Текст книги "Чужая игра"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Мое появление на соревнованиях и так подозрительно. А если выяснится, что я без мыла в задницу лезу, чтобы попасть в охрану «Витас-банка», к самому Чону, то на меня сразу наденут «колпак» и выполнять задание Абросимова будет весьма затруднительно.

Если не сказать – невозможно.

И еще одно обстоятельство питало мои надежды на удачный исход внедрения – сам хозяин банка, Наум Борисович Витаускас.

Главное, что я успел подметить, когда победил в финале, было выражение его лица, остававшееся на протяжении всего кумитэ брезгливо-холодным и бесстрастным.

Глаза банкира загорелись нескрываемой жадностью, будто в этот миг Витаускас увидел нечто очень дорогое, что можно купить за бесценок.

Озабоченно собрав морщины на лбу, он в нетерпении заерзал и что-то шепнул Чону.

Скорее всего, идея пригласить меня в охрану банка принадлежала ему.

А такие люди никогда не тушуются перед трудностями. В особенности если их можно преодолеть с помощью универсального и привычного инструмента – денег.

Только когда хлопнула дверь за Чоном, я наконец заметил, что скоро сварюсь как рак – сверху на меня изливался кипяток.

Выругавшись, я добавил холодной воды и на несколько минут отключил восприятие внешнего мира, окунувшись в медитацию восстановления.

Жизнь уже не казалась мне постылой и ненужной.

Опер

Мы с Латышевым прослушиваем оперативную запись телефонных переговоров Здолбунского.

…3долбунский. Да не было, не было у меня в тайнике никакого оружия!

Некто. А деньги? Откуда столько «капусты»?

Здолбунский. При чем здесь деньги? Я говорю об оружии.

Некто. А я о деньгах. Ты должен был сдать их на кассу. Почему не сдал? В какие игры ты начал играть?

Здолбунский. Какие игры?! Я ничего не утаиваю, клянусь! Там просто был… небольшой запас на черный день.

Некто. И сколько?

Здолбунский называет цифру, и мы с Латышевым смеемся – хитрец!

Михаил Семенович, скорее всего, доложил одному из своих шефов, пока нам неизвестному, только о тех деньгах, что были записаны в протокол.

Остальные, рассосавшиеся по карманам омоновцев, он с явным облегчением оставил за кадром.

Я мысленно восхитился Кузьмичом – психолог. Он сразу сказал, что Здолбунский готов к этой сумме добавить еще столько же, лишь бы мы тихо-мирно, а главное – без протокола разошлись.

Разговор велся через спутниковую связь, и наши «клиенты» не подозревали, что их можно прослушать.

Наивняк…

При современной электронике можно подслушать даже мысли собственной жены. Но лучше не надо – мужские мозги таких откровений могут не выдержать.

Некто. Как, ты говоришь, зовут того майора?

Здолбунский. Какого майора?

Некто. Тебя что, переклинило? Я говорю о том майоре, который возглавил группу, устроившую шмон.

Здолбунский. A-а… Его фамилия Ведерников. Он из УБОП.

На линии неожиданно воцарилось молчание.

Запись оказалась отменного качества, и нам было слышно тяжелое дыхание Здолбунского. Его собеседник затих – возможно, он вел переговоры по другому телефону.

Здолбунский. Алло! Алло! Куда вы пропали?

Некто. Ты еще на линии?

Здолбунский. Я уже думал…

Некто. Помолчи. Что этот майор тебе сказал?

Здолбунский. Чтобы я срочно решил вопрос с квартирой для этой… как ее… старухи, Лапушкиной. Надеюсь, вы помните.

Некто. Да-да, конечно…

Здолбунский. И что мне делать?

Некто. Решай.

Здолбунский. Почему?! Это стоит немалых денег. Вы ведь сами недавно говорили, что…

Некто. Обстоятельства изменились. Ты хочешь, чтобы пошла в ход состряпанная ментами липа?

Здолбунский. Правильно – состряпанная. Я ни в чем не виноват! Оружия не было. А деньги в тайнике – это не криминал.

Некто. Дурак! С органами связываться – себе дороже.

