Текст книги "Ценою крови"

Автор книги: Вилло Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

30

Первые дни у Солей были слишком заполнены всякими делами и разговорами, чтобы все время думать о муже. Ей снова и снова приходилось рассказывать о своем путешествии, особенно о далеком, полном чудес Квебеке, и самой выслушивать все новые и новые новости – а их накопилось так много за время их отсутствия! Да они еще стряпали, работали в огороде, а вечерами все что-то шили, штопали – словом, и руки, и языки были заняты.

Но по ночам она остро ощущала свое одиночество. Постель такая широкая и непривычно пустая, нет этой ласкающей руки, никто так сладко не посапывает у нее над ухом… Она скучала, хотя нельзя сказать, чтобы особенно беспокоилась за него. Молилась, конечно, за его возвращение, но с какой-то уверенностью, что все будет хорошо. Ведь до сих пор господь их оберегал от всяческих напастей. Да и что ему может угрожать?

Прошло десять дней, и ее настроение изменилось. Аннаполис не так уж далеко от них; пора бы Реми вернуться.

– Наверное, он хочет побыть с этим кюре до конца. Ведь он ему вроде отца, – утешала ее Барби.

Конечно, Солей соглашалась с матерью, но волнение ее с каждым днем росло. Почему он не возвращается? Она то и дело выглядывала на тропу, ведущую к деревне, стала хуже спать.

Первого августа пришла неожиданная весть: арестовали отца Шовро, увезли куда-то, наверное, в Галифакс. Более того; исчез и отец Кастэн, видно, тоже опасался ареста. Солей с ужасом выслушала эту весть. Идет охота за священниками, а Реми как раз к одному из них и отправился.

"Боже, спаси его!" – молилась Солей.

* * *

А тут еще беда пришла: трое ребятишек, лет шести-семи, начали кидаться камнями в британский патруль. Год, даже полгода назад все кончилось бы тем, что родители поругали бы их и забрали домой. Теперь все было по-другому.

– Их арестовали по-настоящему! – возмущенно рассказывал Бертин. – Родителей вызвали к коменданту, сказали, что в случае повторения их там и на ночь оставят! Представляешь, совсем малышей!

А Реми все не возвращался. Солей наконец решилась высказать вслух то, что ее так мучило:

– Если бы с Реми ничего не случилось, он бы уже вернулся.

Никто ничего на это не сказал, и ее страх сразу стал во много раз сильнее: выходит, они тоже так думают!

Наконец Пьер ответил:

– Возможно, ему пришлось возвращаться кружным путем, чтобы не напороться на английских патрулей. А то англичане всех в контрабанде обвиняют, даже если ничего такого и нет.

Эмиль тоже решил добавить то, что, как он думал, должно успокоить дочку:

– Он у тебя не дурак, ни в лесу, ни в городе не пропадет. Сумеет о себе позаботиться.

Все эти доводы не успокоили ее. Ведь он сейчас о ней должен заботиться, а вот не возвращается! Она долго плакала, пока не заснула, да и заснула только после того, как убедила себя в том, что нужно успокоиться, иначе это будет вредно для ребенка.

Между тем жизнь шла своим чередом. Созрели хлеба; морковь, турнепс и капусту уже заготовили на зиму, убрав в погреб, вот-вот поспеют яблоки. Анри с Венсаном уже успели их наесться, и у них схватило животы, всю ночь промаялись.

А вокруг назревали более мрачные события. В конце августа в деревне Чипуди, недалеко от устья Малого Кодьяка, к востоку от форта Бозежур – или Камберленда, как его теперь называли, – англичане подожгли церковь. Потом начали поджигать дома, постройки, амбары с зерном и льном. Но тут на них внезапно напал французский отряд из гарнизона в Мирамичи с группой индейцев. В развернувшемся сражении погибло полсотни англичан и еще больше было ранено. Им пришлось отступить. Жители ушли в леса.

В Гран-Пре никто ничего об этом не знал: английские патрули блокировали все дороги. Люди все еще надеялись, что все образуется, как это бывало в прошлом.

