Текст книги "Лилия в янтаре. Исход (СИ)"

Автор книги: Виталий Чикризов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

xxi

[Год 1263. Август, 19; Четвёртая стража]

Слушай, обидно, клянусь, обидно, ну, ничего не сделал, да, только вошел.

– – Кавказская пленница, тов. Саахов.

До секретного ракетного КБ я добежал в считанные секунды. Накрутка Иродии действовала лучше скипидара. И Боско с Маджио, и ди Тавольи, и водитель кобылы спокойно спали. Я хотел было оставить непричастных досыпать без тревог, но так было нельзя. Проснувшийся в непонятках рыцарь, не имеющий внятных объяснений моего отсутствия, не пойдёт мне на пользу. Поэтому Боско пришлось проснуться и выслушать мои торопливые, наспех придуманные резоны.

– Не валяй дурака, – заявил он, похлопав на меня сонными глазами. – Спать иди... куда нибудь, – и завалился на бок, досматривать сны. Ну да. Я ж тут права голоса пока не имею.

Я сдержал желание пнуть его в почку. Хватать за ухо тоже, наверное, не стоит.

– Боско, – я не боялся разбудить рыцаря и почти орал. – Просто утром передай мессеру ди Тавольи, что я в Фиренце. Хорошо?

– Спать иди, – повторил толстяк и добавил, подумав: – Придурок угорелый. Спать...

– Ну и спи, – ответил я его спине. – Хряк безмозглый. Только не забудь, что я тебе говорил. Кстати, чтоб ты знал: волки тут есть, балда. Да ещё какие.

Мой персональный водитель был тоже не в восторге от ночной побудки, но был менее свободолюбив и более послушен. Через какие-то полчаса мы были в пути. С горки, да под мои постоянные понукания, путь не занял и полутора часов. В три часа я был у ворот города.

Замечательная это всё-таки штука, я вам скажу – знать точное время. И не тогда, когда квёлый звонарь ударит в колокол на башне Сан-Себастьяно, а когда захочешь. Функция эта у меня появилась, когда Феда придала мне ускорение правой коленкой и мир дернулся, вправляясь на место. Исчез сказочный туман, лунный свет перестал быть загадочным, тени потянулись просто от деревьев, а у меня требовательно засверкало левом нижнем углу. На ходу прочитав новости, я возликовал. Было отчего. За убийство «матёрого волка» мне открылась новая способность, «лесная жизнь», умение «охотник», и титул «истребитель хищников», за что привалило и опыта и славы, хоть и не очень много. Не это главное. Не это, а... Так, внимание! Барабаны... Фанфары... Гаснет свет... ПА-БАМ-ДА-ДААААМ!!! Наконец-то! «Мастер Стихий»! Мне открылась магия! «мастер огня» первого уровня мог не очень много, прямо скажем – смехотворно мало: создание фрагмента пламени независимого от источника с возможностью перемещения до 5 метров. Причём «энергопроводность» была лишь 100 дж/сек при массе требований, как то: «энергоёмкость» 300 дж; Мудрость 1, Самоконтроль 1, Абстрактное мышление 1, Концентрация 2. Я про джоуль помню лишь то, что дульная энергия калаша около двух тысяч дж, и что один джоуль – это примерно столько нужно, чтобы переместить один килограмм на один метр. Получается, что мне не только до калаша далеко, я даже литра воды не вскипячу своей огненной магией. Тем более, что энергоёмкость у меня была лишь 136 дж. Ну, и хрен с ним. Вы же понимаете, что в магии – всё это так, шелуха. Главное-то что не обманули! Есть она, есть! А всё остальное приложится со временем.

А, ну да. Набрался-таки опыт и тут я, честно говоря, свалял дурака.. Я прикинул, что мне интеллекта не хватает для магии, и почти тут же, не думая, взлетел на уровень. И только сделав это понял, как лажанулся. Если умения не могут быть выше способностей, а способности можно менять только на опыт, то чем выше уровень, тем сложнее повышать их. И толку будет от моего интеллекта, если я уровень умения поднять не смогу? Но что сделано, то сделано. Теперь если даже помру, в этой виртуальности это уже ничего не поменяет. А то бы я «саблиста» своего давно на что-нибудь более практичное сменял.