Здолбунский. Разве у нас там нет своих людей? И здесь, и в столице. Мы что, платим им только за красивые речи?!

Некто. Ведерникова оставь в покое! Делай, как он тебе сказал. Это приказ.

Мы опять многозначительно переглядываемся. Это уже кое-что.

Почему это какой-то милицейский майор – неприкасаемая личность? И это в нынешние времена…

Кому-кому, а нам хорошо известно, какую бурю звонков от власть имущих могли вызвать Некто и компания, обратись они к тем оборотням, что хлебают помои из их корыта.

– Есть касание? – спрашиваю, вернее, констатирую факт терминологией космонавтов.

– Есть, – подтверждает довольный Латышев.

Я тоже рад – наша неожиданная для них наглость начала приносить плоды.

– Кто собеседник Здолбунского?

– Выясняем… – Латышев посмотрел на наручные часы. – Я жду телефонного звонка с минуты на минуту.

– У меня есть предложение…

– Вроде того, что вы провернули с магазином фирмы «Теллус»? – Латышев откровенно смеется.

– Почти. Нужно хорошо потрясти и «Витас-банк».

– Ба-ба, какие мы храбрые!

– Нельзя долго ходить вокруг да около. Пора нанести удар в центр осиного гнезда. Тогда результат не замедлит сказаться, и…

– И вас уроют немедленно. И всех остальных, начиная с генерала, осмелившегося дать такое указание, меня, как вашего непосредственного начальника, и ребят, участников операции. Я не имею в виду физическое устранение, хотя и такой вариант возможен, но в органах после этого нам не работать.

– Вы так дорожите службой?

– В мои годы дорожить можно только семьей и здоровьем.

– Так какие проблемы?

– Никаких. Семьи у меня нет. Была, но… Это не суть важно…

– Генерал?..

– Он в первую голову политик, но все равно порядочный человек. И если мы настоим, он нас поддержит.

– Тогда что?

– Рано. Нельзя спугнуть их прежде времени. Если мы не соберем железный фактаж, нас заклюют.

– Это точно…

– Вой поднимется не только в парламенте, но и за бугром. Притом на самом высоком уровне, вплоть до Конгресса США. Там очень пристально наблюдают за развитием нашей «демократии».

– Да уж… Радетели еще те… В своем глазу и бревна не видят, а в чужом и соринку замечают.

– Вот-вот… А вам хорошо известно, как относится наш президент к своему имиджу.

– Но мы не можем сидеть сложа руки!

– Верно. Не можем и не имеем права. И не будем.

– Тогда за чем остановка?

– Сейчас во всех грехах винят в первую очередь правоохранительные органы. Поэтому в случае промашки все камни полетят в наш огород.

– И не только камни, но и оргвыводы.

– Естественно. Инициатива всегда наказуема. Даже если она приносит несомненную пользу. А уж какую булыгу швырнет президент, можно только гадать. И не потому, что он редиска. Его просто заставят отреагировать соответствующим образом. Надеюсь, вам известно, кто у нас царит, а кто правит?

– Еще бы.

– Тогда мне нечего добавить. Мы профессионалы и обязаны учитывать все нюансы в расследовании. Вы знаете, как рассыпаются дела в суде из-за элементарного головотяпства следствия.

– И как тогда дальше нам действовать?

– Вы наблюдали, как рыбки едят брошенный в аквариум кусок булки?

– Приходилось…

– По крошке, отщипывая со всех сторон, покуда от куска не останутся одни круги на поверхности. Да и те вскоре превращаются в гладь.

– Не могу понять, в чем аналогия.

– Так нужно работать и нам: щипать, кусать, тормошить, не давая ни дня покоя, чтобы в конце концов добраться не только до рыбаков, которые забросили сеть, но и до тех, кто ее сплел.

– Вот теперь дошло.

– Нам нужно проверить каждый узелок, каждую ниточку этой сети, чтобы потом все остальное было делом голой техники. Проверить и подтвердить материалами.

– А что делать со Здолбунским?

– Выполнять обещание. С квартирой он вопрос решил?

– Успел, хитрован… Двухкомнатная, улучшенной планировки.

