Текст книги "Новая жизнь 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Новая жизнь 2

Глава 1

Строго говоря, помещение для Клуба Экзорцистов – это бывший кабинет директора. Что на самом деле показывало социальный статус нашей Наоми-чан, которая выбила для нашего клуба такое козырное место. Почему козырное? Да потому что нам большое помещение, вроде классных комнат не подошло бы, членов клуба не так много и не собираемся мы разрастаться до десятка человек, а чем больше помещение – тем труднее в нем зимой. Здание старого корпуса не отапливалось как следует, электрические обогреватели-радиаторы были включены на самый минимум. Только чтобы не заморозить старый корпус. Иногда в нем все же проводили занятия, но в основном факультативы, необязательные к посещению и как правило в теплое время года. Наш же клуб будет работать и зимой, нам нужно тепло, а обогревать лучше маленькое помещение. Кроме того, в кабинете директора была мебель – стол, стулья и даже старый диван, обтянутый каким-то кожзаменителем.

До нас это помещение занимал какой-то клуб, но это были школьники предыдущего выпуска и с их уходом – умер и клуб. Три месяца помещение стояло бесхозное, а потом пришла Наоми и закрепила его за собой. И теперь мы втроем стоим в кабинете директора и оглядываемся по сторонам, осваиваясь.

– А почему мы – клуб Экзорцистов? – спрашивает Томоко: – экзорцисты это же Изгоняющие Дьявола, да?

– Потому что где-то тут завелся дьявол и мы его будем изгонять – объясняю я: – у тебя не было снов, как будто ты летаешь, или планируешь захватить мир с целью его порабощения? Сейчас мы тебя свяжем и будем из тебя изгонять…

– Не слушай его! – машет рукой Наоми: – просто так легче было помещение под клуб выбить и оборудование.

– А сперва какое название было? – озадачивается Томоко, прикрывая за собой дверь: – сложное какое-то, да?

– Клуб Психологической Поддержки и Взаимопомощи Учащихся в Связи с Растущим Уровнем Стресса в Современных Условиях, с Периодически Проходящими Оргиями и Всяким Таким – говорю я. Староста только головой качает.

– Да, пожалуй, Клуб Экзорцистов лучше – вздыхает Томоко: – а оргии обязательны к посещению?

– Как иначе? Что за школьный клуб без оргий? Это просто трата времени, а не школьный клуб. – киваю я, сделав «сложное лицо». Томоко фыркает и шутливо бьет меня по плечу.

– Я ведь могу и поверить! – говорит она: – потом не отвяжешься!

– Пфф… переживу – пожимаю плечами я: – не надо мне угрожать… мы такого не боимся…

– Это все замечательно – говорит Наоми и на этот раз у нее на щеках уже не цветут алые розы румянца, понемногу начинает привыкать ко мне и моим шуточкам, что радует.

– Просто прекрасно, что у вас оргии распланированы. – продолжает она, справляясь со своим смущением: – но пока надо тут порядок навести. Не будете же вы оргии в такой грязище устраивать! Это некультурно и негигиенично!

– Чистота это, конечно залог здоровья. Однако спешу сообщить, что посещение оргий обязательно для всех, кроме старшего консультанта клуба – говорю я, осматривая старый диван. Выглядит он еще вполне прилично, потертости, конечно, на подлокотниках и сиденье, но в целом – еще крепок. Застелить покрывалом его и все.

– А кто это у нас старший консультант? – тут же задается вопросом Наоми, как самая ответственная.

– Я конечно – тычу в себя пальцем: – ты же узурпировала роль председателя, в честном неравном бою вырвав победу. Имей в виду, ни один диктатор еще не заканчивал хорошо… и твоя тирания рано или поздно падет перед нами, простыми японскими школьниками и школьницами. И мы тебя свяжем и … эээ… – тут я глянул на старосту и замолчал. Потому что выдержки и хладнокровия у Наоми-чан хватило ровно до того момента, как я предложил ее связать. Видимо в голове у ответственной и дисциплинированной ученицы произошел одномоментный выброс хентая, объясняющего что именно и в каких позициях сделают взбунтовавшиеся «низы» Клуба Экзорцистов с его самопровозглашённым председателем, что она мгновенно вспыхнула алым цветом. Господи, какие все чувствительные, подумал я, и ведь видел я уже старосту без одежды… но тут другое. Воображаемая ситуация всегда круче, чем реальная, потому что ситуация в твоей голове – всегда идеальна. Там всегда закат и красивая природа вокруг, исключительно приятные запахи и чистое белье.

