Текст книги "Чужая игра"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Что вспоминать о Шалычеве? Дела давно минувших дней…

– Не скажите. Именно Шалычев начал достаточно интенсивную подготовку опытного завода к передаче зарубежным инвесторам. Он пробил эту идею практически во всех инстанциях, но довести задумку до финиша ему помешали… скажем так, некоторые скорбные и непредвиденные обстоятельства.

– Горечь такой большой непоправимой утраты до сих пор терзает мое сердце.

Виктор Егорович ответил мне долгим сумрачным взглядом. И лишь спустя какое-то время он сказал:

– А вы циник, майор.

– Это меня испортила профессия. Между прочим, в нашем городе убивают почти каждый день. И мне совсем не важно, кто эти люди, хотя по многим из них давно веревка плакала. Моя задача найти убийц. В том числе и киллера, который отправил на тот свет губернатора. К сожалению, это дело у меня забрали уже на начальной стадии разработки.

– Почему – к сожалению? Разве у вас мало работы?

– Работы хватает, – ответил я. – Но убийство Шалычева – это особая статья. Насколько мне известно, в деле много нестыковок и натяжек.

– Что вы имеете в виду? – быстро спросил Виктор Егорович.

– Это вам интересно?

– В свете задач, поставленных передо мною руководством, – очень.

Странно… Чтобы не сказать больше. Мне показалось, что Виктор Егорович изменился в лице. Хотя… что может измениться на каменной маске, покрытой морщинами?

– Всех деталей я уже не помню…

Я говорил, тщательно обдумывая каждое слово. Все-таки интерес Виктора Егоровича к убийству Шалычева показался мне подозрительным. Тем более, что с материалами по делу он явно был знаком.

Но ему хотелось знать то, что осталось за кадром, образно выражаясь. А точнее – его интересовала версия майора Ведерникова.

Он что, считает меня Шерлоком Холмсом? М-да…

– …поэтому я считаю, что искать убийц Шалычева нужно не здесь. Так же, как и заказчиков.

– А где? – спросил Виктор Егорович, вперив в меня свой змеиный взгляд.

– Все это только мои предположения… Но мне кажется, ноги в этом деле растут из столицы.

– Факты!

– Их почти нет. Однако наша служба наружного наблюдения за неделю до убийства Шалычева зафиксировала повышенный интерес к нему со стороны военных.

– Даже так? А в чем он выражался?

– Ему прицепили солидный хвост. По Шалычеву работали несколько машин, что, согласитесь, уже кое о чем говорит. Причем весь транспорт, задействованный в наружном наблюдении за губернатором, был не наш. И вели его весьма профессионально.

– Тогда почему в деле об этих фактах не сказано ни слова?

– Потому… – Я криво ухмыльнулся. – Данные нашей «наружки» просто испарились. Из дела их изъяли.

– Кто это мог сделать?

– Скажем так – заинтересованная сторона. Люди, которые имеют немалую власть.

– Возможно… А почему вы думаете, что Шалычева вели военные?

– Зафиксирован оживленный радиообмен. Использовавшаяся для этого аппаратура была большой мощности. Такая есть только у военных. При этом использовалось кодирование.

– И это все?

Я немного замялся. Говорить, не говорить…

А, ладно! Пусть знает. Если уж мы теперь в одном котле варимся, нужно быть по возможности откровенным.

– Нет, не все. В эти дни военный аэродром, расположенный вблизи города, работал с повышенной нагрузкой. Чего раньше не случалось, так как у них с горючим всегда большие проблемы. Причем летали самолеты транспортной авиации.

– Ну, это, как говорится, вилами по воде писано…

– Не совсем так. По отдельности эти факты мало о чем говорят. Но если их объединить… На месте следователя, который ведет дело Шалычева, я бы допросил командира авиабазы, летчиков и техников. Пусть расскажут, что они возили в чревах своих «коров».