Солей уже не находила себе места. Однажды утром, после очередной почти бессонной ночи, она задала матери роковой вопрос:

– А что же мне делать, если он не вернется?

Ответ Барби ее не очень-то утешил.

– Ну что все в таких случаях делают? Как-нибудь перебьемся. Но еще рано терять надежду. Твой Реми, правда, ловкий парень. Даже если и случилось что, выкрутится, я думаю.

"А что, если его уже нет в живых?" – в отчаянии подумала Солей. Нет, вслух она этого не сказала: еще накличешь, чего доброго, беду, но мать как будто прочла ее мысли:

– Да не думай ты об этом! Вернется! Близнецы вон сколько раз пропадут куда-нибудь, мы тут сума сходим, а они – вот они, явились, не запылились. Все как с гуся вода…

Близнецы! Как же она раньше не подумала!

Вечером она улучила удобный момент, когда братья вдвоем сидели, покуривали во дворе, подошла.

– Антуан! Ты ведь бывал в Аннаполисе?

Она поняла, что брат сразу все усек.

– Много раз.

В глазах ее появились слезы.

– Я больше так не могу. Я должна знать, жив он или…

Антуан бросил взгляд на брата.

– Жатва на носу. Папа не отпустит, – видно было, что Франсуа вовсе не хочет сказать этим, что отказывается помочь сестре.

– Верно, – согласился Антуан. – Значит, придется, как обычно…

– Обычно мы его не предупреждаем, – пояснил Франсуа с усмешкой.

– Ой, ребята, я себе не прощу, если с вами что-то случится! И мама с папой мне не простят! Я бы сама пошла…

– Так бы мы тебя и отпустили! – Франсуа выбил трубку о подошву своих сабо. – А с нами ничего не случится. Вдвоем с целой их армией справимся.

– Ну при чем тут армия? Зачем вам с солдатами связываться? Я только хочу, чтобы вы узнали, что там с Реми. Мне совсем не нужно, чтобы вы угодили в тюрьму.

– Или в могилу, – весело подхватил Антуан. – Да нет, конечно. Что мы, дураки какие? Были бы дураки, давно бы попались. Да не реви ты! Небось развлекается там с блондинкой какой-нибудь!

Она замахнулась на него.

– Ладно, ладно, вытащим твоего муженька! Завтра двинем, – утешил сестру Антуан.

– А еще лучше – сегодня! – вставил Франсуа. – Когда все уснут, конечно. А завтра скажешь.

Солей вздрогнула:

– Папа… будет недоволен.

– Он часто бывает недоволен. Но это проходит. А тут – святое дело!

– И когда вас ждать?

Близнецы обменялись взглядами и, не сговариваясь, вместе произнесли:

– Недели хватит.

– Если, конечно, больше времени не потратим на то, чтобы его от блондинки оторвать, – добавил неугомонный Антуан.

На этот раз она даже слегка улыбнулась, но улыбка быстро увяла.

– Я за вас все время молиться буду.

– Ладно. Скажи сперва Пьеру, он сумеет отца подготовить.

Она решила лечь пораньше, а то вдруг родители по ее лицу обо всем догадаются и не пустят ребят. Она очень боялась за них, но еще больше – за Реми.

31

К удивлению Солей, ни Эмиль, ни Барби не высказали неодобрения, когда услышали от Пьера, что близнецов несколько дней не будет дома. Они даже не спросили, куда те отправились. Догадались. Эмиль, во всяком случае, заявил вполне определенно:

– Искать Реми пошли.

Солей бросила на отца взгляд. В глазах ее стояли слезы.

– Я же должна знать… – она не закончила фразу, но все поняли, что она хотела сказать: "Жив он или нет".

Эмиль потрепал ее по плечу:

– Конечно, дочка…

И все. Только теперь к своей молитве о плавающих и путешествующих он добавлял, помимо имени Реми, еще и имена близнецов.