– Круто… – Латышев рассмеялся. – Оказывается, майор Ведерников – весьма авторитетная личность в городе.

– Оказывается…

Я угрюмо покривился, пытаясь изобразить улыбку.

– Значит, документы в стол?

– Ни в коем случае! В этом вопросе нужно быть джентльменом. Деньги отдать – это само собой ясно. А протоколы нужно уничтожить на глазах Здолбунского. Они должны теряться в догадках.

– Теряться в догадках?

– Именно. Давайте поразмышляем. Мы провели выемку из тайника. Здесь для них все понятно – кто-то настучал.

– А значит, они будут искать наводчика.

– Естественно, притом среди своих. Но не думаю, что найдут… – Латышев снова довольно хохотнул.

– Это точно, – подтвердил я слова полковника. – Мы ведь пошли к Здолбунскому практически наобум.

– Ну, не совсем так… Но все равно элемент нервозности мы им подбросили. Дальше – оружие. То, что это наших рук дело, ни для кого не секрет. Спрашивается в задаче – зачем? Как бы вы ответили?

– У Ведерникова крыша поехала… понятно из-за чего… И теперь он рвет и мечет, рубя направо и налево, правых и виноватых. А Федотовна – извините, Лапушкина – только хороший предлог.

– Все точно. И логично. Кроме одного – нашего финального аккорда с оружием. Ведерникова все знают как бессребреника…

Я почувствовал, что краснею, вспомнив деньги, полученные от Кузьмича.

– Тогда почему и кто осмелился подбросить оружие Здолбунскому? – продолжал полковник. – Понятно, что эта идея никак не могла исходить только от майора Ведерникова, без соответствующего указания свыше.

– Несомненно.

– Но если уж сделали так, то из каких соображений дело спустили на тормозах?

– Вы правы – никакой логики.

– То-то, – с удовлетворением прищурился Латышев. – И пусть теперь их аналитики гадают на кофейной гуще, что и почем.

– Я думаю, у них есть только одна исходная предпосылка: квартира Лапушкиной является лишь предлогом к чему-то неизвестному, а значит – опасному.

– Скорее всего, так они и решат.

– Это хорошо. Ведь все тайное страшит гораздо больше, нежели явное.

– Верно. А мы в итоге нажали на болевые точки и теперь отслеживаем реакцию «клиентов»…

Я не стал дожидаться, пока Латышеву доложат о результатах анализа прослушивания телефонов «Витас-банка» и фирмы «Теллус».

Я направил стопы в свой кабинет, чтобы более тщательно обдумать идейку, подброшенную моим новым шефом, который начинал мне нравиться. Похоже, мужик он и впрямь стоящий.

Я шел и думал, что нам снова предстояло отщипнуть еще один кусочек пирога у нашего противника.

По пути к кабинету я размышлял над тем, что так и не раскусил до конца роль Латышева в этой облавной охоте на «Витас-банк» и иже с ним.

Неужели полковником движут только высокая гражданская сознательность и чувство долга? И почему он до сих пор так и не дал мне все материалы по расследованию?

Что за этим кроется?

Из каких соображений Латышев кормит меня лишь намеками: «активность мафиозных структур в этом регионе», «многоходовые комбинации группы банков и зарубежных фирм»… И тэдэ и тэпэ.

В общем, сказочки для салаг, новичков в сыскном деле. Но он ведь хорошо знает, что я собаку в этом деле съел. Читал мое личное дело, и, наверное, очень внимательно.

Наконец – «мы». «Нас заинтересовало…», «Саенко мы достанем»… «Мы» – это Главное управление? Что-то не похоже.

У меня, например, создалось впечатление, что о нашей разработке «Витас-банка» в столице ни сном ни духом не знают. Спросить бы, но субординация…

Ладно, допустим, строгая конспирация, узкий круг посвященных в разработку лиц и прочее.

Но с какой стати меня-то держать на голодном пайке?

Я понимаю – фонарь, он и есть фонарь. Свети, высвечивай, но только свой участок.

Однако Латышев не тот человек, чтобы не понимать, что майор Ведерников просто не может по складу характера и по должности быть болванчиком в карточной игре.

