Текст книги "Ценою крови"

Автор книги: Вилло Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

33

Весь ужас случившегося жители Гран-Пре осознали только утром. Оказалось, что все труды и заботы, которыми обычно занимались мужчины, легли теперь на плечи женщин. Ночью, когда Солей и Даниэль вернулись домой с этой страшной новостью, Барби выслушала их молча, не перебивая, не задавая вопросов. Она побледнела, тяжело опустилась на скамейку, но не заплакала. Все трое забрались потом на широкую супружескую постель и кое-как провели ночь.

Утром Солей не смогла начать обычную молитву.

– Как же он мог позволить такому случиться? – произнесла она вслух.

Барби мягко упрекнула дочь:

– Не надо так. Не гневи господа. Он тут ни при чем. Это все солдаты да их проклятый король. Пойдем, вместе помолимся.

Солей повиновалась, но слова молитвы не приносили обычного облегчения. Люди в Шиньекто тоже молились, а Бог не прислушался: сожгли и дома, и зерно на полях, взрослых перебили, дети остались сиротами… И чем мы провинились перед ним?

Впрочем, размышлять было некогда: слишком много дел по дому. Вон уже коровы мычат – доить пора.

Барби решительно обратилась к дочерям:

– Нам нужно поесть. Понимаю, что кусок в горло не лезет, но мы должны беречь силы. Управимся с коровами – и позавтракаем. Потом отогнать их надо на пастбище. Этим ты займешься, Даниэль. А мы с Солей понесем передачу. Они, наверное, все голодные. Еще одеяла надо захватить – хотя, быть может, их все-таки отпустят…

Солей не могла понять, как это мать может сейчас думать о таких обыденных вещах: принести дрова, помешать в котле, пересчитать одеяла, чтобы на всех хватило… А Барби просто хваталась за все это, чтобы отвлечься, не сойти с ума…

Но еще больше, чем за свое, она боялась за душевное здоровье мужа. Эмиль любил землю так, будто это было живое существо, еще больше он любил свою семью, а теперь у него – ни того ни другого, и он ничего не может с этим поделать. Ведь у него сердце разорвется! Нет, она должна быть сильной ради него; теперь ее очередь поддержать мужа.

* * *

Женщины Гран-Пре сплошной цепью окружили церковь. Было тихо, даже плакали они беззвучно. Передачи солдаты принимали, но кому они попадали и попадали ли вообще – Бог знает. К изгороди близко женщин не подпускали, так что увидеть узников, которых порой выводили во двор церкви, не было никакой возможности.

Барби попыталась было заговорить с охранником у калитки и впервые пожалела, что так упорно отказывалась учить язык завоевателей.

– Мой внук там, – сказала она. – Анри Сир, ему только четыре. Его-то зачем там держать? Отпустите хоть малыша!

Солдат, по возрасту годившийся ей в сыновья, посмотрел на нее как на какую-то букашку.

– Я не имею права кого-либо отпускать, – произнес он без всякого выражения.

– Тогда я буду говорить с вашим командиром!

Солдат равнодушно пожал плечами:

– Сколько угодно! Вон очередь желающих стоит – сотни две, становитесь в хвост. Все равно ничего не добьетесь.

Он был прав. Те, кто попали на аудиенцию к полковнику, вернулись с пустыми руками.

– Говорит только, – сообщила побывавшая у него мадам Бланшар, – что, когда подойдут суда, нас всех погрузят и все мы будем вместе. А до этого – ничего. Я ему говорю: отец старый и больной, а ему хоть бы что. Да им только лучше, если он помрет: место освободится.

Солей дотронулась до плеча матери.

– Ну их совсем! Ничего не поделаешь. В конце концов, Анри там с Пьером и папой. Они о нем позаботятся.

Барби поколебалась, вздохнула:

– Наверное, ты права.

Переговорив с некоторыми из собравшихся женщин, она решила, что оставаться здесь бессмысленно.

– Мы им тут ничем не поможем, – сказала она. – А дома дел полно…

И они направились обратно, к своей усадьбе. По пути большей частью молчали – о чем тут говорить!