Солей молитвы больше не приносили утешения. Почему господь не вернул ей Реми? А вдруг ее братья не найдут его?

– Они ловкие, сообразительные. Если уж кто и узнает что-нибудь, так это они. Молись за них, – успокаивала ее Барби.

Наступил сентябрь. Эмиль, Пьер, Бертин, Жак и даже еще более постаревший дедушка каждое утро отправлялись в поле. Отсутствие Антуана и Франсуа сказывалось: жатва шла медленнее обычного. Никто не жаловался, только Эмиль порой выражал опасение, что зима, наверное, будет ранняя – надо бы успеть все убрать до дождей.

Вечером второго сентября раздался внезапный стук в дверь. Солей выронила деревянную тарелку, которую держала в руке. Реми? Близнецы? Да нет, они бы не стали стучать. Кто-то чужой. И точно: за дверью стоял Базиль Лизотт.

Даниэль живо оторвалась от мытья посуды – поклонник пришел! Но достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять – дело совсем в другом. Парень запыхался – видно, бежал:

– Па прислал меня сказать… Полковник, как его, Винслоу, издал прокламацию…

Эмиль медленно поднялся, отложив нож, который он точил.

– Что? Что там еще им от нас надо?

– Все мужчины, включая стариков и детей свыше десяти лет, должны явиться выслушать распоряжение его превосходительства губернатора…

Чувствовалось, что парень уже много раз повторял эти слова. Зазубрил, гладко получалось – а он ведь не особый говорун.

– Вот как! – Лицо Эмиля просветлело. – Может, добрые вести, наконец? Вставили все-таки нашу оговорку в эту их чертову присягу?

Даниэль протянула Базилю кружку с водой, он жадно напился.

– Не знаю, сэр. Всем сказало собраться в церкви, в Гран-Пре, в три часа, в следующую пятницу, пятого…

Эмиль нахмурился:

– В страду полдня терять? Он что, ничего не понимает в хозяйстве?

– Там еще сказано, что у неявившихся будет конфисковано все имущество – и земля… – Парень замолчал. Не очень-то приятно обходить соседей с такой новостью.

– Конфис… Это серьезно? – у Пьера даже челюсть отвисла.

Базиль облизал вновь пересохшие губы:

– Пала говорит, шутить не стоит. Он пойдет.

– Наверное, раз это о присяге, они хотят, чтобы все сразу узнали, – с надеждой произнес Эмиль.

Пьер был другого мнения:

– Такую радостную новость достаточно одному сказать, и она за несколько часов разойдется от Бобассена до Галифакса. Не нравится мне все это: зачем грозиться, если что-то хорошее хотят сказать?

– Значит, твой отец и братья пойдут, – спросил Эмиль Базиля, и его вопрос прозвучал как утверждение.

– Да, сэр. Все, кому больше десяти, – он взглянул на Жака.

Анри дернул отца за рукав.

– Пап, а можно, я тоже?

Пьер грустно улыбнулся ему.

– Тебе только четыре, сынок!

– Четыре с половиной! – с серьезностью поправил Анри.

– Ну, посмотри, ножки еще малы.

– А на танцы-то я хожу!

Все засмеялись, и на том все кончилось. Но остаток недели у всех в голове неотвязно вертелись одни и те же мысли. Почему их не пригласили, а приказали им? Вот и отца Шовро арестовали и отправили куда-то на английском судне. Может, теперь и отцу Кастэну грозит та же участь?

Пришла пятница. День был жаркий, безоблачный – только бы работать! Не тут-то было. Сегодня все обедали дома: какой смысл нести еду в поле, когда в три часа надо собираться в церкви.

– Как бы английский комендант не придрался к нам, что не все сыновья здесь, – озабоченно произнесла Барби.

– Антуан и Франсуа ушли до того, как об этом приказе стало известно. Мы не волшебники – как мы могли им о нем сообщить?

Барби бросила взгляд на дедушку, который в это время проверял, хватит ли ему табаку до вечера, и закусила губу.