Мало того – в нашем УБОП появились новые сотрудники, тоже приезжие, подчиняющиеся напрямую Латышеву.

Они составляли небольшую часть – нас теперь в штате до хрена и больше, – но занимали ключевые позиции: прослушивание, техобеспечение операций и даже работа с кадрами, что всегда было прерогативой областного управления внутренних дел.

Кто же ты такой на самом деле, полковник Латышев, черт бы тебя побрал?!

В кабинете я не засиделся. На сегодня у меня было запланировано одно очень нужное и важное, с моей личной точки зрения, дельце.

Спустившись в гараж и зафрахтовав «волжанку» – теперь у меня было право использовать служебный транспорт в любое время дня и ночи, – я поехал в мебельный магазин, где потратил энную сумму от «навара» на Здолбунском.

Заплатив грузчикам и указав адрес, куда нужно доставить мебель, я плотно поужинал в небольшом частном кафе, а затем порулил к Федотовне.

Мне открыли, едва я постучал, – звонок еще не установили.

– Мамочки, кого я вижу! Наш найденыш! – На пороге стояла, широко ухмыляясь, Стрёма. – Заходи, тяпнешь стаканчик. У нас сегодня новоселье.

– У нас?

– Ну у Федотовны. Какая разница. Быстрее закрывай дверь – сквозит…

Мебель, которую я купил часа два назад, уже стояла на своих местах. А в кухне гудел шалман.

Верховодили, как обычно, Стрёма и Кукла.

Маркуша только довольно басил и делал вид, что он главный в этой компании.

Обалдевшая от неожиданно привалившего счастья Федотовна скромно сидела на почетном месте и лишь приговаривала: «Слава Богу, слава Богу…»

– Штаны принес? – встретил меня вопросом Маркуша.

– А как же. Держи… – Я сунул ему в руки сверток с одеждой. – Спасибо.

– За спасибо сыт не будешь… – ворчал Маркуша, снимая магазинную обертку. – Эй, что я вижу? Ни хрена себе…

– Костюм, рубаха, носки и ботинки. Как договаривались.

– Мужик, ты че, поехал? Зачем мне все это. Не-ет, так не пойдет. Верни мне мое – и дело с концом.

– Заткнись, Маркуша! – Стрёма с жадностью схватила одежду. – Человек от всего сердца, а ты…

– Положь где взяла! – рявкнул Маркуша. – Тебе все мало, утробище ненасытное! Пусть мое принесет. Если я надену это барахлишко, то мне завтра перо в бок сунут – и поминай как звали. Каждый сверчок должен знать свой шесток.

– Дурак ты, Маркуша! – вызверилась на него Кукла. – Загоним вещички кому-нибудь – и дело с концом, если не хочешь надевать.

– Правильно.

Стрёма сгребла мой подарок в охапку и поторопилась выйти в другую комнату.

– Вот зараза… прошмандовка… – бубнил набурмосившийся Маркуша. – Продаст и половину прикарманит. Знаю я ее, стерву…

– Выпей за здоровье Федотовны. – Кукла не пожадничала, налила мне стакан почти доверху. – У нас тарань есть, колбаса «Докторская», – сказала она с гордостью. – Тяни.

Я молча выпил. И закусил.

Странное дело – в компании отверженных мне было сейчас спокойнее и приятнее, нежели среди своих коллег. Этим обездоленным не нужно было кривить душой, что-то из себя изображать, они делились последним, не задумываясь, как будет завтра.

Уходя, я отозвал Федотовну в сторонку:

– Возьмите.

Я сунул ей в руки остаток «зелени», что дал мне Кузьмич. Часть этих денег я уже потратил на мебель и одежду для Маркуши.

– Завтра вам привезут и установят холодильник, стиральную машину, телевизор и газовую плиту. Половину этих денег отдайте Стрёме – для всей компании. Свои спрячьте и никому о них не говорите.

– Сынок… – Федотовна просто остолбенела. – Сынок, зачем мне столько? Это много и… и не нужно…

– Нужно. А денег в самый раз. Чтобы вы пожили хоть немного по-человечески. А квартиру теперь у вас никто не отнимет, можете не беспокоиться. Уж я за этим послежу. Прощайте. Здоровья вам.