– Интересная мысль…

Лицо Виктора Егоровича потускнело, будто он спрятался в тень. Мне показалось, что мои откровения ему не понравились. С чего бы?

– Но про то ладно, – продолжил он уже более твердым голосом. – Пусть это дело раскручивают те, кому по штату положено. А мы вернемся к нашим баранам…

Он посмотрел на свои наручные часы.

– Времени у нас уже немного, – сказал Виктор Егорович. – Итак, в оплату за услуги Шалычева «Витас-банк» перевел в западные банки на его счета около десяти миллионов долларов. Мы знали про этот факт, но кто исполнитель – выяснили совсем недавно.

– Скажите, чем так ценен этот завод? Вы ведь сами говорили, что многие наши предприятия – всего лишь куча металлолома.

– В физико-техническом институте, которому принадлежит завод, есть засекреченные лаборатории, где работают над такими экзотическими типами и видами оружия, что человеку непосвященному они могут показаться фантастикой в чистом виде.

– Этого добра еще при советской власти хватало.

– Кстати, взрывчатку, которой был снаряжен патрон в стволе ружья вашего бывшего коллеги капитана Свекольникова, изобрели именно в физтехе.

Я оживился. И спросил не без задней мысли:

– А где ее производят?

– Производят эту взрывчатку – пока в небольших количествах – как раз на опытно-экспериментальном заводе, глубоко под землей. Надеюсь, вы понимаете, что это совершенно секретные сведения.

– Я не сегодня родился…

– Я просто напоминаю.

Виктор Егорович умолк и, как мне показалось, заколебался.

Но затем все же решился: подошел к сейфу, открыл его и достал оттуда продолговатый футляр, похожий на пенал для большого набора слесарных инструментов.

– То, что вы сейчас увидите, лишь малая толика разработок физтеха. – Виктор Егорович открыл футляр. – Изготавливаются такие штуковины на опытно-экспериментальном заводе. После ознакомления с этим образцом вам будет понятен повышенный интерес зарубежных инвесторов к нашему региону и к заводу в частности…

Он достал из футляра нечто напоминающее оружие фантастических киборгов: странного вида приклад, лазерный прицел незнакомой мне конструкции, кожух ствола примерно как у довоенного автомата «ППД-34» с многочисленными прорезями.

Калибр этого монстра превышал все, как мне показалось, разумные пределы. Оружие смахивало на мини-гранатомет.

Магазина не было видно. Наверное, он был не нужен.

Похоже, снаряжение патронами, или чем там еще, происходило как у охотничьих винчестеров – последовательно, по одному, что неудивительно, учитывая диаметр ствола.

– Вам никогда не приходилось слышать такое понятие, как «думающая пуля»? – спросил Виктор Егорович.

– Только в западных кинофильмах. Фантастика.

– Не скажите. Техническая мысль шагнула гораздо дальше, чем мы можем себе представить. – Он достал из футляра сверкающий латунный цилиндрик. – Вот она.

– Вы это серьезно?

– Вполне. Эффективность поражения живой силы – около восьмидесяти процентов. Оружие в стадии доработки.

– Наверное, в серию эта пушка пойдет не скоро. Как всегда, нет финансирования.

– Про то мне неизвестно.

Я хмуро ухмыльнулся. И подумал, что такова уж участь русского солдата – воевать старьем. Подумаешь, сто человек туда, сто – сюда… Бабы нарожают.

Американцы, прежде чем послать штурмовой отряд, неделю пашут землю бомбами и ракетами, чтобы не осталось ничего живого. Они берегут своих солдат.

А нашим парням дают старого «Калашникова», несколько гранат – и вперед, на абордаж. Знаю, как это бывает, сам ходил…

Эх, жизнь моя жестянка! Ну ее в болото…

– Кстати, – продолжил Виктор Егорович, – известная вам взрывчатка, которой снарядили патроны Свекольникова, в первую голову предназначалась именно для этой пули. Которая страшнее любого снайпера, так как эта штуковина может стрелять из-за угла. Даже не нужно высовываться.