– Не стоит отцу идти. Он даже на танцы давно уже не ходит. Тяжело ему в такую даль.

– Англичанам об этом скажи! – сухо отозвался Эмиль. – Да не беспокойся, мы присмотрим. – Он потянулся за мушкетом, прислоненным к стене у двери. – Как бы волки в свинарник не забрались. Осмелели что-то, пора отстрелять…

– Папа, а можно с тобой, – нарушил молчание тоненький голосок Анри. – Ну пожалуйста!

Пьер поколебался, потом махнул рукой:

– Ладно. Только смотри на обратном пути на руки не просись. Большой уже…

– А я, а я? – заканючил Венсан, но Барби обхватила его, прижала к себе.

– Нет, нет, не в этот раз! Останешься с бабушкой, будем вместе волков отгонять!

– Я их всех перестреляю! – легко согласился малыш. – Бух! Бух!

Солей провожала мужчин с тяжелым сердцем. Дай Бог, чтобы никому ни в кого не пришлось стрелять…

* * *

Шли как-то невесело… «Были бы близнецы, – подумал Жак, – они все превратили бы в развлечение». Он посмотрел на Бертина: да нет, от него слова не дождешься, не то что шутки.

А вот и соседи: Жорж Дюбеи с сыновьями, месье Диотт со своими, старина Ганьон… Никто не понимал, зачем их собирают.

– Не могли уж до воскресенья подождать! – проворчал Жорж. – Все равно в церковь бы все собрались…

– Может, отец Кастэн был против… – высказал предположение Эмиль.

Жорж скривился:

– Думаешь, Винслоу стал бы его слушать?

Эмиль обескураженно замолчал. Дедушка отстал, и все остановились подождать его. Жак, забежавший вперед, обернулся и крикнул:

– Смотрите-ка! Три корабля в бухте!

На это никто не обратил внимания. Ничего особенного. Наверное, пришла пора заменить гарнизон в блокгаузе. Старый уже года два здесь. Служба для красномундирников тут незавидная: никто из местных даже разговаривать с ними не хочет.

Но вот другое новшество всех заинтересовало – вокруг церкви появился частокол.

– Зачем это? – спросил кто-то.

– Чтобы охранять нашего кюре от солдат, – ввернул какой-то остряк, однако никто не засмеялся.

– Да нет, – произнес старина Ганьон, который жил ближе всех к деревне и был всегда в курсе событий. – Полковник Винслоу решил использовать домик кюре под зимнюю резиденцию для себя и своих офицеров. А в часовне арсенал будет…

Послышались возмущенные возгласы:

– Осквернить святое место! А как же отец Кастэн?

Подошел Гийом Трудель.

– Да его уже нет здесь…

– Неужели арестовали? – резко спросил Пьер.

– Нет. Говорят, он в леса ушел, на Луисбург. Дай ему господи быстрые ноги и нюх лисицы – патрулей полно вокруг!

Эмиль ничего не сказал, но Жак понял, что новость ему не понравилась.

– А церковь, наверное, солдатам отдадут под казарму. Надо быть полными ослами – думать, что они смогут здесь в этих палатках перезимовать.

– Пусть себе зады отморозят, сразу лыжи навострят отсюда! – бросил Жорж, и несколько человек засмеялись.

Но когда они подошли к частоколу и через узкую калитку стати протискиваться к входу в церковь, всем стало не до смеха. Их ждала шеренга солдат с ружьями на изготовку. От солдат отделилась фигура в офицерской форме. Это был лейтенант Фарнсуорт. Он пытался в свое время приволокнуться за вдовой д'Олне, и она, конечно, дала ему от ворот поворот – иначе от соседей бы проходу не было, но за период безуспешного ухаживания он немного научился их языку.

– Оружие оставить здесь, самим пройти в церковь! – обратился он к толпе на сносном французском.

Все замерли на месте. Натруженные руки еще крепче сжали стволы мушкетов.

– Оставить ружья? Зачем? – спросил кто-то.

