Текст книги "Соблазненная"
Автор книги: Вирджиния Хенли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
Глава 28
Адам впервые испытывал такие сильные эротические ощущения, разжигая страсть у этой золотой богини. Вместо того чтобы, закрыв глаза, улететь в мир блаженства, она пристально глядела на него, следила за его глазами, губами, ртом, языком, впервые разжигавшими в ней страсть. Она бурно откликалась на ласки, не сдерживая возгласов и стонов.
Когда он, оставив грудь, усеял жгучими поцелуями живот, она обхватила его своими длинными ровными ногами, прижимая его плоть к своей. Она хотела его. Хотела его всего.
Почувствовав между ног его вздыбленный стержень, Антония, не владея собой, поднялась на постели и стала кусать тугие мышцы на его широкой груди. Восхищенно ухмыляясь, он смотрел на ряд крошечных полукруглых следов, оставленных ее зубками. Если он Леопард, то она действительно ему под стать! Сгорая от желания, она была готова вцепиться в него ногтями. Боже, что она станет делать, когда он войдет в нее языком?
Разняв ноги, он широко раздвинул их и стал нежно поглаживать пальцами черный кудрявый треугольник. Откинувшись на атласную простыню, она выпятила ему в руки свой цветок, полуприкрыв глаза налившимися сладострастием веками, однако в них продолжало сверкать зеленое пламя.
Он сунул палец в щель, но не глубоко, нащупывая крошечный бутон розы, поглаживал и играл с ним, пока он не поднялся. Сначала он был сухим и горячим, но Адам продолжал играть, и скоро на пальце появилась капля влаги, за ней другая, пока она не отдала ему всю влагу.
– Приятно?
– М-м-м, знаешь… так… дивно.
Бутон набух до предела, а потом расцвел, стремительно развернув лепестки. У нее захватило дыхание.
– О, – выдохнула она, – до чего же чудесно! Адам понимающе улыбнулся. Потом медленно, осторожно скользнул пальцем глубже. Он вовсе не хотел разрушить ее сокровище. Оставит рубиновую капельку ее девственности в подарок будущему мужу. Сегодня не будет ни боли, ни крови, будет только сводящее с ума пьянящее блаженство.
Влагалище у Антонии было таким узким, что, казалось, крепкий палец Адама заполнил его до отказа. Он совсем не двигал им, давая ей возможность привыкнуть к ощущению совокупления, и был вознагражден легкими судорожными спазмами – влагалище, пульсируя, захватывало его палец. Она, подняв колени, раздвинула их, чтобы ему было видно все, что он делает с ней, потом, опершись на локти, стала смотреть сама.
Адам медленно потянул палец назад, потом снова задвинул его внутрь, пока он не коснулся плевы. Он медленно, ритмично повторял мучительно сладостное трение, на которое влагалище откликалось, жадно захватывая палец. Так продолжалось томительно долго, пока она не созрела до первого полного оргазма. Одновременно с судорожным движением из груди вырвался крик и палец оросило молоко любви. Теперь, когда она испытала первую волну наслаждения, Адам знал, что важно не упустить момент. Он потянул ее за ноги и, когда она упала на черные атласные простыни, поднял ноги себе на плечи.
Обвив ими шею, Тони притянула его голову к своему цветку. Ей было видно, как у него раздувались ноздри, вдыхая острый запах женщины. Затем кончиком языка он коснулся влажных, набухших от желания губ.
– Н-е-е-т… да-а-а… пожалуйста, еще… а-а, еще… – вырвалось у нее.
Она неистово выгибалась навстречу проникающему в нее языку, испытывая подлинно райское блаженство. Комната вдруг наполнилась запахом фиалок. Адам необъяснимо осознавал, что это результат их любовной игры. От нее исходил запах и вкус лесных фиалок. Ее полные страсти восклицания доставали до сердца. Он никогда не встречал женщину, настолько прекрасную в своей страсти.
Антония отвернулась, думая, что теряет сознание, но Адам только на мгновение осушил ее как чашу. Затем она вдруг почувствовала необычный прилив жизненных сил и неистраченной половой энергии. Слезла с кровати, бросилась на него, повалив на постель, и наклонилась над ним, раздумывая, с чего начать.