– Невероятно…

– Еще как вероятно.

– Значит, можно выпустить пулю в белый свет и она сама найдет цель?

– Почти так. Но лучше все-таки прицелиться, хотя бы приблизительно. Чтобы не тратить впустую несущий заряд. Начальная скорость пули небольшая, и главным поражающим фактором является не удар с последующим разрушением живой ткани, а микровзрыв.

– Но тогда у пули должны быть какие-то рули.

– Верно. Эта «думающая пуля» скорее миниатюрная ракета. Электронная начинка и рули позволяют ей резко менять траекторию полета, поворачивать.

– А как пуля ищет цель?

– Цель ищут различные датчики, в том числе и работающие по принципу всем нам знакомых комаров и, извините, – клопов, больших любителей свежей крови.

– Нечто подобное применяли американцы во Вьетнаме. Только там были мины, в которых и впрямь сажали клопов. Во время приближения отряда вьетнамцев кровососы начинали волноваться и каким-то образом приводили в действие взрыватель мины. Так что не обязательно было на нее наступать ногой. А если учесть тот фактор, что там была не одна мина, а целое минное поле, то можно представить эффект от такой ловушки.

– А вы, оказывается, неплохо ориентируетесь в мире техники.

– До армии я работал на заводе, в цехе сборки. И учился на вечернем отделении машиностроительного техникума.

– Тогда понятно… Техникум вы закончили?

– Не успел. Меня забрал Афган. А после демобилизации я не нашел ничего лучшего, как пойти в школу милиции.

– Нужно было оставаться в армии. У вас хорошие задатки.

– Да нет, в то время я был сыт армией по горло.

– Что ж, каждому свое…

– Это точно…

Мне всегда были неприятны воспоминания об Афгане, а потому я решительно направил разговор в прежнее русло. Это чтобы полковник не продолжил свои расспросы.

– Кстати, – поторопился опередить я Виктора Егоровича, – мне кажется, что здесь должны быть и какие-то особые взрыватели.

– Конечно. Если микрореактивные двигатели, управляющие рулями, – вот они; видите эти полоски на цилиндре? – не смогут скорректировать пулю для прямого попадания, вступает в дело специальный взрыватель – типа инфракрасного дальномера, как мне объяснили разработчики. Он определяет расстояние до объекта – цели и инициирует взрыв.

– Но если прямого попадания может и не быть, то напрашивается закономерный вопрос: а хватит ли мощности заряда для поражения противника?

– Мощности заряда вполне хватает, чтобы в окружности радиусом около пяти метров поразить все живое. Головная часть пули снаряжена иголками, которые при взрыве разбрасываются во все стороны и пробивают любой бронежилет. Вот так-то.

– Нехило… От нее, похоже, даже в окопе не спрячешься.

– И в окопе, и в здании. Это оружие просто незаменимо во время боевых действий в городских условиях.

– Если на заводе мастерят и другие хреновины, подобные этой, то картина вырисовывается вполне определенная…

– Да, – подтвердил Виктор Егорович. – Тот, кто будет хозяином предприятия, автоматически узнает о технологии производства такого оружия и даже о его конструкции.

– Похоже, для наших зарубежных друзей-противников опытно-экспериментальный завод дорогого стоит.

– Для них это миллиарды сэкономленных долларов.

– Нехило…

– Плюс быстрое переоснащение собственных вооруженных сил. К сожалению, у нас нет денег даже на доводку опытных изделий до стадии промышленных образцов. Такая петрушка…

– Понятно, – сказал я. – Но как все это соотносится с моим расследованием?

– Напрямую. Вам уже говорил Николай Иванович о вашей роли катализатора в предстоящей заварухе?

– А как же. И я, дурак, согласился.

– Почему дурак? Наоборот – сознательный гражданин, профессионал.