– Зачем они вам в церкви? – мягко отозвался офицер. – Никуда они не денутся. Выйдете – заберете. А то еще случится что-нибудь, с оружием осторожно нужно обращаться.

По толпе прошел ропот. Акадийцы никогда не расставались со своими мушкетами – даже в поле их с собой брали, даже в море… Англичане итак поотнимали у них большую часть их оружия… Однако офицера, видимо, не уговорить, да тут еще и солдаты как-то угрожающе задвигали штыками. И вот один из акадийцев положил свой мушкет, за ним другой…

Жак почувствовал, как Пьер весь напрягся. Неужели не послушается приказа? Сзади напирали, не понимая, чем вызвана задержка. Лейтенант Фарнсуорт заметил в толпе Эмиля и вежливо обратился к нему:

– Месье Сир! Рад, что такой разумный человек в первых рядах! Скажите своим землякам, чтобы оставили здесь оружие – ничего с ним не случится. А кстати, здесь не все ваши сыновья. Почему?

– Франсуа с Антуаном отправились в Аннаполис за несколько дней до того, как пришел этот приказ, – объяснил Эмиль. – Когда они вернутся, я, конечно, передам им, что нужно явиться.

В глазах англичанина появился какой-то хищный блеск. Жак поежился. Но в словах Фарнсуорта, кажется, не было ничего угрожающего.

– Ну, хорошо. Я передам это полковнику. Давайте сюда свое ружье и заходите. Сейчас начнем.

Эмиль, поколебавшись, повиновался и обратил увещевающий взгляд на Пьера. Тот последовал примеру отца, хотя и с видимой неохотой. То же самое сделали дедушка и Бертин.

Внутри церкви было холодно. Жак протиснулся за своими и уселся между Бертином и Пьером. Тот держал на руках маленького Анри. Обычно Жак во время мессы, когда мать не видела, подшучивал над Анри, дергал его, но сегодня было не до того.

Общий шум от сотен деревянных подошв заглушал и без того едва слышные слова Пьера, обращенные к отцу:

– Хорошо, что близнецов нет. Они-то уж не расстались бы со своими мушкетами. Ни за что!

– Да и нам не стоило бы! – обернулся к ним Жорж Дюбеи. – Не нравится мне все это.

Эмиль попытался успокоить их, хотя и сам был не в себе:

– Насчет близнецов – верно. С ними тут хлопот было бы! Ну и получили бы штыком в живот. Что хорошего-то? Ладно, послушаем, чего они от нас хотят…

Помещение, в котором собралось четыреста с лишним человек, быстро согрелось. Стало даже жарко. А вот и комендант: прошел по проходу, встал на место, где кюре обычно стоял. Собравшиеся переглянулись – какое святотатство!

Алый мундир с золотыми аксельбантами сидел на полковнике как влитой. Зрелище, что и говорить, внушительное. А вон и месье Дешан, из соседнего Пизика, он за переводчика. Что он там говорит?

– Джентльмены, – переводил месье Дешан, – я получил от его превосходительства губернатора Лоуренса королевское предписание, которое у меня в руках. Вас собрали здесь по его указанию, чтобы вы выслушали окончательную резолюцию его величества касательно французских обитателей Акадии, то есть провинции Новая Шотландия. Более чем полстолетия они, то есть вы, пользовались его долготерпением – больше, чем какие-либо другие его подданные. Во что вы его употребили, вам самим лучше знать.

Месье Дешан вытер пот со лба. Его слушатели еще сидели, но с разных сторон уже слышались протестующие голоса: выходит, им еще благодарить надо англичан? А чем они провинились?

Бумага задрожала в руках Дешана, но он продолжал:

– То, что я должен предпринять сейчас, наполняет мое сердце печалью, поскольку я знаю, это опечалит и вас, а мы все принадлежим к одному роду человеческому. Тем не менее я не могу не повиноваться приказу.

"Что-то очень запутанно; вроде прощения просит, а по лицу полковника этого никак не скажешь, – подумал Жак. – В чем дело?"