И ещё из интересного: по совершенно какой-то бабской логике, за общение с лицом, приравненным к божественному статусу, дали почётное звание «избранник богов первой степени» без знака отличия, но зато с повышением удачи и славы, и в то же время сняли опыт. Вот так. За то, что Феде не сопротивлялся, позволив ей мутузить себя, как тряпку. Немного сняли, одну единичку всего, но всё-таки! Они не охренели вообще? Где я, и где эта тварь?

У неё ко мне отношение, кстати, минус девяносто. Упреть. Тварь, одним словом. Если бы не Иродия – живьём бы меня сожрала.

Вобщем, было у меня теперь опыта сорок пять из ста пятидесяти до следующего, пятого уровня, семь единиц для распределения, которыми мне некогда было заниматься, и замечательный зелёный аналоговый циферблат по желанию. Красота. Вoт только циферблат был, а времени – нет. До утра оставалось меньше трёх часов.

Как проникнуть в город я уже придумал... в общих чертах, и даже заранее, по дороге объяснил лошадиному драйверу. Тот послушно проехал от ворот вправо и продолжил движение сначала вдоль стены, а потом и вдоль реки. Тут я и соскочил с телеги. Наши дальнейшие пути разошлись. Mне – навстречу приключениям и опасностям, а ему – обратно, на тайную базу. Досыпать. Я бы с ним поменялся, конечно, но он не предложил.

Отдыхая на первой плотине водяной мельницы, которыми тут перегорожена большая часть реки, я с отстранённым ужасом понимал, что мозги у меня бродят, как квашеная капуста, и выпускают зловонные пузырьки отвратительных идей и мыслей. И что я – полный придурок, возомнивший себя умнее всех остальных. И что я переоценил свои умственные, и физические способности. А также заносчивый, высокомерный, и так далее, прыщ на теле истории. Почему бы мне не подумать, что если местные считают, что по реке в город не пробраться, то в этом есть какая-то сермяжная правда? Воды в реке было гораздо больше, чем несколько дней назад, течение было намного сильнее, и, главное, вода была в буквальном смысле ледяная! Я ж думал – летом вся вода тёплая! А тут, видать, исток реки недалеко, и исток тот – тающие в горах снега. Река – не озеро. Солнцем не прогревается. Не успевает.

На вторую плотину я вылез совсем задубевший. В буквальном смысле. Руки и ноги двигались исключительно в выпрямленном положении. Надеяться на воздушный обогрев не приходилось – хоть и не холодно особо, но не солнцепёк, и ветерком тянет. Как бы совсем не околеть. Пришлось уподобляться Ипполиту и Жене. Ещё семь минут утекло. Однако, уже три одиннадцать. Пора спешить. Времени всё меньше. Я с сомнением поглядел на тёмную, бурлящую воду. В неё категорически не хотелось. В моём случае – в буквальном смысле проще умереть. Как же холодно, блин! А ещё под цепью плыть, и кто его знает, где там следующая плотина. Как бы не оказалось, что следующей землёй, которую я коснусь, будет дно. Да что ж меня так колотит-то, а? Я ж виртуальный... Или нет? Ладно, поплыли.

Когда меня, полумёртвого от изнеможения и холода вынесло на следующую плотину, я понял: произошло чудо. Я не помнил никакой цепи, как я её преодолевал, было ли это вообще, но я находился уже внутри городских стен, это точно. Осталось протопать по плотине до почти берега, там по воде ещё немного, и я на месте. Только сил не было. И не удивительно: «энергия – 10 Ккал/2000 Ккал». Разве что на поддержание сфинктеров в тонусе и хватает. У меня тут же возник вопрос: куда делись все эти килокалории? Две тысячи – это дохрена, на самом деле. Не каждый в день столько съедает. Не мог же один заплыв, пусть даже экстремальный, всё исчерпать? Потом подумал, что, возможно, это потому, что я не из той, привычной мне плоти и крови; что две тыщщи – это теперь ВСЕ мои ресурсы, ВЕСЬ запас. Нет ни глюкозы в печени, ни липоцитов. И митохондрий в коричневой жировой ткани, для обогрева, тоже нет. Так что, возможно, все мои тридцать килограмм общего веса за счёт этих калорий и обогревались всё время, и в движение приводились. А ел я последний раз вчера утром. Потом и по горам бегал, и оперировал, и били меня насмерть, и с почти богиней общался до потери пульса. Как теперь энергию восстанавливать? Если следовать логике этой реальности, спонтанного восстановления, типа «2 единицы в секунду», не будет. Не знаю, возможно ли мне умереть от голода, но проверять некогда – я, может, и не помру, но на девчонок это точно не распространяется. «Не успеешь до следующего утра – потеряешь одну». Вот блин. Кого, интересно? Тфу, нахрен! Какая разница?

