Текст книги "Удивительные приключения Марко Поло"

Автор книги: Вилли Майнк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

ГОНЕЦ С СОКОЛИНЫМ ПЕРОМ

Ночью шел дождь, а теперь снова сияло солнце. Ярко освещенные белые облака напоминали горы. Два журавля летали над высокими деревьями. Потом они опустились на сук. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, они скользили вдоль гладких серебристо-зеленых стволов и падали на сверкающий росинками луг. В тишину зеленого мира врывались радостные крики, доносившиеся с дороги. Пахло свежей травой и цветами.

Ко дворцу наместника вела широкая аллея, обсаженная с двух сторон ровными рядами деревье.

По парку смиренным шагом шел человек. Его волчье лицо с широким покатым лбом выражало страх. Толстая нижняя губа отвисла. Ему казалось, что он никогда не дойдет до ворот. Он был один, его окружали только деревья и кусты.

За оградой люди смеялись и шутили, до него доносились их слова: «Как все красиво после дождя!», или: «Когда ослу на хвост еще капает дождь, над его головой уже сияет солнышко». Дети с веселыми криками бегали по лужам.

Человек боязливо повел плечами и весь как-то сгорбился.

– Ты кто такой? – спросил его часовой у ворот.

– Да ведь это Саид, пусть проходит, – сказал второй часовой и ногой немного раздвинул ворота.

Саида ввели к наместнику Абаке. Наместник сидел на резном кресле из темного дерева. Слева от него стояло изображение журавля, справа – черепахи. Абака поглаживал свою большую черную бороду. На нем был богато расшитый костюм из красного шелка.

Саид стоял на коленях перед креслом, лицо его касалось пола. Он не осмеливался поднять глаза. Когда надо было кого-либо убить, он как лютый тигр кидался на свою жертву, но перед лицом могущественного человека был труслив, как шакал.

Узнав, что наместник приказал ему явиться, Саид смертельно испугался. Он провел ужасные сутки. Но что ему было делать? Бежать? Приказ Абаки настиг бы его повсюду – от Кашгара до Ханбалыка, от Чаханнора до Тали. Абака был исполнителем воли Ахмеда Злого[26]26
  Ахмед – министр при дворе хана Хубилая, в течение восемнадцати лет ведавший всеми финансовыми делами государства. Ахмед своей системой жестоких поборов вызвал ненависть населения, и весть о его гибели была встречена в Китае всенародным ликованием.


[Закрыть], который управлял столицей огромной империи и пользовался безграничным доверием великого хана. Всякий человек, впавший у Ахмеда в немилость, кончал свои дни на плахе, а останки его пожирали псы. Во всех городах все командные посты занимали сторонники Ахмеда, а у них на службе состояли целые полчища шпионов.

Голова Саида касалась пола, на его спине играли солнечные лучи. Он чувствовал их тепло.

– Гляди на меня, – сказал Абака своим холодным властным голосом.

Саид поднял лицо. В темной глубине глаз Абаки вспыхивал какой-то огонек. Саид не выдержал взгляда наместника и опустил свои неспокойно бегающие зрачки.

– Гляди на меня, – гневно повторил Абака.

Покорный судьбе, Саид уставился в узкое лицо наместника, и на мгновенье в его душе вспыхнула надежда, но при первых словах Абаки она погасла, как слабый огонек, задутый порывом ветра.

– Ты не выполнил приказа.

– Увы, нет, мой господин.

– Я приказал глядеть на меня! – Лицо Абаки исказилось от злости, глаза вспыхнули, нервные складки избороздили лоб. – Собака! – крикнул он и судорожно вцепился в поручень кресла короткопалой рукой, странно несоответствующей его узкому лицу.