– Итак, я перехожу к изложению указания и требований его величества, а именно: все ваши земли, хозяйственные постройки, скот и прочая живность отчуждаются в пользу короны – за исключением наличных денег и домашней утвари, а вы сами подлежите выселению из провинции.

Никогда еще в церкви не было так тихо. Глаза всех были устремлены на говорившего и человека в форме рядом с ним. Никто не хотел, не мог поверить своим ушам. Даже Анри, конечно, ничего не понявший, притих.

"Отчуждаются" – гремело в ушах. Значит, у них все отберут? Как же так?

Теперь заговорил полковник – спокойно, равнодушно, как будто читал лондонскую газету полугодовой давности. Месье Дешан, заикаясь, перевел:

– Приказ его величества не подлежит обсуждению. Благодаря доброте его величества я уполномочен разрешить вам взять с собой наличные и все, что понадобится вам в дороге, только чтобы не перегружать суда. Я сделаю все, что в моих силах, дабы погрузка прошла без какого-либо ущерба для вас, а члены одной семьи оказались на одном судне. Я понимаю, что все это связано с некоторыми затруднениями для вас, и надеюсь их облегчить. Надеюсь также, что, в какой бы части света вы ни оказались, вы будете верными подданными короля, будете жить в мире и согласии.

Люди молчали. Жак увидел, что у Эмиля руки бессильно опустились на колени. Полковник еще не все сказал.

– Я должен также сообщить вам, что отныне вы находитесь под охраной и наблюдением войск, которыми я имею честь командовать, и должны повиноваться указаниям моих солдат…

Закончив перевод, месье Дешан опять вытер пот с лица и, втянув голову в плечи, отступил назад.

– Боже мой, нас предали!

Пьер произнес это шепотом, но не было в церкви человека, который не услышал бы его слов.

Начался ропот, перешедший в крик и затем – в яростный рев. Люди устремились к выходу – и остановились. Путь им преграждали британские солдаты со штыками наперевес. Теперь и самым бестолковым стало ясно: англичане сначала разоружили, а теперь арестовали их всех. Это было как смертный приговор, и неоткуда ждать пощады или помощи.

32

Смеркалось, а мужчин все не было. Барби вышла к калитке, долго всматривалась в даль, туда, где тропинка терялась в лесу. Никого. Ни слуху ни духу. Она вернулась в кухню.

– Может, пойти встретить их? – предложила встревоженная Солей.

– Нет-нет. Задержались и задержались. Что нам лезть в их мужские дела? Венсана кормить пора, да и нам поесть не мешает. Досадно, переварится все!

Ели молча, тревога все росла. Чтобы Эмиль опоздал на ужин? Такого никогда не было. Значит, что-то случилось.

– Ну, положим, дедушке плохо стало и он идти не может, почему все-то около него? Бертин или Жак могли бы пойти, нас предупредить… – это Даниэль прервала молчание. Барби ничего не ответила, и это тоже было тревожным признаком. Поели, убрали со стола, положили Венсана спать. Стало уже совсем темно, а мужчин все не было. Солей решительно встала и потянулась за шалью.

– Пойду. Мы все равно не уснем без них.

– Я тоже! – метнулась к дверям Даниэль. – Это лучше, чем сидеть и мучиться.

Вопреки ожиданиям, Барби не возражала на этот раз:

– Я бы тоже с вами пошла, – сказала она, – если бы не Венсан. А идти на руках с ним тяжело. Не знаю, в чем дело, но будьте поосторожнее, мало ли что…

О чем это она? А, лучше не спрашивать! Они поцеловали мать и пошли по тропинке. Ночь была темной, безлунной, но по знакомым местам они и с завязанными глазами прошли бы.

