Текст книги "К новому берегу"

Автор книги: Вилис Лацис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

8

На собрании присутствовало человек тридцать: коммунисты и комсомольцы Пурвайской волости, несколько работников волисполкома, старший агроном Римша, директор неполной средней школы Жагар и председатель правления мелиоративного товарищества Мурниек.

Собрание происходило в зале заседаний волисполкома, председательствовал Регут, которого прозвали «старым» Регутом, чтобы не смешивать с его сыном Индриком. Протокол писал Жагар. На повестке дня стоял один вопрос: подготовка к работам по осушке Змеиного болота.

Повесив на стену план местности, Айвар ознакомил участников собрания с некоторыми общими соображениями, которые положила в основу работы бригада по исследованию болота.

– Инициатива принадлежит крестьянам Пурвайской волости, и это вполне естественно, потому что как раз их земли больше всего страдают от избытка воды. Поэтому вначале задание было составлено, исходя из интересов пурвайцев и только в объеме нашей волости. Теперь, когда бригаде вполне ясны основные направления отвода излишних вод к бассейну Даугавы, первоначальное задание больше не соответствует нашим требованиям и государственным интересам.

– Вот тебе и раз, уже не соответствует! – воскликнул Мурниек. – Опять начнем мудрить и топтаться на месте, а болото будет по-прежнему затоплять нас. Нам не философия нужна, уважаемый товарищ, а работа.

– Потерпи, Мурниек, дай Лидуму высказаться, – прервал его Регут.

– Да, оно уже не соответствует государственным интересам… – продолжал Айвар. – Змеиное болото частично находится между Пурвайской и Айзпурской волостями. Процесс заболачивания происходит на территории обеих волостей – с этой стороны интенсивнее, чем у айзпурцев. Мы не можем осушить заболоченный массив, осуществляя все работы только на территории одной Пурвайской волости, часть вод надо отвести в озеро Илистое и оттуда по реке – к бассейну Даугавы. Следовательно, мелиоративные работы придется вести на территории обеих волостей, и в этом начинании должно участвовать население и нашей и Айзпурской волости. Я думаю, что будет не трудно убедить айзпурцев, они ведь так же заинтересованы в осушении Змеиного болота, как и мы.

– Это другое дело! – снова воскликнул Мурниек. – А то я подумал, что ваша изыскательская работа не годится и все надо начинать сначала.

– Вся проделанная работа годится, ничего не делалось зря, – сказал Айвар. – Иначе бы в наших руках не было ключа к решению основного задания. Вот где он… – и Айвар указал на плане извилистую линию. – Это русло реки Раудупе. Много десятков лет тому назад все ее воды текли по этому руслу к притоку Даугавы. Тогда и Змеиного болота не было. Существовало только небольшое болотце. Когда на Раудупе построили мельницу и высокую плотину, вода в реке начала накапливаться и постепенно стала проклятьем для всей окрестности. Наша задача состоит в том, чтобы восстановить этот естественный сток – и с болотом будет покончено. По сравнению с первоначальным вариантом длина главного отводного канала сократится наполовину, а стоимость мелиоративных работ значительно уменьшится. Все это будет закончено к осени будущего года. Вот пока и все, что можно доложить о работе исследовательской бригады.

Участники собрания встали и некоторое время рассматривали план осушения местности.

– Гм… – пробормотал Драва. – Нельзя сказать, что ничего не сделано. Лежебоками их не назовешь.

– А мы им почти ничем не помогли, – добавил Финогенов. Драва покраснел и отошел в сторону. Потом он подошел к Айвару и тихо заговорил:

– Ты не дуйся, Лидум, что я в тот раз… ну, знаешь как… Мне некогда было вникать в твои дела, вот и все. Теперь мне все ясно, и если будет нужна помощь, не стесняйся, проси. Все что могу, сделаю.

– Большое спасибо… – сказал Айвар и пожал руку Драве.

После этого выступила Анна. Она говорила о посылке представителей к айзпурцам и вызове их на социалистическое соревнование. Решили послать Мурниека, Айвара и Финогеиова, а условия социалистического соревнования поручили разработать группе товарищей во главе с Анной.