Адам дал ей успокоиться и насладиться вновь обретенной властью.
– Порой и вожделение бывает добродетельным, – хриплым голосом поддразнил он.
Она вытянулась поверх его великолепного тела, протянув ноги вдоль его ног, прижимаясь щелью к его негнущемуся мужскому корню. Потом осыпала его рот легкими поцелуями.
– У тебя волшебный рот. Целуя его, я кажусь себе красавицей.
– Любимая, ты и есть красавица. Ты поразительно, захватывающе красива.
– Ты тоже надурен, – засмеялась она, упиваясь смуглой гармоничной фигурой. – Твое тело возбуждает во мне страшное любопытство.
– Тогда разглядывай меня. Удовлетворяй свое любопытство, – подбодрил ее Сэвидж.
Она поднялась с него и села рядом, скрестив ноги. Потом, осмелев, погладила глыбы мускулов на груди, «запустив пальцы в черные густые, словно шерсть, заросли. Проклятье! Неудивительно, что женщин тянуло к нему, как сук во время течки. Он был великолепным самцом, в сравнении с которым бледнели остальные мужчины.
Влюбиться в него легче простого. Антония все эти месяцы была от него без ума, но отказывалась признаться, что любит его, опасаясь, что любовь принесет ей горе. Она скользнула глазами по животу. Твердый и плоский, иссеченный уродливыми белыми шрамами. Она не могла убрать руки, чтобы он не подумал, что шрамы отталкивают ее. Да и на самом деле они ее не отталкивали. Они были частью его, вернее, частью его прошлого, но они сыграли не последнюю роль в формировании его личности.
Тони нежно провела пальцами по неровным рубцам. Встретившись с ним взглядом, она увидела, что он пристально смотрит на нее.
– Больно?
Чуть помедлив, он отрицательно покачал головой:
– Только в памяти. Так и должно быть, чтобы больше не наделал таких ошибок.
Снова насмешка над собой. Нажимая пальцами на шрамы, она разглаживала их. Те снова вздувались, вырываясь из-под пальцев. Можно сказать, они лишали его физического совершенства, что было не так уж плохо. Он был опасно близок к идеалу.
Наконец взгляд остановился на предмете ее острого любопытства. Она долго рассматривала его, не решаясь, однако, потрогать.
– Ну? – стараясь скрыть шутливое выражение, подбадривал он.
– Он не совсем такой, как я представляла.
– В каком смысле?
– Ну, он, конечно, намного больше. Чудная форма. Слегка изогнутый, как турецкий ятаган. И еще эта часть. – Ее палец почти коснулся его.
– Головка? – подсказал он.
– Головка… она не такая, как голова. Сверху слегка закругленная, а внизу принимает форму сердца.
– Большой потому, что в данный момент налился кровью. Из-за того что меня физически возбуждает твоя прелесть и твоя близость. А рубчик под головкой, чтобы создавать трение, когда он внутри женского тела.
Антония почувствовала, как внутри ее органа натянулись горячие металлические нити. Она судорожно вздохнула.
– Он слегка изогнут, чтобы следовать изгибу внутри женского тела.
Адам видел, как она облизывает губы, зная, что у нее пересохло во рту.
– Разумеется, он не всегда такой большой. Когда не стоит, он отвисает, головку закрывает крайняя плоть и он сжимается больше чем наполовину.
Подбадривая, он взял ее за руку, направляя в сторону фаллоса. Ей вдруг захотелось коснуться, пощупать, попробовать его на ощупь.
– Он такой твердый и жесткий, что невозможно представить его мягким.
– После эякуляции он становится мягким, – заверил Адам.
– Эякуляции? – серьезно переспросила Антония, ; – стараясь узнать побольше.
– Когда я играл с бутоном внутри тебя, ты дошла до оргазма. То же самое и у меня. – Он накрыл ладонью ее пальцы, так что они обхватили его толстый стержень. Потом провел ее кулаком несколько раз вверх и вниз. – Трение при соитии кончается оргазмом, и мое семя выбрасывается наружу.
Ее зеленые глаза расширились, будто ей открыли большую тайну. Она знала, что такое соитие. «Кама сутра» рассказывала об этом с возбуждающей откровенностью. Она знала, что между ними еще не было соития.