– Никогда раньше не боялась темноты, – призналась Даниэль, – а вот сейчас…

– Да чего бояться, мы уже взрослые, – откликнулась Солей, а сама подумала: "Надо бы раньше выйти, наверняка что-то не так". Вот и усадьба Дюбеи, огонек сверкнул, залаяла собака. Солей свернула туда. – Может, они что-нибудь слышали. А может, наши здесь…

Предположение было не очень удачное, но Даниэль с готовностью подхватила:

– Наверное. Они любят поговорить, обсудить все, особенно если что-то важное там было. Выпили как следует…

Собаки, выбежавшие было к ним навстречу, завиляли хвостами и лаяли уже лениво, успокоенно – старые знакомые… Дверь открылась, в двери со свечкой в руках возникла фигура мадам Дюбеи.

– Кто там? – крикнула женщина с тревогой в голосе.

– Это мы, Солей и Даниэль Сиры, – отозвалась Солей. – Папа и ребята еще не вернулись. К вам не заходили?

– Нет! – женщина отступила, приглашая их зайти. – Мы с Селест сидим, тоже беспокоимся… Час от часу не легче.

– Мы идем в деревню, чтобы все разузнать, – решительно бросила Солей. – Не хотите с нами?

Селест, которая чинила носок возле печки, вскочила с места:

– Я пойду, мам. Лучше, чем сидеть так…

– Ну, давай! – видно, это предложение показалось ее матери подходящим выходом из невыносимой муки ожидания. – Найдешь отца, беги домой сразу, все мне расскажешь!

– Возьми шаль, – посоветовала подруге Солей. – Холодновато.

Вот уже показались огоньки Гран-Пре. Солей вдруг резко остановилась:

– Слушайте!

Мужские голоса, слишком громкие для такого позднего времени, чужие…

– Солдаты! – выдохнула Даниэль. – Не по-нашему говорят!

Но вот и голос на ломаном французском, и совсем близко!

– Мамзель, что ви такой холодный? Друг из нас – это хорошо сейчас.

– Свинья тебе друг! – раздался женский, нет, девичий голос, испуганный, но вовсе не покорный. – Ну-ка пустите! Я вашему офицеру все расскажу!

Мужчины заржали. "Трое или четверо", – подумала Солей. Дальнейшее последовало само собой, без особого раздумья с ее стороны.

– Югетта, ты? – крикнула она громко-громко.

Ржание сразу прекратилось, и девушка ответила с явным облегчением:

– Да, я! Кто там?

– Солей Сир, Даниэль, моя сестра, и Селест Дюбеи!

Теперь она их видела: четверо мужчин и тоненькая девичья фигура в их окружении. Четыре на четыре. А виски как от них несет!

– Давай мы тебя проводим домой. Пошли!

Солей ожидала, что кто-нибудь из солдат схватит ее, и приготовилась к отпору, но те расступились, дали им дорогу. Югетта дрожат как кленовый лист на октябрьском ветру.

– Ну, что случилось? Как ты? – спросила ее Солей, едва они отошли на безопасное расстояние.

– Ой, спасибо вам! Я уж всех святых перебрала, не знала, как от них отделаться, а тут вы! Солей, что же нам делать, боже, боже…

– Ты про что? – вмешалась Селест. – Что случилось? Как ты с ними оказалась в такое время?

– Да, наверное, так же, как и вы! – Югетта пыталась собраться с мыслями. – Мы ждали папу и ребят, ждали-ждали, а их все нет. Вот мама и послала меня разузнать… О боже, что нам делать?

– Стой! – Солей энергично встряхнула спасенную жертву. – Расскажи все! Где мужчины?

– Их заперли в церкви! – послышалось в ответ сквозь рыдания. – В три часа они все собрались, оставили ружья снаружи и больше уже не вышли! Вокруг церкви частокол, выставили часовых, никого не пускают, ничего не говорят, еду не берут!

Услышав неожиданную горестную весть, девушки сразу остановились да так и остались стоять посреди дороги.

– Я встретила мадам Латур, – продолжала Югетта, – она живет через дорогу от церкви, так вот она говорила с одним солдатом, он немного французский знает. Он сказал, что наши все арестованы, а у нас все отнимут, посадят на корабли и отправят куда-то навечно…

Солей пошатнулась.

– Не может быть! Так жестоко даже англичане поступить не могут.