* * *

В воскресенье, седьмого сентября 1755 года, в гавань у селения Гран-Пре прибыло еще пять судов. Всего их стало, таким образом, восемь. Все надежды жителей Акадии, что англичане просто пугают их, а в конце концов смилуются над ними, рассеялись окончательно. Единственное, что, как говорили, задерживает высылку, – это нехватка судов. По мнению полковника Винслоу, восьми судов было явно недостаточно.

Каждый переживал беду по-своему. Барби вся ушла в хозяйственные заботы. Даниэль пыталась ее урезонить:

– Ну какой смысл, мам? Они же все равно все отберут! Пусть сами и заботятся, чем будут зимой питаться!

Барби ответила ей обманчиво-спокойным, ровным голосом:

– Почему же скотина должна страдать? Кроме того, все-таки чем-то руки да и голова заняты…

– Может, близнецы, когда вернутся, придумают, как выручить папу и остальных…

– Вдвоем – против всей их армии? Даже если Реми с ними будет, что они сделают?

Даниэль закусила губу.

– Не понимаю, почему они сложили свои мушкеты. Почему?

Барби все тем же тоном ответила:

– Твой отец – мирный человек, и честный к тому же. Он и представить не мог такого коварства. Он ведь так старался вести себя, чтобы англичанам не к чему было придраться.

Глаза Даниэль сверкнули боевым огоньком.

– Близнецы были правы! Надо было браться за оружие, вместе с индейцами!

Ни Барби, ни Солей на это ничего не ответили. Поздно: после драки кулаками не машут…

* * *

Если бы не ребенок под сердцем, Солей была бы готова скорее умереть, чем так жить. Тело болело от непривычного тяжелого труда – теперь приходилось выполнять и мужскую работу, но эта боль была ничто в сравнении с болью в душе.

Она больше не плакала. И не молилась тоже. Как она может говорить "боже милостивый"? Где же его милость?

И вдруг однажды днем произошло событие, которое чуть было не поколебало ее гордыню. Явился Пьер. Солей первая его увидела; она как раз тащила два ведра с водой для большого котла – мать не нашла ничего лучшего, как заставить их заняться стиркой: мол, на судне, в море, с этим ничего не получится, значит, заранее надо запастись чистым бельем. Глупость, конечно.

Но появление Пьера, как оказалось, не сулило ничего хорошего. На вопрос матери: "Где отец, где остальные?", он ответил как-то тоскливо-безнадежно:

– Там. Они решили отпустить по одному мужчине от каждой семьи – чтобы дома все подготовить, собрать вещи и прочее… к прибытию кораблей. Всего одиннадцать их должно быть… Знаете об этом?

На лице Барби отразилось беспокойство.

– Как отец?

Пьер отвел взгляд.

– Ну, как он может быть? Присматривает за дедом и Анри. Передал вам всем привет, молится за вас…

– А что с дедом? Заболел?

– Да нет, но ему тяжело, конечно. Кости негде погреть, еда – только то, что вы приносите, холодная причем… Коньячок бы поддержал, но все спиртное солдаты забирают, так что не приносите… Табаку захвачу, все-таки радость ему, если не отберут тоже… – он осмотрелся. – О близнецах ничего не известно? О Реми?

– Нет, – ответила Солей.

Пьер вздохнул. Как же он изменился! Щетина отросла, похудел… И, видимо, не мылся с тех пор…

– Ну, наверное, и к лучшему. Спрятались где-нибудь в лесу, выжидают…

– Чтобы освободить вас всех? – подхватила Даниэль с надеждой.

Пьер покачал головой:

– Нет ни малейшего шанса! Если бы мы не подчинились их приказу, если бы даже собрались, но не сдали оружия – тогда еще можно было бы бороться… А сейчас с голыми руками против их штыков и мушкетов? Нас надули. Я знал, дурак, что напрасно отдаю свое ружье, но отец считал, что мы должны все мирно уладить. Вот и уладили…

– Но они же отпускают вас, значит, еще не все потеряно! – стояла на своем Даниэль.

– Отпускают партиями по двадцать человек. Причем, если кто-нибудь не вернется, будут наказаны его родственники, если вся семья уйдет, то соседи. Круговая порука! Связали нас по рукам и ногам!