– Это все… ты… с квартирой?.. – Федотовна беспомощно развела руками, будто собиралась ударить в ладоши.

– Не совсем я. Кое-кто помог. Хорошие люди еще не перевелись. – Тут я почему-то вспомнил Кузьмича. – Не поминайте лихом…

Я не стал слушать благодарственных слов и выскочил за дверь.

– Спаси тебя Бог, спаси тебя Бог…

Это было последнее, что я услышал, сбегая по ступенькам вниз. Хорошо бы, подумал я, ее слова долетели до того, кому они предназначались. Ведь Федотовна сказала их от чистого сердца…

Хорошо, время было уже вечернее, и никто не видел моих слез.

Что-то я в последнее время совсем расклеился…

Киллер

Квартиру мне выделили в доме, который строили западные немцы для офицеров, служивших в Восточной Германии. Ведь по легенде я все-таки был отставником, хотя и топтал пограничные тропы на совершенно противоположной стороне света.

Правда, как я успел подметить, большую часть жильцов составляли люди, не имевшие никакого отношения к армии.

Наверное, этим блатным пришлась по душе черепичная крыша, оклеенные обоями подъезды и современная планировка помещений, отделанных по высшему классу.

Но на однокомнатные, похоже, спрос был мизерный. Потому прапорщика Листопадова смогли пропихнуть через плотный частокол ответственных и полуответственных господ-товарищей без особого напряга, как информировал меня Абросимов.

Меня такие мелочи не волновали. Какая разница, где приткнуться на время. Главное, чтобы никто ничего не заподозрил.

Но мои документы состряпали настолько добротно, что даже военком выразил сочувствие в связи с гибелью моей семьи.

Не говоря уже о соседях из военных. Сами безденежные и большей частью безработные, сплошь погорельцы или беженцы, они приносили мне последнюю краюху хлеба, когда я поневоле изображал маету в поисках работы.

На службу меня приняли в странную конторку, занимающуюся неизвестно чем, но тем не менее стригущую купоны почище некоторых заводов средней руки.

И название этого уродливого подкидыша перестроечной поры соответствовало его истинной сути – ТОО АМУ.

Что обозначали первые буквы аббревиатуры, я знал – «товарищество с ограниченной ответственностью».

Но что касается второй половины ребуса, то расшифровать его не могли даже сотрудники с трехгодичным стажем.

Возможно, что такое или кто такой АМУ, знал наш шеф, господин Бодунов, но, скорее всего, он был лицом подставным, зицпредседателем Фунтом, и его мы видели раз в неделю, и то издалека.

Всеми делами заправлял его зам, некий Андрей Исаевич Болото, реликт застойных времен; от него за версту перло неистребимым духом казарменного социализма.

Однако свои функции он исполнял с завидной цепкостью и четкостью и вовсе не был похож на придурка.

В общем – мужик был сам себе на уме. Впрочем, его обязанности заключались большей частью в бумагомарании. Каждое утро Болото подписывал платежки, чеки, какие-то договоры и прочую бухгалтерско-канцелярскую муть.

В остальное время он сидел безвылазно в кабинете и гонял чаи.

Что там делал любезный Андрей Исаевич, было загадкой не только для сотрудников ТОО АМУ, но и его секретарши Ниночки, страдающей от чрезмерной любвеобильности и словесных поносов.

Платили нам не очень много, но вполне сносно. И главное, вовремя, что по нынешним временам дорогого стоит.

Каждый из нас занимался чем хотел, однако до пяти вечера никто и не помышлял «сделать ноги» – у Болото на первом месте стояла не полезность сотрудника, а рабочая дисциплина.

Моей главной обязанностью была систематизация и подбор материалов по определенным видам сырья и продукции. Потом свои «труды» я передавал Болото и мог спокойно балдеть сколь угодно долго.

От этого идиотского убивания времени, которое почему-то называлось «службой», можно было рехнуться. И я от нечего делать начал осваивать компьютер.

Моим учителем стал Пашка. Никто его по-иному не звал, хотя ему уже перевалило за тридцать и по пьянке он кичился званием кандидата каких-то наук.

