Текст книги "Ценою крови"
Автор книги: Вилло Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)
58
Легкие снежинки медленно опускались вниз со свинцово-серого неба. Все трое оцепенело глядели на расстилавшуюся перед ними поляну.
– Ну, ладно, – промолвил наконец Франсуа. – По крайней мере, большой вигвам остался. Надеюсь, незаразный. Придется туда.
Никто из них не произнес страшное слово "оспа", но все подумали об этом. Заразиться можно и через несколько месяцев после того, как в помещении находился больной. Однако выбора не оставалось: у Солей начались схватки, им надо где-то найти пристанище.
Франсуа зашел в вигвам первым и, вернувшись, сообщил:
– Вроде никаких следов паники. Просто откочевали. И давненько, видать. После них здесь уже были постояльцы. Давай заходи, Солей. А ты, Селест, тащи остальные вещи. Я пособираю сушняка, попробую огонь зажечь. Все отсырело там.
Солей решительно вошла внутрь. Что же, здесь так здесь. Она не боится. Несколько часов – и все… Эх, если бы Реми был сейчас рядом…
– Все будет хорошо! – подбодрила ее Селест, правда, не слишком уверенно.
– Рано слишком! – от резкой боли на лбу у Солей выступили капельки холодного пота. – Не доносила! Боюсь, не выживет – с таким сроком!
– Ну, давай святой деве помолимся, авось поможет!
– Ой, все бы отдала, только бы мама сейчас со мной тут оказалась!
– Постараюсь заменить! – Селест хотела, чтобы это прозвучало легко и шутливо, но не очень-то получилось.
Странно, но волнение подруги как-то успокоило Солей.
– Да, ночка будет, пожалуй, длинная. Ой, как он толкается! Видно, уже невтерпеж!
Вернулся Франсуа, сказал, что снег повалил вовсю – как будто зима вернулась.
– Слава Богу, хоть крыша над головой! Спасибо микмакам!
Солей уже ничего не слышала; схватки начались по-настоящему. И вдруг все кончилось! Послышался какой-то мяукающий писк, перед глазами возникло улыбающееся лицо Селест: она протягивала подруге мокрое, дрожащее тельце.
– Господи, нам даже обтереть его нечем – нижней юбкой разве?
– Девочка? – Солей приподнялась на локтях, потом перевалилась на бок, чтобы получше рассмотреть дочурку. – Не очень маленькая?
– Крохотулька! – согласилась Селест. – Но ведь все на месте. Красотка такая!
Солей отогнула импровизированную пеленку: головка темненькая, а пальчики какие смешные! Потрогала за один, та его согнула, как будто уже с самой играет. Глаза Солей наполнились слезами – слезами нежности и радости. Новорожденная повернула к ней головку, зачмокала ротиком.
Солей засмеялась:
– Уже есть просит!
– Это хороший признак. Обычно новорожденные не сосут даже, – сказала Селест тоном опытной акушерки.
– Да, ну и вымоталась я! – призналась Солей. – Самая тяжелая работа в моей жизни!
– Отдохни, теперь можно!
Солей прижала к себе новорожденную и погрузилась в сладкий сон.
* * *
За ночь погода несколько раз менялась: снег сменился дождем, потом опять подморозило. Утром Селест первой выглянула наружу и не могла сдержать возгласа восхищения:
– Ой, глядите! Красиво как!
Деревья стояли будто обвешанные хрустальными гирляндами, землю покрывала сверкающая ледяная корка.
Франсуа улыбнулся сестре:
– Это в честь тебя и твоей крошки! Пойди посмотри!
– Уже бегу и падаю! – отозвалась Солей, завертываясь поплотнее в меховое покрывало.
– Как ты ее назовешь? – поинтересовалась Селест, опуская полог вигвама.
– Мишлен, – задумчиво проговорила Солей. – Если бы был мальчик, назвала бы Реми, конечно. Мы с ним как-то говорили насчет этого. Если девочка, то, он сказал, пусть будет другое имя, не мое. Пусть у него в жизни будет только одна Солей. – Глаза ее повлажнели, но она улыбалась. – Так что – Мишлен!
– Хорошее имя. Нашу мы назовем Виктуар – победа. А мальчика – в честь обоих дедушек Жорж-Эмилем.