– Да ладно вам… – Я недовольно поморщился. Не хватало мне еще в этом подвале выслушать лекцию политграмоты. – К сожалению, с этим делом я влип по самое некуда, – сказал я раздраженно. – И вымазался грязью с ног до головы.

– Чистые руки в нашей с вами работе – досужий вымысел дедушки Дзержинского, доведенный до идиотизма коммунистической пропагандой, – резко ответил Виктор Егорович. – У нас с вами грязная, тяжелая работа. И не нужно бояться замарать руки об отребье, жирующее на народной крови. Я прав?

– Возможно. Только правда у каждого своя. А в нашей стране всегда прав тот, у кого больше прав.

– Поэтому нужно быть на стороне людей, которым не безразлично будущее родины.

Господи! Опять двадцать пять… Как мне надоел этот базар-вокзал! Не учите нас жить, господин полковник, а лучше помогите материально. Мы уж сами как-нибудь разберемся, за что нужно свою жизнь отдать.

– Я понимаю, что деваться мне некуда, – сказал я с отвращением – и к себе, и к тем, кто тащил меня на дно; а чего иного можно было ждать в финале моего сотрудничества с такими «радетелями» за общее благо, как Виктор Егорович. – Теперь я точно знаю, почему за мной охотятся – Шалычева мне никогда не простят. Хотя я его и не убивал.

– Да вы философ, Ведерников, – насмешливо сказал полковник. – У меня тоже есть один такой… кадр. Я вас с ним познакомлю. Вам найдется о чем поговорить… между делом.

– Буду рад… – буркнул я.

– Вот и хорошо. Ни нам, ни вам обратного хода нет…

Полковник снова ударился в пространные рассуждения о долге и патриотизме и о том, как важно провести операцию на должном уровне. Наверное, у них это обычный прием при вербовке агентов.

Пощебечи, Виктор Егорович, пощебечи…

Будто я и так не знаю, что мне нет хода ни назад, ни вперед. И в первом, и во втором варианте меня ждет мягкая постель на два метра ниже уровня пола. Поэтому мне один хрен, что в лоб, что по лбу.

– Мы просто обязаны довести операцию до логического завершения, – продолжал развивать свою мысль Виктор Егорович. – Завод не должен попасть в чужие руки. Такой приказ спущен с самых верхов. К счастью, там еще остались истинные патриоты своей Родины. И мы должны наизнанку вывернуться, но выполнить этот приказ.

Ну, повезло мне связаться с ура-патриотами! Хорошо хоть, не предлагают надеть казацкие шаровары и нацепить медальки, вырезанные из консервной банки…

– Любыми средствами?

– Если понадобится – да, – резко ответил Виктор Егорович. – Слишком многое поставлено на карту, чтобы миндальничать. Еще есть вопросы?

– Пока нет.

Какие могут быть вопросы у приговоренного к вышке? Разве что последнее желание. Например, выпить еще рюмку коньяка.

Кстати, хорошие и, главное, дорогие напитки пьете, господа-товарищи…

Я молча, не спрашивая согласия, налил себе полную рюмку и выпил в полной тишине. Мои собеседники сделали вид, что не заметили нарушения субординации.

И на том спасибо…

– Вы согласны работать с нами? – требовательно спросил Виктор Егорович.

– Куда денешься… – ответил я.

И подумал: чудак-человек, зачем спрашиваешь?

Я всего лишь винтик в большом механизме. Который легко при необходимости заменить другим.

– Ответ обнадеживает. Если честно, иного я и не ждал – ваше личное дело мы изучили от корки до корки. Вы настоящий профессионал. Лучшего в вашем управлении мы найти не смогли.

– Спасибо на добром слове.

Наверное, Виктор Егорович все-таки уловил в моих словах горькую иронию. Он посмотрел на меня своим гипнотическим взглядом, пожевал губами, а затем решительно сказал:

– Ладно, исторический и технический экскурс закончены, приступаем к увязке пунктов плана оперативных мероприятий. Ведерников, я сейчас познакомлю вас с нашими сотрудниками, которые будут отвечать за вашу безопасность. Естественно, помимо других обязанностей.