– Больно? – Она крепко сжала пальцы на его члене, почувствовав, как он пульсирует в ритме сердца.
– Да, бывает больно, когда, не спуская, держишь в возбужденном состоянии.
Посмотрев друг другу в глаза, увидели в них пламя эротической страсти. Против воли у нее вырвались слова, которые не вернешь:
– Хочу, чтобы изгиб твоего ятагана прошел по изгибу внутри меня.
Он привлек ее к себе:
– Милая Анн, я хочу этого, как никогда ничего не хотел, но с моей стороны это было бы ничем не оправданным эгоизмом. Наслаждение получу один я.
– Но ты подарил мне наслаждение своими пальцами и своим ртом, и мне кажется, что наслаждение от стоящего мужского члена будет в десять раз сильнее.
– Во сто раз, дорогая, но до этого будет больно, потому что внутри тебя порвется плева. У нас просто нет времени, чтобы ты оправилась от боли и почувствовала что-нибудь еще. Брачный обряд – мистическое таинство. Я хочу оставить тебя нетронутой, чтобы ты испытала его в будущем.
– Но я никогда не выйду замуж, – запротестовала она.
Адам улыбнулся:
– Никогда – это очень, очень долго. И даже если у тебя не будет мужа, то, несомненно, будет любовник.
– Откуда ты знаешь? – крикнула она.
– После нынешней ночи твоему телу будет не хватать ласки любовника. Пройдет немного времени, и ты найдешь, кого полюбить.
– Но я искала и нашла тебя.
– Это плод воображения. Меньше чем через два часа наступит действительность.
– Адам, я хочу, чтобы ты спустил.
– Не путем соития, любовь моя. Что, если мое семя оставит тебя с ребенком?
– А, черт, почему всегда приходится платить сатане? Он пожал плечами:
– Думаю, что риск придает игре сладость.
– Я готова рисковать чем угодно! – отчаянно воскликнула она.
– Знаю. И от этого ты для меня так желанна, но ты очень молода, и сегодня я счел себя в ответе за тебя.
– Ты обещал любить меня!
– Я обещал лишь открыть тебе таинства секса. Тони вздохнула. Показывает свое благородство, гори он в преисподней. Однако она чувствовала себя в безопасности, зная, что он ни за что не даст ее в обиду.
– Покажи, как доставить тебе наслаждение. Взяв ее за руки, он положил одну на черную шерсть на груди, а в другую вложил свой негнущийся стержень.
– Просто поиграй с ним.
Антония поглаживала, ласкала, играла им, вертела в руках, зачарованно глядя, как он, наливаясь кровью, толстеет. Он вздрагивал и вырывался из руки. Адам тихо постанывал от доставляемого ею наслаждения. Антония вдруг почувствовала, что ей этого мало. Ей хотелось целовать его, попробовать на вкус, ощутить его внутри себя. Ей хотелось доставить ему больше наслаждения, чем он получал от других женщин.
Обхватив обеими руками, она поднесла его к губам, будто предмет поклонения. Она поцеловала гладкую, как бархат, головку, потом еще и еще. Провела кончиком языка вокруг шейки, потом взяла губами напряженный кончик. Теперь настала его очередь издавать возгласы наслаждения, а Тони упивалась своей женской властью над ним. Скользнув губами еще ниже, она взяла горячим ртом всю головку и стала сосать и облизывать, пока он бешено не запульсировал.
– Хватит, любовь моя. Сейчас спущу, – выдохнул он. Она бросила из-под темных ресниц восхищенный взгляд, давая понять, что вовсе не намерена остановиться.
Адам сдерживал оргазм казавшиеся вечными минуты, целиком отдаваясь грозившим вырваться наружу опьяняющим дурманящим ощущениям. Чувствуя, что больше не выдержит ее невыносимых ласк, он вынул изо рта свой готовый лопнуть стержень.
Семя брызнуло дугой, заливая ее грудь и черные атласные простыни, рассыпаясь прекрасными, как жидкий жемчуг, каплями. Антония потрогала одну кончиком пальца, потом, дивясь и восхищаясь, растерла скользкую шелковистую жидкость. Поднесла пальцы к носу, понюхала, наконец, лизнула языком. Крепкий мужской запах и вкус соли, сандалового дерева и дыма.