Сожрать бы кого. Я огляделся. Сухие ветки вокруг да галька с песком. Змеи, может и есть, да где их искать. Я бы в моём состоянии и сверчков несолёных смолотил, и мышь сырую. Но на этой убогой полоске суши даже комаров не пищало. Рыбу?.. Да глупость это – опять в воду лезть. Оттуда я уже точно не вылезу. Ветки... Я тронул одну пальцем. Интересно, у меня есть ограничения по пищеварению? Может, переварю?

Три двадцать пять. Близится рассвет, а я ещё тут валяюсь, как вяленая вобла. Что я могу сделать? Было бы это в моём мире... но я не в нём. Я – набор циферок. Всё, что у меня есть, это долбаные единички в характеристиках... Стоп. Единички. Циферки. Вот оно, идиот. Выносливость. Мне нужна выносливость. Она была на двоечке. Поднять её на единичку стоило двадцатку опыта, которого у меня накопилось сорок пять... Ну что ж, вот и пригодился. Да, Подтверждаю... Есть! Энергия 3000 дж/3000 дж. Теперь бегом, бегом!

Самоконтроль вырос до пятнадцати процентов. Бегу и смотрю, что даёт. В частности – конвертировать одни показатели в другие. Например ТП (тупых приколистов?) здоровья в ватты, или калории в джоули. Раз в сутки. Правда, на первом уровне только десять процентов. Но всё равно, можно, наверное, научиться сжечь с десяток калорий и напрямую согреться, например.

Три двадцать восемь.

Охраны на берегу нет – она на мосту и у ворот. Ворота – хрен знает где; мост, едва видимый в темноте, перекинулся через реку метрах в двухстах. По ночным улицам бродит ночная же стража, но прямо сейчас никаких огней передо мной нет. Бегом, бегом! Сунулся в тёмную улицу. Вонючая, кривая загогулина, описав ломаный полукруг, вывела меня обратно к реке. Сука.

Три тридцать четыре.

Ловили и убивали меня всё время на другом конце города, и география этой его части мне совсем незнакома. Какая улица ведёт к Барджелло? Барджелло – место значимое, центровое; по идее, и улица туда должна быть поширше... Точно, она наверняка от моста идёт. Но на ней – тут к бабке не ходи – и стражи поболе. За прогулку по ночной Фиренце, если поймают, можно и ноги лишиться – это тут запросто. Так что по центральной улице ломиться нельзя, надо найти как на неё выскочить у самой площади.

Три сорок.

Я ношусь по этим переулкам кругами: одна и та же колокольня возникает силуэтом в ночном небе то справа, то слева, то позади. Я уворачиваюсь и прячусь от патрулей в тёмных закутках и «мастер пряток» дорос уже до двадцати трёх процентов. Но время идёт, а я всё не могу выйти на нужную мне площадь. Временами я развиваю максимальную для меня скорость – двенадцать км в час, но постоянно бегать не рискую, больше приходится красться.

Три пятьдесят пять.

Наконец-то. Вот она площадь, вон она Барджелло. Или оно.

Площадь безлюдна и тиха. Огни только у входа в уродливое и по форме, и по содержанию сооружение. Между зубцами башни тоже кто-то прогуливается со светильником. Наблюдать и строить планы некогда. Помощников у меня нет.

