нету на ней никаких татуировок – говорю я, вспоминая как Мидори-сан застала меня и Натсуми в классной комнате после уроков. Я в тот раз успел разглядеть Натсуми со всех сторон и есть у нее и есть татуировки, то очень маленькие… потому что на ней одежды практически не оставалось. Хм.

– Что? – Томоко смотрит на меня и у нее в глазах что-то вспыхивает: – так ты и ее уже голой видел?! Как? Когда? Нет, самое главное – зачем?! Ты ж теперь от нее не отвертишься!

– Не видел я ее голой! – отрицаю я. Томоко внимательно проверяет зрачок моего глаза на вранье и не верит мне.

– Серьезно, она в трусах осталась – добавляю я и понимаю, что язык мой – враг мой. Томоко округляет глаза.

– Как?! – говорит она: – нет, погоди, погоди – все-таки как?!

– Случайно – признаюсь я: – как-то случайно так вышло. В классной комнате. Поспорили. А она – закусилась и до конца пошла, никак не уступала.

– Нет – мотает головой Томоко: – это упасть можно случайно. Поскользнуться и упасть, ногу там сломать. Или сесть не в свой автобус и уехать не туда. Или перепутать расписание и забыть дома учебник. А раздеть Натсуми в классной комнате до трусов – это ну никак случайно произойти не может!

– Да в общем она сама разделась…

– Сделать так, чтобы Натсуми сама разделась! – не сдаётся Томоко и в ее словах есть зерно истины. Действительно, можно трактовать это и так – манипулятор и злой гений Кента использует свою сверхспособность, раздевая одноклассниц. А мог бы перейти на сторону добра и использовать эту силу во благо. Воображение отказывает мне при попытке придумать способ использования такой вот способности к раздеванию во благо человечеству… хотя если предположить, что Ядовитый Плющ и Харли Квин решат снова захватить Готэм своими растениями-мутантами, а я – раз! И у меня вместо просто Айви и Харли на выходе будут голые Айви и Харли… Как раз для телепередачи «Голые и злобные», да.

Я смотрю на Томоко в поисках осуждающего взгляда. Потому что само по себе сомнительно одноклассниц в классе после уроков раздевать, да еще и каких одноклассниц. Кроме того, наверняка должна быть и частичка женской ревности – как так, мало ему клуба, он еще кого-то на стороне раздевает, кобель! Ну и общая женская солидарность, если поймали голых парня и девушку, то сочувствуют всегда девушке, а у меня тоже может моральная травма…

– Как здорово! – говорит Томоко и ее глаза сияют: – как и ожидалось от моего хозяина и господина!

– Э? – говорю я. Неожиданная реакция, девушка в восторге.

– Великий Кента, Раздевающий Взглядом! Человек, рядом с которым так и охота сбросить с себя одежду! Ты показал, кто тут главный! Честно говоря, я боялась, что ты с ними не справишься, но уж если ты Натсуми сумел раздеть – то боятся нечего. Просто у тебя в гареме добавятся еще рабыни. А я же буду главной, да? Я же тут первая была без одежды? Или тут какие-то другие критерии? Не, я должна быть главной, я наведу порядок в твоем гареме, Мастер! – затараторила Томоко, отбросив назад мешающий ей локон и подавшись вперед: – а оргии когда? Я бы эту сучку Натсуми отодрала как следует, чтобы неповадно было!

– Воу, воу, полегче, Мессалина ты наша – поднимаю я руки, загораживаясь от этого фонтана Весны Юности, чтобы не забрызгало энергичностью и оптимизмом.

– А что? Рано или поздно все равно оргии начнутся, я читала, так во всех сектах – Томоко придвигается еще ближе и сдувает прядь волос со лба, ее глаза горят: – а так мы сразу это как вступительное условие выдвинем – мол хотите вступить, раздевайтесь и вперед! Как ты говорил – у каждого есть доминирующее и сабмиссивное начало. У этой Натсуми наверняка есть потребность быть связанной, отшлепанной и оттраханной, вот ей-богу! А уж я ей покажу…

– Я тебе покажу, как драться у меня в шинке! – цитирую я по памяти: – а ты у нас оказывается шалунья, Томоко-чан.

– Что такое «шинке»? – задается вопросом девушка, которая сидит на моей кровати так близко, что наши коленки уже касаются друг друга. В голове мелькает мысль, что если оргий все равно не избежать, а Томоко так хочет быть главной распорядительницей этих самых оргий, то ей обязательно и всенепременно необходимо иметь минимальный опыт. Сексуальный, само собой разумеется. И что плохого может случится, если у нее появится такой вот опыт? Тем более, что у нее наверняка было что-то с предыдущим парнем – тем, который фото топлесс Мико предоставил. Так что я тут скорее выправлю отношение ко всему этому, направлю в нужное русло и все такое.

– Шинок это что-то вроде бара – поясняю я, пока моя ладонь ложится в аккурат на круглую коленку Томоко, едва прикрытую тонкой тканью школьной юбки: – питейное заведение. Это у меня цитата про шинкаря, который жил в Малешницах и был большой начетчик… – моя ладонь продолжает двигаться по ноге, сдвигая юбку вверх, а Томоко в свою очередь тщательно делает вид что не замечает эти мои поползновения.

– А что такое – начетчик? – спрашивает она немного рассеяно: – это вроде бухгалтера?

– … начетчик – говорю я, чувствуя, как во рту у меня внезапно все пересыхает и непроизвольно сглатывая. Вот надо же, я столько раз был в таких ситуациях, когда и ты и девушка знаете что происходит, но делаете вид что ничего не происходит – вплоть до момента, когда это уже становится невозможным игнорировать. Столько раз вел непринужденные беседы на разнообразные темы, показывая глубину эрудиции и широту кругозора, пока мои руки жили своей жизнью, оглаживая, забираясь под юбки, блузки, расстегивая бюстгальтеры… но вот сейчас у меня в глотке пересохло. Это все новое тело – думаю я. У Кенты такого вот опыта не было, он подросток, гормоны и все такое. А я взрослый и мне на самом деле лучше взвесить все, перед тем, как забираться своими лапами однокласснице под юбку, переводя наши отношения в иное качество. Хотя Томоко – умная девочка и все поймет, если расставить все на берегу.

– Так вот, – говорю я: – начетчик – это тот, кто постоянно читает религиозные тексты и молитвы. Кто-то вроде нашего Хироши, который Евангелие наизусть знает. – моя ладонь остановилась на середине упругого бедра девушки. Нам надо сперва определиться со статусом.

– Не беспокойся – говорит Томоко слегка охрипшим голосом: – ты же можешь делать со мной все что угодно. Я – твоя рабыня, помнишь?

– … конечно помню – говорю я. Ее слова – очень возбуждают, но в то же время, напоминают мне о грузе ответственности, который лежит на мне. Да, я могу сейчас сказать ей «ложись на спину» и она ляжет. Зная Томоко – ляжет обязательно. И сделает все, как я скажу. Но … в какой степени это будет продиктовано ее чувствами ко мне, а в какой – желанием искупить свою «недостойность» и «запятнанность»? Вроде как воспользовался зависимым положением человека, сперва якобы «спас», а потом – счет предъявил, «помнишь, я тот раз тебя спас – будь добра…». Надо будет разобраться в этом, и если желание искреннее и осознанное – то…