Саид дрожал от страха. Он ждал, что Абака произнесет сейчас ужасный приговор: «Сто семь ударов!» Ему казалось, что эти слова вот-вот сорвутся с уст наместника. Сто семь ударов тяжелой палкой означали смерть. Саид хотел жить. Он пришел в неистовство: рванулся вперед, ударил лбом о каменный пол и в отчаянии завопил:

– Простите меня, господин мой! О, простите! Этот великан связался с шайтаном. Он заколдовал меня. Я не мог пошевельнуться…

По лицу Абаки скользнула пренебрежительная усмешка, которая тут же сменилась выражением самодовольства. Наместник наслаждался своей властью над человеком, пресмыкавшимся у его ног. Да, он – Абака, наместник Чаньчжоу, при виде которого люди дрожат. Разве он не избранник аллаха и не так же могуществен, как Ахмед из Ханбалыка?

– Простите меня, мой господин, простите!

– Замолчи, – строго сказал Абака, – и гляди на меня!

Саид снова выпрямился.

Руки наместника недвижно покоились на темном дереве поручней кресла.

– Бек Баяндер приказал тебе заманить великана в пустыню. Ты не выполнил его воли. Я приказал убить молодого черта с гладким лицом, ты не сделал и этого. Как долго будут эти иноверцы, эти вонючие собаки, отравлять воздух в нашей стране! – закричал в гневе наместник.

Абака заставил себя успокоиться. Что ему делать с Саидом? Приказать убить или еще раз испытать его верность?

В парке сверкали покрытые росой лужайки. Вытянув вперед головы с острыми клювами, в небе летали журавли. Какие-то маленькие пестрые птички щебетали в листве. Два человека – один худой и высокий, а другой чуть пониже, широкоплечий – подошли к воротам дворца. Часовые, скрестив копья, преградили им путь. Тогда худой вытащил золотую пайцзу с печатью Хубилай-хана. Часовые тотчас раздвинули копья и услужливо распахнули ворота.

В зал, где сидел Абака, ворвались солнечные лучи, они отразились на гладкой поверхности мебели, пробежали по деревянной стене и, казалось, оживили черепаху, журавлей, резных драконов, львов и крылатых змей, вытканных на шелковых обоях. Тихо приоткрылась дверь, вошел секретарь наместника, бросился на колени и тут же поднял голову.

– Что такое? – недовольно спросил Абака.

– Простите, господин, – торопливо сказал секретарь. – Пришли чужестранцы с золотой пайцзой. Они желают вас видеть. Я думал…

Наместник кивнул и поднялся. Саид, как раненая собака, отполз в сторону, чтобы дать дорогу. Абака некоторое время стоял молча, потом сказал, указывая на Саида:

– Отправь его во двор и прикажи Салиму всыпать ему двадцать семь ударов… А господа пусть войдут ко мне.

– Благодарю вас, господин мой! Да ниспошлет вам аллах сто тысяч лет жизни! – пробормотал Саид и поцеловал край одежды наместника.

Абака ударил его ногой в лоб.

– Благодарю вас, господин мой! – шептал Саид, отвешивая поклоны. Почтительно пятясь, он покинул зал.

Наместник Абака уселся в резное кресло и с невозмутимым видом стал ожидать появления чужеземцев.

Николо и Маффео Поло опустились на колени и склонили перед наместником головы. Он кивнул им в ответ. Чужестранцы поднялись. Взгляд Абаки невольно упал на бирюзу в золотой оправе, которую Николо Поло носил на шее.

– Мы просим прощения за то, что оторвали вас от важных государственных дел, но все же разрешите преподнести вам маленький подарок.

Николо Поло вынул из кармана мешочек с тускло мерцавшим жемчугом и положил его на протянутую ладонь Абаки.

– Милость ваша безгранична, и повсюду люди славословят ваши мудрые деяния на благо великого хана, – продолжил Николо Поло. – Мы отправили письмо ко двору владыки всех владык, самому могущественному властелину на свете, который твердой рукой правит народами, и в письме этом восхваляем вашу безмерную доброту и сердечное участие, с которым вы, о благородный господин, приняли нас, жалких слуг его величества императора Катая. С вашего разрешения мы изъездили вдоль и поперек прекрасную страну тангутов и повсюду слышали, как люди произносят ваше имя с любовью и уважением. Мы посетили многие цветущие города, видели великолепные дворцы и смогли заключить хорошие сделки. Мы скупали шали из верблюжьей шерсти – таких тонких шалей не сыщешь во всем мире. Мы благодарим вас, повелитель, за вашу безграничную доброту, за дружеское расположение…

И венецианские купцы отвесили глубокий поклон.