Под полукруглую арку, ведущую во внутренний двор, я проскользнул никем не замеченным. Устав караульной службы тут кровью ещё не написали, никакими решётками проход забран не был, часовые переговаривались внутри. А ведь недаром сказано: болтун – находка для шпиона. В данном случае – для меня. Хотя я не шпион. Я – диверсант. И с этой приятной мыслью я вытащил из ножен Лунный клинок, специально для этого дела одолженный мне Иродией. Длиной в локоть, ухватистый, хищный, жаждущий крови. Дающий мне плюсы к ловкости, ярости и удаче. А также пять килоджоулей маны и охрененный шанс крита. Жаль, не насовсем дала первоведьма, а только на время попользоваться. Клинок уникальный, легендарный, минимальной цены в 150 флоринов. Цена ошеломительная, но это, конечно, всё равно совсем лохом надо быть, такую вещь всего лишь за десять средних годовых доходов отдать.

Три пятьдесят семь.

А, тут таки есть наружный пост. Из одного человека. Как так-то, а? Ну как так? Стоит внутри, тихенько, посредине прохода, в темноте, без света, малозаметный снаружи – это да, но один.

Делаем так...

Позади хитрого, но одинокого стражника с лёгким треском зажёгся огонёк, с непропорциональной скоростью пожирая мои невеликие джоули. Солдат резко развернулся на свет и на звук. А у меня ограничение в пять метров, не мог я его дальше от его глаз создать. И так на пределе дальности. Он отшатнулся от пляшущего перед глазами пламени, вскинул руку. Рука никого не нашла. Пустота. Только небольшой, как у свечи, огонёк. Прямо в пустоте. Просто ярче раз в десять... Который уже, кстати – опаньки – и погас. Всё! Не было никакого огонька. Только пятна в глазах.

Башмаков с деревянными подошвами на мне давно, с самой реки уже не было, и я почти неслышно скользнул к часовому на босых ногах. Не совсем неслышно, конечно: и одежда шуршит, да и самые разбосые ноги, если ты не ниндзя, тоже какой-никакой шум производят. Солдат резко развернулся в мою сторону, выхватывая оружие и ища взглядом опасность. Вот только глаза уже не видят в темноте, да и с ростом предполагаемого противника он ошибся, сканируя пространство поверх моей головы. А я низехонько так... Не давая себе времени на раздумья и сомнения, я с ходу вогнал острие под нижнюю челюсть. Чисто анатомически, в реальном мире если, так там продолговатый мозг в нескольких сантиметрах, смерть практически мгновенной должна быть. Ну, а тут... ну, тоже, наверное, значение иметь должно. Да и ярость с шансом крита... Урон, опять же, у Лунного клинка с моей тридцатидвухваттной силой – до 105 ТП, даже и без критов. У взрослого мужчины здоровья, конечно, больше моих 40 ТП, но не до бесконечности же.

Было бы это моё первое убийство, не вышло б ничего, скорее всего. Не решился бы я. А так уже и привычно становится.

Таскать тело с целью скрыть преступление не стал: помог трупу мягко опуститься на холодные камни – и ладно.

Три пятьдесят восемь.

Маны, с учётом Клинка – 5 070 джоулей. Три секунды огонёк держал – больше шестидесяти джоулей как не бывало.

Идём дальше. Тихонько, не спеша. Аккуратно. Вот и вход во двор. Стражников двое. Стоят, привалившись к стене, лицом друг к другу. Трепятся о бабах, за территорией не наблюдают.

Двое – это хуже чем один. Но что нам завещал великий Цезарь? Разделяй – и властвуй.

Я, без ложной скромности, человек почти гениальный – и это не хвастовство. Это скромность. Сухим фактом было бы это «почти» опустить. Поэтому обнаружив обидно малую мощность новообретённых магических талантов, я, по дороге сюда, пытаясь не вылететь из подпрыгивающей на кочках и ухабах телеги, пытался придумать, что можно извлечь хотя бы из таких возможностей. Цель ясна: магия эта в первую очередь должна стать оружием. Бытовое применение возможно и даже желательно, но вторично. Суп можно и на костре сварить. Вопрос: как этот махонький огонёчек использовать так, чтобы он стал грозой врагу и надёжной защитой другу? Примечание: для врага это уже в таком виде должно стать смертельным. Первой идеей было создать его прямо внутри вражеского организма. Жечь, так сказать, калёным железом изнутри. Пять секунд даже небольшого, в пару свечей, пламени в желудке – а в качестве особо гуманного способа: на бифуркации трахеи или аортальной арке – и супостат надёжно выведен из строя навсегда. Это потребовало эксперимента. Под рукой – кроме личного водителя и мешков с овсом в телеге – ничего не было. Но мешки с овсом меня устраивали. Увы. Облом. Создать огонёк там, где я не мог его видеть не получилось. Надеюсь, это просто практики у меня нет. Хуже, если такое невозможно в принципе.