– Ты всегда такая импульсивная? – тихо прорычал Адам.
– Научилась ловить момент, – хрипло проговорила она.
С радостным воплем он поднял ее на свои широкие плечи и как озорной мальчишка забегал по комнате. Остановился перед зеркалом, чтобы полюбоваться беззаботным расторможенным видом обоих. Он ласково поглаживал ее длинные ровные ноги, испытывая приятное ощущение от их объятий, от обжигающего прикосновения к шее ее промежности.
Антония почувствовала, что в ней снова растет желание, и с удивлением увидела, как растет и толстеет его петух, пока не вскочил, почти доставая до пупа.
– Так скоро?
– Стоит как надо, но всем мужчинам после эякуляции требуется время, прежде чем они смогут опять.
– И как долго? – спросила она с любопытством.
– У разных мужчин по-разному. Несколько секунд у молодого парня… возможно, несколько часов у мужчин постарше.
– А у тебя? – спросила она, потираясь о его шею.
– Скажем, пять минут. Столько же, сколько потребовалось и тебе.
– У, дьявол! Знаешь все мои секреты? – рассмеялась она.
Адам опустился на колени, опуская ее на пол. Ей хотелось, вырвавшись, танцевать, но он оказался резвее. Сев на ковер, он посадил ее на колени и стал горячо целовать, пока ее губы не распухли, будто искусанные пчелами, и полностью не насытились. Затем он перешел ниже и стал целовать другие губы, пока они тоже не распухли, будто искусанные пчелами и тоже полностью не насытились.
Она, должно быть, там и заснула, потому что, проснувшись, увидела, что они, обнявшись, лежат в постели. Она уткнулась ртом в его могучую шею, он крепко прижимал ее к себе.
Пока она дремала, Адам лежал не шевелясь, а в голове метались мысли. Он желал это прелестное юное создание куда сильнее, чем ждавшую его на Цейлоне холодную, закованную женщину. Он подумывал о том, чтобы разбудить ее и заставить назвать себя и рассказать о положении, в котором она оказалась. Конечно же, деньги устранят все ее трудности и дадут им возможность быть вместе.
Сэвидж понимал, что несправедлив. Она была слишком молода для него, слишком неиспорченна. Его дурное прошлое ляжет на нее пятном. Лучше оставить все как есть. Короткая связь, которая будет долго помниться, куда предпочтительнее, чем погубленная судьба юной девушки. Он глубоко вздохнул, представив, что могло случиться.
Антония пошевелилась и открыла глаза. Небо уже окрасилось румянцем. Он коснулся губами ее волос:
– Не уходи. Побудь немного со мной.
Ее губы, уткнувшись ему в шею, беззвучно произнесли:
– Навсегда.
Когда он сел на кровати, спустив ноги на пол, она зароптала, не желая разлучиться. Глазами собственницы она следила, как он тянулся всем своим гибким телом и провел могучей рукой по волосам. Затем нагишом вышел на балкон приветствовать утро. Глянув вниз, помахал кому-то рукой:
– Пейзано! Амико!
Итальянский язык Адама ограничивался немногими необходимыми словами.
До Антонии долетел снизу поток слов. Она была поражена, что он ведет беседу абсолютно голый.
– Венива?
Она поняла, что речь идет о еде!
Схватив корзинку, он отвязал шнурок занавески и спустил корзинку вниз. Потом вернулся за деньгами и бросил вниз несколько монет. Снизу посыпались вопросы. Адам,
смеясь, отвечал. Она разобрала слово «донна», означавшее женщину. Выходит, им известно, что в номере женщина!
До нее донесся смех.
«Кель анималь». Они называют его диким зверем. В голосах слышалось одобрение.
Адам внезапно вернулся в комнату:
– Он не даст нам есть, пока не увидит тебя. Антония охнула от неожиданности. Потом сдалась. Теперь уже поздно проявлять излишнюю стыдливость. Сунув руки в рукава рубашки Адама, она выбежала на балкон, лопав в его объятия. Он поцеловал ее под одобрительные возгласы зрителей. Антония, чувствуя, что мужчине снизу, должно быть, видна ее голая задница, поспешила зажать подол рубашки между ног. Он был хорошим ценителем. «Бене! Беллиссимо! Вай сьете белла».