Лицо Абаки оставалось неподвижным, только в глазах его вспыхивали предательские огоньки. Эти белые собаки намерены перехитрить его. Он прекрасно понимал тонкую игру пришельцев. Но умно выбранные слова приветственной речи принудили его спросить гостей спокойным, чуть насмешливым тоном:

– Вы говорите, что отправили письмо великому хану? Напрасно вы себя этим утруждали. Он уже осведомлен о вашем прибытии.

– Мы послали великому хану депешу, – вставил Маффео. – Соблаговолите нас простить, что мы сделали это без вашего совета, мы не посмели обременять вас такими мелочами… Однако сегодня мы вынуждены обратиться к вам и просить вашей великодушной помощи, ибо мы пребываем в великой тревоге и беспокойстве.

Абака сохранил свою холодную сдержанность. Будто играя, он кинул мешочек с жемчугом на сиденье рядом с собой, потом снова взял его в руки и несколько раз слегка подбросил на ладони, словно пытаясь определить его вес.

– Я вас слушаю, – сказал он. – Но помните, что меня ждут важные дела.

Николо Поло на мгновение закрыл глаза.

– Мне не легко об этом говорить, благородный господин… Вы знаете, что нас сопровождает мой сын. Пока мы с вашего любезного разрешения путешествовали по стране, какой-то человек попытался убить его.

– Вам чудятся привидения, – сказал Абака.

– Вот кинжал, господин. – Николо Поло вынул из-за пазухи кинжал и положил его на ладонь. – Нынешней ночью, когда мой сын гулял в саду, его пытались прикончить этим кинжалом.

Абака грозно нахмурил брови. Он не сводил пристального взгляда с Николо Поло, стараясь понять, знает ли тот что-нибудь о тайных причинах нападения, но ничего не увидел, кроме тревоги отца за судьбу сына и настойчивой мольбы о помощи.

– Дайте мне это оружие, – протяжно сказал наместник. – Я прикажу разыскать преступника. Отныне мои воины будут охранять вас.

Движением руки Абака дал понять, что аудиенция закончена.

– Мы благодарим вас, благородный господин, – сказал Николо Поло.

Братья опустились на колени, трижды земно поклонились наместнику и покинули зал.

Едва за ними закрылась дверь, как вошел секретарь и молча стал ждать приказов Абаки.

– Саид уже подвергся наказанию?

– Нет еще, господин мой.

Неожиданно Абака впал в ярость.

– Позови скорее слугу! – закричал он. – Я не могу дышать воздухом, отравленным дыханием неверных!

Вошел слуга с разожженной курильницей благовоний и принялся ею размахивать, чадя ароматным дымом, пока Абака не прогнал его прочь.

– Введите Саида.

Секретарь поклонился и поспешил выполнить приказ.

Вошел Саид. От страха у него тряслись колени. Он кинулся наместнику в ноги.

– Возьми свой кинжал, дурак.

Саид не решался протянуть руку, пока Абака резко не повторил своего приказа:

– Возьми кинжал!

Саид не смел поднять глаза. Он взял кинжал и засунул его за пояс.

– Сегодня вечером ты отправишься в путь. Будешь скакать день и ночь. Я дам тебе пайцзу с изображением сокола, чтобы ты повсюду получал самых быстроходных коней. По ночам факельщики будут освещать тебе дорогу…

Голос Абаки, в повелительном тоне которого слышались теперь и ноты мольбы, звучал для Саида как нежная песнь.

– Ты повезешь важное сообщение. Никто не должен его видеть. Никто не должен его найти. Ясно? Не то ты поплатишься жизнью. Ты будешь скакать день и ночь. Ты посланец с соколиным пером. Никто не имеет права задержать тебя до тех пор, пока ты не вручишь этого письма в руки могущественнейшего министра Ахмеда… – И уже обычным тоном Абака спросил – Ты меня понял?