Прошло какое-то время, прежде чем до Солей дошел глубокий смысл этих слов подруги.
– Селест! Так, значит, ты?..
– Думаю, да. Почти уверена. Я сегодня как раз сказала об этом Франсуа – после твоих родов.
Франсуа оскалился как дурачок. Думает небось, что это все его заслуга. Может быть, конечно, он и сам дозрел бы, но хорошо все-таки, что они с Селест все это придумали. Мужчины порой так нерасторопны в этих делах.
Впрочем, о Реми этого не скажешь. Солей заморгала, прижала к себе дочурку. Та издала какой-то недовольный звук: мол, так удобно было, зачем ты, мама, меня потревожила? Нет, она не будет плакать. Во всяком случае, сегодня. Не надо омрачать такой день.
* * *
Они провели в вигваме микмаков неделю. Дома она бы еще вылежалась, но здесь было некогда. Солей сама торопила их:
– Индианки через несколько часов уже в работе. А чем я хуже? Чувствую я себя прекрасно. Чем скорее двинемся, тем лучше. Скоро весна. Там, на Мадаваске, дел полно.
Снег уже сошел, река очистилась от льда. Франсуа и Селест сели за весла. Солей с ребенком на руках пристроилась так, чтобы защитить крошку от ветра. Как забавно дочурка морщила мордашку, а глазки еще не могли в одну точку смотреть! Преждевременные роды никак не сказались на ней; Мишлен расцветала с каждым днем, особенно после того, как у Солей все наладилось с молоком.
Вдали послышался шум водопада. Селест, которая видела Ниагару впервые, даже поежилась от грандиозной картины падающих с огромной высоты потоков. Они направились к берегу: здесь придется тащить лодку и груз волоком. И тут лодка наткнулась на подводный камень. Секунда, и все они, включая малышку, оказались в ледяной купели. На счастье, было мелко, и Солей удалось быстро выбраться на берег. Мишлен залилась отчаянным ревом. Франсуа, подавая руку сестре, неожиданно улыбнулся.
– Раз так громко кричит, значит, все в порядке!
Она бросила на него испуганный взгляд: боже, на виске кровь! Селест без сил рухнула наземь, задыхаясь, крикнула:
– Лодка!
Они все повернули головы: лодка быстро удалялась вниз по течению. Франсуа теперь и сам уже заорал:
– Наши вещи!
И вправду, несколько мешков тоже плыли вслед за удаляющейся лодкой. Котелок утонул на месте и сейчас был хорошо виден в прозрачной воде; Селест бросилась за ним.
Слава Богу, и все остальное удалось спасти: на повороте лодка и мешки запутались в прибрежных зарослях.
– Повезло! – заметил Франсуа, возвратившийся к ним в лодке, уже нагруженной промокшими одеялами и шкурами.
Солей стучала зубами от холода, но думала не о себе, а о дочери.
– Надо бы согреться, но как?
– Возвращаемся обратно, – решительно распорядился Франсуа: он уже все продумал. – Там все-таки крыша над головой и огонь разжечь можно. Двигаем!
Впервые они отступили, направились назад. Но другого выхода не оставалось. Солей изо всех сил прижала тельце Мишлен к себе, надеясь согреть ее, но все было тщетно.
Они совсем окоченели, пока добрались до знакомой поляны с вигвамами. Франсуа первым заметил причалившую там чужую лодку.
– Эге! Да мы не одни! Кто-то уже занял наше жилье!
– Надеюсь, они впустят нас! – пробормотала Солей, спрыгивая с Мишлен на берег. – Если я ее не согрею немедленно, она погибнет!
Они вытащили лодку из воды и направились к вигваму. Оттуда вышли его новые обитатели. Двое. Какое-то время все молча смотрели друг на друга. Вдруг Солей испустила крик восторга и бросилась вперед – прямо в раскрытые объятия ее матери. Это были Барби и Эмиль!
59
Оба сильно постарели, причем Эмиль, пожалуй, больше. Как и все беженцы, они были худые и оборванные, но, кажется, в добром здравии.
– Там, в Сен-Анн, нам сказали, что вы неделю как ушли. Мы боялись, что не догоним вас, – рассказывала Барби, когда все они, согревшиеся, поменявшие одежды, сидел вокруг костра. Ребенок был теперь уже на руках у Барби, она никак не могла с ним расстаться. – Это перст божий, что вы назад вернулись!