Затем слово взял старший агроном Римша.

– Товарищи, – сказал он, – я думаю, перспективы осушения Змеиного болота сейчас настолько ясны, что можно подумать и о ближайшем будущем – о нашей работе, когда болото будет осушено.

– Снимать шкуру с неубитого медведя! – засмеялся уполномоченный десятидворки, член партии Клуга. – Не рановато ли, товарищ Римша?

– Нет, не рано… – продолжал Римша. – Мы знаем, что через несколько лет в нашем распоряжении будет большой земельный массив – почти восемь квадратных километров. Я не думаю, что его разрежут на мелкие кусочки и отдадут полсотне новохозяев. Это было бы неправильно. Здесь надо будет создать мощное социалистическое хозяйство. Почва этого массива обладает такими качествами, каких нет у окружающих земель, и мы не должны об этом забывать. Это идеальная почва для кок-сагыза. Здесь мы можем добиться таких же урожаев, как на Украине. Но для того чтобы начать внедрять эту еще не известную в Латвии культуру, надо сегодня думать о семенах, о кадрах и об освоении агротехнических навыков. Мы не очень забежим вперед, если организуем специальный агротехнический кружок и если комсомольцы волости, которым, по-моему, нужно взять шефство над этой культурой, заложат несколько небольших опытных участков.

Предложение Римши было принято не ахти как горячо. Часть крестьян и агрономов все еще считала кок-сагыз нежелательной культурой, почти сорняком. Старый Регут и Мурниек стали на сторону скептиков, но остались в меньшинстве. Анна горячо поддержала инициативу Римши и добилась того, что часть коммунистов и все комсомольцы голосовали за предложение старшего агронома МТС. Римше поручили организовать агротехнический кружок, а волостному комсоргу обсудить на комсомольском собрании вопрос об опытных участках. После этого слово предоставили местному агенту министерства заготовок Бокмелдеру – он заявил Регуту, что хочет выступить по важному вопросу.

Бокмелдер лишь недавно приехал в Пурвайскую волость, поэтому многие пурвайцы увидели его впервые. Это был высокого роста коренастый мужчина, с гладко выбритой головой, в сером костюме из домотканого сукна.

– Что у вас за вопрос, товарищ Бокмелдер? – спросил Регут.

Бокмелдер встал, окинул взглядом присутствующих и торжественно откашлялся.

– Вопрос весьма щекотливый, – заговорил он сочным басом. – Пусть меня извинят товарищи, если я ломлюсь в открытую дверь. Возможно, я плохо информирован, поэтому меня смущает одно обстоятельство, на которое, как я вижу, все вы не обращаете внимания. Сегодня мы слушали сообщение товарища Лидума о проекте осушки болота. Это очень большое и важное начинание, весьма нужное государству и каждому из нас. В него придется вложить немало средств и труда. Многое будет зависеть также от того, насколько сознательно, честно и по-государственному бригада исследователей и ее руководи гель товарищ Лидум отнесутся к своим обязанностям при разработке проекта. Это такая работа, исполнители которой должны пользоваться нашим полным доверием, и именно поэтому меня смущает одно обстоятельство, ставшее мне известным лишь недавно. Правда ли, товарищи, что руководитель бригады Лидум – сын богатого кулака Тауриня?

Айвар покраснел, переглянулся с Анной, затем поднялся и хриплым голосом сказал:

– Да, я был приемным сыном Тауриня…

– А если это так, меня интересует другой вопрос: чем этот человек заслужил такое доверие?

Ободряющий взгляд Анны на мгновение остановился на Айваре. Затем она поднялась и, заметно взволнованная, начала говорить:

– Удивление товарища Бокмелдера совершенно естественно, и нет ничего странного в том, что он поднял этот вопрос на нашем собрании. Разрешите мне кое-что разъяснить товарищу; он новый человек в нашей волости, и ему хочется знать всю правду про Лидума.

Кратко, в самых основных чертах, она рассказала собранию историю жизни Айвара. Когда она дошла до описания боев Латышской дивизии в районе Старой Руссы и второго ранения Айвара при штурме немецких позиций на высотке, Бокмелдер замахал рукой и крикнул с места:

– Хватит, хватит! Теперь мне все ясно! Все в порядке!