– Пока я не вручу письма в руки могущественнейшего министра Ахмеда, – почтительно повторил Саид.

– Салим ждет его, – напомнил стоящий в дверях секретарь. – Наказание не отменяется?

– Пусть этот дурак получит семнадцать ударов, – сказал Абака. – И легкой палкой, чтобы он смог сегодня же отправиться в путь.

* * *

– Салим, собака! Ты бил изо всех сил, – процедил сквозь зубы взбешенный Саид и потрогал вспухшую спину. – Ну погоди, я еще вернусь…

– Убирайся, да поживей, Саид! – крикнул, смеясь, палач Салим. – Не то я еще разок тебя поглажу.

Вечером, когда Саид получил от секретаря запечатанное письмо и особую золотую дощечку – пайцзу с изображением сокола, он забыл, что у него ноет спина. Он спрятал письмо на груди, повесил пайцзу на шею и бегом отправился к яму – большому зданию конной почты.

Здание это, расположенное у городских ворот, было просторным, а комнаты обставлены с роскошью, приличествующей должностным лицам самого высокого ранга. В конюшнях всегда стояли наготове четыреста сытых коней, так что императорские гонцы могли в любой час дня и ночи сменить усталых лошадей. Во владениях великого хана было больше ста тысяч таких станций. Даже в горах, вдали от больших дорог, где не было ни городов, ни деревень, Хубилай-хан приказал выстроить эти ямы. Его приказ принудил тысячи семей покинуть свои родные места и переселиться в безлюдные области, чтобы там обслуживать императорские станции конной почты. Так возникли в самых глухих районах большие селения с полями и обширными выпасами.

Ханбалык был связан со всеми провинциями хорошими дорогами, на которых через каждые двадцать пять – тридцать миль стояли здания яма. На перегонах между станциями встречались небольшие селения – хижин тридцать или сорок. Там жили гонцы, состоявшие на императорской службе.

Когда надо было отправить срочное донесение, чтобы сообщить о восстании в какой-то провинции или об измене наместника, гонцы проделывали за день от двухсот до двухсот пятидесяти миль. Как только они приближались к очередному яму, они трубили в особый рог, чтобы им навстречу выслали нового коня.

Гонцы, состоявшие на императорской службе, были окружены большим почетом.

– Впустите меня, я гонец наместника! – крикнул Саид, еще не успев отдышаться от быстрого бега. – Разве вы, дурачье, не видите у меня на шее пайцзу с изображением сокола?

Часовой смущенно ухмыльнулся и пропустил Саида в ям. Писец занес в особую книгу день и час его отбытия и велел оседлать для гонца лучшего коня.

– Тебе нужны факельщики, чтобы проводить тебя до следующей станции? – услужливо спросил он.

Саид воткнул в тюрбан соколиное перо, подпоясался поясом с бубенцами и повесил через плечо почтовый рог. Его вспухшая спина сильно болела.

Саиду почудилось, что перед ним вдруг снова возникло узкое лицо Абаки со сжатыми губами и грозно сдвинутыми бровями, и он услышал его приказ: «Ты будешь скакать день и ночь. Я дам тебе пайцзу с изображением сокола, чтобы тебе повсюду давали самых быстроходных коней. Ночью факельщики будут освещать тебе путь…»

Эти слова напомнили Саиду, что ему надо торопиться.

– Я знаю дорогу, – резко ответил он, вскочил в седло, скорчившись от боли, и, нещадно подстегивая лошадь, поскакал в ночь.

– Ну погоди, Салим, я еще вернусь!.. – бормотал он.

Бубенцы на поясе звенели. Соколиное перо в тюрбане и пайцза убирали с пути все преграды. День ли был или ночь, сияло ли солнце или туман окутывал долину и горные склоны, он видел только услужливые лица, везде ему подавали лучшие блюда, всюду склонялись перед ним спины писцов. Ведь он гонец Абаки!