– Ладно! – прервала неловкое молчание Томоко: – давайте убираться! – и она решительно закатала рукава.

– Я-я… ведра принесла и тряпки и … прочий инвентарь – Наоми отвернулась к окну и прижала ладони к щекам, но предательски алеющие уши все еще выдавали ее. Какая милота. Я вот способность краснеть утратил довольно давно, да и морда лица у Кенты темноватая, так что даже если и зардеюсь при случае – видно не будет. Ну правда, вот, скажем, принимаю я душ … допустим у себя дома, а тут дверь отворяется и входят человек шесть девушек-старшеклассниц (больше у нас в ванную комнату не влезут) – не буду я кричать, визжать и прикрываться мочалкой. Тут же радость какая! Надо повернуться к ним всем, чем богаты и так, игриво – Добрый вечер, дамы! Желаете присоединиться?

Конечно, ситуация гипотетическая (а как бы хотелось, чтобы не была гипотетической!), но все же… представить ситуацию, где у меня кровь в лицо бросилась… сложновато будет. У Кинга, в его «Темной Башне» был эпизод, когда Роланд говорил о том, что мало кто сможет сражаться голым, это дескать говорит о чем-то. Одежда воспринимается нами как подобие брони, защиты от мира и людей. Вот почему первое действие при полевом допросе – раздеть и завязать глаза. Так человек чувствует себя максимально беспомощным.

– Ты о чем задумался? – спрашивает меня Томоко и протягивает пустое ведро: – воду неси!

Точно. Воду. Конечно, в бывшем кабинете директора не было раковины, да и вообще старый корпус был отключен от водоснабжения, потому за водой надо идти в новый корпус. Далековато, потому это мужское дело. Киваю, беру оба ведра и выхожу за водой. Томоко увязывается за мной, подхватив веник.

– А ты чего не осталась с Наоми-чан? – спрашиваю я ее.

– Да я не сказала бы что так уж дружна с ней – пожимает плечами Томоко: – конечно, это здорово, что она пробила помещение и все такое, но … она ж заучка, задавака и все такое.

Мы идем по коридору и рассохшиеся, старые доски скрипят под ногами. Я думаю о том, что Наоми – только снаружи такая правильная и что если бы Томоко задумалась хоть немного над ее поведением, то открыла бы для себя очень много нового.

– Так ты говоришь, что наша Наоми-чан заучка, задавака и вообще синий чулок? – спрашиваю я, когда мы выходим на улицу. На улице прохладно, поздняя осень все-таки.

– Угу – кивает Томоко: – она всегда такой была… правильной. Все-то у нее вовремя, все-то у нее в порядке. В пятом классе я без домашнего задания пришла, и никто бы ничего не заметил, если бы она учителю не рассказала. Ни разу не опоздала на урок. Это… раздражает – признается она.

– Вот как – мы приходим к установленному в коридоре школы питьевому фонтанчику. Тут же есть кран для того, чтобы можно было набрать ведро воды – с раковиной, установленной пониже. Ставлю ведро и открываю кран. Пока набирается вода – гляжу на Томоко.

– Хорошо – говорю я: – значит по твоему – Наоми-чан правильная?

– Во всяком случае пытается такой быть! – отвечает Томоко с легким вызовом в голосе. Она меня уже знает и старается отвечать так, чтобы потом не пришлось об этом пожалеть. Выбирает слова. Тоже уже хорошо.

– Правильная, да? А какие еще слова можно подобрать? Старательная?

– Да. Старается, чтобы о ней подумали хорошо. Педантичная. Правильная. Сухая. Высокоморальная.

– О! Какое интересное слово! – говорю я, выключая кран и убирая одно ведро. Ставлю следующее.

– То есть ты хочешь сказать, что наша Наоми-чан – высокоморальная девушка? – задаю я вопрос. Томоко колеблется. Она бы с удовольствием сказала «да», вот только она помнит о том памятном вечере и Наоми-чан разделась так же как и все. Назвать это высокоморальным поступком или даже просто правильным поступком – у нее язык не поворачивается.