Виктор Егорович включил селектор:

– Капитан! Офицеров, ожидающих в дежурке, – ко мне.

Спустя две-три минуты в комнату вошли два парня.

Один из них был высокий, худой и жилистый. Несмотря на рост и внешнюю неуклюжесть, двигался он легко и грациозно – как сильно отощавшая пантера.

Второй, ростом не ниже первого, со смешливым выражением на резко очерченном грубоватом лице, обладал удивительно мощной и в то же время гибкой фигурой и пудовыми кулачищами с грубыми мозолями на костяшках.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – браво рявкнул второй.

Но во фрунт не стал, держался вольно и раскованно.

– Здравствуй, Волкодав, – поморщился Виктор Егорович. – И ради бога, не ори. Ты не на параде.

– Понял. Не повторится.

– Знакомься, это ваш «объект» – майор Ведерников.

– Наше вам, – небрежно бросил Волкодав и сел.

При этом он успел окинуть меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– Это Акула, – показал Волкодав на своего напарника. – Хороший, воспитанный мальчик. – Он ухмыльнулся. – Да садись ты… не торчи столбом, – сказал он Акуле.

– Полковник Латышев, начальник местного УБОП, – представил моего шефа Виктор Егорович и добавил: – Питон…

– Питон? – В голосе Волкодава послышалось удивление. – Вот это встреча… Наслышан… Здравствуйте, товарищ полковник.

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

Во взгляде Волкодава сквозило нескрываемое уважение. Похоже, Латышев в их системе был не последним человеком.

И еще я заметил один необъяснимый факт.

Когда Волкодав наконец присмотрелся ко мне, я заметил, что он сильно удивился. У меня создалось такое впечатление, что Волкодав меня знает.

Но откуда? Ведь мы прежде никогда не встречались…

Никогда?

Киллер

Меня на время приставили в качестве личного телохранителя к дочери Наума Борисовича, взбалмошному симпатичному существу девятнадцати лет.

Звали это существо Лилия.

Но если это, судя по имени, и был цветок, то из тех, что растут в джунглях и пожирают зазевавшуюся живность.

Конечно же меня на столь «важный» пост воткнул этот сукин сын, кореец Чон.

Лилия закончила обучение в американском колледже и решила немного отдохнуть на родине перед следующим образовательным этапом в жизни.

Она была дочерью Витаускаса от первого брака с литовкой. Папаша ей ни в чем не отказывал, но воспитанием не занимался.

Мать Лилии эмигрировала куда-то в Европу с новым мужем и общалась с дочерью эпизодически. Наум Борисович купил Лилии трехкомнатную квартиру в центре города, по-царски обставил, подарил ей к совершеннолетию «мерседес» и снабжал карманными деньгами.

На этом его участие в жизни и воспитании дочери заканчивалось. Если не считать прикрепленного к ней телохранителя из числа охранников банка.

Этот «цветочек» слыл пожирателем телохранителей. Я был у нее уже четвертым по счету.

Первый сбежал сам. Естественно, из банка его уволили. Наверное, это был умный парень – он просто решил не искушать судьбу.

Второй оказался придурком – он имел неосторожность приударить за Лилией. Которая его на этот «подвиг» и спровоцировала.

Финал любовной истории был печальным. Парня измочалили до полусмерти по приказу Чона свои же товарищи, и теперь он ходил на костылях и влачил нищенское существование.

Третий, мой предшественник, оказался хитрее всех. Не выдержав назойливых приставаний «цветочка», он слег в больницу.

Его оперировали – что-то там вырезали, скорее всего, аппендикс, хотя он его и не беспокоил, – и теперь хитрец блаженствовал, получив длительный оплачиваемый отпуск и приличную страховку.

Когда опечаленные ребята узнали, кто следующий на очереди, их ликованию не было предела. Правда, при всем том они меня просветили насчет моего будущего «объекта» и выразили соболезнование.