Саид забыл все пережитые унижения. Его жалкая душонка льстеца была преисполнена высокомерия – он ведь стал гонцом с соколиным пером. Не забывайте этого, люди! Гнедые, белые, вороные кони с мускулистыми ногами и развевающимися гривами несли его на восток. Звенели подковы на каменистых дорогах. Караваны отходили на обочину, уступая всаднику путь.

Саид не знал отдыха. Измотанный непрерывной спешкой, он спал лишь по нескольку часов в сутки, просыпался посреди ночи от тревожных снов и громко требовал, чтобы факельщики немедленно проводили его до следующей станции.

До Ханбалыка оставалось двести миль. Он скакал на белом жеребце с шелковистой гривой. Солнце сияло. Лошадь неслась как стрела. В стороне от дороги буйволы тащили деревянные плуги, взрыхляя илистую землю рисовых полей. Небо над головой было бледно-голубым, а у горизонта серо-белым. Старик пастух, похожий на карлика, гнал стадо черных свиней, которые с громким хрюканьем рыли пятачками землю.

Бубенцы позвякивали на поясе гонца. Носильщики снимали с себя ношу и, переводя дух, глядели вслед мчавшемуся всаднику с соколиным пером в тюрбане. Спина у Саида уже не болела. Он только ужасно устал и мучительно хотел спать.

– Я скачу день и ночь. Видите, мой господин, как быстро я выполнил ваш приказ. Да уничтожит аллах этих чужеземных дьяволов… А Салим – предатель. Я знаю, он готовит покушение на вашу жизнь…

Так разговаривал Саид сам с собой, чтобы как-то скоротать время. Его волчье лицо расплывалось в довольной улыбке, когда он придумывал ответ Абаки:

– Ты верный слуга, Саид. Вот тебе в награду пятьсот шелковых лан… Что ты говоришь об этой собаке Салиме? Хорошо, я велю его убить.

Саид въехал в маленькую долину. Узкий ручей, вытекавший из озера, струился меж камней. Дорога полого спускалась к песчаному берегу. Саид поднес рог к губам и затрубил, чтобы вызвать слуг из ближайшего яма. Между двумя столбами в воде раскачивалась широкая лодка. Из тростника не спеша вышел рослый юноша. В руках у него была удочка.

– Эй, поторопись! – крикнул Саид. – Ты что, не видишь соколиного пера? Я гонец и везу важное сообщение господину министру Ахмеду в Ханбалык.

– Ахмеду? – мрачно переспросил паромщик и процедил сквозь зубы проклятие, которое Саид едва уловил.

– Да пошевеливайся, я тебе говорю! – в бешенстве заорал Саид и бросил ему поводья. – Не то я пожалуюсь твоему начальнику.

– Садись, гонец с соколиным пером.

Паромщик греб молча. Грива коня, сверкавшая на солнце, казалась серебряной.

– Озеро глубокое, – сказал паромщик и отложил весла.

Вдруг на том берегу из-за холма показался караван и стал спускаться к озеру. На верблюдов были навьючены прямоугольные деревянные клетки.

Печаль, промелькнувшая в глазах паромщика, на мгновение погасила горевший в них мрачный огонь. Он снова взялся за весла и как бы нехотя стал грести к берегу.

– В этих клетках фазаны, дикие утки, рябчики да еще и перепела. Ты видишь все это, посланец с пером?

Лодка ударилась о песок.

– Они предназначены для императорской охоты.

Саид не обратил внимания на слова странного паромщика.

Усердно выполняя приказ Абаки, он скакал день и ночь и хранил, как самое большое сокровище, письмо наместника к Ахмеду.

На пятый день пути Саид уже стоял на голом песчаном холме и глядел на раскинувшиеся у его ног предместья Ханбалыка. До него доносился звон колокольчиков бродячих лудильщиков, цирюльников, точильщиков. Он слышал, как ритмично бил в барабанчик величиной в пол-ладони старьевщик. Саид поскакал мимо домов, над которыми возвышались мощные стены и мраморные дворцы резиденции императора.