Второй идеей... Второй идеи вот до самой этой минуты не было. Времени не хватило на проработку вопроса.

Ждать и целиться пришлось довольно долго. Автоматической привязки огонька к объекту то ли вообще не было предусмотрено проектом, то ли функция у меня пока не активирована, так что все его перемещения приходится осуществлять вручную, а потому надо тщательно выбрать и момент, и место. С баб стражники уже перешли на на семейные дела и недалёкие планы, а нужный момент всё не наступал. Наконец стоявший ко мне лицом приподнял руку чтобы поудобнее перехватить свою алебарду. В этот момент у него под подмышкой и вспыхнул маленький, но очень горячий огонек. Я постарался сделать его настолько жарким, насколько мог со своей энергопроводностью полных 100 джоулей в секунду. Стражник дико взвыл, бросил алебарду, подскочил на месте, хлопнул себя здоровой рукой в больное, и завертелся юлой. Вой перешёл в пронзительный, отчаянный визг. Несчастный рухнул с ног, катаясь по камням двора. Его напарник уставился на него ничего не понимая. Из караулки выскочили ещё четверо и кинулись на вопли. Надеюсь, вся дежурная смена и внутри больше никого. Оперативно так выскочили, словно готовились. Ну и хрен с вами. Я всё равно тут больше никого убивать не собирался. По стеночке, в тенёчке, бочком, я двинулся к открытой двери. Трое из оперативной четвёрки да напарник пострадавшего ещё пытались выяснить, почему шум – огонёк-то мой уже давно погас и очевидной причины не находилось – а один был поумней и начал озираться по сторонам. Но это я заметил краем глаза, уже проскальзывая в дверной проём. Осторожно так, не наглея. Внутренней географии Барджелло я не знал. До этого я тут бывал только с персональными вооружёнными гидами, и дальше подвала они мне экскурсий не проводили. Шёл я наобум и потому следовало быть максимально осмотрительным. Следовало продумывать каждый шаг. Следовало держать ушки на макушке и глядеть в оба. Следовало двигаться медленно и бесшумно. Следовало... Да там много чего ещё следовало. Да только я не успел ничего. Ей-бо, ну как тут не вспомнить: «ничего не сделал, слушай, только вошёл»...

xxii

[Год 1263. Август, 19; Четвёртая стража]

– А вот не занимали вы за мной! За мной вот он занимал! – И Ососков ткнул пальцем в следующего за Ордыниным старичка с палочкой. – А откуда вы здесь взялись, я не знаю!

– – Евгений Лукин. Чёрный сон.

Темнота была густая и плотная, как жидкий асфальт. Одна единственная свеча не могла разогнать её. Но света хватило, чтобы проявить из тьмы бледное лицо. Только лицо, больше не было ничего. Вокруг только темнота.

– Сгинь, – посоветовал я ему, и закрыл глаза.

Не помогло. Тонкогубое, хрященосое лицо, подсвечивая себе свечой, всё так же всматривалось в меня выпуклыми зенками. Лицо было странно знакомым, но я не мог пока заняться воспоминаниями, поскольку решал вопрос: открывал ли я глаза до того, как увидеть эту рожу, и закрывал ли после. Потом мне пришло в голову, что мне могли банально вырезать веки. Я тут же поверил именно в эту версию, и стало страшно.

– Мессер Ружеро, – голос острыми колючками тыкается в барабанные перепонки. – Мессер Ружеро!

Тонкие губы растягиваются в довольную улыбку. Мне же не до веселья. Мне как-то неудобно во всём теле, неуютно как-то, но я не понимаю, что именно не так.

– Ну-же, мессер Ружеро, – звонкий голос прокалывает-таки мои бедные перепонки и колет в самый мозг. – Просыпайся, дружочек, просыпайся. Хватит уже спать.

Почему – "просыпайся"? Я, вроде, не сплю.