Он подошел к Айвару и протянул ему руку.

– Извини, товарищ Лидум, что я так спросил. Если бы я знал, никогда не коснулся бы этого старого дела.

– Ваш вопрос меня не обидел, товарищ Бокмелдер… – тихо ответил Айвар. – Вы имели право спросить… Каждый человек имеет право интересоваться моим прошлым.

Многие участники собрания почувствовали себя неловко и старались скорее уйти. Айвар вышел вместе с Анной – она просила немного проводить ее.

Когда они вышли на дорогу, было уже темно.

– Неприятно получилось, – заговорила Анна. – Если бы я знала, что за вопрос у Бокмелдера, я бы попросила его немного задержаться после собрания и все бы ему объяснила. Мне и с другими приходилось говорить о твоем прошлом. Но ты не слишком принимай это к сердцу. Люди все понимают и правильно оценивают тебя. Такие вопросы тебе придется слышать еще не раз, поэтому и головы не вешай.

– Я головы не вешаю, Анна… – ответил Айвар. – И все же неприятно… даже больно, когда бередят старые раны.

– За свою теперешнюю жизнь тебе стыдиться нечего, со временем забудется и старое, – немного помолчав, Анна спросила: – Как ты живешь, Айвар? Часто ли тебе приходится обедать?

Нежной лаской были эти слова для Айвара. Простая забота Анны взволновала его до глубины души: ей было небезразлично, как он живет, как себя чувствует.

– Спасибо, Анныня… – ответил он. – У нас в бригаде хозяйство общее. По очереди варим суп и печем оладьи, а белье стирает жена одного тракториста.

Он расстался с Анной у ворот ее дома. Короткий разговор, каждое сказанное ею в тот вечер слово запечатлелось в памяти Айвара, и он, счастливый, медленно шагал домой. Ночь была теплая. Хотелось подольше побыть на воздухе в одиночестве… и все время думать об Анне, о будущем – без Анны его будущее было немыслимо.

Отойдя с полкилометра от квартиры Анны, он вдруг вспомнил, что забыл рассказать ей о поездке в Ригу и передать привет от отца и Ильзы. «Вернуться? Она может подумать, что я нарочно забыл, чтобы зайти к ней. Лучше я приду завтра вечером… после работы… или когда вернусь из Айзпурской волости, – решил он. – В конце концов так даже лучше: будет предлог встретиться с Анной в ближайшие дни и немного поговорить о личных делах. Если обстоятельства позволят и хватит духа… может, намекну ей как-нибудь о своих чувствах… и, может быть, она…»

Нет, представить себе, что может быть дальше, он не мог.

9

На полпути от волисполкома до МТС, где дорога сворачивала в лес, граничивший с болотом, возле группы молодых сосенок стоял мужчина. Луна светила ему в спину, на дороге было светло, почти как днем, а человек стоял в тени. Безмолвный и неподвижный, он сливался с окружающим; его темный силуэт не выделялся на фоне сосенок.

По дороге, громко разговаривая, шли коммунисты и комсомольцы, возвращающиеся с собрания. Они прошли всего в нескольких шагах мимо стоявшего в тени человека, но ни один не повернул головы в его сторону. Немного погодя на дороге показались двое велосипедистов. Один был Клуга, другой – директор школы Жагар. Маленькие светлые пятна от фонарей, бежавшие впереди велосипедов, бледнели на освещенной луною дороге.

– У Лидума сегодня был довольно горячий денек, – говорил Клуга.

– Но он от этого только выиграл, – отозвался Жагар. – Теперь его авторитет вырастет.

– Так-то оно так, но я не хотел бы быть на его месте, – продолжал Клуга. – Когда Бокмелдер задавал эти вопросы о прошлом Лидума, мне было как-то не по себе.