Саид не замечал ремесленников, которые работали в открытых мастерских, расположенных по обеим сторонам главной улицы, не обращал внимания ни на торговцев, ни на покупателей, толпившихся перед лотками и лавчонками, оставался равнодушным к соблазнительным запахам харчевен. Он трубил в рог и гремел бубенцами.

Он не чувствовал усталости – так его волновала предстоящая встреча с могущественным министром финансов Ахмедом.

Когда гонец вошел во дворец Ахмеда, им овладело необычайное возбуждение, и он весь отдался благоговейному ожиданию, к которому примешивался рабский страх. Саид беспрестанно проверял, цело ли драгоценное письмо.

– Я привез важное сообщение для господина Ахмеда, – сказал он прерывающимся голосом слуге, который увел его лошадь и указал, куда пройти.

– Вам придется немного подождать, – ответил слуга. – Господин министр находится сейчас у ее величества императрицы Джамбуи-хатун[27]27
  Джамбуи-хатун: – старшая жена Хубилай-хана; имела большое влияние при дворе.


[Закрыть].

– Я должен немедленно видеть господина Ахмеда.

Слуга снисходительно улыбнулся и сказал:

– Ступай в канцелярию и отметься. Тебя вызовут. Я же сказал, что верховный наместник сейчас у Джамбуи-хатун.

* * *

Ахмед вернулся от императрицы в середине дня в приподнятом настроении. Уже многие годы он пользовался благосклонностью Джамбуи-хатун и всегда умел добиться ее поддержки. Только благодаря влиянию императрицы он стал самым могущественным министром государства.

Ахмед еще хорошо помнил то время, когда он, преисполненный честолюбивых планов, покинул свой родной город и прибыл ко двору князя Эсень-нойона. Там он впервые увидел дочку князя, красавицу Джамбуи, и заметил, что ее черные глаза на мгновение задержались на его лице.

Однажды к Ахмеду явилась служанка Джамбуи и от имени своей госпожи приказала тайно передать письмо монгольскому хану Хубилаю. Сперва Ахмед хотел было с негодованием отказаться от этого поручения, ибо в душе надеялся со временем завоевать любовь юной красавицы, но потом холодный рассудок победил, и он не только выполнил поручение княжеской дочки, но и в дальнейшем продолжал служить ей с расчетливой преданностью.

Ахмед любил вспоминать тернистый путь, который привел его, жалкого купеческого сынка, к посту первого государственного чиновника. Все финансы огромной империи Хубилай-хана были в его руках.

Джамбуи-хатун не забыла верной службы Ахмеда.

На губах Ахмеда играла жестокая усмешка. Императрица располнела, уже давно утратила былую красоту, и его любовь к ней угасла. Но Ахмед всегда обращался с Джамбуи-хатун так, словно она все еще была юной красавицей, как в те дни, когда жила у своего отца, князя Эсень-нойона.

Ахмед был человек хитрый и отважный.

Он сосредоточил в своих руках всю власть, творил суд и расправу над всеми, кто хоть как-то стоял у него на дороге. Когда он хотел кого-нибудь загубить, он шел к Хубилай-хану и говорил примерно следующее: «Генерал Ян совершил преступление против вашего императорского величества. Он осмелился в присутствии воинов неуважительно отозваться о своем всемогущем повелителе. Ян заслуживает смерти». Великий хан обычно отвечал: «Поступайте так, как сочтете нужным». Ахмед никогда не упускал случая привести в исполнение смертный приговор.

За пять лет пребывания на посту министра финансов он сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Доверие великого хана Хубилая к нему было так велико, что никто не осмеливался сказать что-либо Ахмеду наперекор. У человека, оклеветанного Ахмедом, не было никаких средств защититься от предъявленного ему обвинения, потому что никто не осмеливался хлопотать за него.

Когда Ахмед узнавал от своих соглядатаев, что у кого-то есть красивая дочка, он посылал к этому человеку своего слугу, и тот говорил отцу девушки: «У тебя красивая дочка. Кому ты намерен ее отдать? Ты поступишь умнее всего, если отдашь ее в жены верховному наместнику Ахмеду, а за это он назначит тебя на три года начальником отдела в денежной палате».