– Он говорит, что ты прекрасна, – шепотом переводил Адам, – и очень голая.
– У, дьявол. – Она убежала, мелькнув восхитительными длинными ногами, и села, скрестив ноги, ожидая его. – Что ты достал?
– Фрукты, свежий хлеб и острую итальянскую колбасу.
– М-м-м. Амброзия! Пища богов! Разрешаю себя покормить.
Приподняв темную бровь, Адам посмотрел на нее:
– Еда моя. Платил я.
– У меня нет денег. Что возьмешь?
– Достаточно рубашки с твоих плеч.
Высвободившись из рукавов, она протянула ему рубашку. Он был восхищен полным отсутствием у нее сковывающей ложной скромности. Он поставил корзину между ними.
– Угощайся, дорогая.
Сделав вид, что раздумывает, что бы такое выбрать, она протянула руку под корзиной к его корню.
– Мне острую итальянскую колбасу.
Рассыпая содержимое корзины по постели, он обхватил ее руками.
Его притворная свирепость была почти как настоящая. Вскрикнув, она попыталась выскользнуть, но он ухватил ее за ноги и потянул к себе по черной атласной простыне. Скользкая ткань возбуждала в сосках сладостное чувство, порождая новое желание. В постели Адама Сэвиджа это происходило в считанные секунды. Тони знала, что он удовлетворит ее тело, но в голове мелькнула мысль, как быть, когда она снова станет юным Тони. Надо будет держаться от него подальше, иначе она будет постоянно изнемогать от желания.
Она выбросила мысль из головы – Адам, рыча, зажав ее между ног и навалившись на нее, терся своей волосатой грудью о ее чувствительную ножу, вызывая мучительно приятные ощущения. Щетина царапала лицо – волнующее прикосновение мужчины. Она обмякла.
– Сейчас научу тебя мурлыкать, – пробормотал он и, прильнув к ее губам, полностью завладел ее ртом, заслоняя собою все остальное.
Потом он усадил ее на колени, и они стали кормить друг друга кусочками колбасы и хлеба и сочными душистыми плодами солнечной Италии. Даже еда вдруг стала чувственным испытанием, когда он облизывал и обсасывал кормившие его пальцы. Оба знали, что время истекает, и старались продлить иллюзию. Она, запоминая, трогала и гладила каждую частицу его могучего тела. Ей было больно оттого, что она не могла пустить его в глубь себя, как это сделала бы настоящая женщина, но он был непреклонен, не принимая никаких увещеваний.
Держа ее на твердых, как мрамор, ногах, он ласково поглаживал ее восхитительные круглые груди и учил, как ублажить себя, когда желание станет слишком сильным. Вдруг он, пронзив ее взглядом голубых глаз, произнес:
– Почему это я не заказал ванну? Ты смыла бы золотую пудру с волос и маску бабочки с милого лица, чтобы я мог увидеть, как ты выглядишь на самом деле.
По ее лицу скользнуло паническое выражение:
– Нет! Никакой ванны. Жаль, но мне нужно идти.
– Милая, ты уверена, что не нужно ванны? От тебя за версту несет мужчиной, – хрипло возразил он. Она покачала головой:
– Должно быть, уже полдень. А я должна была уйти на рассвете. Помоги мне одеться.
Он застегнул пуговицы золотого лифа, а она никак не могла найти золотые трусики. Наконец, махнув рукой, она ступила в золотистый тюль юбки. Не найдя золотого ключика, она поглядела на него глазами, полными слез.
– Не дам ключ, пока ты полностью не назовешь себя.
– Лэм… бет, – прошептала она, полагая, что полуправда лучше лжи.
Она знала, что никогда не будет такой, как прежде. Он высился над ней, мрачный, неулыбчивый. Упершись в волосатую грудь, она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его на прощание.
– Спасибо, Адам, за этот дар познания. Он бесценен. Губы разомкнулись. Он вложил ключ ей в руку.