Что тут скажешь? Барби нашла, как она считала, нужные слова:

– Давайте вознесем молитву господу нашему, дабы он помог нам!

Солей упрямо возразила:

– Пусть он вернет мне мужа, тогда я поверю, что он заботится о нас!

– Он заботится! И возблагодарим его за то, что послал нам Пьера!

С этими словами мать опустилась на колени. За ней последовали Пьер и Даниэль. Солей не двинулась с места и молча стояла все время, пока они молились.

34

– Ну, мне поторапливаться надо, а то других задерживаю, – говоря это, Пьер еще крепче прижал к себе сына. – Отец тут велел кое-что передать… – Голос его сорвался. – Насчет хозяйства, дома.

Какой дом? Какое хозяйство? Его Авроре повезло, что не дожила до такого кошмара.

– Ну, вы в общем-то, наверное, все знаете. Отец боится, что если они разрешили взять с собой деньги, то наверняка для того, чтобы отобрать… Большинство считает, что их спрятать надо – до возвращения.

По его глазам видно было, что в возвращение он мало верит.

– Ну, в общем, подготовьте все, чтобы врасплох не застали, когда начнется это…

– А когда? – спросила Барби с придыханием.

– Кто знает? Еще должны подойти корабли. Англичане и сами не знают… Неделя, может быть, еще…

– Неделя… – повторила Барби. – И Луи не узнает, что с нами…

– Узнает! То, что эти гады здесь творят, скоро и до Сен-Жана дойдет.

– Но он нас никогда уже не отыщет.

Что тут возразить? Пьер ничего не ответил. Малыш, которому надоел серьезный разговор взрослых, вывернулся у него из рук, побежал к забору. Остановился, крикнул обиженно:

– А где Анри? Ты почему Анри не привел?

Лицо Пьера окаменело.

– Не мог, сынок. Но он тебе шлет привет, и бабушке, и всем, – он вновь обратился к женщинам: – Взять надо муки, солонины. Чтобы на несколько недель хватило.

– А куда нас? – Барби старалась, чтобы этот вопрос прозвучал спокойно-деловито, но это ей не удалось.

– Не говорят. На юг, наверное, там их колонии – Массачусетс, Рой-Айленд, Каролина…

– Там же по-французски никто не говорит! – возмущенно воскликнула Даниэль. – Как мы там жить будем? Кто там даст нам землю?

Пьер даже не обратил внимания на эти слова: чего уж там, и так все ясно.

– Пойдем, я тебе еще кое-что скажу, – повернулся он к матери.

– Была бы я мужчиной, – бросила Солей, глядя, как они направляются к амбару, – я бы всех англичан перестреляла, пусть и сама погибла бы. У нас еще мушкет остался, да два – у близнецов, да у Реми… – Она задохнулась, вспомнив…

– Но если Пьер не вернется, они на остальных отыграются, – напомнила ей Даниэль.

– Ну и что? Все равно они нас всех решили извести, что же мы, как бараны, сами под топор голову подставляем?

– Нет, нет, господь им не позволит! Он сделает что-нибудь, чтобы нас спасти!

Солей промолчала.

* * *

Каждый день сестры приходили к церкви с передачей, надеясь увидеть через забор кого-нибудь из близких – и каждый раз тщетно.

Теперь и Барби как-то охладела и к полю, и к огороду, полностью переключившись на сборы. В углу кухни уже выросла огромная гора всего, что предназначалось в дорогу. Конечно, никто им не разрешит взять столько, хотя, с другой стороны, этого все равно мало, чтобы начать жизнь на новом месте.

Они стали запираться на ночь – но то была тщетная предосторожность; если придут англичане, засов в двери их не остановит…

Был холодный вечер, ночью наверняка будут заморозки – первые в этом году. В доме в такое время всегда особенно уютно. В котле на маленьком огне разваривался горох. Лежа на своей постели – Солей снова стала спать одна, отделившись от матери с Даниэль, – она старалась заснуть и не могла.