Лицо уплывает вверх. Я поднимаю голову вослед – и тьма начинает таять, выявляя детали окружающего.

– Вот и хорошо, дружочек, – лицо, к которому потихоньку присоединяются шея с руками и туловищем, одобрило мою активность. – Вот и славно. Славно. Хорошо ты побегал, хорошо... Но ведь как получается? Сколько не бегай, а от нас не убежишь.

Что-то коснулось левой щеки, картинка рывком сместилась и меня словно кипятком облило. Я попытался оттереть щеку, но рук не было. Вернее, они были, но делать то, что мне было нужно не желали.

А ведь меня, похоже, ударили. По лицу. По моему лицу. Голова свесилась и я обнаружил каменные плиты где-то далеко внизу. Поднять голову почему-то уже не получалось. Снова начало темнеть.

– Давай-ка, мессер Ружеро, продолжим наше общение, – предложили мне.

Я хотел вежливо предложить перенести нашу беседу, так как в настоящее время мне что-то явно нездоровится, но тут моя голова безо всякого моего участия вздёрнулась и затылок больно стукнулся обо что-то очень твёрдое.

– Сука, – сообщил я Вселенной.

Чем-то мне знакомая физиономия, проявившись уже полностью, стояла в трёх шагах от меня, значит, за волосы меня держит ещё кто-то. Я попытался повернуть голову. Не вышло. Зато я понял, почему так трудно дышать и почему не слушаются руки: они были привязаны к кольцу в стене высоко над головой. Я на них висел.

– Как-то не задалась у нас беседа прошлый раз, – короткий смешок. – Но да ничего. Теперь нам не никто не помешает, не так ли? Тут ведь нет ваших рыцарей. Где они? Нету. Нету! А что ты без них? Так, кусок мяса.

А, точно. Это же тот, который тогда в том зале был, когда нас с Гвидо освободил ди Тавольи. Помню, помню. Отец Козимо. Плохо-то как. Но как он тут оказался? И, словно отвечая на мой невысказаный вопрос, он продолжил:

– Так я и знал, что ты сюда явишься.За девками за своими... Вот ведь как. Мне даже не поверил никто, когда я сказал, где тебя ждать. Да что там, Ружеро, я бы и сам не поверил, скажи мне кто. А тут, знаешь, как кольнуло мне что-то: девок попридержать, а там ты и сам за ними пожалуешь... Девок твоих, кстати, тут нет уже. Что им тут делать? С ними всё ясно. В Стинке они. [Тюрьма Стинке стояла на месте нынешнего театра Верди, на восточной стороне улицы Изола-делле-Стинке, тут перед казнью держали приговорённых] С завтрашнего дня по одной будут за грехи свои кары принимать. Сначала главную ведьму четвертуем, потом и мелких тварюшек вслед за ней. А вот с тобой разговор особый.

– Сука, – повторил я и Козимо небезосновательно принял это на свой счёт. И мне опять прилетело кулаком в лицо. Бил, естественно, не он, а тот невидимый, что стоял сбоку. Пересохшим языком я облизал распухшие и подозрительно солёные губы. Угу. Ну, зубы вроде на месте все... Я с надеждой глянул наверх ещё раз. Как давно, интересно, я в таком подвешенном состоянии? Вообще-то, у нормального человека часа за три-четыре такого висения уже и отёк лёгких должен начаться. Вот было бы здорово. Правда, смерть не из самых приятных, но перетерпеть можно – всяко лучше, чем опять с Альфонсо повстречаться. Вот только я – не нормальный. Я, может, вообще не человек. Ладно. Повисим, подождём.

– Ружеро Понтини... – продолжал меж тем Козимо. – Несомненно, не так тебя назвали родители и крестили в храме. Может всё же скажешь своё настоящее имя?

Я попытался найти у себя в памяти хоть какое-то обоснование своему нахождению здесь. В смысле – для него. Так-то понятно, что меня схомутали при попытке проникновения на охраняемый объект. Мысли были как перья в старой подушке – серые, ломкие, и сбившиеся в бесполезный комок. Вроде всё же делал правильно, и всё равно ничего не получилось. И девочкам не помог, и сам спалился. Не помогла мне моя вундервафля огненная.