Глава 29
Вернувшись к себе в «Каса Даниэли», Антония заказала ванну. Целых полчаса она не входила в воду. Ей хотелось сохранить на теле запах мужчины, вкус его поцелуев на полуистерзанных губах. Одному Богу известно, придется ли ей снова вкусить их сладость.
Она смыла с волос золотую пудру, поражаясь тому, как они отросли с той ночи, когда Роз их отрезала. Туго зачесала назад и собрала в косичку, завязав черным кожаным ремешком. Оделась в мужскую одежду, не оплакивая своего женского наряда.
Антония уложила сумку, тщательно спрятав на дне парфюмерию, потом в последнюю минуту сложила похожий на корону золотой лиф. Юбка из золотистой ткани осталась висеть в шкафу отвергнутым призраком ее фантазии, которому предстояло остаться в прошлом и быть выброшенным из памяти.
Прежде чем навсегда поставить точку на прошедшей ночи, она мысленно задержалась на своих чувствах. Она не испытывала ни малейшего сожаления о содеянном. Она задалась целью обольстить его, но получилось, что совращение совершил он. Своим ртом. Настроение было прекрасное. Никогда еще она не испытывала такой полноты жизни.
Возвращаясь на корабль, она по пути заказала крупную партию венецианского талька для продажи в Англии в качестве пудры не только для волос, но и для лица, потому что он пользовался несравненно более высоким спросом, чем опасные свинцовые белила.
Тони с облегчением узнала, что вернулась на «Летучий дракон» раньше Сэвиджа. Она оставалась в каюте, пока не доставили тальк. Сэвидж вернулся, когда она следила за погрузкой товара в трюм. Даже не спросив, что она приобрела, он с непроницаемым лицом спокойно занялся делами. Казалось, что мыслями он где-то далеко, но в то же время он не упускал из виду ни дюйма на корабле, ни одного самого последнего матроса. Проверив все с носа до кормы, он не теряя времени приказал поднимать паруса. Сэвидж стремился в Англию, и, казалось, ему не терпелось как можно скорее покинуть Венецию.
Оставшуюся часть дня и весь следующий день Адам в одиночестве стоял у штурвала. Он держался неприветливо, даже неприступно, но на этот раз Тони была этому рада. Лучше, чтобы они держались на безопасном расстоянии друг от друга.
Проходя Адриатику, потом Средиземное море, Сэвидж с удивлением и злорадством отметил, что юный лорд Лэмб весьма изменился. С повязкой на голове, как и у остальных матросов, он словно обезьяна карабкался вверх и вниз по вантам. Он загорел и разгуливал по палубе с беспечным видом, какой мог быть только отражением здоровой самоуверенности. В Венеции с ним произошло что-то такое, от чего он явно повзрослел. Сэвидж часто слышал, как он насвистывает и напевает, и даже плавание по бурному Бискайскому заливу не убавило хорошего, смешливого настроения.
Сэвиджу хотелось такого же настроения, но ничего не получалось. Он не находил слов, чтобы определить, что с ним происходит. Не то чтобы грустил, скорее, подолгу задумывался. Ехал в Венецию рассеяться и гульнуть как следует. А получилось, что по уши влюбился.
Меньше всего на свете он думал о любви и тем не менее теперь отдал бы весь чай со своей плантации за свой венецианский роман. Проплывая берега Франции, он с головой ушел в самоанализ. Он в деталях обдумал, чем будет заниматься, когда вернется в Англию из индийских владений. Построил Эденвуд, нашел хозяйку, которая достойно украсила бы его жилище, стала бы идеальной парой в его политической деятельности. Будущее казалось незыблемым. И вот теперь встреча в Венеции с золотой богиней, почти в два раза моложе него, ни с того ни с сего породила неудовлетворенность жизнью. Грязно выругавшись, он выбросил мысль о ней из головы. Блаженство было блаженством, пока длилось, а теперь он твердо решил отныне никогда о ней не думать!
Они остановились на ночь в Гавре, намереваясь запастись пресной водой. Сэвидж запретил команде после наступления темноты сходить на берег. Никто особенно не возражал. Сэвидж сделал вид, что не заметил, как Максуайн и шотландец провели на корабль пару французских шлюх.