Это был настоящий шизофреник, помешанный на компьютерной технике. От него все наши бездельники шарахались как черт от ладана.

Мне Пашка обрадовался, как жаждущий путник роднику. Его беспрерывный треп я преспокойно пропускал мимо ушей, особенно когда учился работать на клавиатуре всеми десятью пальцами.

А в остальном он был просто гением: уже к исходу месяца я знал так много, что и самому не верилось.

Конечно, я мог остановиться на достигнутом, но Пашка вбил себе в башку, что я программист от Бога, и насел на меня с утроенной энергией.

В его утверждения я не очень верил, хотя, не скрою, мне было лестно.

Впрочем, я и не сопротивлялся – пусть уж лучше и меня, как и Пашку, считают чудаком, нежели кем-то иным…

Я устроился в эту подозрительную контору «с улицы» – без протекции. По нынешним временам такое везение могло показаться невероятным, если бы не личность Болото.

Когда он узнал, что Алексей Листопадов бывший военный и про то, как с ним поступили после гибели семьи, он недрогнувшей рукой подписал заявление о приеме на работу. И назначил оклад не намного ниже, чем у Паши, без которого контора прекратила бы свое существование.

Остальные, в том числе и я, похоже, были просто для антуража.

Наверное, Андрей Исаевич и сам был в прошлом военным. Но он не отличался словоохотливостью, а потому о нем никто ничего не знал.

И все равно я был ему признателен и испытывал нечто вроде уважения.

Так тянулись дни за днями.

Абросимов через Ливенцова метал в меня громы и молнии, потому что операция внедрения не укладывалась в сроки и вообще грозила провалом.

А я постепенно сжимался от недобрых предчувствий, как часовая пружина, готовая вот-вот лопнуть.

Неужели я перемудрил?

Надо было сразу соглашаться… надо было… Надо было!

Ошибся? Скорее всего. Болван…

Но я ведь точно знал, что в конторе обо мне уже справлялись. Притом сразу после соревнования. Так долго идет проверка? Или я где-то переиграл?

Где именно? Поди определи…

Черт возьми!

Я не выдержал напряженного ожидания и решил форсировать события…

Случай подвернулся идеальный.

Идеальный с точки зрения конспирации – Пашке стукнуло тридцать три года, нам как раз выдали получку, и наш кандидат околовсяческих наук с мужеством, которого от него никто не ожидал, решил спустить зарплату и свои холостяцкие накопления в каком-нибудь приличном кабаке.

Коллектив поддержал эту идею с небывалым энтузиазмом.

Я своих нынешних коллег понимал. Нынче с трудовыми по ресторанам сильно не разбежишься, а случай проехаться на дармовщинку выпадает не чаще дождя в пустыне Калахари.

Ресторан выбирали долго и придирчиво.

Конечно, что-то шикарное и очень дорогое нам не светило – тут все как один были реалистами.

Однако и не хотелось провести вечер в какой-нибудь затрапезной забегаловке, где подают дрянные котлеты по-киевски, салат «Столичный» трехдневной давности на прогорклом майонезе и самопальную водку по цене французского коньяка.

В конце концов выбор остановили на ресторане «Русь».

Открыли его недавно, год назад. И пока он держал марку как один из самых приличных кабаков города.

В других заведениях подобного типа гуляла публика, что называется, оторви и выбрось, привлеченная новомодным стриптизом и возможностью по дешевке купить «косячок» с дурью.

В «Руси» клиентов встречал бородатый швейцар, в отделанных под старину залах царил полумрак, и эстрада играла не набившую оскомину попсу, а по-настоящему хорошую музыку, большей частью песни и мелодии, ставшие классикой.

Скажи кто-нибудь сослуживцам, что посетить «Русь» – это моя идея, у них от удивления глаза полезли бы на лоб.

Дело в том, что ресторан принадлежал фирме «Теллус». И был любимым местом времяпровождения шефа «Витас-банка».

А он категорически не принимал все новомодные веяния, любил простую, но хорошую кухню и ненавидел современные грохочущие ритмы.

Я уже знал, когда он там бывает. Ливенцов снабжал меня самой свежей и надежной информацией.