Никто не стал с этим спорить.
– Ну, расскажите же, что с вами было! – обратилась к родителям Солей.
История была простая. Барби не потребовалось много времени, чтобы поведать ее…
Дождавшись, пока лодка с детьми скрылась из их глаз в водах пролива, Эмиль и Барби двинулись в глубь леса, надеясь встретить других беженцев.
– Или найти место, где я мог бы спокойно умереть, – вставил Эмиль. – Только твоя мать разве даст помереть спокойно?!
– Я знала: если отец помрет, то и мне не выжить, – продолжала Барби, покачивая ребенка. – И мы шли, шли, пока не стемнело. И увидели огонек…
Случайно или волей провидения они наткнулись на небольшой индейский поселок. Большая часть племени уже откочевала подальше от англичан. Остались только старые, малые да больные, не больше дюжины. Они тоже собирались уйти, а пока дожидались, когда срастется нога у одного молодого воина.
– Они нас приняли, – рассказывала Барби, – покормили, дали ночлег. Пуйона там не было, но все они понемножку знахарят. Они делали горячие припарки на папину рану, давали ему какой-то настой – в общем, когда этот молодец встал на ноги, папа тоже… Потом мы кочевали с ними вместе – до самого Сент-Джона. Затем они двинулись дальше в леса, а мы – вверх по реке. Спрашивали у всех встречных о вас. Наконец, в Сен-Анн узнали о вас. И вот благодаря господу мы снова вместе!
– Многие считают, что весной и сюда солдаты придут, – тяжело обронил Эмиль. – Говорят, что только под Квебеком можно надежно укрыться. Не знаю. Но главное: мы нашли вас. Может, и остальные найдутся…
Они замолчали. Было слышно только, как потрескивают головешки в костре. Солей посмотрела на мать: она так счастлива со своей первой внучкой! Улыбнулась. Жизнь снова обрела свою ценность. Это ли не чудо? А значит, можно надеяться и на другие чудеса.
* * *
За несколько тысяч миль отсюда, по ту сторону Атлантики, снялся с якоря корабль с грузами, предназначенными для американских колоний Англии. В его трюме находились Пьер и Анри. Несколько недель до Галифакса, потом многие месяцы опасными тропами через полуостров. Но цель была ясна – долина Мадаваски. Если кто-нибудь из их семьи уцелел, они найдут их там. Надо только постараться и не терять надежду.
* * *
Даниэль, Венсан, Жак и Андре стояли на берегу залива Фанди. Их корабль бросил якорь не в Аннаполисе, в гавани Сент-Джон: страшный шторм потрепал оснастку, и капитан решился зайти в порт, принадлежащий французам. Это была неслыханная удача. Стояла середина марта, весна еще не наступила, но они были счастливы. У Андре остались кое-какие деньги, так что можно экипироваться и подкормиться. А потом – вперед, на Мадаваску! Даниэль была уверена: она найдет своих. И у нее есть Андре!
* * *
Заплакал ребенок. Мадлен оторвала голову от подушки. Не хотелось вылезать из теплой постели, но ничего не поделаешь. Оказывается, он разметался во сне, а потом замерз. Она проверила, как Марк; мальчик спал, все в порядке. Взяла замерзшего малыша к себе; согревшись, он быстро уснул. Но у Мадлен сон пропал. Она лежала, глядя в темноту; в уголках глаз копились слезы, вот и потекли по щекам.
Да, верно: летом на Сен-Жане совсем неплохо: красный песок побережья, буйная поросль травы, кленовые рощи. Но зимой – такой холод! А тут еще этот поток беженцев – даже рыбы мало стало, не говоря уже о прочем. Не раз ей приходилось отдавать свою порцию детям, и все равно они глядят на нее голодными глазами, а Марк все чаще говорит ей одно и то же: "Есть хочется, мам!"
