Текст книги "Ценою крови"

Автор книги: Вилло Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

56

Боль наконец настигла Реми – и какая это была боль! Она усиливалась рывками, и через какое-то время он понял, что его несут. Каждый шаг вызывал очередной взрыв мучительных страданий. Реми то приходил в себя, то впадал в забытье, но боль не проходила. В памяти остались обрывки разговоров:

– Тяжелый какой этот ваш Реми!

– Осторожно, тут скользко!

Однажды они вместе с ним упали в ледяную воду. Реми ощутил такой жуткий холод, что подумал – ну, все, он уже на том свете. Но тут послышался чей-то незнакомый голос:

– Ну, теперь ему каюк уж точно! Он и так бы не выжил – с такой дыркой, а после этой купели… Какой смысл его тащить – только задерживаемся…

Донесся звук как от удара, сердитые голоса. Один из них, странно знакомый, проревел:

– Он тебя из тюряги вытащил! Доведи нас до этой лодки, а потом спасай свою шкуру как хочешь, но до того – горло перережу, если еще раз такое скажешь!

И опять темнота. И боль, какая боль! Реми молился, чтобы это быстрее кончилось. Там, на небесах, он наверняка встретит Солей, и эта мысль примиряла его со случившимся.

Но вот он вроде уже на лодке – качается что-то. Как это он сюда попал? Ах да, они бежали к лесу, по ним стреляли…

– Есть чем укрыть? Он так замерзнет до смерти! – Да это Жозеф, точно Жозеф. Хороший парень…

На него что-то накинули, но теплее не стало. Побыстрее бы… умереть…

– Как думаешь, еще есть надежда? Везет ему – без сознания…

"В сознании!" – хотел сказать Реми и не смог.

– Не знаю, – и этот голос знакомый. Симон, Симон де Витр! – Сделаем все. Помоги-ка. Как бы солдаты нас здесь не накрыли.

– Сюда не доберутся. По ночам они на воде как цыплята себя чувствуют. Мы теперь спасены. Скажи спасибо своему другу.

Больше Реми ничего не помнил. Опять – забытье, короткий миг сознания, боль, холод – и постоянное желание: быстрее бы конец…

* * *

Он не умер. Они привезли его на семейную заимку, стащили с него замерзшую одежду, уложили в постель. Обложили подушками, сунули под ноги горячие камни.

Вокруг него засуетились женщины.

– Чудо, что он еще жив, – сказала одна.

– Кровь остановилась от холода, а то бы истек, – объяснила другая.

– Он должен жить. У него жена особенная.

Это сказал Симон. Он наклонился к Реми, потрепал по плечу.

– Ну, я опять к своим. На этот раз этим меня не поймать. Через месяц-два вернусь. Чтобы на ногах был!

* * *

Акадийцам, сосланным в Бостон, запрещалось выходить за пределы города, даже в расположенный рядом Кембридж. Но ведь там Жак! Даниэль не могла ждать.

– Нельзя! – сказал ей Андре, когда она поведала ему о своем намерении пробраться туда. – Опасно. Ночная стража всех подряд хватает.

Она бросила на него негодующий взгляд:

– Я должна его увидеть! Хотя он там и с Гийомом, но по семье тоскует, как и я!

Хозяева уже спали – они сидели вдвоем в пустой кухне.

– Нет! – решительно сказал Андре. – Тебе нельзя. Пойду я. У меня есть пропуск, хозяин дал. Найду твоего брата, расскажу ему, что мы задумали. Только смотри, девочка! Твой взгляд тебя может выдать: ты совсем не похожа сейчас на покорную, тихую Марту!

Она задохнулась от обиды; грудь ее высоко поднялась, что не осталось незамеченным ее собеседником.

– Я не девочка! Не обращайся со мной так!

Он улыбнулся, поддразнивая:

– Девочка, девочка. Прехорошенькая притом. Вот подрастешь – в жены возьму. Если кюре отыщем, конечно.

После этого его заявления ей как-то уже расхотелось спорить. Она только сказала:

– Ну, пожалуйста, Андре.