Потому сумел ненавязчиво вдолбить в Пашкину компьютерную башку, что нужно идти именно в «Русь». И обязательно в пятницу.

Обычно последний день рабочей недели Наум Борисович посвящал сауне.

А после восьми вечера ужинал в банкетном зале ресторана, отделенном от «масс» зеркальной стенкой из бронированного стекла. Это чтобы исключить всяческие неожиданности.

Пашка, уверовав, что идея пойти в «Русь» – его собственная, сражался за нее как лев. Хотя устоять против напора Ниночки, жаждущей блеснуть очарованием в ресторане-казино «Астракон», было невероятно трудно.

И теперь, случись проверка, я был девственно чист. Ведь все сотрудники нашей шарашкиной конторы могли подтвердить, что в «Русь» меня потащили едва не силком.

Мы заказали стол в удачном – с моей точки зрения – месте.

Он располагался на самом виду у Наума Борисовича (который мог преспокойно созерцать зал ресторана, сам оставаясь невидимым). И в то же время был не на проходе, а возле декоративной стенки из дикого камня, увитого плющом.

Мы – это Пашка, я, Ниночка, два подтоптанных мужичка, считающие, что они до сих пор молодые здоровые кобели, задумчивый Ушков, помощник Болото, Маргарита Никоновна, наша мэтресса, баба-огонь, не дающая спуску молодняку, и три свиристелки без спикера в голове, пытающиеся подражать эстрадным дивам.

Все шло, как и положено в подобных случаях: поначалу присутствует некоторая скованность, дамы изображают недотрог, кавалеры любезны и галантны, тосты умны и велеречивы, Пашка застенчиво-важен и пытается не перепутать, в какую руку брать нож, а в какую вилку, зажженные свечи еще не оплыли, пианист, «разминающий» публику, играет что-то грустно-задумчивое…

Все спокойно, чинно и благородно.

Народ отдыхает и расслабляется…

Я немного нервничал и часто украдкой посматривал на часы. Уже было пятнадцать минут девятого, а Наум Борисович еще не появился.

Конечно, мне было известно, что он попадает в банкетный зал через специальный вход из подземного гаража.

Но все равно перед его прибытием телохранители перекрывали все возможные и невозможные пути проникновения в ресторан.

Их тоже пока не было.

Проклятое невезение! А я уже раскатал губу…

Нет, Абросимов прав – из меня психолог, как из дерьма пуля. А уж шпион – тем более. Как говорится, кто на что учился…

Это факт.

Я теперь пожалел, что не доложил о своем плане Абросимову. Возможно, он помог бы через свои каналы вытащить президента «Витас-банка» в ресторан к намеченному сроку.

Хотя… чему быть, того не миновать…

Тем временем наша компашка уже развеселилась и теперь стравливала пар в танцульках. Ниночка, эта прилипчивая стервоза, захомутала меня всерьез и теперь лежала на груди, томно вздыхая и пытаясь прижаться потесней.

Хотя куда уж ближе…

Ушков, даже на хорошем подпитии не теряющий своего загадочно-задумчивого вида, танцевал, степенно поддерживая Маргариту Никоновну, которая стреляла по всему залу черными, брызжущими бенгальским огнем глазищами, выискивая свой идеал.

Она была замужем только раз и всего месяц, после чего напуганный ее темпераментом муж пустился в бега в поисках спокойной гавани, где не так сильно штормило.

В дальнейшем любвеобильная Марго испытывала соискателей руки и сердца еще до свадебного причала. Притом по полной программе.

Но избранники будто сговорились и шли ко дну самое большее через неделю. Вот такие у нас хилые мужики…

Однако Маргарита Никоновна была оптимистка и надежду встретить сексуального гиганта не теряла.

Она даже пыталась заарканить иностранца, который был немало наслышан о разнообразных достоинствах и красоте славянок.

Говорят, что после двух суток пламенной любви с Маргаритой Никоновной он ночью сбежал в аэропорт, где купил билет на первый попавшийся рейс, оставив в гостинице все свое барахло.

По приезде домой этот любитель острых ощущений написал книгу о русских женщинах, которая стала бестселлером. Не больше и не меньше.