Жагар что-то ответил ему, но стоящий в зарослях уже не мог расслышать его слов, хотя прислушивался очень внимательно. После этого на дороге довольно долго не появлялась ни одна живая душа. В болоте квакали лягушки, откуда-то издалека донесся неприятный крик филина. Тихо пищали комары. Наконец снова раздался звук шагов. Когда в лунном свете на повороте дороги показалась рослая фигура Айвара Лидума, незнакомец сразу узнал его. Убедившись, что у Айвара нет спутника, он оставил укрытие и бесшумно, как привидение, появился на дороге рядом с парнем.

– Добрый вечер, Тауринь, – окликнул он Айвара.

Айвар вздрогнул и быстро отпрянул. Узнав Пикола, он поздоровался.

– Добрый вечер, Пикол… – сказал Айвар. – Вы меня испугали. Мне и в голову не могло прийти, что здесь меня кто-то ждет.

– К этому вам надо привыкать, – тихо засмеялся Пикол. – Я всегда буду встречать вас, когда вы меньше всего ждете этого. Иначе нельзя – живя в окружении, приходится быть настороже.

– Ко мне это не относится, – заметил Айвар.

– Ко всем относится. И к вам, пока не изменятся обстоятельства, – сказал Пикол.

Луна освещала лицо Айвара, и Пикол наблюдал за ним.

– Пойдем потихоньку, я вас провожу немного… до опушки леса, – продолжал Пикол. – Нам надо поговорить.

Он пропустил Айзара вперед и пошел на расстоянии шага от него.

– Значит, вы были в Риге… – заговорил после небольшой паузы Пикол. – Ну как, не слишком придирались к вашему отчету?

– Настоящего отчета делать не пришлось, – ответил Айвар. – Начальник принял письменный доклад, перелистал его, задал несколько вопросов и этим ограничился. С таким же успехом я мог бы послать этот отчет по почте, но нельзя – считается секретным материалом.

– В следующий раз захватите одну копию для меня.

– Когда?

– Я сказал – в следующий раз. Держите всегда при себе. Когда встретимся, передадите мне. Ведь пиджак у вас с карманами?

– Понимаю, Пикол…

– Итак, сегодня вечером у вас были маленькие неприятности. Начали интересоваться вашим прошлым. Кто бы мог ожидать этого от Бокмелдера – сам такой тюлень, а какое любопытство, какая бдительность!

– Откуда вы это знаете? – Айвар с изумлением посмотрел на Пикола, тот таинственно усмехнулся.

– Как видите, знаю, Тауринь. У меня повсюду уши и глаза. Все знаю, что мне нужно. Прошу это запомнить.

– Вот это здорово, – Айвар силился улыбнуться. – Не скроешь ничего от вас.

– Так и должно быть, – сказал Пикол. – Только тогда можно успешно бороться.

«Кто бы это мог быть? – пытался отгадать Айвар. – На собрании были только активисты волости, давно известные и проверенные люди. По-видимому, у Пикола имеется среди них агент. Но может, он узнал как-нибудь иначе? Говорят, что и стены имеют уши… Может, Пикол сам подсматривал, ведь ставни не были закрыты?»

Когда Айвар еще раз посмотрел на своего спутника, он заметил, как при лунном свете что-то блеснуло в его правой руке. Это был ствол небольшого револьвера. Айвар отвел взгляд и сделал вид, что ничего не заметил. «Продувная бестия… – подумал Айвар. – Не доверяет, в любой момент готов перегрызть горло. Взять голыми руками будет трудно».

– Я написал ответ… отцу… – заговорил он.

– Вот хорошо, давайте сюда, – сказал Пикол. – Через несколько дней ему доставят.

Айвар достал из кармана незапечатанный конверт и протянул Пиколу. Засунув правую руку с револьвером в боковой карман, Пикол взял конверт левой и, повернув к свету, внимательно осмотрел.

– Хорошо, что не написали имя, – сказал он. – Пришлось бы менять конверт. Умно сделали, что не заклеили, мы все равно распечатали бы. Письма, содержание которых нам неизвестно, наша почта адресатам не передает, – и он снова тихо засмеялся. – Видать, вы находчивый парень. Недаром, Тауринь, вами так интересуется руководство.

– Вы думаете, что из меня выйдет что-нибудь дельное? – весело, в тон Пиколу, спросил Айвар.