Ощупала свой живот – пока вроде никаких изменений. Вспомнила, как его гладила ласковая, большая рука Реми, как он говорил, что надо будет обязательно рассказать их ребенку, где родители его зачали – в той долине Мадаваски, в которой они тогда и решили построить свой дом. Где они, эти мечты? Кругом беспросветная тьма.

И вдруг она услышала легкий стук в дверь. Сначала Солей подумала, что это во сне, но стук повторился. Англичане? Да нет, они бы шарахнули прикладом так, что дверь зашаталась бы. Кто же это? Она бегом пересекла кухню, замирая от страха, шепотом спросила:

– Кто там?

– Солей? Открой же, Бога ради!

– Антуан? – она поспешно отодвинула засов, распахнула дверь. – И Франсуа? Вернулись? Живы-здоровы?

– Более или менее, – отозвался Франсуа и, прихрамывая, направился прямо к печке. – Поесть что-нибудь найдется? Мы не могли даже подстрелить дичи, боялись, эти услышат! – Он приподнял крышку, вдохнул аромат пищи. – Помираем с голоду. Хлеба дай! Забыли, когда его ели!

– Ой, горох только поставили, он еще как каменный, – ей одновременно хотелось и смеяться, и плакать. – Вот хлеб, вот холодная баранина, сейчас позову маму с Даниэль! Мы уж думали, вам каюк… – Она вдруг замерла как вкопанная, поглядела на обросших, грязных братьев, снимавших с себя мушкеты и патронташи, потом – на открытую дверь. – Реми?.. – В ее шепоте был и страх и надежда. – Вы нашли Реми?

"Господи, пусть они скажут "да", – взмолилась она про себя, забыв, что уже разуверилась в милости всевышнего.

– Он жив, – несколько уклончиво ответил Антуан, садясь в дедушкино кресло и начиная разуваться.

Жив! Жив! Солей чуть не рухнула от радости. "Господи, слава тебе, господи! Пресвятая богородица, слава тебе!"

До нее сразу дошел смысл того, что брат добавил быстрой скороговоркой:

– В тюрьме он сидит. Хотели вытащить – не получилось…

В дверях появилась Барби в ночной рубашке, за ней – Даниэль.

– Сыночки мои! Я знала, что вы вернетесь! Уверена была!

– А вот мы – так не очень! – Антуан улыбнулся, и на секунду все увидели прежнего сорванца. – Солей, горячая вода есть? Ему в ногу попали, отмочить бы… – Улыбка уже сошла с лица Антуана.

Все засуетились – надо было найти какой-то тазик, чтобы отмочить засохшую, окровавленную повязку с ноги Франсуа, потом приготовить закуску, чай. Только заморив червячка, Антуан, оглядевшись вокруг, задал вопрос, который мог бы задать и раньше:

– А где все? Где отец?

Барби рассказала о случившемся. Близнецы выслушали не перебивая.

– В Пизике то же самое, – с горечью произнес Антуан. – Мы там чуть не влипли. Тоже сказали – всем мужчинам собраться, оружие забрали, и крышка. Мы, конечно, не явились, но два раза чуть не напоролись на их патрули. Чертовы англичане! И что теперь?

– Да вот ждем, когда отправят неизвестно куда, – ответила Барби.

– Как можно было так сглупить – отдать мушкеты? Как бараны! – Антуан бросил яростный взгляд на брата. – Если бы мы там были, черта с два они отняли бы у нас наши стволы!

– Ну и пристрелили бы вас как котят, – мягко возразила Барби. – Нет, уж лучше так. Лучше мне потерять землю, чем своих сыночков!

– Что же ты папе раньше этого не сказала? Он прилип к этой земле, как будто это все, что у него осталось в жизни, и вот что получилось!

– Надо было драться! – звенящим голосом произнес Франсуа. – Не бежать на Сен-Жан или в Квебек, а собраться вместе и выгнать их всех!

– Но есть же договор, что французы отдают эту землю англичанам… – начала было Барби.

– К черту французов с их договором! Какое право они имели распоряжаться нашей землей?! – взорвался Франсуа. – Что нам французы? Ни ружей не дали нам, помощи какой-либо, только богатеют от торговли с нами! Мы ничем не связаны ни с французами, ни тем более с англичанами!