– А теперь представь себе, сколько мужества ей понадобилось, чтобы вот так раздеться перед нами. Передо мной. Тебе для этого понадобилась едва ли не через попытку суицида пройти… пережить испытание. Но ты справилась. А вспомни себя и подумай – смогла ли ты бы сделать это месяцем ранее, без … – я не продолжаю, но Томоко все понимает. Без этой безобразной сцены в кладовке для спортивного инвентаря, без этой фотографии в чате класса, без тихого игнорирования и наклейки ярлыка «шлюха», без ее попытки спрыгнуть с моста в ту ночь. Она задумывается. Поднимает на меня глаза.

– Так что же, ты хочешь сказать, что она – сильнее меня? – спрашивает она и ее голос дрожит. Сейчас я подвергаю сомнению то, что она заслужила сама, свою победу и ей это очень не нравится.

– Нет – отвечаю я: – нет, ни в коем случае. То, что ты сделала, то через что ты прошла – это твоя победа и никто не справился бы на твоем месте лучше. Я не хочу сказать, что она сильнее тебя духом, силой воли, характером… к этому приходят не потому, что сильны, к этому приходят потому, что больше нет сил.

– Что? – Томоко задумывается. Я выключаю кран и беру в руки ведро. Оба полны, пора назад, в старый корпус, где нас ждет Наоми-чан, заучка, задавака и синий чулок, у которой однажды просто кончились силы быть правильной. Мы идем молча, Томоко дышит мне в спину.

– Ей так хреново было? – спрашивает она, когда мы почти дошли до старого корпуса. Я ставлю ведра на землю и разминаю пальцы, в которые врезались стальные дужки ведер.

– А ты подумай – отвечаю я: – она же на самом деле ни с кем не дружит. У тебя хоть подруги были…

– Эти подруги! – сверкает она глазами, становясь на миг невероятно привлекательной в такой, короткой вспышке ярости: – они все бросили меня! Как только… ну ты помнишь!

– У тебя были хотя бы такие – отвечаю я: – а с ней все общаются только по делу. Вспомни как это было – когда тебя все игнорировали?

– Ну… да. Было не очень. – признается она: – было плохо…

– Вот. А она так живет. Потому у нее крышу рвет. Думаю, что на самом деле наша Наоми хочет даже не секса или там высокой любви, а просто – уважения, признания и … ну и конечно любви. Только не высокой, стереотипной там, когда принц на белом коне и прочая ваниль, а просто любви. Которую ты ей можешь дать.

– Но я не такая! – взвивается Томоко. Я вздыхаю и беру в руки ведра.

– Господи, да что же вы все так на сексе повернуты то? – говорю я, продолжая путь: – речь именно о любви, не о сексе. Как … ну вот как мать любит своего ребенка… исключительно платоническое чувство. Пойми меня правильно, я и сам не против оргий и разврата, но вы сейчас к этому не готовы… как будете готовы – я скажу. Пока речь просто о любви человека к человеку без всех этих ваших засовываний языка повсюду…

– Фу! Кента!

– Будешь меня бить по плечу – вода разольется и снова придется в новый корпус идти!

– Ты невозможен!

– Как раз тот факт, что я существую – опровергает твое утверждение. Ты, наверное, хотела сказать – «ты невероятен!».

– Кента! – Томоко замахивается своим кулачком, но, видимо помня мои слова – не опускает его. Мы идем дальше.

– Все, пришли. – Томоко открывает дверь в наш новый клуб, и мы входим. Староста не теряла времени даром и уже протерла подоконник и пыль с мебели. И откуда она воду взяла? А… вижу, бутылку с водой.

– Наоми-чан! – говорит Томоко и делает шаг к ней. Наоми останавливается, и ее рука с тряпкой зависает в воздухе. Она поворачивает голову и бросает вопросительный взгляд на Томоко.

– Наоми-чан! – повторяет Томоко и протягивает ей руку, словно топ-менеджер на переговорах о слиянии капиталов: – давай дружить!

– Ээ… – Наоми машинально опускает руку с тряпкой и смотрит на Томоко.