– Нет, и не проси. Ты не говоришь по-английски, дороги не знаешь. Я-то в любом случае выпутаюсь, а вот тебя вытащить, если попадешься, потруднее будет. А пока что готовься! Надо еды поднакопить, такой, чтобы не испортилась в дороге. Запас придется обновлять, конечно, неизвестно, когда точно дернем, но надо быть наготове. Скажи миссис Монро, что у тебя ботинки совсем изорвались, пусть новые купит – в дорогу пригодятся. Плащ теплый нужно. – Он заразительно улыбнулся. – Тот, зеленый, хозяйкин, с бобровой подстежкой, как раз подойдет…

Андре обернулся за один вечер и ночь. Утром, когда она встретилась с ним взглядом – он только что вошел в кухню, – то сразу поняла: поход был удачным. Но им и словом не удалось перемолвиться.

– Марта! Чарльз и Винсентик ждут завтрака! Ты чем там занимаешься? Что за копуша!

– Несу, мэ-эм! – ответила Даниэль на ломаном английском и понеслась с подносом в столовую. Слава Богу, все уселись, она там не нужна, можно, наконец, поговорить с Андре. – Ну? – только и могла она вымолвить.

Андре не спеша намазал маслом толстую краюху хлеба, откусил, пожевал – испытывает ее терпение, негодник этакий!

– Жак выглядит неплохо, хотя и худоват. Его хозяин наверняка получше питается – он слугой у какого-то адвоката. С Гийомом тоже поговорил. Он все-таки хоть как-то о мальчишке заботится, без этого твоему Жаку совсем плохо пришлось бы. Налей-ка мне этого их чая. Гадость такая, и как его англичане только пьют! Но все-таки горячий.

– Они с нами?

– Месье Трудель – нет. Он там с женой и тремя своими детьми, куда с ними, малышней? Родственников он разыскивает по объявлениям, хотя и сам говорит, что надежды мало. Во всяком случае, в Акадии у него никого не осталось и возвращаться некуда. Жак – другое дело. Он ждет только сигнала от нас.

Даниэль прикусила губу:

– Ты говоришь с малышней нельзя. А как же Венсан?

Андре перестал жевать. Даниэль опустилась на скамью напротив него.

– Я не могу его бросить. Если я найду маму или Пьера, с какими же глазами я им скажу, что оставила его среди врагов?..

Андре заговорил с длинными паузами, как бы размышляя на ходу:

– Здесь его наверняка усыновят, будет жить в богатстве и роскоши… Дорога в Акадию длинная… Да он к тому же здорово испортился: на тебя плюет, французский забывает…

Она сверкнула яростным взглядом:

– Он сын Пьера! Он наш!

Если Андре не захочет брать Венсана, она тоже останется. Наверное, он прочел это в ее глазах, потому что, вздохнув, пожал плечами:

– Только не говори ему прежде времени. Он все разболтает!

Из глаз у нее хлынули радостные слезы. Ну вот, вроде все и устроилось.

– Марта, о чем ты тут мечтаешь? Со стола надо убирать, а она расселась как госпожа! – в проеме двери возник силуэт миссис Монро.

Даниэль вскочила.

– Извините, мэм!

Как ей хотелось высказать все: и что она думает о своей хозяйке, и что она не Марта, а скоро не будет и служанкой. Но сдержалась. Не время.

Венсан только-только вылезал из-за стола, изящно обтирая личико белоснежной салфеткой. Мама говорила, что он вылитый Пьер, когда тот был маленький. Даниэль почувствовала такой прилив нежности к этому малышу, который, увы, уже стал отдаляться от нее! С этим чувством она провела остаток дня, с ним и уснула.

Проснулась она оттого, что кто-то положил ей ладонь на рот. Знакомый и уже любимый голос произнес:

– Тсс! Только без шума! Мы смываемся!

– Сейчас? Сегодня? Ты же говорил – весной, когда идти будет не холодно…

– Все изменилось. Нам не надо будет идти, по крайности, поначалу.

Она все еще спросонья с трудом его понимала.

– Я прихватил из кассы господина Монро приличную сумму и сунул морячку одному – он нас берет с собой. Корабль отойдет, как только вода подымется.

– А Жак?

– Он будет на месте ждать нас, если на стражу не напорется.

Больше ее не надо было убеждать. Она на ощупь оделась – в самое теплое платье, которое ей досталось от миссис Монро, зажгла свечу от камина и направилась к спальне Венсана.