– Пьер говорит, ничего сделать нельзя, – продолжала увещевать его Барби. – Он тут приходил, а после него несколько ребят ушли в лес. Так полковник этот, Винслоу, сразу взял всех их родных в заложники. Ну и пришлось им вернуться, чего еще делать-то?

– Не сдаваться, вот что! – бросил Франсуа, и Антуан согласно кивнул. – Если уж отец за двадцать лет не превратил нас в овечек, то англичанам это тем более не удастся! Уйдем в лес, будем нападать на них оттуда!

Барби замахала руками:

– Только не это! Они обещали нас отправить куда-то; ну и пусть, начнем там все заново. Лучше так, чем жизни-то лишиться!

– Чего стоят эти их обещания? Они обещали мушкеты вернуть, там, в церкви. Вернули? Да еще церкви наши оскверняют…

"Этому не будет конца", – тоскливо подумала Солей.

– Что насчет Реми? – спросила она. – Почему в тюрьме? Цел? Вы с ним говорили?

Близнецы обменялись взглядами, буззвучно договорившись, что отвечать будет Антуан.

– Он пытался защитить кюре: того, умирающего, с постели стащили и в тюрьму поволокли. Тогда их обоих взяли. Старик умер, конечно. Мы сами Реми не видели, но говорили с одним из тех, кто видел. Говорит, он в порядке – насколько можно быть в порядке на тех отбросах, которых там дают вместо еды. У нас свиней лучше кормят. Передали ему весточку, что мы тут неподалеку, что у вас все хорошо, пошатались там вокруг, думали как-нибудь его выручить. Вот Франсуа и получил дырку в ноге… Клянусь, Солей, – добавил Антуан, устало прислоняясь к печке, – мы бы еще разок попытались, но англичане что-то всполошились: караулы удвоили, хватают всех без разбору…

– А там они не устроили такую же штуку, как у нас? – спросила Солей.

– Когда мы там были, еще нет. Но, наверное, Аннаполис – следующий на очереди. Они хотят очистить Акадию от акадийцев, теперь это – Новая Шотландия, сюда они своих начнут переселять.

– А кто этот человек, что виделся с Реми? – Солей хотела знать все, что могло иметь хоть какое-то отношение к ее мужу.

– Его фамилия Дегль, его брат сидел в той же камере, что и Реми. Он брату еду приносил, а то там сдохнешь с голоду, в этой тюряге, – Антуан спохватился, что эти его слова могут показаться сестре не особенно ободряющими, и поспешно добавил: – Горожане вообще-то подкармливают заключенных, даже не родственников, так что не беспокойся. Он выкарабкается, вот увидишь…

– Но ведь мы с ним на разные суда попадем: он в Аннаполисе, а я здесь! Выходит, мы никогда не увидимся!

Барби положила свою руку на плечо дочери:

– Солей, неужели ты даже после сегодняшнего еще сомневаешься в милости господней? Он вернул мне моих сыночков, вернет и тебе мужа! Идемте, вознесем ему наши молитвы!

Солей покорно опустилась на колени, на глазах у нее выступили слезы раскаяния – и правда, как она могла поколебаться в своей вере? Однако, посмотрев на мрачные лица своих братьев, она почувствовала, что в ее душе родились новые сомнения.

35

– А что если они Лизоттов на один корабль, а меня – на другой? – эта Даниэль, конечно, опять о своем! – А тебя, Антуан, не на тот, где Селест? Говорят, по семьям, а мы же еще не обручены даже!

– Меня-то ни на каком корабле не будет! – бодро отозвался Антуан. Выспавшийся, еще раз плотно поевший, он теперь выглядел значительно лучше, чем накануне. Он встал, подобрал с пола шерстяные чулки, которые вчера стянул с себя Франсуа, и швырнул их в огонь. В воздухе запахло паленым.

– Ты что делаешь? – почти негодующе воскликнула Барби.

"Как же он повзрослел за это время, ничего мальчишеского в лице не осталось!" – подумала Солей.

– На них же кровь да еще дырка от пули, – спокойно объяснил Антуан. – А что, если бы нашли?