– Почему не выйти, если есть желание и определенные способности… – отозвался Пикол. – Мы, со своей стороны, поможем освоить все необходимое.

Спрятав письмо в карман, Пикол замер и на минуту весь превратился в слух – его что-то встревожило. Айвару тоже показалось, что за их спиной в лесу раздался звук шагов. Но сейчас все было тихо, только лягушки на болоте продолжали концерт да изредка слышались одинокие голоса ночных птиц.

Пикол повернулся к Айвару. Его лицо стало серьезным, взгляд назойливо впивался в глаза.

– Ну, вы обо всем подумали, Тауринь? Нам нужна ясность. Согласны вы начать работу и получить первое задание?

– Я готов, Пикол… – ответил Айвар, спокойно выдержав его взгляд. – Надеюсь, что невозможного вы не потребуете.

– Нет, пока ничего трудного не предстоит, – ответил Пикол. – Поймите, мы хотим вас как можно дольше сохранить для работы в легальных условиях. На вас не должно пасть ни малейшего подозрения, тем более что местные коммунисты не вполне вам доверяют, – вспомните только выступление Бокмелдера.

«Ни черта ты не знаешь, – подумал про себя Айвар. – Здешние коммунисты мне доверяют, даже Бокмелдер. Ясно, что тебе неизвестно, как кончилось сегодняшнее собрание. Значит, свою информацию ты получил не от участника собрания, а схватил как-то иначе».

У него будто камень свалился с сердца! Все-таки пурвайские активисты здесь ни при чем!

– Во-первых, вы должны передать мне копии ваших отчетов, – продолжал Пикол. – Будете регулярно информировать обо всех ваших наблюдениях и обо всем слышанном. Регистрируйте каждый отрицательный факт, о котором вам станет известно. Попытайтесь выяснить, кто из местных жителей слушает радиопередачи «Би-Би-Си» и «Голос Америки» и как они реагируют на это, – кое-кто из них может нам пригодиться. Составьте список семейств, близкие родственники которых подвергались со стороны Советской власти репрессиям: национализации, обложению кулацким налогом, суду. Это наш резерв, и мы не можем не пользоваться им. Выясните, по каким числам и в какой сумме привозят заработную плату: нам эти деньги очень пригодятся, мы не можем ждать, чтобы все средства давали из-за границы. Разведайте, как охраняется машинный парк и механическая мастерская, местный молочный завод, магазин потребительской кооперации, склад зерна – одним словом, все общественное и государственное имущество. Мы хотим знать, как организована противопожарная охрана, расписание дежурств взвода истребителей и как они вооружены. Пока все. Действуйте осторожно, незаметно и слишком не торопитесь. Никто не должен заметить, что вы – человек любопытный. А теперь расстанемся. Некоторое время вы мне не понадобитесь, однако будьте готовы, что я вас опять где-нибудь встречу, и держите при себе все собранные материалы – пока вы это можете делать без риска. Позже придется действовать иначе, но об этом я расскажу в другой раз. До свидания, Тауринь.

– До свидания, Пикол.

Пикол немедленно скрылся в лесу, Айвар отправился домой, обдумывая, как известить работников государственной безопасности о своей встрече с врагом и полученных от него заданиях.

Когда впереди показалась темная группа строений Сурумов, Айвара нагнал Жан Пацеплис. После собрания он провожал к Народному дому библиотекаршу и комсорга Гайду Римшу и немного задержался. Мысли Жана вертелись вокруг Гайды: в последнее время он довольно часто думал о ней, она ему нравилась больше всех девушек.

Жан скоро свернул к усадьбе Сурумы, вежливо попрощавшись с Айваром. Айвар не прочь был побеседовать с братом Анны, но побоялся показаться назойливым, поэтому не стал удерживать Жана и не спеша продолжал путь к Ургам. В загоне тихо заржала лошадь. Пролетела летучая мышь, почти коснувшись лица Айвара. Ночной ветерок принес с болота запах гнили.