Он разметался в своей постельке, кудрявенький, розовощекий, как ангелочек. Сердце Даниэль сжалось. Если их поймают, неужели и его не пощадят? Да нет, конечно, нет. Четырехлетний малыш – он же не мог замыслить побег. Это им двоим и Жаку предстоит в таком случае публичная порка, а то и повесят, кто знает? Но ради свободы можно пойти на любой риск.

Андре потянулся за свечой.

– Давай одевай его! Если совсем не проснется, тем лучше! Главное, чтобы тихо!

Венсан покорно протягивал ей ручки и ножки, пока она лихорадочно натягивала на него одежду, но никак и не помогал ей – спал. Андре протянул ей его теплое пальтишко, шапку с ушами, варежки, которые связала сама миссис Монро, а малыш все спал.

– Я его понесу на руках! – резко бросил Андре, отдавая ей свечу. – Бери еду, одевайся и пошли!

Несмотря на спешку, Даниэль не преминула выбрать с вешалки тот самый хозяйкин плащ, с бобровой подстежкой, о котором Андре говорил, испытав при этом чувство глубокого удовлетворения – пусть теперь эта миссис попляшет! Они бесшумно отворили засов и выскользнули на улицу.

Ночь показалась ей не особенно холодной – хотя, возможно, это благодаря теплому плащу. Стоял туман, который сопровождал их на всем пути к гавани. По счастью, никто им не встретился в этот поздний час.

Венсан проснулся, когда их каблуки застучали по доскам причала.

– Ш-ш-ш! – попыталась успокоить его Даниэль. – Все в порядке. Мы едем домой, Венсан, к папе, к Анри с бабушкой! Поедем на корабле, только смотри не кричи, а то злые дяди…

Она не договорила, поскольку малыш закричал что было мочи:

– Не хочу! Хочу к маме! Не хочу на корабль! Не люблю корабли!

В гавани было более оживленно. В тавернах горели огни, шатались какие-то тени. Пьяные, наверное. Но не настолько же, чтобы не обратить внимания на странную пару с ребенком в такое неподходящее время.

– Прекрати-ка! – Андре отвесил малышу крепкий шлепок. – Стража услышит! Тихо, я сказал! – Он переменил руку, на которой держал ребенка, и освободившейся зажал ему рот. Даниэль никогда не подозревала, что Андре может так сурово разговаривать, да еще такой суровый вид на себя напустить. – Я не шучу, парень! Придушу, если не заткнешься!.. Хорошо, что он по-английски орал, – бросил он через плечо идущей за ним Даниэль, – а то бы кранты. Нам вон туда, где самая высокая мачта, видишь?

Даниэль с трудом удержалась от того, чтобы не броситься к кораблю бегом. После того что она пережила в море, никогда бы не подумала, что ее можно иначе как силком на такую посудину затащить. А где же Жак? Тревога все росла.

– Вовремя, приятель! – приветствовал их пропитой голос у трапа. – Парень здесь уже больше часа. Остальные принес?

– Сперва посмотрим, что ты нам тут приготовил. Я тебе говорил, только не в вонючем трюме!

– Да тут везде воняет! – безмятежно-весело отозвался матрос. – Давайте за мной, под ноги смотрите. А то капитана разбудите, даром что пьян в стельку. Сюда вот.

Даниэль ни жива ни мертва шла за Андре, ухватившись за полу его пальто. Венсан у него на руках брыкался, извивался, пока не получил как следует по попке.

– А не сказали, что еще этот с вами, – недовольно буркнул их провожатый. – За него доплатить надо.

– Получишь. Много места он не займет.

– А риск? Заорет, вас и накроют. Кстати, запомни – в случае чего, я тут ни при чем! Договорились так, верно?

– Верно, верно! – заверил его Андре. – Парнишка не пикнет, а то… – Голос его прозвучал так, что Венсан сразу притих.

Даниэль несколько раз спотыкалась, потом матрос зажег лампу, стало получше видно, но все равно они еще приложились головами о деревянный брус наверху, и только после этого оказались в какой-то норе, стенами которой были мешки и ящики с грузом.

– Ну, вот и пришли. Если будете тихо сидеть, то доплывете. Жратву приносить буду, вон там ведро – параша вроде. Теперь гони деньгу!