Я это намотал на ус. И отложил за пазуху еще один камень для Чона.

Но как бы там ни было, а работа есть работа.

Черт бы ее побрал…

В квартиру Лилии я заявился утром. Она жила в охраняемом милицией доме и в ночном надзирателе не нуждалась.

Тем более, что менты получили строгий приказ начальства – дочь Витаускаса из дома вечером или ночью без сопровождения телохранителя не выпускать ни под каким предлогом.

Наум Борисович учел все.

Ей уже позвонили, потому дверь она открыла сразу, едва я назвал пароль.

– Какой миленький… – сказала Лилия.

И, лукаво стрельнув глазами, побежала переодеваться.

Наверное, она была похожа на мать: высокая, статная, белокурая и с грудью, которую не мог удержать никакой лифчик.

В общем, посмотреть было на что.

Лилия не могла называться красавицей в полном смысле этого слова. Но раскрепощенная американским образом жизни и от рождения награжденная определенным шармом, она могла забить баки кому угодно.

Тем более, что одевалась Лилия со вкусом.

Ее костюмы и платья шились вовсе не в наших мастерских, у какого-нибудь закройщика из Торжка, а в Париже или Лондоне.

– Куда едем? – спросил я, когда сел за руль «мерседеса».

– Куда хочешь, – беззаботно ответила она.

И, явно рисуясь, закурила длинную сигарету.

– Мне все равно…

«Ну-ну… – подумал я, мысленно улыбаясь. – Я тебе сделаю предобеденный променад…»

Улицы города уже расчистили от снега, и «мерс» катил неслышно, будто плыл по тихой воде на холостом ходу и по течению.

Я не поехал в центр, как предполагала Лилия, где были различные магазины с импортными шмотками, бары, работающие с утра, и другие увеселительные заведения вплоть до кегельбана и клуба бильярдистов, куда она, как мне доложили, любила захаживать.

Я свернул с центральных улиц и взял курс на рабочее предместье. Здесь вросшие в землю почти по окна дома, построенные еще в довоенное время, напоминали застарелый лишай, проглядывающий сквозь рубище юродивого.

Сначала Лилия не обращала внимания на дорогу. Она сидела положив ногу на ногу – это чтобы я сразу же оценил ее прелести, – подпевала динамику и курила сигарету за сигаретой.

Но когда достаточно плавная езда вдруг прервалась особо глубокой колдобиной, скрытой под снегом – на окраинах снегоуборочные машины и не ночевали, – она встрепенулась. И в диком недоумении уставилась на подслеповатые оконца и крыши, покрытые толем, ржавой жестью и еще черт знает чем.

– С ума сойти… – прошептала она в изумлении. – Ты куда меня везешь?!

– Как вы приказали – куда глаза глядят.

– Но это помойка!

– Я вас привез в свои любимые места.

– Любимые… места? – Она вдруг захохотала взахлеб. – О святая Мадонна… Я такого козла отродясь не видала… Трам-тарарам!

Лилия произнесла последнюю фразу по-английски. Но звучала она совсем по-русски – это была отборная американская брань.

Наверное, «цветочку» и в голову не могло прийти, что какой-то недоумок, умеющий лишь махать кулаками, может смыслить в иностранных языках.

А я, понятное дело, как-то «упустил» этот момент, когда заполнял в отделе кадров банка анкету личного учета.

Я с деланым удивлением спросил:

– Что вы сказали?

– Поворачивай оглобли, дорогуша! – зашипела она рассерженной кошкой.

– В какую сторону?

– Едем в центр, в кегельбан. Нужно отвлечься, а то у меня мульки в глазах от твоих «достопримечательностей».

– Как прикажете… – пожал я плечами.

– В следующий раз я куплю карту города и намечу маршрут, чтобы ты опять не поехал в очередную дыру.