Поэтому Маргарита Никоновна могла со спокойной совестью утверждать, что открыла миру талантливого беллетриста.

Историю ее любовных приключений рассказала мне все та же Ниночка, правда присовокупив еще и несколько пикантных подробностей – так сказать, не для прессы.

Наш гениальный Пашка потух и лишь что-то бессмысленно бормотал, приветственно помахивая двум нашим плешивым орлам, вихляющим расплющенными задницами с молодым поколением.

Еще одна девица курила сигарету за сигаретой и строила глазки шустрому официанту, порхающему между столов.

Короче – Пашкин вечер удался. Если, конечно, судить по его основному предназначению.

А вот что касается моих проблем, то они только усугубились…

Я решительно стряхнул с себя разомлевшую Ниночку и пошел в туалет. Мне до зуда в ладонях захотелось умыться, чтобы смыть с лица пудру и запах духов моей партнерши.

Часы показывали полдесятого, и я должен был решать, что делать дальше – ждать или незаметно сваливать, пока Ниночка не затащила меня в постель.

Отказать ей – значило нанести смертельную обиду и заполучить коварного и беспринципного врага. Я уже знал, что своим длинным языком она могла и слона завалить, и мне очень не хотелось попасть под ее пристальное внимание.

При всех своих чисто женских недостатках Ниночка вовсе не была дурой. Скорее наоборот. В противном случае Болото вычистил бы ее в два счета.

Правда, поговаривали, что она была пассией самого господина Бодунова, бывшего комсомольского работника, надменного лощеного болвана, но я сомневался.

Возможно, Ниночка и попала в контору через постель шефа, но не более того.

Обычно такие деятели блюдут внешнюю нравственность с фанатизмом средневековых пуритан. А если учесть, что Бодунов не мог и шагу ступить без своей половины, дамочки с претензиями, то разговоры о его какой-либо связи с секретаршей были не более чем досужим вымыслом.

Я уже открыл дверь в вестибюль, как вдруг заметил оживление в зале.

Мне хватило одного взгляда, чтобы скверное настроение улетучилось, словно сигаретный дым, – есть!

Бесцеремонно расталкивая подгулявших посетителей, между столиками замелькали внушительные фигуры охранников Наума Борисовича.

Некоторых я знал в лицо – они были на соревновании. Я не стал задерживаться и прошел в туалет.

Теперь мне осталось ждать недолго…

Когда я возвратился, Ниночка вовсю отплясывала со здоровенным амбалом, компания которого сидела неподалеку.

В душе я обрадовался безмерно – она сама, без моего вмешательства, предложила себя в качестве наживки.

И рыба, намеченная мной еще в начале вечера, проглотила эту наживку целиком и бесповоротно. Мне осталось лишь сыграть ревнивца – и дело в шляпе.

За этой компанией я приглядывал все время.

Ничего необычного – крутые просаживали шальные бабки, зашакаленные «тяжким» рэкетирским трудом.

Однако вели они себя на удивление тихо. Похоже, понимали, кто тут есть кто, и на неприятности не нарывались.

Но я чересчур хорошо знал, какие мысли бродят под их узкими лбами, чтобы обольщаться на сей счет. Достаточно даже слабой искры, чтобы взыграло ретивое, – перемирие между городскими бандами и отдаленно не напоминало прочный мир.

Каждый из этих ублюдков мнил себя пупом земли и готов был не задумываясь перегрызть глотку любому, лишь бы доказать свое «я», заменяющее мозговые извилины.

И все-таки, несмотря на долгое ожидание, мне в этот вечер везло.

Во-первых, я заметил Чона, на секунду показавшегося в двери банкетного зала. Значит, Наум Борисович точно здесь – в злачных местах кореец не отходил от него ни на шаг и, наверное, сопровождал даже в сортир.

А во-вторых, Ниночка оказалась на высоте своего «целомудрия» и преданности коллеге по работе.

Когда нахальный амбал, вообразивший, что телка уже в кармане, бесцеремонно потащил ее в круг на следующий танец, она сначала возмущенно вырвалась. А затем, когда ее горе-ухажер не оставил своих притязаний, недолго думая влепила ему пощечину.