Андре не спеша пересчитывал монеты.

"Ну и морда у этого морского волка! – ужасалась про себя Даниэль. – Единственное утешение – что внешность порой обманчива".

– Вот тебе половина, – сказал Андре матросу. – Остальное – на берегу. – Он положил кошелек с остатком денег в карман. – И запомни: в случае чего кошелек первым за борт полетит! Меня ты можешь поиметь – живым или мертвым, а вот денежек тебе тогда не видать как своих ушей!

– Да что я, дурак, что ли? Или враг себе? – урезонивающе протянул матрос и исчез, поняв, что больше ему ничего не светит.

Из темноты раздался сонный голос:

– Это ты, Даниэль?

– Жак? Ты в порядке?

– Да вот, соснул немножко.

Обнимая его, она содрогнулась: одни кости!

– Не так уж тут плохо, – продолжал он. – На том, что нас сюда привез, похуже было. Венсан, ты? Ты смотри не плачь, а то услышат.

Даниэль опустилась на какой-то мешок и потянула к себе Венсана.

– Иди сюда поближе, теплее будет! – мягко сказала она ему, почувствовав, что малыш весь дрожит.

– А что, Андре меня в море бросит, если я крикну? – боязливо спросил Венсан.

– Да нет, нет! Только сиди тихо!

– Не хочу здесь! Домой хочу, к маме! – он заплакал, на этот раз едва слышно.

Да, этого она как раз и не учла.

– Мы и поедем домой, туда, где наш настоящий дом, Венсан. Где бабушка, папа… А вот твой дядя Жак – он уже здесь. Помнишь Жака?

– Не люблю тебя! Ты меня от мамы увезла!

– Иди сюда! – обратился к Венсану Жак. – Тут мы всем можем улечься, теплее будет.

– Андре меня стукнул! Папа Чарли меня никогда не бил! – Венсан продолжал свои жалобы.

– Да я тебе не папа Чарли! – послышался из темноты голос Андре, он постарался вложить побольше суровости в свои слова. – Спи, Венсан!

И действительно, вскоре оба младших – и Венсан, и Жак заснули. Андре обнял Даниэль. Было тихо: только слышалось какое-то шуршание; наверное, корабельная крыса. От кубрика они находились далеко, сюда вряд ли кто полезет. Корабль мерно раскачивался – шла приливная волна. У Даниэль, хоть она и устала, сна не было ни в одном глазу. Объятие Андре стало крепче, он привлек ее к себе. Поцеловал нежно-нежно.

– Я, Андре, беру тебя, девица Даниэль, в свои законные супруги, – шепнул он ей в ухо.

Слегка помедлив, она ответила:

– Я, девица Даниэль, беру тебя, Андре, как своего законного супруга, – и положила голову ему на плечо.

– Черт, тут и не пристроишься никак, а?

– Андре, а мы правда выберемся отсюда и найдем своих?

– Ну, моих-то уже нет на этом свете, – ответил Андре со вздохом. – Но твоих – почему нет? А кроме того, мы друг друга нашли, моя маленькая Марта!

Она замахнулась на него:

– Не смей меня так называть!

Он засмеялся:

– Ладно. Теперь ты мадам Андре Лежан, и говорим мы только по-французски, да?

– Да! Я люблю тебя, Андре!

Он ничего не сказал; за него это сделали его ласковые руки и губы. Она забыла обо всем; ей так хорошо было его объятиях!

57

Даже в самую глухую зимнюю пору поток беженцев, стремившихся вверх по Сент-Джону, не прерывался. Некоторые шли на Квебек, многие предпочитали перезимовать в Сен-Анн, хотя тут было трудно и с едой, и с жильем. Домов без постояльцев уже не осталось.

Однажды Франсуа поразил Солей и Селест новостью о том, что их прежняя благодетельница поселила у себя ни много ни мало – шестерых.

– Шестерых? – ахнула Солей, представив себе, как они лежат от стены до стены, и то, наверное, тесновато. – Ну и семейка!

– Да нет, они вроде не родственники. Шесть мужиков.