Воцарившееся молчание прервала Даниэль:

– Так вы что, не собираетесь к ним являться? Они же сказали: немедленно…

– Ни я, ни Франсуа. Чтобы нас превратили в рабов?

– В рабов? – изумленно повторила Даниэль. – Как это?

– А что ты думаешь? Выкинут где-нибудь на берег; ни своей земли, ни денег, никого, кто бы заступился… Значит, придется вкалывать за крышу над головой да тарелку какой-нибудь бурды. Что это такое, если не рабство? Да я скорее подохну, чем… Чтобы я на брюхе перед ними ползал?!

Франсуа – тот просто молча встал и потянулся за своим мушкетом.

– Что же вы собираетесь делать? – дрогнувшим голосом спросила Барби.

– Посмотрим, прочные ли там стены.

– Да там еще забор построили, и солдат – видимо-невидимо! – предупредила Солей, но сердце у нее забилось часто-часто: не только от страха за ребят, но и от надежды.

– Что же вы можете вдвоем против целой армии?! – в голосе Барби слышался только страх.

– Я говорю, надо сперва все разведать. Те, кто внутри, даже голыми руками могут много сделать, если будут знать что. Только никому ни слова, что мы здесь были. Чтобы никаких следов, – Антуан обвел рукой вокруг. – Уберите лишние тарелки, постели. Вы знаете только, что мы в Аннаполисе, свояка ищем.

Ушли они вовремя: через полчаса на поляне появилось с полдюжины красномундирников; двое из них, не постучавшись, вломились в дом.

– Где остальные? – начал старший.

Женщины молчали, ни живы ни мертвы.

– Те, кто не явились, как приказано было есть, – продолжал старший на ломаном французском. Посмотрел в какую-то бумагу: – Франсуа и Антуан Сир.

Солей поняла, что отвечать должна она; мать считала всякую ложь смертным грехом и, даже если бы попыталась, соврать не сумела бы.

– Мои братья уже несколько недель назад отправились в Аннаполис разузнать о моем муже, который там навещал своего старого друга, священника. Вы, случаем, не знаете, там всех мужчин тоже арестовали или как? – И добавила вежливо: – Не можете ли вы сказать, что там происходит?

Старший оставил ее вопрос без внимания.

– Ваши братья уже должны были вернуться.

– Но нот не вернулись же! – Солей сказала это, глядя прямо ему в глаза. – Мы так за них беспокоимся. Не посадили их там?

– Мы обыщем дом! – рявкнул красномундирник.

И началось: солдаты заглядывали под кровати, в шкафы, ковырялись в белье. Слава Богу, в доме было все убрано; они сделали так, как сказал Антуан.

– Чем это пахнет? – указал старший на печку. – Что это жгли?

Опять всех выручила Солей:

– Я клубок туда уронила. Шерстяной клубок.

Наверняка он ей не поверил. Однако никаких признаков укрывательства не было. Солдаты еще вволю покуражились во дворе: обыскали сараи, даже курятник, потыкали штыками в стожки сена и, не обнаружив ничего подозрительного, удалились.

Фу, слава Богу, пронесло! Впрочем, радоваться пока рано: они могут обнаружить близнецов в лесу. Хотя англичане в лесу такой шум поднимают – за милю слышно. Как в свое время шутливо заметил Антуан, один акадиец, особенно зимой на лыжах, может запутать целый полк англичан.

Ну, положим, близнецов не обнаружат, они останутся здесь – тогда это будет значить, что они окажутся навеки оторванными от остальной семьи! Тяжелые думы угнетали, тем более что отвлечься от них было невозможно. Коровы подоены, пасутся, дюжину кочанов капусты кинули свиньям, тесто для хлеба подходит. Дров порубить? Зачем? Пока и так хватит, а зимой их здесь уже не будет… Барби села было чинить что-то, но и так уж одежды напасено – столько не дадут погрузить.

– Странно как, – заметила она, откладывая иголку, – я всегда работала, работала, думала – отдохнуть бы. А сейчас вот делать нечего, а устаешь сильнее, чем когда-либо…

– И я тоже, – кивнула Солей. – Сейчас и не вылезала бы из постели…

– Ну, это у тебя от маленького. Ой, что-то с ним станет? Что-то с нами всеми будет?