Глава четвертая

1

В середине июля исполнился год с того дня, как Анна Пацеплис стала парторгом Пурвайской волости. Время пролетело незаметно, как один непрерывный рабочий день; со сменой времен года менялись задачи, но никогда не случалось так, чтобы не приходилось делать что-то важное и неотложное; вечно ненасытная жизнь диктовала свои требования, нуждалась в вечно новом содержании, которое давал человек своей беспрестанной работой и бурным устремлением навстречу завтрашнему дню. Пурвайская волость со своими несколькими тысячами жителей походила на маленький мирок, в жизни которого повторялось почти все то, что в больших масштабах происходило в огромном Советском государстве: отмирало и гибло старое, рождалось новое, и вместе с народом рос, изменялся каждый отдельный человек.

Год не такой большой промежуток времени, но когда Анна оглядывалась на пройденный путь, ее поражали объем и разнообразие проделанного и начатого. Теперь из общей массы населения выделилась небольшая горсточка врагов, которые еще жили воспоминаниями о вчерашних привилегиях, мечтали о возвращении былого благополучия и всячески старались мешать победному шествию новой жизни. Но большинство народа с самого начала восприняло Советскую власть как свою родную власть, и никакие нашептывания, никакие слухи и запугивания не могли поколебать это большинство. Свободное от сомнений, оно смело и вдохновенно прокладывало дорогу к будущему сквозь обломки старого. Много еще было этого лома, похожего на ржавый металл, оставшийся на полях великих сражений. В один день все это нельзя было убрать и переплавить, но с каждым днем мир все больше и больше очищался от него.

Ничто не рождалось само собою, все создавалось упорным трудом. Кому-то надо было разбудить дремлющие в недрах народа силы. Эту роль взяла на себя коммунистическая партия. И в утро новой жизни мощным колоколом звенел ее призывный голос, поднимались миллионы и, воспрянув от векового сна, начинали жить.

Волей партии на Анну была возложена почетная обязанность глашатая борьбы и строителя новой жизни в родной волости. Робко, неуверенно делала она первые шаги, но одинокой себя не чувствовала. Сейчас рядом с Анной стоял сильный, хорошо спаянный актив. С улыбкой вспоминала она сегодня первые попытки привлечь к общественной работе лучших людей волости и как исподволь подходила она к этим людям; как сдержанно некоторые из них принимали ее приглашения, отделываясь неопределенными обещаниями; как настойчиво она пыталась разгадать стремления каждого человека, учесть его желания, интересы; как, наконец, ей удавалось заинтересовать его новыми задачами и он становился убежденным строителем новой жизни.

Несколько позже Анна перешла к другим методам работы. Она созвала различные собрания. На первом собрании встретилась с волостной интеллигенцией: учителями, агрономами, врачами, служащими учреждений. Анна внимательно прислушивалась к тому, что говорили собравшиеся, отметила бытовые и производственные нужды и предложения. Она рассказала собранию о роли интеллигенции и задачах в строительстве новой, советской жизни и скоро нашла общий язык с большинством этих людей. После собрания большая часть интеллигенции включилась в общественную жизнь, стала работать в постоянных комиссиях, участвовать в различных культурных начинаниях. Это было первым достижением Анны.

Через неделю Анна созвала молодежь. На этом собрании пришлось говорить другим языком: у молодежи были свои интересы. Этим парням и девушкам надо было рассказать о новом содержании жизни и показать это новое так, чтобы оно не представлялось им сухим и серым. Период фашистской оккупации оставил следы в сознании молодого поколения пурвайцев, и этого нельзя было изжить простым приказом сверху. Анна и не надеялась, что сразу после собрания вся молодежь вступит в комсомол и станет активно участвовать в общественной жизни. Но когда в волости вскоре после собрания организовался драматический кружок, хор, хореографический коллектив и физкультурная группа, Анна была довольна. Хореографическим кружком ведала библиотекарша Народного дома, дочь старшего агронома МТС – Гайда Римша, которую вскоре избрали комсоргом волости. Руководить хором взялся директор неполной средней школы Жагар – старый, опытный хормейстер, а драматическим кружком – участковый врач Зултер. Агроном Римша помог организовать кружок мичуринцев и маленькую лабораторию, где молодежь волости и некоторые крестьяне пополняли агрономические знания. За год пурвайская комсомольская организация утроилась.