– Настоящее... Ружеро... – слова давались с трудом, шепеляво, но поговорить надо, ибо другого источника информации у меня не будет. Они тут ещё не дошли до понимания, что на все вопросы задержанных надо отвечать только одно: "вопросы тут задаю я".

– Разве? Ну, положим. А кто же твои родители, мессер Ружеро?

– Я... не помню.

– Интересно. А откуда ты родом? Ты фирентиец?

– Не знаю.

– И как давно живёшь в Фиренце ты, конечно, тоже не помнишь?

– Не точно... год... или два... не знаю.

– Интересные у тебя особенности памяти, Ружеро, – заметил клирик. Ну да, подумал я, тут помню, тут не помню. И вообще, незабвенные братья-францисканцы всё это у меня уже спрашивали практически теми же словами. И этот туда же. И комментарии даёт такие же. Неужели настолько плоха легенда? Козимо тем временем помянул, что я и в Фиренцу заявился без объяснений откуда, ссылаясь на ту же амнезию, и продолжал выяснять, как я, такой хронически беспамятный, добрался до Фиренцы один, да ещё умудрился попасть к Фаринате? Да не просто попасть, а сразу же начать работать с виднейшим механикусом Италии. А действительно, как? Это уже я спрашиваю: как настоящему Ружеро это удалось? Если, конечно, он не косил под такого же дурачка, как и я. Значит, косил. И тут вопрос: а действительно ли имя настоящее? И откуда пацанёнок взялся? Кто такой на самом деле?

– А вы, – похрипел я. – Отец Козимо, верно?

– Вспомнил, Ружеро? Да, я – именно он.

– А... братьев Альфонсо и Бартоломео вы не знаете?

– Францисканцев? – в голосе послышалось удивление. – Да, появились тут недавно. Почему спрашиваешь?

– Так ведь... Они со мной разговаривали уже, – чего, к счастью, в этой реальности пока не было.

– Вот как... – клирик задумался. – Не врёшь? Где это ты с ними поговорил?

– Этого не знаю. Они как-то не поделились секретом.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, глаза мне завязали. Только где-то в подвале и сняли повязку.

– Хм... Как-то не верится. И о чём говорили?

– О том же самом... Кто я, откуда, почему...

– И что ты им рассказал?

– Правду рассказал, отец Козимо.

– И они тебе поверили?

– Как видите, я у них там не остался. Отпустили меня.

– Сомнительно мне что-то... Ну, и какую правду ты им рассказал?

– Да вот именно такую, что меня отпустили. И велели больше никому не говорить. Сказали, если ещё у кого, например как у вас, отец Козимо, вопросы ко мне появятся, то к ним отсылать. Они уже всё, что надо узнали.

– Ах, Ружеро, Ружеро... маленький обманщик. А я чуть было тебе не поверил. – клирик покачал головой и мне под рёбра, выбивая дух, впечатался кулак. Я только порадовался, что селезёнка у меня, хоть по ощущениям и как настоящая, но всё-же цифровая. Её не так жалко. Потом, ненадолго появившись у меня в поле зрения кряжистым силуэтом, подручный клирика двинул мне в челюсть. Одного такого удара бы хватило, чтобы я поплыл, а тут я ещё затылком от удара звезданулся о камень, так что хоть окончательно сознания не потерял, но реальность существенно утратила значение и отошла на второй план. А на первом у меня осталось лёгкое сожаление, что наспех сляпаная придумка не прошла. С другой стороны, я многого и не ожидал. Времени на обдумывания у меня не было. Может профессиональный разведчик бы и сообразил чего менее наивное, но я не он. Ничего. В другой раз у меня будет больше информации. Втирать ему про братьев, видимо, не стоит. Он с ними, видать, накоротке. Или вообще одна шайка-лейка, что, вобщем, мне должно было быть очевидно с самого начала. Ещё думал, почему-то, что я опять в Барджелло, опять меня по морде бьют, а Гвидо, подлец, отсутствует, на своё счастье. Про ракеты думал, что легко их теперь найду. Ну, после воскрешения, естественно. Вот только девочек было жалко до слёз. Но поделать я ничего не мог, надо было помирать как-то. Может, в следующий раз лучше получится. Или попробовать без них. Не выходит же явно, чего я упёрся и тыркаюсь в одно и то же? Понравились они мне, что-ли? С нынешним пониманием ситуации я, пожалуй, сам смогу выкрутиться... Надеюсь. А потом уже и им помочь. Без такого экстрима. Несколько-то дней у них есть, пока к ним не нагрянут францисканцы. Правда, это будут уже другие девочки, и я для них буду никто. Но лучше ж так, чем никак.