"Нет, не надо было нам сюда приходить, – думала она с какой-то безнадежной печалью. – Но Луи не виноват, он хотел как лучше. Хорошо хоть, что из Гран-Пре вовремя выбрались. И все-таки здесь нам долго не прожить. Конечно, скоро весна, Луи будет рыбачить, хотя это дело он любит меньше, чем копаться в земле. Наловит, на еду хватит, но ведь одной рыбой сыт не будешь, да и не только еда нужна. А здесь ничего не продать, не купить – все нищие…"
– Мадлен? Ты спишь?
Она виновато шевельнулась, не хотелось, чтобы Луи видел, что она плачет. Но он уже повернулся к ней, прикоснулся губами к ее мокрой щеке. Он не спрашивал ее, что случилось. Только мягко проговорил:
– Лед уже тает, скоро гавань откроется. Я говорил с Мишелем Дюперром насчет его лодки.
Мадлен дернулась.
– У нас нет денег, чтобы ее купить!
– Да нет, речь идет о том, чтобы он нас с собой захватил. Он отсюда уезжает. Мы тоже.
Сердце ее сжалось, то ли от страха, то ли от радостного ожидания.
– Уезжаем? Куда?
– Наверное, в Гаспэ. Мишель туда хочет. Мы с ним вначале вместе, а потом подумаем. Может, повыше, на Мадаваску двинем.
– Там наши… если спаслись! – Мадлен от радости села.
– Ложись! – ласково сказал ей Луи. – А то замерзнешь до смерти. Наверняка кто-то из наших перехитрил англичан. Разве можно представить себе, чтобы близнецы сдались? Глядишь, и найдем кого.
Она вся дрожала, когда он привлек к себе, сжал в объятиях. Но дрожала Мадлен не от холода.
– Когда? – спросила она. – Сколько у нас времени, чтобы собраться?
– Думаю, недели две-три. Много мы не сможем взять. Его баркас небольшой, а семья больше нашей.
Она радостно прижалась к мужу.
– Все равно – поедем!
И перед ней тоже зажегся огонек надежды.
* * *
Они добрались до долины Мадаваски в начале апреля. Весна здесь стояла поздняя, но в тот день солнце ласково пригревало, легкий ветерок доносил запах хвои, травы и чего-то еще медвяно-сладкого. В реке плескалась непотревоженная рыба, крупный олень без страха смотрел на них с опушки.
– Вон там! – Франсуа указал на то место, где стоял олень. – Там самое место для дома!
– Верно, – улыбнулась Солей с затаенной болью, ведь это же их с Реми место; оно никогда не станет настоящим домом для нее, пока его не будет здесь.
А пока что смыслом ее жизни стала Мишлен. Пережитые беды никак не сказались на ней; она быстро прибавляла в весе; внимание окружающих, особенно бабушки с дедушкой, судя по всему, ей очень нравилось. Эмиль с Франсуа принялись рубить бревенчатую хижину, а женщины занимались сбором всевозможных съедобных кореньев и трав.
Когда потеплело и весна окончательно вступила в свои права, мимо их заимки потянулись такие же, как и они, беженцы. С ними делились всем, что варилось в котле, – это было в основном то, что приносила охота, поскольку для овощей еще время не пришло.
Однажды Солей и Франсуа стояли рядом на берегу; они только что попрощались с очередной семьей, которая отправилась, вверх по реке. Когда их лодка скрылась за поворотом, Франсуа сказал со вздохом:
– Ну, мне опять пора за работу приниматься. Как легко было, оказывается, пахать и сеять там, у нас дома! Не то что на этой целине. Но отец опять такой счастливый стал! Только бы эти чертовы англичане сюда не добрались!
– Да уж! Мне тоже пора со стиркой кончать, а то до темноты не высохнет…
Франсуа глянул в другую сторону; внизу на реке появилось едва заметное пятнышко – видно, еще лодка к ним приближалась.
– Иногда мне кажется – Антуан вдруг появится. Как мне его не хватает!
Франсуа не ожидал ответа. Солей ничего и не ответила. Да и не смогла бы, даже если б хотела: в горле застрял комок. Франсуа махнул рукой и пошел по делам. Если лодка причалит, гостей встретит Солей.
Она наклонилась и принялась за белье. Ах, если бы сюда тот их большой котел, в котором они всегда кипятили белье! Руки ломило от ледяной воды. Хоть бы Франсуа медведя свалил, как хвастался; медвежий жир был бы кстати для ее растрескавшихся рук.