Но в душе она уже знала: все верно. Если они сожгли Бобассен и поубивали там всех жителей, то чем для них Гран-Пре лучше? Правы были Реми и Луи. Англичане хотят отобрать земли, чтобы отдать своим колонистам, а для этого все средства хороши. Боже мой! А что же с Реми? Может быть, и в Аннаполисе то же самое? А где близнецы? Неужели она никого больше не увидит?

* * *

Ночь в церкви была ужасна. На скамьях и в проходах места едва-едва хватило, чтобы кое-как притулиться. То и дело сосед толкал соседа в бок коленом или локтем. Никто, правда, не жаловался. Вообще, наступил какой-то всеобщий ступор. Как же это так можно – все разом у них отнять, а потом, как скотину, выгнать их куда-то?

– Куда? – спросил Пьер у одного из охранников, который немного понимал по-французски. – Куда нас отправят?

Солдат сплюнул на каменный пол и пожал плечами.

– Может, в Бостон. Или в Каролину. Кто знает?

– Но там по-французски никто не говорит, и все нас ненавидеть будут!

– Ну, тогда, может, во Францию, – безразлично бросил солдат. – Один из кораблей вроде во Францию идет.

– Во Францию? Какое мы отношение имеем к Франции? Мы далее кюре своих не очень сначала понимаем, они только года через два к нашему наречию приспосабливаются. Мы не французы! Мы акадийцы!

– Привыкнете!

"Или подохнете" – он явно имел в виду это.

В разговор вступил Жорж Дюбеи:

– Франция – не наша родина. Вы не можете с нами так поступить, месье!

– Да я-то что? Я только приказ выполняю. А вы все-таки по-французски говорите, не по-английски же!

– Французы ничего никогда для нас не делали! – сердито бросил Жорж. – Ни корабля не прислали, ни единого солдата, ни денег, ни припасов! Только посылали из Квебека банды на юг, ваши колонии грабить, а теперь вот вы на нас решили отыграться! Французы! – Он хотел сплюнуть, но вовремя вспомнил, что находится в церкви. – Нам до них дела нет, а им до нас!

На этом разговор и кончился. Чаще, однако, вопросы к охранникам касались более обыденных вещей.

– Кормить нас что, не собираются? – спросил месье Меньо, у которого уже в животе урчало.

– Ночь попоститесь, грешки простятся! – последовал ответ.

– Ну, а оправиться-то можно выйти? – поинтересовался еще кто-то.

Солдат пожал плечами.

– Мне на этот счет ничего не сказали. А вон горшок стоит! – он показал на чашу для причащения и он сам почувствовал, что перехватил – вот-вот набросятся на него, и штыки не помогут.

Обстановка разрядилась, когда кто-то дал разумный совет:

– Пошлите кого-нибудь к командиру, если не знаете, что делать!

Солдат, поколебавшись, что-то сказал на своем языке другому солдату, и тот исчез. Через час он вернулся с указанием: выпускать по двадцать человек на пять минут, пусть оправляются, но не выходя за частокол.

Эмиль, когда подошла его очередь, не шевельнулся, пока Пьер не подтолкнул отца. Теперь Эмиль не мог успокоиться: почему он не прислушался к предупреждениям Луи? И молодой Мишо о том же говорил, и Антуан с Франсуа… Он потер воспаленные глаза. Где-то они сейчас, его сыновья? Удалось ли им ускользнуть от британских ищеек? Ну, даже если и удалось на этот раз, дальше-то что? Скрываться, как волкам в лесах?

Его думы обратились к дому. Боже, что сейчас Барби переживает? А девочки, а малыш Венсан – что с ним будет? Винслоу сказал, что на корабле семьи снова будут вместе. Эмиль попытался успокоить себя этой мыслью. Ладно, Бог с ней, с землей, главное – жена будет с ним, и дети, те, кто уцелеет… Слезы потекли по лицу Эмиля. Он их не стыдился… Неужели все счастливые дни позади и впереди только горе, горе без конца?