– Я думала, что ты заучка и задавака – поясняет Томоко: – потому что в пятом классе ты сказала учителю что я не сделала задание! Но Кента мне все объяснил. Давай дружить!

– Д-да. Конечно. – говорит Наоми и пожимает руку Томоко. Некоторое время они стоят так.

– Ты забыла убрать тряпку – говорит Томоко, разрывая рукопожатие и глядя на свою ладонь. Староста краснеет.

– Извини! – говорит она: – это случайно! Я… – она комкает тряпку и бросает ее на подоконник. Протягивает руку. Томоко пожимает ее и трясет.

– А то я сперва подумала, что ты лягушка – поясняет она: – берусь за руку, а она холодная и мокрая.

– Извини еще раз! – жмурится покрасневшая Наоми: – и за… за тот раз в пятом классе тоже извини! Я … тогда была неправа! А руку ты лучше сходи помой… и я, наверное, тоже схожу помою, тряпка грязная была, а сейчас период инфекций и болеть нельзя и… я так рада, что мы подружились!

– Да чего их сейчас мыть – пожимает плечами Томоко: – все равно замараемся. Уберемся – помоемся. Я тоже рада, что мы подружились.

– Д-да! – кивает староста: – конечно! – и она поспешно отходит ко мне, за ведром с водой. Раскрасневшаяся, с закатанными рукавами и расстегнутыми двумя пуговицами на блузке – она выглядит очень мило. Я думаю о том, что Магнус Федорович был так прав в своем непонимании сути счастья, а Кристофер Лог – был прав в своем понимании. Как иначе передать это состояние? Кристофер Лог писал, что наивысшим счастьем на земле он считает две вещи и одна из них – «И юной девушки услышать пенье, вне моего пути, но вслед за тем, как у меня дорогу разузнала.»

Магистры не понимали, в чем тут дело, а я – понимаю. Это как пригреть на груди птенца, выпустить его и потом смотреть, как тот становится на крыло, сильной птицей. Это как – подсказать, показать путь… и не быть больше причастным к этому пути, но услышать, как поет девушка, который ты показал дорогу, дорогу к самой себе, мимо всех, мимо Сциллы и Харибды, мимо того мостика снежной ночью… и ее пение означает что с ней все в порядке. Никто не может оберегать другого человека вечно, а если бы и мог – это погубит человека. Просто укажи ему путь. И порадуйся, когда увидишь, что он пошел верным путем и у него все хорошо. Вот о чем это. Юной девушки услышать пение – вне моего пути, но вслед за тем, как у меня дорогу разузнала…

– Ты чего? – спрашивает у меня Томоко: – ты плачешь?

– У меня просто глаза слезятся – отвечаю я: – и какие вы все-таки у меня классные…

– По-моему из него прямо сейчас надо демона изгонять – говорит Томоко, обращаясь к Наоми. Та кивает.

– Сперва полы помоем, а потом – выгоним.

– Все по расписанию – улыбаюсь я и засучиваю рукава: – давайте начинать.

Глава 2

Мы сидим и пьем чай. Уставшие. За окном уже темно и надо бы мне всех проводить, тем более что живем мы все рядом, в округе. Жизнь школьника упакована в будни плотно как коллекционная фигурка из популярного аниме или манги в упаковочный материал и пластик – пошевелится трудно. Вроде бы и работы еще пока нет, но обязанностей уже куча и учеба отнимает очень много времени, а еще сюда добавить клубную деятельность, общественно-полезную деятельность, а еще нужно когда-то и отдыхать и с друзьями видеться и в семье что-то делать… и получается, что каждый школьник в постоянном стрессе от недостатка времени живет.

– И когда ты все успеваешь… – говорит Томоко, обращаясь к Наоми: – и староста и учишься хорошо… и уже списки класса с распределением по клубам подала.

– А я и не успеваю – тихонько отвечает Наоми: – у меня сестренка младшая помогает со списками и ведением журналов и написанием отчетов. И мама иногда. А папа помогает с заданием.