Подруги обменялись красноречивыми взглядами. Да, им повезло с новым хозяином, тем более что в его доме их ждали неожиданные приятные открытия. Как-то старичка зазнобило, он попросил принести ему еще одеяло из стоявшего в углу сундука. Солей открыла крышку, взяла лежавшее сверху одеяло, и у нее захватило дыхание.

– Месье, там полно одежды! – вырвалось у нее.

– Да это все моей покойницы, упокой господи ее душу!

– А может быть… Вы знаете, мы так обносились…

У месье Айотта, судя по всему, со зрением было ненамного лучше, чем со слухом, и поэтому он почти ничего не замечал. Он подслеповато прищурился на нее:

– Вам что-нибудь нужно? Да, пожалуйста! Зачем мне женские тряпки?

Когда месье Айотт задремал, Солей с Селест обследовали сундук. Оказалось, что вещи Солей почти впору; мадам Айотт была, правда, поменьше ростом и поплотнее. Но, главное, они прекрасно сохранились: сундук был из кедра, и моль в нем не завелась.

– Знаешь, вот это мне даже отпускать не надо, коротковато, конечно, но все же лучше, чем то тряпье, что на мне, – заметила Солей.

Они быстро выпотрошили весь сундук, раскидали его содержимое по полу, занялись примеркой, подгонкой, подшивкой – словом, так увлеклись, что даже забыли про ужин. Брату, когда он пришел, пришлось довольствоваться холодным мясом с хлебом. Но Франсуа не стал выражать недовольства: приятно было видеть Селест такой счастливой, а сестру не такой печальной, как обычно. Несколько дней они были заняты шитьем: попытались даже соорудить кое-что для Франсуа.

Потом на Солей снова напала тоска. Как бы ей хотелось, чтобы рядом был Реми, чтобы можно было прижаться к его сильному, стройному телу, пошутить, что, мол, живот мешается… Утром она обычно вставала теперь с опухшими глазами, слава Богу, никто не приставал к ней с расспросами. Однажды она проснулась необычно рано от какого-то странного звука. Может быть, она проспала и уже все встали? Нет, это не шаги и не треск дров в печке. Похрапывает месье Айотт, Франсуа что-то бормочет во сне. Солей встала, вышла в горницу, пробежала к двери, открыла ее. Это же капель! Весна! Значит, пора и в путь!

* * *

Франсуа несколько охладил ее пыл: по его мнению, идти еще рано – ночи пока холодные. Тем не менее поток людей, проходивших через Сан-Анн, увеличился, а обратно никто не возвращался. Добрались ли они до места, или…

"Эх, если бы Антуан был здесь, рядом, – подумал Франсуа. – Так трудно брать все на себя, одному все решать. А приходится…"

Наконец однажды вечером Франсуа решился.

– Послезавтра отправляемся, – сказал он. – Завтрашний день – на сборы.

На лице Солей он прочел смешанные чувства. Страх – это понятно. И в то же время Мадаваска для нее – это какое-то волшебное место. Неужели она и впрямь думает, что Реми их там найдет! Какой у нее большой живот стал! Скоро, наверное… Кто будет принимать роды? Селест ведь в этом смыслит не больше него. Только на Бога остается положиться. А Солей вроде как заколебалась, на Бога уже и не надеется. Нехорошо это. Впрочем, и у него самого были сомнения: как же это господь позволил случиться такому с их народом? Во всяком случае, когда они вышли на берег реки, перед тем как садиться в лодку, которую Франсуа удалось раздобыть, он встал на колени, чтобы попросить господнего благословения перед этим последним, решающим отрезком их трудного пути, и сестра последовала его примеру. Насколько искренне, этого он не знал. Хотелось бы, чтобы она вновь обрела веру: иначе ее душа будет обречена на вечные мучения, да и как жить без этого?

Брат с сестрой сели за весла. Плыть на лодке было легче, чем идти пешком, хотя течение было довольно сильное. Солнце сначала пригревало им спины, потом стало светить в лица. Они мало разговаривали, но им всем троим, было спокойно и хорошо, как давно уже не бывало.

* * *

Хорошая погода держалась долго. Ночи, правда, стояли еще холодные, но в теплой одежде, под несколькими одеялами и шкурами, в шалаше из еловых лап, который устраивал Франсуа, было вполне терпимо. Месье Айотт дал им с собой кое-что из посуды, так что они могли хоть раз в день позволить себе и горячее. Первое время от весел болела спина, потом это прошло, к тому же Солей и Селест часто сменяли одна другую.