Кто мог устоять против такого предложения?

Господа министры, встречаясь с верховным наместником, дружески улыбались, а народ стонал и роптал под бременем его правления, ибо налоги и всякие другие поборы увеличились в три раза.

Зато сам Ахмед успел за это время скопить несметные богатства, – ведь каждый, кто хотел получить какой-либо пост, должен был дать ему взятку.

Верховный наместник строго глядел на людей, которые, завидев его, бросались на колени прямо на дороге и лежали распростертые в пыли, пока он не проедет со своей свитой.

Четверо слуг на белых конях держали над головой министра балдахин от солнца, следя за тем, чтобы их кони ступали в ногу с конем Ахмеда. Сабли воинов почетного эскорта и серебряные колокольчики позвякивали в такт мерной рыси коней.

– Гонец с соколиным пером привез вам какую-то весть, мой господин. Он ждет вас.

– Откуда он прибыл?

– От Абаки, наместника Чаньчжоу.

– Пусть войдет.

Верховный наместник сидел в серебряном кресле, когда в зал робко вошел Саид и пал ниц перед ним.

– Дай письмо.

Саид подал пакет и почувствовал на себе оценивающий взгляд Ахмеда. Гонец с соколиным пером опустил голову. Возбуждение его было так велико, что он все еще не испытывал усталости. Мысли беспорядочно теснились у него в голове. Он был совершенно подавлен мрачным великолепием огромного зала, в центре которого, словно бог, восседал на троне могущественнейший в стране человек.

Преодолев робость, Саид осмелился взглянуть на него. Ахмед сломал печать и начал читать письмо. Ни один мускул не дрогнул при этом на его холеном лице. Но Саид почему-то перестал испытывать страх. Ему показалось, что счастье вдруг улыбнулось ему.

Он мысленно перенесся в детство. Товарищи по играм часто дразнили его. Он спокойно стоял, притаившись в кустах, и ждал, пока они подойдут поближе. Тогда он хватал палку, к которой была привязана вонючая дохлая крыса, бил ею первого попавшегося по лицу и хохотал вдогонку разбегавшимся в ужасе детям.

Верховный наместник положил письмо на колени. Он подпер подбородок рукой и забарабанил пальцами по верхней губе. По выражению его лица нельзя было сказать, хорошо ли он настроен или дурно. Воцарилось длительное молчание. Саид лежал, распростершись у ног могущественного человека, не смея не только пошевельнуться, но даже думать. Наконец Ахмед сказал:

– Мне нравится твое лицо. Как тебя зовут?

– Саид.

– Ты убийца?

– Нет, господин мой, – прошептал Саид.

Ахмед не обратил никакого внимания на его ответ и сказал, словно обращаясь к самому себе:

– Мне нужны убийцы.

Саид, однако, расслышал эти тихо сказанные слова и удержался от оправдания, хотя оно и готово было сорваться с его губ.

– Расскажи мне, что говорят в стране про Абаку.

– Я скакал день и ночь, – растерянно ответил Саид.

– Ты мне должен рассказать, что говорят про Абаку.

Саид вспомнил о недавней экзекуции и о том, как Абака ударил его ногой по голове.

– Люди любят Абаку, господин мой, – сказал он сдавленным голосом.

Бледное лицо Ахмеда с полузакрытыми глазами внушало теперь Саиду мучительный страх. Чего хотел от него этот ужасный человек?

– Ты врешь, – сказал Ахмед.

Саид молчал.

– Это хорошо, – добавил Ахмед и вдруг грозно повысил голос – Но меня ты не смеешь обманывать!

Саид услышал угрозу и испугался.

– Ты видел чужеземных купцов? – деловито спросил Ахмед.

– Да, господин мой. С ними путешествует великан. Он умеет колдовать… И красивая девочка, рабыня.

Саид растерянно замолчал. Зачем он все это рассказывает? Сейчас верховный наместник позовет телохранителя…

– Ты останешься у меня в услужении, – сказал Ахмед. – А теперь ступай.