На третьем собрании Анна встретилась с женщинами. Собралась самая разнородная и в то же время самая благодарная аудитория. Пурвайские женщины, отупевшие от тяжелого труда, вековых предрассудков и религиозного дурмана, жили, как и в любом провинциальном углу Латвии, серой, заполненной мелочами жизнью. Pix интересы не выходили за пределы семьи. Запуганные, робкие, они с недоверием слушали смелые призывы Анны; возможно, многие в душе и соглашались с ней, но не осмеливались откликнуться: а что скажет муж, соседи, пастор? Каждая боялась первой сделать решительный шаг. Анне надо было найти среди этой массы более смелых, предприимчивых, энергичных женщин. Ей помогла жена директора школы Жагара, очень уважаемая жителями волости. Когда она сразу после Анны взяла слово и начала говорить о том, какую огромную роль играет женщина во всех областях жизни Советского государства и каким образом хозяйки могут принять участие в различных начинаниях волости, аудитория зашевелилась: посыпались вопросы и завязался оживленный разговор. В результате около двадцати женщин стали работать в постоянных комиссиях, две – уполномоченными десятидворок, и в дальнейшем более половины участников народных собраний всегда составляли женщины!

Нельзя сказать, что и мужчины остались сторонними наблюдателями. Некоторые иронизировали, некоторые сердито ворчали на такое «баловство» жен, но большинство довольно скоро примирилось. Только новохозяин Липстынь проявил характер и категорически запретил жене участвовать в общественной жизни.

– Сиди дома и нянчи детей, если нет других дел, а бегать на всякие там комиссии нечего! – сказал он ей. – Тоже нашлась ораторша. Уж мы, мужчины, как-нибудь обойдемся в государственных делах без вашей помощи. До сих пор обходились и дальше не пропадем.

Анна, узнав об этом, однажды вечером пришла к Липстыню.

– В каком государстве вы живете, товарищ Липстынь? – спросила она.

– Как в каком? – удивился Липстынь, еще довольно молодой мужчина. – Где, как не в Советском Союзе.

– Ходят слухи, что вы хотите ввести в нашей волости новую конституцию, – продолжала Анна. – Советская конституция вам не подходит.

– Конституция есть конституция, и я по ней живу, так же как вы и все прочие.

– А в своей семье стараетесь поддерживать такой порядок, как у турок. Жена да убоится мужа, не так ли?

– Вы не смешивайте семейные дела с государственными! – сердито крикнул Липстынь. – Никто вам таких прав не давал.

– В Советском государстве мужчины и женщины пользуются равными правами. Ваша жена – полноправная гражданка, а не рабыня. Почему вы запрещаете ей участвовать в общественной жизни?

– Еще раз повторяю вам: не вмешивайтесь в мои семейные дела. Это мое личное дело. Я беспартийный, поэтому особенно-то мною не командуйте.

– Ну, а если ваша жена через некоторое время вступит в партию? Может, вы и это ей запретите?

– Это мы еще посмотрим… – проворчал Липстынь. – У вас совета я не спрошу. Достаточно пожили и сами знаем, что нам на пользу.

– Тогда не забудьте: вашего согласия в этом деле тоже никто не спросит.

Анна стыдила, убеждала Липстыня до тех пор, пока его не бросило в жар. Покрасневший, сердитый, он слушал парторга. Временами, когда жена тоже добавляла какую-нибудь колкость, его так и передергивало. Наконец у него вырвалось откровенное признание:

– На что же это будет похоже, если жена начнет работать в разных там комиссиях, а муж нигде? Все будут знать жену, а муж будет каким-то приложением. Прозовут мужем Липстыниене. Разве это порядок?

– Ах, вот в чем дело! – засмеялась Анна. – Да кто же вам мешает работать в комиссиях? Милости просим, хоть завтра начинайте. Общественники нам всегда нужны. Ведь это приветствовать надо, что вы не хотите отставать от жены.

Недоразумение ликвидировалось быстро и успешно: волостной актив приобрел еще одного нового члена, и он оказался отнюдь не малоценным.