У Барби из глаз выкатилась одна слеза, потом другая, и она разрыдалась – в первый раз за все время.

Нет, положительно, безделье им не на пользу! Обычно полдня у них уходило на то, чтобы пойти в церковь с передачей. Но потом они стали ходить через день: чаще делать это не имело смысла, охрана все равно все разворует… День посещения был вчера, теперь пойдут завтра, а сегодня – ну, просто хоть руки на себя наложи!

Да еще эта Даниэль, все о своем Базиле причитает дурочка; ходит, руки ломает.

– Чем мельтешить, пойди лучше погуляй! – посоветовала Солей сестре.

– Бессердечная ты! Сама иди гуляй! – И в слезы.

После ужина – раннего, потому что от нечего делать готовить стали рано, Солей и впрямь решила прогуляться.

– Мам, пойду к деревне. Может, ребят встречу…

– Вряд ли они к тропе выйдут – опасно, – откликнулась Барби. – Сама будь осторожна: эти засаду могут выставить…

– Ладно, – заверила ее Солей и, накинув шаль, шагнула за калитку.

Она теперь тоже умеет ходить бесшумно – пригодились уроки Реми. Как больно вспоминать о нем, а не вспоминать – никак не получается… Стоп, что-то тут не так. Какой-то запах… Табаком несет! Мгновенный страх уступил место холодному спокойствию. Это не близнецы. Они курить в лесу не станут. Во всяком случае, в их нынешнем положении.

Солей постояла, послушала. Она стояла в тени, чтобы ее не было видно.

В висках стучало, но это одна она чувствовала. Так, вот и голоса. Ненавистный английский. Она разобрала только свою фамилию и название города к югу от них.

– Бесполезная трата времени. Наверняка эти Сиры там, в Аннаполисе, попались к нашим в руки. А может, их и шлепнули уже…

– Ага, – это второй, – да и подумаешь, лишняя пара французиков. Великая угроза для британской армии!

Послышался раскатистый смех, и все смолкло. Мать права – засада! Предупредить братьев надо! Солей ярко, до боли, представила себе картину: братья идут себе беззаботно, шутками перебрасываются – и прямо под пули!

Нет, это у нее просто разыгралось воображение. Они уже не прежние глупые мальчишки. Конечно, они тоже знают, что около дома могут прятаться солдаты. Эти двое – здесь, но, может, есть и еще где-то? Раздумывая так, Солей шла, шла и сама попала в засаду. Твердая, мозолистая ладонь закрыла ей рот, кто-то схватил ее за талию, мгновение – и она в чаще. Забрыкалась отчаянно – и тут ей в ухо:

– Тихо, дурочка! Услышат!

Уф, да это Антуан! Сорвал с нее белый фартук, смял и сунул куда-то. Поняв, почему он сделал это, Солей уже сама сдернула с головы белый чепец, сжала его в ладони. А вот и шаги – солдаты! Но не позади, а спереди! Эти двое тоже идут как на параде, даже не думают маскироваться. Не разговаривают, правда, и думают, наверное, что их не слышно! В нескольких ярдах от них прошли – и ничего не заметили. Зато она ощутила присутствие третьего – это оказался Франсуа.

– Прошли. Это смена. Подождем, когда те уйдут.

– Им минут десять ходу. Они у болотца, – шепнула Солей.

– Ага, значит, ты их видела, а они тебя – нет! Ай да девочка наша! А ты еще в белом вся! Ну, давай пройдем немного! – Солей поняла, что Антуан улыбается.

– Видел папу или Пьера? – она спросила это просто так, без всякой надежды на утвердительный ответ.

– Нет, к церкви не подступиться. Похоже, там вся британская армия вокруг лагерем встала. Надо о чем-то другом подумать.

– О чем же?

Антуан не ответил: слышались уже приближавшиеся шаги – это солдаты сменились и возвращались к себе в расположение.

Страх снова поднялся в душе Солей, но уже не такой сильный, как раньше. Когда близнецы рядом, все по-другому. А может быть, они и вправду что-нибудь придумают?