– Здорово – говорит Томоко: – у меня вот всем все равно что я в школе делаю. Только и говорят, что «учись хорошо», и все. – она отпивает чай и жмурится от удовольствия. Чай у нас заваривала Наоми, она достала откуда-то красную коробку с золотыми иероглифами кандзи. И жестяную коробочку с бельгийским печеньем в шоколаде. Томоко только рот открыла. Я, кстати, тоже. Тут такие печеньки очень дорого стоят, дешевле свою выпечку взять. Но староста умеет удивлять. Прямо-таки чешется с ней на природу выехать – посмотреть, что она с собой возьмет. Ведь она сперва вынула из своего портфеля затем пачку влажных салфеток (чтобы пальцы протереть), потом пачку сухих салфеток (чтобы высушить пальцы после влажных салфеток), потом – тканевой платок с вышитым вензелем в уголке – чтобы аккуратно разложить на коленях. Уверен, что в недрах ее портфеля обязательно найдется еще парочка упаковок салфеток – про запас. Обстоятельно все делала наша Наоми, да. В чем и есть ее проблема. Я смотрю, как она аккуратно ставит чашку на стол, деловито оттопырив мизинчик в сторону.

Задумываюсь. Перфекционизм – это серьезная проблема и корень ее кроется в страхе. Страхе сделать плохо, неправильно. Опять-таки в социальном страхе, поэтому начальные движения в сторону «давай уже наконец сделаем что-то ужасно аморальное, но никому об этом не скажем» – были восприняты ей очень положительно. Однако, хотя корень у проблемы один и тот же, но ветви уходят совершенно в другую сторону, чем у Томоко. Значит и разбираться надо по-другому.

– Кента? – деланно хмурится Томоко: – опять о чем-то пошлом задумался?

– Как иначе – отвечаю. Томоко на редкость жизнерадостная и оптимистичная девушка, она все время пытается подшучивать сама над собой и окружающими, с ней легко. Потому в последнее время мы с ней периодически впадаем в дружеские пикировки… хотя в классе она все еще ведет себя настороженно и не подпускает к себе бывших подруг. Чувствует на них обиду за предательство.

– Надо бы тут занавески поменять и шкаф починить – задумывается вслух Наоми: – принесу инструменты и занавески. И … ой, а послезавтра же тесты по математике, надо еще журналы заполнить…

– Хватит себе голову забивать – говорю я: – успокойся уже. Все хорошо. Мы сегодня много сделали, можно и отдохнуть.

– Могли бы больше – хмурится староста: – а если завтра пораньше придем, то…

– Ты знаешь, что будет первым кейсом в нашем клубе Экзорцистов и заклинателей демонов? – спрашиваю я, наливая себе еще чашку чая.

– О! О! – тянет руку Томоко, расплескивая свой чай и давясь бельгийской выпечкой: – я! Дайте мне! Наверное, изгнание призрака девочки с длинными волосами из женского туалета старого корпуса? Школьная легенда же!

– Что? – удивляюсь я.

– Точно, была такая. – кивает староста: – но у нас же только название такое, а на самом деле мы просто вместе собираться здесь будем.

– А жаль… – грустит Томоко: – а то бы мы все вместе с фонариками ночью в старом корпусе, когда свет выключен… жуть! На нас из-за угла призрак каак выпрыгнет!

– Хм… идея, конечно, привлекательная – говорю я: – одни в школе и с фонариками. Богатая такая идея. Особенно если учесть, что я лично в призраков не верю, а значит это просто будет ночь в школе с двумя привлекательными одноклассницами.

– В любом случае ты весело проведешь время – указывает Томоко: – и потом, вдруг призраки все-таки есть? В этом случае ты сможешь оправдать гордое звание старшего консультанта Клуба Экзорцизма и изгнать злого духа!

– С чего это ты взяла, что я знаю, как изгнать злого духа? – интересуюсь я. Томоко пожимает плечами.

– Ну… все остальное ты знаешь – говорит она: – значит и про это тоже что-нибудь придумаешь.

– По-моему Кента-кун хотел сказать нам что именно будет первым кейсом в нашем Клубе. – ставит чашку на стол Наоми: – хотя я присоединяюсь к Томоко-чан и верю, что ты что-нибудь придумаешь. Но речь не об этом. Так что же именно будет первым кейсом Клуба Экзорцизма?

– Изгнание Демона Перфекционизма! – говорю я и встаю в Позу Экзорциста, как я ее понимаю. Словно физкультурник со старого советского плаката, расставив ноги, перенеся вес на правую и воздев руки вперед, будто запускаю модель самолета. Пафосно.