Тони не сидела в каюте, но и бродя по палубе, держалась особняком, слушая музыку и смех, раздававшиеся на своем и стоявших по соседству судах. Только Ла-Манш отделял ее от Англии. Интересно, забыт ли связанный с дуэлью скандал за тот месяц, когда ее не было, или же ей придется столкнуться с ним по возвращении в Лондон? И еще Бернард Лэмб – будет ли он ждать ее, чтобы отомстить или убрать при первой возможности?
Тони стояла, погруженная в мысли, когда мимо нее тихо проскользнула темная фигура, так близко, что она могла бы достать до нее рукой. Она замерла, даже не дышала. Вдруг до нее дошло, что корабль покидал не кто иной, как Сэвидж. Сначала она ощутила его запах. Она не могла спутать его ни с чем. Второе обстоятельство, подсказавшее ей, что это именно он, – его огромный рост и крадущиеся грациозные движения леопарда. На нем была темная грубая одежда, почти лохмотья. Тони не издала ни звука. Она была не настолько ослеплена своей страстью, чтобы не видеть, что это опасный, дурной человек, возможно, по уши погрязший в контрабандной авантюре. Тони не знала, в чем она заключается, и не хотела знать.
Ей вдруг расхотелось оставаться на палубе. Она подумала, что куда надежнее находиться в своей каюте. Она умылась и улеглась в подвесную койку. Раскачиваясь в койке, стала вспоминать все порты, в которых побывала за последний месяц. Покачивание скоро убаюкало ее, и она видела приятный сон о своем брате Антони.
Около трех часов утра кто-то ее разбудил. Почувствовав руку на плече, она испуганно вздрогнула.
– Тони, не пугайся. Это я, – тихо проговорил Сэвидж. В каюте было темно, хоть выколи глаза. Она спустила ноги на пол, чтобы не качалась койка.
– Какого черта вам надо? – спросила она.
– Кое в чем помочь у меня в каюте. Не хочу беспокоить команду. Поможешь?
– Думаю, да, – неохотно согласилась она, полагая, что он тайном притащил что-то на борт. Они медленно, беззвучно спустились по трапу в каюту Сэвиджа. Он долго возился с лампой, прежде чем зажег ее.
Тони смотрела, как он сбрасывает с себя рваную куртку, подготавливаясь к тому, что должно произойти. Меньше всего она ожидала то, что услышала:
– У меня в плече пуля. Помоги ее вытащить.
– Черт возьми, почему вы сразу не сказали, – встревожилась она. – Вот что бывает, когда по ночам шатаетесь среди подонков!
– Давай без лекций, парень, – спокойно сказал Сэвидж. На темной рубашке крови не было заметно, но как только сняли рубашку, кровь была повсюду и Тони поняла, что потеряно ее порядочно.
В дверь тихо постучали. Сэвидж кивнул, и она ответила на стук. Это был мистер Бейнс с чайником кипятка.
– Спасибо, мистер Бейнс, – облегченно вздохнула она.
– Справишься, парень? – спросил он.
– Справимся, – решительно заверил Сэвидж. – А вы посматривайте, нет ли полицейских.
Мистер Бейнс, молча козырнув, удалился. Когда Тони повернулась к Сэвиджу, тот держал лезвие ножа над пламенем лампы. Опустив глаза, она стала смывать кровь с груди. Касаясь знакомых мышц, она хмуро отметила про себя: «Вот уж не думала, что так скоро он снова попадет мне в руки». Тони тщательно осмотрела рану.
– Чувствую, что лопатку не задела… засела в мышце. Не говоря ни слова, она взялась за ручку ножа. Поколебалась минуту-другую, собираясь с духом. Здравый смысл подсказал, что нужно действовать быстро и войти ножом поглубже, чтобы избавиться от пули одним решительным взмахом. Нельзя бесконечно без пользы прощупывать и прокалывать. Глубоко вдохнув и закусив губу, она вонзила в тело острый конец ножа.
Тотчас хлынула и струйкой полилась по груди кровь, но Тони облегченно вздохнула – пуля упала в металлический таз. Она обследовала шкафчик со спиртным. Нашла там вино и ром. Взяв графинчик с ромом, поспешила к столу. Выжидающе поглядела на Сэвиджа. Он спокойно ответил:
– Я могу отключаться от боли.