Сент-Джон делал большую петлю, поворачивая на север. Они никого не обгоняли, и никто не обгонял их. Берега были тоже безлюдны. Солей потеряла счет дням. Как-то вечером у нее закололо в спине. Она не придала этому значения: видно, вчера перестаралась с греблей. После ужина все прошло. Было тепло, и они решили не делать шалаша, а переночевать под открытым небом.

На следующее утро Солей проснулась от боли в спине. "Вот еще новое дело", – подумала она, свертывая одеяла. Стала думать о другом: прорастут ли семена, которые им дал месье Айотт. Если прорастут, у них будет хлеб из своего собственного зерна… К полудню боль утихла, сменившись уже знакомым покалыванием. Но когда через час они сделали привал, она почувствовала, что с ней что-то не то. Когда они вытаскивали лодку на берег, Селест уловила что-то в лице подруги.

– Что случилось? Плохо тебе?

– Да устала немножко, наверное, – Солей положила руку на свой живот. – Всю ночь мне покоя не давал, а теперь вроде успокоился.

Селест улыбнулась.

– Здоровенький, значит, да?

– Надеюсь, что так. Пойдем поедим быстренько – и в путь. Побыстрее…

Она уловила на себе сочувствующие взгляды. Да, наверняка они считают ее дурочкой, потому как она надеется, что Реми ждет ее там, где Мадаваска впадает в Сент-Джон. Но без этой надежды ей не жить, это-то они понимают? Она повторяла про себя беззвучную молитву из одного слова: "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…"

Каждый поворот реки рождал в ней воспоминания. Она не делилась ими со спутниками. Это было нечто глубоко личное, только ее и Реми. Вот здесь они увидели лосиху с детенышем. Вот тут они ночевали – и как они тогда занимались любовью! На следующем повороте они напоролись на корягу и чуть не перевернулись – все кончилось крепкими объятиями… Вот она и научилась вспоминать о Реми без слов. Привычка? Или она просто стала сильнее?

Следующая ночь была облачной, даже снег пошел опять. Солей этого не чувствовала, укрытая кедровыми ветками, которые нарубил Франсуа. Сон ее был глубокий, она проснулась посвежевшей, отдохнувшей.

Снежок быстро растаял под солнечными лучами. Весна брала свое. Весь этот день она чувствовала себя прекрасно, ночью опять хорошо спала. Ей приснился Реми, и она проснулась с улыбкой на устах, которая увяла, как только она поняла, что это был всего лишь сон. Они плыли уже примерно с час, как вдруг, поднимая в очередной раз весло, Солей почувствовала режущую боль в животе. Она замерла с поднятым веслом, скорее удивленная, чем испуганная, потому что боль прошла так же неожиданно, как и возникла. Она снова принялась за весло, ожидая, что боль вернется. Боль не возвращалась. Что же это такое было? По ее расчетам ей рожать никак не меньше чем через месяц, если не через полтора. Или она ошиблась? Нет, не может быть. Она никому ничего не сказала. Это повторялось еще несколько раз, и каждый раз она переставала грести, но сидела так, что ее не видели, и никто ничего не заметил.

К вечеру Солей стало лучше, и она успокоилась. Конечно, она просто отвыкла от нагрузок за то время, когда они были в Сен-Анн, и ей нужно время, чтобы втянуться. Ночью она почти не спала, хотя ребенок вел себя тихо. У нее страшно разболелась спина, она никак не могла найти себе положения, чтобы боль прошла. А в лес бегала просто бессчетное количество раз. Даже не успевала согреться в промежутках. А эти счастливцы лежат, обнялись… Наконец она забылась сном и вот уже Франсуа трясет ее за плечо.

– Давай просыпайся, завтрак готов уже, похоже, опять снег пойдет. Нам еще успеть надо до темноты новый шалаш построить – там, куда за день доплывем.