– Ээ… – говорит Томоко и достает новую печеньку из жестяной коробочки. На коробочке изображены румяные дети и снежные сугробы.

– Демон Перфекционизма? – переспрашивает Наоми и ее бровки собираются в кучу. Она хмурится. Она не понимает.

– Да. Именно. И у нас есть девушка, которую терзает этот демон. – поясняю я: – и мы, сотрудники, участники и профессионалы Клуба Экзорцизма не можем просто так пройти мимо! Верно, Томоко?

– Пфхвх! – Томоко давится печенькой, застигнутая врасплох и спешно кивает головой, мол верно, не бросим брата… то есть сестру в лапах коварного демона.

– Вот нутром чувствую, что пожалею об этом – говорит Наоми, все еще хмурясь: – но ты же про меня говоришь?

– А ты догадлива. – прищуриваюсь я: – как и ожидалось от старосты нашего класса…

– Чего тут догадываться – отвечает Наоми: – нас тут трое, в качестве своего «мы» ты имеешь в виду себя и Томоко-чан, следовательно… – тут она прерывается и смотрит на меня подозрительным взглядом.

– Ты же издеваешься надо мной, да? Томоко-чан, он же издевается надо мной, верно? Это у него сарказм? – спрашивает она, повернув голову к Томоко. Томоко откладывает печенюшку и кивает.

– Так точно – говорит она: – издевается, гад. Это у него чувство юмора такое. Ничего, Наоми-чан, ты привыкнешь. Правда постоянно охота его по голове ударить, но он просит по голове не бить. Уверяет, что ею он думает.

– А так и не скажешь – задумчиво отвечает староста: – что думает. И что головой.

– О! А ты уже привыкаешь! – Томоко хлопает в ладоши: – он вообще странный, наш Кента, но если привыкнуть, то ничего вообще. А ты вон… и сама так умеешь. Тебе понравится. Правда близко с ним сходится не советую, ему Мидори-сан нравится, он ей предложение делал, а она его отшила.

– Ты-то откуда знаешь?! – взвиваюсь я. Томоко только глаза закатывает.

– Об этом вся школа знает. – сообщает она: – то ли Мико, то ли Кэзука рассказала.

– То есть меня видел голой парень, который еще и не испытывает ко мне никаких чувств. – поджимает губы Наоми: – а я-то надеялась на свадьбу и белую фату. Такую, знаешь, как вуаль, чтобы до пола.

– Ужас – поддерживает ее Томоко: – а меня он вообще всю видел. С другой стороны – ты его тоже видела. И как честный человек – должна на нем женится.

– Замуж выйти – машинально поправляю я.

– Какая разница – машет рукой Томоко: – главное, чтобы детки здоровые были.

– Очень смешно – говорю я, понимая, что сам выпустил джинна из бутылки, создав атмосферу, где приемлемы все эти шуточки и подначки. Ну и ладно, моя задача – создать безопасную атмосферу, где не критикуют, а всего лишь могут пошутить, но беззлобно, по-доброму, с улыбкой и не держа камня за пазухой. И только сейчас у меня начало получаться. Раньше девушки так себя не вели, не позволяли себе такие шутки. Значит все идет как надо. Теперь осталось поддерживать такую атмосферу. Люди, с которыми можно поделится всем, без страха, что тебя осудят. Место, где всегда безопасно. Да, так и начинаются секты и мировые религии.

– Ладно – говорю я, сделав серьезное лицо: – так вот, о демоне Перфекционизма. Ты, Наоми-чан у нас – ярко выраженная отличница. И перфекционистка. Есть два типа перфекционизма и один из них нам не нужен. Потому мы выгоним этого демона из тебя и тебе станет легче… так… что же мне нужно будет?

– Тряпку, чтобы пол потом вытереть? И раздеть ее догола, а то обмочится? – понятливо кивает Томоко.

– Что?! – глаза у старосты округляются и она отодвигает чашку с чаем: – а это точно необходимо?!