Она быстро залила рану ромом, смотря, как он густеет. Удовлетворенно отметила, что все-таки ему больно. Так ему, черт возьми, и надо – не лезь в преступные дела.
Он показал ей, где коробка с перевязочными материалами. Прежде чем забинтовать, она наложила на рану плотную прокладку, чтобы остановить кровь. На палубе послышались шаги.
– Убери все это. Сунь в платяной шкаф, а мне дай ночной халат, – приказал Сэвидж.
Тони швырнула на дно шкафа окровавленные рубашку и полотенца, поставила туда коробку с бинтами и даже тазик с окрашенной кровью водой. Помогла ему надеть красный парчовый халат. Не успел он завязать кушак, как послышался стук в дверь каюты.
– Быстро полезай в постель, – приказал он. Она не раздумывая повиновалась. Окинув взглядом каюту, Сэвидж направился к двери. Мистер Бейнс с непроницаемым лицом сообщил:
– Извините за беспокойство, сэр, но этот жандарм утверждает, что он преследует преступника, который поднялся на борт «Летучего дракона».
Сэвидж окинул холодным взглядом своих голубых глаз мистера Бейнса, потом французского чиновника и, растягивая слова, произнес:
– Коль вы нас уже побеспокоили, предлагаю войти и как следует осмотреть помещение. Мы с моим юным спутником всю ночь находились в этой каюте.
Француз направил пронзительный взгляд на лежащего в постели юношу. Он не мог скрыть своего отвращения к тому, что здесь, по-видимому, происходило. Снова посмотрел на мужчину в ночном халате.
– Я бы хотел обыскать корабль, – заявил он на ломаном, но вполне понятном английском языке.
– Пожалуйста, – процедил Сэвидж. – Даю вам полчаса.
Когда дверь захлопнулась, Тони соскочила с кровати, побледнев от гнева.
– Негодяй, – прошипела она, – как вы смели поставить меня в такое унизительное положение?
– Полегче, Тони, ведь я же тебя не отодрал, – шутливо ответил Сэвидж.
Щеки ее пылали. Ей хотелось дать ему пощечину. Сжав кулаки, она угрожающе двинулась к нему, но тут, к ее удивлению, у Сэвиджа подломились ноги.
Выругавшись, она помогла ему добраться до постели и принесла графин с ромом.
– Глотните побольше, – сердито приказала Тони. Она держала графин у рта, пока он не сделал несколько глотков.
Насмешливый взгляд Сэвиджа потух.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он. Тони присела, и только когда увидела, что он заснул, направилась в свою каюту. Легла, но некоторое время спустя поняла, что не сможет спокойно спать, когда он лежит раненный далеко от нее. Встала, отцепила койку и перетащила ее в его каюту. Повесив в углу и оставив лампу зажженной, легла, слушая его ровное дыхание.
Тони, должно быть, задремала, но Сэвидж стал метаться во сне и, стукнув о перегородку, разбудил ее. В следующий момент она была у постели. Приложила руку но лбу. Его явно лихорадило. Тазик был полон крови. Взяв кувшин с водой, она стала смачивать лицо и шею, чтобы снять жар. Сэвидж начал бредить. Она не обращала внимания на его бормотание, пока он не стал звать:
– Анн… Анн… ты здесь?
Она то краснела, то бледнела, поняв, что он зовет ее. Он снова и снова повторял это имя, с каждой минутой проявляя все больше беспокойства. Наконец, отчаявшись, она взяла его руку и тихо проговорила:
– Да, Адам. Я здесь.
– Анн? – повторил он.
– Да, да. Я побуду. Постарайся успокоиться. После этих слов он, кажется, немного утих, но она, держа его руку, чувствовала, что жар не спадает. Тони лихорадочно думала, что будет делать, если жар к утру не спадет, а на корабль вернутся чиновники. Оперлась спиной на кровать, не в силах собраться с мыслями. Ее окрыляло сознание, что он в горячке звал ее. Если бы только… она не затеяла обман, заняв место брата. Если бы только Адам Сэвидж не был впутан в темные, незаконные дела… если бы только он не был таким бесстыжим бабником, имевшим интрижки с половиной матрон лондонского света… если бы только…