Лодка приближалась. Странно, в ней всего одна человеческая фигура. Обычно так здесь не плавают. И вдруг что-то как будто толкнуло ее; кровь бросилась в виски. Неужели? Святая дева! Мужчина был с большой, окладистой бородой, страшно худой; но эти плечи, эти спускающиеся на них темные кудри…
Он поднял весла, капли воды, падая с них, ярко засверкали на солнце; она сделала несколько шагов вперед, прямо в воду, потом побежала по мелководью.
– Реми! Реми!
Гребец последний раз взмахнул веслами, делая мощный рывок ей навстречу. Эта слегка насмешливая Улыбка, которая может свести с ума!..
– Слушай-ка, где же твоя девичья скромность? Так за мужчиной бегать – чуть лодку не утопила!
Она-таки действительно утопила ее – правда, глубина здесь была фута два, не больше. Реми выпрыгнул на берег, дотянулся до лодки, вытащил ее из воды – и вот Солей уже в его мощных объятиях, а его губы жадно и жарко ищут ее губы.
Он поднял ее как пушинку, и они смеясь и плача рухнули прямо в мягкую, пахучую траву.
Она погладила его такую непривычную бороду, дотронулась до губ.
– Ох, Реми, я умирала тысячу раз, каждый раз, когда думала, что ты никогда не вернешься!
– И я тоже, – произнес он мягко, уже без улыбки, серьезно и с невыразимой нежностью. – Думал, ты попала на один из этих чертовых кораблей. Но я знал: если ты на свободе, то будешь здесь. Кто здесь с тобой?
Она ему быстро все рассказала; его глаза потемнели, когда он подумал о тех, кого они навсегда потеряли.
– А ребенок? С ним-то что? – он положил ей руку на вновь ставший плоским живот, и по всему ее телу прошла дрожь, сделалось тепло и сладко. – У нас сын?
– У тебя чудесная дочурка, Мишлен!
– Дочка! У меня! Надо же! Ну, теперь пора и о сыне подумать! Девочке нужны братья – чтобы защищали…
Она было попыталась сесть, но он задержал ее.
– Видишь кого-нибудь наших? – спросила она.
Реми покрутил головой:
– Нет.
– Тогда, значит, и они нас не видят…
Улыбка снова вернулась к нему.
– Да ты нахалка такая стала, я вижу! Распустилась без меня, а?
С этими словами он приник к ней губами. Солей ощутила, как все в ней буквально взорвалось, как же она его любит! Слова больше были не нужны.
Послесловие автора
Обитатели Акадии еще долго бродили по Америке, разыскивая родных и места, где можно было начать новую жизнь в мире и спокойствии. Одни растворились среди англоязычных жителей британских колоний; другие сохранили свою самобытность, создав новые общины, например в окрестностях Нового Орлеана. И поныне в Луизиане некоторые жители называют себя «каджанами» – местная модификация слова «акадиец».
Одни нашли своих родных, с которыми их разлучили во время насильственной высылки. Другим повезло меньше.
Историки единодушно отмечают, что впервые официальное разрешение на приобретение земли в долине Мадаваски тамошние поселенцы получили весной 1785 года, через тридцать лет после того, как их лишили земель и владений на прежнем месте жительства. Но сами поселения там стали возникать гораздо раньше.
Большинство историков считает, что англичане специально разделили семьи высылаемых, чтобы предотвратить коллективные попытки возвращения обратно или сопротивления британскому господству. Личный дневник полковника Джона Винслоу, который руководил высылкой жителей Гран-Пре, как представляется, подтверждает эту точку зрения. Правда, некоторые позднейшие авторы настаивают, что разделение семей – это было не более как дело случая. Автор этих строк убежден, что этот жестокий акт был осуществлен намеренно.
В книге использованы подлинные фамилии жителей тогдашнего Гран-Пре, позднее поселившихся в долине Мадаваски. Но сами персонажи, конечно, представляют собой вымысел автора – кроме английских офицеров, которые осуществляли депортацию, да еще аббата Жан-Луи Ле Лутра, который вместе со своими сподвижниками из числа индейцев совершал налеты на английских колонистов и немало способствовал той трагедии, которая обрушилась на головы акадийцев. Жестокость порождает жестокость – следует задуматься над этим уроком истории.