– Да ты не переживай! – сообщает ей Томоко: – он всего лишь тебя разденет, а потом задушит разок до потери сознания и …

– Господи… – я массирую переносицу: – дай мне силы. Наоми! Никого я душить не буду. Для каждого случая – свои приемы и техники. То, что было хорошо в том случае – не обязательно применимо в этом и …

– Так он тебя сперва раздел, а потом придушил?! – Наоми смотрит на Томоко. Довольная Томоко – кивает. Надо бы в следующий раз расписку брать о неразглашении, думаю я, а то весь педагогический эффект пропадает.

– Эээ… – подвисает Томоко, которая только сейчас понимает, что сама завела себя в такое положение. Потом отмирает и кивает головой.

– Ага! – говорит она: – я раньше всего боялась, а потом сразу легче стало. И тебе полегчает.

– Отчего тебе полегчало? – задает вопрос Наоми: – от … того, что тебя придушили?

– Нет – мотает головой Томоко: – вовсе нет. Это – сатори. Ощущение близости смерти. Осознание красоты и прелести жизни. Понимание того, что все твои проблемы сейчас – всего лишь пыль. И ты сама – тоже всего лишь пыль на ветру. Что уже завтра тебя может не быть. Это … трудно объяснить.

– Трудно объяснить? – Наоми смотрит на Томоко, чуть наклонив голову и у нее в глазах появляется упрямое выражение. В свою очередь я понимаю, что разговор у нас уходит куда-то в сторону. В незапланированную сторону. Я вообще не собираюсь больше злоупотреблять такими вот мерами экстренной психотерапии как в прошлый раз. Это и подействовало только потому, что психика Томоко была уже расшатана, катарсис был ей на пользу… а вдруг не вышло бы? Не, впредь я собираюсь действовать осторожно, как балерина на пуантах, как пианист – кончиками пальцев. Деликатно. У меня есть время, а значит можно работать скальпелем, а не топором.

– Я ведь хотела в ту ночь с моста сброситься. – тихо говорит Томоко, немного сжимаясь: – думала, что раз – и все. Вода холодная и глубоко там. Кимоно надела летнее… красивое такое. Только на самом деле не хотела. Боялась. Вот и написала ему – она кивает на меня: – видимо хотела, чтобы он меня остановил. И он остановил.

– Извини – опускает глаза Наоми: – я не хотела…

– Да все нормально – улыбается Томоко, но улыбка у нее выходит грустной: – он и вправду меня спас. А значит – может распоряжаться мною как хочет. Верно, Кента-кун? Я теперь – принадлежу ему.

– Эээ… – выдавливаю из себя я. Конечно, спасти то я спас, но судя по всему – создал девушке ненужную фиксацию на объекте, то есть на мне. Я уж думал про все это «ты теперь принадлежишь мне, жалкая рабыня!» – она уже позабыла, уж больно много событий прошло с того памятного вечера, но поди ж ты.

– Как это – принадлежишь ему?! – глаза у Наоми-чан достигли физических пределов, дальше которых они округлятся не могут в принципе.

– Ну смотри – объясняет ей Томоко: – он говорит, что так как я хотела сама выбросить свою жизнь, а он – подобрал ее, то она теперь его. Это как если кто-то выбросит платок, а кто-то – подберет его. Значит он теперь мой хозяин.

– И может делать с тобой что угодно? Что хочет? – спрашивает Наоми, все еще пребывая в состоянии культурного шока.

– Конечно – пожимает плечами Томоко: – ведь он мой хозяин. В школе, при всех мы это не показываем, но ты моя подруга, поэтому можешь знать об этом.

– А он уже… – снова начинает краснеть Наоми от обилия своих мыслей.

– Так. – говорю я, прерывая это вакханалию признаний: – давайте все же вернемся к предмету разговора. Это к делу не относится. – тут я едва не сказал что-то вроде «и вообще, Томоко, отныне ты свободный человек, никакая ты не рабыня», но глядя на нее – передумал. Для нее это важно сейчас и вот так вот разбрасываться словами означало бы играть с ее жизнью, а то, что легко дается – не ценится. Она сама выбрала этот путь, и пока сама не посчитает что выплатила долг полностью – не успокоится. Лично я считаю, что она ничего и никому не должна, а особенно мне, но когда кто меня слушал?