Клирик продолжал бубнить что-то, видимо спрашивая и всё ещё надеясь получить ответы, но я его слышал как сквозь вату, продолжая думать о своём. Но из того, что я всё это время о чём-то думал, не значит, что ничего не происходило, кроме его вопросов и моего думания. Ещё как происходило. Меня продолжали бить, и бить сильно. Чаще в живот, но и лицу доставалось. Губы были размочалены в тряпку, на грудь и на пол лилось из разбитого носа, затылок пульсировал от ударов о каменную стену, и, помимо селезёнки, дёргало отбитую печень. Только по сравнению с парочкой францисканцев, Козимо – сущий пацан и ничего кроме забивания меня насмерть не придумал, а, стало быть, мне можно было не отвечать на его вопросы, отрешиться от реальности и, тупо глядя перед собой бессмысленным взглядом, ждать, когда зелёная полоска покажет «0 ТП» и мигнёт мне на прощание, сменяясь воплем Бьянки «Ружеро очнулся!».

В какой момент всё прекратилось – я не заметил. Моё сознание, мелкодисперсно рассеявшись невесомой дымкой по необъятной реальности, впитывало биотоки Вселенной и ему было не до мелочей. Однако ж был какой-то шум в пыточной, вроде недолгого спора, потом короткое звяканье и бряканье, которые я отметил клочком того облачка, которым мыслил, но конденсироваться и овеществлять свой разум по таким мелочам не стал. У меня в планах была Смерть и попытка заметить переход из реальности в реальность. Отвлекаться по пустякам в такой момент было бы просто глупым. У меня было 1 ТП на индикаторе, и вроде даже казалось, что циферка уже начала мерцать. Вот-вот ЭТО должно было случиться. Но оно всё не случалось и не случалось, а потом я обнаружил себя уже лежащим на полу, причём не на голом. Кто-то подстелил мне какую-то подстилку. В голове постепенно прояснялось, возможно оттого, что мне дали напиться и омыли лицо холодной водой. Самочувствие улучшалось, но было всё-же обидно: вместо причащения тайн мироздания мне всего лишь предложили какую-то тряпку под зад.

– Полегчало? – голос был не Козимо. Ба, знакомые всё лица! Привет из прошлого, правда, не моего: мою голову у кружки с водой придерживал ни кто иной, как викарий Бонуомо Инфаньяти лично. Выжил он, значит.

– Спасибо, да, – поблагодарил я. – Что происходит?

– Встать можешь, отрок? – викарий поставил кружку на стол.

– Попробую, – я повернулся и упёрся руками в пол, не давая ему выскользнуть из-под меня.

– Пробуй. Если я не ошибаюсь, тебе надо торопиться. Скоро рассвет.

– Торопиться? – не понял я. – Куда?

– Через два часа после рассвета донна Мария Камби будет колесована.

– Мммм... – чёртов пол! Шатается. Но хоть блевать не тянет. – Я-то что могу сделать?

– А сюда зачем тогда пришёл?

– Сюда... – я всё-таки умудрился встать и смог сохранить вертикальное положение без поддержки. Совсем недалеко от меня на полу лежало то самое кряжистое тело, что так любило меня бить. Было ясно, что теперь оно ничего больше не любит и уже больше никого не ударит. Вошло, так сказать, в гармонию с мирозданием. А где же сам Козимо? А вот и он, лежит с другой стороны стола, ближе к двери. Такой же посмертно безобидный. Опа, а тут и ещё один, прям у порога. Униформа как у Козимо. Этого я не видел. Снаружи стоял, когда жив был? Ну, теперь лежит внутри. Больше никого, ни живых, ни мёртвых. Викарий, получается, их в-одиночку троих уложил? Вот тебе и монашек. – Да я даже и не знаю, как тут очутился. Дали по голове – и вот я уже оказался тут.