– Я в полном вашем распоряжении…

Кегельбан впечатлял.

Похоже, в него вложили солидные деньги: американское оборудование, отделка итальянским мрамором, шикарный бар с темнокожим барменом – явно произошедшим от легкомысленного увлечения одной из наших дур, разделившей постель с негритосом из какого-нибудь племени мумбо-юмбо.

Лилия здесь была своей.

Она фамильярно похлопала по литой груди глыбастого охранника, подставила щеку для поцелуя метрдотелю, симпатичному малому с блудливыми глазками, сказала какую-то скабрезность улыбчивому мулату, который предупредительно хохотнул и тут же приготовил ее любимый коктейль.

– Что ты будешь пить? – вдруг спросила она у меня. – Коктейль или что-нибудь в чистом виде?

– На работе я не пью.

– Потому что за рулем?

– Да.

– Брось, ни один гаишник не осмелится остановить нас. Мою машину все знают. – В ее голосе зазвучало тщеславие.

– И тем не менее – нет.

– Веселый ты парень, однако. С тобой ухохочешься, – сказала она с нескрываемой злостью. – Ладно, раз не хочешь расслабиться, жди в машине.

– Мне приказано сопровождать вас везде. Я не шофер, а телохранитель.

– Мне здесь достаточно вон того здоровяка, – небрежно указала она на охранника.

– У меня приказ.

– Вот кирпич долбаный… – буркнула по-английски Лилия. – Как знаешь…

Она демонстративно отвернулась, допила коктейль и принялась катать шары.

От нечего делать я мыкался сюда-туда, внимательно разглядывая все прибывающих клиентов кегельбана.

Несмотря на то что на часах было около двенадцати, праздношатающихся болванов хватало. Все они были модно упакованы и денег не жалели.

– Эй, дорогуша! – неожиданно фамильярно позвала меня уставшая и, похоже, изрядно захмелевшая Лилия.

Я уже утратил счет ее коктейлям и вполне обоснованно опасался, что мне придется до машины тащить ее на закорках.

– Не хочешь показать свою мужскую удаль? – спросила она с ехидцей.

Лилия показала на шары.

– Я никогда прежде не посещал кегельбан.

– Так я и знала… – сказала она с досадой и сплюнула на пол, как пацан. Но не отстала. – Иди сюда. Попробуй. Не переживай, все оплачено.

– Но…

– Никаких «но»! – рассердилась моя подопечная. – Почему ты все делаешь мне наперекор?! Я пожалуюсь папе!

Этого мне только и не хватало… Из-за взбалмошной стервочки мог рухнуть весь тщательно продуманный план моего внедрения в «Витас-банк».

Мысленно послав ее подальше, я скрепя сердце стал на позицию и взял тщательно отполированный шар.

И тут мне пришла в голову одна интересная мысль.

Я вспомнил уроки и наставления Учителя: «Что такое оружие? Это практически любой предмет. Важно только знать, как можно его использовать с наибольшей эффективностью. Накопив энергию ци, ты передаешь ее предмету или вещи, и они приобретают нужную разрушительную силу. Смотри…»

Он взял гусиное перо, из которого я делал поплавок к удочке.

«Обычное перо дикого гуся, имеющее совершенно мирный вид и поразительно гармоничные формы, располагающие к созерцанию и любованию ими и вовсе не вызывающие подозрений…» Учитель легко дунул на перо, и оно затрепетало в его руках словно живое.

Момент броска я не увидел – просто не был готов. Перо стрелой пролетело по воздуху и вонзилось в древесный ствол.

«Попробуй выдернуть», – сказал Учитель.

Я подошел к дереву и в удивлении покачал головой. Перо влезло в древесину на сантиметр; я вытащил его с трудом.

«Убедился? – спросил Учитель. – Представь, что перо попало не в дерево, а в живую плоть…»

Я представил…

Полная сосредоточенность… Игроки слышали нашу с Лилией перепалку и теперь с интересом наблюдали за мной.