– Мне кажется, что относится – задумчиво говорит староста: – а меня можно тоже …

– Нет – отвечаю я, чувствуя, что у меня начинает дёргаться глаз. Чертова Томоко так убедительно расписала как это здорово – «раздеть и придушить». Ей бы торговым агентом быть, ей-богу. Ну кого в здравом уме может привлечь такая перспектива? А вот «познать состояние сатори, между жизнью и смертью» – это прямо-таки маркетинговый ход. Так и представляю Хироши, который со своей дьявольской ухмылкой впаривает билеты на «познание себя и Вселенной, погружение в сатори всего за десять тысяч иен».

– Нет – повторяю я: – сегодня мы поговорим о твоем перфекционизме и подготовим почву для изгнания этого демона. Просто поговорим. Все подготовим и проведем «ритуал изгнания»… скажем завтра. Или послезавтра. Сегодня уже поздно, да и всего необходимого у меня сейчас нет.

– Веревок – кивает Томоко: – наручников. Хлыста. Впитывающей пеленки и полиэтиленовой пленки, и …

– Ничего подобного! – отрицаю я, видя как щеки и уши старосты вспыхивают алым цветом: – я потом скажу что надо. И вообще, Томоко-чан, что-то ты слишком разговорчива для рабыни, нет?

– Да, мой господин! – склоняется в поклоне Томоко, очень довольная собой. Почему? Кто ее знает. Наверное, я смогу понять, если подумать, но сейчас у меня нет времени. Надо подготовить самый важный инструмент для изгнания злых духов. Саму Наоми.

– Вот скажи мне – поворачиваюсь я к Наоми: – ты знаешь что ты все делаешь хорошо?

– Конечно – кивает та: – а иначе – зачем делать вообще?

– Угу. Но если выбор стоит между делать хоть как-то или не делать вовсе – что ты выберешь?

– Не делать. – ни на секунду не задумывается она: – зачем что-то делать так себе? Уж лучше вообще не делать, чем делать не очень.

– Понял – киваю я: – а почему?

– Что почему? – недоуменно поднимает на меня глаза Наоми. Она уже перестала напоминать цветом лица кумачовые стяги революции и сейчас напряженно хмурит брови, думая над моими словами: – почему лучше не делать, чем делать плохо?

– Хотя бы средне – пожимаю плечами я: – не обязательно прямо совсем плохо. Но почему?

– Да потому что в мире и так полно людей, которые делают все плохо! – отвечает Наоми: – и потому что меня так учили. Если что-то делаешь – то делай это хорошо!

– Хорошо – киваю я: – я понял тебя. Смотри, суть перфекционизма в том, что он тебя изматывает. Ты стараешься сделать все хорошо, но что такое оценка «хорошо»? Или «отлично»? Оценки есть только в школе, в жизни нет такого понятия – оценка. Нет понятия – правильное решение. Жизнь – она многогранна. Знаешь, что идет рука об руку с излишним перфекционизмом? Чувство вины. И страх оценки. Мы снова возвращаемся к страху… и тут надо сказать, что вина – это всего лишь одна из форм, которую принимает страх. Так что демон Перфекционизма растет оттуда же, откуда и все остальные твари подсознания – из страха. Ты – смелая девушка и просто не знала о том, что вина – это тоже страх. Тот, кто смел – не испытывает вины. Он может натворить дел, но он не чувствует вины. Если он может исправить то, что натворил – он исправляет это. Если не может – то делает вывод и старается не повторять ошибки. Но не терзает сам себя.

– Ты хочешь сказать, что желание все делать хорошо – это плохо? – спрашивает Наоми.

– Нет. Желание все делать хорошо – это нормально. Когда умирал Будда, он так и сказал «что бы вы не делали – делайте это хорошо». Вообще желание и стремление делать все хорошо – это основа основ буддизма.

– Но …

– А вот что не хорошо – так это излишнее стремление сделать не просто хорошо, а отлично. Безупречно. Безукоризненно. При этом, когда такое вот стремление становится навязчивой идеей, когда вырезать древко для копья и встретить зверя и вот он уже за дверью, а ты не просто вырезаешь древко – ты начинаешь украшать его орнаментом, покрывать узорами, сомневаешься в выборе материала… и тут зверь тебя съедает. Потому что для дела нужна просто длинная палка и она не должна быть совершенной палкой. Понимаешь?