По его тону она поняла, что его терзает сомнение: правильно ли они поступили, что снялись с обжитого места. На севере весенняя погода переменчива: то тепло, а то такой холодина завернет…

У нее кружилась голова. Она бы дорого дала, чтобы еще хоть немножко полежать, свернувшись клубочком, под теплыми одеялами. Она не могла понять, что с ней Ей не хотелось пугать Франсуа с Селест, но все было так странно.

Она попыталась прикинуть, где они находятся. Тут, недалеко от водопада, должна быть индейская деревушка, но берега все такие похожие, не поймешь, где они. Франсуа заметил, что у нее какой-то необычно сосредоточенный вид.

– Что-нибудь не так?

– Да нет, – Солей сумела улыбнуться. – По-моему, здесь близко индейцы должны быть. Друзья Реми. Может, они что-нибудь знают о нем.

– Было бы неплохо. Может, вяленым мясом бы разжились, поменяли бы на нашу свежатину, тогда на охоту не надо будет время тратить.

К полудню даже Франсуа и Селест, обычно, кроме друг друга, никого и ничего вокруг не видевшие, кое-что заметили. Солей споткнулась, сходя с лодки на берег, и упала бы, если бы Франсуа не подхватил ее за локоть. Но ногу она все-таки промочила.

– Что это я? – она попыталась улыбнуться, но это ей не удалось. Она с трудом подавила в себе желание согнуться пополам, судорожно прижалась к брату.

– Что такое? – удивленно воскликнул Франсуа.

– Ребенок? Время? – догадалась Селест.

Солей ответила не сразу: выждала, пока отпустит боль. Голова кружилась, на теле выступил холодный пот.

– Наверное.

– Давно у тебя это?

Она отбросила волосы со лба – он был весь мокрый.

– Несколько дней уже. Но не все время. То отпустит, то…

Франсуа глянул на небо, сжал зубы.

– Далеко отсюда до этого индейского поселка? Не можешь сказать?

– Вон то поваленное дерево я, кажется, помню. Или не то? Если то, то еще полдня.

Она взмолилась, чтобы это было так. Больше она не выдержит.

– Тогда не будем останавливаться. Давайте обратно в лодку!

Теперь уже гребла одна Селест, поэтому приходилось часто останавливаться. Солей сидела на средней скамье. Схватки становились все чаще. Она так вцепилась обеими руками в борта лодки, что пальцы побелели. Когда боль отпускала, она чувствовала невероятную слабость и вся обливалась холодным потом.

Через какой-то туман до нее донеслись слова Франсуа:

– Смотри, вон тот старый кедр, с лысой верхушкой – ты его не могла не запомнить! Ни о чем тебе не говорит?

У Солей все расплывалось перед глазами. Она поморгала, медленно и тихо откликнулась:

– Точно! Мы его видели. Это перед самым поселком. Не больше мили осталось…

Франсуа с Селест, ободренные, с новыми силами, взялись за весла. Солей думала только об одном: как бы продержаться. Между приступами боли она лихорадочно хватала ртом воздух, шепча слова молитвы. Ничего не понятно: рано ему еще родиться, а вот поди же ты! А ведь недоношенные так часто умирают… "Господи, только бы был жив, ведь это ребенок Реми, господи, ниспошли мне терпения…." В один из коротких перерывов между схватками – тупая боль не считалась, она уже не проходила – Солей вспомнила, как она хотела заключить свой договор с Богом: если Реми вернется, она вновь поверит в него.

Реми не вернулся. Бог не ответил на ее мольбы. Но тут она вспомнила, как совсем маленькой она тоже обиделась на господа, когда какая-то ее просьба осталась невыполненной, и как Барби, улыбаясь, сказала ей: "Знаешь, он не всегда отвечает "да". Но это не значит, что он тебе не отвечает. И это не обязательно "нет". Это может быть и "жди".

Нет, она не будет опять думать об этом договоре. С господом нельзя торговаться. Ребенок – вот что главное, она будет просто молиться, чтобы он остался в живых, чтобы с ним все было хорошо. Не будет она гневить всевышнего – слишком много поставлено на карту.

– Вот прогалина на берегу! – крикнул Франсуа.

Солей с радостным ожиданием подняла голову. Индианки знают, что делать в таких случаях, они ей помогут.

Еще несколько минут – и все в ней оборвалось. Она услышала сразу изменившийся голос брата:

– Они ушли. В деревне никого не осталось.