«Цветочек» ехидно подхихикивал.

Бросок!!!

Шар превратился в ядро, выпущенное из пушки. Он не катился, а скользил, едва касаясь поверхности.

Шар не свалился, разметав кегли, в желоб, чтобы возвратиться на исходный рубеж, а по инерции полетел дальше, проломив ограждение и простенок.

Раздался треск, и там, куда влетел шар, что-то грохнуло. А затем зазвенело, будто шарахнули молотком по стеклу.

В кегельбане стало настолько тихо, что было слышно, как льется жидкость. Остолбеневший мулат-бармен как застыл с полной бутылкой виски, опрокинутой над стаканом, так и стоял разинув рот.

Я посмотрел на Лилию. По-моему, она совершенно отрезвела.

– Моя посуда… – Это очень тихо и горестно прошептал распорядитель или администратор – как там его здесь называли.

– Ух, бля-а… – А это уже разродился «речью» охранник.

– Я ведь предупреждал, что в кегельбане впервые… – С такими словами я с невинным видом обратился к «цветочку», который буквально закаменел.

– Кто мне заплатит! – наконец полностью прорвало малого с блудливыми глазами. – Кто?!

– Строители, – нагло брякнул я. – Наверное, цемент разворовали и стенку сложили на одном песке.

– Эй-ей, кончай дуру гнать!

Охранник тоже опомнился и вспомнил о своих обязанностях.

– Счас подсчитаем убытки, и гони деньгу. Иначе…

– Пока-а… – томно пропела моя подопечная.

Она направилась к выходу.

– Я подожду тебя в машине, – ехидно бросила она на ходу. – Расплатишься – поторопись. У меня сегодня еще полно дел.

Вот сучка! Ну ладно, я потороплюсь…

– Видите, мне пора. – Я небрежно бросил на столик перед распорядителем двадцать долларов. – Может, я шар нечаянно поцарапал, так пусть его отшлифуют. – Я ухмыльнулся. – Покеда, братаны.

– Я сказал – посчитаем ущерб, заплатишь и уйдешь! – взревел глыбастый малый.

– Считайте… – Я небрежно пожал плечами. – Не моя вина, что у вас тут бардак. Я уже говорил – предъявите счет строителям. Шар, что я бросил, цел? Думаю, да. Даже не думаю – уверен: он ведь заграничный. А насчет царапин я уже сказал. И заплатил.

Я даже позволил себе малую толику иронии.

– Ты слышишь?! – возопил распорядитель, обращаясь к охраннику. – Он еще и издевается над нами!

– Ну, парень… – Охранник резко опустил свою лапищу мне на плечо.

Не знаю, что он собирался сделать, но мне этот бессмысленный базар-вокзал надоел.

Я не стал его бить.

Я просто воткнул свои пальцы в болевые точки на груди и животе, и громила застыл, вращая мгновенно обезумевшими от боли глазами, которые, казалось, вот-вот были готовы выскочить из орбит.

– Когда он очухается через пару минут, налей ему стакан водки, – посоветовал я бармену. – А ты, сморчок, не путайся под ногами, – цыкнул на побледневшего распорядителя. – Адью, господа, – сделал я ручкой остальным. – Бросайте эти шарики и не забывайте, что все здесь, несмотря на внешний лоск, прогнило. Иначе плакали ваши денежки…

Я беспрепятственно пошел к выходу. Все от меня шарахались, как от зачумленного.

Я вышел на улицу – и наткнулся на Лилию.

Она стояла, спрятавшись за выступом стены, и таращилась на меня глазами попавшейся на удочку рыбины.

– Как видите, я не заставил вас ждать… – бросил я на ходу.

И стал подниматься по ступенькам – кегельбан находился в полуподвале.

До самого вечера мой ненаглядный «цветочек» сподобился максимум на десяток коротких фраз. Лилия явно была под впечатлением посещения кегельбана.

Будем считать, что мы хорошо повеселились…